Текст книги "Победа века"
Автор книги: авторов Коллектив
Жанры:
Энциклопедии
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 43 страниц)
Всю ночь челябинцы готовились к атаке. Не сомкнули глаз и офицеры штаба, находившиеся на наблюдательном пункте. Дважды меня вызывал к аппарату командир корпуса. Он сообщил: боевой порядок нашей бригады остается прежним, автоматчиков будем десантировать на танках.
Утро. Яркое, солнечное. Смотрю на часы: стрелка приближается к 9.30. И вот раздался грохот орудий. Огневой налет длился несколько минут. И сразу же пошли вперед танки. Немцы встретили их сильным огнем. Я понял: артиллерийский налет не дал желаемых результатов – объекты врага, в частности противотанковые орудия, не были уничтожены.
В эфире слышались голоса командиров. Они уточняли задачи подчиненных, нацеливали их на уничтожение огневых средств противника. Мне хорошо было видно, как к державшим оборону фашистским войскам подходили наши танки, открыв огонь. Казалось, что на левом фланге танки вот-вот ворвутся в расположение врага. Но на самом деле до этого было еще далеко. Противник разгадал опасность и выдвинул противотанковую батарею, которая открыла огонь по батальону Федорова. Через минуту я услышал тревожный голос комбата:
– Батарея противника преградила путь танкам. Прошу срочно подавить ее.
Но чем? В моем распоряжении лишь рота 82-миллиметровых минометов, ее силами полностью задачу не решить. Нужна артиллерийская поддержка. А время не ждет. Телефонистка Аня Пашенцова соединила меня с командиром минометной роты Сунцовым. Я сообщил координаты батареи врага и поставил задачу. Через три – четыре минуты в районе расположения вражеской батареи вспыхнули «фонтанчики»: это рвались мины.
Мне стало жарко. Я снял фуражку, вытер вспотевший лоб. Снова прильнул к приборам наблюдения. Меня тревожил правый фланг, по которому противник вел интенсивный огонь. Комбат первого танкового батальона майор Степанов доложил:
– Без подавления противотанковых средств противника идти вперед рискованно: потеряем много танков. Дайте артогня.
Через минуту такая же просьба поступила и от комбата Федорова. Но у меня не было артиллерии. Единственное, что я мог сделать – это отправить на помощь автоматчиков.
Вскоре, получив приказ, роты Одинцова и Радченко выстроились в цепь. По колено в грязи бойцы с трудом преодолевали овраг, проходивший вдоль фронта. Автоматчики, пулеметчики, петеэровцы с криками «ура» бросились на вражеские укрепления. Но они встретили стену заградительного огня. Остановились танки, залегли автоматчики. Мы стали нести потери.
Лишь танк Бучковского и взвод автоматчиков Михейкина, действовавшие левее, продолжали пробиваться вперед. Их решимость увенчалась успехом: бойцы вклинились в расположение врага и захватили на его позициях небольшой клочок земли.
Фашисты вели огонь по боевым порядкам танковых батальонов, но особенно напирали на взвод Михейкина, намереваясь отрезать ему пути отхода и захватить бойцов в плен. Силы были явно неравными.
Танк Бучковского, маневрируя, неожиданно влетел в глубокую воронку и застрял в ней. Танкисты не оставляли машину, продолжая отбиваться от гитлеровцев. Мне передали радиограмму: «Веду бой с пехотой, боеприпасы кончаются. Будем драться до последнего. Лейтенант П. Бучковский». Я тут же продиктовал ответ: «Молодцы! Благодарю за храбрость. Помощь будет оказана. Комбриг».
Приказываю комбату Федорову послать на выручку экипажу танковый взвод. Лейтенант Иван Тарадымов, получив приказ, направил танки вперед. Однако проскочить открытый участок машины не смогли. Немцам удалось поджечь один танк. Два других еще дважды пытались пробиться к смельчакам, но неудачно: немецкие орудия беспрерывно вели прицельный огонь.
В этот критический момент мне доложили, что тяжело ранен комбат автоматчиков Голубев и начальник штаба этого батальона младший лейтенант Покрищук. И я приказал старшему лейтенанту Новокрещенову вступить в командование батальоном.
Гитлеровцы снова обрушили на нас шквал огня. Огневое кольцо постепенно сжималось.
