355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Айрис Мердок » Честный проигрыш » Текст книги (страница 27)
Честный проигрыш
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 21:19

Текст книги "Честный проигрыш"


Автор книги: Айрис Мердок



сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 29 страниц)

19

Шел дождь. Ветер стучал по окнам, мял, пригибая и распластывая, мокрую траву. Сумерки опускались на плоскую, без деревьев землю, коричневато-зеленый осенний свет мерцал в легких струях дождя.

Хильде казалось, что уединенный коттедж станет ее убежищем, позволит внутренне освободиться. Представлялось, как она будет сидеть и спокойно обо всем думать. Для этого было очень существенно обмануть Руперта: заставить его поверить, что она в самом деле едет за границу. Однако через два дня одиночество и всевозможные страхи, терзающие ее ослабленный организм, привели ее в то состояние панического ужаса, когда думать попросту невозможно. Никогда прежде она не бывала в коттедже одна. Рядом всегда был Руперт, и его сила, спокойствие и уверенность надежно отгораживали от любых тревог. Коттедж вызвал в ней неосознанную тоску по Руперту, и слезы опять полились из глаз. Днем было так же тяжко, как и ночью. Какие-то странные фигуры маячили на горизонте и, казалось, наблюдали за домом. Вещи, оставленные снаружи, таинственно исчезали. Окна сами собой раскрывались и чудовищно грохотали. Ночью она, затаив дыхание, прислушивалась к бесконечной череде звуков. Кто-то терся о стены, теребил замки, тихонько нажимал на запертые на крюки двери. Иногда звуки раздавались совсем близко, потом что-то шуршало, ворчало и таинственно бухало где-то вдали. Хильде мерещились дикие звери, цыгане, грабители и существа из потустороннего мира. Явственно ощущалось, как они пробираются через вересковую пустошь, а потом тихо-тихо подкрадываются. Ночами она сидела при свете свечи и огня в камине. В доме были и масляные лампы, но она не умела их зажигать. Их всегда зажигал Руперт.

После первой ночи сделалось ясно, что она либо сбежит отсюда, либо сойдет с ума. Но слабость, породившая все страхи, мешала понять, что лучше: уехать или остаться. Все-таки это место надежное, или хотя бы знакомое; ее пребывание здесь имеет какой-то смысл. Если уехать, то куда, к кому отправиться? Сможет ли она жить в отеле, проводить дни в безликой комнате, обедать, совсем одна, в ресторане? Поехав к кому-нибудь погостить, нужно будет изображать, что все в порядке, а на это сил нет, друзей, которым она могла бы рассказать о крахе своей жизни, тоже нет. Единственный, кого она готова видеть, – Джулиус. Минутами она жаждала с ним увидеться, но жажда была очень странной и походила на тягу к нереальному. С последней встречи прошло всего несколько дней, но Джулиус почему-то казался недосягаемо далеким, и у нее не хватало духу позвонить ему, хотя перед отъездом она и написала ему длинное подробное письмо.

С Рупертом никаких объяснений не было. Хильда сознательно уклонилась от них. В первый вечер он почти не мог говорить. Она заперлась в спальне, через несколько часов он пытался стучать и, судя по голосу, был абсолютно пьян. Наутро она обнаружила, что выпита чуть ли не полная бутылка виски, а он спит, одетый, у себя в гардеробной. Хильда ушла, пока он еще не проснулся, и сняла комнату в гостинице неподалеку. Видеть Руперта было бы ей невыносимо. Преодолев первый шок, она оказалась во власти ревности, трепавшей, словно лихорадка: ее то обливало потом, то трясло. Необходимо было выбраться из дома, еще не знавшего о предательстве Руперта, из дома, где все метелки, чайные чашки, сигаретницы, милые, ни о чем не подозревающие безделушки ежеминутно напоминали ей о грандиозности понесенной ею потери. Чувство, похожее на застенчивость, но застенчивость, близко граничащую с агонией, вызывало необходимость избегать встречи с мужем. Не могла она видеть эти виноватые глаза, не могла видеть человека, которым так восхищалась, разбитым, униженным и беспомощным.

