Текст книги "Тайны тысячелетий"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 31 страниц)

Роберт Стенюи
Бесценные реликвии испанской непобедимой Армады
перевод с английского А. Колпаков

Крутой северный ветер подстегивает галеас <sup>[8]8
  Галеас – парусно-гребное судно типа большой галеры, входившее в военные флоты многих европейских стран в XVI–XVII вв. (первые сведения относятся к XII в.). Длина до 80, ширина до 16 метров, один ряд весел с каждого борта (до 10 гребцов на весло), артиллерийское вооружение до 70 пушек разного калибра и камнеметов. (Здесь и далее прим. перев.


[Закрыть]</sup> , идущий мимо восточной оконечности Ирландии. Страшные волны разбили его поврежденный руль; теперь он рыскает и крутится в провалах между валами, дрейфуя в сторону прячущихся во мраке скал по правому борту.

Впереди, не далее чем в тридцати милях, лежит западное побережье католической Шотландии и убежище для уцелевших судов некогда величественной Армады. Еще несколько миль – и «Жирона» будет в Ирландии; всего нескольких часов достаточно, чтобы успешно завершить бегство, начавшееся около трех месяцев назад. Гребцы борются с ветром, непрестанно взмахивая веслами, тщетно пытаясь удержать корабль подальше от берега.

Ветер победил. Кипящая вода перехлестывала через правый борт корабля. Вопль впередсмотрящего заставил моряков бросить якорь. Слишком поздно. Клык скалы, выступающий из моря, пропорол борт «Жироны»; она засела на скале. Ее корма разбита, борт разломан, все содержимое вырывается наружу. Пушки, ядра, личное оружие, имущество, сундуки и 1300 несчастных людей., изнемогших в борьбе, утонули в кипящем прибое.

Из 1300 человек только пятеро достигли берега живыми. Среди тех, кто не спасся, был молодой дворянин, чьи последние мысли были обращены и Испании, кануну его отплытия с флотом, который отправился покорять Англию. Мы можем предположить, что это было в тот славный момент, когда его суженая надела ему на палец прекрасное кольцо, сделанное специально по ее заказу, кольцо, которым она символически отдавала себя ему.

Мысль растаяла вместе с жизнью молодого человека. Его тело, танцующее на вздымающихся волнах и принимающее позы марионетки, которую перестали дергать за нитки, постепенно погрузилось в заросли бурых водорослей, покрывающих морское дно. Там мелкие морские обитатели и постоянное волнение разрушили его. Кольцо упал с руки и закатилось в расщелину. По прошествии времени штормы, один за другим, нанесли песок и камни на место, где лежало кольцо. Падавшие сверху раковины постепенно цементировались между собой и железными фрагментами рангоута корабля.

Четыре столетия спустя, копаясь в выцветших документах в сумерках европейских архивов, я по кусочкам сложил историю кораблекрушения, а вскоре обнаружил и само место крушения под тридцатью футами ледяной воды. Там, с четырьмя компаньонами, я двигал массивные валуны, обыскивая укрываемые ими трещины, просеивая песок из этих трещин. На самом дне самой глубокой расщелины мы и нашли кольцо – подарок на память – лежавшее между золотой монетой в один пистоль [9]9
  Пистоль – название двойного испанского золотого эскудо, введенного Филиппом II (1556–1598), чистый вес – 6,2 г. С начала XVII в. стал международной монетой.


[Закрыть]и несколькими серебряными монетами по пиастру [10]10
  П и а с т р – европейское название испанской и испано-американской монеты в 8 реалов (песо), впервые чеканенного при Карле I (1516–1556), чистый вес – 25,5 г.


[Закрыть].

Я извлек этот дар любви из моря, так долго скрывавшего его, и вернул в мир людей, которому оно принадлежало по праву. Доставленное на борт нашего судна, кольцо, холодное, в капельках воды, лежало в моей руке, затянутой в черную перчатку, мягко сияя под бледным ирландским солнцем. На этом произведении ювелирного искусства были вырезаны изображение руки, протягивающей сердце, и слова: «У меня нет большего, чтобы дать тебе».

