Текст книги "Жестокий Лорд (ЛП)"
Автор книги: Айви Торн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)
Я долго смотрю на неё. Я знаю, что не должен больше ничего говорить. Я не должен открываться перед ней больше, чем уже открыл. Подпускать Афину к себе – плохая идея. В конце концов, я позволил себе быть уязвимым с одной девушкой. Однажды. Позволил себе представить будущее с ней. Даже представил, как мы с ней сбежим от всего этого, сбежим и будем жить той жизнью, которую мы планировали вместе.
И посмотрите, к чему это привело. С разбитым сердцем и горечью, и моя жизнь ни на йоту не стала лучше или больше похожа на то, какой я хотел бы её видеть, чем была раньше.
Но что-то в печальном, открытом лице Афины заставляет меня захотеть поделиться с ней, хотя я знаю, что это глупо. Сегодня она прошла через ад, и я знаю, что она ищет у меня утешения. Я хочу помочь ей, хотя и знаю, как это чертовски глупо.
– Я бы открыл мастерскую по реставрации классических автомобилей и мотоциклов, – говорю я наконец. – Владеть ими и управлять ими дорого, и это денежная яма, на самом деле, на этом не заработаешь. Вот почему их так мало. Но у меня, блядь, куча денег, даже если мой отец, блядь, отречётся от меня, у меня есть трастовый фонд от моей матери, который он не может забрать, который она оставила мне после своей смерти.
Глаза Афины расширяются, и я стискиваю зубы. Блядь. Почему я это сказал? Я никому не рассказывал о смерти своей мамы после Натали. И теперь Афина смотрит на меня своими мягкими, печальными глазами, и это выражение в них я ненавижу больше всего на свете.
Жалость.
– Ешь свою еду, – рявкаю я резче, чем обычно. – Потом мы поедем кататься, проветрим головы. Просто не рассказывай никому в доме ни о чем из этого, ладно? Если они спросят, ты убежала очень далеко и спряталась, и мне потребовалась чёртова вечность, чтобы найти тебя.
Афина кивает.
– Хорошо, – шепчет она. Больше она ничего не говорит, за что я ей благодарен.
Между Афиной и Натали, моей бывшей, слишком много общего, думаю я, пока мы доедаем и возвращаемся к моему мотоциклу. Натали тоже была темноволосой и темноглазой, стройной, но не как палка, красивой в той немного резкой манере, которая присуща и Афине. Она была жёсткой, как Афина.
Мне нравится Афина, потому что она напоминает мне Нэт? Или потому, что у меня просто есть свой типаж?
Я не хочу на этом зацикливаться. В то время я был настоящим бунтарём, решившим отвергнуть всё, что планировал для меня мой отец. После Натали я отказался от всего этого. Я решил жить так, как было запланировано. Я просто хотел убедиться, что все знают, что я действительно расстроен из-за этого. Я бы сделал, как мне сказали, но всё время был бы угрюм.
Теперь Афина заставляет меня снова чувствовать то, чего я не испытывал долгое время. И я не хочу позволять себе идти на это. Не сейчас. Не с ней.
Наверное, никогда и ни с кем.
Но я всё равно хочу её.
Она ощущается чертовски здорово, прижавшись к моей спине и обхватив меня руками за талию, её черные волосы развеваются вокруг нас обоих, когда я ускоряюсь. Сейчас, когда я выезжаю на шоссе, мы едем быстро, девяносто, сто миль в час, и большинство девушек закричали бы мне в ухо, чтобы я притормозил, разозлился, может быть, заплакали бы.
Афина – нет. Она просто крепче прижимается ко мне, и я слышу её вздох, когда мы мчимся по шоссе в ночь, а холодный ветер обдувает моё лицо. Я понимаю, что она бесстрашна, но это не должно удивлять, правда. Она уже доказала это. Возможно, сегодня вечером она выбежала из дома в слезах, но не раньше, чем всё закончилось. Она приняла всё, что они дали, и вынесла это, и это одновременно заставляет меня гордиться ею и желать убить Кейда и Дина.