Кроме того, нужно было спастись от Морган. Все, связанное с ней, вызывало такую глубокую боль, что для горечи или гнева места просто не оставалось. Это предательство таило в себе яд, проникающий глубоко в прошлое, превращало все светлые воспоминания в лицемерие и обман. Забота о сестре всегда была главным делом ее жизни, постоянным источником бодрости и тепла. Получив записку со словами «ничто не разлучит нас», она успела осознать, насколько эта реакция в духе Морган, но тут же хлыстом ударила мысль, что отныне это уже не рождает нежности.

Зайдя ненадолго домой, Хильда собрала вещи. Ни Морган, ни Руперта не было. Письма от них обоих лежали на столике в холле, и она прочла их уже в гостиничной комнате. Письмо Руперта было безнадежно невнятным. Самообвинения и мольбы перемежались с заверениями, что не случилось ничего, достойного каких-либо серьезных обсуждений. В тоске и гневе она изорвала его в клочки. Письмо Морган было гораздо логичнее и выдержаннее. Она рассказывала, как Руперт вдруг неожиданно воспылал к ней, как они вместе решили ничего не рассказывать Хильде, так как надеялись, что сумеют все сгладить. Это письмо Хильда задумчиво отложила в сторону. Потом, вдруг поддавшись нахлынувшим чувствам, написала жестокое письмо Руперту и в конце сообщила, что едет в Париж, к своей старой подруге Антуанетте Руабон. Это же она коротко написала на открытке Морган. После чего взяла напрокат машину и отправилась в Уэльс.

Коттедж был в шести милях от главной дороги и еще дальше от ближайшей деревни, подъезд к нему был ухабистый и шел среди глыб, оставшихся от древних каменных стен. Единственное жилье по соседству – ферма, выставленная на продажу и заброшенная. До моря две мили. Хильде казалось, что, сидя на берегу, она приобщится к его извечной седой и усталой мудрости. Как оказалось, она вообще не дошла до берега. Отправившись туда в первое утро, оцарапалась о какую-то колючую проволоку и в слезах вернулась в коттедж.

Нужно вернуться в Лондон, решила она. О господи, и зачем только я написала Руперту это ужасное письмо? Надо было поговорить, взять да и убежать было жестоко и трусливо. Теперь те двое мучаются. А ведь я убежала в попытке наказать их. Но что они сейчас делают? Держатся за руки и совещаются, что предпринять? Утешают друг друга. Обсуждают мои поступки. При этой мысли она вскрикнула от боли: одна, в темнеющей неуютной комнате. Стало ясно, что она жертва их сговора, их немыслимой безграничной жестокости. У них-то будущее, у меня – нет. Возможно ли, чтобы мы с Рупертом снова наладили свою жизнь? Нет, прошлого не вернешь, и, как бы они себя ни вели, то, что произошло, будет сопровождать нас всегда. Она припомнила письмо Морган. В голове пронеслось: я не мыслю себя без Морган, но и рядом с ней тоже себя не мыслю. Не могу снова взять ее в свою жизнь. Господи, что же теперь со мной будет?

Встав, Хильда заперла двери. Снаружи было темно, насыщенная шумом ветра и дождя тьма, пришедшая из-за моря и захватившая пустой берег, льнула теперь к стенам дома. Хильда зажгла три свечи, подбросила сухих дров, аккуратно задернула занавески. Как странно и одиноко смотрится, вероятно, издалека освещенный квадрат окна, мерцающий и поблескивающий в пустоте. Остается только надеяться, что ни одно существо не видит его сейчас. Сев к огню, она начала тихо плакать. Много лет она прожила, защищенная счастьем. И теперь уже слишком стара, чтобы пробивать себе путь в человеческих джунглях, где все так непредсказуемо и яростно сталкиваются сонмы различных желаний.