Для меня это кольцо – самое прекрасное, самое трогательное сокровище Армады. Но еще много немых свидетелей драматических страниц истории лежит, ожидая нас, внизу, под камнями и песком. Я снова нырнул.

Подводный мир охраняет сокровища «Жироны»

Бурые водоросли покрывают морское дно, как джунгли. Но сейчас, после многих погружений, я знаю каждую кучу камней, каждый узкий каньон этого подводного хаоса. В непрестанном волнении Атлантики эти леса качаются, как пальмы в ураган.

Это волнение – пульс моря. Нам пришлось жить, приноравливаясь к его ритму.

Чтобы продвинуться вперед под водой, я ждал волну, которая подтолкнула бы меня в нужную сторону. Затем, когда мое движение прекращалось, я хватался за водоросли, колыхавшиеся, как флаги на ветру, под действием изменившей направление волны. Еще раз водоросль махнула вперед. Разжав руки, я ринулся по направлению к моей цели.

Этой целью была расщелина, в которой застряла серебряная монета.

Я заметил ее во время предыдущего погружения, но не смог вытащить. В этом раз я захватил молоток и зубило. Отыскав щель, я начал откалывать породу, сцементировавшую камни, между которыми была зажата монета. Наконец она освободилась.

Я потер ее между пальцами. Появился чей-то профиль – мрачный бородатый человек – и четкие буквы. У меня в руках был неаполитанский серебряный пиастр.

Неаполитанский? Да, это было так: «Жирона» принадлежала Неаполю, королевству, находившемуся тогда под властью Испании. И лицо на монете принадлежало королю, в глубине своего дворца Эскориал под Мадридом сплетавшего паутину, которой он намеревался опутать весь мир. Это был Филипп II Рассудительный, Защитник Веры, король Арагона, Кастилии и Леона, король Португалии и обеих Сицилий, король всех Испаний и Индий, герцог Миланский, Бургундский, Брабантский, граф Фландрский, король Иерусалима, побежденный король.

Моя рука, закоченевшая от холода, держала всю историю Европы.

Наконец-то я прикоснулся к этой истории, здесь, где она вершилась, после многих, многих часов, проведенных в поисках документов в библиотеках Англии, Испании, Франции, Бельгии, Нидерландов и Люксембурга. Для меня Филипп снова ожил и был тем Филиппом, который в 1588 году отправил против Англии мощнейший из флотов, когда-либо виденных людьми.

Испанская мечта – править Англией

22 июля 1588 года [11]11
  Даты даются по современному, григорианскому календарю, который Испания, но не Англия, приняла к 1588 году. Англичане, пользуясь юлианским календарем, датировали это историческое событие 10 днями ранее (прим. автора)


[Закрыть]130 судов, имевших на борту 2431 пушку, отплыли из Лa-Коруньи на северном побережье Испании. Шестьдесят пять из них были галеонами и вооруженными торговыми судами; двадцать пять – грузовыми судами, перевозившими лошадей, мулов и провиант. Среди них были 32 маленькие лодки, четыре галеры и четыре галеаса, одним из которых был «Жирона». Галеасы, похожие на галеры, но гораздо меньшего размера, использовались в качестве маневренных, приводимых в движение веслами канонерских лодок, Эта флотилия несла 27 500 человек: 16 тысяч солдат, 8 тысяч моряков, 2 тысячи каторжников и галерных рабов и 1500 человек благородного происхождения и других добровольцев.

Возглавлял экспедицию дон Алонсо Перес де Гусман эль Буэно, герцог Медина-Сидония, дворянин очень старинного рода и – даже по его собственному мнению – обладавший минимальной компетенцией для руководства операцией такого рода. Тем не менее среди его старших офицеров находился дворянин, прославившийся по всей Испании: дон Алонсо Мартинес де Лейва, один из храбрейших и способнейших капитанов того времени. Его репутация была так высока, что около сорока знатнейших фамилий Испании отправили своих сыновей на его корабль «Ла Рата Санкта Мария Энкоронада», чтобы он лично мог вести их к победе над еретиками протестантской Англии.

