Текст книги "Победа века"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 43 страниц)

В направлении главного удара. В. Ясиновский

В первых числах марта 1943 года выпускники Орловского бронетанкового училища имени М. В. Фрунзе (находилось оно в Дегтярске Свердловской области) ждали направления на фронт. Вскоре стало известно, что формируется добровольческий Уральский танковый корпус. Нужны командиры.

Курсантов направили кого в Пермь, кого в Свердловск. Меня с друзьями Михаилом Акиньшиным, Иваном Пупковым, Михаилом Коротеевым и другими – в Челябинск.

В Челябинске я принял танковый взвод второго батальона, но ни танков, ни экипажей еще было.

Помню, поехали с Мишей Акиньшиным (и еще кто-то из офицеров был) на ЧГРЭС подбирать экипажи. Добровольцев десятки, сотни. Какое желание было у людей бить врага!..

С каким самопожертвованием вносили челябинцы свои скромные средства на вооружение и снаряжение бригады! Сколько вкладывали душевного тепла и надежды! С каким упорством создавали сверх плана на своих рабочих местах все необходимое для добровольцев. Но главная трудность – танков не хватало. Танки получали с завода, выпущенные из сэкономленного металла в нерабочее время, а рабочий день тогда длился 12 часов. И люди оставались после работы.

У каждого подразделения были шефы, у нашей роты – кондитерская фабрика. Шефы приходили каждое воскресенье, приносили подарки.

Учеба шла напряженная, днем и ночью, по 15–16 часов. Саперное дело, строевая подготовка, вождение боевой машины. Воины бригады учились с большим желанием.

В день первомайского праздника добровольцы принимали присягу, а 9 мая, в будущий День Победы, бригаду провожали на фронт. Меня, Михаила Акиньшина, Павла Бучконского, однако, оставили на заводе: надо было получить еще танки. Работали на конвейере, испытывали машины. Недели через три выехали к своим в Подмосковье. Везли танки и три вагона продуктов.

Боевой путь добровольцев начался от деревни Борилово. Это первый бой Челябинской танковой бригады на Курской дуге.

Сколько потом было боев! Однажды одиннадцать раз за день ходили в атаку – разве каждую упомнишь!

Однажды – было это в Германии (тогда делали броски по семьдесят – сто километров в сутки) – шли колонной, передают приказ:

– Ясиновский! Вместе со взводом к комбригу!

Выехали в голову колонны. Фомичев стоял у своего танка, ждал. Я спрыгнул, подошел, доложил как полагается. Он провел меня метров на пятьдесят вперед, показал на колючую проволоку в три ряда:

– Заминировано фугасами. Саперов ждать некогда. Первым пойдешь со своим взводом!

В таких случаях командиры говорят: «Пройдешь – будет награда! Не пройдешь – вечная слава!» Если Фомичев решил пожертвовать танковым взводом, значит, другого выхода не было. Долго всматривался в колючую проволоку, в бурую мерзлую землю. И вдруг осенило! Говорю механику-водителю:

– Видишь столбы с подвешенной проволокой? Строго по столбам! Подминай!

И ведь прошли! А за нами все остальные!

Висло-Одерская операция, в которой было уничтожено и выведено из строя более 60 вражеских дивизий, длилась всего лишь 23 дня. Сами гитлеровцы говорили, что подобных сражений Европа не знала со времени гибели Римской империи.

Наша бригада принимала участие в этой операции. Река Одер была последним, сильно укрепленным водным рубежом на пути к Берлину. Мы вышли к реке в последних числах января у города Штейнау. В эту пору Одеру полагалось быть скованным льдом, а он оказался вспученным, лед от берегов отошел, местами переломался. Попытка захватить мост с ходу не удалась. Фашисты мост взорвали, бросили на нас авиацию, вели яростный огонь.