В комнате вдруг раздался резкий и громкий звук. Испуганно вскочив, Хильда не сразу поняла, что это телефон. Первой ее мыслью было: Руперт. Подбежав к аппарату, она неловкими от испуга пальцами подняла трубку.

– Профессор Кинг звонит вам из лондонской телефонной кабины. Вы готовы оплатить разговор? – произнес далекий бесстрастный голос телефонистки.

– Профессор?.. Ах да, да, конечно…

– Здравствуйте, Хильда, – произнес голос Джулиуса.

– Джулиус! Слава богу, что вы позвонили, я уже начинаю сходить с ума. Не надо было приезжать сюда. Я уже ничего не соображаю, все превратилось в сплошной кошмар. Мне нельзя было уезжать, не поговорив с вами, но меня несло прочь, а теперь я понимаю, что это безумие. Я просто теряю голову, ох, Джулиус, я так благодарна вам за звонок, слышать ваш голос – это уже огромное облегчение, вы можете поговорить со мной?..

– Хильда, пожалуйста, выслушайте меня…

– Вы видели Морган и Руперта? – Голос Джулиуса мгновенно приблизил Лондон, сделал его таким осязаемым.

– Нет. Хильда, я должен, сказать вам кое-что очень важное, пожалуйста, выслушайте меня очень внимательно.

– Что-то о… них?

– Да. Вы…

– Джулиус, я вела себя непростительно. Мне нельзя было уезжать из Лондона…

– Хильда, слушайте. Вы хорошо меня слышите? Вы стали жертвой розыгрыша.

– Розыгрыша?..

– Да. Руперт и Морган не влюблялись и у них не было романа. То, что вы видели, было фальшивым фасадом. Вас, всех троих, обвели вокруг пальца.

– Не понимаю. О чем, собственно, вы говорите?

– Они стали жертвой розыгрыша, а затем вы были втянуты в ту же игру. Каждого из них ложно убедили, что второй страстно влюблен. Их доброта и деликатность способствовали усугублению путаницы. Больше ничего не было. Не только любовной истории, но и самой любви.

– Но… такой розыгрыш… кто бы сумел?..

– В роли волшебника выступил я. Все началось как шутка, а потом, к сожалению, вышло из-под контроля. Но речь не обо мне. Слушайте, я сейчас расскажу вам, что именно произошло, и тогда вы поймете, что они абсолютно невинны.

– Вы… но, Джулиус…

– Я выкрал ваши письма, те, что Руперт писал вам, из потайного ящика вашего письменного стола и посылал их Морган, создавая впечатление, что они только что написаны Рупертом. А Руперту посылал письма, которые Морган писала в свое время мне. О деталях сейчас говорить не будем. Каждый из них решил, что другой влюблен. Они несколько раз встречались и обсуждали эту ситуацию. Больше ничего не происходило, решительно ничего, и когда они все узнают, то кроме легкого смущения…

– Я не верю вам, Джулиус, – сказала Хильда. – Пожалуйста, не надо этих игр, они все только усугубляют. Пытаясь помочь нам, вы сочиняете небылицы, я знаю все, у меня есть доказательство, я видела…

– Что вы видели, милая Хильда? Вы обнаружили письмо Морган в столе у Руперта. Это письмо было когда-то написано мне, и я подложил его, чтобы вы его обнаружили. Оба они вели себя как люди, у которых есть тайна. А тайной было заблуждение, что оба они объект страстной любви. Больше нет ничего. Одна лишь эманация волшебства, которая рассеется при первом слове правды. Все трое, вы были обмануты призраком видимости.

– Джулиус… этого быть не может… Руперт вел себя так необычно…

– Руперт всегда готов вопреки логике взять вину на себя, кроме того, он считал, что встает на защиту Морган.

– Но как же они могли так ошибиться?

– С легкостью. Людям всегда приятно поверить, что их оценили. Обыкновенное и всем свойственное тщеславие завело их в лабиринт. Позже я расскажу вам подробности. А сейчас важно, чтобы вы мне поверили. Я задумал все это, а задумав, осуществил.