Но победы не могло быть. Несчастья начались в Ла-Манше. Испанская армия в Нидерландах не была готова. Английский флот воспользовался преимуществом, предоставленным ему погодой, и разбил Армаду у Кале. Ветер пригнал корабли Медины-Сидонии к подветренному берегу во Фландрии, затем переменился и дал ему возможность уйти в Северное море. Сидония отдал приказ возвращаться в Испанию, держа курс, как записал один из офицеров, «вокруг Англии, Шотландии и Ирландии, через 750 лиг [12]12
  Лига (морская) – мера длины, равная трем морским милям, или 5,56 км.


[Закрыть]штормящего, почти неизвестного нам моря».

Едва ли половина кораблей армады снова увидела Испанию. Многие затонули, и бури той осени выбросили двадцать или тридцать судов на берега Шотландии и Ирландии. «Ла Рата», поврежденная, лишенная мачт и команды, была одной из них. После двух ужасных недель одиночного плавания в Северной Атлантике она пришла в бухту Блэксол-бей на западной побережье Ирландии. Мартинес де Лейва направил ее к защищенному пляжу, высадил своих людей, выгрузил сокровища и сжег судно.

По счастью, другой корабль Армады, «Ла Дукеса Санта-Анна», зашел в бухту, и де Лейва погрузил своих людей и вещи на его борт. Он снова вышел в море, снова сел на мель, снова его люди и золото оказались на берегу и снова Мартинес де Лейва пригласил усилия, чтобы защитить их, на этот раз в развалинах замка около Лохрос-Мор-бей.

Вскоре разведчики принесли новости о других испанских кораблях из города Киллибегз, стоящего в одиннадцати милях от холмов Донегала. Мартинес де Лейва поспешил туда с судовой командой и сокровищами потерпевших крушение «Раты» и «Дукесы». Он обнаружил три корабля, один поврежденный и два разрушенных, и три больных и голодающих экипажа. Из остатков разбитых кораблей с помощью наиболее сильных людей из пяти экипажей, которыми он теперь командовал, де Лейва восстановил единственное способное держаться на плаву судно, галеас «Жирону». По мере возможности, он восстановил ее поломанный руль, залатал корпус, погрузил на борт 1300 человек и наиболее ценное имущество. Корабль был так перегружен, что де Лейва вряд ли рассчитывал достичь берегов Испании. Единственным шансом для него теперь было отправиться к берегам Шотландии, где Яков VI [13]13
  Я к о в VI – шотландский король с 1567 г., с 1603 г. – английский король под именем Якова I.


[Закрыть], сын католической королевы Марии Стюарт, без сомнения, предоставил бы убежище ее испанским единоверцам.

В ночь на 26 октября, подгоняемые ветром волны, снесли аварийный руль. Около полуночи, всего за несколько часов хода от своей цели, «Жирона» налетела на скалу около Дамбы Гигантов и разбилась на куски в полосе прибоя.

Увлечение всей жизни

Затонувшие корабли, наполненные самой историей, лежат сокрытые водами всех морей, маня любознательных и пытливых людей обещаниями нового знания и богатого вознаграждения. В 18 лет я составил свой первый список крупных кораблекрушений. Сейчас подшивки документов заполняют мою комнату, и в течение ряда лет «Жирона» занимала среди них почетное место. Документы содержали точную информацию о том, как она затонула, но не о том, где это произошло. Упоминания о «Жироне» в документах того времени были многократными, но часто противоречивыми. Через десять дней после того, как она затонула, лорду-депутату в Дублинский замок [14]14
  Дублинский замок – резиденция ирландского вице-короля в Дублине,


[Закрыть]пришло известие о том, что «упомянутая галера, отплывшая из упомянутой гавани (Киллибергз) с таким количеством испанцев, какое она только могла нести, и шедшая вдоль берега к шотландским Оркнейским островам, затем разбилась, налетев на скалу Банбойе; корабль и люди погибли, спаслись только пятеро, едва добравшиеся до берега… Эта скала Банбойе находится недалеко от дома Сорли Боя».