В 24.00 все танковые батальоны комбриг вывел к реке, выстроил в два эшелона. Сигнальная ракета – и массированный огонь по городу минут 30–40. И в то время, когда фашисты приходили в чувство от нашего «подарка», бригада совершила марш-бросок на север, километров на 15–20, и ночью с ходу форсировала Одер.

Наш второй танковый батальон перебирался через реку первым. Нам было приказано наступать на Герцогсвальдау. Мы туда подошли с юга, а овладеть городом не удалось. Командир батальона капитан Пупков доложил обстановку Фомичеву. Комбриг приказал закрепиться и держаться до подхода основных сил.

Днем гитлеровцы несколько раз накрывали нас артогнем, пытались атаковать, но безуспешно. А уже в сумерках на наши позиции двинулись шесть «тигров» и пехота. «Дуэль» с «тиграми» – дело не простое. Мы укрывались за домами, меняли огневые позиции, огонь вели прицельный. «Тигры» были выкрашены в белый цвет, а снега уже не было. Один танк мы подбили, но загорелся и наш танк. Прикрыли свою машину огнем, дали возможность экипажу подальше уйти.

Через некоторое время подбили второй «тигр», потом третий. Однако и наши две машины горят, одна из них – командира батальона. «Тигры» идут медленно, тоже меняют позиции. Хитростью выманив еще один фашистский танк, мы его подбили. Но ведь и у нас осталось всего четыре машины, из них одна – с заклиненной башней.

Командир батальона просит у комбрига разрешение отойти метров на 300–400 к отдельно стоящей усадьбе.

Разрешение получено. Пупков приказал мне прикрывать отход. Наши танки отошли к усадьбе, заняли оборону, можно уходить и мне. Но я, прекратив огонь, начал наблюдать, что предпримут фашисты. Через несколько минут один из «тигров» стал менять позицию, подставил бок. Мы этот момент не пропустили, послали бронебойный снаряд – танк загорелся.

Потеряв пять мощных машин, противник не решился продолжать атаку. А утром к нам подошло подкрепление, и мы стали готовиться к наступлению на Герцогсвальдау.

Я уже командовал ротой, принял ее от Пупкова: он был назначен на батальон. Шли на Лукенвальд. На пути – населенный пункт. Фомичев поставил задачу: разведать его (по имеющимся данным, немцы уже ушли оттуда), пройти, не задерживаясь, и – на Лукенвальд. Завязать бой на окраине и держаться до подхода бригады. В роте было только четыре танка, придали еще два.

Шли тихо, кругом темень, мой танк – передовым. Сижу на люке механика-водителя, чуть-чуть подсвечиваю фонариком. На краю дороги у населенного пункта – машина, посветил – наш студебеккер с нарисованными артиллерийскими значками. Идем на малой скорости. На улице – тишина, никого не видно. В конце – завалы из леса и камней, проход есть, но узкий. Мой танк прошел, второй, приданный танк. Остальные остались за завалом. И вдруг впереди вижу машины и около них людей. Стучу механику-водителю: останавливайся! Механиком был Иван Гасенко, из Чесменского района.

Подошел командир второго танка Иван Чернов. Слушаем. Немецкая речь! Говорю Чернову:

– Заводи потихоньку, разворачивайся – и назад! Быстрее!

Мой танк идет последним. Опять по той же улице. Немцы откуда-то появились, ходят, стоят около домов, на нас не обращают внимания. Приняли за своих.

К населенному пункту уже подошел наш батальон. Стали решать, что делать.

– Я пойду по шоссе, открою огонь с фланга. Ты тем же маршрутом – с боем! – сказал комбат.

Головным шел танк Чернова, из пушки и пулемета бил прямо. Мой танк – бьет влево, третий – вправо. Так ежиком и идем.

