Текст книги "Что с нами происходит? Записки современников"

Автор книги: авторов Коллектив

Соавторы: Валентин Распутин,Василий Белов,Василий Песков,Алесь Адамович,Алексей Лосев,Лев Аннинский,Павел Флоренский,Юрий Лощиц,Сергей Субботин,Татьяна Глушкова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

С. Субботин
«Союз с В. И. Вернадским я ценю выше всего…»
(Размышления над письмами Р. С. Ильина)

В феврале 1935 года Николай Клюев, последние годы жизни которого прошли в Томске, писал одной из своих корреспонденток: «Я познакомился с одной, очень редкой семьей – ученого геолога. Сам отец – пишет какое-то удивительное произведение, ради истины, зарабатывает лишь на пропитание, но не предает своего откровения. Это люди чистые, и герои. Посидеть у них приятно. Я иногда и ночую у них. Поедет сам хозяин в Москву, зайдет к Вам – он очень простой – хотя ума у него палата».

Сильное впечатление производит эта характеристика, данная знаменитым русским поэтом. Однако фамилии человека, о котором Клюев отозвался так высоко, в его письме не было.

В июле 1983 года автор этих строк встретился в Томске с М. Г. Горбуновым, в прошлом – доцентом Томского университета. Он оказался учеником того самого «ученого геолога», о котором говорилось в клюевском письме… Михаил Георгиевич показал мне оттиски работ своего учителя, его фотографии, биографические статьи о нем, появившиеся посмертно, в 60-е годы.

Звали этого человека Ростислав Сергеевич Ильин. В 10-е годы нашего века он окончил Московский университет, а затем Петровскую (ныне – Тимирязевскую сельскохозяйственную) академию как почвовед. Волею судеб в 1927 году Р. С. Ильин оказался в Нарымском крае, где имел возможность работать по своей специальности. Позже, в 30-е годы, в одном из писем он писал так: «Я благодарен судьбе <…> не побывав на одной из величайших рек Мира – Оби, не узнав Нарымского края, я никогда не смог бы вывести тех закономерностей, которые мне стали ясны, не понял бы тесной связи почвоведения с геологией…»

Результатом его трехлетней полевой работы в этой (труднодоступной и ныне) области нашей страны явилась обширная монография «Природа Нарымского края. Рельеф, геология, ландшафт, почвы» (издана под грифом «Материалы по изучению Сибири. Том 11. Томск, 1930»), не потерявшая своего значения и сейчас.

Одновременно Ильин обдумывает теоретические вопросы почвоведения и геологии, вскрывая их глубинную взаимосвязь. Этапом этих размышлений стало исследование «Происхождение лёссов», написанное в 1929 году. Тогда же автор предпринимает ряд попыток по продвижению своего труда в печать. Он обращается в Почвенный институт АН СССР им. В. В. Докучаева с просьбой дать оценку «Происхождению лёссов».

Одним из тех (немногих в то время) ученых, которые с энтузиазмом поддержали почвоведческие идеи Ильина, был сотрудник этого института профессор (впоследствии – академик АН СССР) Л. И. Прасолов (1875―1954). Именно тогда начинается их переписка; томские письма Ильина частично сохранились в архиве академика.[82]82
  Ныне на государственном хранении (Архив АН СССР).
  Далее письма к Л. И. Прасолову приводятся по этому архивному источнику.


[Закрыть] Вот как сам Ростислав Сергеевич несколько лет спустя охарактеризовал его отношение к своим неопубликованным трудам:

«Глубокоуважаемый Леонид Иванович. Пять с половиною лет прошло с тех пор, как я послал в первый раз в Академию Наук СССР свою работу о лёссах. В сопроводительном письме, столь не понравившемся некоторым товарищам, я писал, что выход этой книги в мир не может не встретить жестокого сопротивления и противодействия со стороны некоторых ученых, ибо эта книга грозит их лишить куска хлеба. Один только Вы тогда же высказались за опубликование этой работы в том виде, какая она есть, другие же поставили условием некоторые переделки. Я принял эти условия и выполнил их, но ни одна из моих сколько-нибудь крупных работ тем не менее не была опубликована. Один только Вы откликнулись на мое предложение о переписке и регулярно утруждали себя письмами ко мне, за что я Вам несказанно благодарен» (из письма к Л. И. Прасолову от 23 февраля 1935 года).

Особенно необходимой была для Р. С. эта научная и моральная поддержка в нелегком для него 1931 году. 17 февраля 1931 года в письме к Л. И. Прасолову, почти целиком посвященном уточнению формулировок некоторых идей «Происхождения лёссов», Ильин сообщал: «В данный момент я вновь нахожусь в неопределенном положении: как ссыльный, я вычищен в первой инстанции с должности старшего геолога З<ападно>-С<ибирского> Геол<ого>-развед<очного> Упр<авле>ния».

