Текст книги "Звезды на крыльях (сборник)"
Автор книги: авторов Коллектив
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)
– За что орден получили? – спросил я лейтенанта.
– За финскую войну, – ответил он, улыбаясь.
Заговорил командир полка:
– Отменный разведчик он у нас, любое задание ему по плечу.
Лейтенант смутился.
– Напрасно хвалите, товарищ майор, не стою я похвалы. Вот Лабин или Ус – это разведчики!
И стал рассказывать о боевых действиях своих товарищей. Судя по его рассказам, они были действительно замечательными разведчиками. Однако мне хотелось узнать подробнее о Леонтьеве.
– Теперь расскажите о себе, – попросил я собеседника. Он смутился еще больше и ничего интересного не рассказал.
Уезжал я из полка, познакомившись со многими отличными разведчиками и зная эпизоды из их полетов, но лейтенант Леонтьев так и остался для меня загадкой. Я знал, что командир полка не станет напрасно давать летчику такую высокую характеристику, и в то же время полного впечатления о разведчике я себе не составил. [186]
Прибыв в штаб армии, я рассказал об этом командующему. Генерал Полынин рассмеялся:
– А я хорошо его знаю. С первого дня войны знаю.
И рассказал о первом боевом вылете Леонтьева в первый день войны.
Известно, что война началась в воскресенье. Над Бобруйском занималась заря ясного и тихого летнего дня. И вдруг – боевая тревога… С аэродрома поднялись 19 скоростных бомбардировщиков и пошли бомбить авангардные части гитлеровской армии, уже вторгнувшиеся в пределы нашей Родины в районе Бреста. Чем ближе к линии фронта подходили бомбардировщики, тем больше они видели на земле пожаров. Горела земля, клубился черный дым над селами.
Бомбардировщики шли без прикрытия. Над ними вороньем кружили вражеские истребители. Вот они атакуют самолет Леонтьева: над кабиной, под крыльями прочерчивают воздух пулеметные трассы. По истребителям бьет из пулемета стрелок-радист сержант Иванов. Наконец советские самолеты над целью. Растянувшись по большаку, идет колонна танков. Штурман лейтенант Назаров Сбрасывает бомбы. Истребители усиливают атаки, стараясь разъединить советские самолеты. Им это удается. Вот они обивают ведущего. Не в силах помочь товарищу, Леонтьев от досады сжимает зубы. Он кладет машину на обратный курс. Их тоже преследует несколько истребителей. Штурман и радист отбиваются от них. Вдруг пулемет радиста захлебнулся – двадцатилетний Ваня Иванов навеки замолчал вместе со своим пулеметом. Истребителям удается вывести из строя один двигатель, затем другой. Леонтьев кладет самолет на крыло, ведет его на посадку. К нему бегут наши пехотинцы. Они помогают Леонтьеву вытащить из кабины раненого штурмана и убитого радиста.
Из штаба вышел лейтенант с черными усиками.
– Что надо – патронов, хлеба?… – торопливо и неприязненно спросил он Леонтьева.
– Шапку сними, – проговорил летчик.
Лейтенант взглянул на убитого, снял шапку. Затем сказал:
– Некогда, браток. Немцы кольцо смыкают. Пробиваться надо. [187]
Товарища хоронил один. Вырыл неглубокую могилу, завернул сержанта в парашют, положил. Перед тем как засыпать землей, вынул из кармана Иванова документы. Среди них недописанное письмо. Оно заканчивалось словами: «Дорогая мама! Жди меня на той неделе в отпуск».
Леонтьев колебался: дописать письмо или отослать, таким. Между тем у штаба разорвался снаряд. Ударили минометы.
– Танки! – крикнул кто-то над самым ухом.
И другой голос:
– Эй, летчик, торопись!
Красноармейцы цепь за цепью устремлялись к оврагу. Леонтьев вынул карандаш, стал писать.
