Текст книги "Звезды на крыльях (сборник)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

– Попытаемся помочь, – обещал командир авиационного полка, сам еще не зная, как он это сделает, ибо самолеты могут брать на борт только мягкую тару, а ее на аэродроме не было.

– Можно обойтись без нее, – подсказывает кто-то из летчиков.

– Каким образом?

– Будем подсаживаться к танкистам и отливать горючее в танки из своих баков.

Командир одобрил это предложение. Танкисты подготовили для летчиков ночную посадочную площадку, и работа закипела.

Самолеты приземлялись один за другим. То были небольшие одномоторные разведчики Р-5. Каждый из них мог оставить танкистам лишь 90-100 литров бензина. Но летчики возвращались на свой аэродром, заправляли самолеты горючим и снова летели на восточную окраину Касторного. За ночь они доставили своим боевым друзьям несколько тонн бензина, и задача, поставленная перед танкистами, была успешно выполнена.

С первых дней наступления летчики нашей армии не уступали противнику господства в воздухе. По всему фронту шла слава о подвигах истребителей, штурмовиков, бомбардировщиков.

В период борьбы за Воронеж и Харьков стал известен как удивительный мастер штурмового удара, готовый в любую минуту выполнить любое задание командования, Герой Советского Союза майор П. Ф. Сыченко. Каждый вылет для него был своего рода школой: он учился сам, учил своих товарищей боевому мастерству.

Самым страшным врагом воздушного бойца Сыченко считал шаблон. «Шаблон хуже, чем зенитки врага, – нередко говорил он. – Умелому воину зенитка не [202] страшна, ведь она неподвижна, и с ней нетрудно рассчитаться, а разумно выполнить любое боевое задание потруднее: пехота лезет в щели, танк стремится в укрытие, а ты должен поразить их. Вот тут-то и нужно умение».

Находившийся в штабе наземного соединения полковник Сопрыкин рассказывал об одном из боевых вылетов группы во главе с товарищем Сыченко.

«Имея дело с очагами сопротивления, штурмовики становились в круг, и каждый из них бил по огневым точкам и дотам, откуда противник вел обстрел нашей пехоты.

Пока они занимались подавлением отдельных очагов сопротивления, наша пехота продвигалась вперед. Мне бросилась в глаза одна интересная подробность: чем ниже у земли штурмовики выходили из пикирования, тем трусливее вели себя немцы. С другой стороны, проносившиеся с ревом и гулом над головами наших солдат могучие штурмовики бодрили их и увлекали за собой в атаку на врага. Они в самых трудных условиях делали в кругу по пять – шесть заходов, пикируя до тридцати – пятидесяти, метров.

Видя опасность окружения, немцы поспешно начали выводить из-под удара технику. На дорогах появились автоколонны в двести – четыреста машин. Деморализованный противник отступал теперь не задерживаясь. Штурмовики, стремясь закупорить движение по дорогам, били в первую очередь по мостам и дефиле. Штурмуя колонны, подразделения действовали рассредоточенно, отдельными экипажами, нанося противнику большие потери».

Нельзя не вспомнить имя мастера воздушного боя летчика-истребителя П. А. Пологова. Однажды в районе базирования нашей истребительной части появилась большая [203] группа бомбардировщиков противника, которых прикрывали восемь «мессершмиттов». Навстречу были подняты двенадцать наших «лавочкиных». Бомбардировщики врага, не доходя до цели, беспорядочно сбросили бомбы и повернули на запад. Пологов подал команду группе истребителей преследовать бомбардировщиков, а сам с напарником бросился на «мессершмиттов». Такой дерзости от советского истребителя враги, видимо, не ожидали. Завязался бой – два против восьми. Атака за атакой. Вот один «мессершмитт» камнем идет к земле, а другой со снижением удирает на запад. Сначала их осталось шесть, затем пять. Так с каждой минутой количество фашистских самолетов уменьшалось. Последние два со снижением на максимальных оборотах пытались уйти от атак, но Пологов, оставшись один (его напарник на поврежденной машине уже приземлился на своем аэродроме), метким огнем сбивает их.