Вскоре положение Р. С. определилось, – три его открытых письма 1931 года, сохранившиеся в архиве Л. И. Прасолова, имели такой обратный адрес: «Томск, Иркутская 10, закрытая колония, одиночка № 10». Вот выдержки из этих писем:

«Я кончаю переписывать работу „О послетретичном времени в Сибири“ и затем, если позволят обстоятельства, возьмусь за „Происхождение лёссов“.<…> Получены ли зимою мои тезисы по классификации почв Сибири» (письмо от 1 июня 1931 года).

«Я очень благодарен Вам за присылку книг, – жена моя получила их полностью и передала мне сюда. Я нахожусь в прежнем положении. Здесь мною исправлен присланный Вами экземпляр „Происхождения лёссов“, причем главы геологического порядка пришлось переработать и дополнить. Дело в том, что в современной геологической науке весьма неблагополучно, – не выдерживает критики ее основа, – динамическая геология. Учение о выветривании должно быть заменено конкретным Докучаевским учением о почве как о зональном образовании.<…> Приложение Докучаевских методов к мезозою и палеозою вскрывает там грандиозные непорядки. Так, например, оказался неверным профиль Кузнецкой угленосной толщи, проблема которой по Докучаеву решается одним махом…» (письмо от 1 августа 1931 года).

«Я нахожусь в прежнем положении. Получили ли Вы две недели назад мое закрытое письмо?[83]83
  Этого письма в архиве Л. И. Прасолова нет.


[Закрыть] Там я писал, что для экспедиций Академии наук, работавших прошлым летом в Кулунде и в районе Салаира, важно было бы ознакомиться с представленной мною весною в Г<еолого>-Р<азведочное> У<правление> рукописью „О послетретичном времени в Сибири“.<…> Там эти районы освещены с точки зрения всей третичной и послетретичной истории Сибири, а кроме того, в основу геологии, – вернее, учения о процессах выветривания, – положено почвоведение.<…> В свете учения о зонах природы, смещающихся в пространстве и во времени, перестраивается вся геологическая наука, – разрешается вопрос о геологических циклах; поскольку климат неотделим от колеблющейся поверхности литосферы и геологические явления представляют собою равнодействующую сил, постольку разрешаются вопросы о горообразованиях и других фазах циклов. Вне зональности нет естествознания, и если игнорирование зональности простительно иностранцам, то нельзя без грусти, сожаления и иных чувств читать то, что пишет Личков[84]84
  Личков Борис Леонидович (1888―1966) – геолог-теоретик, впоследствии (1943) доктор геолого-минералогических наук. О впечатлении Личкова от работ Ильина см. в его письме к В. И. Вернадскому от 31 мая 1935 года (В кн.: Переписка В. И. Вернадского с Б. Л. Личковым. 1918―1939. М., 1979. С. 146).


[Закрыть] и др<угие> авторы. Удручающее впечатление на меня произвели последние геоморфологические сборники. А потому я и не хочу, чтобы геоморфология Кулунды и Салаира решалась бы по Личкову…» (письмо от 1 октября 1931 года).

По сути, в этих письмах Ильин конспективно изложил идеи, над развитием которых он тогда работал. Одним из результатов его интенсивного размышления об основных проблемах геологии явилась опубликованная (тогда же) статья «К изучению Кузнецких угленосных отложений».[85]85
  Вестник Западно-Сибирского геологоразведочного управления. Томск, 1931. № 2. С. 30―36.


[Закрыть] О ее практической стороне еще будет идти речь. Здесь же приведем общую, натурфилософскую часть этого труда, которая как нельзя более ясно демонстрирует мировоззренческие установки автора:

«Существует основное методологическое положение геологической науки – наш мир слишком тесен, его события накладываются на одну и ту же точку пространства, и если бы не уничтожалась значительнейшая часть документов его прошлого, то вечно обновляющейся жизни не хватало бы места среди могил старой, – а потому чтение окружающих нас обрывков о части грандиозных геологических событий (другая часть уничтожена почти совсем или недоступна для изучения) невозможно без представления об их цикличности и ритмичности. Современная геология эту известную ей простую истину в должной мере не учитывает и потому делает постоянные логические ошибки типа „post hoc – ergo propter hoc“.[86]86
  После этого – значит, вследствие этого. (Примеч. Р. С. Ильина.)


