Текст книги "Точка отрыва"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 32 страниц)

– Вам приказано стоять на коленях и молчать?

Молчание в ответ.

– Кивните головой, если да.

Обе закивали, в глазах у грудастой блондинки – надежда. Армирка же с виду по-прежнему бесстрастна.

– Где жезлы знаете? Если знаете, мотните головой в их сторону.

Закивали, вытягивая головы в сторону туга, словно атакующие гуси, пытающиеся ущипнуть.

Как ни противно, но пришлось снова подойти к мертвецу. Тело все болело, словно избитое, и каждый шаг давался с трудом. Жезлы обнаружились за поясом, все три. Интересно, если хозяин мертв, может ли кто-то другой пользоваться их магией? Он осторожно, как к пугливой кошке, протянул руку. Почему-то, как совсем недавно, с руной, он понимал – к поясу прикасаться нельзя. И к пистолету нельзя. А хуже всего будет, если он попытается дотронуться до медальона на шее. Осторожно, как змеелов гадюку, он двумя пальцами выудил первый жезл из-за пояса. Затем второй. Когда вытягивал третий, то едва не коснулся серебряного узора на поясе, и его словно током тряхнуло. Но не в руку, едва не совершившую оплошность, а в голову. Слегка было похоже на то, как будто он понюхал приоткрытую банку со свеженатертым ядреным хреном – словно в темечко шило вогнали, а из глаз заструились слезы. Как ни странно, это немного прочистило голову, и он бережно подцепил и извлек третий жезл. Как и боевой жезл убитого подпоручика, они чувствовались, но не словно бы еще одной рукой, а занозой в ней, чем-то болезненным и чужеродным. Ощущались только два жезла. Как он понял, третий был связан с убитой женщиной и был словно спящим. С него он и начал. Он попытался понять – как отдать с помощью жезла команду ошейнику? Ноги подкашивались, голова гудела, в животе по-прежнему пекло, грудь будто молотобоец отходил кувалдой… Он опустился на пол, всецело поглощенный жезлом, даже не заметив, что едва не коснулся кровавой границы на полу. Ничего не получалось, пока он не додумался запустить в жезл руну поиска. Она использовалась для розыска жил, друз с ценными кристаллами, но оказалась полезной и тут. Представив ее уже привычным способом, он впустил ее в жезл, который сопротивлялся этому, но не сильно. Поблуждав несколько мгновений по жезлу, она остановилась у одного из выступов-пупырышков в верхней трети жезла. Уже почти не сомневаясь, он взял жезл в правую руку, надавил большим пальцем на пупырышек и мысленно сказал жезлу: «Откройся». Раздался негромкий, сочный, как у смазанного и вычищенного затвора, лязг. Ошейник на мертвой вирацке, подпрыгнув, раскрылся. И тотчас же ее тело, которое, даже упав мертвым, сохранило позу, обмякло и словно оплыло безвольно на пол. Так. Теперь надо было освободить живых. Он наугад взял второй жезл, вновь коснулся выступа-пупырышка большим пальцем и вновь попытался скомандовать. Жезл, будто живой, сопротивлялся, становился то ледяным, то словно раскаленным, и вообще напоминал пойманного маленького, но свирепого зверька, вроде куницы. Теперь Дарри намного лучше понимал, кто такие туги и работорговцы, и искренне их ненавидел. Он направил в жезл нить, будто собираясь создать руну, но просто давя сопротивление этой твари, жезла, и давил, пока не понял – можно! И вновь приказал: «Откройся!» И вновь – победный щелчок! Пышногрудая Пришлая, застонав, рухнула набок, и, помогая себе руками, распрямила ноги. И зарыдала, громко, трубно. Пришлось шикнуть на нее:

– А ну, тихо! Не хватало еще, чтобы на твой вой их друзья набежали!