Она заслуживает лучшего, чем это.
Я довожу её до знакомого мне утёса, где раскинулось широкое поле, заросшее травой, и много звёзд, так далеко от дома, как только могу, не покидая пределов Блэкмура. Технически, мы не должны покидать город до окончания учёбы, и слишком рискованно придерживаться этого правила. Но мы уже далеко за городом, где искусственное освещение не мешает нам видеть небо, и я помогаю Афине слезть с мотоцикла, когда останавливаюсь и выключаю фары. Я слышу, как она тихо стонет, когда её повреждённые ступни касаются прохладной густой травы, и этот звук посылает волну возбуждения прямо к моему члену.
Я не должен был хотеть её так сильно, как сейчас. Самое смешное во всем этом то, что если бы я попытался лишить её девственности, то, вероятно, смог бы. Она собирается бороться с Кейдом и Дином до победного конца, черт возьми, кому-то из них, возможно, придётся нарушить правила и принудить её, чтобы один из них сдался. Они могут так и поступит, предупреждает меня тихий голос в моей голове, и я стискиваю зубы от этой мысли, мгновенно приходя в ярость. Мысль о том, что кто-то из них навязывает это Афине, приводит меня в ещё большую ярость, чем сегодняшнее дерьмо.
Всё, что для этого потребуется, – это продолжать быть с ней немного любезным, смягчая жестокость Кейда и Дина, и я готов поспорить, что к концу года она уступит мне. Всего лишь немного внимания – вот и всё, что, вероятно, потребуется. И эта мысль так чертовски соблазнительна. Я давно так не хотел девушку. После Натали секс стал для меня просто разрядкой, развлечением. Но с Афиной было бы здорово.
Именно поэтому я не могу этого сделать. И в любом случае, грёбаная Афина означает принятие ответственности за город. До конца своей жизни я был бы привязан к этому грёбаному месту. Я имею в виду, что это не значит, что я в любом случае не готов, но, по крайней мере, при нынешнем положении вещей я могу просто наполовину поддержать Дина или Кейда, как только они выиграют. И, может быть, я смогу присмотреть за Афиной, чтобы убедиться, что тот, кто её выиграет, не обращался с ней слишком плохо.
Я не гожусь для управления этим местом. И, честно говоря, я этого не хочу.
– Это прекрасно, – тихо выдыхает Афина, когда я веду её к зарослям густой травы.
– Давай, присаживайся. Мы просто отдохнём немного. Немного забудемся.
– Ты приходишь сюда для этого? – Она с любопытством смотрит на меня. – Часто, я имею в виду?
– Иногда. Когда пребывание в поместье, или в доме, или в доме моей семьи становится невыносимым. – Я пожимаю плечами. – Долгая поездка на мотоцикле может многое исправить. Ветер в волосах, бесконечная дорога перед тобой, небо над головой. Чувствуешь себя свободным. Как будто всё остальное может исчезнуть на некоторое время. Если ты позволишь.
– Мой папа часто так говорил, – шепчет Афина. Она садится рядом со мной на траву и подтягивает колени к подбородку, обхватывая их руками. – Когда я была маленькой, он часто брал меня покататься на байке.
После этого она замолкает, и я не знаю, что сказать. На самом деле, я должен был бы это сделать, я потерял двух самых важных людей в своей жизни, и одной из них была моя мать. Но я также знаю, как и почему умер отец Афины.
Он был крысой. Он предал своих братьев, свой клуб, свою семью, всё, что должно было иметь для него значение. Я не знаю, что Афина думает по этому поводу. И я знаю, что расспросы будут означать, что мы гораздо ближе, чем я могу себе позволить.
– Я скучаю по нему, – тихо говорит она. – Я скучаю по дому. – И затем, словно не в силах больше сдерживаться, она начинает плакать.
