Текст книги "Победа века"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 43 страниц)

Ваш вклад в Победу не забыт, девчата с патронного! Спасибо вам за ваш совсем не девичий труд!

А. Моисеев

Залпы башенных орудий из Усть-Катава. А. Жданов

Еще в довоенное время на Усть-Катавском заводе стали отливать корпуса авиабомб. Ну а в годы войны завод стал работать на фронт и был записан в «номерные». Устькатавцы доказали, что приметы – от темноты и невежества. Артиллерийский завод № 13 наркомата вооружения «за успешное выполнение заданий ГКО по выпуску артиллерийского вооружения для Красной Армии», как написано в наградном листе, был отмечен орденом Трудового Красного Знамени.

Как и большинство наших предприятий, в первые же месяцы войны Усть-Катав принял эвакуированный завод с опаленного войной запада страны. С августа 1941-го сюда стало поступать оборудование Брянского завода. Брянцы привезли свои платформы для зениток. Из наркомата поступил секретный заказ – выпускать реактивные снаряды для «катюш». Стали здесь выпускать и минометы.

Устькатавцам лучше знать, что у них хорошо получалось – не случайно на заводе памятником тех лет стоит зенитная повозка ЗУ-13, она считалась в годы войны одной из лучших. Конструктор А. П. Белостров стал лауреатом Государственной премии СССР.

На второй год войны завод стал артиллерийским, был переведен на выпуск 76-миллиметровых пушек для танка «Т-34». «Тридцатьчетверки» шли из Нижнего Тагила, помимо тяжелых выпускал средние танки (с усть-катавскими орудиями) и Челябинск. На изменения во вражеском вооружении устькатавцы реагировали чутко. Супертанком гитлеровские конструкторы объявили «тигр», 76-миллиметровка не брала его лобовую броню. Но недолго «тигр» оставался неуязвимым. Была придумана более мощная танковая пушка «ЗИС-С-53» калибра 85 мм, да еще полуавтоматическая, из которой было удобнее стрелять. Супертанки она щелкала как орехи. Пушка – оружие для охоты на «тигров» – стоит памятником войны на заводе. Кстати, платформа для зенитки на заводе тоже постоянно обновлялась.

Всего же, согласно заводским отчетам, устькатавцы поставили фронту 12 357 танковых пушек, 3096 минометов, 13 231 платформу для зениток и другое боевое снаряжение. Здесь гордятся, что первые залпы «катюши» сделали их реактивными снарядами. А первый артсалют 5 августа 1943 года в честь освободителей Белгорода и Орла был произведен с усть-катавских зенитных платформ.

Скажем и о тех, кто писал эту малоизвестную главу нашей военной истории. В основном это была молодежь, почти мальчишки и девчонки, женщины. По брони оставляли в тылу лишь специалистов высшей квалификации да тех, кто участвовал в операциях, где требовалась большая физическая сила.

Поначалу объединенный завод возглавлял В. Г. Шабров, потом более сведущий в военной продукции брянский директор А. В. Куранов. Цеха и службы возглавляли имевшие немалый опыт и знания, трудившиеся на предприятиях Брянска, Москвы, Сталинграда, Киева инженеры А. М. Спиридонов, А. Г. Бабицкий, П. Ф. Билибин, А. Ф. Великанов, М. М. Левченко, Б. Н. Лебедев и другие. Как и на других заводах, работавших на фронт, здесь было много героев труда, изобретателей и рационализаторов.

Вот только двое из их числа – И. Е. и Г. И. Кувайцевы. Иван Егорович был слесарем теплоэлектростанции. Вышла из строя топка, без энергии стал замирать цех, под угрозой срыва были задания. Иван Егорович обмотался тряпьем, облился водой и полез в топку. Какая в ней, неостывшей, соседствующей с работающей топкой, была жара – вообразить невозможно. Топку он исправил, цех не встал, срыва не было. Г. И. Кувайцев был технологом. Он придумал немало хитроумного в технологической цепочке производства танковой пушки. К примеру, его изобретение особых пуансонов высвободило несколько сверлильных станков и рабочих.

Как и везде, основной «рабочий класс» – молодежь – была объединена в комсомольско-молодежные бригады. Тогда здесь гремела бригада Алексея Сорокина, выполнявшая в смену по 5 (!) дневных норм. Бригада Анны Бахаревой, в которой были одни девушки, на тяжелой формовке выдавала регулярно две нормы. Таких называли «двухсотниками», и было их на заводе не менее полутора тысяч.

