Текст книги "Тайны тысячелетий"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 31 страниц)

Мрачный вой черного кота, сидевшего на одном из орудий, раздражал Баттса. Не желая убивать животное, что по поверью приносит неудачу, он подобрал его, посадил в ствол орудия и заткнул отверстие. «Но я еще долго слышал его отчаянное завывание», – впоследствии рассказывал Баттс.

Воспоминания о кошмарах

Происходящее на борту гибнущего броненосца было «способно устрашить и самое мужественное сердце», – позже написал своей жене казначей Уильям Килер. «Горы воды обрушивались на нашу палубу и кипели вдоль бортов; шлюпки были сорваны или разбиты, как обыкновенные игрушки… и вся сцена освещалась ярким светом голубых прожекторов, горевших на нашем сопровождающем, создавая картину ужаса, которую время никогда не сотрет из моей памяти».

«Оставаться здесь дольше – безумие; пусть каждый спасается сам», – сказал командир Бэнкхед, по словам хирурга с «Монитора» Гренвилла М.Уикса: «На минуту он (командир) спустился в каюту за пальто, и его денщик последовал за ним, чтобы спасти ящик с накопленными за долгие годы ценностями. Это было печальное зрелище. В тяжелом воздухе фонари горели тускло, и вода зловеще плескалась о стены кают-компании. Один долгий взгляд, и он навсегда покинул каюту „Монитора“».

Сделав все, что смог, командир пустился в оказавшуюся последней шлюпку, шедшую под бортом корабля. Бэнкхед умолял людей, в поисках спасения в ужасе карабкавшихся на башню, сохранять спокойствие. Только эти люди на башне и еще один человек, страдавший от морской болезни и лежавший внизу в своей койке, остались на корабле, но им дали обещание, что за ними вернется другая шлюпка. Шлюпка пришла, но было слишком поздно.

Страшный двухмильный переход по вздымающимся волнам привел оставшихся в живых к «Род-Айленду». С палубы им бросили трос, чтобы поднять на палубу.

Последняя спасательная шлюпка с Д.Родни Брауном на руле, уже преодолела три четверти пути до терпящего бедствия броненосца, когда красный фонарь бедствия – и одиннадцать человек – исчезли под волнами. Командир Бэнкхед рапортовал, что «Монитор» затонул в 1 час пополуночи 31 декабря 1862 года «около двадцати пяти миль к югу от мыса Гаттерас… на глубине тридцати морских саженей». В общей сложности, погибло шестнадцать человек.

Прошло сто одиннадцать лет. Рапорты капитана, вахтенные журналы «Род-Айленда», «Стейт оф Джорджия» и «Пассаика», так же как и другие многочисленные отчеты о крушении, позволили Гордону Уоттсу и исследователю из «Нэйшнл джиогрэфик» Дороти А.Николсон восстановить последние два дня пути «Монитора» к месту катастрофы. Карта Береговой службы 1857 года помогла произвести гидролокационные исследования и определить навигационные координаты.

Ветровая и погодная обстановка, описанная в вахтенных журналах и соотнесенная со введениями о современных течениях позволила провести расчет и выяснить первоначальное местонахождение и дрейф судов. Определение вероятного курса кораблей привело нас к подводной могиле «Монитора».

Во время нашей экспедиции на «Истварде», которая наконец нашла «Монитор», турбулентные течения не позволили нашим камерам снять ничего, кроме части кормы. Тогда мы потеряли наш фотоаппарат, зацепившийся за корпус, но на фотографиях отдельных частей корабля отлично можно было различить детали конструкции «Монитора».

На встрече в Морской исследовательской лаборатории в Вашингтоне эксперты подтвердили, что мы нашли именно «Монитор». Команда из восьми курсантов Морской академии США представила подтверждающие данные воздушной разведки. Все согласились, что полученные свидетельства подтверждают установленное место катастрофы.

Объединенная экспедиция вышла в море в конце марта. Ее поддерживали Национальное географическое общество и Военно-морской флот США в тесном сотрудничестве с резервом армий США. Исследовательское судно «Алькоа Сипроб» доставило нас к местонахождению «Монитора».

К экспедиции был прикомандирован капитан первого ранга Колин Джонс из Экспериментального водолазного соединения военно-морского флота в качестве дежурного офицера, а «Сипроб» снабдили специальной платформой со сложным оборудованием. Самое большое судно из цельнометаллических судов нашего времени, «Сипроб» двигался при помощи пропеллеров на носу и корме, которые позволили ему удерживать заданную позицию с отклонением не более шести дюймов.