[Закрыть]

Коренной пересмотр основных положений современной геологической науки должен быть произведен прежде всего на основе учения о зонах природы, выдвинутого В. В. Докучаевым в конце прошлого столетия. Неконкретное и расплывчатое учение о процессах выветривания должно быть перестроено на основе Докучаевского учения о почве как зональном явлении.<…> Выдвинутое учениками В. В. Докучаева учение об эпигемах, как единицах, слагающих ландшафтные зоны, сопрягает в единое и неразрывное целое все геологические явления до горообразовательных процессов включительно, а потому знание нескольких слагаемых позволяет воссоздавать грандиозные целостные процессы минувших времен.

Одним из основных камней преткновения современной научной мысли вообще и геологической в частности является координата времени. Отношение пространства и времени дано В. В. Докучаевым в его гениальной геоморфологической формуле – „возраст страны выражается в ее рельефе“, – т. е. для первого приближения горизонтальные координаты могут быть приняты за координату пространства, а вертикальная – за координату времени (1891).

В. В. Докучаев под конец своей жизни тяжко хворал и потому не завершил своего дела, а за истекшие сорок лет ни один человек не применил гениальной по своей простоте его формулы отношения пространства и времени. Но ведь она вместе с учением о зонах природы являет собой именно то самое, чего недостает современной геологической науке. В свете эпигенологического воззрения на природу создается, – пока еще несовершенное и недостроенное, – учение о геологических циклах, в основе которого лежит представление о диалектической цикличности геологических явлений, причем движущие силы процесса связаны с меняющимися в пространстве и во времени условиями термодинамического поля. Поэтому геологический цикл сводится к смещению зон в горизонтальном и вертикальном их планах».

Поглощенность Р. С. Ильина наукой – делом всей его жизни, – видимо, произвела впечатление на людей, определявших его местопребывание в Сибири, потому что в 1932 году он возвращается к прежней деятельности – работе в геологоразведочном управлении.

Из письма к Л. И. Прасолову от 7 ноября 1932 года

«Сегодня утром получил Ваше письмо от 25/Х и был, как и всегда, им очень обрадован, хотя оно возвращает ко многим грустным мыслям.[87]87
  Очевидно (см. ниже), Л. И. Прасолов сообщал о смерти выдающегося советского почвоведа, президента Международного общества почвоведов Константина Каэтановича Гедройца (1872―1932).


[Закрыть] Для меня каждый человек, – единственный и неповторяемый, а потому мировой ценности документ. Особенно же это приходится сказать о тех, кого проф. Н. А. Умов (физик,[88]88
  Умов Николай Алексеевич (1846―1915) – профессор Московского университета, президент Московского общества испытателей природы. Упоминание о нем есть и в одном из нижеследующих писем Р. С. Ильина.


[Закрыть] мой учитель) назвал „homo sapiens, varietas exloratus“.[89]89
  Человек разумный, разновидность несомненная (лат.).


[Закрыть] Я лично не знал К. К. Гедройца, но то немногое, что мне о нем передавали другие, всегда вызывало к нему симпатии. А судьба его та же, что и большинства русских ученых, – умереть в начале расцвета, у порога новых открытий. По контрасту приходится думать о том, что не у всех такая участь, – есть счастливые исключения.

<…> Минувшее лето не так много дало мне в части фактического матерьяла по природе Сибири, – ГПУ не пустило меня не только в Омск, Кузнецк и др<угие> места, но и более близкие, – а потому я занимался консультацией четырех разведочных партий, работавших под Томском. В общем же я всегда и при всех обстоятельствах желаю здоровья моим опекунам в ГПУ, ибо во всех их мероприятиях в отношении меня я беру лучшую для себя сторону, – ссылку превращаю в научную командировку, одиночное заключение, – в научно-исследовательский институт. А это лето за 12 лет моей семейной жизни было первым, проведенным с семьей. И особенно нужно это было теперь, ибо можно считать фактом, что семье моей без меня нельзя было бы прокормиться, хотя я бы оставлял бы все, что мог, из своей зарплаты. В результате тюрьмы и др<угих> обстоятельств, как я ни крутился, у меня весной оказалось 600 р. долга, и если бы я уехал, то его надо было бы увеличивать, а брать было бы уже не у кого. Я развел большие огороды, – ведь до недавнего времени <…> у меня было 9 полей в 9 десятинах, 9 коров и 3 вороных удалых коня в 1925 году (семья покинула хозяйство только в 1931 г.), – и теперь я смог отблагодарить натурою помимо полной расплаты с долгами (за исключением одного – 50 р. – никак не хочет взять), – хотя, конечно, я ничего не продавал никому. Без меня огородную программу пришлось <бы> сократить в несколько раз, и жене при всем ее искусстве не удалось бы пробиться. А теперь семья еще более возросла, – я уже сам-шестой.