Она не плачет, как многие девушки, которых я знал. Не слышно ни стонов, ни всхлипываний, похожих на икоту. Она сильно прикусывает нижнюю губу, прерывисто дыша, а слёзы быстро и густо текут по её лицу. Прежде чем я осознаю, что делаю, мои руки обхватывают её, и внезапно она плачет в моих объятиях, уткнувшись лицом мне в грудь, и моя рубашка намокает.
Что ты делаешь? Мой разум кричит на меня, и я знаю, что это плохая идея. Я знаю, что позволяю Афине думать, что она может доверять мне и положиться на меня, хотя на самом деле это последнее, что ей следует делать. Но что-то во мне просто не позволяет мне позволить ей сидеть тут и плакать, когда её некому утешить.
Такое чувство, что она плачет очень долго. Я уже собираюсь высвободиться и сказать ей, чтобы она взяла себя в руки, что уже слишком поздно и нам нужно идти домой, как вдруг она отрывает лицо от моей рубашки и смотрит на меня снизу вверх.
У меня перехватывает дыхание, когда её глаза встречаются с моими. Они тёмные, а белки покраснели от слез, её лицо заплаканное и раскрасневшееся, во всяком случае, то, что я могу разглядеть в лунном свете. Я вижу следы зубов на её нижней губе, там, где она прикусила её, и внезапно всё, чего я хочу, – это взять в рот эту пухлую губку, прижать её к своей груди и позволить своим рукам пробежаться по всему её телу.
– Джексон? – Шепчет Афина, и в этот момент я теряю всякое самообладание.
Я забываю обо всех причинах, по которым мне не следует ничего делать с ней, о том, почему я остаюсь в стороне от этой игры, о том, почему я не должен мучить себя, играя с тем, чего у меня не может быть. Мой член в джинсах твёрд как камень, Афина нежна в моих объятиях, и мне нужно знать, каково это – целовать её.
И вот моя рука зарывается в её спутанные ветром волосы, и прежде, чем она успевает остановить меня или я сам останавливаюсь, я притягиваю её губы к своим.
Я чувствую, что на долю секунды она колеблется. Это её первый поцелуй? Я задаюсь вопросом, а затем, когда она внезапно пытается поцеловать меня в ответ, я понимаю, что так и есть. Её губы неуклюже прижимаются к моим, руки неуверенно опускаются мне на талию, но почему-то это лучше, чем любой другой поцелуй, который у меня когда-либо был. Я так устал от девушек, которые просто хотят трахнуть меня, потому что я Кинг, которые просто хотят получить доступ к миру, частью которого я являюсь. Я смутно понимаю, что одна из причин, по которой я хочу заполучить Афину, заключается именно в том, что она больше всего на свете хочет быть как можно дальше от всего этого.
Прямо как я.
Я чувствую, как внутри неё бушует война, когда она немного сопротивляется в моих объятиях, и я понимаю, что какая-то часть её тоже хочет меня. Она просто чувствует, что не должна этого делать. Она знает, что не должна принимать в этом участия, но её тянет ко мне, так же, как и меня к ней.
И тут она сдаётся.
Раздаётся тихий стон, когда она внезапно наклоняется ко мне, её руки поднимаются к моему лицу, поглаживая лёгкую щетину на нём, и я полностью сажаю её к себе на колени. Она ахает, когда чувствует, как мой член прижимается к её заднице, твёрдый и жаждущий её. Она стонет для меня, её губы приоткрываются, и я не могу удержаться, чтобы не воспользоваться этим в полной мере.
Я знаю, в каком-то смысле это неправильно. Она уязвима, цепляется за меня, потому что я единственный, кто проявил к ней хоть немного доброты с тех пор, как она появилась в нашем доме. И все же я говорю себе, что всё не так уж плохо, что другие справлялись гораздо хуже, и, по крайней мере, со мной она получит удовольствие. По крайней мере, со мной ей это нравится.