Ночью 17 января летчик-осетин Шалико Казаев и штурман Евгений Овчинников на самолете По-2 вылетели на выполнение особо важного задания. В районе цели зенитные батареи врага открыли сильный огонь. Но летчики повернули обратно лишь после того, как сбросили бомбы, метко поразив цель. В это время осколок снаряда попал в мотор. Пришлось садиться на территории, занятой противником. Выбрав ровную площадку, Казаев повел горящий самолет на посадку. Еще в воздухе летчики видели, как к ним бегут фашисты. Их много, очень много. Двоим не справиться, но о сдаче в плен не было и мысли. Казаев и Овчинников выпрыгивают из кабины и с пистолетами в руках тут же залегают. Завязывается неравная борьба. Враги наседают. В пистолете лейтенанта Казаева – последняя пуля, и он предпочитает смерть позорному плену.

Тяжело ранен Евгений Овчинников. В бессознательном состоянии он попал в плен. Несколько дней держали его в холодном подвале. Требовали выдать тайну, пытали. Но ни одного слова не проронил герой. Тогда его привязали цепью к дереву, облили керосином и сожгли.

О судьбе Казаева и Овчинникова рассказали летчикам впоследствии жители города Россошь. Однополчане послали письма родителям погибших героев. И вот что ответила мать летчика Казаева: «Я получила печальное известие о гибели моего сына. Велико горе матери, потерявшей [204] сына. Оплакивая своего Шалико, я вместе с тем горжусь, что он умер как воин, как герой, как верный сын своего народа. Он не изменил своему долгу и до последнего дыхания защищал нашу Родину…»

О героической смерти Казаева и Овчинникова узнал весь личный состав Второй воздушной армии. Летчики мстили фашистским извергам за кровь своих боевых друзей. Но как ни велика была ненависть советских воинов к озверелым фашистам, они никогда не допускали глумления над пленными, не проявляли бесчеловечности.

Мне запомнилась одна картина. Через село Давыдовка Воронежской области проходила колонна пленных немецких солдат. Пленных было много, больше тысячи, и шли они по существу без всякого конвоя. Только где-то впереди да сзади сопровождали их несколько наших солдат. Как раз в это время в село вошла колонна советских бойцов, идущая на фронт. Как узнал я впоследствии, это были сибиряки. Рослые, крепкие, стояли они по краям дороги и, потирая руки, посмеивались над немцами.

– Русский зима не корош?

– Ну как, Гитлер капут? – и так далее.

Я смотрел на наших чудо-богатырей и дивился их великодушию.

Враг откатывался все дальше, однако каждый километр земли нелегко давался нашим воинам. Одна из общевойсковых частей соединения генерала С. С. Мартиросяна не могла преодолеть ореховую рощу: фашисты здесь укрепились очень сильно. В помощь пехотинцам было решено послать 12 «илов». «Черная смерть» – так немцы называли эти самолеты. Вскоре «илы» появились над рощей. Штурмовики отбомбились и стали в круг, поливая рощу пулеметно-пушечным огнем. Вражеские [205] зенитчики были настолько деморализованы, что не оказали никакого сопротивления. «Илы» действовали свободно, совсем как на полигоне, и так «обработали» рощу, что пехотинцы заняли ее с ходу. Командующий наземной армией объявил летчикам благодарность.

25 января был освобожден Воронеж, а через две недели Белгород и Чугуев. В этой операции летчики нанесли врагу весьма ощутительные удары. Вспоминается один из таких эпизодов.

Звено «илов», ведомое капитаном Павлюченко, вылетело на разведку. Штурмовики шли под прикрытием четырех «яков». Неожиданно летчики обнаружили две автоколонны противника общим числом до 180 машин. Одна колонна подходила к селу Б. Писаревка, другая вышла на дорогу от Б. Писаревки на Грайворон. Капитан Павлюченко подал сигнал перестроиться и атаковал первую колонну. Затем штурмовики сделали новый заход и атаковали вторую колонну. На дорогах образовались пробки. Тут и там яркими факелами горели машины, груженные горючим. Водители, бросая машины, в панике разбегались.

Воздушные атаки следовали одна за другой. Израсходовав все боеприпасы, штурмовики возвращались на свой аэродром лишь для того, чтобы заправиться и вооружиться для нового боя. Они полностью вывели из строя обе колонны, и гитлеровцы не дождались ни боеприпасов, ни горючего.

Имена летчиков-штурмовиков Павлюченко, Петрова, Бондаренко, Войтекайтиса и многих других в те дни были известны всему фронту. Их отличали не только храбрость и мастерство – воинская находчивость и боевая смекалка в любой обстановке делали их героями в глазах многих летчиков.

В нашей армии назначались экипажи-«охотники». Они вылетали на свободную «охоту» и, если встречалась важная цель, уничтожали ее. Тут-то и требовалась от летчиков особая бдительность и сметка.