Поэтому было хорошо и то, что меня не пустили на Сессию Академии наук в Новосибирске, – это был момент садки капусты, а у меня была программа 900 кочней. ГПУ хотело меня туда пустить, чтобы проверить, – или я сумасшедший, страдающий манией величия, или на самом деле я сделал большие открытия, – но восстал Томский филиал ученого Комитета Сибрайисполкома, учитывавший возможную резкость моих выступлений, – буквальная мотивировка, чтобы я не сорвал Сессии, ибо поскольку перекрыть меня некому, единственный способ, – это держать меня на привязи.

Но как Вы знаете из материалов Сессии, я там незримо и частью неслышимо присутствовал на стержневых докладах по Кузбассу. <…>

Большинство зап<адно>сибирских геологов принимало до сих пор мою схему стратиграфии[90]90
  Стратиграфия (буквально: описание слоев) – раздел геологии; изучает последовательность формирования горных пород.


[Закрыть] Кузбасса лишь на 75 % потому, что никто не находил бокового прилегания террасовых отложений друг к другу. <…> Но в конце концов ГПУ согласилось разрешить мне выезд в Анжерку, и я там сразу нашел этот отрицавшийся до сих пор боковой притык.<…> Теперь возражают только крайние скептики и наиболее консервативные неповоротливые умы.

Поэтому основная задача, – водворить Докучаевский метод в геологию. Без него это не наука, а печальное недоразумение, смешное в своих деталях».

Эта последняя задача, поставленная Р. С. Ильиным, оказалась трудно реализуемой. Причины, препятствующие этому, очевидны из следующего письма к Л. И. Прасолову (отправлено из Томска 20 декабря 1932 года):

«Я послал Вам открытым ценным письмом рукопись „О геологических циклах“.[91]91
  Этой рукописи в архивном фонде адресата нет; сохранились лишь более ранние тезисы этой работы Ильина, помеченные 5 мая 1930 года.


[Закрыть] Быть может, Вы что-нибудь с ней сделаете, несмотря на то, что она в прошлом году уже получила в общем отрицательные отзывы „Природы“, В. А. Обручева, С. А. Яковлева[92]92
  Обручев Владимир Афанасьевич (1863―1956) – геолог и географ, академик АН СССР; Яковлев Сергей Александрович (1878―1957) – геолог, профессор Ленинградской лесотехнической академии.


[Закрыть] (ну, публика!). В крайнем случае что ж, – была бы честь предложена, а от убытка знаться с некоторыми людьми бог избавил. Но меня удивляет, – неужели „Циклы“ так-таки и не прошибут ни одного <из> действительных ученых, кроме некоторых, в наше время недостаточно влиятельных?»

Еще более четко говорит Р. С. о том, как встречались его идеи современниками, в уже цитировавшемся выше письме к Л. И. Прасолову от 23 февраля 1935 года:

«<…>От теории генезиса почв и лёссов я перешел к теории геологических циклов и стал геологом, причем среди геологов я чувствую себя в еще более неприемлющей меня среде, чем среди некоторых почвоведов. Я чувствовал огромное научное одиночество, и мне приходилось слышать, как меня ставили в один ряд с Н. А. Морозовым и В. Р. Вильямсом,[93]93
  Морозов Николай Александрович (1854―1946) – революционный народник, ученый, почетный член АН СССР; Вильямс Василий Робертович (1863―1939) – почвовед, академик АН СССР, АН БССР и ВАСХНИЛ.


[Закрыть] сбившимися с прямой дороги научной мысли на ее окольные пути. Вы знаете, что моя теория геологических циклов построена в значительной мере на достижениях В. И. Вернадского. Но до 19/XII <19>34 <г.>, я не знал, как В. И. Вернадский отнесется к моему истолкованию его открытий, ибо могла повториться история Эйнштейна и Майкельсона.[94]94
  Майкельсон Альберт Абрахам (1852―1931) – физик, профессор Чикагского университета.


[Закрыть] Как Вы знаете, Эйнштейн все построил на опыте Майкельсона с распространением света,[95]95
  Описан в любом вузовском учебнике физики.


[Закрыть] а Майкельсон в 1931 году в своей книге писал об Эйнштейне с худо сдержанным раздражением, – „я не давал Эйнштейну оснований для его построений“. Я не обращался к В. И. Вернадскому по некоторым известным Вам соображениям. Но он меня разыскал через знакомых, и мы в день моего отъезда из Москвы имели с ним небольшую беседу во время заседания сессии Академии наук в Нескучном дворце, – в тот день я виделся там и с Вами. И в результате у меня нет теперь того чувства научного одиночества, и свой союз с В. И. Вернадским я ценю выше всего в своих научных отношениях.