Пришлая старательно попыталась и теперь только всхлипывала. У Дарри же от натуги опять пошла из носа кровь. Кружилась голова, а в животе будто поселилась стая голодных волков. Никогда он еще так не хотел есть! Похожая на эльфийку изящная армирка с тревогой смотрела на него. Наверное, боялась, что из-за этой самой схожести с эльфийкой он не будет ее освобождать – гномы и эльфы, мягко говоря, не очень приязненно относились друг к другу. Он со вздохом взял последний жезл. Как ни странно, в этот раз все прошло намного легче. Его словно укрыло прохладой в летний зной, стук в висках пропал, и он почти без сопротивления одолел последний ошейник. Армирка медленно встала, чувствовалось, что все тело ее затекло и еле способно двигаться. Несколько секунд постояв с закрытыми глазами, она, пошатываясь, медленно добралась до дальнего угла комнаты, наклонилась, что-то подобрала и снова стала с закрытыми глазами. Но от нее теперь словно пахло свежестью, лесом, силой и весной, а усталость и измученность куда-то исчезли. Низко, до земли, поклонившись Дарри, она, обогнув кровавый круг и стараясь не смотреть на него, подошла к Камню вплотную и, склонившись к нему и обхватив ласковыми узенькими ладошками его затылок, впилась в его губы долгим и нежным поцелуем, не обращая внимания на текущую из носа гнома кровь. От нее пахло какими-то травами, сладко и в то же время терпко. У Дарри словно птицы запели внутри, боли и усталость куда-то отступили. И вообще, его первый раз в жизни поцеловали! Пока он сидел с блаженным и дурацким видом, армирка куда-то упорхнула, но скоро появилась с большой деревянной кружкой. Протянув ее гному, она сказала:

– Это травяной чай с медом. Правда, холодный. Выпей, ты потратил очень много сил и можешь просто упасть без них. Поверь, я знаю, что говорю. Я – друидка. Хорошо бы тебе поесть и отдохнуть, но, боюсь, тут это невозможно. Ну вот, хоть вот это съешь, – и она протянула гному здоровенный печатный пряник с начинкой. Живот громогласным урчанием подтвердил согласие со словами армирки, и Дарри, не чинясь, принялся уплетать пряник, запивая его чаем, в котором, судя по вкусу, меда была как бы не четверть.

– Вы с ума сошли? Как вы есть можете? Да посмотрите же вокруг, посмотрите на бедную Лизоньку! Что они с ней сделали, упыри проклятые… Бежать надо, бежать, пока не поздно! Ой, мамочки, мамочки, – запричитала грудастая, правда, тихим, приглушенным голосом.

– Ты жива? Так имей же благодарность к своему спасителю! Он свалится, не пройдя не то, что лиги – и ста шагов! Мне никогда не доводилось слышать о магическом истощении у гномов, но у него именно магическое истощение, причем сильнейшее! Он едва не выжег себя, снимая нам ошейники. И выжег бы, не поделись я с ним силой! Да еще и пуля попала ему прямо в грудь!

Дарри вспомнил ощущение прохлады и понял, что это было. Да и поцелуй теперь, к сожалению, утратил свою романтичность – друидка вливала в него ману, а поцелуем это было сделать проще всего.

– Но скажи, как ты смог снять рабские ошейники? И откуда у гномов появились Владеющие?

Камень с сожалением оторвался от остатков пряника. Неделикатно чавкая, прожевал и проглотил то, что было во рту. Сделал шумный глоток чая и ответил, с легким оттенком похвалы:

– А я и не Владеющий. Кажется, я сегодня стал Рунопевцем.

– Такой молоденький? И никто еще не успел обучить тебя управляться с Силой? Бедный мальчик, ты ведь мог погибнуть, – и она с жалостью и лаской снова погладила его ладошкой. Потом, совершенно по-детски поплевав на платочек, принялась оттирать кровь с его физиономии. Затем тоном старшей сестры, поучающей совсем уж несмышленого братца, добавила, – пока ты не можешь управляться с Cилой и не знаешь, сколько ее можешь отдать, не нужно ее использовать.

– Ну, если бы я этого не сделал, то точно погиб бы. Да и вас не освободил бы от этой пакости, – и он пнул ошейник, – Дарри меня зовут, из рода Гимри, что в Лесной гряде. Ученик работе по камню Великого Мастера и Рунопевца Килли. Он хороший наставник, но до сегодняшнего дня я силу не чуял. Просто мы сегодня в Пограничный приехали, а тут все и случилось. Я и сам не сразу понял, что это со мной.

– Варазза. Друидка. У меня тут лавка магических эликсиров и алхимии на рынке.

– Наталья Дьяконова. Купчиха местная, – стараясь не всхлипывать, сказала грудастая.

