Текст книги "Жестокий Лорд (ЛП)"

Автор книги: Айви Торн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

24

ДЖЕКСОН

Когда я вхожу в свою комнату воскресным вечером, я обнаруживаю, что там меня ждёт нечто, чего я определенно не ожидал.

Афина в моей постели.

И не просто Афина, какой она обычно бывает.

Она одета для меня. И более того, она одета так идеально, как я хочу, что кажется, будто она каким-то образом проникла в мою голову и узнала то, о чем я ей никогда не говорил.

Если бы она пришла сюда в нижнем белье, я бы рассмеялся. Это то дерьмо, в котором замешан Дин, а не я. Но вместо этого на ней черный топ в рубчик от henley, достаточно маленький, чтобы я мог видеть изгиб её нижней части груди, и с расстёгнутыми пуговицами, чтобы я мог видеть и боковые стороны её грудей, выпирающих из мягкого материала. У неё обнажённый живот, гладкий и бледный, и под черными хлопковыми стрингами в рубчик, которые на ней надеты, видна гладкая округлость её ягодиц.

Я до сих пор вижу следы от ударов тростью, которые я ей нанёс, и от этого у меня внутри всё сжимается.

На ней также черные чулки до бёдер, обтягивающие едва заметно мягкую плоть её бёдер, и эффект от всего этого мягкого, обтягивающего черного материала на фоне её гладкой, молочно-бледной кожи и её густых черных волос, рассыпающихся по плечам, достаточен для того, чтобы вызвать у меня острую, мучительную боль, становиться тяжело в ту же секунду, как я её вижу.

Настолько, что я почти теряю весь свой здравый смысл, как только закрываю дверь.

Она переворачивается на бок, поверх моего одеяла, и изгиб её талии становится великолепным углублением, куда я мог бы положить руку, переворачивая её на спину, раскрывая её для своего удовольствия. Она хочет меня, я знаю это, иначе её бы здесь не было.

Она выбрала меня.

Проблема в том, что она не знает, что это значит.

Стала бы она продолжать это делать, если бы знала? Этот вопрос крутится у меня в голове, наказывая меня за решение, которое, я знаю, мне придётся принять. Я думаю, она бы так и поступила, если бы знала. Она бы не хотела, чтобы кто-то из парней победил и унаследовал город. Возможно, она питает слабость к семье Кейда после всего, что его отец сделал для неё и её матери, но я не думаю, что это распространяется на Кейда. Не думаю, что она отдала бы ему ключи от города, если бы знала, что они у неё в руках. На самом деле, я думаю, она отдала бы их просто назло.

Если не мне, то Дину.

А это значит, что если я откажусь от неё, то отправлю её в его постель.

Мне почти больно думать о ней там, о том, как руки Дина обхватывают её совершенное тело, раздевая её догола. О том, как он целует эти мягкие губы, раскрывает её, раздвигает ей ноги, чтобы он мог впервые погрузиться в эту тугую киску. Мысль о том, как она кричит под ним, от боли или удовольствия, заставляет меня крепко стиснуть зубы, и каждая частичка меня отвергает эту идею.

Но за гребаную Афину приходится платить, и я не думаю, что готов заплатить. И дело не только в ответственности города.

Я смотрю на неё в своей постели и чувствую то, чего не испытывал годами. Я подхожу к ней, влекомый силой, которая мне неподвластна, и я знаю, что это нечто большее, чем просто вожделение. Больше, чем просто физическое влечение.

Мне нравится Афина. Я забочусь о ней. У меня к ней чувства, которые только усилятся, если я позволю всему зайти так далеко. И это сопровождается чувством ужасной вины.

Я любил только одну девушку. И я потерял её. Не из-за разрыва отношений или какого-то другого парня, а из-за несчастного случая. Несчастного случая, который унёс её жизнь и разбил мне сердце так, как я и представить себе не мог.

Я знаю, что не смогу пережить это снова. Я не могу позволить себе испытывать такие чувства, а затем переживать эту потерю. И в глубине души я знаю, что всё ещё люблю её. Если бы я просто трахал Афину, как это сделали бы другие двое, ради мести или победы в этой дурацкой игре, то это не казалось бы предательством памяти Натали.

Но я бы не стал делать этого ни ради того, ни ради другого.