А. Жданов

Магнитка – фронту. Н. Горшенев

Магнитогорский металлургический комбинат – флагман черной металлургии – до войны был одним из передовых предприятий страны.

В первый же день войны директора комбината Г. И. Носова вызвала по телефону Москва. Было дано указание – перейти на производство качественного и высококачественного металла. До войны качественные марки стали составляли на комбинате 12 процентов. Для того, чтобы выполнить новый необычайно сложный заказ, требовалось коренным образом перестроить производство.

Не менее сложной и трудной была задача выплавки и прокатки броневого листа. Броня требовалась для изготовления танков, самолетов, кораблей и другой техники.

Стало известно, что принято решение перебазировать в Магнитогорск толстолистовой броневой стан с Мариупольского завода. Мы начали готовиться к его приемке и монтажу. Но было ясно, что справиться с этой задачей в сжатые сроки не удастся. Требовалось найти другое решение. Заместитель главного механика Николай Андреевич Рыженко в разгар спора на совещании у директора вдруг заявил:

– Я уверен, что мы можем гораздо быстрее и в больших количествах получать броневой лист… Будем броневой лист катать на блюминге.

Это предложение было неожиданным. В металлургии такого прежде не было. И вот назначили день прокатки. На переходном мостике блюминга собрались руководители завода. Ждали с нетерпением. Но еще не кончилась прокатка первого листа, как блюминг встал, произошла авария мотора. Через некоторое время испытания повторились. Броневой лист был получен. Так ровно через месяц после начала войны комбинат дал первую плавку броневой стали. Металл пошел большим потоком на производство различных видов вооружения. Танкостроители получили магнитогорскую броню на полтора месяца раньше срока, установленного правительством.

А мариупольский стан продолжали готовить к пуску. Он тоже стал давать броню. На Магнитку прибывали и другие эвакуированные заводы из Запорожья, Днепропетровска, Подмосковья.

С самых первых дней войны Магнитогорский металлургический комбинат стал одним из крупнейших арсеналов по снабжению армии боеприпасами и вооружением. В основном механическом цехе, ранее выполнявшем заказы для проведения ремонтных работ, теперь около двух третей станков изготавливали снаряды. В фасонно-сталелитейном цехе стали отливать башни для танков, в кузнечном – делали детали для мин, в электроремонтном – изготовляли ручные гранаты, в бытовках мартеновских цехов разместились станки новотокарного цеха, на небольшой площадке рядом с котельно-ремонтным работал тарный цех.

Нелегкой была проблема с рабочими кадрами. Только за второе полугодие 1941 года с комбината ушли около 8 тысяч человек, из них почти 5 тысяч – на фронт. С 33 эвакуированными предприятиями к 1 января 1942 года прибыло около 2 тысяч рабочих разных профессий, но большинство из них не имели специальной подготовки для работы на крупном металлургическом предприятии. Не хватало слесарей, токарей, подручных, грузчиков и других рабочих. Была ускорена подготовка молодежи в ремесленных училищах. Женщины-домохозяйки осваивали мужские профессии сталеваров, помощников машинистов паровозов, машинистов коксовых машин, турбин, вырубщиков металла.

Вспоминая те годы, мне особенно хотелось бы рассказать о Григории Ивановиче Носове, возглавлявшем комбинат в годы Великой Отечественной войны.

Прибыл он на комбинат из Кузнецка. Сначала работал главным инженером, потом директором комбината. Внес большой вклад в развитие металлургического комбината, в совершенствование технологии производства.

Бывший первый секретарь Челябинского обкома КПСС Н. С. Патоличев писал:

«Чем больше я узнавал Г. И. Носова, тем глубже проникался к нему уважением. Это был человек выдающихся качеств. Строгость характера в нем хорошо сочеталась с душевностью и простотой русского человека. У Носова не получишь поддержки, уважения, дружбы, если ты этого не заслуживаешь».

Магнитка в дни войны была уникальной строительной площадкой. Труженики треста «Магнитострой», комбината непрерывно вводили в строй новые объекты. Был смонтирован новый прокатный стан из эвакуированного из Запорожья оборудования, появились агломерационные ленты, мартеновские печи, паровоздушная, кислородная станции. Замечательное достижение магнитогорцев – введение в строй пятой, а вскоре и шестой доменных печей.

С каждым годом в Магнитке выпускали больше металла для фронта. Магнитогорцы вправе гордиться, что выпустили броневой металл для десятков тысяч танков, что почти каждый третий снаряд, выпущенный по врагу, был сделан из их стали.