– Вот, что хочу сказать, – продолжил гном. – Я, кажется, в себя пришел, и с ног уже не упаду. Водки бы, конечно, сейчас для бодрости хлопнул, но, думаю, и так не свалюсь. Прими благодарность, друидка Варазза, за помощь и спасение. Но только и Наталья права – уходить нам отсюда надо и чем быстрей, тем лучше. Перед воротами куча тугов лежит, дохлых, понятное дело, и во дворе тоже, а ворота нараспашку. Пограничного я не знаю, и где укрыться тоже не ведаю. В городе сейчас погром и грабеж. Наверно, лучше бы сейчас не быть Пришлым, ну а женщинам и вовсе теперь вдвойне опасней. Где бы скрыться на это непонятное время? Вот этот дом – он ваш? Ну, кого-то из вас?

– Да что ты! – воскликнула пышногрудая купчиха, – Нас на улицах похватали. Я с Лизанькой, это сестра моя двоюродная… была…, – и она сникла и вновь зарыдала, беззвучно, без слез,  безнадежно, осознав окончательно свою потерю.

– Я же говорю, – у меня лавка на рынке. Не мой это кров, – подхватила Варазза.

– Так что же, хозяева с этими мучителями заодно? – возмущенно пропыхтел Дарри.

– Хозяева? Вряд ли… Они в соседней комнате лежат. Их еще до ее сестры вот так же вот растерзали, – криво пытаясь улыбнуться, сказала друидка.

– Да что же тут вообще творится? Что вот это за мерзость? Зачем этим самым тугам нужно такое мучительство? Кто они такие? – и он мотнул головой в сторону растерзанной несчастной, имея в виду под «мерзостью», конечно, не ее, а кровавую звезду и круг.

– А это вовсе и не туги сделали. Они, конечно, убийцы и изверги, но колдовство им не под силу. Ты, верно, немногое про них знаешь. Туги – почитатели богини Кали. Они приносят ей жертвы, либо душат удавкой из своего тюрбана, либо мучают и пытают по своим ритуалам. Но они лишены малейшей колдовской силы. Тот туг, у которого просыпается Сила, становится Созерцающим.Туги же – лишь солдаты богини Кали и подчиняются ее жрецам, тем самым Созерцающим,[8]8
  Орден Созерцающих – запрещенный по всему Великоречью чародейский монашеский орден поклоняющихся богине Кали – богине Смерти и Ужаса. Причина – принесение членами ордена человеческих жертв богине. Впрочем, в Великоречье имеются и места, где нет никакой власти и где Созерцающие вполне могут найти себе пристанище. К примеру, в вольном городе Гуляйполе, где власть поделена между бандами, во главе каждой из которых стоит один главный бандит – «смотрящий».


[Закрыть] – с совершенно светским видом, будто и не было рядом крови, жертв и палачей, ответила армирка, – А вот уж те, принося чью-то жизнь Кали, и собирая для нее кровь и Силу, часть этой Силы получают себе. И от этой заемной чужой мощи становятся колдунами намного более могучими, чем они есть от природы. Поэтому многие из них не из тугов, а из слабеньких Владеющих, которым мало их Cилы и умения.

– То есть они убивают, чтобы часть мучений жертвы обратить в свою Cилу? Но это же… Это же…

– А что, это сильно отличается от того, чем озабочены купцы, ваши или человечьи? Которые с дуру и с жира стали деньги считать целью, а не средством? Мало ли они крови в золото обратили? Они – в золото, Созерцающие – в Силу. А суть одна. Сменять чужие муки и жизни на пять минут своих хотелок… Если я правильно поняла, Созерцающие как раз и стояли во главе всего этого восстания. И, наловив жертв, еще ночью кинули их в круг под ножи, напиваясь Cилой.

– Да? Что-то не сильно им их душегубство помогло! Пальба идет до сих пор!

– Тут не так все просто. Созерцающих мало. Они должны были заранее занять места рядом с самыми важными точками. Там, где возможно – захватить людей и принести их в жертву Кали. И вот тут так и было. Они захватили дом и его хозяев, и еще с утра начали приносить их в жертву. А потом колдун-Созерцающий, чтобы еще увеличить Cилу, погнал тугов наловить еще людей для жертвоприношения. Честно тебе скажу, ни меня, ни Мирру, – она указала на вирацку с косичками, – не сильно взволновала бы судьба Пришлых. Они сами во многом виноваты. Меня-то уж точно никто не тронул бы –  друидка и служительница богини Арру неприкосновенна для всех. Для всех, кроме этих выродков. Так что теперь для меня это личное. Я все сделаю, чтобы им помешать, и чтобы их настигла судьба и злая смерть. Не знаю, как тугам попались Наталья с сестрой,  их поймали до меня, а ее сестру даже успели принести в жертву. И где они сцапали Мирру – тоже не ведаю. У меня же просто была удачная торговля утром, и я, закрыв лавку на обед, решила отнести деньги и чек в банк. И вот на пути назад они меня и схватили. Я, признаться, не ожидала такой гадости, и они успели накинуть на меня «Внутренний щит»[9]9
  Амулет, блокирующий магические способности.