При первом проходе «Сипроб» встал над место кораблекрушения с удивительной точностью. На экране гидролокатора появились очертания «Монитора». Тригонометрическая съемка с нашего судна на маяки мыса Гаттерас и Дайаманд Шоулс дала точные координаты места кораблекрушения.

Направляемый с десантного корабля гидролокатором бокового обзора дока Эджертона и навигационной системой Дель Норте, «Сипроб» стал на место, и через шесть часов после первого прохода был готов пустить телевизионное оборудование.

Камера с дистанционным управлением

Длинная стрела крана опустила за борт «Сипроба» трос с камерой, помещенной в контейнер. Сверяясь с подводным телевизионным изображением, офицеры из поискового контроля на судне подводили камеру практически к любой желаемой точке над знаменитым броненосцем и вокруг него.

«Сипроб» начал делать фотографии и снимать на видео погибший корабль от носа до кормы. В качестве ориентира на дне, в тридцати футах от центра броненосца был установлен маленький гидролокатор. Впервые как следует можно было разглядеть нос и якорь.

Из всей недели, которую работал «Сипроб», спокойным выдался только один день. Десантные суда воспользовались хорошей погодой для проведения драгирования дна в поисках предметов вокруг погибшего корабля. «Сипроб» выступал в качестве вспомогательного судна, ставя на якорь буи вокруг места катастрофы, а затем должен был уйти для выполнения следующего этапа своей научной миссий. Драга принесла только донные отложения, куски угля и дерева.

Когда экспедиция подошла к концу, команда на борту «Сипроба» продолжала составлять предварительный фотомонтаж, в который вошло, по крайней мере, две тысячи фотографий, зафиксировавших останки «Монитора». Специалистам военно-морских сил США понадобилось еще пять месяцев, чтобы закончить этот монтаж.

Реликвиям вековой давности воздают должное

В мае, всего через несколько недель после того, как мы сошли на берег с «Сипроба», на борту «Истварда» место крушения посетил доктор Роберт Шеридан, геолог из Делавэрского университета, и при помощи драги подняли с океанского дна семьдесят два предмета. Когда извлеченное содержимое драги было перемещено с канистры с водой (чтобы Предохранить их от быстрого окисления), их ценность стала очевидной – железные полосы, в одной из которых было отверстие для болта; гайка с резьбой; двухслойный диск десяти дюймов в диаметре. Было поднято много кусков угля и дерева и различных предметов меньшего размера.

Эти драгоценные реликвии с «Монитора» немедленно поместили в наиболее подходящие условия.

Мы тщательно исследовали металлические предметы, как только они были извлечены из предохраняющего состава. Самым тяжелым был диск, состоящий из двух частей, соединенный четырьмя заклепками; мы определили его по заглушке одного из иллюминаторов.

Естественная защита – глубоководные; и вероломные течения – долго охраняли погибший корабль; теперь его под охрану взял закон. Местонахождение «Монитора» было занесено в Национальный регистр исторических мест. И 30 января 1975 года – в его тридцатую годовщину гибели «Монитора» – Национальное управление океанографии и атмосферных исследований – объявило броненосец морской святыней.

К сожалению, корабль никогда не будет поднят на поверхность, поскольку металл сильно поврежден коррозией.

Мы принимали участие в определении местонахождения «Монитора» под голубыми водами в районе мыса Гаттерас, и были глубоко этим взволнованы, поскольку прикоснулись в давно минувшим дням этой драмы.

Часть вторая
К неведомым землям

Николай Непомнящий
О странном отчете царевича Сатаспа, пигмеях, увиденных с корабля и плавании по приказу фараона

Последние десятилетия историки все чаще прибегают моделированию, то есть, опираясь на имеющиеся данные, воспроизводят «в натуре» давно минувшие события. Это неоднократно делал Т.Хейердал, этим в свое время занималась лаборатория доктора исторических наук С.А.Семенова по исследованию «технических достижений» палеолита. Не так давно два французских путешественника – Анри Жиль-Артаньян и Рене де Торлак построили 24-метровое судно – реконструкцию финикийской парусной галеры… И – повторили плавание, которое, как полагают, было совершено в VI веке до нашей эры.