Упомянутый «Сорли Бой» – это Сорли Бой Мак Доннелл, местный лорд, некогда непримиримый враг английских властителей в Ирландии. И он имел для этого веские основания. Дрейк потопил его галеры; люди Эссекса убили его жену и младших детей. Его «домом» был замок Данлюс, чьи молчаливые, изъеденные непогодой стены все еще виднеются на верхушке крутых скал около Потбаллинтрэ. Но «Банбойе», устье реки Буа, или Баш, лежит в двух милях к востоку.

В декабре лорд-депутат информировал Лондон, что слышал о «трех слитках латуни, лежащих в пределах видимости между скалами у Банбойе» и что Мартинес де Лейва утонул. В августе он доложил, что испанские пушки подняты, однако выяснилось, что их забрал какой-то шотландский капитан в сопровождении двух испанцев. Письмо, содержавшее эту информацию, добавляло: «Сообщают, что там находится большое количество золото и серебра». Чиновник, который отправил это сообщение, отметил: «…те монеты, которые были под водой, по моему предположению, все еще там».

Позднее английский губернатор этого региона, сэр Джон Чичестер, написал: «Джеймс Макдоннелл поднял три сундука с сокровищами, которые были доставлены в замок Данлюс». И далее: «Макдоннеллы… установили три орудия, снятые с одного из испанских кораблей… Я потребовал упомянутые пушки… но они категорически отказались вернуть их».

Я уже обнаружил, что в первые годы после гибели «Жироны» сын Сорли Боя Джеймс расширил и украсил Данлюс. Теперь я знал, откуда взялось его неожиданное богатство!

Будучи убежденным оптимистом – какими и должны быть все подводные археологи, – я предположил, что Сорли Бой и сын не смогли достать все сокровища «Жироны», и потому решил отправиться в Ирландию и посмотреть, что Макдоннелл оставил для меня. Мой постоянный компаньон, бельгийский фотограф Марк Ясински, согласился поехать со мной, хотя и не разделял моей уверенности.

– Наверняка эту территорию уже облазили до нас, – заявил он.

– Несомненно, – сказал я. – И все же старые документы указывают на скалу Банбойе, где, очевидно, побывали и другие кладоискатели. Посуди сам: именно люди Сорли Боя обнаружили место кораблекрушения. Стали бы они говорить англичанам, где оно произошло, если бы сами намеревались забрать с корабля пушки и золото? Нет, ни англичанам и ни кому бы то ни было еще. Я уверен, что Банбойе было названо только для отвода глаз.

– Но даже если это не так, наши предшественники по поискам сокровищ потерпели неудачу из-за ошибки, которую они все делали; они слишком буквально восприняли названия мест, упомянутых в старых отчетах. Я изучил карты Ирландии XVI века. Только два места этого участка побережья названы на них: Данлюс и река Буа. Таким образом, только эти названия английские шпионы могли использовать в своих донесениях. Искатели сокровищ послушно ныряли в каждом из указанных мест, как будто они были помечены на карте знаком «X».

Я развернул подробную карту Северной Ирландии, изданную военно-геодезическим управлением и показавшую район к северо-востоку от Портбаллинтрэ.

– Посмотри сюда, Марк. Видишь, вот «Испанская скала» и «Испанская пещера»; «Порт-на-Спанья» и «Лакада-Пойнт». Эти названия не появляются на более старых картах. Почему же мы нашли их на этой, современной? Потому, что, когда она была составлена, больше не было причины скрывать сведения о крушении «Жироны». И, таким образом, эти старые названия, сохранившиеся в памяти десяти поколений рыбаков, были сообщены топографам, которые расспрашивали о том, как называются каждый пункт и пещера.

Мы с Марком добрались до Порталлинтрэ непогожим июньским днем 1967 года, сняли комнату и сразу направились вдоль пути корабля по Дамбе Гигантов к Порт-на-Спанья, амфитеатру бушующей воды, ограниченному полукругом ужасающих трехсотфутовых черных вертикальных утесов. У их более отлогого основания, светлого от травы, проявляя подчас прямо-таки акробатическую ловкость, паслись овцы. Ниже зеленое море надменно демонстрировало свою мощь. Волны разбивались о скалу Лакады, вскипая пеной, которая слетала обратно в буруны подобно порхающим бабочкам. Марк покачал головой.

– Что могло остаться от следов кораблекрушения после четырех веков такой карусели?