[Закрыть], а затем – рабский ошейник. Лысая мразь, их начальство, страшно обрадовался. Он уже готовился взрезать Мирру, но тут привели меня. Когда приносят в жертву Владеющего или друида – Кали как будто вместо воды получает сладкое вино и награждает за это своего раба большей мощью и наслаждением от ее использования. Но тут примчался гонец. Я кое-что услышала из его воплей. Ты сказал, им не помогло душегубство. Тут ты не совсем прав. Дело вот в чем. Тот, что верховодил здесь, вовсе не был самым главным или сильным. Половина Созерцающих, самые главные, самые сильные, собрались в том месте, откуда они должны были управлять всем этим бунтом, в их штабе. Там же были и основные командиры баронских дружин и ватаг, вовлеченных в восстание. Но то ли контрразведка форта была настороже, то ли кто-то из Пришлых так удачно встрял, только там все пошло кувырком. Всех Созерцающих, всех военачальников там и перестреляли, как глухарей на току из засидки. Пальба, однако, дала начало бунту. Но, поскольку почти всех вождей перебили, все понеслось враздрай и Созерцающий отсюда срочно потребовался в штабе, принять руководство. Эта погань поставила нас на колени и приказала молчать. Жезлы он передал старшему из тугов, велел нас не трогать и умчался. Туги кланялись и лебезили, но, едва он исчез, разорались, как резаные. У них были свои планы на нас, однако ослушаться приказа Созерцающего они не смели. И их старший, вот этот, – она кивнула головой в сторону убитого Дарри туга, – отправил их наловить еще женщин, поразвлечься. Да и сами они мучители не хуже своих лысых хозяев. Заодно собирались разведать обстановку вокруг Управы и банка. Их захват и был задачей колдуна, если я верно поняла. Но едва они вышли за ворота, как на них тут же кто-то набросился, и большая часть их полегла, не успев даже выстрелить. А едва они успели прийти в себя, как на них в одиночку напал безумный гном, всех перебил и спас нас, – неуверенно, словно извиняясь, улыбнувшись, закончила армирка.

Дарри, насупив брови, задумался. Сильно задумался. После всего рассказанного армиркой выходило, что из этого дома надо бежать быстрее собственного визга. Но вот куда? Покатав и так и эдак ее речь в голове, он кое-что сопоставил. Гномы иногда выглядят тугодумами. На самом деле они просто думают методично и не отвлекаясь. Вот и тут у него родились мысли, которые требовали уточнения.

– Почтенная Варазза, позволь кое-что уяснить. Только сразу скажу, наше время утекает, как песок в часах, поэтому отвечай коротко, да или нет. Итак, правильно ли я понял: никто, кроме тугов и Созерцающих, не посмеет стать на твоем пути или причинить тебе зло?

– Да, так оно и есть. Слуги и служанки Арру лечат увечных и больных и нужны всем. Подняв на них руку, рискуешь потерять шанс получить исцеление от Арру в случае нужды. Я даже лавку не запираю – воры знают, чем грозит им посягательство на место силы богини. Проще голой рукой пытаться отыскать алмаз в гнезде стальных сколопендр.

– А распространится ли покровительство богини на твоих слуг и рабов?

– У покорных Арру нет и не может быть рабов!

– Это все знают? И могут ли у тебя быть слуги?

– Нет, но я-то знаю! А слуги – да, слуги могут быть. Но зачем они мне?

– Прекрасно. Правильно ли я понял, что созерцающих в городе мало, и после погрома в штабе их стало еще меньше? А туги – это их личная охрана?

– Это тоже истинная правда!

– И далеко ли твоя лавка отсюда?

– Прямо в центре рынка, а что?

– А то, что мы сейчас собираемся, берем ноги в руки и идем, если ты не против, в твою лавку. Я буду твоим слугой-гномом. А ты, госпожа, – обратился он к Наталье, – извини, но этот путь тебе придется быть рабыней в ошейнике.