Я бы трахнул её, потому что я хочу её с такой страстью, которая, кажется, проникает до самых костей, с такой страстью, которая в последнее время всё чаще вызывает у меня ноющую боль. Жгучая, пульсирующая, болезненная потребность, от которой мне иногда кажется, что я сойду с ума.

Я испытывал такое только однажды. И мне кажется неправильным хотеть этого снова. Поддаваться этому снова. Если я лягу в постель с Афиной, я слишком глубоко увязну. Но я все равно не могу удержаться от того, чтобы подойти к кровати, вытянуться рядом с ней, протянуть руку и коснуться её кремовой нежной кожи. Я не могу удержаться от того, чтобы вдохнуть её аромат, обхватить её лицо руками, наклониться вперёд и коснуться губами её губ.

Если я отошью её, то, возможно, никогда больше не смогу этого сделать. Эта мысль причиняет боль, пронзая моё сердце и заставляя болеть грудь. Но даже если бы я смог преодолеть чувство вины перед Натали, остальные мои доводы всё равно остались бы в силе.

Я не могу управлять этим городом. Я не хочу этого. Я не хочу ничего из этого глупого грёбаного наследия, которое создали и оставили нам наши предки, ничего из ритуалов, в соответствии с которыми взрослые мужчины дерутся за девственность девушки каждые двадцать лет или около того, мучая, выкручивая и ломая её, пока не останется ничего, кроме ключей от королевства. Затем они забирают эти ключи и оставляют её здесь, как сломанную куклу, с которой поиграли и которая полностью израсходована.

Даже Филип Сент-Винсент, который женился на своём питомце, не любит её. Это и так понятно. Он ей не верен. Так в чём же, черт возьми, смысл? С таким же успехом он мог бы отказаться от неё, вместо того чтобы водить её за нос и продлевать мучения на десятилетия.

Или, может быть, в этом и был смысл с самого начала.

Я хочу сказать, что я не могу этого сделать. Я не могу броситься на ринг и потребовать Афину и приз, которого я не хочу и которому никогда не суждено было достаться мне. И вот, даже когда моё тело тянется к ней, даже когда я чувствую, как она мягко прижимается ко мне, и я переворачиваю её на спину, ощущая жар её киски, прижимающейся к моему члену, когда она обхватывает ногами мою талию, я качаю головой и шепчу ей в губы:

– Мы не можем этого сделать, Афина.

Она застывает, её тело прижимается к моему, и я вижу в её лице нечто такое, чего не ожидал. Не только удивление... но и боль. И ещё кое-что, чего я не ожидал.

Предательство.

– Ты мог бы сделать это для меня, – тихо шепчет она, и это задевает меня за живое, чего я никак не ожидал. Потому что теперь я понимаю, что происходит.

Афина решила взять под контроль единственную валюту, которая у неё есть. И она выбрала меня в качестве того, кому заплатила эти деньги. Потому что она верила, что я не причиню ей боли. Она верила, что я буду нежен и даже сделаю всё, чтобы ей было хорошо. И по тому, как я чувствую, как её тело всё ещё выгибается навстречу моему, как её дыхание становится тихим и прерывистым, как её груди прижимаются к моей груди, я понимаю и кое-что ещё.

Она хочет меня.

– Я не могу, – шепчу я с сожалением, и мне никогда так не хотелось изменить что-то ещё. – Я не могу этого сделать, Афина.

– Почему нет? – Она с трудом сглатывает, и я вижу, что она пытается сдержать слёзы.

– Я не могу тебе сказать.

Она сжимает челюсти, и я вижу, как выражение её лица меняется с болезненного на сердитое... а затем просто на смиренное.

– Хорошо, – шепчет она дрожащим голосом. А потом она выскальзывает из-под меня, её нежная кожа в последний раз касается моей, прежде чем она выбегает за дверь и захлопывает её за собой.

Я ещё никогда в жизни так сильно не сожалел о своём решении.

25

АФИНА

Я дрожу, когда выхожу из комнаты Джексона, какая-то часть меня чувствует себя убитой горем. Я знала, что есть шанс, что он мне откажет. В конце концов, он был самым твёрдым орешком, который можно было расколоть. Единственный из троих, в ком, кажется, есть по-настоящему сложные черты, что-то более глубокое, чего я не могу понять. Он мне нравится, я хочу его. Но он сказал мне «нет». И я, как никто другой, должна уважать это. Не то чтобы у меня был большой выбор. На самом деле, у меня остался только один выбор.

