Текст книги "Звезды на крыльях (сборник)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

Второй экипаж (летчики Маляренко и Фрадкин), вылетевший в тот же день в 9 часов 45 минут, обнаружил еще более серьезного противника: из Жеребца на Камышеватку двигалось около 3 тысяч всадников. До полудня вылетело еще несколько экипажей, которые сообщили об общем движении противника крупными группами к северу.

В 13 часов вторично вылетели Маляренко и Фрадкин. Они установили, что обнаруженные утром крупные силы противника продолжают продвигаться вперед.

Авиагруппа 2 августа совершает третий по счету налет, но на этот раз впустую: противник, оказывается, сделав энергичный бросок, уже успел уйти в сторону и ловким маневром обманул наших летчиков.

Не желая оставаться в долгу, несмотря на трудность положения (люди очень устали), мы решили вылететь в четвертый раз. Тринадцать машин уже под вечер поднялись в воздух с расчетом на то, что садиться по возвращении они будут в темноте или при кострах. Группа взяла курс на занятые врагом деревни Семеновку и Хутор-Михайловский, в восьми – десяти километрах от станции Софиевка. Самолеты появились над противником, когда начало уже темнеть. Все дворы и улицы были забиты войсками, располагавшимися на ночлег.

Около двадцати минут мы забрасывали врага бомбами, расстреливали его в упор из пулеметов. Для [103] стрельбы из пулеметов снижались до минимальной высоты, помня, что идет борьба не на жизнь, а на смерть. Пять или шесть самолетов вернулись на аэродром с массой пулевых пробоин.

В оперативной сводке штаарма было записано:

«Авиадеятельность: за 2-е августа авиасредствами армии произведено 29 полетов с целью воздушной разведки и бомбометания противника. В полетах принимало участие 16 самолетов, общая продолжительность полетов около 50 часов. Во время полетов на скопления противника сброшено 85 бомб общим весом 35 пудов».

После наших налетов дальнейшее продвижение кавалерийской группы генерала Кутепова к северу фактически замерло, хотя он еще пытался развить деятельность в этом направлении.

Вскоре группа обнаружила двигавшуюся из Никольского на Красный Кут кавалерийскую группу до 2 тысяч всадников. Кроме этого, в разных местах были выявлены еще несколько мелких подразделений конницы. Эскадрилья обстреляла противника, сбросила на него 12 пудов и 25 фунтов бомб, рассеяла белую кавалерию и вернулась на свою базу.

Истекшие дни напряженных усилий людей и материальной части выявили ряд неприятных моментов.

Во– первых, сразу же обнаружилась слабая сплоченность авиагруппы при движении ее в воздухе. Подавляющее большинство летчиков до этого не летали, да и не могли летать в строю. Первые два вылета ясно показали, что слетанности в группе нет. Летели к цели, если так можно выразиться, «кучей» и так же «кучей» нападали на цель, выбранную ведущим.

Вторая неприятность состояла в том, что авиагруппа, получившая приказание перед вылетом идти на высоте 500-600 метров, а нападать с любой высоты, но только не больше указанной, нарушила это приказание, как только подошла вплотную к противнику. Некоторые летчики во время бомбометания увеличивали высоту до 800-1000 метров. Подобный маневр объяснялся очень просто: на такой высоте противнику труднее поразить самолет ружейным огнем. Эту «невинную» хитрость можно было скрыть при одиночном полете, но в группе она была немедленно раскрыта. [104]

Третьим неприятным фактом было все еще недостаточное умение некоторых летчиков точно по расчету подниматься и сажать машины, смело и хорошо летать.

Я садился обычно первым. Сейчас же отруливал в сторону и внимательно следил за посадкой каждого летчика.

Чтобы укрепить уже имевшиеся навыки сажать машины «на три точки», я с первых же часов деятельности группы начал широкую воспитательную работу среди летчиков. Использовал свой опыт, товарищеский совет. Это было подкреплено жестким требованием – сажать машину так, как приказано.