– Н-нет-нет, я не хочу! – заикаясь, простонала несчастная купчиха.

– Не волнуйся, жезл будет у тебя. Ты будешь рабыней самой себя, – попытался успокоить ее Дарри.

– Это плохая мысль, – сказала Варазза, – у многих это вызовет подозрения, а у многих – желание отобрать или купить рабыню. Лучше ей быть хворой болотной лихоманкой, которую я веду к себе лечить. Мало кто рискнет дотронуться до такой больной.

– Это даже лучше! – воскликнул гном, – видишь, госпожа, Варазза придумала намного лучше, чем я! Только как ты придашь ей вид больной?

– Не волнуйся, это моя забота, – улыбнулась друидка.

– Ну, тогда собирайте свои вещи, и в путь! – провозгласил Камень. Заметив в углу ранец из грубого брезента, он вспомнил, что хотел уже найти что-то подобное для патронов и лишнего оружия. Дернув его за лямки, он удивленно присвистнул, уж больно тот был тяжел. Открыв его, он убедился в своих робких подозрениях. То ли прежние хозяева дома были богачами, то ли туги ограбили не один дом, но ранец на четверть был засыпан золотом и серебром, вперемешку. Монеты, украшения, даже посуда. Оставлять такое богатство было бы глупо, и он, убрав в ранец из поясной сумки лишнее оружие и патроны, закинул ношу за плечи.

– А что с Лизонькой, – прижимая руки к груди, спросила Наталья.

– Мы не сможем ее унести, госпожа. И не сможем достойно похоронить в эти дни. Но негоже оставлять мертвецов просто так, слишком много здесь творилось зла. В час нечисти кое-кто может восстать. Я думаю, нам придется предать их прямо в доме огненному погребению, и праведников, и палачей. И пусть убийцы провалятся в бездну, а жертвы взойдут на небо. Читай молитвы, и по сестре, и по Мирре, и по хозяевам, – с почтительной к чужому горю печалью сказал Дарри.

– Ничего не выйдет. Если заполыхает дом, то нас соседи сразу пристрелят. И будут правы, потому что могут сгореть и их дома, – заметила Варазза, обнимая купчиху, которая тут же начала всхлипывать ей в плечо, – Насчет нечисти все верно. Но нам придется уйти, все оставив так, как есть. Представь, сколько времени пройдет, пока все будет сделано. И тугов придется убрать с улицы, чтобы устроить погребальный костер. Если никто не помешает. А в любой момент может появиться другая банда. Или колдун. И что тогда?

– Как будто мало домов сейчас горит, – недовольно буркнул Камень.

– Там большие банды, и их боятся. А ты с оружием у нас один! – возразила друидка.

Оставлять что-то недоделанным или решать и делать впопыхах вовсе не по-гномьи, и Дарри был раздосадован. Но не мог не признать правоту армирки. Слова о других бандах или колдуне встревожили его. Он, предупредив бывших пленниц, вышел на улицу. Хоть Варазза и подлечила его, чувствовал он себя все же далеко не новенькой монетой. Но делать было нечего. Кстати, о монетах… Подобрав «Таран» и выщелкнутые патроны, он зарядил дробовик. Затем собрал рассыпанные из кошеля монеты. Пусть в ранце их много, негоже разбрасываться деньгами. Не по-гномьи это! Затем добрел до сарая. Кот ушел по своим кошачьим делам. Дарри подобрал здоровенный кусок парусины, на котором, судя по всему, хозяева сушили сено, и кое-как свернул его. Быстро прикинул, где бы ему устроиться, чтобы вход был как на ладони, а его из калитки было бы заметно не сразу, кинул парусину, на нее – вещмешок, на мешок – винтовку и дробовик. Дойдя до ворот, он осторожно высунул нос на улицу. Странно, но она все еще была пуста. Он не сомневался, что из одного-двух домов из-за занавесок наверняка глядят чьи-то глаза, и лишь надеялся, что глядят они не через прицел. Запашок уже был, да и не мудрено, учитывая, что половину убитых накрошил своей крупнокалиберной мясорубкой Воронов. И мух уже целый рой. Любопытно… А оружие-то и кошельки у убитых уже кто-то утащил! Вот тебе и пустая улица, вот тебе и никого! Сейчас вид тугов вызывал только злобную радость. Он, оттащив кое-как трех убитых, чьи тела мешали, прикрыл, как смог, ворота и даже накинул на скобы брус. Правда, калитку оставил незапертой и даже приоткрытой. Если кто-то появится, пусть не лезет в неизвестном месте через забор, и не вваливаются толпой в ворота, а идут по-одному через нее. Стрельба в городе не стихала. Теперь уже слышна была не только винтовочная, но и пулеметная пальба. Гном улегся, устроился поудобней, поудобнее же пристроил винтовку с дробовиком и стал наблюдать за входом. Так, теперь почти все. Он вытащил из подсумка два пустых магазина, набил их, поглядывая на калитку. Затем один поменял на тот, который был в винтовке, и добил тот доверху. Убрал магазины в подсумок и вздохнул: ну вот, половина запаса винтовочных патронов уже в магазинах…