«Дорогая мать! Пишет Вам командир и товарищ Вани. Погиб он смертью героя в первый день войны. Похоронил я его справа от дороги, в трех километрах от местечка Белая Подляска. Мужайтесь, мама!…»
Вынул пистолет и пошел пробиваться к своим.
Вернувшись в часть, обо всем доложил командиру. И снова стал летать на задание. Летал по два – три раза в день, летал на бомбежку, разведку и снова на бомбежку. Почти в каждом полете встречался с истребителями противника, вступал с ними в бой, и если не выходил из боя победителем, то и себя в обиду не давал.
Через два месяца, уже будучи старшим лейтенантом, Василий Леонтьев летал на Пе-2. Друзья часто ему говорили: «Ростом ты у нас вроде бы как самый маленький в полку, а поди как летаешь!… Откуда только силы у тебя берутся?…» Леонтьев и сам иногда удивлялся своей способности выполнять задания, казавшиеся невероятно трудными.
Однажды его вызвал командир полка майор Мельников.
– Не имею права посылать вас на задание, а дело не терпит, – сказал он, разглядывая карту.
– В чем сложность задания, товарищ майор? – спросил Леонтьев.
– Облачность почти по земле стелется, а в районе цели и того хуже! – проговорил майор, поворачиваясь к окну и как бы приглашая летчика тоже посмотреть на погоду. [188]
– Погода не беда, товарищ майор, как-нибудь справимся.
– С погодой справитесь, а как с зенитчиками будете справляться?… В Брянске зенитных орудий, как в лесу деревьев!… А вам придется лететь на малой высоте, чтобы все разглядеть в городе и на железнодорожной станции.
– Зря беспокоитесь, товарищ майор, – утешительно сказал Леонтьев.
– Как зря?
Это было накануне Нового, 1942, года. На разведку города и железнодорожного узла Брянска отправились три боевых товарища: штурман лейтенант Михаил Иванов, стрелок-радист сержант Михаил Артемьев и командир экипажа старший лейтенант Василий Леонтьев. Задание было исключительной важности. Результатами разведки интересовался командующий фронтом. Значит, крайняя нужда заставила командира полка посылать экипаж на такое рискованное дело.
К Брянску летели в облаках, а над городом снизились так низко, что чуть не задели крыльями за фабричные трубы. Зенитчики били по самолету даже тогда, когда его не было видно, по гулу. Когда же Пе-2 вынырнул из облаков, огонь усилился настолько, что над батареями поднялись клубы светлого дыма.
Самолет с красными звездами на крыльях проносился над крышами домов, наводя панический ужас на фашистских зенитчиков. А экипаж был занят делом: Леонтьев пилотировал, штурман и стрелок-радист замечали войска на улицах, эшелоны на станции.
Но чудес не бывает. Самолету не удалось избежать свинцового дождя осколков зенитных снарядов. Заклинил левый мотор, с перебоями стал работать правый. Леонтьев, не дожидаясь, пока он полностью выйдет из строя, повел самолет над открытым полем. Нужно было искать место для посадки. Сесть пришлось в снежные заносы.
Выбираясь из кабины, Леонтьев увидел, что самолет ушел в снег, как в укрытие. Это обрадовало, но тут же напомнило, что задание не выполнено, что нужно еще расспросить местных жителей о немцах, о дорогах.
Хлещет по лицу колючий снег, валит с ног холодный декабрьский ветер, поземка – зги не видать.
Подождали вечера и пошли в село, которое видели [189] при посадке. Дойдя до огородов, легли и поползли по-пластунски. Подползли к избе, заглянули в окно. На лавках лежат два здоровенных немца, у шестка хлопочет старушка. «Накроем», – решил Леонтьев, и все уже хотели входить в избу, как из-за угла вышли три немецких патруля. Летчики выхватили пистолеты; немцы скинули с плеч автоматы, но… поздно. Грянули три выстрела, и фашисты повалились в снег.
– Партизаны!!! – разнеслось по селу. – Партизаны!…
Летчики словно привидения нырнули в метель.
Ночевали в стоге сена.