– Джексон. – Она шепчет моё имя, прижимаясь ко мне, её груди прижимаются к моей груди, и я знаю, что не могу пытаться трахнуть её. Я не могу себе представить, что произошло бы, если бы я вернулся домой и попытался сказать Кейду и Дину, что я победил, и я не хочу иметь ничего общего с этими последствиями, или с самим городом... или с чем-либо ещё.
Но, черт возьми, я хочу Афину, и есть так много других вещей, которые мы можем сделать.
Она такая вкусная. Её рот тёплый и сладкий, она тихонько всхлипывает, когда я провожу по нему руками, возбуждая всё сильнее и сильнее, и я хватаю её за бёдра, сильнее прижимаю её к своему члену, чтобы я мог тереться о неё, постанывая от удовольствия.
– Кто-нибудь из парней заставлял тебя кончать? Спрашиваю я у её губ, поднимая руку, чтобы провести по её спутанным черным волосам. – Я не имею в виду сегодняшний вечер. Я имею в виду, для твоего удовольствия, когда тебе это действительно нравится.
Афина качает головой, слегка отстраняясь, и я вижу румянец, который заливает её щёки даже в лунном свете.
– Нет, – шепчет она. – Нет, они... я не думаю, что их волнует, нравится мне это или нет. Думаю, Кейду это понравится больше, чем мне.
Вероятно, она не ошибается. Мой член пульсирует при мысли обо всём, что я, вероятно, мог бы заставить её сделать со мной, обо всем, что она была бы готова сделать, только потому что я бы вернул то, что взял.
– Что ж, – бормочу я, поднимая руку и обхватывая ладонями её щёку. Я провожу большим пальцем по её нижней губе, и когда её губы на мгновение обхватывают его кончик, я издаю стон от того, как сильно пульсирует мой член в джинсах. – Мне не всё равно. И если ты доставишь мне удовольствие, Афина, я доставлю удовольствие тебе. Как насчёт этого? Кейду и Дину, может, и наплевать на удовольствие девушки, но мне-то не наплевать. Я хочу полакомиться твоей сладкой киской, но тебе придётся пососать мой член после того, как я дам тебе кончить. Как насчёт такого?
Афина резко втягивает воздух.
– Я... – она заколебалась. – Я никогда не делала минет. Дин кончил мне в рот. Но я этого не делала... Возможно, у меня это плохо получается.
Дерьмо. Я хочу, чтобы она отсосала мне просто ради удовольствия, но я понимаю, что в некотором смысле спасаю её. Дин был бы не в восторге, если бы она не сделала ему потрясающий минет, но Кейд превратил бы её жизнь в ад.
– Как насчёт того, чтобы немного потренироваться со мной? – Мягко предлагаю я. – Я не буду злиться, если это не будет идеально. Я просто хочу почувствовать твой рот на своём члене.
Афина ёрзает у меня на коленях, и я могу сказать, что, несмотря на то, как она нервничает и всё, что произошло сегодня вечером, она тоже возбуждена.
– Хорошо, – шепчет она.
Я крепче сжимаю её волосы, притягивая её губы к своим.
– Скажи, что хочешь, чтобы я полизал твою киску, – шепчу я, касаясь её пухлых губ. – Мне нравится, когда девушки умоляют меня полизать их.
Я вижу, что Афина колеблется секунду. Я невольно приподнимаю бедра, прижимаясь своей тяжёлой эрекцией к её заднице, и она хнычет.
– Да, – стонет она, извиваясь ещё сильнее. – Я хочу, чтобы ты полизал мою киску, Джексон. Я хочу, чтобы ты доставил мне удовольствие. Пожалуйста...
О, чёрт. Я не могу вспомнить, когда в последний раз был так возбуждён. В мгновение ока она лежит на спине в траве, и я снимаю с себя куртку, расстилая её под ней, чтобы ей было на что лечь, кроме земли.
– Тебе это понравится, – обещаю я ей, наклоняясь к ней и накрывая её рот своим. – Но ты должна расслабиться. Позволь себе насладиться этим.