Н. Горшенев

Броневой лист прокатан. Г. Носов

Первая военная задача завода сводилась к следующему: в кратчайший срок смонтировать эвакуированный с юга броневой стан и начать катать броню. Весь технический персонал был мобилизован. Появилось несколько проектов, где установить стан. Оказывалось, всюду стан будет мешать нормальному производству.

В моем кабинете разгорелся горячий спор, на каком варианте остановиться. В разгар дискуссии появляется озабоченный заместитель главного механика Николай Андреевич Рыженко. Он, один из наших старых кадровиков, знает каждый угол завода, каждый кран и стан. Рыженко всегда там, где больше всего нужен. Он находил самые неожиданные выходы из трудных положений.

– А вы как думаете, где поставить стан? – спрашиваю я его. Он будто собирается с духом и говорит:

– Где бы мы ни поставили его, он будет не на месте… На монтаж стана уйдет слишком много времени, а его у нас нет. Вы слышали сводку?

Этого я от Рыженко не ожидал. Не думал я, что он впадет в панику, мне хотелось его оборвать, даже накричать на него. Но на какой-то миг я сдержал накипавшую во мне ярость, и хорошо сделал.

Рыженко продолжал излагать свои мысли:

– Я уверен, что мы можем гораздо быстрее и в большем количестве получать броневой лист.

– Каким образом? – почти кричу я.

– Будем броневой лист катать на блюминге.

Минутное молчание. Все были поражены: бронь – и на обычном блюминге! Долго спорили, а вариант Рыженко все же приняли.

…Настал день, когда предстояло на практике мощным валкам блюминга проверить все теоретические расчеты. Решено было первые испытания провести не с броневой, а с более мягкой сталью…

Наступил час испытаний. У перил поста управления блюмингом собрались почти все, кто так или иначе был причастен к этому делу. Рыженко в последний раз проверил механизмы. Команда отдана. Кран поднял раскаленную болванку и перенес ее на рольганг. Старший оператор блюминга Василий Спиридонов взялся за рукоятки контроллеров. Вот уже болванку захватили валки. Слиток идет вперед-назад, вниз в зал, где установлены моторы. Через несколько минут докладывают:

«Авария – мотор…»

Двадцать восемь часов ремонтировали мотор. За это время многое было передумано. Поломка мотора – плохое предзнаменование. Не отступить ли? Ведь рискуем блюмингом! И все же решили не отступать. Как только мотор был отремонтирован, электрическая часть проверена, мы снова собрались на мостике.

На этот раз решили провести эксперимент полностью. В нагревательные колодцы были погружены два слитка мягкой стали и несколько слитков брони.

Слитки легкой стали прошли отлично, приспособление Рыженко работало безотказно. На стеллаже лежал первый в мире стальной лист, прокатанный на блюминге. Вновь команда. Теперь слиток броневой стали идет к валкам. Оператор работает внимательно, осторожно. Первый пропуск через валки, миллиметр обжатия. Второй, третий… Двадцатый, тридцатый, сороковой. Последние проходы, и вот лист убран с блюминга.

Затем пошли второй и третий слитки. Блюминг выдержал. Мощности хватило. Так и стала Магнитка «бронь» производить.

Г. Носов, директор Магнитогорского металлургического комбината в годы войны

«Дни и ночи у мартеновских печей…». И. Пайвин

В мартеновском цехе, одном из самых старых на нашем метзаводе, висячие садочные машины с облизанными огнем хоботами, словно мамонты, ворочаются над площадками, суют мульды с шихтой в огненные зевы печей.

На дворе морозная ночь, а у печи жарко: одежда дымится, пот – ручьем. Сталевар Иван Стругов машет рукой, останавливая подручных: «Порядок!»

Постоял в задумчивости, покусывая пшеничный ус, и подошел к плите, над которой первый подручный уже выливал в чугунный стаканчик из длинной стальной ложки взятую из печи пробу.

– Ну, голубушка, живо присылай анализ! – командует тихо, но жестковато Стругов пирометристке Ане Игольниковой, девочке в синем халатике.

Лаборантка щипцами подхватила стаканчик с застывающим в нем металлом и упорхнула, будто ее тут и не было.

Иван Савельевич нервничал, войлочную шляпу с синими очками отбросил, полотенцем обтирал лицо, посматривая на мастера Бубнова, который, иронически улыбаясь, вышагивал по площадке, ожидая вестей из лаборатории. Тот держится с достоинством человека, знающего себе цену. Всем своим видом демонстрирует спокойствие, как бы говоря: суетиться нечего, все будет в порядке.