– Джулиус, я не могу поверить. Это какая-то фантасмагория. Не понимаю, зачем бы вам было такое устраивать, и, кроме того, не могу поверить, что…

– Она не верит мне. Думаю, вам лучше поговорить с Таллисом. Он здесь, рядом. Секунду.

– Это правда, Хильда, – услышала она голос Таллиса. – Джулиус обманул вас всех. Руперт и Морган абсолютно невинны, они, как и ты, просто жертвы. Джулиус в самом деле посылал и письма, и заставил Морган и Руперта поверить, что к ним воспылали страстью. Честное слово, больше ничего нет. Это была просто шутка. И никто посторонний о ней не знает, ни разговоров, ни слухов не было. Так что, на самом деле, ничего не изменилось и…

– Но… Вы уже рассказали им: Морган и Руперту?

– Еще нет. Сделать это сейчас? Ты ведь поверила нам? Поверила?

– Да… ведь ты говоришь… но все это так странно…

– Странно. Но Джулиус объяснит все потом. Слушай, Хильда, позвонить Руперту?

– Да. Нет, лучше я позвоню сама. Я расскажу им обоим. Вы больше ничего не делайте. Предоставьте теперь это мне. Спасибо за… Таллис, Джулиус в самом деле устроил все это?

– Да, в самом деле. Ты прямо сейчас позвонишь Руперту? – Да, прямо сейчас. Спасибо, Таллис. До свидания. Хильда попыталась опустить трубку на рычаг, но руки у нее дрожали, и она непроизвольно подтолкнула аппарат.

В следующую секунду он опрокинулся и с грохотом слетел на пол, а трубка откатилась в сторону. Опустившись на колени, Хильда неловко пошарила в темноте и вытянула шнур. Подняв аппарат, положила трубку на место и начала дозваниваться до телефонистки.

Но с телефоном что-то произошло. Аппарат был старомодный, с выступающим диском. Сунув палец в отверстие и попробовав крутануть диск, она поняла: где-то что-то сломалось. Наружная часть диска прокручивалась легко, слишком легко, совсем без сопротивления, и внутренняя, с кружком цифр, двигалась вместе с ней. Из трубки непрерывно шли гудки. Диск явно был теперь неправильно соединен с аппаратом. Хильда беспомощно осмотрела его. Диск слишком сильно выступал и чуть покачивался. Она постаралась воткнуть его снова на место и подкрутить, но не могла найти точки опоры и чувствовала какое-то сопротивление. Еще раз попробовав покрутить диск, увидела, что он вращается вхолостую: кружок с цифрами приходит в движение одновременно с наружной частью. Глядя на аппарат, она попыталась сосредоточиться. Из привычного средства связи, дающего ей дополнительные возможности, аппарат за какую-то долю секунды превратился в гротескный, лишенный смысла предмет, бесполезный и даже зловещий. Хильда попробовала потрясти его, потом опять поставила на стол.

Добавив к зажженным свечам еще две, она сбегала в кухню и принесла отвертку. Перевернув аппарат, открутила донышко. В темном ящике обнаружилась масса прихотливо сплетенных, похожих на червяков разноцветных тоненьких проводов. Что происходит в аппарате, когда ты набираешь номер? Ведь это не волшебство. И значит, есть способ выполнить ту работу, которую производит крутящийся диск. Что-то сломалось. Нельзя ли понять, что именно, и выправить поломку? Только бы найти способ добраться до телефонистки! Она положила аппарат на стол, и он раскрылся, обнажив массу розовых проводов. Так не годится, решила Хильда, нужно снова собрать его. Но проводов оказалось уже слишком много. Жирные кольца и сплетенные шнуры торчали во все стороны, отказываясь встать на место. Диск, словно вывалившийся глаз, болтался отдельно. Она начала подтягивать провода изнутри, надеясь, что таким образом удастся довести диск до места. Вроде бы так и получилось. Только теперь подвижная часть диска, крутясь, закрывала часть цифр. Застонав от изнеможения, Хильда сжала наружную часть и постаралась отвести ее назад. Что-то хрустнуло, и металлический диск остался у нее в ладони. Швырнув его на пол, она залилась слезами. Ей нужно поговорить с Рупертом, ей нужно поговорить с ним немедленно, нужно сказать ему, что все в порядке, что ничто не изменилось и она просит у него прощения. Как она только могла вдруг начать судить Руперта? Почему у нее не нашлось достаточно доверия к своему мужу и своей сестре? Долгие годы, прожитые в любви и понимании, должны были подсказать ей, что нужно как минимум сохранить спокойствие и подождать. Хильда схватила плащ. Нужно поехать в деревню и позвонить из тамошней телефонной кабины.