На утро не выдержали и снова потянулись в село, к теплу. Дым над крышами притягивал, как магнит.
На этот раз подошли к другой избе и постучались. Вышла пожилая женщина и нисколько не удивилась советским летчикам, только сказала:
– По селу дорога проходит, немцы греться заглядывают.
– А в селе стоят немцы?
– Нынче ночью ушли, партизан испугались. Вчера-то партизаны крепкую баню им устроили, говорят – половину перебили.
Здесь остановились, отдохнули. В избу вошел хозяйкин кум – мужчина лет пятидесяти в дубленом полушубке. Расчесывая заиндевелую бороду, сказал:
– Пойдемте в наш райцентр. Там встретим партизан.
– А немцы? – спросили в один голос летчики.
– Немцев там нет – партизанская зона. И большак тоже партизанский. Кругом засады, немцы по нему сейчас не ездят.
– А вот хозяйка говорила, что немцы погреться заезжают.
– Заезжали, теперь отвадили. Собирайтесь!
«Черт его знает, кто он?» – думали летчики, но в райцентр решили идти. И только вышли за село, как на большаке увидели несколько немецких автомашин. Руки летчиков потянулись к пистолетам.
– Ты что же, запродать нас вздумал?
– Что вы, ребята, белены объелись? Как же можно так о человеке думать!
– А машины? [190]
– Так они ж давно тут, брошены! Радиаторы у них заморожены.
В селе зашли в дом, где вчера только располагался, по словам кума, немецкий штаб. Стол был накрыт к встрече Нового года: водка, шампанское, жареные гуси. Компания, видно, разбежалась.
– Выпьем, ребята! – восторженно сказал крестьянин. – Сегодня ведь Новый год!
Летчики переглянулись: только теперь они вспомнили о наступившем 1942 годе.
– Обыщем комнаты! – приказал Леонтьев.
Через несколько минут они нашли карту расположения частей двух немецких соединений и ведомость штаба. В ней были указаны наименования всех частей и соединений, действовавших против советского Брянского фронта.
Скорее домой! Крестьянин подгоняет сани, резвая лошадь мчит их к линии фронта.
Через двое суток Леонтьев сидел перед командующим воздушной армией. Он хорошо понимал, какой важности сведения добыты его экипажем.
Военный совет фронта наградил Леонтьева орденом Ленина, Иванова и Артемьева – орденами Отечественной войны.
Таким был скромный и неказистый на вид летчик Василий Леонтьев.
Во главе штаба ВВС фронта долгое время стоял полковник Тельнов, выдержанный и организованный человек. Свои многочисленные обязанности он всегда исполнял не торопясь, без суеты, отчего иногда казалось, что он не до конца понимает чрезвычайную важность какого-нибудь срочного дела. Но так только казалось. На самом деле он прекрасно оценивал обстановку, и части ВВС Брянского фронта ему многим обязаны.
О работниках штаба рассказать легко: их было немного, и вся их работа и жизнь проходили перед глазами. Сложнее говорить о людях частей и подразделений: о летчиках, штурманах, инженерах и техниках – о тех, кто непосредственно участвовал в боях, кто своими подвигами навсегда прославил советскую авиацию. Трудно не потому, что забылись их имена, лица, особенности характеров. Нет, не забылись герои нашего фронта, чьими подвигами мы всегда гордились. Трудность в другом: их [191] было много, так много, что даже простой перечень фамилий составил бы целую книгу.
В те дни часто можно было слышать имя командира авиационного штурмового полка майора А. Ложечникова. В донесениях, в частных разговорах только и слышалось: «Летчики Ложечникова разбили танковую колонну», «Ложечников разбомбил мост… поджег склады… уничтожил переправу…» Это имя произносилось с восхищением, оно становилось легендарным. И, может быть потому, я особенно обрадовался, когда командующий мне сказал: «Поезжайте к Ложечникову. Может быть, его летчики в чем-нибудь нуждаются».