А ночь плывет над цехом. Отсветы плавок зарницами бегут ввысь, поджигая кромки туч. В разливочном пролете горячка: там, где слитки поостыли, их выбивают из изложниц. Потом набрасывают цепи, и краны, подхватив их, осторожно кладут на тележки рядком. На второй канаве все готово к выпуску плавки. Женщины, которых называют канавщицами, уже отошли в сторонку. Канава еще не успевает толком остыть, когда они спускаются в нее. Работают в наклон, потом в раздевалке будут долго растирать занемевшие поясницы.

Все собрались за печью. Здесь душно и жарко, как в парилке. У желоба подручные с маху бьют кувалдой по ломику, пытаясь пробить летку. Но, видно, намертво спекло утрамбованный магнезит.

Начальник цеха Малышев пулей вылетел на площадку и, сложив руки рупором, закричал в сторону первой печи:

– Молодцова сюда! Сию минуту!

Федя Молодцов, подручный на первой печи, в это время пил холодную газировку. Услышав, что его зовет начальник цеха, осторожно поставил кружку и зашагал по площадке.

– Быстрее! Бегом! – кричат ему уже все, кто поблизости. – Шевелишься, как карась в тине.

Наконец подошел он к летке, где уже все ослабли от неимоверных усилий, скинул суконную робу и, взяв кувалду, медленно, будто нехотя, размахнулся. Подручные замерли. У Молодцова в руках силища страшная, бил он в ломик точно, и часто одного его удара было достаточно. Сейчас тоже так вышло. В летке сверкнуло, пламя метнулось вдоль желоба, и металл, искрясь, набирая скорость, рванулся в ковш.

Федя Молодцов отбросил кувалду, сказал с хрипотцой подручным: «Слабаки!» – и, накинув на плечи спецовку, удалился.

Все вздохнули свободно: плавка удалась. Мастер Бубнов вынул из кармашка часы, постучал ногтем по циферблату:

– За семь часов и пятнадцать минут сварганили плавку. Скоростная, как ни крути…

И только взялись заправлять заднюю стенку, откосы и пороги печи, бросая лопатами магнезит, как тут же все приостановилось на миг: взоры обратились на человека, поднявшегося по лестнице на верхнюю площадку. Темно-синее пальто с каракулевым воротником, аккуратная шапка чуть сдвинута на лоб, черные усы делают лицо строгим и неулыбчивым. Многие давно знали его.

– Нарком в цехе! – передавалось с площадки на площадку, и слова эти облетели весь цех. И всюду люди, работая, урывками бросали взгляды на верхнюю площадку, где у третьего мартена остановились И. Ф. Тевосян и начальник цеха С. И. Малышев. Оба невысокие, только Иван Федорович грузноват, в движениях медлителен, а Сергей Иванович с виду легкий, как перышко. Начальник цеха – в неизменной синей куртке, брюках, заправленных в сапоги, – горячо говорил что-то наркому.

Тевосян посмотрел сквозь синее стекло в деревянной оправе в печь, кивнул удовлетворенно и направился к желобу.

Мы, два недавних фэзэушника – Мишка Яговитин и я, измазанные белой огнеупорной глиной, мокрые, как мыши, только-только заправили желоб и отошли от него, чтобы глотнуть свежего воздуха.

– Ого! Да у вас все готово! – сказал Тевосян, глянув на желоб, замытый жидким стеклом.

– Бригады каменщиков у нас сильные, – отозвался Малышев и продолжил, видно, прерванный на площадке разговор: – На днях третью печь на капитальный ремонт остановим.

– Вижу, на ладан дышит. – И Тевосян вернулся на площадку, которую побрызгали водой, – парок над ней поднимался, как над росной луговиной. Чувствовалось, нарком доволен. Цех действительно не заслуживал упреков. Тогда с гордостью говорили: из наших мартенов впервые в стране начали выпускать марки стали, которые раньше варили только в электропечах, а они в ту пору были невелики, горшками их окрестили. Двенадцать тонн одна плавка, а две наши печи давали по 60 тонн, еще две – по 120. Но дело даже не в этом. Оборонные заводы требовали металл самых прочных марок и как можно больше. Перейти на выпуск легированной электростали в мартенах – смелый по тому времени шаг. Увеличение выпуска этого металла после того, как он стал выплавляться в мартенах, и не только в Златоусте, сразу двинуло дело вперед. Эта инициатива была высоко оценена: группе работников завода, в том числе и начальнику нашего цеха С. И. Малышеву, присвоили звание лауреатов Государственной премии СССР.