Под густо сеющим дождем Хильда прошлепала до машины, взобралась на водительское место и зажгла фары, высветившие струи дождя, неровные желтоватые камни, крапиву. Ключ зажигания так и торчал из панели. Она повернула его. Стартер коротко и бессильно фыркнул. Выключив фары и воздушную заслонку, она попробовала еще раз. Тот же сухой бессмысленный треск. Еще раз. Еще. Еще. Нет, только не это, пронеслось в голове, крупные слезы запрыгали по щекам. Просидев неподвижно минуту, она еще раз попробовала завести стартер. Он снова фыркнул впустую. Мотор не заводился. «Руперт! – крикнула она в полный голос. – Руперт!» Выскочив из машины, она отыскала фонарик и, собираясь протереть головку распределения передач, открыла капот. Может быть, туда попал дождь. Но ее фонарь сразу же высветил такие потоки хлынувших внутрь, подстегиваемых ветром струй, что она тут же поспешно закрыла его. К тому же мотор показался таким непонятным и сложным, что она уже просто не понимала, что именно собиралась сделать.

Бросив все, Хильда пустилась бежать, спотыкаясь на скользкой каменистой дорожке и жалобно причитая на бегу. Фонарь, мигая и подпрыгивая, высвечивал блестящую гальку и черные лужи, кустики куманики, мох, вереск, жгуты старой колючей проволоки. Все время взывая к Руперту, она пробиралась сквозь темноту, и полуосвещенный квадрат окна у нее за спиной становился все меньше и меньше.

20

Морган звонила в дверь на Прайори-гроув. Половина одиннадцатого утра. Руперт должен быть на работе. Никакого ответа. Она попробовала открыть дверь. Заперта.

Свое «ничто нас не разлучит» Морган писала с холодной уверенностью. Ее любовью двигала решительность и целеустремленность. Она не позволит сломать себя, проберется сквозь всю эту кашу, вернет сестру. В конце концов, все объяснимо, и Хильда должна понять, что она, Морган, не виновата. Сев за второе письмо и покрывая страницу за страницей подробными разъяснениями, она чувствовала, что клубок уже начинает разматываться. Рассказав Хильде всю правду, она успокоилась и поверила, что все кончится хорошо. Поздно вечером она сама донесла это письмо.

Но наутро уверенность пошатнулась. Попытки дозвониться до Прайори-гроув оказались безрезультатны. Рискуя столкнуться с Рупертом, она дошла до дома и постучала. Никто не ответил. Некоторое время спустя от Хильды пришла открытка, лаконично сообщавшая об ее отъезде в Париж. К Морган подкрался страх. Добежав до библиотеки, она попросила парижскую телефонную книгу. Там было несколько абонентов с фамилией Руабон. Обзвонив всех, она обнаружила, что никто из них не знаком с Хильдой. Париж. Но возможно, речь идет о каком-нибудь пригороде Парижа. Соблюдая всяческие предосторожности, Морган поговорила по телефону с двумя приятельницами Хильды по благотворительным делам, но те ничем ей не помогли. Потребность увидеть сестру делалась все нестерпимее. Ехать на поиски во Францию было, конечно же, идиотством, но Морган уже была близка к этому: так жгла потребность сделать хоть что-то. Снова и снова она объясняла себе, что Хильда скоро вернется. Она была не из тех, кто способен бросить все и сбежать. Она может вернуться в любой момент. Растерянность перед лицом бесчисленных вариантов мучила. Беспокойно ворочаясь с боку на бок, она пролежала без сна до рассвета, а потом наконец забылась тревожным сном и сразу увидела милое лицо Хильды – воплощение доброты и заботы, светившееся всегда ей навстречу с любовью, большей чем материнская. Проснувшись, она опять оказалась во власти чудовищной яви. Если бы только увидеть Хильду, взять ее за руку и все ей объясните.