Он не услышал, как бывшие пленницы вышли из дома, и заметил их, когда они уже были на полпути к воротам. Армирка была все в том же платье, но казалась, при всей своей хрупкости, величественней и властней. На шее и руках у нее красовались украшения, от которых прямо пахнуло изрядной силой. Ничего металлического: многониточные бусы на шее, только кость и дерево, и деревянные браслеты с выжженными рунами на запястьях. На голову был накинут вышитый белый плат. В руке была льняная расшитая сумка, явно тяжелая, судя по тому, как она оттягивала друидке руку. Купчиха, семенившая за ней, тоже разительно преобразилась. Бесформенное астраханское платье скрывало фигуру, но астраханская же головная накидка, прикрыв светлые волосы, оставляла лицо открытым. Искаженное лицо с огромными желтоватыми пузырями нарывов, слезящиеся глаза… Вряд ли на нее сейчас покусится хоть кто-нибудь.

И они пошли. Армирка – впереди. За ней, чуть справа, Камень. А последней – купчиха. Стрельба тарахтела все так же, чуть организованней и локальней. Явно прослушивались несколько очагов пальбы. И, судя по всему, уходя от одного, они шли к другому. Раз-другой птахой чирикнули над головой шальные пули, но армирка даже не пригнулась. Она вела их той же дорогой, которой они ехали на «Копейке». Вот они повернули налево, а вот и площадь, где они оседлали «Копейку». Все так же лежали кучками тряпья пять баронцев, и – никого живого. Подумав, Дарри сорвал у одного из убитых желтый платок. У того, которого он был повязан на руку, с шеи побрезговал. Подумал – и убрал в карман. А друидка вела их дальше, и вот он – рынок. По сравнению с тем, как его запомнил Камень, почти безлюдный. И тоже – убитые, стрельба… Как оказалось, лавка, куда вела их Варазза, было практически посреди рынка, возле маленькой часовенки богини Арру. Магические лавки всегда были рядом с храмами или часовнями светлых богов. Из надписи на вывеске с уродливым крылатым существом следовало, что лавка называется «Дракон благости». Она была небольшой, бревенчатой, вроде баньки, и любовно украшена затейливой резьбой. В отличие от нелепого чудища на вывеске, она была красива и сделана с душой. Фундамент из дикого камня. Дверь из массивных дубовых досок была обита медью и висела на медных же петлях.

– Я уже жалею, что предложил идти сюда, – негромко пробормотал Вараззе гном, – уж больно место неподходящее.

Варазза, а следом за ней и Дарри с Натальей, прошли вдоль глухой стены и повернули за угол, где, очевидно, был вход в лавку.

– Да, совсем неподходящее, – подытожил он. У входа в лавку, пытаясь ее открыть, стояли четыре человека. Точнее, стояли трое, а один лежал. А открыть пытался один, широченный, почти как гном, белобрысый нордлинг с короткой бородой и двумя девчачьими косичками, в которые были вплетены три зуба. В остальном он был одет как Пришлый – на плечах расстегнутый пыльник, кавалерийские сапоги, в которые были заправлены подшитые кожей галифе, под пыльником – потертая кожаная куртка с множеством накладных объемистых карманов, набитых магазинами к карабину СВТ, висевшему стволом вниз на правом плече. И, конечно, на шее под кожанкой красовался пропотевший и грязный желтый платок. За ним стояли одетые примерно таким же образом еще двое – второй нордлинг, похожий на первого, но помоложе и без зубов в косах, и южанин, с острым смуглым лицом. Плащей-пыльников, правда, на них не было. На них лежал без сознания четвертый. Это был Пришлый. Он был голым по пояс, с грудью, торопливо, но умело перетянутой бинтами, на которых уже проступили обильные алые пятна.