Множество проблем поставили перед современными исследователями великие географы и историки древности. Их записи кратки, в большинстве своем дошли до нас во фрагментах, и о том, какая именно, говоря современным языком, информация содержится в них, споры не утихают.

«Сатасп овладел насильно дочерью Зопира, за каковое преступление Ксеркс решил было распять его, однако мать Сатаспа, сестра Дария, испросила ему помилование и обещала сама наложить на него кару… Именно он обязан будет объехать кругом Ливию, пока не войдет в Аравийский залив. На таком условии Ксеркс сделал уступку…»

Вокруг этого рассказа Геродота разразилась научная буря. «Сатасп прибыл в Египет, получил здесь корабль и египетских матросов и поплыл к Геракловым Столбам». Современные противники путешествия Сатаспа оспаривают утверждение Геродота тем, что Гибралтарский пролив тогда был блокирован карфагенянами, то есть дорога для перса была закрыта. Один из крупнейших специалистов по истории географических открытий древности, доктор Р. Хенниг, считает «совершенно невероятным, что не искушенный в мореплавании перс, ни в коей мере не обладавший качествами отважного искателя приключений», прошел блокированный пролив целых два раза – туда и обратно! Но, совершенно справедливо возражает другой исследователь, А.Клотц, гибралтарская «улица» была закрыта только для торговых судов, представлявших Карфагену подлинную угрозу, но никак не для одиночного судна, посланного, кроме того, по приказу самого Ксеркса, имевшего среди карфагенян большое влияние: именно он помог им войском в борьбе против Греции. Пролив был закрыт для Греции, для Сатаспа же – открыт…

«Выплыв на другую сторону, он обогнул оконечность Ливии по имени Солоент (мыс Кантен в современном Марокко – H.H.) и направился дальше на юг. Там в течение многих месяцев он проплыл значительную часть моря, но, так как предстояло проплыть еще больше, он повернул назад и приплыл в Египет». Что же царевич рассказал дома? «Он сообщил ему (Ксерксу – H.H.), что очень далеко на море им пришлось плыть мимо страны, населенной маленького роста людьми, прикрывавшими наготу пальмовыми листьями. Каждый раз, когда они приближались на корабле к берегу, маленькие люди покидали свои города и убегали в горы…» «И что же заставило путешественников вернуться? – поинтересовался царь». Сатасп объяснил это тем, что «судно не могло идти дальше, так как было задержано мелью…» Ксеркс не поверил путешественнику и велел казнить его.

Но Хенниг не верит ни одному слову этого отчета. Упоминание о низкорослых людях, встреченных по дороге, считает выдумкой по одной лишь причине – профессор Плишке в свое время «любезно предоставил ему справку» о том, что в лесах Гвинеи нет пигмеев. Но, отвечают оппоненты, во-первых, почему именно Гвинеи? Ведь в рассказе Сатаспа речь идет о многомесячном плавании, и за это время судно могло уйти далеко на юг, возможно, даже до берегов Камеруна. А во-вторых, даже если речь шла действительно о Гвинее, то разве можно точно утверждать, были ли там в V веке до нашей эры пигмеи или нет? Следует помнить, что пигмеи в древности занимали территорию гораздо большую, чем теперь, и лишь в нашем тысячелетии под давлением соседей начали постепенно смещаться к югу континента.

Удивляет Хеннига и то, что Сатасп увидел пигмеев с корабля. Однако здесь нет ничего удивительного: любопытство всегда являлось самым естественным и непосредственным порывом человека, и вполне возможно, что жители прибрежных деревень высыпали на берег посмотреть на огромную диковинную лодку. И эта «лодка» могла подойти к берегу очень близко – небольшая осадка судов тех времен позволяла сделать это.

Хеннига явно испугала мель, на которую наткнулся корабль персидского путешественника. Ученый твердо уверен, что мель могла встретиться «только у мыса Бохадор в Марокко». Откуда такая уверенность? Мель могла встретиться Сатаспу на любом участке маршрута.

Заключая, можно сказать, что у Хеннига против путешествия персидского царевича нет ни одного веского возражения.

Но есть ли веские аргументы в пользу плавания Сатаспа?

В самом приказе, данном ему, содержится ценная информация: ему велели объехать по морю вокруг Ливии – но ведь так тогда называли всю Африку! – и прийти в «Аравийский залив». Откуда мог знать Ксеркс о возможности подобного плавания?

Здесь нам надо отправиться в Древний Египет.