Как– то в солнечный морозный день бомбардировщик-«охотник» поднялся со своего аэродрома. Командир экипажа капитан Петросян взял курс вдоль железнодорожного полотна, ведущего в тыл врага. Вот осталась позади линия фронта, впереди -небольшая железнодорожная станция. Может быть, там стоит воинский эшелон?… [206]

Летели на высоте 1500 метров. Штурман самолета лейтенант Павлов первым разглядел стоящий на путях большой состав крытых вагонов. На перроне, на путях было много людей. Они не торопились прятаться в укрытия, полагая, что советский самолет летит на разведку.

– Видите эшелон? – спросил штурман, показывая в сторону станции.

– Вижу, – ответил летчик.

Гитлеровцы продолжали прогуливаться. Молчали и зенитчики. Советский самолет покружился над станцией и полетел куда-то в сторону. Вдруг он развернулся и взял курс на эшелон. Лейтенант Павлов быстро, не записывая, сделал расчеты. И пока командир заходил на боевой курс, штурман установил расчетные данные на шкалах оптического прицела. Теперь он смотрел в окуляр и видел, как к центру сетки прицела приближался первый вагон эшелона. Капитан Петросян вел бомбардировщик, словно по нитке. Вот он почувствовал, как машина облегченно качнулась, и тут же сделал разворот. Через плексиглас кабины было видно, как полетели бомбы. Попадут ли они в цель?… Этот вопрос мучительно сверлил сознание. И вот она, счастливая секунда, – эшелон окутался дымом разрывов. Цель накрыта!

В хвост уходящему самолету потянулись трассы зенитных пулеметов, но поздно! Бомбардировщик был уже далеко. Беспристрастный объектив аэрофотоаппарата зафиксировал исключительную меткость бомбометания. А разведка донесла: на одной из станций советским бомбардировщиком уничтожен эшелон с живой силой противника.

То, что сделали два советских летчика за один вылет, могло бы принести славу целой воинской части. А какие замечательные дела творили тогда наши легкомоторные бомбардировщики! В эти мартовские дни боев По-2 впервые стали применяться в дневных полетах. Днем и ночью уничтожали они хоть и небольшие по размеру, но очень важные объекты противника, так называемые точечные цели: штабы соединений, узлы связи, склады и т. д. Летчики Лалетин, Бабичев и Токарев разрушили весьма важную линию связи гитлеровского командования: Харьков – Белгород – Борисовка и не давали ее наладить в течение длительного периода. Лишенный этой [207] линии связи, враг не мог четко управлять войсками, не мог успешно выполнять боевые задания.

Подтягивая все новые подкрепления на наш участок фронта, враг сумел добиться численного превосходства в авиации. Особенно много он сосредоточил бомбардировщиков. Группами до 40 самолетов летали они над полем боя, пытаясь массированным бомбометанием помочь своим наземным войскам. Усилились террористические налеты на города и промышленные объекты. На станцию и город Валуйки совершили налет 63 вражеских бомбардировщика. Город и станцию Лиски подвергли бомбардировке сразу до 100 самолетов.

Чем больше авиации стягивал враг, тем напряженнее работали летчики-истребители Второй воздушной армии. Они защищали населенные пункты от варварских налетов, патрулировали над важными объектами, аэродромами, городами, прикрывали боевые порядки наземных войск, сопровождали штурмовиков, вели самостоятельную разведку. 17 марта четыре истребителя во главе с лейтенантом Юдиным получили задание патрулировать над нашими войсками. В воздухе советские летчики заметили группу бомбардировщиков Ю-88. Лейтенант Юдин подал сигнал к атаке и первым ринулся на один из вражеских самолетов. Несколько коротких очередей – и «юнкерс» загорелся. С новой атаки Юдин сбил второй «юнкерс». Третий бомбардировщик был сбит одним из товарищей Юдина. Группа вражеских самолетов распалась. Побросав беспорядочно бомбы, уцелевшие самолеты устремились восвояси.