– Товарищ комбриг, только что доложили: смертельно ранен командир первого танкового батальона майор Степанов, – взволнованно сообщил радист.
Один за другим из строя выбыли командиры двух батальонов. А враг остервенело рвался вперед. Кто бы мог возглавить первый танковый батальон? Перебираю в памяти командиров рот, офицеров штаба. Выбор падает на капитана Чиркова, начальника штаба этого же батальона. Он офицер опытный, сумеет взять управление бойцами в свои руки. Вызываю капитана И. П. Гаськова, заместителя начальника оперативного отделения штаба.
– Сейчас же отправляйтесь в первый батальон. Передайте приказ капитану Чиркову: принять командование батальоном.
Гаськов вовремя прибыл на позиции танкового батальона. И вот уже капитан Чирков отдает распоряжения, организует людей. Огонь по врагу становится все сильнее. В неравной схватке танкисты сумели отразить контратаку.
И все же этот день не принес нам успеха. Бригада не смогла пробить брешь во вражеской обороне. Я тяжело переживал неудачу, досадовал, что мы оказались без артиллерийской поддержки.
А что если атаковать противника ночью, сорвать его организованное отступление? Офицеры штаба, с которыми я поделился этой мыслью, поддержали меня.
Тут же был передан приказ во все подразделения:
– Подготовиться к ночной атаке!
Танкисты быстро привели в порядок технику, дозаправили машины, пополнили боеприпасы. Офицеры штаба и политотдела побывали в подразделениях, рассказали о героических действиях танкистов лейтенанта Бучковского, автоматчиков взвода младшего лейтенанта Михейкина…
И вот ударили орудия. Снаряды полетели на врага. Огонь открыли наши танкисты, пулеметчики и автоматчики.
На левом фланге дружно ринулись на врага танкисты рот Бахтина и лейтенанта Кузнецова. От них не отставали автоматчики. Они вплотную подошли к позициям противника, и вот уже во вражескую траншею полетели гранаты. Танки, перевалив через траншею, пошли дальше. Машина Акиншина подмяла гусеницами противотанковое орудие.
В обороне противника образовалась небольшая брешь. Я приказал комбатам усилить натиск на врага. Танки продолжали крушить огневые средства немцев, уничтожать живую силу. Мы стали расширять прорыв и преследовать отступающего врага. За ночь наши подразделения сумели продвинуться вперед на пять – шесть километров.
Наступил рассвет.
– Справа отходящая колонна противника, – доложил командир танка Лычков и указал ориентир.
Я приник к прибору наблюдения. Действительно, несколько колесных и гусеничных машин, в том числе танки, отходили в сторону населенного пункта Злынь. Значит, наш замысел удался. Враг, видимо, решил, что мы его окружаем, и начал поспешно отходить, двигаясь параллельно нашему маршруту. У меня созрело новое решение: ударить по отступающей колонне. Тотчас были выдвинуты на прямую наводку артиллерийская батарея и взвод танков. Огонь по немецким танкам был эффективным. Запылали три машины. Из «фердинандов» и «пантер» выскакивали гитлеровцы, но тут же попадали под пулеметные очереди.
– Молодцы, артиллеристы! Молодцы, танкисты! Еще дайте огонька! – передавал я по рации.
Горели подбитые танки. Дым окутал землю. Слева от меня показалась небольшая высотка, поросшая мелким кустарником.
– Жми на высотку, – последовала команда механику-водителю Мурашову.
В кустарнике наш танк остановился. Впереди простиралось пшеничное поле, слева от которого тянулась небольшая рощица. Она привлекла мое внимание, и не зря. В тот же миг из-за нее показалось несколько танков, за которыми бежала пехота. Стало очевидным: противник наспех подготовил контратаку, пытается задержать наше продвижение.
Я связался с командиром второго батальона.
– Говорит «Первый», как слышишь меня? Прием!
– Слышу вас пло…
– «Двадцать второй», «Двадцать второй», «говорит Первый»…
В ответ молчание. Оборвалась связь. Как быть? Связаться с командиром первого батальона? Но ведь его нельзя снимать с правого фланга, да и времени на переброску уйдет много.
Между тем немецкие танки шли на нас. Выход был один – связаться с кем-либо из командиров рот и взводов. Радист Петров нашел нужную частоту. Мне кто-то ответил. Я спросил, с кем разговариваю.
– Лейтенант Акиншин вас слушает, товарищ комбриг, – узнал он меня по голосу.
Я кратко описал ситуацию и приказал организовать отражение контратаки.
– Вас понял. Рядом со мной еще два наших танка. Все будет в порядке.
Вскоре три танка укрылись в густой пшенице. Немцы, не подозревая о засаде, продолжали продвигаться вперед. И угодили прямо под наш огонь. Внезапный удар ошеломил гитлеровцев, их танки стали пятиться назад, а пехота попыталась спрятаться в роще. Их настигли снаряды и меткие пулеметные очереди. Загорелся один фашистский танк, другие торопливо ретировались.
В эти минуты я испытывал большую радость. Солдаты немецкой дивизии поспешно отступали на юго-запад. Вскоре мне все же удалось связаться по рации с командиром второго батальона.
– Как идут дела?
– Отлично, товарищ «Первый». Вижу отдельные строения и ветряную мельницу. Кажется, Злынь.
– Действуй, Федоров. Но смотри в оба…
– У меня все хорошо, – докладывал командир первого батальона Чирков. – Немцы поспешно отступают. Только что догнал их тылы. Часть машин раздавил, несколько немцев сдались в плен.
– Не останавливайтесь, вперед на Злынь!
Я распорядился посадить автоматчиков на танки. Сминая небольшие заслоны, танки успешно продвигались вперед, давили грузовики и повозки немцев, в упор расстреливали бегущих гитлеровцев.
– Вышел на окраину деревни Злынь, преследую отходящего противника, – сообщил Чирков.
Такой же доклад последовал и от комбата Федорова. Он добавил, что его бойцы подбили пять средних танков и уничтожили в Злыни несколько огневых точек.
– Хорошо, Василий Александрович! После боя представьте к награде отличившихся.
А тем временем немцы, сосредоточив крупные силы на небольших высотках за Злынью, встретили челябинцев мощным заградительным огнем. Последовали тревожные рапорты моих подчиненных. Противнику удалось подбить три наших танка и одно орудие. Наступление пришлось приостановить.
Я связался по рации с командиром корпуса генералом Г. С. Родиным.
– Целый час вас ищу, где вы пропадали? – упрекнул меня командир корпуса. – Доложите обстановку.
– Бригада овладела деревней Злынь, вышла на ее западную окраину. Встретив там упорное сопротивление, закрепляется на достигнутом рубеже.
Родин недоверчиво переспросил:
– Говорите, на западную окраину деревни Злынь? Не может быть. Дайте точные координаты.
Я вновь повторил то же самое. Генерал уже повеселевшим голосом сказал:
– Спасибо, Фомичев, передайте челябинцам мою благодарность. Держитесь…
И только теперь я понял, что бригада оказалась в нелегком положении. Правый и левый фланг наступавших соседей были далеко позади, и мы оказались в тылу противника. Теперь задача сводилась к тому, чтобы удержаться на достигнутом рубеже до подхода главных сил корпуса.
На исходе был первый августовский день. Саперы нашли новый наблюдательный пункт – полусгнивший сарай, из которого хорошо просматривалась неприятельская оборона. Танки мы расположили так, чтобы между ними поддерживалась тесная огневая связь. Вдоль дороги, ведущей в Злынь, огневые позиции заняла батарея 76-миллиметровых орудий Шабашова.
К вечеру на нашем участке прекратилась стрельба. Офицеры штаба разошлись по подразделениям, чтобы организовать оборону. Раненых отправили в медпункт, а я по телефону разыскал командира медсанвзвода Кириллова и приказал ему поскорее эвакуировать их в медсанбат.
– Все будет сделано, – заверил меня капитан медицинской службы. – Их у нас немного, сделаем перевязки – и в тыл.
Не успел я положить трубку, как старший сержант Колчин позвал меня к рации.
– Злынь освободили? – послышался приглушенный голос. Я без труда узнал командарма.
– Так точно, товарищ командующий.
Генерал-лейтенант В. М. Баданов тепло отозвался о челябинцах, приказал закрепиться на достигнутом рубеже, пообещав оказать помощь.
Через час начальник штаба информировал меня о наших потерях. С болью воспринял я сообщение о гибели экипажа лейтенанта Павла Бучковского. Когда мы начали наступление, ночью к обгоревшему танку «Челябинский пионер» удалось прорваться роте Бахтина. Члены экипажа П. И. Бучковский, В. Г. Агапов, М. Г. Фролов, В. И. Русанов сгорели. Возле гусеницы был найден пистолет ТТ. В его стволе нашли записку. Перед смертью офицер Бучковский писал: «Жаль, что так рано приходится расставаться с жизнью. Повоевали немного, но успели убить более сотни гитлеровцев. Отомстите за нас, друзья. Прощайте!»
Всю ночь не умолкал телефонный аппарат. Звонили командиры батальонов и приданных подразделений, работники штаба и политотдела, находящиеся на передовой. Просили пополнить боеприпасы, помочь артиллерией, докладывали о потерях, советовались по тем или иным вопросам.
На командный пункт я возвратился к утру усталый. Часов в девять принесли завтрак. Но прикоснуться к нему никто из работников штаба не успел. С высоток ударило несколько орудий противника. Я вскинул бинокль. Из окопов выскакивали гитлеровцы и со вскинутыми наперевес автоматами бежали в нашу сторону.
– Танки! – крикнул начальник разведки капитан Ф. И. Приходько.
Грузно переваливаясь, около двадцати танков двигалось по полю, за ними бежала пехота. Фашисты решили нас контратаковать. В двухстах метрах от первой группы шла вторая – средние танки с десятком автоматчиков. Немцы намеревались смять подразделения бригады, отбросить ее на Злынь.
Я знал, что челябинцы не дрогнут перед этим натиском. Замаскированные танки открыли ответный огонь. Ударили наши пулеметы и противотанковые орудия. Постепенно редела цепь контратакующих. «Тигры» вели огонь на ходу. Некоторые из них останавливались, объятые пламенем. Другие продолжали двигаться вперед. Два танка подорвались на минах. Шедшие за ними остановились, попятились назад. Залегла немецкая пехота. Однако часть танков пыталась вбить клин на стыках двух наших батальонов и осторожно продвигалась по ржаному полю. На этом направлении огневые позиции занимала батарея Шабашова, в которой оставалось три орудия. Удержатся ли артиллеристы?
В воздухе появилась группа «Юнкерсов-88». Самолеты сбросили бомбы, которые разорвались в районе батареи 76-миллиметровых пушек. Вторая группа «юнкерсов» бомбардировала правый фланг.
Танки противника уже приближались к нашим позициям. Меня тревожило: почему молчат артиллеристы? Прошу Аню Пашенцову соединить с батарейцами.
– Связь оборвалась, – ответила девушка. – Разрешите, я сейчас восстановлю?
Не успел я оглянуться, как она выбежала из блиндажа.
– Возвратите ее назад! – крикнул я ординарцу.
Собко побежал за ней, но Пашенцовой уже не было. Она словно растворилась в пламени рвавшихся снарядов.
Аня Пашенцова, отважная и умная девушка, пользовалась уважением в бригаде. Я удивлялся, когда она успевала все делать: протягивала линию связи, устраняла повреждения, несла дежурство. Как-то накануне боя мы разговорились. До армии Аня работала в Челябинске. Едва упросила военкома, чтобы зачислили ее в бригаду. И вот теперь на наших глазах она бросилась на самый опасный участок, выполняя свой солдатский долг. Связь была восстановлена.
Одна группа вражеских танков, вслед за которой двигалась пехота, наносила удар справа, другая группа, насчитывавшая десять танков, пыталась пробиться на стыке танковых батальонов. Позже мне стало известно, что здесь особенно отличился орудийный расчет сержанта П. А. Левшунова. Левшунов был, пожалуй, старше всех своих земляков. А оказался он в бригаде так. Петр Андреевич, ветеран гражданской войны, работал слесарем-инструментальщиком на Челябинском тракторном заводе. Когда стали набирать добровольцев, он написал заявление на имя начальника цеха, но получил отказ. Петр Андреевич посоветовался с женой и пошел в военкомат.
– Вы нужны здесь на своем рабочем месте, – уверяли его.
Но Левшунов стоял на своем.
– Мой старший сын погиб под Москвой, я отправил на фронт младшего и сам хочу мстить врагам, – доказывал он военкому.
Коммунист, парторг батареи Левшунов с первых боев на орловской земле показал себя храбрым и отважным воином.
…Гитлеровцы продолжали наступать. Маскируясь в высокой ржи, их танки вплотную приблизились к нашему переднему краю. Челябинцы пустили в ход противотанковые гранаты.
В том бою отличились многие. Хочется упомянуть имя автоматчика рядового Тимошенко. Его окружили около десятка гитлеровцев. Боец забросал их гранатами. Подвиг совершил и стрелок-радист сержант Дмитрий Николаев. Когда его танк подбили, Николаев с автоматом в руках занял огневую позицию, метко бил по гитлеровцам. Те засекли окоп смельчака и решили взять советского воина в плен. Николаев отбивался до последнего патрона, а когда закончились боеприпасы, взорвал себя вместе с гитлеровцами.
В те дни ожесточенные бои развернулись на подступах к Орлу. С севера, востока и юга наши войска все ближе подходили к городу. Наша бригада вместе с другими частями корпуса окружала противника. 5 августа 1943 года Орел был взят.
5 августа наш корпус получил новую задачу: с рубежа Ильинское, Гнездилово прорвать оборону противника и захватить железнодорожную станцию Шахово.
Ночью мы совершили 70-километровый бросок. К утру 6 августа сосредоточились в районе деревень Коробецкая и Шестаково. После авиационной и артиллерийской подготовки добровольцы двинулись в наступление. Бригада находилась на левом фланге корпуса и вскоре вырвалась вперед. Мощный удар челябинцев прорвал фашистскую оборону, вместе с 30-й мотострелковой бригадой они овладели населенными пунктами Китаево, Булгаково и Андросово.
Тяжелые бои развернулись на подступах к Шахово. Используя обходной маневр, наша бригада к 8 августа ворвалась на окраины станции. На железнодорожных путях противник оставил эшелоны с награбленным имуществом, боеприпасами, продовольствием. Вскоре немцы предприняли мощную контратаку. Всю ночь шел ожесточенный бой. И все же утром станция была в наших руках.
11 августа бригада освободила населенный пункт Маяки, а к вечеру вышла на шоссейную дорогу Орел – Карачев. Вдоль шоссе мы расставили танки, артиллерию. Наступила ночь. Бойцы окапывались, строили оборонительные сооружения. Командиры торопили людей. Мы понимали, что враг вскоре заявит о себе. И не ошиблись. На рассвете наблюдатели доложили: со стороны Орла движется танковая колонна фашистов.
Завязался бой. Противник значительно превосходил нас по количеству боевой техники. Его танки шли напролом. На экипаж лейтенанта Акиншина двигалось пять средних танков. Храбрецы выстояли. Челябинцы Мордвинов, Сурков, Марченко не отступили с занятого рубежа.
Немцы, видя, что идти прямо на наши войска бессмысленно, начали обходить наши фланги. Но там мы предупредительно сосредоточили танки и артиллерию. Экипажи, которыми командовали офицеры Тарадымов, Пупков и Коротаев, сумели отразить натиск врага.
Несколько дней мы удерживали дорогу Орел – Карачев. Бригада и другие части наших войск в ожесточенных боях сумели обескровить гитлеровцев в этом районе. Понесли ощутимые потери и мы. Ряды челябинцев поредели. По пальцам можно было сосчитать оставшиеся в строю танки и автомашины.
Тридцать дней из пятидесяти, в течение которых продолжалась Курская битва, наша бригада провела в непрерывных боях. Это потребовало от танкистов-челябинцев исключительной выносливости и выдержки. Мы несколько раз ходили в наступление, отражали многочисленные контратаки противника, которые часто заканчивались рукопашной схваткой. И всегда бойцы бригады держались стойко, дрались мужественно. Наш ратный труд был отмечен командованием – бригада стала гвардейской.
М. Фомичев, командир, 63-я гвардейская
танковая бригада
Танковый таран. Александр Николаев. Б. ДробизВ битве на Курской дуге самые ожесточенные бои шли под Прохоровкой 12 июля. Утром того дня батальон капитана Петра Скрипкина занимал исходные позиции у совхоза «Октябрьский». Танкисты с нетерпением ждали сигнала начала атаки.
Когда комбат подошел к своему командирскому танку, командир экипажа лейтенант Иван Гусев спросил:
– Долго нас еще будут держать?