…В XI веке до нашей эры Египет стал постепенно терять свою государственную независимость. В 730 году до нашей эры он был завоеван войсками государства Напата, а спустя несколько десятков лет ассирийцы захватили Мемфис, древнюю столицу государства. В 655 году фараону Псамметиху удалось на время восстановить независимость страны, призвав на помощь греческих малоазиатских наемников. И сам Псамметих, и его сын, фараон Нехо, все еще открывали морские порты, теперь уже не только для финикийских, но и для греческих кораблей. И Нехо, пытавшийся вновь поднять престиж страны и продемонстрировать мощь египетского флота, приказал финикийским мореходам, находящимся у него на службе, обогнуть Африку с юга.

Это было крупнейшим географическим предприятием древности.

«Ливия, оказывается, кругом омывается водою, за исключением той части, где граничит с Азией. Первым доказал это, насколько мы знаем, египетский царь Нехо. Приостановив рытье канала из Нила в Аравийский залив, он отправил финикиян на судах в море с приказанием приплыть обратно через Геркулесовы Столбы… Фикинияне отплыли из Эритрейского моря и вошли в Южное море. При наступлении осени они приставали к берегу и, в каком бы месте Ливии ни высаживались, засевали землю и дожидались жатвы. После уборки хлеба плыли дальше. Так прошло в плавании два года, и только на третий год они обогнули Геркулесовы Столбы и вернулись в Египет. Рассказывали также – чему я не верю – что во время плавания вокруг Ливии финикияне имели солнце с правой стороны».

Таким дошел до нас рассказ Геродота об этом плавании вокруг Африки в VI веке до нашей эры. Но «отец истории» записал все это спустя полтора века. Да и то пересказывая сообщения древнеегипетских жрецов. Больше о плавании не упоминал никто.

Скудные строки сообщения вызывали сомнения в истинности изложенного еще в греко-римскую эпоху. Античные авторы оспаривали его, так как для них Африка смыкалась с Азией на юге. Кроме того, древние считали наименее вероятной ту часть рассказа, которую современные исследователи считают доказательством подлинности плавания. Имеется в виду сообщение о том, что путешественники, плывущие на запад, видели солнце справа, то есть на севере. Придумать такое нельзя – следовательно, корабли зашли далеко на юг.

Некоторых исследователей смущало расстояние – 25 тысяч километров надо преодолеть, чтобы обогнуть Африку по морю. Но почему бы не предположить, что суда постоянно держались вблизи берегов? К этому можно добавить, что интересующее нас плавание протекало в благоприятных для судоходства водах, чего, кстати, не скажешь о плаваниях малайцев в утлых лодках по Тихому океану, проделывавших огромные расстояния в отнюдь не спокойных Южных морях. И наконец, для нас будет небезынтересным заключение немецкого ученого А.Херена, считающего, что у Нехо, который приказал строить флот на Средиземном и Красном морях, пытался соединить эти моря каналом, вторгался в Азию и захватил ее до Евфрата, вполне могла возникнуть мысль отправить в разведывательное плавание вокруг Африки флотилию.

Попытаемся приблизительно восстановить его маршрут.

Для начала надо исходить из того, что финикийцам была знакома дорога до мыса Гвардафуй – восточной оконечности материка на полуострове Сомали. Они могли отплыть осенью из района современного Суэца на хорошо оснащенных пятидесятивесельниках. Вскоре они достигли мыса Гвардафуй. Течения и ветры этого района африканского побережья помогли мореходам – им даже не понадобились весла. У мыса ветер ударил в паруса и погнал корабли на юг. Приближаясь к экватору, они некоторое время сопротивлялись северо-восточному пассату, а потом их подхватило Мозамбикское течение и донесло до юга Африки. К их большому удивлению, солнце здесь было видно справа, то есть на севере. Поздней весной они прибыли в район бухты Святой Елены и первый раз за много месяцев ступили на твердую землю. Вырастив урожай пшеницы (в субтропическом климате этих мест он созрел к ноябрю), они отплыли и тут же попали в Бенгальское течение, которое донесло корабли до устья Нигера в Гвинейском заливе. В конце марта в районе этой реки они вновь увидели в зените полуденное солнце. Работая веслами – здесь им встретилось противотечение, – путешественники обогнули мыс Пальмас (современная Либерия). Следующий этап пути был нелегким, так как пришлось бороться с пассатом и Канарским течением. Но солнце, сиявшее так, как оно светило на их родине, вселяло в путешественников надежду на скорый конец плавания. В ноябре они достигли марокканских берегов и ступили на них, чтобы вновь посеять хлеб и запастись провизией. В июне следующего года урожай был собран, и корабли двинулись дальше на север. Скоро они миновали Гибралтарский пролив и вошли в Средиземное море.