Моя статья „О современном смещении зон“ была принята в сборник в честь В. Р. Вильямса, а затем случилась та же история, – снята и она.

Неужели мне суждена участь быть опубликованным только после смерти, а до нее спокойно наблюдать плагиаты?»

Из этих слов с очевидностью следует, что среди современников Р. С. Ильин нашел адекватный отклик на свои генеральные геологические идеи лишь у одного человека, и этим человеком оказался Владимир Иванович Вернадский, великий ученый и философ. Ильин вскользь упоминает здесь, что ранее он не обращался к Вернадскому. Эту фразу следует понимать только в том смысле, что Р. С. не искал с ним личной встречи. Что касается их научных контактов, то до 19 декабря 1934 года Вернадский уже имел возможность прочесть некоторые из трудов Ильина: еще в 1929 году Р. С. отправил ему тезисы своей работы «О генезисе лёссов и других покровных пород скульптурных равнин».[96]96
  Сохранились в архиве В. И. Вернадского (Архив АН СССР).


[Закрыть] Спустя почти пять лет Р. С. посылает Вернадскому обширное письмо. Приводим его с некоторыми сокращениями.[97]97
  Все письма Р. С. Ильина к В. И. Вернадскому далее воспроизводятся по архивному источнику (Архив АН СССР).


[Закрыть]

Письмо к В. И. Вернадскому от 1 января 1934 года

«Глубокоуважаемый Владимир Иванович. Прилагаемая при сем работа „О геологических циклах“ была мною написана в 1931 году в Томской тюрьме, и в конце того же года она обошла всех крупнейших геологов Ленинграда. Вам ее я не посылал, ибо мне не хотелось обременять Вас заботами по ее продвижению в печать (что связано с рядом препятствий), – конечно, в случае, если бы <Вы> сочли нужным сделать это. Официальный мотив, почему не печатается эта статья и другие мои работы небольшого объема, – это их краткость и необоснованность фактическим матерьялом; а мои крупные монографии… не печатаются по причине их большого объема, – нет бумаги. На самом же деле вероятным препятствием служит диалектический метод, в котором я следую античным философам и отчасти Гегелю (повторяю, – только отчасти), а не Марксу и Энгельсу, с которыми у меня получилось расхождение по основному вопросу, – определение жизни. Если к этому добавить, что я, в бытность мою преподавателем при кафедре почвоведения 1<-го> МГУ в 1925 г., по обвинению в принадлежности к п<артии> с<оциалистов-> р<еволюционеров> был отправлен ОГПУ сперва в тюрьму, а затем в ссылку, и что мне в 1931 г. была дана новая ссылка, то становится понятной настороженность в отношении идеологического содержания моих работ. Но идеология – идеологией, – а практика – практикой, а потому с 1930 г. я работаю уже не как почвовед, а как геолог в системе Зап<адно>-Сиб<ирского> Г<еолого>-Р<азведочного> Т<реста>,[98]98
  Ниже Р. С. Ильин пользуется сокращением «ЗСГРТ».


[Закрыть] не имея конкурентов по ряду теоретических вопросов. Дело в том, что в тюрьме в 1931 г. я решил проверить свою теорию геологических циклов на Кузнецких угленосных отложениях и пришел к новой схеме, совершенно меняющей представление как о геологии их, так и о запасах, – в сторону их значительного снижения (Вестник ЗСГРТ. № 2. 1931). Среди геологов начался переполох, один за другим они стали переходить на мою точку зрения. Уже на сессии Академии наук в Новосибирске в июне 1932 г. я незримо присутствовал в докладах проф. М. А. Усова и проф. В. А. Хахлова[99]99
  Усов Михаил Антонович (1883―1939) – профессор Томского университета, впоследствии академик АН СССР; Хахлов В. А. – профессор Томского университета.


[Закрыть] (последний не называл моей фамилии, но это неважно); тем же летом мое положение о малой глубине залегания нижнекаменноугольных известняков было проверено сейсмометрическим путем в той части Кузбасса, где оно предполагалось наиболее глубоким; оказалось, что угленосная толща вместо предполагавшихся 8000 м<етров> оказалась только 600 м<етров>, и только отдельные рытвины (русла палеозойских рек) достигают глубины 2000 м<етров>. Имейте в виду, что до того времени <я> никогда не занимался геологией палеозоя <…>, не видал не только Кузбасса, но и какого-либо другого каменноугольного месторождения. Ссылка служит препятствием к разъездам, а потому мне приходится очень мало ездить и работать больше умозрительным методом. Меня посадили в Комиссию по запасам ЗСГРТ докладчиком по нерудным ископаемым, месторождений которых я отроду не видал, – и как это ни странно, – я работал с успехом. Около года тому назад мне было изменено место ссылки, – из Томска я был переведен в Минусинск; здесь есть библиотеки, но, конечно, для меня здесь очень плохо в отношении книг.