Она прикусывает нижнюю губу и кивает.
– Хорошо, – шепчет она. – Я постараюсь.
Блядь. Сегодня вечером я получаю так много её первых разов, и я делаю это не для того, чтобы отомстить Кейду и Дину, но какая-то часть меня получает определенное удовольствие от осознания этого. Я был её первым поцелуем сегодня вечером, и я буду первым мужчиной, который вылижет её киску и заставит её кончить, первым членом, который она отсосёт. И она делает всё это охотно, даже просит об этом. Пошли они... Пошли на хуй за то, что обращались с ней как с грязью. И пошли они на хуй за то, что думали, что я хуже их.
Афина не считает меня хуже. На самом деле, она думает наоборот. И я знаю, что мне не следует ничего из этого делать, потому что я рою себе глубокую яму с этой девушкой, которая засосёт меня и погубит, если я не буду осторожен. Но я слишком чертовски возбуждён, чтобы остановиться сейчас. Я чертовски сильно хочу её.
Она двигает бёдрами, когда я стягиваю с неё джинсы, и я резко вдыхаю, когда понимаю, что на ней нет трусиков. Конечно, нет, те ублюдки в доме заткнули ей рот её же трусиками. Я провожу руками по её бёдрам, осторожно раздвигая её ноги, и когда провожу пальцем по её складочкам, она вздрагивает, постанывая от моего прикосновения.
Она такая чертовски влажная. Мой палец скользит прямо между её складок, мгновенно покрываясь её возбуждением. Когда я провожу кончиком пальца вверх, чтобы надавить на её клитор, она снова ахает и извивается под моими прикосновениями, когда я начинаю поглаживать её.
Я медленно разогреваю её, поглаживая пальцами её клитор медленными круговыми движениями, чувствуя, как она становится ещё более влажной, когда она прижимает ладони к траве, тяжело дыша, выгибая спину, когда я подвожу её ближе к краю. А потом, когда я больше не могу ждать и думаю, что она тоже не может, я придвигаюсь ближе, раздвигаю её пальцами и впервые касаюсь языком.
Она вскрикивает, когда я лижу её, проводя языком от входа к клитору долгим, медленным движением.
– Боже мой, Джексон, – выдыхает она, запуская руку мне в волосы. – Боже мой. Я не знала...
– Приятно, не так ли? – Мои слова отдаются эхом в её ушах, и она кивает, задыхаясь, когда я снова облизываю её. Какое-то время я двигаюсь медленно и, когда начинаю ускорять темп, водя языком по её клитору, понимаю, что парни, оставшиеся дома, чертовски скучают. Они даже не имеют ни малейшего представления, насколько сильно.
Потому что Афина, когда она возбуждена, когда она этого хочет, просто невероятна. Она позволяет себе расслабиться, запустив руку в мои волосы, её бедра приподнимаются, когда я всё быстрее облизываю её клитор, а когда беру в рот твёрдый бугорок плоти, она почти кричит. Она вот-вот кончит, я чувствую это, и я облизываю её быстрее, описывая языком плотные круги вокруг этого пульсирующего бутона, пока она не начинает дышать так часто, что я почти боюсь, как бы у неё не перехватило дыхание.
– Я кончаю, боже мой, Джексон, – она почти кричит это, её задница отрывается от моей куртки, когда она жёстко кончает мне на язык, прижимается к моему лицу и запускает руку в мои волосы. Её соки стекают по моему языку, и она такая чертовски сладкая на вкус. Всё это так чертовски хорошо – её киска, её стоны и крик, когда она снова выкрикивает моё имя, и я должен заставить её кончить снова, хотя мой член чертовски пульсирует и болит. Никогда в жизни мне так сильно не хотелось разрядиться.