Корабли вернулись в Египет, когда Нехо уже не было в живых, и некому было оставить на стене того или иного священного храма традиционную надпись, повествующую о содеянном…

Но весть о том, что «Ливию» можно обогнуть морем, все же дошла до Сатаспа и Ксеркса.

Если бы известие о том, что «Африка на юге закругляется с востока на запад», распространилось в древнем мире, то, наверное, можно было бы избежать загадок и заблуждений более поздних времен. Но понадобилось еще два тысячелетия, прежде чем португальский флот Бартоломеу Диаша вновь «открыл» морской путь через южную оконечность Африки.

Именно этим путем на восстановленном по историческим данным финикийском суде и прошли французские путешественники.

Александр Юрченко
За вратами мистического града

В 1239 году к французскому королю Людовику IX прибыло мусульманское посольство с сообщением о том, что «с северных гор устремилось некое племя человеческое, чудовищное и бесчеловечное, и заняло обширные и плодородные земли Востока, опустошило Великую Венгрию и со срочными посольствами разослало грозные послания».

Таково было одно из первых в Европе достоверных известий о «тартереях». Этим термином средневековые писатели называли татаро-монголов. И Первые слухи о них внушали европейцам немалые опасения. Видимо, на воображение ученых монахов произвела сильное впечатление случайная игра слов: «татары» и «Тартар». Ведь, согласно греческой мифологии «Тартар» – пространство, находящееся в самой глубине космоса, ниже царства мертвых.

Разрыв традиционных торговых связей между Востоком и Западом, непобедимость монголов и, казалось, сбывающееся предсказание Апокалипсиса о конце света вселили страх в сердца европейской элиты. Может быть, этот факт объяснит скрытые причины первых дипломатических посольств из Европы к Великому хану монголов. Впервые Евразийский континент так явственно ощутил себя некой единой целостностью, и для Запада стало жизненно важной потребностью знать реальности некоего мифического Востока.

Миссией, открывшей глаза Европе на Азию, стало дипломатическое посольство, направленное папой Иннокентием IV в 1245 году. Посол папы Джиованни Плано Карпини, францисканский монах, брат ордена миноритов, достиг монгольской столицы в Каракоруме, южнее озера Байкал и по возвращении описал свое путешествие в книге, названной им «История монголов, именуемых нами татарами». Книга сохранилась до наших дней и представляет уникальное свидетельство очевидца о культуре и обычаях монголов и иных азиатских народов [23]23
  Первый русский перевод книги Плано Карпини вышел в 1795 году; автор публикуемого очерка пользовался последним изданием. (Джиованни дель Плано Карпини. История монголов. М., 1957.)


[Закрыть].

Путешествие к границам познанного мира призвано было раздвинуть занавес неизвестности и снять напряжение ожидаемой вселенской катастрофы. Миссия выполнила свою задачу.

В удивительной книге Плано Карпини, насыщенной подробностями быта и привычек кочевников, нет страха перед монголами. Человек, посланный в Ад, вернулся оттуда живым. Разрушается социальный стереотип средневековых монголов, отмеченный чертами крайней жестокости. В реальности монголы проявили себя вполне терпимыми по отношению к чужеземцам и довольно восприимчивыми к влияниям извне. Эти обстоятельства представляются мне загадочными, и они, не в последнюю очередь, заставили нас отправиться в путь, по следам монаха-францисканца.

Начиная с XIII века, каждое столетие Европа посылала своих гонцов в глубины Азии, и мне хочется надеяться, что наша экспедиция продолжает традицию трансконтинентальных путешествий. Цель экспедиции «Плано Карпини» заключается не только в повторении пути средневекового монаха. Мы хотим проследить, как переплетутся три линии судьбы – странствие Плано Карпини, жизнь и смерть городов Евразии и современное путешествие.

Но обо всем по порядку.

Рождение идеи

Мое первое знакомство с записками Плано Карпини произошло несколько лет назад, когда я был студентом. Не долго поизучав книгу, мы с другом начертили маршрут, и отправились в путь автостопом. Проехав Кавказ и переправившись через Каспий, добрались до Самарканда. Позднее я узнал, что ни на Кавказе, ни в Самарканде Карпини не был – его путь пролегал намного севернее. Но в тот момент это казалось нам не столь уж важным.