О статье „О геологических циклах“ я имею несколько отзывов[100]100
  См. приведенное выше письмо к Л. И. Прасолову (декабрь 1932 года).


[Закрыть] <…>. Я решил послать Вам эту статью после того, как в последнем № Вестника АН прочел Вашу заметку о поездке за границу[101]101
  Вернадский В. И. Геохимия, биогеохимия и радиология на новом этапе: Извлечения из отчета о заграничной командировке 1932 г. // Вестник АН СССР. 1933. № 11. С. 17―24.


[Закрыть] и увидел, как по-прежнему глубоко волнуют Вас вопросы отношения органической и неорганической жизни Земли. Мне близки многие Ваши темы, мне знакома вся Ваша литературная деятельность, особенно философская. Из русских философов мне близки, – Вл. С. Соловьев,[102]102
  Соловьев Владимир Сергеевич (1853―1900).


[Закрыть] но в сущности не как философ, а как гениальный поэт, затем Н. Ф. Федоров,[103]103
  Федоров Николай Федорович (1828―1903).


[Закрыть] но с ним у меня расхождение по основному вопросу, – он считал природу слепой силой, губящей человека, а потому призывал науку к преодолению этой враждебной силы. У меня же получилось наоборот, – победа над природой возможна лишь тогда, когда она (каждое изменение термодинамического поля) воспринимается как дар, в противовес которому на основании диалектического закона борьбы противоположностей создается новое, еще не виданное качество, – новый талант. Поскольку в основе мироздания лежат только две противоположные силы, – притяжение и отталкивание, синтез и распад, любовь и ненависть, добро и зло, – постольку для того чтобы победить отталкивание, надо только развить притяжение и т. д. Так разрешается проблема зла, столь волновавшая Фарадея, Максуэлла[104]104
  Фарадей Майкл (1791―1867), Максвелл Джеймс Кларк (1831―1879) – знаменитые английские физики.


[Закрыть] и других ученых-мыслителей. Доказательством того факта, что в космогоническом прошлом, несмотря на гигантские масштабы процессов распада, побеждал, вечно торжествуя, синтез, – служит таблица Д. И. Менделеева.[105]105
  Периодическая система элементов Д. И. Менделеева.


[Закрыть] Если бы попы были умны, то они вешали <бы> ее в церквах выше икон. Ошибка Н. Ф. Федорова очевидна, – природа может быть названа враждебной силой только тем существом, которое в общении с ней не накапливает новых качеств, а лишь утверждается в своих старых качествах, отгораживаясь создаваемым своим термодинамическим полем от общеклиматического термодинамического поля; то есть природу может назвать враждебной только руководящая фауна, а не <фауна>, переходящая в будущий геологический цикл.

Я имел честь быть слушателем Вашего неоконченного курса минералогии в 1910―1911 г., когда Вы вынуждены были покинуть Московский университет. С тех пор я питаю к Вам глубокое уважение, а потому прошу понять и простить примечание на стр. 29.[106]106
  Очевидно, в рукописи работы Р. С. Ильина «О геологических циклах»; в архивном фонде В. И. Вернадского ее нет.


[Закрыть] Дело в том, что будучи крайним материалистом-диалектиком sui generis[107]107
  особого рода (лат.).


[Закрыть] и глубоко расходясь с Вами в основных философских посылках, я должен отметить этот факт и указать на то, что ни Вы сами, ни Ваши противники не оцениваете мирового значения Вашего открытия о радиоактивной природе жизненной энергии. Ведь в свете этих открытий становятся понятными не только гипнотизм, телепатия (передача мыслей на расстояние, – новое, заменяющее речь качество, присущее лишь избранным особям Homo sapiens), но и спиритизм (которым не случайно увлекались А. М. Бутлеров, Н. П. Вагнер[108]108
  Бутлеров Александр Михайлович (1828―1886) – великий русский химик-органик; Вагнер Николай Петрович (1829―1907) – русский зоолог, писатель-беллетрист.