Открыли огонь и фашисты. По танку Чернова выстрелил фаустник, но фаустпатрон ударил в тротуар, бронированная махина перескочила через огонь. Мы послали снаряд в дом, из которого стреляли. Приказываю Гасенко держаться правой стороны, и с правой-то из-за угла ударил фаустник, прямо под башню нашего танка, прожег броню, перебил проводку. Танк заглох.

Фашистов из населенного пункта мы выкурили, а в Лукенвальд я не попал. Из-за ранения. Почти месяц провалялся в госпитале.

Но к Берлинской операции успел. Наша бригада вошла в Берлин с юга. Там Трептов-канал – преграда мощная, понтонов не наведешь. Но саперы сумели сделать деревянный мостишко – по нему проскочили. Сбили оборону на той стороне – и с ходу в улицу. Тут нас и накрыли американские самолеты. В планах командования не было учтено, что челябинцы вырвутся далеко вперед! Сейчас можно шутить, тогда же Фомичев по рации ругался крепкими словами. Пришлось отойти, а на другой день эту улицу брали в тяжелом бою.

В. Ясиновский, командир роты 63-й гвардейской танковой бригады

Бросок через Одер. А. Окороков

12 января 1945 года началась Висло-Одерская операция. Нам предстояло нанести удар с сандомирского плацдарма в направлении Бреслау.

В 5 часов утра земля задрожала от тысяч разрывов, позиции фашистских войск представляли собой сплошное зарево, но это была лишь разведка боем и преддверие к общему наступлению. С рассветом густой туман покрыл землю. Над нашими и фашистскими позициями установилась мертвая тишина. Но вот в 10 часов снова раздались мощные раскаты артиллерийской канонады, которая длилась более полутора часов.

Несмотря на низкую облачность, пронеслась группа наших штурмовиков. Они на бреющем полете прошлись над позициями противника и сбросили свой смертоносный груз. Проделывая проходы в минных полях, шли танки-тральщики. Перед собой такой танк толкал массивный стальной каток. Вслед двинулись стрелковые подразделения.

Противник не оказывал почти никакого сопротивления, он или был уничтожен огнем артиллерии, или бежал со своих позиций. За первый день наступления продвинулись километров на пятнадцать. Потери нашего батальона ограничились одним раненым. На второй линии обороны встретили организованное сопротивление, но после небольшой артиллерийской подготовки при поддержке танков прорвали и ее.

Наша дивизия не встречала организованного сопротивления противника. Боевые действия ограничивались мелкими перестрелками с небольшими подразделениями фашистов. 18 января миновали крупный польский город Ченстохов, а 19 января в 19 часов 19 минут московского времени наш батальон в районе местечка Пражка пересек польско-германскую границу. Мы в фашистском логове!

Первые германские населенные пункты заняли без боя. Гражданское население, одурманенное геббельсовской пропагандой, в панике бежало на запад. И не выключенный в домах свет, и ужин на столах – все говорило о том, что жилище покинуто буквально перед нашим приходом.

А затем активизировала свои действия вражеская авиация. Однажды, когда полк двигался походной колонной по дороге, среди большого поля из-за леса на нашу колонну налетела группа немецких самолетов. Их приближение оказалось настолько стремительным, что нам не удалось рассредоточиться. Бомбы попадали в центр и хвост колонны. Начался пулеметный и артиллерийский обстрел. Зениток у нас не было, в результате самолеты, сделав свое дело, безнаказанно улетели, а мы понесли довольно ощутимые потери. Только наш батальон не досчитался ста бойцов – убитых и раненых.

23 января наш 1237-й стрелковый полк первым из частей 52-й армии вышел к Одеру юго-восточнее Бреслау у деревни Ратвиц и получил задание с ходу форсировать его.

Время от времени откуда-то из глубины вела огонь по нашему берегу вражеская артиллерия. Появились убитые и раненые. Попал на мушку снайпера и начальник артиллерии полка, капитан Варламов, мой бывший командир батареи по 243-му противотанковому дивизиону, был ранен командир 5-й роты лейтенант Тимофеев.