Узнавать адрес Хильды у Руперта было для Морган немыслимо. Возможно, он и не знал его. Но в любом случае ни о каких контактах с ним не могло быть и речи. Руперт виделся ей теперь просто бездушным инструментом разрушения. Легкомысленным отношением к жене он сокрушил гораздо больше, чем догадывался. Его великая любовь была лишь поверхностным увлечением, во всяком случае сейчас это было вполне очевидно. Морган ругала себя за то, что не пресекла его чувство в зародыше. Необходимо было просто осмеять эту так называемую любовь.

Теперь было даже не вспомнить, как же оно воспринималось тогда, в самом начале. Растроганность, нежность, открытость чувств соединялись, кажется, с возбуждением и азартом. Бессильное сожаление вырвало из ее груди стон. Вид Руперта вызывал бы теперь тошноту, мысли о том, как общаться с ним в будущем, она просто откидывала. Без конца упрекая себя, слышала эти упреки, произносимые голосом Хильды, и страстно молила ее о прощении.

Поступки, которые я совершала в последние годы, все приводили к несчастью, думала Морган, но поначалу каждый из них казался таким естественным. Естественно было влюбиться в Джулиуса, естественно было расчувствоваться от слов Руперта. Как можно разумно выстроить свою жизнь, если вначале все представляется оправданным и неизбежным, а в конце неожиданно оборачивается чем-то непредсказуемым? Единственный мой неестественный поступок, сообразила вдруг она, – это брак с Таллисом. Но и он обернулся несчастьем. А поначалу казался неестественным и неизбежным. На что она тогда надеялась? Наверняка какие-то надежды были. Неужели она их просто забыла? Время от времени приходило на ум пойти к Таллису и рассказать ему о Руперте и Хильде, рассказать ему все, все, все. Если бы только Таллис был потверже, поувереннее и повнушительнее, она приникла бы к его коленям. Такой, как есть, он не мог притянуть ее. А кроме того, исповедаться Таллису означало бы предать Хильду.

Пройдя вдоль бокового фасада, Морган открыла деревянную калитку и вошла в сад. Необходимо было найти способ попасть в дом и где-нибудь в записных книжках Хильды отыскать адрес и телефон этой таинственной Руабон.

Шел легкий дождь, и ветер бил о решетку головки роз. Мокрые лепестки цветов устилали плиты, складывали прихотливые узоры из белых пятнышек и розовых сердечек. Струи дождя кололи поверхность бассейна, и она выглядела металлической решеткой. Морган толкнулась в кухонную дверь, но та была заперта. Теряя надежду, попробовала стеклянные двери – и здесь оказалось открыто. Она на цыпочках вошла в дом, тщательно затворила за собой створки, удерживая дыхание, замерла и так постояла какое-то время в гостиной. Тик-так, говорили часы. Дом казался задумчивым, погруженным в себя, таинственным. Морган вздохнула с облегчением, но потом сразу же себя одернула: нет-нет, все изменилось, просто стены еще не знают об этом, и дом сохраняет все расцветавшие мне навстречу улыбки Хильды. А может, случившееся совсем и не так ужасно? Хильда, конечно же, простит Руперта. Но теперь я буду ей самым близким человеком.