Я бы оделась по-другому для Дина. Часть меня думает, что я должна вернуться в свою комнату и переодеться, но я не могу. Если я это сделаю, боюсь, я струшу. Я вернусь в относительную безопасность своей комнаты, в тишину, и переосмыслю это решение. И тогда у меня снова не будет никакого контроля. Они будут принимать все решения за меня. Я тоже не могу этого допустить. Поэтому вместо этого я иду по коридору в сторону комнаты Дина. Переступая с ноги на ногу, как будто иду на казнь.

Всё не так уж плохо, говорю я себе.

Это Дин, а не Кейд. Он может относиться к тебе так, будто ты ниже его, и так оно и будет, но он не причинит тебе вреда. Он жесток, но не дикарь. Могло быть и хуже. Он красив. У него классный член. Могло быть и хуже.

Но все они великолепны. Все они нарасхват. Мне нужно нечто большее, чем красивое тело, симпатичное личико и хороший член, чтобы хотеть кого-то, по-настоящему хотеть его, разумом, сердцем и душой, а также телом.

Однако прямо сейчас всё, что имеет значение, – это тело.

Шок на его лице, когда я открываю дверь, того стоит. На мгновение он выглядит ошеломлённым, а Дин так редко теряет самообладание, что я чуть не смеюсь. Но мне удаётся сдержаться, и я смотрю на него настолько широко раскрытыми и невинными глазами, насколько это возможно.

– Могу я войти?

Его взгляд твердеет, темнеет, скользит по моей фигуре, когда он замечает, во что я одета, что я стою в коридоре в коротком топе, стрингах и чулках до бёдер.

– Ты только что пришла от Джексона, не так ли? – Спрашивает он, и его голос звучит так тихо и уверенно, что я знаю, что не смогу солгать.

– Да, – шепчу я.

– Он гребаный идиот, – говорит Дин. Затем он хватает меня за локоть и втаскивает в комнату.

Когда за мной закрывается дверь, я понимаю, что пути назад нет. Моё сердце бешено колотится в груди, когда я смотрю в ледяные голубые глаза Дина, на его каштановые волосы, на жёсткую линию подбородка. Он выглядит красивым, царственным, таким, каким я его знаю, он и есть лорд Блэкмур. Сто лет назад я могла бы быть служанкой, которую затащил бы в постель хозяин замка.

Но это не так. В наши дни я Афина Сейнт, живущая в старом, тёмном доме, полном тайн, которые я намерена раскрыть.

– Ты не очень-то соблазнительна в этом, – говорит Дин, его пальцы скользят между моими, когда он тянет меня к кровати. Он садится на край, раздвигает ноги и притягивает меня к себе, а руки кладёт мне на талию. – Но чего ещё я должен ожидать от девственницы?

Его рука скользит вниз по моему бедру, его пальцы обводят следы от трости.

– Это очень важно, Афина, выбирать, кому ты отдашь свою девственность. Ты чуть не облажалась. Но, в конце концов, ты сделала правильный выбор. – Дин поднимает другую руку и гладит меня по волосам. – Умная девочка. Моя хорошая девочка.

– Просто... будь нежным. – Я ненавижу дрожь в своём голосе, но теперь, когда я здесь, теперь, когда я знаю, что Дин не отвергнет меня так, как это сделал Джексон, я чувствую дрожь страха в животе. Интересно, будет ли мне больно, доставит ли он мне хоть какое-то удовольствие, получу ли я от этого удовольствие или это будет просто невыносимо.

– О, я буду чем-то большим, – бормочет Дин. Его рука скользит вверх по моей талии, по плоскому животу, под укороченный топ. – К концу всего этого ты будешь умолять меня об этом. Ты будешь стонать так громко, что все в доме поймут, что я забрал то, что принадлежит мне. – Его рука скользит по моей груди, сжимая, не так сильно, чтобы было больно, но достаточно сильно, чтобы я поняла, что он делает.

Его пальцы играют с моим соском, в то время как другая его рука опускается на моё бедро, и я тихонько вздыхаю, когда он проводит ладонью по нежной коже там, до края моих трусиков.

– Разденься для меня, Афина, – говорит он хриплым голосом. – Сними свой топ.

Я киваю, нервно облизывая губы, протягиваю руку и стягиваю укороченный топ с груди и через голову, отбрасывая его в сторону на пол. Я вижу одобрительный блеск в глазах Дина, когда он смотрит на мою грудь, на уровне глаз и ближе к нему, чем когда-либо прежде.