Уже в сумерки, ведя пулеметный и минометный огонь по вражескому берегу и дамбе канала, роты первого, а за ним и нашего второго батальона перебежками и ползком спустились на лед и двинулись к берегу. Но до него добрались не все. Каждый метр поверхности реки противником был тщательно пристрелян. Огонь замаскировавшихся немецких автоматчиков и пулеметчиков дополнялся точными выстрелами снайперов. Наши бойцы, достигнув противоположного берега, закрепились на узкой прибрежной полоске, за небольшой возвышенностью берега.

Задача по развитию успеха выпала на плечи нашего батальона. На следующий день, 24 января, наш командир капитан Д. И. Корнилов собрал нас, командиров, и поставил задачу – после пятнадцатиминутного минометного и артиллерийского обстрела стремительной атакой выбить противника с занимаемого рубежа.

Для руководства подразделениями во время боя на противоположный берег перебрались заместитель командира батальона старший лейтенант Ф. В. Сидоров, и я, парторг. По сигналу наши бойцы дружно поднялись в атаку и, ведя на ходу огонь из автоматов, выбили врага с занимаемого им рубежа. В составе нашего полка участвовали в этом бою автоматчики – житель поселка Тургояк М. А. Мурдасов, троичанин Н. А. Махновский. Оба они были ранены.

Десятки вражеских солдат и офицеров полегли в этой схватке. С занятого нами рубежа было хорошо видно, как фашисты начали отходить в сторону Бреслау. Переправиться на противоположную сторону канала нам сразу не удалось. Вдоль него вели точный прицельный огонь фашистские снайперы. Как выяснилось позже, они избрали своей позицией баржу, скрываясь за ее стальными бортами.

При моей попытке переправиться через канал по льду я был ранен, солдаты вытащили меня в безопасное место, Сидоров сделал перевязку и поручил двум солдатам доставить меня на командный пункт.

А батальон наш продолжал свой боевой путь. Вскоре дивизия была переведена на участок фронта севернее Бреслау, где участвовала в Нижне-Силезской операции.

А. Окороков, парторг батальона, 373-я стрелковая дивизия

Даешь Берлин! Л. Курист

Штурмуем Берлин. 24 апреля 1945 года нашему корпусу предстояло наступать в направлении Лихтерфельде, Фриденау, Вильмарсдорф. На 22-ю мотострелковую бригаду возлагалась задача захватить плацдарм на северном берегу канала Тельтов, вслед за мотострелками должна была идти 51-я гвардейская танковая бригада, за ней – наша, 52-я, за нами – остальные силы корпуса.

В 6 часов 20 минут началась артиллерийская подготовка.

Не дожидаясь окончания артподготовки, передовой отряд 22-й гвардейской мотострелковой бригады форсировал канал и захватил небольшой плацдарм на его северном берегу. В 7.00 преодоление канала начали основные силы бригады, а спустя короткое время инженерные части приступили к наведению понтонных переправ.

На нашем участке – тишина. Сидим с майором И. С. Баутиным, моим заместителем, в уютной комнате маленького дома, покинутого хозяевами. Окно открыто, видны цветущие яблони, слышится жужжание пчел. Молчит установленный на столе полевой телефон. Ожидаем приказаний.

Около 13.00 тишину нарушил резкий телефонный звонок. Я услыхал голос командира корпуса:

– Курист, вперед!

– Есть вперед! – ответил я как положено, а в голове мелькнуло: «Как же так? Сейчас должна идти 51-я бригада. Чем вызвано это изменение?»

Но времени для раздумий не оставалось, надо выступать без промедления. Позднее командир 12-го гвардейского саперного отдельного батальона капитан Оснач рассказал мне:

– Я находился на наблюдательном пункте командующего армией, когда ему доложили о готовности моста. Рыбалко сразу же сказал по телефону генералу Митрофанову: «Куриста вперед!»