Импульс, полученный от чтения древней книги, слился с личными впечатлениями, и Азия стала для меня такой же загадкой, как и для посла папы римского. Плано Карпини не только «увлек» нас за собой, но и «предупредил», что нельзя наступать на порог юрты (это каралось смертью в XIII веке) и не стоит лукавить перед встречными, потому что слухи спешат впереди путешественника. Вслед за ученым монахом мы совершили странствие из Европы в Азию, и за риск были вознаграждены не менее яркими впечатлениями. Одно из них было весьма неожиданным, и мне кажется, оно каким-то образом повлияло на мои сегодняшние занятия историей.

В Почаевский монастырь на Украине меня привели слухи о том, что сюда приезжает много людей в надежде вылечиться «святой водой». Я приехал в монастырь к вечеру, до темноты рассматривал памятники и беседовал с паломниками. Они мне и сказали, что переночевать я смогу в храме, куда на ночь пускают всех странников. У каждого из них, как и у меня, были дорожные одеяла. В полночь в храме горело несколько свечей, звучал голос старика священника, уставшие люди спали на полу храма. Над тем местом, где я расположился, сияла фреска – четвертый день сотворения мира. По библейской легенде, в этот день Бог сотворил солнце, луну и звезды. Возможно, что такие же картины видел и Плано Карпини, находя приют и отдых в монастырях. Но чаще и ему, и нам приходилось спать под открытым звездным небом.

Эта сцена из средневекового быта словно перенесла меня в иное измерение. И все, что далее в путешествии предстало нашим взорам, было столь же непривычным: в Хевсуретии мы были гостями на общинном празднике, где приносились в жертву десятки баранов, при этом их шкуры вешали на деревья. Совсем как в легенде о Золотом руне. В Армении мы проезжали через перевал, на котором каждый водитель на ходу выбрасывал горсть монет, чтобы благополучно вернуться домой. На узбекской свадьбе под Самаркандом нас поразили танцовщицы, которых гости осыпали деньгами. В горах Киргизии мы жили в юртах и питались кумысом. На Памире гостили несколько дней в доме, в котором жива традиция лепить керамику без применения гончарного круга. Этой традиции по меньшей мере несколько тысяч лет. Делать глиняные сосуды может только старшая женщина в семье. На наших глазах она из остатков глины слепила своей внучке игрушку – «шайтана». Множество разнообразных наблюдений слились в единую картину. Я понял, что до сих пор реально существует мир культуры, описанный Плано Карпини и другими средневековыми путешественниками.

Закончив исторический факультет Санкт-Петербургского университета два года назад, я организовал некоммерческую фирму «Проект гуманитарных экспедиций» «САФИР» (ныне «САФИР» – член Санкт-Петербургского отделения Академии наук России). Поддержка таких крупных фирм, как АО «КамАЗ», Таткомбанк и Санкт-Петербургское объединение «Пульс», чьи медицинские и экологические приборы мы использовали, открыла большие возможности для более углубленного изучения маршрутов первых путешественников. Идея трансконтинентальных экспедиций оказалась привлекательной не только для историков, но и для деловых людей нового типа.

Летом 1990 года экспедиция «Плано Карпини» отправилась в путь. За два месяца группа из 14 человек на двух КамАЗах преодолела 12 тысяч километров от города Владимира-Волынского, близ польской границы, до озера Алаколь, около китайской границы.

Три испытания

В апреле 1245 года Плано Карпини покинул Лион и, уточняя маршрут по пути следования, проехал через земли Франции, Германии, Чехии, Польши – в Киев. И далее, в сопровождении монгольского отряда, проследовал через каспийские степи, Хорезм, Джунгарский Алатау и наконец достиг Каракорума. В течение двух лет он пересек Евразийский континент с запада на восток и обратно.

В одной из средневековых книг история человечества рассматривается в образе города, обнесенного квадратом стен. Стены этого мистического града обращены к четырем сторонам света. На юг смотрит стена, символизирующая время Адама, а восток воплощал надежду на спасение. Что открылось простому смертному за вратами этого города – тайна Божественного замысла или вечные муки?

Покинув привычный мир европейских городов, Плано Карпини должен был пройти три испытания, преодолеть как минимум три психологических барьера. Первый – это страх неизвестности, связанный с путешествием через пространство чужой культуры.