– Несомненно, только небольшие фрагменты.

В сувенирной лавке Марк купил за один шиллинг три пенса туристский проспект. Он пролистал его и расхохотался.

– Сколько часов своей молодой жизни ты потратил, просматривая старые документы? Семьсот? Девятьсот? Мой друг, ты мог бы не терять зря времени. Смотри!

И я прочитал: «В 1588 году один из кораблей испанской Армады, „Жирона“ …потерпел крушение, потеряв почти всю свою команду, в небольшой бухте около Дамбы Гигантов, до сих пор называемой  „Порт-на-Спанья“,  Испанский порт».

– Все это прекрасно, – ответил я, – но если бы я не провел подробные исследования, подвергая сомнению официальные источники, а просто прочитал эту брошюру, то сделал бы то же самое, что делали другие, прочитав ее: пожал бы плечами и отправился нырять в Банбойе, на который указывают оригинальные источники.

27 июня волнение успокоилось настолько, что дало нам возможность вывести в море надувную лодку с подвесным мотором. Мы встали на якорь в Порт-на-Спанья, и я скользнул за борт, чтобы осмотреться. Ничего.

Я направился к Лакада-Пойнт, осматривая дно сквозь колышущиеся водоросли, поднимающиеся повсюду, покрывающие скалы и выглядывающие из расщелин. Опять ничего. Я нашел скрытый под водой риф Лакада-Пойнт и поплыл вдоль него к северу. Внезапно открылся ровный участок, нечто вроде эспланады, простирающейся перед огромной каменной глыбой. Мое внимание привлек какой-то белый предмет, лежащий почти в центре площадки. Я устремился к нему, схватил и поднял… Свинец! Трехфунтовая свинцовая болванка.

Мое сердце учащенно забилось, когда я вспомнил слова из одного документа, который изучал в Британском музее. В нем говорилось о «человеке по имени Бойль», который обнаружил еще одно место гибели корабля из Армады в Донегале в конце XVIII века. Среди его находок был «кусок свинца длиною в ярд, треугольный… утолщенный посередине и более тонкий по концам».

Точное описание моей болванки! Я перевернул ее и увидел пять иерусалимских крестов, выбитых на поверхности слитка. Я обнаружил место кораблекрушения! Меня наполнило чувство радости, но спокойной радости, сродни ощущению комфорта. «Жирона» скрывалась здесь. Наверняка тут было нечто большее, чем свинцовая болванка.

Я тщательно осмотрел длинный скалистый коридор; он привел меня прямо к бронзовой пушке, в которой я распознал фальконет. Морское дно плавно уходило в глубину. Я последовал вдоль этого склона, поскольку предметы, падавшие с тонущего корабля, вели бы себя также, и обнаружил другую пушку – маленькое казнозарядное орудие, какими были вооружены испанцы. Я с восхищением осмотрел его.

Ни в одном музее не было ни одной пушки Армады, более того – ни единого пушечного ядра. А передо мной лежали несколько орудийных затворов, свинцовые слитки, лист свинца и пушечные ядра – все вокруг было усыпано пушечными ядрами.

На сегодня достаточно, подумал я. Мне следовало бы умерить свою радость от находки, сделанной спустя двести лет после Бойля, первым обнаружившего место крушения корабля Армады. Ведь Бойль разбил найденные «орудия, чтобы получить три воза латуни по 4 с половиной пенса за фунт». Когда я поднялся на поверхность, то так широко улыбался, что мундштук акваланга выпал у меня из рта. Без всякой необходимости я сказал Марку, что нашел нужное нам место. Выражение моего лица достаточно ясно говорило об открытии.

Начались штормы, сделавшие море опасным. Тем не менее мы продолжали нырять, не имя возможности ждать подходящей погоды. Однажды я подобрал серый голыш, круглый и плоский.

«Ага! – подумал я. – Скажу Марку, что это пиастр».

Перевернул голыш и увидел, что это действительно пиастр. На монете сохранился иерусалимский крест, потертый, но различимый. Мы с Марком церемонно пожали друг другу руки. Позже, к северо-западу от Лакада-Пойнт мы нашли якорь и еще несколько восьмиреаловых монет.