Славу отважных и умелых воздушных бойцов завоевали тогда летчики-истребители Лавренков и Абоимов. Они летали в паре. Однажды, неожиданно обнаружив шесть самолетов «Дорнье»-215, Лавренков и Абоимов пошли в лобовую атаку. Строй фашистов распался, не выдержавший натиска враг обратился в бегство. Так быстро смельчакам удалось выполнить первую задачу. Но Лавренков и Абоимов решили преследовать неприятеля. Первым атаковал Сергей Лавренков. Он зашел снизу с хвоста и меткой очередью поджег бомбардировщик. Абоимов сбил второго. Затем он увидел, как Лавренков теснит третьего фашиста. Пытаясь спастись от преследования, немецкий летчик летел прямо на Абоимова. Он попал, как говорят, из огня да в полымя. Сбавив скорость, [208] Абоимов ждал, пока вражеский самолет покажется в прицеле, а затем зажег его меткой очередью. В тот же день боевые товарищи совместной атакой сбили еще один бомбардировщик противника.

Можно бесконечно говорить о подвигах, совершенных летчиками Второй воздушной армии в течение одного лишь марта 1943 года. Но мы рассказываем лишь о немногих. И пусть наши боевые друзья по армии не обижаются, что не обо всех их славных делах во имя Родины рассказано на этих страницах. Хотелось, чтобы наши младшие товарищи по оружию увидели, как добывалась слава героической Советской Армии, как множились боевые традиции наших полков. Герои у нас не были одиночками, они были лишь лучшими из тысяч лучших.

Группа советских штурмовиков отправлялась на задание. Истребителям было приказано сопровождать штурмовиков. Среди сопровождавших летел и молодой коммунист Шишеня. Штурмовиков четырежды пытались атаковать вражеские истребители. И все четыре раза вместе со своим ведомым Шишеня вступал в бой с истребителями противника и не допускал их к штурмовикам. Но вот задание выполнено, советские самолеты направляются на свой аэродром. До него осталось несколько минут полета, как вдруг Шишеня увидел слева на высоте 4 тысяч метров семь вражеских бомбардировщиков «Хейнкель»-111. Осмотревшись, летчик решил, что теперь уже истребители врага не смогут атаковать штурмовиков, не успеют, и, следовательно, можно оставить на прикрытии одного ведомого, а самому ринуться на группу вражеских бомбардировщиков. Он тут же подал сигнал ведомому и устремился в центр группы вражеских самолетов. Истребитель мчался так, будто решил протаранить строй. Скорость была предельной. Гитлеровцы, не выдержав, расступились, сломали боевой порядок, а Шишеня, набрав высоту и сделав переворот через крыло, с той же огромной скоростью бросился на один из «хейнкелей».

Фашистские летчики открыли по истребителю бешеный, но бесприцельный огонь. Однако истребителя это не смутило. Поймав в прицел первый бомбардировщик, он ударил по нему из пушки. Из-под левого двигателя «хейнкеля» метнулся шлейф дыма, но самолет еще держался в воздухе. Между тем Шишеня устремился в [209] полупетлю Нестерова и открыл огонь уже по другому самолету. Вначале фашистские летчики пытались сопротивляться. В воздухе перекрещивались трассы пуль и снарядов. Но советский истребитель молнией носился между самолетами, наводя страх на немецких стрелков и летчиков. Теперь уже все самолеты взяли обратный курс. Вот они сбрасывают бомбы, чтобы облегчить машины. А разве не этого добивался герой истребитель!

Прекратив преследование, Шишеня заметил, что руль поворота не действует. Потом почувствовал, что сильно болит нога и в унту набежала кровь. В следующую минуту он потерял сознание и пришел в себя, когда самолет был уже недалеко от земли. Он все же выровнял израненную машину и довел ее до своего аэродрома. Оказалось, что одно колесо шасси повреждено. Летчик стал сажать машину на одно колесо. И посадил. Товарищи бережно отнесли Шишеню в санитарную часть.

Так сражались летчики Второй воздушной армии в период, когда наши войска сдерживали натиск превосходящих сил врага на одном из важнейших участков фронта.

Контрнаступление гитлеровской армии не могло дальше развиваться: полки героической Советской Армии железной стеной встали на пути врага и не дали ему продвинуться.

Вот некоторые итоги боевой деятельности частей Второй воздушной армии в период мартовского контрнаступления немцев. В воздушных боях и на аэродромах летчики уничтожили 104 и подбили 7 самолетов, вывели из строя 200 танков, 1000 автомашин, 40 автоцистерн, подавили около 80 точек зенитной артиллерии и более 20 артиллерийских и минометных батарей.

Зимняя кампания 1943 года подходила к концу. Бои принимали позиционный характер…

Весна 1943 года на участке Воронежского фронта была характерна затишьем. Однако это было затишье перед бурей. За щитом устойчивой обороны шла огромная подготовительная работа с обеих сторон.