К этому добавлялись сложности общения религиозного характера – длительное пребывание в среде язычников и иноверцев. С этими проблемами сталкивается и современный путешественник. Второй барьер – сакральный; ибо разные части света, а равно и разные страны обладали в глазах средневековых людей неодинаковым смыслом. Были места священные, были и проклятые. Мы помним, что Карпини направлялся к границе человеческого и потустороннего мира, к Тартару. Здесь с неизбежностью встает вопрос о цели, которая движет странником, и о цене ее достижения. И, наконец, третий барьер – пространство Великой Степи. Изнурительный путь длиною в тысячи километров, иные способы выживания и сложности ориентации… В той или иной степени наша экспедиция столкнулась в этими же проблемами, и три психологических барьера во время путешествия были весьма серьезным испытанием.

Почти все участники экспедиции познакомились друг с другом в день начала путешествия. Социопсихологи утверждают: ясность целей и личное сопереживание достижению цели с большой вероятностью ведут группу к успеху. Внешне цель выглядит просто и ясно: проехать по древним торговым дорогам и городам, чтобы снять кинофильм и сделать фотоиллюстрации к новому изданию книги Плано Карпини. Никто из нас не мог сказать заранее, найдем ли мы каменных идолов на курганах Украины, разрешит ли та или иная община участвовать в своем религиозном празднике и как к нам отнесутся пастухи, кочующие в степи. И не известно было, сколько времени уйдет на поиски «исчезнувших миров».

Посол отправился в путь не один. Его сопровождали монахи-францисканцы: Бенедикт из Польши и Стефан из Чехии, а также переводчик, нанятый в Киеве, и человек десять слуг, смотревших за лошадьми. Путевые записи вел сам Карпини.

Состав участников, их роли всегда определяются целями экспедиции, поэтому в нашу группу вошли Режиссер, Оператор, Врач, Повар, Фотограф, Помощник по информации, три Водителя, Старший хозяйственной машины, два Историка и Руководитель. В этом плотном ролевом пространстве существовал разрыв: мы пригласили в путь Гостя – китайского журналиста.

Первые десять дней – «время ожиданий» – это предвкушение чего-то необычного (а вдруг, действительно, будет путешествие в XIII век?!). Через две недели – первые признаки разочарования («Я ожидал, что все будет иначе» – можно было прочесть по глазам). Но как «иначе» – спрашивать бесполезно, да и поздно. На самом деле это означает, что роли осознанны и приняты, а значит, можно спокойно работать. До фатального момента, именуемого психологами «срывом ожиданий». В пятерых из четырнадцати участников я был уверен, знал, что эти пятеро не покинут экспедицию, даже если смертельно устанут. Но достигнуть главной цели мы могли только вместе – все четырнадцать.

По совету короля Чехии, посольство избрало путь через Польшу и Русь. Столица Галицко-Волынского княжества, город Владимир-Волынский, лежала на известном торговом пути из Кракова в Киев. В городе сохранился Мстиславов храм, под сводами которого Плано Карпини встречался с русскими князьями Василько и Даниилом. Даниил, сражавшийся против монголов впервые в битве на Калке в 1223 году, в это время вел переговоры с Бату-ханом, а также с папой Иннокентием IV, у которого просил военной помощи.

Римский папа, стремясь подчинить Юго-Западную Русь апостольскому престолу, вел с Даниилом активную переписку. Она окончится вручением Даниилу королевской короны. Карпини, видимо, следуя тайным инструкциям курии, склонял русских князей и церковных людей к «единству святой матери церкви». Но князья разъехались, один в Польшу, другой к Бату-хану, и союзу римской и православной церквей – унии – в этот раз не суждено было быть заключенным.

Многие путешественники пишут о выпрашивании подарков, свойственном представителям архаических структур; между тем просить или даже требовать у другого человека очень естественно для того, кто сам готов в любой момент все отдать другому. С давних пор обмен подарками – обычный способ установления дружбы. Русский князь Василько, уже посылавший своих людей к Бату-хану, предупредил Карпини, что послам «следует иметь великие дары для раздачи им, так как они требовали их с большой надоедливостью, а если их не давали, То посол не мог исполнить своих дел». Для этих целей монахи приобрели шкуры бобров и иные меха. В обмен на дары послы получали свежих коней, пищу и проводников. И чем значимее были подношения, тем больший почет оказывали монголы путешественникам.