– Чем могу? – вопросительно-любезным, но слегка высокомерным голосом спросила Виразза, обращаясь к старшему нордлингу. Тот потирал руку, которой пытался открыть дверь. Очевидно, его приложило магией от запора. Не сильно, а так, предупреждающе. «А говорила, что не запирает», – подумал гном.

– Милость богов, хозяйка, – пролаял-пророкотал тот на виларском, – нам бы зелья исцеляющего. Покупал у тебя раньше. Старшого нашего ранили.

– Нет ничего проще, – кивнула друидка и, отодвинув нордлинга, подошла к двери, которая покорно открылась под ее рукой, – пригодилось? От раны? Если да, то от какой?

– Да. В руку пуля попала…

– Должна предупредить, – перебила его армирка, – при ранении в грудь все намного сложнее, лучше потом все равно обратиться к лекарю. Я вижу, что у него пробито легкое. Ткани-то исцелятся, но в легком останется кровь, и как бы ему потом об этом не пожалеть.

– И где же мне найти лекаря?

– Раньше я бы сказала, что возле городской Управы живет лекарь Далер. Сейчас даже не знаю, найдете ли вы его там. В любом случае должна предупредить – ищите лекаря как можно скорей. Не вносите его в лавку, не нужно трясти раненного лишний раз! – обратилась она уже к взявшимся за края пыльников нордлингу и южанину.

– Нам тоже остаться тут, госпожа? – тоном туповатого слуги спросил Дарри.

– Да, ждите здесь, – и она повернулась к старшему нордлингу, – вы знаете, сколько стоит флакон с зельем малого исцеления?

– Я думаю, столько же, сколько и в прошлый раз, шестьдесят золотых.

Армирка кивнула, и они вошли с нордлингом в лавку. Через минуту они вновь появились на крыльце. Нордлинг завязывал шнурки своего кошеля, а Варазза, держа в левой руке маленький, с гильзу двенадцатого калибра, флакон зеленого стекла, правой набирала его содержимое в крошечный шприц. Набрав, она протянула флакон нордлингу:

– Здесь еще на один укол. Можно выпить, но колоть лучше.

Присев, она прямо через бинты уколола в грудь раненого. Дарри не раз наблюдал действие зелья малого исцеления, но тут он впервые увидел все другими взглядом. Словно перламутровый вихрь вскинулся над местом укола. Как только этот вихрь ввинтился в бинты, раненый дернулся, задрожал и открыл глаза. Не понимая, что с ним и где он, он оглядывался вокруг. Его люди разом загалдели, загомонили, столпились, помогая ему встать. Как-то быстро они ушли в ту сторону, где был «Водар Великий». Дарри, наконец выдохнув, поглядел им вслед и подумал, – живы ли Рарри, оба Балина и Орри?.. Затем сказал Вараззе:

– Я уж думал, придется стрелять. И почти уверен, что они попытаются обобрать тебя…

– Рядом с часовней Арру? Да никто не решится, даже несмышленыши-Пришлые. Даже Созерцающие! Во-первых, здесь мое место силы. А во-вторых… Богиня отвернется от такого безумца и больше никогда не дарует исцеления ни через зелья, ни от заклинания! Ты же видел – он даже торговаться не стал. Я больше боялась, что они к вам приглядываться начнут. Входите быстрей! – и она требовательно-приглашающе махнула рукой. Наталья, а следом Дарри поднялись по лестнице на крылечко и, пройдя сквозь скрипнувшую дверь с низкой притолокой, оказались внутри лавки. В ней было тесновато и темновато, но удивительно приятно пахло травами, воском и благовониями, а главное – гнома словно обняли ласковые руки Силы. Голова вдруг закружилась, и он едва не упал. Камень даже не заметил, кто и как помог ему сесть на диванчике в глубине лавки, хотя и услышал жалобный скрип самого диванчика под собой. Не заметил, как его освободили от рюкзака и оружия, рассупонили сбрую амуниции и стянули ее. Дарри еле разобрал ласковый шепот армирки: «Я же говорила, бедный мальчик, что у тебя магическое истощение. Вот, выпей!» Он пил что-то пахнущее корицей и медом, и оно, как паром, клубилось доброй силой. А потом все пошло какими-то отрывками и обрывками. Он держал какой-то тяжёлый отполированный каменный шар, по ощущениям – теплый, пушистый и ласковый, а армирка, обхватив прохладными пальцами его голову, снова прильнула к нему поцелуем, таким сестринским, не плотским. И как только она это сделала, из шара в него хлынула, вытесняя и гася огонь в животе, такая же прохладная, как ее пальцы, волна добра и Силы, а он улыбнулся по-детски и потерял сознание.