На аэродром мы прилетели к исходу дня. Взлетно-посадочная площадка была свободна от самолетов. Технический состав искусно замаскировал свои «илы» в лесу, подступавшем прямо к аэродрому. Выйдя из машины, мы едва различили силуэты штурмовиков и хлопотавших около них людей. Машины были выкрашены в зеленый цвет и накрыты маскировочными сетями. В первую минуту не знали, куда идти, и ждали, когда к нам подойдет офицер. Потом увидели раскидистый куст орешника и под ним склонившихся над походной радиостанцией двух человек. Моросил дождь, люди сидели в плащ-палатках.
– Как пройти к командиру полка? – задаем вопрос.
– Тише!… – настороженно поднял руку один из бойцов. И, показав на палатку, добавил: – Спит.
Мы попросили не беспокоить его и отправились в штабную землянку. Минут через двадцать из окна землянки увидели, как на линию старта выруливали подготовленные к боевому вылету самолеты.
– Командир полка пошел на штурмовку, – сказал начальник штаба. – Сегодня четвертый вылет делает. И так каждый день…
Было уже темно, когда майор Ложечников вернулся из полета. Усталый, но с веселым огоньком в глазах, вошел он в штабную землянку и доложил о выполнении очередного задания.
Ночью пехотинцы прислали радиограмму: они благодарили летчика-штурмовика, разбившего вражескую переправу через реку Десну.
«Мы не знаем фамилии летчика, – писал командир пехотной дивизии, – но он совершил большой подвиг. [192]
Разбив переправу, помог нам остановить, а затем разгромить гитлеровскую танковую часть».
– Трудные дела командир всегда на себя берет, – сказал начальник штаба, прочитав радиограмму.
Потом он рассказал о налете штурмовиков под командованием майора Ложечникова на аэродром Сеща. В тот день были получены данные разведки о том, что в Сеще только что сели бомбардировщики противника. Ложечников поднял в воздух пятнадцать самолетов. Когда штурмовики появились в районе аэродрома на бреющем, фашисты еще ничего не подозревали. Зашли в первый раз не совсем удачно: основная группа самолетов прошла правее расположенных на аэродроме машин. Второй заход сделали со стороны солнца. Бомбы накрыли стоянку самолетов. Десятки вражеских машин, объятые пламенем, горели. Но зениткой был поврежден самолет командира. С большим трудом он сумел дотянуть до позиций наших войск. По данным партизан, на аэродроме Сеща в этот день было уничтожено более 60 самолетов противника.
…Самолеты возвращались с заданий, летчики коротко докладывали и отправлялись отдыхать. Я вышел на улицу и задумался. Ложечников представлялся мне богатырем. Это был человек, который полностью отдался борьбе с врагом с той самоотверженностью, с той великой силой духа, на которую способны лишь русские люди. Но краткое знакомство с делами полка меня насторожило. Я хоть и не успел еще вникнуть глубоко в положение полковых дел, но уже чувствовал, что, увлеченный личными полетами, командир упускает некоторые вопросы организации, воспитания и обучения личного состава. Утром я постарался как можно тактичнее сказать Ложечникову о недостатках в его работе.
В те дни газеты и радио разнесли радостное сообщение:
«Гитлеровцы еще 3 сентября объявили о захвате Брянска немецкими войсками. Однако это сообщение, как и многие другие, явилось очередной выдумкой и бахвальством. Немецкое командование, бросив в начале сентября на Брянск большую группу танковых и мотомеханизированных войск под командованием небезызвестного генерала Гудериана, рассчитывало, видимо, прорвать наш фронт и захватить Брянск. Однако действиями наших [193] наземных войск и массированными последовательными ударами нашей авиации планы немецко-фашистского командования были сорваны. В упорных боях немецким войскам были нанесены тяжелые потери».
Перечислив эти потери, газеты заключали: «Танковая группа Гудериана, потеряв, таким образом, две трети своих танков, оказалась отброшенной далеко от Брянска».