Именно в этот период у Гитлера зародился сумасбродный план нанести удар по советским войскам на курском плацдарме. Но командование армии тогда еще не знало о конкретных планах немцев. Было ясно одно – на участке Воронежского и Центрального фронтов враг [210] готовит новое наступление. Об этом говорили данные разведки. Было нам известно и усиление войск врага. Если в апреле на участке Суджа – Волчанск гитлеровцы имели 21 дивизию, то в мае их число возросло до 25. Значительно увеличилось и количество танковых дивизий, в которых насчитывалось до 1250 танков.

В составе нашей воздушной армии находилась разведывательная часть, которой командовал подполковник Мельников. Командующий армией генерал-лейтенант С. А. Красовский требовал от разведчиков особенно интенсивной работы. Разведкой занимались у нас также и ночные бомбардировщики По-2, которые летали в расположение вражеских аэродромов и добывали очень точные данные. Мы, например, знали, что авиация противника базируется перед фронтом на аэродромах Конотоп, Харьков, Основа, Рогань, Полтава, Лебедин. Разведчики насчитали на этих аэродромах до 330 бомбардировщиков и 120 истребителей. Внимательно следили мы и за интенсивностью полетов вражеской авиации. Так, в апреле было зарегистрировано 1500, а в мае – 2500 самолето-вылетов противника.

Изучалась и тактика врага. К весне 1943 года заметно снизилась активность немецких бомбардировщиков. Если раньше они действовали не только группами, но и в одиночку и без охраны, то теперь, получив хороший урок от наших летчиков, они стали проявлять осторожность и летали только группами и под прикрытием истребителей. Особенный интерес фашистская авиация проявляла к нашим аэродромам. Это и понятно: враг лелеял мечту о широком летнем наступлении и старался заранее обескровить нашу авиацию. Однако многочисленные налеты на аэродромы не приносили ему успеха. Наши летчики почти всегда срывали вражеские атаки, и фашистские [211] летчики чаще всего сбрасывали бомбы бесприцельно. Мне пришлось не однажды наблюдать такие факты.

Кстати, без преувеличения можно сказать, что больше половины налетов, совершенных врагом, приходилось на ложные аэродромы, которых в полосе базирования Второй воздушной армии уже к июню насчитывалось 36. Оборудованы они были самым тщательным образом. Расставленные там макеты даже с малой высоты можно было принять за действительные самолеты и автомашины. Специальные устройства производили выруливание самолетов (при этом у них даже вращались винты) и перемещение по летному полю автомобилей. Это была хорошая удочка, на которую постоянно попадались немцы.

Однако фашисты пытались нанести вред нашим аэродромам не только с воздуха. Они засылали в районы базирования нашей авиации шпионов и диверсантов. Охрана одного из аэродромов во главе с младшим лейтенантом Четверинским только в мае задержала восемь шпионов, в том числе четырех офицеров, засланных для сигнализации и диверсионной работы.

Но, ведя оборонительные бои, армия не забывала о предстоящем наступлении и интенсивно готовилась к нему. Командующий лично организовал боевую учебу летного и технического состава, уделяя особое внимание подготовке молодых летчиков, ибо в распоряжение армии прибыли новые авиационные части и соединения. Большинство из вновь прибывших не участвовало в воздушных боях, поэтому им нужно было освоиться с новой обстановкой, изучить район боевых действий, приобрести навыки воздушного боя.

Большую работу проводили политработники, партийные и комсомольские организации. Проанализировав состояние воинской дисциплины, они пришли к выводу, что в бою чаще всего гибли те, кто в полете нарушал боевой порядок, кто при встрече с противником пытался уходить от своих товарищей и биться в одиночку. Среди истребителей чаще гибли ведомые: отстанет от ведущего, и его накрывают фашистские «охотники». Политработники много внимания уделяли обмену боевым опытом. В распорядок дня летных частей прочно вошла учеба. Детально изучались тактические приемы противника, вооружение вражеских самолетов; распространялся опыт [212] лучших летчиков – мастеров штурмовки, бомбового удара и воздушного боя. Особенно ценным оказался опыт групповых бомбовых ударов по вражеским аэродромам. Учеба подкреплялась практическими делами.

В конце апреля стало известно, что противник сосредоточил на Харьковском аэроузле до 400 самолетов. Отсюда производились систематические налеты на наши города. Командующий армией приказал нанести удар сразу по трем аэродромам Харьковского аэроузла.