[Закрыть] и другие крупные естествоиспытатели прошлого столетия), и многие другие загадки, – т. е. новые качества, сущность которых еще не познана нашей наукой. А познав эти качества, мы получаем широчайшие горизонты новых глубочайших загадок, которые встают перед наукой на новом этапе ее развития, о чем Вы говорили в своей речи „Проблема времени в современной науке“.[109]109
  Известия АН СССР. Сер. 7. Отд. матем. и естеств. наук. 1932. № 4. С. 511―541. Несколько лет спустя Р. С. Ильин получил от В. И. Вернадского оттиск этой речи (на французском языке) с такой дарственной надписью: «Р. С. Ильину на добрую память. Автор» (сообщено И. Р. Ильиным; выражаю сыну Р. С. – И. Р. Ильину благодарность за предоставленные мне материалы из семейного архива, использованные в данной работе).


[Закрыть]

Моя работа „О геологических циклах“ имеет актуальное значение не этой своей стороной, – не разбором вопросов отношений живой и мертвой природы, а тем, что она, разрешая одним махом многие запутанные вопросы геологии, почвоведения и физической географии, дает простое и ясное учение о полезных ископаемых, проверенное, кроме Кузбасса, на других полезных ископаемых Западной Сибири. Поэтому она должна быть продвинута в жизнь под этим углом зрения.

<…> Между прочим, факт практической ценности моих открытий доказывается рядом плагиатов. <…> Я не поднимаю никакого дела против <плагиаторов> по той причине, что у меня взята лишь очень небольшая часть достижений, – обидно бывает тому, у кого их мало и все их возьмут.

Быть может, АН сочтет нужным составить бригаду для разбора моих трудов?

С глубоким уважением Р. Ильин. Минусинск, Степная, 103. <1.1934>».

Вернадский обратил самое серьезное внимание и на исследование Р. С. Ильина о геологических циклах, и на это его письмо, – в противном случае, вряд ли бы он стал искать встречи с сибирским геологом (состоявшейся, как уже указывалось, в конце того же 1934 года, когда Р. С. Ильин получил возможность выехать в Ленинград). Важным свидетельством в пользу справедливости этого нашего утверждения служат слова вдовы Р. С. Ильина Веры Валентиновны – единственного человека, в памяти которого сохранились впечатления от читанных ею писем Вернадского мужу, большинство которых было безвозвратно утрачено в 1937 году при последнем аресте Р. С.: «Слава виделся с Вернадским, который был в курсе всех его работ, не во всем с ним соглашался, но высоко ценил его значение для науки. <…> Он считал Славу основателем геоморфологии, которая до него была лишь описанием форм рельефа. В. И. Вернадский говорил Славе, что сейчас в СССР есть только три создателя новых естественных наук – Павлов (физиология человека), Вернадский (геохимия) и Ильин (геоморфология)».

Вернувшись в Томск (куда он был к тому времени переведен из Минусинска) из своей командировки в центр и находясь под впечатлением встречи с Вернадским, Ильин вновь обращается к нему.

Из письма к В. И. Вернадскому от 27 декабря 1934 года

«Глубокоуважаемый Владимир Иванович.

Не буду писать о том, сколько светлого дала мне беседа с Вами и какое чувство благодарности я к Вам испытываю, но скажу, что я весьма недоволен собой в этой беседе, ибо говорил Вам не о самом важном, о чем нужно было Вас спросить. Меня глубоко интересуют Ваши суждения по основным вопросам, – считаете ли Вы возможным говорить об увеличении количества вещества на нашей планете и о росте его качества, допускаете ли Вы перестановку атомных сил как в процессах метаморфизма, так и в жизни <…> какое значение для геохимических и биохимических процессов Вы придаете ионизации воздуха, возрастающей в конкретных условиях пространства и времени и т. д. и т. д. Только не думайте, что я жду на эти вопросы от Вас письменного ответа, – это значило бы для Вас написать ряд серьезных статей, и об этих вопросах можно было говорить только устно, а я этого не сделал.

Мне кажется, что Вас должны интересовать вопросы генезиса почв, роль биосферы в почвообразовании, динамика ландшафтов (смещение зон). Я работал над этими вопросами, но пока все это больше рукописи, ждущие очереди опубликования, напечатанного же очень мало. По этому случаю я Вам посылаю, что у меня на эти темы есть печатного, а также рукопись „О современном смещении зон“.<…>

При первой возможности воспользуюсь Вашим разрешением прислать в Гос<ударственный> Радиевый Институт радиоактивные воды озер Минусинского края, а также воды, подозрительные на радиоактивность.

С совершенным почтением Р. Ильин».

Из следующего письма Ростислава Сергеевича мы узнаем, что Вернадский получил его работы не только по почте, но и при декабрьской встрече (в частности, не опубликованную до сих пор статью «О геоморфологии Евразии»).[110]110
  Один из экземпляров этой работы (с датой: 7 октября 1931 г.) имеется в архивном фонде Л. И. Прасолова (Архив АН СССР).