Тогда, впервые за все годы охоты за сокровищами, я увидел мерцание золота на морском дне. После пятнадцати лет бесплодных усилий и повторяющихся неудач в моих руках наконец-то был чистый, светлый металл: сначала маленькое кольцо, затем часть изящной цепочки.

Но что делать теперь? Нас было только двое, без команды, без оборудования, без средств, и у нас в руках было потрясающее открытие. Мы решили сохранить наш секрет и вернуться сюда в будущем году, более основательно подготовившись к работе. Мы сложили наши находки в подводной пещере и вернулись на континент.

Препоны новой команде

Спонсором нашей новой экспедиции стал мой друг Анри Делоз, первый водолаз Марселя. Он снабдил нас необходимым оборудованием. Начальные средства мы извлекли из собственных карманов, но затем они увеличились за счет поступлений из Национального географического общества. Больше всего мы нуждались в свободном времени. Мой работодатель, нью-йоркская компания «Оушен системз инкорпорейтед», любезно предоставила мне отпуск.

В апреле 1968 года мы вернулись в Портбаллинтрэ с двумя французскими профессиональными водолазами, Морисом Видалем и Луи Горсом. Франсис Дюмон, студент-архитектор, был привлечен к участию в экспедиции в качестве картографа и художника. В обязанности Марка входило фотографирование и сохранение наших находок.

Мы были в нужном нам месте, хорошо экипированные, горевшие желанием начать работать – и ничего не могли сделать. Днем мы видели бушующее море, чья ярость, казалось, никогда не утихнет. Ночью ледяной ветер из Гренландии просачивался через плохо подогнанную раму моего окна, и прежде чем он проскальзывал под дверь, мой нос успевал замерзнуть. Каждое утро я судил о погоде по шуму прибоя: если буруны разбивались на пляже перед нашим коттеджем, я мог возвращаться спать.

Мы намеревались наносить на карту каждый предмет, найденный на место кораблекрушения. Для этого надо было разбить территорию дна на одинаковые квадраты, как это делается в наземной археологии. Но место упокоения «Жироны» не поддавалось такой систематизации. Единственные прямые линии, которые здесь можно было установить, проходили от одного берегового ориентира до другого.

Когда море наконец-то дало нам возможность начать работу, мы провели эти линии при помощи крепких веревок, пометив их концы определенными номерами. Все это дало нам основу для составления карты.

Мы определили границы участка, где могли быть обнаружены остатки кораблекрушения. Только самые тяжелые предметы должны были все еще оставаться где-то около места гибели корабля, но даже они должны были постепенно сдвигаться по дну к их нынешнему местонахождению. Остатков корпуса корабля обнаружить не удалось. Но проведенные нами линии дали точки отсчета и помогли найти дорогу через завал заросших водорослями глыб. Ориентиры продержались два дня. Затем море разбушевалось и разнесло всю систему.

Несмотря на волнение, Луиджи делал все возможное, чтобы восстановить ее, но ничего не получилось. Мы отступили на глубину и продолжили охоту.

С самого начала удача сопутствовала нам. Мы нашли золотые монеты с арагонской короной, отчеканенные в Севилье, золотые пуговицы, серебряные вилки и множество серебряных и медных монет. Однажды утром, меньше чем за час, я наполнил банки из-под варенья и горчицы и коробку от аптечки золотыми и серебряными монетами. Жара, излучаемого этим богатством, было почти достаточно, чтобы нейтрализовать ужасный, сковывающий тело холод, возраставший с каждым погружением от простого дискомфорта до мучительной боли.

И все равно, плавая среди булыжников, я был доволен. «Добрался, – повторял я. – Я в том самом месте, где хотел быть, делаю именно то, что хотел делать». Я почти приветствовал холод, усталость, тошноту морской болезни…

В этот момент моя правая рука скользнула, обнажив какой-то желтый предмет. Золото? Нет, кажется, всего лишь раковина. Я подобрал ее и внимательно рассмотрел, чтобы в следующий раз не обмануться такой находкой. И все-таки это оказалась не раковина, а золотой медальон.