Морган открыла шкафчик, в котором хранилось спиртное. Виски выпито до последней капли, немного джина еще сохранилось. Она налила себе. В эти два дня она вообще пила очень много. Прихватив стакан и инстинктивно пытаясь ступать бесшумно, она поднялась на второй этаж и вошла в будуар Хильды. Комната была очень опрятной, мебель обита бархатом и удачно подобранным ситцем, в серебряной вазочке – увядшие розы. Выбросив их в мусорную корзину, Морган занялась письменным столом. Пачки деловых писем, счета, каталоги, проспекты. Она быстро нашла записную книжку и в радостном нетерпении открыла ее на букве «Р». Но Руабон отсутствовала. Морган в недоумении опустила книжку на стол. Хильда всегда так аккуратна в своих записях. Но тут же ей пришло в голову, что, если Руабон замужем, а Хильда знает ее с давних пор, в записной книжке она может быть обозначена под своей девичьей фамилией. Опустившись в кресло, Морган стала внимательно просматривать страницу за страницей. Но ни Антуанетты, ни вообще французских адресов в ней не было. В записке Хильды было сказано: «к старой подруге». Может быть, они вместе учились в школе? Может, имеет смысл позвонить в школу? Из-за разницы в возрасте Морган не знала многих Хильдиных школьных подруг. И не помнила разговоров об Антуанетте. Или нет, была речь о какой-то французской девочке. Давным-давно, так, между прочим. Морган подумала, что отсутствие адреса в книжке могло быть связано с тем, что Хильда отлично помнила его наизусть. Антуанетта Руабон… Морган задумалась.

Как мало, вообще говоря, она знает о собственной жизни Хильды. Пожалуй, ей всегда представлялось, что этой жизни у Хильды и нет. В счастливом браке ее не требуется. Хильда была женой Руперта, сестрой Морган, матерью Питера, и этого, казалось, было вполне достаточно для удовлетворения всех эмоциональных потребностей живущей ради других души. Конечно, у нее была масса знакомых, с которыми она встречалась на ланчах, играла в бридж, участвовала в «Рюмке хереса в пользу неимущих нашего района». Но никаких друзей у нее не было. А может, все не так. Почему, черт возьми, Руперт вдруг взял и влюбился в Морган? Может, ему не хватало внимания? Может, это внезапное бегство в Париж не случайно? Вернувшись в Англию, я столько говорила о себе, а Хильде по сути не задала ни вопроса, вдруг осознала Морган. О господи! Новая ревность и новый страх охватили ее.

Чтобы как-то занять себя, она решила поискать и в других комнатах: а вдруг там тоже обнаружатся какие-нибудь записки Хильды, скрывающие вожделенный адрес. Прежде всего заглянула в спальню. Постель не убрана, все ящики открыты, белье разбросано, флакон с коричневым лосьоном разбит и валяется на полу. Морган внимательно оглядела комод и туалетный столик. Никаких бумаг не было. Она заглянула в Рупертову гардеробную с неубранным диваном-кроватью, затем в его кабинет, заваленный, словно осенними листьями, клочьями рваной бумаги. Морган невольно вздрогнула. Стоящий возле стены стол был тоже покрыт обрывками, но так, будто кто-то делал попытку восстановить разорванные страницы. Никаких вещей Хильды здесь нет, поспешно закрывая дверь, сказала себе Морган. Спустившись вниз, она обследовала гостиную и кухню. Ни-че-го. Вылив в стакан остатки джина, она задумалась: что же дальше? Странным образом все в душе восставало против ухода. Почему-то ведь было так важно проникнуть в дом. Письма! – сообразила она неожиданно. Ведь должны же быть письма от этой Антуанетты. В поисках записной книжки она только мельком взглянула на Хильдину корреспонденцию. Снова взбежав наверх, она начала методично обследовать стол. Но писем, способных помочь ей, не было. Допив свой джин, Морган угрюмо подошла к окну. Дождь уже прекратился.