Смешанной авиационной дивизией командовал генерал-лейтенант авиации Г. П. Кравченко – дважды Герой Советского Союза, участник боев в Китае и на Халхын-Голе. Он был воплощением бесстрашия и храбрости. Нередко генерал сам водил в бой полки. И всегда лично контролировал работу своих бомбардировщиков и штурмовиков. Неутомимый командир-организатор, он умело передавал свой опыт подчиненным. Скромность, высокое чувство долга, рассудительность и неторопливость в принятии решений – главные качества его характера. Этот замечательный летчик и командир погиб смертью героя.
Пришлось мне побывать и в истребительной дивизии, которой командовал полковник Е. Я. Савицкий. Строгий и требовательный, подлинный мастер своего дела, отличный воспитатель подчиненных, он был душой дивизии. В воздухе его узнавали по полету. Это имело особое значение в то время. Известно, что самолеты-истребители противника, хотя и имели преимущества, вооружены были хуже наших. В руках же мастеров пилотажа наши самолеты не уступали в маневренности немецким. Это было видно из полетов Савицкого.
Трудно переоценить заслуги и еще одного боевого соединения нашего фронта – дивизии ночных легких бомбардировщиков, командиром которой был опытный летчик полковник Котляр, много летавший на самых различных самолетах. В этой дивизии были собраны все устаревшие самолеты типа СБ, Р-5, По-2 и другие. Именно в эти дни напряженных боев зарождалась боевая слава По-2. Каких только ласковых имен не давали этим «маленьким, да удаленьким». Солдаты говорили: «Чижики идут!» или «Слышишь, ночные музыканты начали похоронную для фрицев!»
С вечера до рассвета кружили над боевыми порядками гитлеровцев эти самолеты. Они внезапно появлялись там, где их совершенно не ждали, и выполняли чрезвычайно [194] важную боевую задачу. Обычно «ночники» работали по переднему краю обороны врага, по участкам, где предполагалось нанести удар. Солдаты и офицеры противника всю ночь не имели возможности отдохнуть, а утром вступал в дело «бог войны» – артиллерия. Все это дополнялось ударом тяжелых бомбардировщиков.
Летчики, летавшие на По-2, были неистощимы на выдумки, на военную хитрость. Дерзость была отличительной чертой «ночников». И первым среди них был командир дивизии полковник Котляр.
…В блиндаже командира дивизии собрались командиры и начальники штабов частей. Полковник Котляр ставит им боевую задачу. На карте крупного масштаба, к которой он подошел, разноцветными карандашами нанесены цели, маршруты и в крупном плане даны цифры, указывающие время удара и интервалы между самолетами.
– Прошу внимания, – обратился Котляр к присутствующим. – Напоминаю, работать будем с разных направлений, поэтому важно строго соблюдать высоту и время. Экипажи, выделенные для подавления средств ПВО, бомбят с высоты семьсот – тысяча двести метров. Они же освещают цель. Бомбометание ударными группами проводить с высоты пятьдесят – сто метров. Интервалы между звеньями – три – четыре минуты. Подход к цели на приглушенном моторе до тысячи – тысячи двести оборотов в минуту, с обязательным изменением курса на тридцать – сорок градусов после сбрасывания бомб. Уменьшать обороты двигателей за три – четыре километра до цели. Если цель будет освещена пожаром, вызванным ударной группой, экипажам подавления ПВО противника светящихся бомб не бросать. Моему летнабу подготовиться к фотографированию результатов налета. Время вылета сообщу дополнительно. Вопросов нет?… Хорошо. Приступайте к изучению заданий с летчиками.
Задача состояла в том, чтобы действиями групп самолетов разрушить мост через реку Десну и обработать участок у моста, где было большое скопление танков. То были части танковой дивизии СС из группы Гудериана.
Полковник Котляр в эту ночь контролировал работу летчиков полка и видел все, что происходило на переправе и в воздухе над ней. [195]
Первой вылетела эскадрилья майора Дюпина. Экипажи подавления средств ПВО сбросили светящиеся бомбы. В населенном пункте было видно большое оживление: через мост переправлялась колонна танков и автомашин. В этот момент подошло звено ударной группы. Снизившись до бреющего полета, самолеты сбросили на переправу бомбы. Вслед за ними нанесла удар по переправе основная группа.
Мост был разрушен. Противник, пытаясь поймать лучами прожекторов наши самолеты, идущие на малой высоте, невольно освещал свою переправу. Этим воспользовались наши летчики. В течение ночи они совершили несколько групповых налетов, бомбя колонну противника и мешая ему переправляться через реку.
На рассвете наступившего дня до 50 танков с пехотой, отрезанных от своих частей водной преградой, были встречены нашими наземными частями и полностью разгромлены. Благодарственная телеграмма, полученная летчиками от командования фронта, была достойной для них наградой.
Таковы были командиры наших частей и соединений. Наряду с большими организаторскими способностями, умением сплотить вокруг себя летный и технический состав, научить, воодушевить подчиненных на выполнение любых задач наши командиры отличались высоким летным мастерством и беспредельной личной храбростью. Впоследствии мы стали удерживать их от чрезмерного увлечения полетами, личного участия в воздушных боях. И это не потому, что хотели оградить их от опасности, вернее, не только потому. Обстановка требовала, чтобы командиры больше занимались организацией боевых действий, разработкой заданий, обеспечением выполнения их, учебой и воспитанием личного состава.
Ну, а летчики? Каковы были они, эти рядовые воздушные бойцы, покрывшие бессмертной славой знамена Советской Армии? Они были подлинными героями. И вместе с тем – обыкновенными людьми. Надо было иметь немного проницательности, чтобы в обыкновенном русском парне, какими в большинстве своем были наши летчики, разглядеть героическую натуру, человека, могущего в любой момент пожертвовать жизнью, если этого потребует от него Родина. Слово Родина звучало, как боевой клич, зовущий на бой во имя самого святого, во [196] имя жизни советского человека. В те месяцы военные газеты часто помещали короткие корреспонденции или очерки о воздушных боях в небе над Брянщиной. Но сколько подвигов, имен оставалось в совершенной безвестности!
Не помню подробностей, но однажды случилось так, что моя машина оказалась рядом с полевой землянкой, возле которой стояла группа пехотинцев. Я подошел к ним и попросил прикурить. Обратив внимание на мою авиационную форму, один молодой солдат сказал:
– А Конев-то у вас, поди, геройскую звезду носит? – Это кто же такой Конев? – спросил я.
– А летчик такой есть, – пояснил все тот же солдат. – Очень героический летчик! А мы думали, вы его знаете. Его тут у нас и то все знают. Как он бьет этих воздушных гадов – аж дым идет! Очень технично он их колотит.
Капитана Г. Н. Конева я знал и пообещал передать ему похвалы товарищей-пехотинцев.
Вскоре вместе с командующим мы выехали в истребительный полк, чтобы провести летно-тактическую конференцию по распространению боевого опыта лучших воздушных бойцов фронта. В этом полку и служил летчик-истребитель Конев.
Задолго до того как подъехать к аэродрому, на котором базировался истребительный полк, мы увидели в воздухе много вражеских самолетов и наших истребителей, которые вылетели им навстречу. Мы увидели, как к большой группе немецких бомбардировщиков подлетели два или три наших истребителя и навязали им воздушный бой. Вскоре с аэродрома поднялись еще два истребителя Як-1 и на форсированном газу устремились на запад. А через минуту в том же направлении мы различили в воздухе три точки. Они быстро увеличивались: шли три бомбардировщика типа Ю-88. Наши истребители, быстро набрав высоту, пошли в атаку.
Это была дерзкая, стремительная атака. Помню, с каким волнением и азартом наблюдал за ней командующий. Я, затаив дыхание, с восхищением тоже смотрел в ясное небо. Было особенно приятно видеть, что наши летчики атакуют стремительно и грамотно.
Заметив истребителей, фашистские летчики сомкнули [197] строй, приготовились к отражению атаки. Истребители выбрали для первой атаки левый задний бомбардировщик. Сохраняя между собой дистанцию и интервал, они увеличили скорость. Нам было видно, как сокращается расстояние до цели. Ведущий истребитель делает горку и уклоняется вправо, чтобы зайти со стороны. Ведомый заходит сверху и сзади.
Вот они устремляются на цель и одновременно открывают огонь по левому «юнкерсу». В тот же миг вражеский бомбардировщик загорается и сваливается на крыло.
В небе раздался звенящий гул мотора: то ведущий истребитель устремился в боевой разворот и затем как бы на минуту завис в воздухе, сделал разворот через левое крыло и уже ястребом спикировал на головной бомбардировщик, который сбросил беспорядочно бомбы и стал уходить на юго-запад.
Советский истребитель, выйдя из пике, снова устремился в разворот и снова красивым и точным маневром повторил атаку. На этот раз «юнкерс» клюнул носом и, свалившись на крыло, стал беспорядочно падать. Под бомбардировщиком показались два парашютиста.
– Как воюют, а?… Молодцы! – воскликнул восхищенно командующий.
Через несколько минут мы были на аэродроме и узнали, что на ведущем истребителе был капитан Г. Н. Конев. Мне захотелось немедленно с ним встретиться, поздравить его с очередной победой, но его самолет снова готовился к вылету, и Конев сам руководил подвеской эрэсов.
С капитаном Коневым я встретился вечером. Едва открыв дверь столовой, услышал дружный смех летчиков: посредине сидел худощавый белокурый капитан Конев и что-то рассказывал. Увидев меня, он смолк.
– Продолжайте рассказывать, – попросил я капитана, но он почему-то молчал.
Я сделал вид, что ничего не знаю о нем, и задал ему вопрос:
– Ну как, товарищ Конев, воюете?
– Ничего, товарищ бригадный комиссар, как все.
– И сбитые самолеты имеете на счету? [198]
– Немного. Всего восемь.
Это была рекордная цифра в полку.
…Час спустя я проходил мимо землянки, в которой жил Конев. У входа в нее сидели все те же летчики и слушали баяниста. Я присмотрелся к летчику, склонившемуся над баяном, и снова узнал в нем Конева. Подивился его замечательной игре. Он играл что-то протяжное, русское. Несколько голосов негромко подпевало. Величаво-грустная мелодия напоминала каждому о близком и родном.
Великое дело – песня на войне! Она особенно волнующе звучит в устах солдата, в устах того, кто всего лишь час назад мужественно дрался с врагом, каждую минуту рисковал жизнью. Но прошла эта минута, солдат победил, он остался жив и вот теперь сидит среди друзей, растягивает баян и поет о любви и счастье. Признаться, я любовался в ту минуту Коневым. Сердце наполнилось верой в силу и непобедимость народа, у которого есть такие сыны.
Шел октябрь 1941 года. Тяжелые дни переживала наша Родина. На главном направлении Брянского фронта врагу удалось хоть и медленно, но продвинуться вперед. Гитлер вел себя, как азартный картежный игрок: он ставил на карту все. Новые и новые соединения танков вводил он в боевые действия, в воздухе увеличивалось количество самолетов.
В этот период враг имел явное превосходство в боевой технике, особенно в танках и самолетах. Участники боев хорошо помнят, как остро чувствовался недостаток в них у нас. Из-за этого приходилось на одной и той же машине совершать по пять и больше вылетов в день.