Но вместо этого я засовываю в неё два пальца, пока она ещё не закончила кончать, чувствуя, как её киска сжимает их так, что мне почти отчаянно хочется трахнуть её. Она такая тугая, такая чертовски влажная. Я громко стону, чувствуя, как вибрация пробегает по её влажной киске и пульсирующему клитору, пока я продолжаю лизать, засовывая в неё пальцы. Я сжимаю их внутри неё, чтобы найти точку G, засовываю и облизываю, пока не слышу, как она внезапно вскрикивает, её голос почти срывается на визг.
– Я снова кончаю, о боже, Джексон, я не могу, о боже мой...
Её тело изгибается на земле, извиваясь, когда я чувствую, как её киска сильно сжимается вокруг моих пальцев, свежая волна её соков покрывает мои пальцы и наполняет рот. Я не хочу прекращать лизать её никогда. Я хочу брать её киску в рот каждый гребаный день, и внезапно я начинаю ненавидеть Кейда и Дина с такой яростью, какой никогда раньше не испытывал, потому что Афина – это всё, чего я, блядь, хотел со времён Натали.
Я отстраняюсь, тяжело дыша, мои пальцы всё ещё погружены в неё, соки её киски стекают по моему подбородку. Волосы Афины растрепались вокруг её лица, шея и грудь раскраснелись, и я чувствую, как она всё ещё трепещут под моими пальцами. Мой член вот-вот вылезет из штанов, и я знаю, что если бы я захотел, то прямо сейчас мог бы трахнуть её. Я мог бы вонзиться в эту сладкую девственную киску, и она бы меня не остановила. Она зашла слишком далеко, слишком возбуждена, и я мог бы подтолкнуть её к этому решению.
Такому, которое погубило бы нас обоих.
– Ты обещала отсосать у меня, – вместо этого говорю я. Мне требуется вся моя сила воли, чтобы вытащить из неё пальцы, потому что на ощупь она такая мягкая, горячая и приятная, сжимается вокруг меня так крепко, и, боже, я так сильно хочу её трахнуть.
– Хорошо, – шепчет Афина, всё ещё тяжело дыша. – Теперь ты ляжешь?
Я не могу удержаться от улыбки, услышав это.
– Да, – говорю я наконец, и она отдаёт куртку, натягивая джинсы. Я чувствую вспышку сожаления, когда она натягивает их на бёдра, и её киска исчезает из виду, когда она быстро застёгивает их. Я упустил свой шанс трахнуть её, но мой член пульсирует, напоминая мне, что я всё равно кончу. Даже если кончу у неё во рту.
Это единственное, что я могу сделать. Я не могу лишить её девственности. Я просто не могу.
Я откидываюсь на траву, наблюдая, как Афина, покусывая нижнюю губу, подходит и садится рядом со мной. Она с трудом сглатывает, и у меня на языке вертится мысль отпустить её, просто сказать, что мы сейчас поедем домой. Но, во-первых, я знаю, что на самом деле она не хочет возвращаться. А во-вторых, я чертовски возбуждён. Мой член такой твёрдый, что это чертовски больно.
Афина откидывает волосы с лица и тянется к моему ремню. У неё слишком невинный вид, когда она расстёгивает его, всё ещё нервно прикусывая нижнюю губу, когда она медленно расстёгивает молнию на мне. Мой член пульсирует, когда её рука касается его, и я борюсь с опасным напряжением, которое чувствую в своих яйцах. Я хочу, чтобы это продолжалось, по крайней мере, немного.
В ту секунду, когда она расстёгивает мои джинсы, мой член выскакивает наружу, толстый и твёрдый, с которого уже капает сперма. И тут Афина разглядывает его как следует и ахает.
– Ты чертовски огромный, – шепчет она. – И… о, боже мой.
О, черт. Я забыл предупредить её об этом.
– У тебя пирсинг. – Она протягивает руку, чтобы коснуться кончика моего члена в том месте, где проколота головка, и я вздрагиваю, мой член приподнимается в её руке. – Приятно? Я имею в виду, для девушек?
Я хочу сказать, ты могла бы узнать. Вместо этого я просто киваю.
– Так мне говорили, – хрипло отвечаю я.
Она обхватывает меня рукой, затем большим пальцем проводит по кончику, играя с моим пирсингом и размазывая сперму по головке. Когда она, наконец, начинает поглаживать меня, я весь скользкий, напряженная кожа влажная под её ладонью.
– Твой рот, – стону я. – Пожалуйста, Афина, мне нужен твой грёбаный рот.
Она смотрит на меня своими большими тёмными глазами, и в них есть выражение, которое я не могу понять. А потом она наклоняет голову, чтобы взять мой член в рот.
Первый член, который когда-либо был там.
Этого почти достаточно, чтобы я тут же кончил. Её рот горячий и напряженный, она почти сразу же начинает сосать, и я понимаю, что ни за что на свете она не сможет взять меня всего. Всё, о чем я могу думать, пока она скользит вниз, пока головка не касается задней стенки её горла, а затем сразу же поднимается обратно, продолжая поглаживать меня рукой, это о том, что она уже чертовски хороша в этом. И о том, как было бы здорово научить её по-настоящему сосать член.
Я долго не протяну. Несмотря на свою неопытность, она умеет держать зубы подальше, и когда она со стоном опускается снова, я чуть не теряю самообладание. Секунду спустя она возвращается, обхватывает головку губами, а её язык играет с моим пирсингом, и этого достаточно.
– Черт, Афина, я сейчас кончу. – Моя рука опускается ей на затылок, и я ожидаю, что она отпустит меня, отшатнётся от моего груза, прежде чем я смогу отправить его ей в рот.
Вместо этого она продолжает. Теперь она сосёт меня неглубоко, вероятно потому, что не привыкла к тому, чтобы что-то было так близко к её горлу. Её язычок все ещё играет с моим пирсингом, губы плотно обхватывают мой член, а влажный, пускающий слюни ротик посасывает головку, и, несмотря на всё это, она продолжает поглаживать меня, всё быстрее и быстрее, её слюна и моя предварительная сперма делают мой член таким скользким, что кажется, будто я внутри неё, и, о-о-о…черт возьми…
– О боже, Натали! – Я кричу, не задумываясь, мои бедра прижимаются к её рту, и я чувствую, как она напрягается, но она продолжает двигаться.
Я уже много лет так сильно не кончал. Первый глоток попадает ей в горло, и она кашляет. Тем не менее, через секунду она возвращается к этому занятию, она сосёт сильнее, её язык прижимается к головке, а я выстреливаю спермой ей в рот, наполняя его такой спермой, какой у меня давно не было.
К моему удивлению, она проглатывает всё до последней капли. Она продолжает, пока не остаётся ни капли, слизывая и высасывая всё до последней капли. Наконец, мне приходится отстранить её, потому что я чертовски чувствителен, и это почти чертовски больно.
Секунду я не могу вымолвить ни слова. Я задыхаюсь, всё моё тело дёргается и дрожит, и я разражаюсь смехом, когда Афина садится на корточки и обеспокоенно спрашивает:
– Все в порядке?
– Да, – выдавливаю я, когда снова могу говорить. – Да, это было действительно чертовски здорово.
И тут, внезапно осознав, что у меня кровь стынет в жилах, я вспоминаю, что сказал.
Я мгновенно вскакиваю на ноги, натягиваю джинсы и хватаю куртку. Я хватаю Афину за локоть, помогая ей тоже подняться на ноги, и у меня есть всего секунда, чтобы заметить на её лице удивление от перемены моего настроения.
– Пошли, – рявкаю я. – Давай отвезём тебя домой.
Она молча следует за мной, и я вижу, как на её лице внезапно появляется грустное выражение, но я ничего не могу с этим поделать. Я чувствую, что отключаюсь, замыкаюсь в себе, и стискиваю зубы, заводя мотоцикл.
Как я мог быть таким грёбаным идиотом?