***

Дарри очнулся. Это произошло мгновенно, как лампочку включили. Он чувствовал себя настолько сильным, настолько свежим и могучим… Словно он был сосудом, который долго наполнялся, но вот вдруг перелился, а Сила, бурлящая в нем, текла через край и требовала выхода. В лавке у армирки царил полумрак, так что понять, сколько прошло времени, было трудно. Он лежал, раздетый догола и укрытый на чудом не развалившемся диванчике. Рядом в кресле прикорнула Варазза. Впрочем, как только он пришел в себя, она тут же проснулась, так же легко, как и сам Камень. Купчихи не было видно.

– А где Наталья? Неужели к себе домой пошла? С ума сошла…

– Нет, что ты… Я ее пока от волдырей избавлять не стала – так безопасней. Спрятала в подвале. Там сухо и, помимо погреба, есть еще и жилая каморка с кроватью. Дала успокоительного сбора, так что она спит сейчас.

А вот интересно, зачем ей каморка в погребе? Не так-то проста армирка. Впрочем, у всех свои тайны. Варазза подсела к нему, наклонилась, щекоча своими темными длинными волосами, и прошептала жарким, будоражащим шепотом:

– Я так и не поблагодарила тебя…

– Зачем? Не надо, перестань, – внезапно охрипшим голосом ответил Дарри. Он понял, что сейчас должно случиться, и хотел, и боялся этого.

– Надо! Затем, что я жива, затем, что я свободна! Затем, что я сама могу распоряжаться своим телом и своей душой! Затем, что я так хочу! – и она огненным поцелуем закрыла его губы, пытавшиеся еще что-то пробормотать. Впрочем, он почти и не сопротивлялся, а мысли все куда-то пропали. Лишь напоследок мелькнуло легкое сожаление, что Вараззе не хватает Натальиных статей. Уж больно хрупкая она, воздушная…

…А диван они все же сломали…

За окном темнело, но Варазза не решилась зажигать светильники. На улице еще постреливали и, временами, очень оживленно. Пару раз в стены лавки ударялись пули, шальные, скорее всего. И тогда с потолка, с подвешенных к стропилам предметов и пучков листьев и трав, сыпалась труха. Сруб, хоть и невеликого размера, был сложен из толстых бревен, так что опасаться стоило только разве что попадания из крупнокалиберного пулемета. Но все же становилось как-то неуютно.

Дарри, уже в штанах и рубахе, подпоясанный, но босой, сидел за стойкой. Лавка была довольно тесная, в ней даже нормальный стол не поместился. Голод был лютый, и стрельба его никак не приглушала. Армирка, тем временем, спустившись в погреб, разожгла там лампу, судя по пробившемуся из открытого люка в полу свету. Ее не было довольно долго, а когда она появилась, стало ясно почему. Она с натугой втащила по лестнице две изрядно набитых полотняных сумки и стала накрывать на стол, расставляя по стойке извлеченные из шкафчика красиво расписанные и покрытые глазурью глиняные тарелочки, тарелки и тарелищи. Ловко и быстро заполняя их едой, она полушепотом сказала, что купчиха все еще спит. Варазза принесла и сыровяленый окорок, и армирские бараньи колбаски, острые, как жало пчелы, и грудинку, и пару копченых птиц – не то мелких кур, не то крупных куропаток, одуряюще щекочущих нос своим ольхово-дымным ароматом. Еще были сыры – армирский твердый козий и овечий, круг мягкого вирацкого с белой плесенью на поверхности, желтоватый марианский, весь в дырах и дырочках. Соленья в горшочках – грибы, капуста, огурцы, черемша. Зелень – листья кресс-салата, укроп, петрушка. Коврига черного хлеба и две лепешки с кунжутом на тощем центральном круге и без него – на толстом румяном краю. Сухарики, черные соленые и сладкие с орехами…