– Я сниму это, – мягко говорит он, протягивая руку к лямкам моих трусиков. Я не сопротивляюсь, позволяя ему стянуть их с моих бёдер, и он наклоняется вперёд, стягивая их, проводя губами по плоскому животу.

– Ты хочешь, чтобы я заставил тебя кончить первой? – Он смотрит на меня снизу вверх, его рука лежит на внутренней стороне моего бедра. – Тебе придётся попросить об этом, моя маленькая лапочка. Попроси меня доставить тебе удовольствие.

Я почти не понимаю, что происходит. У меня возникает желание просто успокоиться, позволить ему делать то, что он хочет, и отказаться получать от этого удовольствие. Но в этом нет смысла. Это всё равно произойдёт, и Дин, по крайней мере, поможет мне, если я подыграю ему.

Кроме того, если я испытаю оргазм первой, это будет не так больно.

– Пожалуйста, – шепчу я, глядя на него сверху вниз. – Пожалуйста, заставь меня кончить.

– Когда я лишу тебя девственности, я стану твоим хозяином, – говорит Дин низким и грубым голосом. – Но пока, когда будешь умолять, называй меня «сэр».

– Пожалуйста... – мой голос дрожит, и я чувствую, как, несмотря ни на что, меня охватывает дрожь желания. Он, так по-королевски красив, его волосы мягко блестят на свету, лицо чисто выбрито, волевой подбородок, полные губы, а глаза такие холодные и льдисто-голубые. Его внешность безжалостно привлекательна, его глаза прекрасны, даже когда они замораживают тебя до смерти, и я чувствую, как моё тело откликается на него, когда он скользит рукой вверх, его пальцы обводят складку моей киски.

– Пожалуйста, доведите меня до оргазма, сэр, – шепчу я, и волна возбуждения, которая захлёстывает меня, стекая с моих складочек вниз по его пальцам, вызывает во мне прилив горячего стыда, отчего моя кожа становится розовой.

– Ты так мило просишь. – Дин протягивает вниз другую руку и со стоном расстёгивает молнию, позволяя своему и без того твёрдому, как камень, члену высвободиться. – Боже, у меня от этого дико стоит. Я собираюсь научить тебя умолять своего хозяина о стольких вещах, Афина, – бормочет он, его пальцы проникают между моих складочек, когда он протягивает руку, чтобы ущипнуть мой сосок. – Я научу тебя умолять, просить меня делать всё то, что я хочу с тобой сделать. Ты будешь умолять кончить, пососать мой член, позволить мне связать тебя и безжалостно дразнить. Ты будешь умолять меня о шлепках по твоей заднице, и о том, чтобы я ускорил твой оргазм и удержал его, и даже о том, чтобы я трахнул тебя во все дырки. Ты будешь просить о собственном унижении, и я дам тебе это вместе со своей спермой.

Теперь он дышит тяжелее, и я вижу, как кончик его члена блестит, напрягся и готов войти в меня. От этого зрелища по мне пробегает дрожь, и я чувствую, как тепло разливается по телу, реагируя на его слова, хотя они и пугают меня.

Я никогда не думала, что захочу чего-то из этого. Но то, как он произносит эти слова, заставляет их звучать мрачно и восхитительно, как запретные вещи, которые только он может вытянуть из меня, беря мою зарождающуюся похоть и сплетая её в гобелен греховных наслаждений. Его пальцы скользят в меня, и я слышу, какая я мокрая, чмокающие звуки плоти, когда он вводит в меня два пальца, его большой палец трёт мой клитор, пока он играет с моей грудью.

– А теперь раздвинь ноги, Афина, – говорит он мне. – Раздвинь их, и я буду сосать твой прелестный маленький клитор, пока ты не кончишь.

Я хнычу, поначалу сопротивляясь, но долго продержаться не могу. Прикосновения его пальцев, перекатывание подушечки большого пальца, мрачное рычание его голоса и давление его ладони – всё это слишком сильно. Я вижу, как его член пульсирует, напрягаясь для меня, и внезапно я хочу этого, хочу, чтобы он вошёл в меня, наполняя глубокой и безграничной болью, которую я внезапно испытываю. Его пальцев недостаточно, их всегда может быть недостаточно, но я раздвигаю ноги, выгибаю спину, когда он наклоняется вперёд, быстро тянет меня на кровать и опускается между моих ног.