Как только цех перешел на выпуск электростали, мастер Иван Архипов взял ценный почин. Он заверил, что намерен каждую плавку выдавать по заданному химическому составу. Это означало: весь металл пойдет только по заказам.

Иван Архипов на оперативках объяснял:

– Как у нас до сих пор было? Надо добавить в расплав триста килограммов марганца, а где он? Его приготовленного нет. А плавка не ждет. Вот я и говорю, надо заранее, кучками от ста до пятисот килограммов заготовлять марганец, титан, хром, никель. Скажем, требуется добавить хрома или марганца, а он у вас уже взвешенный, рядышком лежит, бери – и в печь. И еще: ферросплавы будем загодя прогревать, чего тоже раньше не делали. Хлопотно? Но зато надежно – попадание в химический анализ обеспечено.

Хорошо отладил мастер эти операции. Сталеварские бригады оценили его предложение и уже не отступали от заведенного порядка, а это улучшило качество металла. А Иван Архипов на фронт ушел: был он знатным металлургом, стал артиллеристом высокого класса.

Нельзя не вспомнить и сталевара Ивана Панкова. Он нашел простой, но эффективный способ скачивания первичного шлака из печи. Операция эта изнурительна: на длинный стальной прут насаживается деревянная плаха, и три-четыре человека выгребают – «скачивают» шлак в приставленные к окнам печи чугунные коробки.

Иван Панков все переиначил. Он «наводил» шлак после расплава, давал в печь руду и несколько минут держал ванну под факелом, а затем выключал. Шлак, поднявшись, как опара, шел самотеком в коробки.

– Для меня лично выпал один тяжелейший месяц, – рассказывал бывший начальник смены М. Г. Брюнеткин. – Тогда я еще мастером был. Случилось так, что один за другим свалились от переутомления и болезней многие наши ребята. Остались только Георгий Волков, богатырь, чуть ли не самый высокий в цехе, и я. Двенадцать часов один на четырех печах отработаешь – в глазах темнеет. Сменит меня Волков и тоже двенадцать часов ведет плавки. Обеды нам прямо на площадку приносили. Как мы с ним выдержали – и сейчас чудом кажется. Ну, а потом к нам сталевары из Сталинграда приехали, с других южных заводов. Эта подмога оказалась кстати.

И. Пайвин, рабочий Златоустовского металлургического завода в годы войны

Саткинский чугун. П. Минеев

С первых дней войны с Саткинского металлургического завода ушли в Красную Армию несколько сот рабочих. К нам вернулись пенсионеры, пришли женщины и подростки. Перед нами стояла задача: обеспечить предприятия оборонной промышленности высококачественным малосернистым и малофосфористым чугуном из бакальских руд, выплавленных на древесном угле…

А тут доменную печь № 2 пришлось поставить на капитальный ремонт. Стране нужен чугун, а домна не может его дать. Как быть? Инженеры А. П. Кузнецов и М. Ф. Шаров предложили необычное решение – домну № 2-бис поставить рядом со старой, а потом последнюю убрать… Когда же пустили новую домну, а старую отремонтировали, получилось три домны, и все три стали плавить наш, особый, саткинский чугун.

А как строили новую печь! Не было не только специализированных строительных организаций, но даже механизмов. На базе ремонтно-строительного цеха организовали отдел капитального строительства и всем коллективом завода начали строить… Не было такого цеха или отдела, такого человека, который бы не строил эту доменную печь. А зима выдалась на редкость холодная.

Служащие городских учреждений, женщины-общественницы и домохозяйки, школьники старших классов – все, кто мог держать в руках носилки и лопату, участвовали в строительстве домны: копали землю, подносили камни и кирпичи. Дорога была каждая минута, и зачастую работали круглосуточно. Часть рабочих и инженерно-технических работников была переведена на казарменное положение. В сентябре 1944 года строительство печи закончили. 16 сентября был получен первый чугун. Пока новая домна строилась, старая плавила металл.

Высококачественный чугун Саткинского метзавода на протяжении всей войны эшелонами шел на заводы оборонной промышленности, чтобы превратиться в танки, пушки, пулеметы и другие грозные орудия.

П. Минеев, директор Саткинского металлургического завода в годы войны