Перед подъемом на поверхность я заметил черную, сцементировавшуюся груду камней, ядер и металлического лома. Я рассказал о ней моим коллегам, профессорским тоном проинформировав их, что это типичный балласт испанского судна, и для нас этот факт очень много значит.

– Но, – спросил Морис, уже осмотревший мою находку, – почему испанцы сложили навигационные инструменты в балласт?

– И к тому же, – добавил Луи, – почему среди этого многозначительного балласта есть золотые монеты?

Моя теория пошатнулась и полностью рухнула на следующий день, когда я нашел превосходную золотую цепь, исчезнувшую в черной массе камней и снова появившуюся с другой стороны. Похоже, балласт был естественный, сформировавшийся из ржавчины и пороха, смешанных с известняком сломанных раковин и сцементировавшихся между собой обломков кораблекрушения.

Мы не могли разделить эту мешанину под водой, не повредив заключенные в ней предметы; кроме того, работа была слишком трудоемкой для людей, работающих в аквалангах. Надо было поднять большие куски этого материала и вытащить их на берег, где мы могли бы на досуге расчленить их. В этих бесформенных комках оказались монеты – пиастры и дукаты, реалы, эскудо; медные пряжки, золотые цепи, куски керамики, свинцовые ядра, ножи, ложки и вилки.

Одна из самых богатых находками сцементировавшихся глыб была извлечена из пещеры, скрытой двумя огромными каменными блоками, по сотне тонн весом каждый. Сдвигая глыбы агломерата, а среди них были такие, на которые опирались блоки, мы сильно рисковали, что своды пещеры обрушатся на нас. Чтобы избежать несчастья, пришлось кое-где оставить подпорки из сложенных в колонны камней, поддерживавших свод. Если бы они вдруг сдвинулись, мы немедленно превратились бы в трупы или, точнее в лепешки.

Я настаивал на предельной внимательности:

– Давайте будем осторожнее в пещере. Лучше оставить там несколько монет, чем кого-нибудь из нас.

Верное предостережение; но дело было в том, что среди камней, поддерживавших этот дамоклов свод, был заклинен серебряный подсвечник в отличном состоянии. Я мог потрогать его, но не мог освободить. Он был зажат парой камней. И если вынуть эти камни, поддерживающие другие камни, укрепляющие колонну, упирающуюся в свод… Лепешки!

И все-таки я хотел достать этот подсвечник. Я вытянул руку с ломиком и осторожно потыкал колонну, одним глазом наблюдая за потолком пещеры, а другим – за выходом из нее. Вдруг раздался звук катящихся камней, и я вылетел наружу. За мной выскочил Морис. Конечно, это он, ненормальный, почти разрушил свод.

Я строго погрозил ему и просигналил: «Смотри, осторожнее!», показав на сдвинувшиеся огромные блоки, а затем на сплющенный в лепешку кусок металла. Морис также жестами ответил мне, что если кто и просчитался, то это, конечно же, не он; что он сдвинул только несколько голышей, которые не могли так повлиять на архитектуру пещеры, а вот я действовал с безответственным пренебрежением к нашей обоюдной безопасности.

На следующий день я достал мой подсвечник. Но на дне отверстия, из которого он был извлечен, тускло мерцал второй, и кроме того, там виднелось золотое украшение, самое большое из всех найденных. Но как до него добраться? Нужна была определенная ловкость. Но как оно сияло!

Час спустя я освободил его. «Золотое украшение» оказалось всего лишь медной ручкой горшка. Но рядом с ним лежала часть золотой цепи, исчезнувшей под основанием колонны. Пещера все еще на месте, но уже без опор – ее колонны рассыпались. Она стоит, как вызов силе тяготения, памятник безрассудной смелости.

К середине мая море стало спокойнее и иногда выглядывало солнце. С тех пор как мы жили в море, мы редко видели это светило. На краснеющий курносый нос четырехлетнего Джона Макконаги, нашего самого верного поклонника, своим цветом показывал нам состояние погоды наверху. Крошка Джон – младший сын нашего хозяина в Портбаллинтрэ – каждое утро приходил на берег, чтобы посмотреть, как мы начинаем работать, и каждый вечер возвращался на берег, чтобы наблюдать за разгрузкой нашей лодки.