Я вскрикиваю, когда его рот обхватывает мой клитор, когда его пальцы вонзаются в меня сильно и быстро, доводя моё тело до оргазма, которого мой разум не хочет, но которого я всё равно отчаянно хочу. Он посасывает мою плоть, и я слышу, как стону, мой голос становится пронзительным, когда твёрдое, горячее давление внизу живота начинает разгораться, растекаясь по венам. Внезапно я не узнаю звуки, которые издаю. Я схожу с ума, моё тело трещит по швам, и это самое лучшее и яркое наслаждение, которое я когда-либо испытывала с той ночи, когда Джексон довёл меня своим языком до оргазма на том поросшем травой утёсе.

Когда Дин поднимает голову, я всё ещё дрожу.

– Сейчас я собираюсь трахнуть тебя, Афина. – Его голос спокоен и уверен, и я поднимаю на него взгляд, всё ещё содрогаясь от толчков оргазма, и внезапно пугаюсь, когда чувствую, как его руки раздвигают мои бёдра шире.

– Подожди! – Я задыхаюсь, глядя на него снизу вверх. – Ты не собираешься надеть презерватив?

Дин смеётся.

– Афина, ты для нашего удовольствия. Тебе сделали противозачаточный укол, когда тебя привезли сюда. Я не допущу, чтобы ты забеременела. – Его глаза блестят, когда он смотрит на меня сверху вниз, потемневшие от вожделения и уверенности в том, что через мгновение его член будет внутри меня. – Никто из нас не упустил бы шанса оттрахать тебя. – Его руки гладят внутреннюю поверхность моих бёдер, широко раскрывая меня. – Ты впитаешь каждую каплю моей спермы в свою сладкую киску.

У меня перехватывает дыхание от страха, я задыхаюсь от этого, но Дин либо думает, что это возбуждение, либо ему всё равно. Его челюсть сжата, и я вижу, как его бёдра двигаются навстречу мне, а огромный член наклоняется к моей киске. Я хочу закричать, чтобы он снова подождал, остановился, но я знаю, что в этом нет смысла. Пришло время, я приняла решение, и пути назад нет.

Дин Блэкмур будет моим первым.

Я чувствую, как его пальцы раздвигают мои складочки, открывая вход для набухшей головки его члена, а затем он прижимается ко мне. Я насквозь мокрая, но всё ещё напряженная, и когда он толкается сильнее, и головка его члена входит в меня, я издаю громкий вопль боли.

Руки Дина сжимают мои бёдра, он сосредоточенно сжимает челюсть, удерживая себя в таком положении в течение секунды.

– Черт, – выдавливает он сквозь стиснутые зубы. – Ты такая чертовски охуенная, такая чертовски тугая, о, черт...

И тут он теряет контроль.

Я вижу это по его лицу, когда он продвигается вперёд ещё на дюйм, и моя киска сжимается вокруг него, одновременно борясь с ним и пытаясь втянуть его в себя. Для меня это мучительно, но ему, должно быть, невообразимо приятно, потому что он внезапно наклоняется вперёд, хватается за спинку кровати позади меня и погружает в меня каждый дюйм своего толстого, твёрдого члена одним сильным толчком.

Я кричу. Боль острая и мгновенная, и, клянусь, я чувствую, как разрывается моя плоть, чувствую, как я раздвигаюсь вокруг него, когда его толстый член широко раскрывает меня, раздвигает меня для него. Он не останавливается, он не даёт мне ни секунды, чтобы привыкнуть.

– Чертовски... тугая... киска, – стонет он, его бедра дёргаются, его член входит и выходит из меня длинными резкими толчками, которые, кажется, каждый раз пронзают меня до самой сердцевины. Я цепляюсь за кровать, запутавшись пальцами в простынях, и смотрю на него снизу вверх, пока он трахает меня, его лицо напряжено, на каждом его дюйме написано удовольствие, когда он жестоко лишает меня девственности.

– Ты, блядь... моя, – рычит он, глядя на меня сверху вниз своими ледяными глазами. – Моя киска. Моя малышка. Моя – чёрт! Он врезается в меня сильнее, громко стонет, спинка кровати ударяется о стену, когда он с силой толкает меня назад. – Боже, это так чертовски хорошо, я сейчас кончу, я заполню твою девственную киску до краёв. Блядь, Афина...

Он запрокидывает голову, и я чувствую, как моя киска сжимается вокруг него, в то же мгновение, когда его рука крепко сжимает подушку у моей головы.