Правильные взлет и посадка чрезвычайно хорошо влияют на качество подготовки летчика. Он перестает бояться земли и не теряется, когда неожиданно останавливается мотор.

И еще одно: плохое состояние материальной части заставило меня сразу же поставить вопрос о скорейшем снабжении авиагруппы запасными самолетами.

Уже 4 августа командование фронтом послало в Москву запрос о присылке для бесперебойной работы десяти «сопвичей»-разведчиков и десяти «ньюпоров»-истребителей.

К этому времени обстановка на фронте 13-й армии сложилась так, что противник непосредственно угрожал нашему аэродрому в Софиевке.

В приказе по войскам 13-й армии от 4 августа мы читаем:

«Противник главными силами занимает район Камышеватки. Передовые части его на линии Никольское – Красный Кут – Бекетовка – Александровск (около десяти километров от Софиевки. – И. П.).

По данным воздушной разведки, колонна противника около 2 тысяч сабель в 16 ч. 30 м. двигалась со стороны Протопоповск – Григорьевка (десять километров от Софиевки. – И. П.) на Софиевку».

10 августа неожиданно решился вопрос о дальнейшем пребывании авиагруппы на станции Софиевка. Командарм получил очень важные данные авиаразведки, совершенной летнабом Золотовым с летчиком Крекисом в глубокий тыл противника. Мы должны отнести эту авиаразведку к исключительным моментам боевой истории [105] авиагруппы, так как она помогла раскрыть намеченный Врангелем опасный маневр.

В этот день летчик-наблюдатель Золотов с летчиком Крекисом полетели на самолете «Эльфауге» на высоте 1100 метров по маршруту станция Софиевка – Васильевка – Б. Белоозерка – Нижние Серогозы – Калашинская – Энгельфельдская – Шредер – Тимашевка – станция Пришиб – Эристовка – Софиевка. Они обнаружили, что в 9 часов 40 минут из Серогозы по большаку в направлении на Каховку вышла группа пехоты противника, состоявшая примерно из одного батальона, по-видимому ночевавшая в Серогозах. А от Екатериновки через Калашников на Серогозы двигалась большая колонна вражеских войск, преимущественно конницы с артиллерией и обозами, протяжением на пятнадцать – восемнадцать верст с перерывами по двум колеям большака. По большаку от Энгельфельдской на Екатериновку было замечено движение отдельных всадников и повозок.

Большак от Энгельфельдской на Мелитополь был пуст, по проселочным дорогам с северной стороны большака Серогозы – Мелитополь наблюдалось движение отдельных небольших групп обозов и войск.

Для нас было ясно, что бить конницу белых – значит подрывать основные силы контрреволюции.

Через час – полтора после отправки донесения товарища Золотова авиагруппа получила задачу в минимальный срок, какой только возможен, перебазироваться на правый берег Днепра, на Ново-Каменские хутора, и встретить противника ударом с воздуха. Наряду с этим ей было обещано к 12 часам следующего дня перебросить наземную базу на Снегиревку, ближнюю к Ново-Каменским хуторам станцию.

В первых же полетах, которые сделала наша группа из Ново-Каменских хуторов, было установлено, что крупные силы противника, обнаруженные во время авиаразведки товарищем Золотовым, уже подошли к фронту, но в значительно расчлененном виде. Это, естественно, потребовало от нас по-прежнему интенсивно продолжать разведку, чтобы лучше подготовиться к бомбардированию противника.

На Ново– Каменских хуторах мы установили, что противник стал действовать более мелкими группами. В борьбе с авиацией красных он предпринимал ряд новых [106] тактических приемов. При нападении самолетов вблизи селений белые быстро рассыпались на небольшие группы и коротким броском добирались до селений, где скрывались в домах, садах и дворах. Будучи же застигнуты в колонне на марше, они останавливались, рассыпались и вели стрельбу из винтовок по нашим самолетам.

Все это вынудило нас с первых же встреч с противником на Каховском плацдарме существенно изменить свою тактику, распределить задачи по разведке вплоть до отдельного экипажа. Вылетавшие на бомбометание авиагруппы, кроме того, получали задачу разведать небольшой участок (причем секторы разведки экипажей глубоко перекрывали друг друга). Таким образом, мы добивались наибольшей полноты разведывательных данных, лучше обеспечивая выбор объектов нападения.

Кроме вылетов на разведку отдельных самолетов, 14 августа состоялись два групповых вылета. Обследовался район к югу и востоку от Берислава. За день мы представили командованию армии общую картину расположения противника, уточнив положение в тех районах, где шли наиболее интенсивные бои.

В последующие дни группа вылетала многократно в составе десяти, тринадцати и девяти самолетов. В результате разведки мы, например, сообщили командованию о скоплении к югу от Каховки большого резерва противника (до 4 тысяч человек). Только за день мы сбросили на эту группу 37 пудов бомб. Следует отметить успешный налет, совершенный поздним вечером 17 августа на скопившиеся в хуторе Горностаевском войска белых.

Ежедневно с утра до глубокой ночи вылетали отдельные самолеты и небольшие группы. Мы следили за передвижением крупных кавалерийских соединений врага. Каждый, даже одиночный, вылет сопровождался бомбометанием.

Я опасался, что белые обнаружили наш аэродром: Чтобы избежать потерь при внезапном нападении авиации противника, я приказал расставить самолеты так, чтобы невозможно было увидеть места их стоянок. Условия позволили сделать это так хорошо, что мы сами при посадке нередко путались в определении нашей стоянки. [107]

* * *

Август. Все замерло, притаилось, как перед бурей. Целыми неделями небо не меняет своей чудесной безоблачной синевы. Нечем дышать. Люди валятся с ног от жары. Мы летаем не выше 400 метров, то есть в очень горячей прослойке воздуха. Кое-кто из летчиков, например Сапожников и Мельников, садятся в самолет в одних трусах и в таком виде летят на фронт.

Авиационная группа центрального направления начинает уже оказывать непосредственную помощь наземным частям. Командование правобережной группы требует от нас тесного взаимодействия по месту и времени с ударными эшелонами наземных войск. В приказе № 1017 от 20 августа 1920 года очень конкретно поставлены задачи авиагруппе в связи с общим наступлением частей Правобережья. Вот пункты приказа, касающиеся задач авиации:

«…Пятое: Начавиагруппы товарищу Павлову и начавиагруппы Правобережной товарищу Спатарелю с утра вести беспрерывную разведку с целью выяснить группировку противника и в решительный момент боя всеми имеющимися самолетами обрушиться на противника, бросая на него бомбы и обстреливая пулеметным огнем».

Этот приказ существенно повлиял на тактику авиагруппы, укрепил ее взаимодействие с войсками. Я почувствовал, что наступает новый этап нашей борьбы. Сама жизнь заставила нас, летчиков, понять важность более тесного и надежного взаимодействия с наземными войсками.

24 августа авиагруппе приказали перебазироваться в район Александровки, на центральное направление. Здесь продолжалась напряженная боевая работа. Мы совершили ряд глубоких налетов в тыл противника. Шесть самолетов однажды разбомбили аэродром и скопление войск белых в Федоровке. Данные нашей боевой работы за двадцать последних дней достаточно убедительно характеризуют огромный труд летчиков. В эти дни авиагруппа сбросила 385 пудов бомб, 8,5 пуда стрел, 15 пудов агитационной литературы и налетала 750 часов 55 минут. Если учесть, что на «ньюпор» можно взять не более двух десятифунтовых бомб, а «сопвич» еле поднимал [108] полтора – два пуда, то станет ясно, как велика была боевая нагрузка на каждого летчика.

Трудно рассказать о мужестве, воле и упорстве летчиков. Только наблюдая непосредственные столкновения с противником, можно было оценить их боевые достоинства.

5 сентября 1920 года командование армии назначило парад группы, приурочив его к награждению наиболее отличившихся летчиков орденами и подарками.

По городу были расклеены афиши о предстоящем празднике летчиков авиагруппы, на который приглашалось все трудящееся население. 37 человек награждались боевыми орденами и подарками, из них 13 – орденом Красного Знамени. Это был наш праздник, который запомнился на всю жизнь.

Конечно, в исполинском пожаре гражданской войны действия авиационной группы центрального направления были только маленькой искоркой. И все-таки мы счастливы, сознавая, что эта искорка больно обжигала врагов революции. [109]

Генерал-майор в отставке И. К. Спатарель. Против «черного барона»

1. На перекопском направлении

Весна на Украине в 1920 году наступила рано. Как-то сразу заголубело небо, засияло солнце, подсохла земля. А раз подсохла земля – значит начинай полеты. Людям 2-го истребительного авиационного дивизиона, которым я командовал, некогда было любоваться теплыми мартовскими деньками. Переброшенные в Елисаветград (Кировоград) издалека, мы знали, что нас ждет серьезная боевая работа. Весь холодный январь и вьюжный февраль с помощью поезда-мастерской ремонтировали наши порядком изношенные самолеты и моторы. На машинах работали все, вплоть до писарей. Как старый механик, засучив рукава трудился и я. В первых числах марта наши машины, радовавшие глаз новыми крепкими заплатами и свежей окраской, были готовы к работе. Занятые облетом и тренировочными полетами, мы не замечали, как летело время.

Двух парней в новых кожаных куртках я увидел издали. Они шли вдоль стоянки самолетов, глядя на машины так, что об их специальности спрашивать не приходилось. Тот, который шел чуть быстрее, первым, был высокий, угловатый, с длинными и большими рабочими руками. Второй – пониже на полголовы, более плотный, широкий в плечах, со спокойной, чуть медлительной походкой.

Подошли. Молодцевато вскинули руки в приветствии. Четко представились:

– Красный военный летчик Васильченко! [110]

– Красный военный летчик Дацко!

– Откуда, товарищи?

– Из Московской школы авиации Рабоче-Крестьянского Красного Военно-Воздушного Флота, – доложил Дацко.

– Какое отделение закончили?

– Истребителей! – гордо добавил Васильченко.

– Вот и отлично, вроде по заказу для вас мы отремонтировали два резвых «Ньюпора»-17…

Худощавое лицо Васильченко расплылось в белозубой улыбке. Небольшие глаза Дацко весело сверкнули.

– Состоите в партии?

– Коммунисты! – отвечали оба, посерьезнев.

Так состоялось первое знакомство.

Рабочие пареньки, ставшие летчиками, с удовольствием рассказали, как учились летать. С особенным теплом вспомнили летчика-инструктора А. И. Жукова. Оба показали хорошие знания законов полета. В работе на машинах доказали, что они не белоручки. Оба были назначены в 6-й истребительный авиаотряд и через три дня после прибытия приступили к тренировочным полетам.

Все летчики, мотористы и даже обозные, которые с лошадьми входили в штаты авиационных частей, внимательно следили за первыми полетами новичков. При тогдашней малочисленности летного состава, когда летчики и летнабы всей красной авиации чуть ли не по именам знали друг друга, прибытие молодых летчиков было большим событием.

Перед первым вылетом Дацко был спокоен. Неторопливо, основательно сел в кабину. Уверенно запустил мотор. Не спеша вырулил на старт. Десятки глаз внимательно следили за самолетом. Ротативный «Рон» зарокотал – маленький «ньюпор» пошел на взлет. Плавно развернулся, описал правильный круг и зашел на посадку. [111] Вот летчик подвел его к земле, выдержал на короткой прямой, и машина «сама» мягко приземлилась.

Стоявший рядом со мной командир 6-го отряда Соловьев без слов показал мне большой палец.

Теперь должен был вылетать второй. Я заметил, что Васильченко, получая разрешение на вылет, волновался. Надев пробковую каску, он никак не мог застегнуть ремешок под подбородком. Торопливо побежал к самолету. Быстро вскочил в кабину.

– К запуску!

– Отставить к запуску! – вмешался я.

Он повернул ко мне голову, и я увидел его широко открытые удивленные глаза.

– Товарищ Васильченко! Почему вы не привязались?

– Так слетаю, товарищ командир. Не выпаду, – ответил он смущенно, однако тут же накинул на себя и закрепил привязные ремни.

– Спокойнее, Васильченко, спешить нам некуда.

На взлете молодой летчик высоко задрал машину и с большим углом круто полез вверх. Меня, несмотря на теплый день, озноб пробрал: еще мгновение – потеряет скорость, скользнет на крыло, свалится в штопор! А высота 100 метров! Гляжу, справился Васильченко. Перевел машину в горизонтальное положение и стал разворачиваться. Я стою и думаю: «Взлет нехорош. Какова-то будет посадка?!»

Вначале самолет пошел на снижение нормально. Но с приближением к земле летчик выровнял машину очень высоко, из-за этого начал неуверенно «щупать» поле аэродрома. Ткнул самолет костылем в землю и запрыгал, как козел.

Посмотрел я на Соловьева – тот пожимает плечами, на лице застыло вопросительное выражение.

– Ничего, – говорю ему, – и мы с тобой, Соловушко, когда-то были «зелеными».

Но Соловьев, человек быстрых решений, не ждал от Васильченко ничего путного.

Я решил сам заняться техникой пилотирования неудачного дебютанта. Он со стыда не глядел в глаза людям.

Вместе с ним мы проанализировали весь полет. Остановились на аварийном взлете. Разобрали неуклюжую [112] посадку. Я обратил его внимание на необходимость близкого подвода машины к земле, объяснил опасность высокого выравнивания.

На первых порах старое продолжалось. Иван Дацко правильно взлетал и красиво сажал машину. Николай Васильченко частенько «промазывал» аэродром и упорно «козлил». Самолета с двойным управлением не было. Поэтому помочь Васильченко в полете я не мог. Просто на его же самолете показывал ему правильные взлет и посадку, тщательно разбирал с ним промахи каждого вылета. Постепенно его неуверенность в себе, связанная с новым аэродромом, стала проходить. Николай Васильченко упорно исправлял свои ошибки. Настал день, когда он первый раз слетал, как говорится, без сучка и задоринки.

Дацко постигла неудача. Подойдя к аэродрому на большой высоте и повышенной скорости, он сел грубо, с большим промазом. Не учтя особенностей Елисаветградского аэродрома, имевшего уклон, выкатился за границу летного поля и сломал самолет. Дацко ходил мрачнее тучи. Остаться в то время «безлошадным» было равносильно прекращению летной деятельности. Кто сам откажется от полета, чтобы летал другой? Васильченко оказался настоящим товарищем: несмотря на личное ненасытное желание летать, он просил меня давать его самолет и Дацко. Каково же было наше огорчение, когда Дацко через несколько дней подломал шасси на втором «ньюпоре»! Ведь самолеты тогда были на вес золота!

Так началась летная работа двух молодых летчиков, ставших впоследствии мастерами воздушного боя и отличными разведчиками. А хорошие летчики были нужны: время стояло тяжелое.

В январе – марте 1920 года отборные части белогвардейского деникинского войска укрылись в Крыму. Командование Красной Армии вначале недооценило силы врага, спрятавшегося за Перекопскими и Чонгарскими укреплениями.

Первым разгадал опасность и потребовал решительных действий В. И. Ленин. 15 марта 1920 года в Реввоенсовет Республики поступило следующее его указание:

«Нужно постановление РВС: [113]

– обратить сугубое внимание на явно допущенную ошибку с Крымом (во-время не двинули достаточных сил);

– все усилия на исправление ошибки (события… крайне обостряют вопрос об ускорении добитая Деникина);

– в частности приготовить морские средства (мины, подводные лодки и т. п.) и возможное наступление с Тамани на Крым…

Ряд точнейших и энергичнейших постановлений РВС об этом необходим немедленно».

Развернулась большая подготовка для нанесения решительного удара по последнему оплоту белых армий. Но в апреле общая военная обстановка изменилась.

Чтобы отсрочить наступление Красной Армии на Врангеля, британский премьер-министр Ллойд-Джордж предложил Советскому правительству свое посредничество в переговорах с белогвардейцами. Одновременно заправилы Франции, Англии, Америки ускорили нападение на нас белопанской Польши. В польской армии было несколько тысяч французских инструкторов и американская авиагруппа. В Крыму во главе с «правителем и главнокомандующим» бароном Врангелем спешно готовилась к боям 50-тысячная армия, в которую входил и 47-й английский авиационный отряд. Французские и английские военные корабли помогали Врангелю на Черном море. В белую армию щедрым потоком вливалось иностранное вооружение.

25 апреля 1920 года без объявления войны белополяки напали на Украину и Белоруссию. Опасность врангелевского «нарыва» в глубоком тылу Красной Армии резко усилилась.

28 апреля наш 2-й истребительный авиадивизион в составе 5-го и 6-го отрядов получил приказание немедленно разобрать самолеты, погрузиться на железнодорожные платформы и отбыть в 13-ю армию, преграждавшую Врангелю выход из Крыма.

10 мая эшелон управления дивизиона и 6-го отряда прибыл на станцию Сокологорное. Выпрыгнув из теплушек, мы полной грудью вдохнули привольный степной ветерок. Степь лежала в ярком цветении. Синяя линия горизонта сливалась с голубой полоской моря. Где-то там, за этой полоской, находилось все то, что связано с [114] мрачным палачом Врангелем. А рядом со станцией, на зеленом поле, стояли рядком десятка полтора разнотипных самолетов с родными красными звездами. С аэродрома уже бежали встречать нас люди в замасленных гимнастерках. Это были наши товарищи из 3-го истребительного, 13-го Казанского и 1-го артиллерийского авиаотрядов.

К небу поднялся голубой дым махорочных самокруток. Быстро обменялись новостями о том, кто и где летает из старых знакомых. Узнали о тех, кто погиб в неравном воздушном бою, у кого развалился в воздухе вконец истрепанный аппарат, кто умер от тифа. На каком горючем приходится летать, есть ли хоть немного запчастей, куда лучше выгружать самолеты – все стало ясным в, течение каких-нибудь двадцати минут. Мы сразу попали в обстановку напряженной подготовки к наступлению, услышали о ежедневных жестоких боях с белой авиацией.

Наш истребительный дивизион прибыл в распоряжение командующего Перекопской группой. Командующий находился в деревне Чаплинка, примерно в 90 километрах от Сокологорного. Никакой связи с ним отсюда не было. Приказав немедленно приступить к выгрузке, сборке и опробованию в воздухе самолетов 6-го авиаотряда, я поехал на автомобиле в сторону Перекопа. Целью поездки был выбор места для аэродрома ближе к штабу группы и району боевых действий.

Полугрузовичок «пежо» резво катился по укатанной проселочной дороге. Над нами сияло бездонное, хрустально-прозрачное небо. На юге, там, где море, плыли белоснежные барашки-облачка. По обеим сторонам дороги привольно раскинулась степь. В ней – мирные белые крапинки хат, отдельные хуторки и деревни. Если остановить машину, охватывает бесконечная тишина, прерываемая чуть слышным стрекотаньем кузнечиков. Забываешь, что на сиденье лежат нагретые солнцем ручной пулемет и гранаты «лимонки». Кажется, что никакого барона-вешателя с вытянутой лошадиной физиономией и рыбьими глазами нет. Но вот в тишину назойливо ввинчивается дальнее жужжание. А затем высоко над нами с курсом на север идет английский «де хевиленд» – и сразу все встало на свое место. Я представил себе людей, сидевших в кабине самолета, их ледяные, черствые [115] души, их звериную ненависть к народу. «Мы прикрутим хвосты этим заграничным птичкам. Они не будут безнаказанно вертеться в крымском небе», – вот что мне думалось, когда наш полугрузовичок катил от деревни к деревне.

Мы заметили в степи среди острова прекрасных зеленых насаждений большое белокаменное имение. Когда подъехали к нему, с радостью увидели огромную площадь целинной земли с замечательным травянистым покровом. Это было владение богача Фальцфейна Аскания-Нова. Неожиданно для нас на ровном, как стол, летном поле стояли два самолета-истребителя «Ньюпор»-23. Красные летчики Дудолев и Иньшаков обрадовались нашему приезду. Они здесь работали как отдельное боевое звено 48-го авиаотряда.

– Перелетайте сюда, работы хватит всем и еще останется, – приглашали Дудолев и Иньшаков, когда мы разговаривали, лежа под плоскостью самолета, – а то врангелевские летчики совсем обнаглели.

Лучше Аскании-Нова поблизости трудно было что-нибудь найти. Прекрасный аэродром связывался хорошей дорогой со станцией Сокологорное. Это позволяло легко доставлять сюда бензин, бомбы, запчасти, продовольствие, которые можно было хранить в обширных погребах. В имении мог удобно расположиться весь летно-технический и красноармейский состав. В наличии была и редкая гостья в солончаковых степях – хорошая питьевая вода. Во дворе имения находилась постоянная техническая мастерская. К тому же Аскания-Нова была связана с Чаплинкой полевым телефоном.

Удалось быстро дозвониться в штаб 52-й стрелковой дивизии, командир которой являлся командующим Перекопской группой. Доложив о прибытии и о выборе аэродрома, я получил разрешение на переброску самолетов в Асканию-Нова. До Чаплинки отсюда – 20 километров. Было решено в особо важных случаях сбрасывать донесения с самолетов или садиться неподалеку от штаба.

12 мая на рассвете все техническое имущество и горючее отправили обозом из Сокологорное. Через несколько дней последняя группа самолетов 5-го отряда под моим командованием перелетела в Асканию-Нова. Нашему авиадивизиону были приданы из 48-го авиаотряда летчики [116] Дудолев и Иньшаков. Приказом по авиации 13-й армии сводной авиагруппе, работавшей с аэродрома Аскания-Нова, было присвоено наименование Авиагруппа перекопского направления.

Боевая работа авиагруппы началась 20 мая 1920 года воздушной разведкой Перекопских укреплений. К этому дню в авиагруппе было одиннадцать летчиков в семь исправных самолетов-истребителей: четыре «ньюпора» разных типов и три «спада». По тем временам это была большая сила.

Штаб группы войск поставил перед нами следующие задачи: воздушная борьба с самолетами противника, разведка побережья Перекопского района с целью обнаружения десантов, фотографирование Перекопских укреплений, бомбометание и обстрел из пулеметов скоплений пехоты и конницы врага, разбрасывание агитлитературы.

Большинство летчиков были коммунистами. Поэтому высокие чувства бескорыстной самоотверженности и беззаветной храбрости во имя будущего счастья родного народа стали общими. Близость врага, подстерегавшая в каждом вылете опасность сроднили людей. Боевое содружество молодых и старых летчиков оказалось удивительно плодотворным. Молодые, такие как Иньшаков и Васильченко, вносили в дело задор и азарт боевого соревнования. Обстрелянные в небе мировой войны командир 5-го авиаотряда Скаубит, прекрасные летчики Захаров, Вишняков и другие вкладывали в работу огромный опыт, учили молодых тактической грамотности и хладнокровию. Летать не за страх, а за совесть – таким было общее настроение летчиков. Святым долгом стало выполнение боевого задания. Этому стремлению подчинилась вся работа группы. Неутомимые авиационные труженики – мотористы немедленно заделывали каждую пробоину, о моторе заботились, как мать о ребенке.

Обстановка на фронте во второй половине мая была такова. Из-за жестоких боев с белополяками необходимые 13-й Красной армии подкрепления не подошли. Врангель имел большое превосходство в силах и технике. Поэтому, вместо наступления на белогвардейцев, надо было не дать им вырваться из Крыма. В то же время должна была проходить постепенная подготовка к решительному удару по врагу. Роль авиации резко возросла: [117] только она могла сообщить о том, что делается в тылу Врангеля.

С первых дней базирования в Аскании-Нова мной было установлено боевое дежурство. Навстречу врангелевским самолетам, пытавшимся вести глубокую разведку, стали вылетать наши истребители. В воздухе завязывались затяжные бои. Вражеские летчики, раньше безнаказанно летавшие над расположением войск перекопского направления, стали появляться реже, далеко стороной обходя Асканию-Нова. Наши летчики, летавшие на воздушный бой, разведку и бомбежку, возвращались возбужденные. Радостно докладывали результаты полетов. Видно было, что люди удовлетворены, реально ощущая пользу своей работы.

Установилась напряженная жизнь фронтового аэродрома. Вечером, получив конкретное задание штаба Перекопской группы, я собирал летный состав и ставил боевую задачу каждому летчику. Ложились рано. Механики и мотористы вставали с рассветом, летчики – на час позднее. Если за ночь по телефону получали изменение задания, то утром оно доводилось до тех, кто собирался вылетать. Как правило, задачу ставили по десятиверстке, которая тогда была основной полетной картой. Чтобы характерные ориентиры, рельеф и цели были видны лучше, их «поднимали» цветными карандашами.

Компасы стояли не на всех самолетах. В полете они сильно врали из-за вибрации мотора. Кроме того, устройств для подвески бомб не было. Бомбы клали в перкалевые мешки, которые привязывались к верхним лонжеронам внутри кабины. Из-за бомб в кабине картушка компаса отклонялась до 20-30 градусов. Поэтому самолетовождение осуществляли с помощью карты и визуальной ориентировки. Днепр, отрезок железной дороги Джанкой – Мелитополь, берег Черного моря были надежными линейными ориентирами.

Линию фронта мы пересекали на высоте 800 метров и выше, так как белые открывали сильный артиллерийский и пулеметный огонь. Над объектами разведки зачастую снижались до 200-300 метров. Наши интенсивные полеты, точные разведданные высоко ценились командованием Перекопской группы. На нас возлагались большие надежды. Доверие заставляло работать еще лучше. [118]

В один из первых дней пребывания в Аскания-Нова я вылетел на разведку моря и Перекопского перешейка. Самолетов-бомбардировщиков в то время в группе не было. У нас, летчиков-истребителей, стало правилом: без бомб не вылетать. В этот полет я прихватил две десятифунтовые бомбы. Кроме того, взял несколько пачек агитлитературы, которую мы разбрасывали над расположением противника. «Посмотрим, что это за Перекоп, – думал я. – Вряд ли он мощнее позиций мировой войны…»

Взлетел и с набором высоты пошел на юго-запад. Мотор моего «Ныопора»-24бис журчал ровно, уверенно. Видимость, как говорится, была «мильон на мильон». Слева как на ладони был виден изрезанный, в бурых отмелях и островах берег гнилого Сиваша. По низкому берегу тянулись реденькие окопы красноармейцев. Далеко впереди ровным блеском синела равнина Черного моря. Лечу туда. Вот подо мной побережье, все в ряби прибоя. Замерший порт Хорлы: ни одной рыбачьей шаланды, ни одной лодки. Только пустые причалы и длинные ряды почерневших от пожара пакгаузов. Как рассказывали, здесь недавно был высажен десант дроздовской белогвардейской дивизии. Зажатый красными полками, он с боем укрылся за перекопскими позициями. К Хорлам часто подходят корабли белых и их союзников, обстреливая побережье, имитируют высадку десантов.