[Закрыть] В начале марта 1935 года Вернадский отправил Ильину письмо, где излагались впечатления от его работ и дискутировались спорные, по мнению В. И., положения (видимо, именно это письмо и запомнилось Вере Валентиновне Ильиной). Судя по ответу Р. С. Ильина, оно было обширно и весьма содержательно.

Значительным и подробным является и ответное письмо Ильина.

Из письма к В. И. Вернадскому от 13 марта 1935 года

«Глубокоуважаемый Владимир Иванович. Очень, очень благодарю Вас за письмо. Вопросы, Вами затронутые, трудно обсуждать в письме. Мечта моя, – побеседовать с Вами в спокойной обстановке. Но не знаю, удастся ли мне поехать в Ленинград, – обстоятельства складываются неблагоприятно, – а потому попробую кратко Вам ответить. Вы пишете, – „не только логика, но и диалектика“, – Вы их противопоставляете друг другу. Для меня диалектика, – это мой природный метод мышления, развитый во мне воспитанием моими отцом и матерью, православными людьми, черпавшими свои образы из Евангелия, которое все напитано борьбою противоречий, трагедией бытия как в его будничных деталях, так и в его космических масштабах. Вы всегда противопоставляете религию научному знанию, указывая, что у них разные методы, и с этим Вашим положением вяжется и то, что в письме Вы пишете, – „…диалектики столь чуждой, – и не случайно, – научному знанию“. Да, диалектика не может не быть чуждой научному знанию в протестантских (в католических тоже, но менее) странах, ибо не надо забывать, что на каждом из нас лежит наш филогенезис, выявляющийся в нашем онтогенезисе, и апперцепция (определяемость нашего сознания предшествующим психическим развитием) есть вполне реальный, давящий нас факт. Протестантизм, – он бесполётен в идеях, – он антидиалектичен, он построен на бегстве от Евангелия с его борьбою противоречий, с его космической трагедией, – на бегстве к Ветхому Завету, где нет трагедии, т. е. в мещанство.[111]111
  Мещанство, – отсутствие сознания трагичности и антиномичности нашего существования, – отсутствие сознания обступающих нас противоречий, борьба с которыми движет жизнь. (Примеч. Р. С. Ильина.)


[Закрыть] Классическим примером ученого-мещанина является Дарвин. Диалектика Гегеля и тем более его последователей[112]112
  Недаром Гегель сказал: «Только один ученик меня понял, да и тот понял неверно». (Примеч. Р. С. Ильина.)


[Закрыть] не может быть близка научному мышлению потому,[113]113
  Многие русские ученые заимствуют свое мышление у немцев и потому чужды диалектике. (Примеч. Р. С. Ильина.)


[Закрыть] что она лишь в небольшой мере отвечает истине. Вам, вероятно, известна гениальная критика гениального философа, – и притом единственного православного философа, – Н. Ф. Федорова (Русский Архив, 1905),[114]114
  Р. С. Ильин ссылается на работу В. А. Кожевникова «Николай Федорович Федоров», публиковавшуюся в журнале «Русский архив» (1904―1906) и представлявшую собой обзор трудов мыслителя.


[Закрыть] изобличившего всю пустоту формализма Гегеля. Кроме того, диалектике нельзя научиться обычными методами человеку, живущему не в том мире идей, – подсознательная диалектика неизмеримо выше „сознательной“. А подсознательную диалектику высочайшей марки[115]115
  Из моих учителей в Моск<овском> Унив<ерситете> подсознательным диалектиком был Н. А. Умов, тоже семинарист. (Примеч. Р. С. Ильина.)


[Закрыть] Вы увидите у Н. И. Лобачевского,[116]116
  Лобачевский Николай Иванович (1792―1856) – создатель неевклидовой геометрии.


[Закрыть] у которого в математике под сомнение поставлен знак равенства (ибо его не существует в природе, поскольку радиоактивный распад материи есть реальный факт, – увы! – мною неучтенный в „Геоморфологии Евразии“!). Когда Вы читаете В. В. Докучаева (его статьи-доклады, – о лёссе, о взаимоотношениях между рельефом, возрастом и почвами), то Вы чувствуете человека, выросшего в православной среде и учившегося в бурсе, где ему философию и логику преподавал человек, отправляющийся от пяти томов „Добротолюбия“:[117]117
  «Добротолюбие» – свод сочинений церковных деятелей ранних веков христианства (по определению А. Блока, «сокращенная патрология»).


[Закрыть] научное творчество не только В. В. Докучаева, но и каждого из ученых определяется их социальными, расовыми и духовными корнями. Но для русских ученых расовый момент отходит на второй план, – ответ на этот вопрос дает речь Достоевского на открытии памятника А. С. Пушкину.