Когда вода стала теплее, мы могли оставаться внизу около пяти или шести часов в день. Но теплая вода ускорила и рост водорослей. Они стояли стеной, как сахарный тростник, скользкие, как резина. Мы вырывали растения, но они приплывали назад, как будто специально для того, чтобы опутать нас и оставить на морское дне.

Пещера была опустошена, и мы набросились на открытые участки морского дна.

После того как верхний слой камней был снят (тяжелые металлические предметы находились под ним, на скальном основании), мы расчистили эти участки без особых хлопот. Лучшим инструментом для такой работы был шланг, соединенный с механической помпой, установленной на лодке.

Человек, работавший со шлангом, чувствовал себя так, словно его крутил гигантский бесноватый морской змей. Отбрасываемый отдачей мощной невидимой водяной струи, бившей из тяжелого бронзового сопла, он двумя руками держался за этого «змея», ногами пытаясь зацепиться за какой-нибудь валун. Перед ним темными облаками вздымался песок, летела галька, подпрыгивали и катились камни. Буквально через мгновение водолаза наполняло необычайное ощущение собственной мощи в борьбе с морем.

И вот скальное обоснование очищено, водяная струя выключена и мы осторожно обследовали руками трещины и щели. Серебряные предметы, извлекаемые из них, как правило, были потертыми и сломанными, Но золотые, всегда находившиеся на самом дне защищенных карманов, появлялись сверкающие и целехонькие.

Таким образом мы обследовали каждый дюйм места кораблекрушения. Затем возникла необходимость поднять две пушки, чтобы посмотреть, что находится под ними. Первым появилось меленькое казнозарядное орудие, которое мы подняли со дня при помощи большого неопренового мешка, наполненного воздухом из одного из наших танков. Мешок колыхался, как диковинное морское чудовище; пушка покачнулась и оторвалась от дна. Затем все сооружение медленно пошло вверх, рассыпая серебряные пузыри. Мы отбуксировали нашу добычу в Портбаллинтрэ.

И это был конец нашей тайны. Монеты и драгоценности можно было спрятать в наших ныряльных мешках, ожидая каталогизации в присутствии местных властей и вынесения решения о причитающейся нам доле. Но пушка, погруженная на тележку, была видна всем. И, естественно, каждый стремился посмотреть на нее, потрогать ее, расспросить о ней. Они интересовались, было ли там золото, нашли ли мы закованные в цепи скелеты галерных рабов. Были ли там еще пушки, холодное оружие и драгоценности.

Слухи ползли от порта к пивным, из пивных в газетные конторы и радиовещательные студии. В следующее воскресенье к нам явились незваные гости.

Их было двенадцать человек, двенадцать водолазов из белфастского клуба, вооруженных железными ломиками.

– Осторожнее, – сказал я им. – Ничего не трогайте. Мы картографировали место кораблекрушения. Кроме того, я законный хозяин найденного груза.

Они ушли, не сказав ни слова. Мы последовали за ними в нашей более быстроходной лодке, решив не дать им взять ничего.

Подводная конфронтация

Чужаки ныряли несколько часов, но ничего не нашли. Затем они наткнулись на одну из наших маркировочных веревок и направились по ней прямо к пещере, у которой находился на страже Луи. Он стоял там, неподвижный, со скрещенными на груди руками, с глазами, холодными, как море. Белфастские ребята быстро поднялись на поверхность, а их шлюпка пошла в Портбаллинтрэ, чтобы взять вторую партию их соклубников.

Оставшиеся парни вскарабкались на небольшую скалу, ожидая прибытия поддержки. Позже под этой самой скалой мы нашли сорок пять золотых монет и небольшую кучку драгоценностей. Я подумал, что когда-нибудь скажу им об этом.

Прибыла вторая группа. Я незаметно последовал за ныряльщиками и увидел, как один из них положил в сумку кусок свинца. Я подплыл и тронул его за плечо, при этом парень крутанулся, как будто его схватила акула. Я опустошил его мешок, после чего оказался в окружении других водолазов из его компании, а кто-то из них так толкнул меня, что содержимое из моего мешка оказалась рассыпанным.