Она посмотрела вниз, на знакомый сад. Солнце только еще пробивалось, и от плит шел легкий пар. Но что это с бассейном? Морган вцепилась в подоконник. Что-то странное и страшное плавало там, распластавшись чуть не по всей поверхности. Темное и похожее на огромного качающегося паука. Большой мешок, неведомое животное или… Стакан выпал у Морган из рук. Подбежав к двери, она распахнула ее и со стоном кинулась вниз по лестнице. Распахнула стеклянные двери гостиной. Подбежала к бассейну. И тут ноги у нее подкосились, и она тяжело осела. В бассейне, на небольшой глубине, плавало полностью одетое человеческое тело. Раскинутые в стороны руки и ноги тихо покачивались. Тело было мужским. Тело Руперта.

Лица Морган не видела, но узнала одежду, комплекцию. Она попыталась вскрикнуть, но горло скрутило так, что едва можно было вздохнуть. Судорожно хватая ртом воздух, она смогла наконец сделать вдох. Нагнувшись, попыталась дотянуться до этой чудовищной колеблющейся туши. Рука коснулась рукава, но зацепить его не удалось. Она сумела встать на колени, подняться на ноги. Подойдя к ведущей в бассейн лесенке, попыталась спуститься в воду, но та была так холодна, что она инстинктивно отшатнулась и стала вылезать наверх. Намокшая юбка липла к коленям. Одна туфля соскользнула, и алюминиевые ступеньки больно врезались в ступню. Потеряв равновесие, она, взметая фонтаны брызг, упала в мелководье. Вода попала в глаза и в рот, ноги скользили по наклонному дну бассейна, и только тут у нее вырвался громкий крик. Кашляя и отплевываясь, она слепо тянулась руками вперед, дотронулась до чего-то, схватила, потянула и вдруг почувствовала в своей руке чужую человеческую руку. Отпустив ее, попыталась крикнуть, потом ухватилась за ткань одежды и потянула ее к себе. Большое темное нечто медленно подплывало к ней по воде.

Руперт плыл лицом вниз, с глубоко погруженной головой и лучше держащимися на поверхности растопыренными руками и ногами. Морган – с раскрытым и так и застывшим от ужаса ртом – изо всех сил пыталась подтянуть его за плечи. Потом вдруг увидела, что тянет за волосы. Пропитанное влагой полузатопленное тело было тяжелым, очень тяжелым, очень. В какой-то момент голова повернулась, и секунду Морган со страхом смотрела на темное, залитое водой и едва узнаваемое лицо. Потом тяжелое тело ускользнуло из ее рук, и голова снова ушла в глубину.

Морган начала выбираться из бассейна. Еще немного – и она потеряла бы сознание. Подъем по лесенке дался с большим трудом. Выбравшись наконец наверх, она попыталась встать на ноги. Нужно позвать на помощь, стучало у нее в голове, нужно позвать на помощь. Но голоса не было, из горла не вылетало ни звука, мокрая липнущая одежда стесняла движения, холод пронизывал, каждый шаг давался с трудом. Когда она добралась до гостиной, вдруг зазвонил телефон.

Привычный звук долетел, как с другой планеты. Но бессознательно протянув руку, Морган подняла трубку.

– Руперт, – сказал голос Хильды.

Морган прижала трубку к груди и села. Потом опять подняла ее к уху.

– Руперт, дорогой мой, это Хильда. Морган сглотнула.

– Хильда, это Морган, – сказала она, удивляясь, что голос звучит похоже на ее собственный голос.

Пауза. Потом Хильда спросила:

– А Руперт здесь?

– Нет, здесь его нет.

– Ну неважно. Ты передашь ему, хорошо? Я в Нью-Порте, у меня здесь пересадка, времени всего две секунды. Я еду домой. Пожалуйста, скажи Руперту, что все в полном порядке. Милая, это относится и к тебе: все в порядке. Произошла чудовищная ошибка. Никто не виноват. Я зря уехала. Все расскажу вам, как только увидимся. А сейчас просто передай Руперту, что я его очень-очень люблю. Скажи, чтобы он ни о чем не беспокоился, и ты тоже не беспокойся. К счастью, ничего страшного не случилось.

Морган повесила трубку. Тик-так, шли часы. Она опять сняла трубку и позвонила в полицию. В общем-то, торопиться было незачем. Руперта здесь действительно не было.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю