Текст книги "Звезды на крыльях (сборник)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Летал Киш прекрасно. На всех имевшихся у нас типах самолетов продемонстрировал безукоризненную технику пилотирования.

Еще при знакомстве с ним я обратил внимание на то, что он хромает:

– Что у вас с ногой, товарищ Киш?

– Маленький чепюха, – пренебрежительно махнул он рукой.

Ну, чепуха, так чепуха. Все привыкли к тому, что всегда, несмотря на холод, Киш ходит и летает в своих штиблетах. Привыкли и к его хромоте.

Однажды, когда я вылезал из кабины после облета только что отремонтированного «Ньюпор»-17, ко мне подбежал моторист. Это был тот самый, который стукнул молотком по перкалевому фюзеляжу, за что и пострадал от Киша.

– Товарищ командир! Дозвольте доложить! – крикнул он, еще не добежав до меня. – Революционный летчик Киш ногу снял! И как он, бедняга, летает! Фершала надо! [151]

Так мы узнали, что значило у Киша «маленький чепюха».

Оказалось, что после ранения, еще в мировую войну, ему ампутировали ногу выше колена. Ходил Киш на протезе. Так участвовал в венгерской революции. Так летал у нас. От усиленных полетов на истребителе протез натер культю до кровотечения.

– Почему же вы не сказали мне об этом, товарищ Киш? – спросил я укоризненно.

Он был смущен. Первый раз я видел его лицо взволнованным:

– Очшен лублю летайт. Закончать надо белый гвардия в Россия, потом в Венгрия…

Программу тренировочных полетов Киш закончил с оценкой отлично. Он был отозван начальником авиации армии. Я рекомендовал направить Киша на самолеты разведывательного типа, где пилотировать ему было бы легче.

Когда он с 49-м авиаотрядом прибыл в Правобережную группу, все ему обрадовались. Нельзя было не любить этого прекрасного, смелого летчика, душевного человека. Летал он в основном на разведчиках «эльфауге» и «анасаль». Но частенько просил и «ньюпор».

Яков Гуляев – он уже дважды бежал из белогвардейского плена. Но все отмалчивался. Однажды комиссар группы Кожевников предложил ему:

– Товарищ Гуляев, ты у нас бегун-профессионал. Расскажи, как обманул белых. Это на пользу дела.

К просьбе комиссара присоединились все остальные.

– Да рассказывать-то нечего. Просто жить хотел. И бить врагов до конца, как велел товарищ Ленин.

– Ну давай, Яша, не тяни! – взмолился Васильченко.

– Да что говорить-то? Едет эшелон нашей Гатчинской школы авиации в Казань. Эвакуируется из Питера для продолжения учебы. Тысяча девятьсот восемнадцатый год. Подкатываем к одной станции. Настроение дорожное: кипяточку бы достать. А тут на эшелон две пушки навели и штук пятнадцать пулеметов. Белогвардейцы и мятежники из чехословацкого корпуса.

Окружили они состав и пошли по теплушкам. Наш один, изменник, фельдфебелева шкура, идет с ними и пальчиком показывает: [152]

– Этот большевик, этот и вот тот.

Взяли и меня. Всего собрали человек пятнадцать. И добавили в нашу группу одного чехословацкого солдата. Видно, товарищ наш: погоны с шинели сорваны, без ремня, лицо в кровоподтеках.

Белый вахмистр, здоровый детина с красным лицом, и чешский поручик в очках посоветовались. Потом вахмистр как заорет, аж рыжие усы торчком встали:

– В бога, в мать-богородицу – всех в расход!

Построили нас попарно. Окружил конвой. И повели. Идти недалеко: лощинка рядом.

Я оказался в последней паре с чехословацким товарищем. А думаю об одном: бежать, бежать.

Посмотрел на соседа. Он на меня. Поняли мы друг друга. Я кивнул ему вправо. Себе рукой показал влево. Он своими голубыми глазами ответил мне: «Да!»

Подошли к повороту дороги.

Толкнул я соседа локтем. И бросились мы в разные стороны.

Бегу. Слышу сзади выстрелы. Между лопатками аж холодно стало. Сейчас, думаю, попадут… Но лечу, петляю. Никогда раньше не бегал так быстро. И ушел я. А через день добрался до красных отрядов.

– А ревьелюциан чех? – спросил Киш.

– Стреляли много. И по мне и по нему. Удалось ли товарищу уйти – не знаю. Но его голубые глаза не забыть никогда.

Кто– то напомнил:

– А второй раз, Яков Яковлевич, как было?

– А так, – продолжал рассказ Яша. И все напряженно слушали его глуховато звучащий голос. – Летал я уже в нашем Втором истребительном дивизионе. Была осень тысяча девятьсот девятнадцатого года. Помните, вызвали меня и дали задание от командующего Четырнадцатой армии? – спросил Гуляев.

– Как, Яша, не помнить: вылет был очень важный, – отвечал я, – разведать сосредоточение крупных сил деникинцев в районе Брянска. Полет дальний, в тыл противника.

– Ну вот. Прихватил я четыре бомбочки и полетел. Выскочил на железнодорожную станцию. Там – дым коромыслом: идет выгрузка артиллерии, кругом конные части, пехота. [153]

Разок прошелся – пробрил из пулемета, сбросил бомбу. Ну, известно, там суматоха. Но и по мне садят залпами. Второй раз пошел в атаку. И бросился в глаза серый штабной вагон с отдельным паровозом. Я в него из пулемета, а на подходе и бомбочкой угостил. И удачно: с высоты ста пятидесяти метров хорошо видно, что попал. Оттуда дым повалил, и белогвардейцы без шинелей выскакивают, как ошпаренные. На третьем заходе и они крепко меня саданули: стойку перебили, плоскости стали как решето – просвечивают.

Я тоже озверел: самолет жалко. Заметил, что в небольшом составе на трех платформах орудия стоят, а остальные вагоны – крытые. Причем два у паровоза, а три – за платформами. Ну, думаю, в задних, наверно, снаряды. Прицелился получше – кинул последнюю бомбу. И точно! Только вагоны пролетел – как ахнет – самолет подбросило! Оглянулся, а там вместо состава огонь полыхает.

Развернулся домой. На душе весело: везу хорошую разведку и поработал неплохо. Тут мотор стал. Высота – двести метров. Планирую на поляну. Взглянул на станцию, а оттуда человек сто за мной скачут. Увидели, что иду на вынужденную, а злы, понятно, как голодные волки.

Сел. Открыл сливной кран. Намочил ветошь, бумажки свои кое-какие. Поджег. Пламя полыхнуло, и с ветерком мгновенно охватило машину.

Куда, думаю, от конных бежать? В лес! Они на поляну, стреляют с ходу, а я от них в ельничек. Их много, я один. Они пока спешились, договорились, как меня ловить, я все бегу и бегу куда глаза глядят, туда, где чащоба.

И ушел. Разведданные командарму доставил.

* * *

Второе августовское наступление Красной Армии, провал попытки обосноваться на Кубани и Северном Кавказе выбили Врангеля из седла. Он понял, что продвижение на восток не сулит ничего: донское и кубанское казачество не хотело связывать свою судьбу с последним контрреволюционным генералом. Тогда мысль «черного барана» устремилась на запад. Его главными стратегическими задачами стали: захват днепровского правобережья, [154] соединение с белополяками и 3-й белогвардейской армией, формировавшейся в Польше.

Две врангелевские армии в Северной Таврии являлись грозной силой. Они включали в себя: 28 тысяч штыков, 15500 сабель, 287 орудий, 1377 пулеметов, 60 танков и бронеавтомобилей, 40 самолетов. В тылу белых находились мощные укрепления Перекопа, на севастопольском рейде стояли английские и французские военные корабли. Помощь богатых заморских союзников все усиливалась. Например, только американцы в короткое время «подбросили» 40 тысяч снарядов, 400 пулеметов и 2 миллиона патронов к ним.

Врангель решает осуществить две важнейшие операции. Сначала, наступая на Донбасс, разгромить 13-ю красную армию, что должно обезопасить его тыл. Затем, переправившись через Днепр, уничтожить нашу 6-ю красную армию. Тогда ворота на запад откроются.

Наступление белых на донбасском направлении протекало успешно по всему фронту от Азовского моря до Днепра. Ведя упорные бои, красные части отступали. 19 сентября пал Александровск, в котором до этого находился штаб 13-й армии.

И, как часто бывает, судьба одного человека попала в бурный водоворот огромных событий, в которых участвовали десятки тысяч людей. Этим человеком оказался красный летчик Яков Яковлевич Гуляев.

Документы на награждение Гуляева орденом Красного Знамени были отправлены мной давно. Поэтому почетная награда пришла в штаб 13-й армии, в которую мы уже не входили. Получив приказание выслать летчика за получением награды 21 сентября, я заранее предупредил об этом Гуляева.

В то время орден Красного Знамени был единственным. Награждали им только за наиболее выдающиеся боевые подвиги. Получение ордена было исключительным событием не только в части, где служил награжденный, но и на всем фронте. Поэтому известие о том, что Яков Яковлевич полетит получать награду, вызвало в авиагруппе особый подъем.

Одеты мы были неказисто. Чтобы, как говорится, показать товар лицом, одевали и обували Яшу все. Николай Васильченко поменялся с ним обувью, отдав свои, лучшие во всей группе хромовые, на шнуровке сапоги. [155]

Вася Вишняков предоставил чудесные ручные часы со стальным браслетом. Я отдал новую портупею. Таким же образом нашлись неношеный, с иголочки, френч, синие галифе, летный шлем с очками, кожаные перчатки и все остальное. Раздобрившись ради такого из ряда вон выходящего случая, каптенармус выдал Яше трофейное французское белье. В общем, уже за три дня до отлета Яков Яковлевич ходил как именинник, нигде не прислонялся, ни на что не садился.

Наконец настало 21 сентября. О положении на фронте соседней 13-й армии и о захвате белыми Александровска авиагруппа не знала.

Ранним утром, с началом боевых полетов, провожать Яшу вышел весь народ. Он, тронутый вниманием товарищей, раскраснелся, разволновался. Сердечно простился со всеми. Сел в кабину лучшего «ньюпора».

И – взлетел. Свечой ушел вверх. Затем списал красивую мертвую петлю. Из нее перевел самолет в штопор. Вывел машину над самой землей, покачал с крыла на крыло и встал на курс. Через несколько минут «ньюпор» растаял в небе.

Только вечером из штаба 6-й армии сообщили, что Александровск взят белыми еще два дня назад.

* * *

Все, кто был в те дни на фронте, протянувшемся вдоль Днепра от Никополя до Херсона, не забудут томительного затишья, продолжавшегося до 7 октября.

Древняя река спокойно, как много веков подряд, гнала свои волны в Черное море. С вражеского берега не было слышно ни одного выстрела. Вылетавшие несколько раз в день летчики не обнаруживали на той стороне никакого движения. Хоть бы какой-нибудь кавалерийский разъезд проехал! Хоть дрянненький обозик в десяток подвод! Никого. Все замерло. Это означало, что войска передвигаются скрытно, по ночам.

По всей линии фронта затишье, недоброе – перед бурей.

8 октября утром в штабе авиагруппы застучал телеграфный аппарат. Он сообщил, что ночью отборные соединения белых – 1-й корпус, Кубанская и Марковская дивизии – форсировали Днепр на фронте 13-й армии близ Кичкаса. Это было начало… Начальник штаба [156] 6-й армии по прямому проводу передал, что по сведениям, полученным от перебежчиков, южнее Берислава, в районе Британы – Основа, сосредоточены крупные силы; противника с большим количеством артиллерии и танков. Вечером белогвардейцы намерены начать переправу. Телеграфная лента закончилась приказом командующего группой войск. Блюхер приказывал летчику Васильченко немедленно вылететь на разведку для проверки показаний перебежчиков. После полета сесть в Бериславе и результаты доложить лично командующему.

Николай Васильченко хорошо понимал всю важность задания. От того, найдет или не найдет он изготовившиеся к прыжку через Днепр врангелевские дивизии, зависит решение о переброске сил фронта в ту или иную сторону.

Низко, почти задевая верхушки деревьев, самолет идет над левым берегом. Внизу Британы. Видна каждая хата, каждый кол плетня, каждый кустик. Справа излучина реки. Там острова. Прищуренные глаза летчика пронзают каждую заросль. «Ньюпор» кружит, как коршун. Теперь он набирает высоту, чтобы охватить всю картину в целом, проверить дальние подходы, просмотреть дороги. На карту ложатся четкие фигурки условных знаков.

Все. Васильченко закладывает крутой вираж и, стремительно снижаясь, уходит на Берислав.

В тот момент, когда он выскакивает из самолета, к нему подкатывает автомобиль: хотя до штаба всего каких-нибудь два километра, время не ждет.

– Скорей, скорей! – машет с переднего сиденья затянутый в портупею адъютант.

Каждая черточка его лица, все быстрые движения отображают одно: сплошное нетерпение.

И вот комната, занятая просторным обеденным столом, вместо скатерти – карта. На ней – синие и красные линии, стрелы, значки. Тут же лежат два карандаша и циркуль.

За столом – Блюхер. Чуть сзади стоит начальник штаба.

– Товарищ комгруппы! Красный военный летчик Васильченко задание выполнил.

– Садитесь, товарищ летчик, – говорит командующий не спеша. – Докладывайте… [157]

– Товарищ комгруппы, в районе Британы – Основа крупных сил противника нет, артиллерии, танков тоже нет.

Раздается сухой, чеканящий каждое слово голос начальника штаба:

– Это точно, товарищ Васильченко? Вы представляете, что означает ваше сообщение?

Васильченко вскакивает. Глаза его горят:

– Слово коммуниста – это точно.

– Товарищ летчик, садитесь, – тепло говорит Блюхер. – Докладывайте, что видели.

Васильченко сообщает, что он заметил в районе разведки лишь отдельные небольшие группы противника, показывает на карте места их расположения.

– От Казачьих лагерей до Каховки по левому берегу больше не обнаружено ничего, – заключает он.

– Спасибо, товарищ летчик, – говорит командующий.

Начальник штаба замечает.

– Значит, врангелевская контрразведка через перебежчиков старается убедить нас в том, что удар будет нанесен с южного направления?!

В темную осеннюю ночь произошло то, во имя чего столько хитрил Врангель. Ударная группа белых в составе двух корпусов начала переправу через Днепр севернее Берислава, у деревень Ушкадка, Бабино, Марьинское.

Вот как об этом сообщал в своем разведдонесении Николай Васильченко утром 10 октября:

«…В Бабино… обоз до 1000 повозок и автомобили. Между Бабино и Ушкалка… колонна кавалерии до 2000 сабель. 500-700 повозок и орудия… Из Ушкалка через Днепр перекинут понтонный мост, возле моста кавалерия до 700-800 сабель, и уже переправилось до 300 сабель, по мосту непрерывно идет переправа. По дороге в плавнях до 300 сабель и до 50 повозок, идущих на Марьинское, где войска переправляются паромом.

…На обратном пути сделал разведку в районе Британы, где ничего не замечено.

Во время полета пулей пробит стабилизатор».

В 9 часов 30 минут эту группировку противника бомбило и обстреливало звено истребителей в составе летчиков Молодцова, Васильченко, Вишнякова. В 17 часов 30 минут атаку повторило второе звено. Было сброшено [158] 18 бомб, замечены удачные попадания, повредившие понтоны и вызвавшие сильную панику.

Врангелевские войска, образовав мощный кулак из трех корпусов и трех дивизий, продолжали атаки в районе Кичкаса. В то же время белые начали решительный штурм каховского плацдарма. Его непрерывно обстреливало около 90 орудий. В атаку было брошено свыше 20 танков и бронеавтомобилей. В бой ринулась и авиация противника. Страшен был замах «черного барона»!

Мысль В. И. Ленина о необходимости быстрейшего уничтожения Врангеля, высказанная еще в начале 1920 года, не могла быть реализована из-за неожиданного нападения белопанской Польши. Но теперь, осенью, эта мысль привела в действие многие тысячи коммунистов, десятки тысяч бойцов.

21 сентября Реввоенсовет Республики принял решение о создании Южного фронта. Его войска должны были раз и навсегда покончить с Врангелем. Командующим фронтом назначается талантливейший полководец, верный сын партии Михаил Васильевич Фрунзе.

Прибыв на фронт в конце сентября, Фрунзе блестяще разобрался в создавшейся обстановке и проницательно разгадал замыслы Врангеля. Были спешно подтянуты свежие части, а 13-я, 6-я армии и 2-я Конная армия мобилизованы на пресечение дальнейшего наступления белогвардейцев. В первых числах октября Лениным было дано приказание о немедленной переброске в помощь Южному фронту прославленной 1-й Конной армии.

Благодаря смелым действиям красных частей в сражении под станцией Апостолово врангелевцы были обращены в бегство. 16 октября с правого берега Днепра были выброшены последние белогвардейцы. Каховский плацдарм также выстоял и на этот раз, несмотря на танки врага.

16 октября утренней разведкой летчиков Киш и Кудрявцева установлено отступление противника уже на левом берегу – от Бабино и Ушкалка. В районе Онгофельд – Николайберг разведчики обнаружили отступавшую колонну кавалерии и пехоты длиной до 18 верст… Для штурмовки этой колонны вылетала группа из четырех самолетов.

Так бесславно закончилось последнее наступление Врангеля. [159]

В один из октябрьских дней мне позвонили по телефону.

– Красвоенлет товарищ Спатарель? – спросили строго.

– Да.

– С вами говорит начальник Особого отдела.

– Слушаю вас.

– Мы задержали одного человека. Для установления его личности нужна ваша помощь. Я попробую сказать несколько его примет. Если вы знаете этого человека, а он утверждает это, скажите его фамилию. Он говорит, что вы очень ждете его…

Сердце забилось тревожно. Голос начальника Особого отдела звучал по телефону хрипло:

– Маленького роста. Широкоплечий. Глаза голубого цвета. Брови клочковатые. Лицо упрямое…

Я не дал ему договорить:

– Гуляев, – от волнения у меня перехватило горло, – Яков Яковлевич Гуляев!

– Он самый, – довольно отозвались на другом конце провода. – Ждет вас. Передаю трубку.

– Иван Константинович, Иван Константинович! – прокричал родной голос. – Я пришел…

Мы встретились. Обнялись. Яшу трудно было узнать в рваной крестьянской одежде, измученного до крайности.

Вот что с ним случилось.

…Победно поет мотор, честно поработав до аэродрома посадки – Александровска. Гуляев быстро рулит по ровному летному полю. Вот и обычное место стоянки. Но почему никто не встречает? Ага, бегут! Двое в черных кожаных куртках машут руками. Подрулив к ним, летчик залихватски разворачивает машину и выключает мотор. Аккуратно застегивает планшет. Оборачивается. Что это?! К кабине подбежал человек в погонах! Рука Яши мгновенно схватывает лапки зажигания. Поздно! Страшная боль от удара в голову – последнее, что он помнит.

Очнулся на земле.

Первое, что видят глаза, – два хромовых сапога со шпорами и толстые подошвы коричневых английских [160] ботинок. Он подымает от земли голову – вокруг стоят врангелевские офицеры. Кавалеристы и экипажи броневиков, одетые в кожанки и шлемы с очками.

Яша лежит ничком на земле, раздетый. Господа офицеры сняли все: сапоги, тужурку, френч, часы…

Во рту солоноватый привкус крови. В закрытых глазах пылают, сменяя друг друга, пламенные круги.

– Ну ты, красная сволочь! Долго будешь прохлаждаться? – цедит сквозь зубы офицер с худым лицом, дергающимся от нервного тика. – Это тебе не на комиссарской перине отлеживаться. Вставай!

Слова так зло враждебны и отвратительны, что в душе Гуляева закипает гнев, который и придает ему силы.

Яша начинает вставать. Это тяжело. Сначала он вскидывает голову, потом, опираясь на раздавленные коваными сапогами пальцы, отрывает от земли локти. На руках удерживает туловище. Подтягивает ноги. Встает на колени. Шатаясь, медленно поднимается. И вот, чуть покачиваясь, стоит полуголый, окровавленный, окруженный кольцом врагов.

Кругом искаженные злобой и ненавистью лица. Разные, но все одинаково враждебные. Яша не смотрит на них. С невыразимой лаской он глядит на свой маленький «ньюпор», стоящий в каких-нибудь пятидесяти метрах…

В сознании Яши вспыхивает дорогое лицо Ильича. Как будто слышит летчик четкие слова: «Биться надо до конца… лозунг «Вся власть Советам!» победит!»

В душе Гуляева поднимается ярость. Смотря в упор, прямо в наглые, стеклянно-серые глаза офицера, Яша с расстановкой говорит:

– Разрешите сказать напоследок, ваше благородие? Не зарубите раньше?

– Сказывай, не жалко: минута туда, минута сюда – все равно, красный летчик, полетишь на тот свет! – бросает сбоку один из врангелевцев.

– Говори! Не мямли!

– Так вот, господа офицеры, – продолжает Гуляев, – хорошо вам дали в семнадцатом. Славно всыпали с Колчаком. Стукнули по зубам с Юденичем. Вместе с Деникиным вышвырнули. Мало вам? [161]

Вокруг начинают рычать чуть ли не по-звериному. Выхватывают револьверы, выдергивают из ножен шашки.

– Тихо, господа! – уговаривает кто-то. – Сейчас мы из него беф-строганов сделаем!

– Так вот, ваши благородия, и с Врангелем все равно – каюк вам, могила!… – кричит Гуляев и ногой ударяет офицера с худым лицом в низ живота.

Тот дико взвизгивает. Отбросив белогвардейцев, Яша делает рывок к самолету. Он успевает пробежать полдороги, вслед раздается несколько выстрелов. Споткнувшись, Гуляев со всего размаха падает… К нему уже подбегают. Но в это мгновение прямо к Гуляеву подъезжает автомобиль, дающий частые громкие гудки. В кабине стоит во весь рост толстый генерал.

– Прекратите! Идиоты! – кричит он. – Этого пленного будет допрашивать сам главнокомандующий.

Генерал выскакивает из машины и останавливается около лежащего на земле Гуляева. Их окружают запыхавшиеся врангелевцы.

– Господа офицеры! Немедленно разойтись по местам! – кричит генерал свирепо.

Те неохотно, как собаки, у которых отняли кость, отходят.

В это время адъютант и шофер скрутили летчику руки ремнем и ткнули в заднюю кабину автомашины.

Пред очи «самого» барона Гуляев почему-то не попал. То ли о нем забыли, то ли Врангелю было не до этого. Пытали Яшу палачи, не имевшие баронского титула. Истязали страшно. На допросах он ничего не сказал. Его, голого, бросили в арестантский товарный вагон и повезли в Симферополь.

Подрагивает вагон на стыках рельсов. Лежит Яша на досках и слушает, как стучат колеса, как стонут другие пленные, искалеченные белой контрразведкой. А сам тоже счет времени потерял, никак не вспомнит, сколько дней прошло в пытках.

Думает одно: «Бежать, бежать!»

Двери вагона закрыты на замки. На тормозной площадке белогвардейцы: три юнкера и офицер.

Привлекли внимание Гуляева захлопнутые железными заслонками люки, которые находятся в верхней части товарных вагонов. Один из люков оказался закрытым [162] неплотно. Чуть нажми – заслонка отскочит. «Я маленький – вылезу», – с надеждой думает Яша, глядя на узкий проем. Во время остановки поезда вокруг вагона ходили охранники. О побеге нечего и думать.

Наступила ночь. Вторые сутки белые не открывали дверей теплушки. Двое красноармейцев, не приходя в себя, умерли. Стучат и стучат колеса.

Пора! Пленные помогают Гуляеву. Взобравшись по их спинам к люку, Яша изо всех сил толкает заслонку – упругий поток холодного свежего воздуха ударяет в лицо. Стучат колеса. Длинно прогудел паровоз. Поезд подходит к какой-то станции.

Яша просовывает ноги в отверстие. Свесился вдоль стенки вагона. Быстро пробегают шпалы. Поезд замедляет ход.

– Прощайте, товарищи!

И он отпускает руки, проваливаясь вниз. Удар.

Когда он приходит в себя, перестукивание колес удаляющегося состава еле слышно.

Гуляев стучит в темное окно самой неказистой, бедной мазанки. За стеклом появляется бледное лицо молодой женщины. Увидев перед собой бородатого полуголого окровавленного человека, она вскрикивает и исчезает.

Скрипит дверь. Яша, шатаясь, подходит. Перед ним стоит пожилая украинка.

– Боже, ратуйте! – только и говорит она.

Обессиленный голодом, пытками, всем пережитым, Гуляев рухнул на ступеньки крыльца.

Оказалось, что он выпрыгнул около станции Джанкой.

Через три дня, еще как следует не придя в себя, Гуляев в рваной крестьянской одежде уходит в сторону Перекопа.

Этот бредущий старческой походкой оборванный мужик не вызывает особого подозрения. И он проходит около артиллерийских батарей, запоминает оборонительные рубежи, прикидывает численность частей.

Лишь через девять дней Гуляев переходит линию фронта. Голодный, больной, измученный Яша не может сдержать слез, когда его первый раз называют «товарищ»…

Бежавшим из врангелевского плена красным военным летчиком Яковом Яковлевичем Гуляевым были принесены [163] ценнейшие разведывательные данные. Они очень пригодились, когда Красная Армия перешла к последнему наступлению на Врангеля.

За этот побег командующий Южным фронтом Фрунзе представил Яшу к награждению вторым орденом Красного Знамени.

4. В разгроме Врангеля

В конце октября как-то сразу ударил мороз. Дул колючий студеный ветер. Смерзшаяся земля тверда как камень. Глаза невольно замечают тоненькие старые шинели и «просящие каши» ботинки красноармейцев. Вот один из них стоит на посту. Посинел от пронизывающего холодного ветра. Руки без варежек, обхватив винтовку, застыли. Но лицо упрямо. Такой часовой не подпустит к посту.

Седьмой год воюет Россия… Неужели молодую республику ждет еще одна военная зима?

– Нет! – сказала партия. – Смерть Врангелю!

20 октября 1920 года был подписан мир с Польшей. Теперь все действия партии направлены на быстрейший разгром Врангеля. Подошла 1-я Конная. Готово все.

План Фрунзе смел и прост: разгромить в Северной Таврии основные силы Врангеля. Тогда ему нечем будет защищать Крым. Главный удар нанесет 1-я Конная армия, отрезав врангелевцев от перешейков. 2-я Конная и 6-я армии должны завершить разгром основных сил противника. 4-я и 13-я армии, ведя сковывающие бои, задержат отход белых до их окружения.

Фрунзе высоко ценил авиацию. В приказе от 26 октября о переходе в решительное наступление он дважды упоминает о воздушных силах:

«…При прорыве укрепленных позиций использовать в полной мере… авиачасти.

…Для энергичного содействия наступлению все авиасредства 6-й и 1-й армий объединить в руках общего начальника…»

В момент решительного удара по Врангелю вся тяжесть работы в воздухе легла на правобережную авиацию. В нее по-прежнему входили 2-й истребительный дивизион в составе 4, 5, 6-го отрядов и 49-й разведывательный отряд. [164]

Центральная авиагруппа, застигнутая врасплох неожиданным прорывом белых в Александровен, потеряла там 19 сентября большую часть самолетов и почти все авиаимущество. К сожалению, в первой половине ноября эта авиагруппа оставалась еще небоеспособной.

По указанию Фрунзе в районе Апостолово должна была начать работу Северная авиагруппа. Но, формируясь уже в ходе боев, эта группа большой работы провести не смогла.

Авиация 1-й Конной армии, состоявшая из трех отрядов, находилась в Николаеве. По не зависящим от нее причинам к моменту начала наступления эта авиагруппа прибыть не смогла.

Наша авиагруппа хорошо подготовилась к решительным боям. Во второй половине октября производились только крайне необходимые полеты на защиту каховской переправы и разведку. Все самолеты спешно ремонтировались. Совсем обветшавшие машины, как «Ньюпор»-24бис, на котором много поработал Васильченко, были отправлены для капитального ремонта в Николаев.

Создали большой запас бомб, в том числе двухпудовых и пудовых, специально для сброса по долговременным укреплениям врага. Подбросили достаточное количество лучшего горючего и масла. Авиагруппе придали хорошо оборудованный поезд-мастерскую.

Учитывая необходимость аэрофоторазведки Перекопской укрепленной полосы, на трех машинах установили аэрофотоаппараты «Потте». Договорились с артиллеристами об организации корректирования огня с самолетов.

Реальный расчет показал, что хорошее состояние отремонтированной материальной части и достаточное количество опытных летчиков и летнабов позволят совершать на каждом самолете до пяти вылетов в день. Захаров, Вишняков, Киричко, Ягеллович, Аникин, Молодцов, Дедюлин, Киш и все остальные летчики с нетерпением ожидали начала активных действий. Все хотели принять личное участие в разгроме Врангеля. Васильченко чуть не плакал: ему пришлось в эти горячие дни перегнать летом свой «ньюпор» на длительный ремонт. Зато Рыков ходил счастливый: над ним, «безлошадным», сжалились [165] товарищи из 4-го отряда и отдали свою резервную машину. Получить в то время «Ньюпор»-24бис, считавшийся лучшим самолетом-истребителем, было настоящим счастьем.

Непосредственно перед началом наступления авиагруппа выполнила следующую важнейшую задачу: разведкой на полный радиус полета были уточнены отход и перегруппировка врангелевских дивизий; разведдонесения помогли командованию фронта определить местонахождение основных сил противника.

Ночь перед боем прошла быстро. С рассветом грянули пушки, застрекотали пулеметы, пошли в атаку полки Латышской стрелковой дивизии, прорывая фронт под Каховкой. А в это время по мосту через Днепр застучали копыта первых эскадронов буденновцев.

Как острый клинок, разрубила 1-я Конная Северную Таврию, перерезала врангелевцам путь на перешейки. За ней пошла в бой 6-я армия. Начали наступление 2-я Конная, 4-я и 13-я армии.

Жарко стало барону на холодных равнинах Таврии…

Благодаря смелому рейду 1-й Конной армии «черный барон» потерпел в Таврии тяжелое поражение. В Крым удалось уйти только половине белой армии. Вот что сообщал об этом приказ по войскам Южного фронта от 5 ноября:

«Противник понес огромные потери, нами захвачено до 20 тыс. пленных, свыше 100 орудий, масса пулеметов, до 100 паровозов и 2000 вагонов и почти все обозы и огромные запасы снабжения с десятками тысяч снарядов и миллионами патронов».

Оставшиеся белые части укрылись за Перекопскими и Чонгарскими укреплениями.

К моменту начала наступления 1-й Конной армии вражеская авиация в Крыму и Таврии имела восемь отрядов, причем, как правило, белый авиаотряд по количеству самолетов равнялся двум красным отрядам. Всего у Врангеля было около 60 самолетов, в основном английских, системы «Де Хевиленд».

На двух белых самолетах стояли радиопередатчики, а на аэродроме – приемная радиостанция. Для красных же летчиков, действовавших против Врангеля, радиосвязь оставалась недосягаемой мечтой. [166]

Таким образом, «добрые заграничные дяди» дали своему ставленнику немало авиационного добра. Но оно не спасло его от разгрома.

Когда конница Буденного неожиданно перерезала белым путь отхода в Крым, врангелевские летчики бросили и частично сожгли большую часть машин, находившихся в Северной Таврии. Из-за плохой погоды и неподготовленности самолетов в ноябре белые летчики почти не летали.

С началом героического марш-маневра 1-й Конной армии над Писаревскими хуторами не смолкал рокот советских моторов. В воздух поднялись все самолеты авиагруппы. Летчики преследовали отступающие части врага. Выполняли ближнюю и дальнюю разведку.

Правда, работа была сильно затруднена. Приходилось освещать обширный район: от Днепра до Перекопа и далее, вплоть до Сивашского моря. В то же время по мере стремительного наступления частей удаленность аэродрома от линии фронта все увеличивалась. Разведка на столь большое расстояние была непосильна для «ньюпоров». Имелось два самолета-разведчика: дряхлый «Фарман»-30 и «Эльфауге». Но их совершенно не хватало для обслуживания всего фронта. Таким образом, переход на наш старый аэродром Аскания-Нова был жизненно необходим: оттуда авиагруппа могла эффективно помочь как 1-й Конной армии, далеко продвинувшейся вперед, так и остальным. С Аскании-Нова, расположенной в центре театра военных действий, самолеты смогли бы активно работать в Перекопском и Чонгарском районах. Но из-за полного отсутствия в группе транспортных средств переброска в Северную Таврию задерживалась. Летчики, махнув на все рукой, улетали все дальше и дальше от базы. Возвращаясь они еле дотягивали до своего аэродрома, садились с совершенно пустыми баками.