– Прими мою грёбаную сперму... Боже.

Я чувствую, как он вливается в меня, горячий и густой, чувствую, как он выплёскивает свой заряд, когда входит в меня ещё раз, погружается по самые яйца, когда выгибается назад, сильно трётся об меня, когда его член сокращается и пульсирует внутри меня, изливая всё до последней капли глубоко в мою киску. И я чувствую, как моё тело сжимается вокруг него, ощущаю странные электрические разряды удовольствия, смешанные с болью, это не оргазм, но всё равно приятно. Я не могу сдержать стона, извиваясь под ним, когда чувствую, как его бёдра дёргаются, неохотно выходя из меня.

– Тебе понравился мой грёбаный член? – Дин стонет, глядя на меня сверху вниз с собственнической, торжествующей улыбкой на лице. – Тебе понравилось принимать мою сперму?

Затем он выходит из меня, и я хнычу, уже чувствуя боль там, где он был. Он переворачивается на спину, и когда я пытаюсь придвинуться к нему, Дин протягивает руку, удерживая меня.

– Я, блядь, не люблю обниматься, – коротко говорит он. – Но оставайся здесь. Возможно, ты мне ещё понадобишься, прежде чем уйдёшь.

Его холодность ощущается как физический удар, но я молча подчиняюсь, лёжа на спине, и чувствую, как его сперма, липкая и тёплая, начинает сочиться на внутреннюю сторону моих бёдер. Когда я смотрю на него, то вижу следы крови на его члене. Когда он выключает свет и в комнате становится темно, я осматриваю своё тело, пытаясь понять, изменилось ли моё самочувствие.

Изменилась ли я вообще.

Всё кончено. Я победила, или Дин победил, не знаю, кто именно. Выбор того, кого я хотела, был маленькой победой, но, если моя теория верна, в конце концов, выбор всегда оставался за мной. Кейд просто пытался заставить меня выбрать его, чтобы положить конец моим мучениям. Дин был высокомерен в своей вере, что я должна выбрать его, несмотря ни на что. Джексон всегда боролся со своими желаниями и отказывал мне, по любой грёбаной причине.

Так что, в конце концов, я не уверена, что это была победа. Тем не менее, это был мой выбор, или, по крайней мере, частично. Я не уступила Кейду, а это кое-что значит.

Я закрываю глаза, слыша, как Дин тихо похрапывает рядом со мной, и, несмотря на все мои попытки бодрствовать и быть настороже, я засыпаю.

Мои сны странные. Мне снятся девушки в белых одеждах в каменной комнате, мерцающие факелы и кубок с вином. Мне снятся ножи в темноте, вино, льющееся сквозь густую пелену, тяжёлое чувство, когда тебя одурманивают, затягивают, ты борешься с этим, но в конечном счёте у тебя нет выбора, и ты сдаёшься.

Мне снятся страх и боль, а когда я просыпаюсь, я чувствую, что Дин стоит у меня за спиной.

Он переворачивает меня на живот, по-видимому, не заботясь о том, сплю я или бодрствую. На секунду я прихожу в ужас от того, что, раз уж он поимел мой рот и мою киску, он собирается взять меня в задницу. Но вместо этого я чувствую, как он снова надавливает на мой воспалённый, опустошённый вход, и когда я вскрикиваю, он хватает меня за затылок и прижимает лицом к подушке.

– Это твой первый урок в качестве моего питомца, Афина. Теперь твоя киска в моём распоряжении, для моего удовольствия, когда я захочу. Мне больше не нужно просить. Ты – оболочка для моего члена, игрушка, в которую я могу кончать. Я проснулся возбуждённым, так что ты полежишь здесь и дашь мне кончить.

Он устраивается между моими складками, и когда он входит в меня одним долгим, резким движением, я снова вскрикиваю, теперь уже приглушённо подушкой.

– Может быть, если ты будешь хорошей девочкой, я позволю тебе тоже кончать. Иногда. – Он толкается снова, сильно и глубоко, и я чувствую, как что-то просыпается во мне, удовольствие, которое разливается по моим венам от ощущения, что он так глубоко во мне. – Ты была очень хороша раньше. Ты умоляла о своём оргазме и впитала каждую каплю моей спермы. Я все ещё чувствую её внутри тебя. Так что ты можешь кончить снова, если захочешь. Если сможешь, то до того, как это сделаю я. Но... – его голос понижается на октаву, а движения ускоряются. – Если я кончу первым, тебе придётся остановиться. Мне нравятся эти маленькие игры.

Не задумываясь, моя рука скользит под меня, почти неистово опускаясь к клитору, быстро-быстро потирая его. Его член причиняет боль, царапая мою свежую плоть, но в то же время это чертовски приятно, он наполняет меня, растягивает, погружается в меня полностью каждый раз. Я стону в подушку, моя задница выгибается навстречу ему, я двигаюсь назад, играя со своим клитором, и Дин смеётся надо мной.

– Правильно. Моя маленькая игрушечка, моя маленькая шлюшка. Тебе нравится, когда мой член в тебе, не так ли? Я чувствую, как ты сжимаешься вокруг меня. Поторопись и заставь себя кончить. Я почти готов. – Он стонет. – Твоя киска чертовски хороша.

Почему-то, это кажется ещё одной маленькой победой, что он кончит слишком быстро, потому что это слишком приятно. Я тоже на взводе и начинаю тереться быстрее, сильнее, раздвигая бедра и прижимаясь к нему, моё тело хочет большего, в ужасе от того, что я всё ещё буду на грани наслаждения, когда он кончит.

– Собираюсь... блядь... кончить... – громко стонет Дин, и это, в конце концов, приводит к результату.

Я чувствую, как оргазм взрывается во мне, когда он с силой входит в меня, удерживая себя во мне так глубоко, как только может, когда он выпускает вторую порцию, его сперма заполняет меня, когда я выгибаюсь навстречу ему, моё тело содрогается и извивается под ним, и я беспомощно стону в подушку, стыдясь своего оргазма даже тогда, когда он сотрясает моё тело самым невероятным наслаждением.

Дин остаётся там на мгновение, его член дёргается внутри меня, а затем он выходит, переворачивается на спину и испускает долгий вздох. На мгновение воцаряется тишина, пока я лежу на животе, всё ещё тяжело дыша, а затем я слышу, как его голос доносится до меня из темноты.

– Убирайся. Я не позволяю девушкам оставаться на ночь.

Его голос такой жестокий, такой холодный. Меня пробирает до костей, и я даже не хочу оставаться, но по какой-то причине это причиняет боль. Я не даю ему шанса сказать мне это снова. Я слишком устала, чтобы справляться с гневом и наказаниями, которые могут последовать за неповиновением. Вместо этого я просто встаю, беру свою одежду, лежащую рядом с кроватью, и натягиваю её в тусклом лунном свете.

Я выхожу, не оглядываясь. Я не хочу больше видеть его лицо. Я сделала всё, зачем пришла, и теперь всё, что мне осталось, – это лечь спать.

У меня сильно сжимается грудь, когда я прохожу мимо двери комнаты Джексона, и я не могу не задаться вопросом, слышал ли он, знает ли он, что я сделала, знает ли он, что его шанс стать моим первым упущен. Я чувствую, как на глаза наворачиваются слёзы, и впервые понимаю, что сегодня вечером потеряла нечто большее, чем свою девственность.

Я также впервые упустила свой шанс быть с мужчиной, которого хотела.

Я чувствую, как моё сердце разрывается в груди, но не обращаю на это внимания. Я хочу принять душ, но не могу рисковать и разбудить парней, поэтому вместо этого я просто иду в свою комнату и ложусь на кровать, чувствуя липкость спермы Дина на своих бёдрах и острую боль в киске, и надеясь, что мне позволят немного расслабиться, пока я не сломаюсь, прежде чем он снова захочет меня.

Теперь от этого не будет никакого облегчения. Ему нечего скрывать, ему нечего ждать от меня взамен. Теперь с этим покончено навсегда.

Я всё ещё думаю, что сделала правильный выбор. Но я не знаю, что принесут грядущие дни.

Когда я засыпаю, мне снова снятся сны. Это тот же сон, белые одежды и каменные стены, но теперь в них я, та, кто чувствует, что не может дышать, когда вино проникает сквозь пелену, наполняя мой рот, пока я не проглочу или не подавлюсь. Это я погружаюсь в тяжёлый наркотический сон, глядя на лица, которые едва могу разглядеть сквозь ткань своей вуали, но среди них есть три лица, которые, как мне кажется, я узнаю.

Три лица, которые я вижу каждый день.

Дин, Кейд... и Джексон.