Приказ идти первыми на штурм центральных районов Берлина наши гвардейцы восприняли с энтузиазмом. Это был знак особого доверия!

Я приказал командирам танковых батальонов ускорить движение к переправе. Противник мог контратаковать и отбросить мотострелков за канал, как это произошло на участке 9-го гвардейского механизированного корпуса.

Когда один наш танковый батальон преодолел канал по понтонному мосту, я обнаружил, что захваченный мотострелками плацдарм очень мал. На нем ни маневрировать, ни сосредоточить остальные силы бригады просто невозможно. И хотя мотострелки выбили фашистов из нескольких зданий на берегу, рубеж обороны врага не прорван.

На нас обрушился шквал огня из окрестных домов. Пришлось сразу броситься в атаку, прокладывая дорогу огнем и гусеницами. Прорыв бригады как ножом разрезал основной рубеж сопротивления врага, прикрывавший центральную часть Берлина с юга.

Перед нами улицы, ведущие к центру. Сокрушив несколько противотанковых заграждений, машины штурмовой группы младшего лейтенанта В. П. Павлова на одном из перекрестков были встречены огнем из зенитных орудий. Танки остановились. Очень быстро определили, откуда бьет враг. Младший лейтенант А. В. Владимиров выдвинул свой танк в указанном автоматчиками направлении и со второго выстрела подбил зенитную пушку. Остальные орудийные расчеты этой батареи не выдержали огня танкистов и обратились в бегство вместе с фольксштурмовцами, оборонявшими улицу.

К концу первого дня штурма Берлина наша бригада продвинулась в глубь города более чем на два с половиной километра, расширяя плацдарм на северном берегу канала Тельтов.

В ночь на 25 апреля наши машины остановились на Хаммерсштайнштрассе. Возле одной из них мы с майором И. С. Баутиным обсуждали, что предпринять для усиления охраны танков от возможных диверсий. И вдруг – выстрел с противоположной стороны улицы. Головка фаустпатрона угодила в каменную ограду дома, а осколками смертельно ранило майора. За годы войны я видел много смертей, но смерть Баутина, только накануне делившегося со мной своими планами на мирное будущее, запомнилась особенно. Быть может, еще и потому, что он погиб за неделю до полной капитуляции врага.

Все мы понимали, что война вот-вот закончится. Каждому хотелось выжить, хотелось убедиться в окончательном разгроме фашизма. И все-таки не осторожничали ради спасения своей жизни: дрались с предельным упорством, с безграничным бесстрашием. Таким же самоотверженным воином был и Баутин…

Рано утром 25 апреля в районе Шмаргендорф бригада повела наступление к центру города по двум улицам. На одной из них танковый батальон И. А. Шапарова попал под огонь вражеской зенитной батареи. Путь к ней преграждала баррикада, Шапаров хотел было направить танки в обход, но идущая впереди батальона штурмовая группа младшего лейтенанта У. Г. Замалютдинова огнем из танковых пушек разбила баррикаду. В образовавшийся проход, обогнав автоматчиков, прорвался танк младшего лейтенанта А. А. Тюкавкина. Он быстро приблизился к немецкой батарее и с короткой дистанции уничтожил ее. Решительный бросок Тюкавкина дал возможность батальону занять всю улицу.

Надо сказать, что зенитная артиллерия играла большую роль в противотанковой обороне противника. От зениток мы несли не меньше потерь, чем от фаустпатронов.

Трудно передать словами ту сложную обстановку, в которой действовали отдельные танки с несколькими автоматчиками из штурмовых групп на улицах гигантского города. Здесь наши воины столкнулись с трудностями, не возникавшими прежде в боях за крупные населенные пункты.