В упорных боях на подступах к Москве Советская Армия наносила врагу чувствительные удары. Ценой огромных потерь в живой силе и технике немецко-фашистским войскам удалось выйти к концу октября на нашем фронте к Туле. Советские воины вместе с вооруженными батальонами, созданными партийной организацией города, окружили Тулу железным кольцом обороны. Не сумев прорвать ее, гитлеровцы устремились на юго-восток, к Рязани, намереваясь обойти Москву с востока. Но и здесь они встретили мощное сопротивление Советской Армии. [199]
Во время этих героических оборонительных сражений авиационные соединения Брянского фронта под командованием генералов Г. Кравченко, В. Ухова, А. Демидова и подполковника П. Мельникова днем и ночью вели ожесточенные бои, нанося противнику сокрушительные удары. Летчики нашего фронта за период с августа 1941 по январь 1942 года уничтожили в воздушных боях 96 самолетов противника, на аэродромах вывели из строя 140 самолетов, уничтожили и вывели из строя 1098 танков и бронемашин, 185 орудий, до 68 батальонов живой силы и т. д.
Личный состав армии обогатился ценнейшим боевым опытом. Только в наших частях получили ордена и медали 540 авиаторов. Трем отважным летчикам фронта: майору А. Ложечникову, старшему лейтенанту С. Мошковскому и младшему лейтенанту А. Берковскому – было присвоено почетное звание Героя Советского Союза.
В ноябре наши авиационные части были переданы в подчинение Юго-Западного фронта. Здесь они поддерживали группу войск под командованием генерал-лейтенанта Костенко. В то время, когда Советская Армия перешла в контрнаступление и начала разгром немцев под Москвой, группа войск генерала Костенко при содействии нашей авиации овладела городом Елец.
«Разгром Красной Армией немецко-фашистских войск на подступах к Москве, – говорилось в Сообщении Совинформбюро, – явился решающим военным событием первого года войны и вместе с тем и первым крупным поражением немцев во второй мировой войне. Это поражение немцев навсегда развеяло созданную гитлеровцами легенду о непобедимости немецкой армии и показало, что Красная Армия является могущественной военной силой, способной не только устоять против напора немецко-фашистских войск, но и разбить их в открытом бою».
Эта победа подняла боевой дух личного состава наших частей, повысила уверенность в своих силах.
В мае 1942 года приказом Верховного Главнокомандующего на базе ВВС Брянского фронта была создана Вторая воздушная армия. Состав армии пополнился новыми частями, новой боевой техникой. К тому времени [200] советская промышленность выпустила много первоклассных самолетов и другой авиационной техники. Большими партиями поступали к нам штурмовики Ил-2, бомбардировщики Пе-2, истребители конструкции С. А. Лавочкина. Очень быстро и успешно шло переучивание летчиков на новую материальную часть.
Мы готовились к новым боям с фашистскими захватчиками.
2. Шел 1943-й…
Этот год Великой Отечественной войны начался событиями, которые не могли не радовать каждого советского человека: над Сталинградом занималась заря нашей победы.
10 января истек срок ультиматума, предъявленного советским командованием генералу Паулюсу, и наши войска начали операцию по уничтожению группировки гитлеровских войск, окруженной под Сталинградом.
В эти же дни, 12 января 1943 года, началось наступление и на Воронежском фронте.
«Вперед на Запад!» – этот клич гремел над полками, увлекая воинов армии-освободительницы на подвиги во имя Родины.
Вторая воздушная армия сражалась в составе Воронежского фронта. К тому времени она пополнилась новыми боевыми частями и накопила большой боевой опыт взаимодействия с наземными войсками. Героический рабочий класс нашей страны под руководством партии и правительства завершил перестройку отечественной экономики на военный лад и мощным потоком посылал на фронт вооружение, боеприпасы, снаряжение и горючее.
В день наступления танковое соединение генерала А. Г. Кравченко получило боевой приказ: взять крупный населенный пункт и железнодорожный узел Касторное. Это была нелегкая задача. Стояли небывалые морозы, метель заметала все дороги. Через несколько часов после вступления в бой танкистов в штаб армии стали поступать сигналы: часть боевых машин оставлена в пути – нет горючего. Командующий армией предложил командиру взаимодействующей авиагруппы доставить горючее танкистам. Поблизости находился наш полк ночных бомбардировщиков, которому и дали это задание. [201]