– Скорее бы в дело пустили! – в один голос поддержали его механик-водитель Александр Николаев, командир башни Роман Чернов и стрелок-радист Анатолий Зырянов.
– Теперь, должно быть, скоро, – ответил Скрипкин, обрадованный боевым настроем экипажа. Опытный командир, еще в боях с японскими самураями заслуживший орден Красного Знамени, не случайно выбрал экипаж Гусева, отличавшийся спаянностью, высоким воинским мастерством. Душой экипажа был молодой Александр Николаев, уже испытанный во многих боях, награжденный орденом Отечественной войны II степени.
Скрипкин достал карманные часы, взглянул на циферблат. Стрелки показывали без пяти минут восемь. В этот момент Анатолий Зырянов принял по переговорному устройству условный сигнал, быстро сообщил:
– Товарищ капитан! «Сталь»… «Сталь»… «Сталь»…
– Ну, друзья, начинается! Пришел и наш час! – возбужденно сказал Скрипкин, занимая свое место в машине. Он тут же продублировал сигнал ротным и взводным командирам. Затем скомандовал:
– Механик! Полный вперед!..
По тому, как часто вздрагивал танк, Николаев догадывался, что лейтенант Гусев с ходу ведет по врагу огонь. Один из выстрелов оказался очень удачным. В смотровую щель Николаев увидел, как снаряд угодил в «тигра». Кинжальный удар прошил его броню, он задымил и замер, уткнувшись пушкой-хоботом в землю.
Маневрируя по командам Гусева, Александр не обратил внимания, как более полусотни танков противника прорвались сквозь заградительный огонь артиллерии и вклинились в нашу оборону.
Ожесточение танкового поединка вспыхнуло с новой силой.
Еще один танк с белым крестом-свастикой на борту закоптил черным дымом.
Скрипкин принял приказ комбрига подполковника Пузырева:
– Второму батальону нанести фланговый удар по противнику!
Николаеву понадобилось несколько секунд, чтобы изменить направление движения на девяносто градусов и на полной скорости пойти на сближение с гитлеровцами. Батальон последовал примеру командирского танка.
Бой на ближней дистанции особенно яростен, молниеносен и кровопролитен. Исполняя команду комбата, Николаев врезался в самую гущу врага. Сразу несколько снарядов ударило по броне. Двигатель внезапно заглох. Танк наполнился удушливым смрадом, нечем стало дышать.
– Комбат ранен! – донеслось до Николаева.
Он вскочил с места. Увидел, что Гусев тоже лежит в крови, не подает признаков жизни. Приняв на себя команду, приказал: – Зырянов, Чернов, выносим капитана. Живо!
Втроем они вынесли на руках Скрипкина. Несмотря на рвущиеся кругом снаряды, пробежали метров тридцать, укрыли капитана в глубокой воронке. С ним остался раненый Зырянов.
Нужно было вынести из горящего танка лейтенанта Гусева, но «тигры» снова начали бить по беспомощно застывшей машине. А танк ожил. Пушка несколько раз послала снаряды во врага. Это из последних сил стрелял пришедший в себя лейтенант Гусев. Трудно было представить, как мог он заряжать пушку, наводить и стрелять, оставаясь в одиночестве в горящем танке.
Николаев бросился к своей машине. Следом бежал Роман Чернов.
Они вскочили на танк.
– Саша, давай! – перемогая себя, сказал Гусев. – Бей их до последнего!
В кромешном дыму Николаеву удалось исправить повреждение двигателя. Он включил скорость, но не успел развернуться, как сразу два вражеских снаряда пробили броню. Гусев с Черновым были убиты.
Тут Николаев заметил, что ближайший «тигр» идет прямо на воронку, где лежат комбат и Зырянов, а снаряды у него кончились. И все же он решил остановить врага, чтобы спасти жизнь боевых соратников.
Горящий танк на полной скорости помчался вперед. Настигнув разворачивающийся фашистский танк, врезался в его борт. Оглушительный взрыв потряс округу. Густое багровое пламя взметнулось к небу.
Так героически погиб, пожертвовав собой, уральский паренек Александр Николаев. Орден Отечественной войны I степени стал его посмертной наградой.
«Таранный удар советского танкиста так ошеломил гитлеровцев, – говорится в «Истории Великой Отечественной войны» о подвиге Николаева, – что они начали отступать…»
Б. Дробиз