Более 500 зданий в Берлине были заблаговременно подготовлены к круговой обороне, улицы и переулки перегорожены прочными баррикадами, на перекрестках вкопаны тяжелые танки. В системе обороны противник использовал городские подземные коммуникации – сеть метрополитена, тоннели, бомбоубежища, водосточные коллекторы. Когда автоматчики вбегали в дома, укрывшиеся там фашисты уходили тоннелями в другие здания и снова вели огонь по наступавшим подразделениям. Система подземных сооружений давала возможность гитлеровцам оставлять в нашем тылу автоматчиков, снайперов, фаустников. Те устраивали засады, портили связь. Мосты на реках и многочисленных каналах были разрушены или заминированы. Город обороняло свыше 300 тысяч человек.

Наша бригада наступала, не имея непосредственной связи с соседями. Некоторые кварталы были настолько велики, что установить связь даже между своими подразделениями не было возможности. Чтобы влиять на ход событий и быть в курсе происходящего, мне приходилось переходить из одного батальона в другой. Большей частью эта связь осуществлялась по головокружительным маршрутам – через подвалы, задворки, черные и парадные входы домов, по улицам, обстреливаемым фаустниками. Эти маршруты бесстрашно прокладывал старший лейтенант С. А. Аргеландер.

На улицах Берлина танки теряли одно из своих главных преимуществ – маневренность. Это делало их легкой добычей фаустников и противотанковой артиллерии. И все же в таких районах, как Целлендорф, Штеглиц, с их аристократическими особняками, где не было сплошных массивов с высокими жилыми домами, бригада довольно быстро овладевала кварталами. Сказывался накопленный опыт ведения уличных боев, приобретенный в ходе войны, и возросшее искусство маневрирования мелкими подразделениями.

Иное положение складывалось там, где улицы были застроены многоэтажными зданиями. Именно в такие условия попали танки одной из штурмовых групп, выйдя на Тиль-аллею. Связь с соседями, наступавшими по параллельным улицам, прервалась. Возросла угроза со стороны фаустников, засевших в домах. Пришлось прибегнуть к сплошной очистке зданий, начиная с верхних этажей и кончая подвалами.

Машины медленно и осторожно продвигались вперед, ведя огонь по обеим сторонам улицы. Учитывая артиллерийские засады противника, танкисты высылали вперед разведчиков при подходе к перекресткам или проскакивали их на больших скоростях. Командир штурмовой группы младший лейтенант А.П. Черняков успешно применял дымовые шашки. Скрытые завесой автоматчики шли вместе с танками и при малейшей задержке машины вырывались вперед, расчищая путь дальнейшему продвижению. Опыт Чернякова взяли на вооружение все штурмовые группы.

Для охраны перекрестков мы, как правило, оставляли танк. Его экипаж постоянно находился внутри машины и вел непрерывное наблюдение. Кроме того, выставлялись наблюдатели из автоматчиков. Насколько это было необходимо, показал такой случай. На Зальбруннерштрассе к перекрестку начал выдвигаться немецкий танк. Он мог нанести удар с тыла по нашим боевым машинам. Стоявший за углом наблюдатель своевременно предупредил об опасности командира танка младшего лейтенанта В. Я. Шакина. Тот немедленно открыл огонь и уничтожил фашистскую машину.

В ходе дальнейших боевых действий мы убедились, что отрыв танков от пехоты, как правило, чреват тяжелыми последствиями. Так, на Гогенцоллерндамм наши автоматчики рассыпались вдоль улицы для прочесывания домов, ослабив наблюдение и охрану танков. Этим воспользовались фаустники. Они подожгли три наши машины. Для предотвращения подобных случаев мы прикрепили к каждому танку по два-три автоматчика. Их знали в лицо командиры экипажей и сами ставили им задачи. Автоматчики вели наблюдение, разведку, указывали цели, были связными, охраняли технику от фаустников, уничтожали врагов, засевших в недосягаемых для танков местах. Из наших автоматчиков мне запомнился энергичный и решительный командир отделения сержант А. В. Барков. За подвиги в берлинских боях он награжден орденом Красного Знамени.

Танкисты вели огонь преимущественно из пушек, так как пулеметный был малоэффективен против фаустников, скрывавшихся за толстыми каменными стенами зданий. Часто приходилось стрелять одновременно и по домам, и по баррикадам, как правило прикрытым минными заграждениями, артиллерией и фаустниками.

Каждый экипаж за день расходовал полтора – два боекомплекта снарядов. Поэтому особенно важно было своевременно снабжать боеприпасами штурмовые группы. Если же не представлялось такой возможности, мы немедленно посылали в распоряжение того или другого командира группы танк из резерва. Таким образом сила огня и скорость продвижения группы сохранялись.

В тех случаях, когда подразделения действовали самостоятельно, в отрыве от главных сил, успех зависел от умелого руководства командиров батальонов, рот, взводов, от их личного мужества и бесстрашия. Это были молодые по возрасту люди, но с немалым боевым опытом. Многие из них воевали с 1941 года, имели по нескольку ранений.

К исходу дня 30 апреля бригада вышла к кварталам, прилегающим к вокзалу Шарлоттенбург. От частей 2-й гвардейской танковой армии нас отделял всего лишь полукилометровый коридор. Однако для его преодоления предстояло сокрушить усиливающееся сопротивление фашистов, которые на оставшейся незначительной территории уплотнили свои ряды.

Праздник 1 мая мы отмечали под орудийный грохот, озаренные пламенем пожаров. Шел бой в районе вокзала Шарлоттенбург. Путь к нему преграждали надолбы и воздвигнутые поперек улиц толстые каменные стены. Мобилизовав остатки сил, враг вел ураганный минометный и артиллерийский огонь. В ответ наши огневые средства крушили его оборону. В окрестных кварталах бушевал неимоверной силы пожар. Дым заволакивал все вокруг. Один из наших танков, вырвавшийся вперед, попал под обстрел вражеских самоходок, дал задний ход и оказался в бассейне посреди площади. Из воды была видна только башня.

Танковый батальон капитана И. Л. Соболева с ротой автоматчиков старшего лейтенанта С. И. Антонова, во взаимодействии со 170-м стрелковым полком, наступал по Вестфалишен-штрассе в направлении вокзала Шарлоттенбург. Преодолевая ожесточенное сопротивление противника, танкисты и стрелки выбивали гитлеровцев из подвалов, снимали с чердаков и крыш домов. Когда экипажи танков младших лейтенантов А. В. Владимирова и Н. А. Кузнецова достигли железнодорожной насыпи и направились под мост на противоположную сторону, то заметили, что им навстречу движутся два советских танка. То были машины 2-й гвардейской танковой армии генерала С. И. Богданова. Танкисты 1-го Белорусского фронта! Так 2 мая 1945 года в 6.00 произошла встреча гвардейцев двух танковых армий, наступавших на Берлин с юга и севера.

2 мая 1945 года Берлин пал. Исступленно сражавшиеся против нас остатки немецкой 9-й армии, охранные подразделения, фольксштурм, сотни активистов нацистской партии и «гитлерюгенда» прекратили сопротивление.

Более половины Берлина от южной окраины до вокзала Шарлоттенбург в девятидневных ожесточенных боях преодолели воины нашей 52-й гвардейской танковой бригады. Она вошла в число наиболее отличившихся в боях за Берлин и была награждена вторым орденом Красного Знамени. Я был удостоен звания Героя Советского Союза. В бригаде стало 20 кавалеров Золотой Звезды.

Боевое знамя бригады участвовало в Параде Победы на Красной площади. Единственное в 3-й гвардейской танковой армии знамя, на котором сияло пять орденов. Воины бригады, ездившие на парад, привезли его из Москвы, украшенное лентами. Цвет каждой из них соответствовал цвету ленты одного из пяти орденов.

Л. Курист, командир 52-й гвардейской танковой бригады