Подготовка к операции велась несколько дней. Прежде всего провели тщательную воздушную разведку. Многократные аэрофотосъемки дали командованию и летчикам ясное представление о системе расположения средств ПВО, охраняющих аэродромы. Раскрыли схему расположения машин.

Налет был назначен на 27 апреля. На рассвете, в 5 часов утра, три шестерки «илов» во главе с командирами эскадрилий старшими лейтенантами Лопатиным, Красотой и капитаном Маловым взяли курс на Харьков, на аэродром Основа. Штурмовиков сопровождали 13 истребителей.

Вот что писала об этом налете армейская газета «Крылья победы»:

«Лишь только из-за горизонта поднялось солнце, группы штурмовиков в сопровождении истребителей появились над целью… Налет явился для немцев полной неожиданностью. Их зенитки открыли огонь после того, как штурмовики выпустили снаряды и сбросили бомбы. Многочисленные зенитные пушки закрыли аэродром плотной завесой в предвидении повторного захода. Но штурмовики, как это было предусмотрено, легли на обратный курс…

Немцы пытались поднять «мессершмиттов» в погоню за штурмовиками, но вовремя явившаяся блокировочная группа наших истребителей приковала их к земле.

По докладам летчиков, подтвержденным контрольной аэрофотосъемкой, уничтожено 17 боевых самолетов противника, сожжены два ангара и не менее десяти самолетов повреждены пулеметно-пушечным огнем. Кроме того, подавлен огонь двух артиллерийских батарей».

Героизм, летное мастерство и находчивость показали на Воронежском фронте советские истребители, разведчики, бомбардировщики и штурмовики. И чем ближе [213] подходил день наступления немцев, тем напряженнее становились воздушные бои над курским плацдармом. Наступил июль 1943 года – месяц, когда произошло величайшее из сражений в истории войн – битва на Курской дуге.

3. Великое сражение

Вечером 4 июля, за несколько часов до наступления немцев на курском плацдарме, враг подтянул крупные свежие силы. Из глубокого тыла на фронтовые аэродромы противника перелетели 250 бомбардировщиков, столько же истребителей и около сотни штурмовиков. Они расположились на аэродромах Рогань, Основа, Полтава, Кировоград и Конотоп. Находившиеся в воздухе наши самолеты-разведчики радировали: «Вражеские самолеты садятся группами, в воздухе появляются все новые и новые эшелоны».

Так продолжалось до наступления темноты. Всеми видами разведки было установлено, что одна истребительная эскадра врага базируется на аэродромах Микояновка, Томаровка и Рогань. Две эскадры пикирующих бомбардировщиков находились на аэродромах Сокольники и Основа. Перед участком Воронежского фронта, где действовала наша Вторая воздушная армия, к 1 июля насчитывалось 400 самолетов противника, а вечером 4 июля враг подтянул сюда еще 300 истребителей и 60 штурмовиков.

На третьем году войны гитлеровцы уже не могли добиться количественного превосходства в боевой технике на всех фронтах, но здесь им это в некоторой степени удалось, в основном в танках и бомбардировщиках.

Во всех отделах штаба нашего фронта кипела работа. На командном пункте находились командующий фронтом Н. Ф. Ватутин и член Военного совета Н. С. Хрущев. Им докладывали обо всех изменениях в войсках гитлеровцев. Неожиданная переброска крупных сил авиации к линии фронта убедительнее всего говорила о приближении решительного часа.

Советское командование тщательно готовило операцию. Оно хорошо знало, что и когда намеревается делать противник.

Вечером 4 июля Верховное Главнокомандование предупредило: «Наступление немцев начнется завтра утром». [214]

Командующий фронтом Н. Ф. Ватутин отдал приказ командующему воздушной армией до рассвета нанести массированный удар по вражеским аэродромам.

Летчики были готовы к этой важной операции. Они находились у своих самолетов и ждали момента вылета.

Не успел забрезжить рассвет, как воздух огласился могучим рокотом авиационных моторов. Над притихшей землей поднялись группы советских штурмовиков, бомбардировщиков, истребителей. На предельной скорости устремились они к вражеским аэродромам. Где-то заработали зенитки, затрещали автоматы, но гул от взлетавших новых групп самолетов становился сильнее, и вскоре он заглушил все звуки.

В эфир понеслись истерические команды гитлеровских генералов: «Преградить путь советским самолетам… Не допустить… Рассеять… Уничтожить…»

Но поздно! 400 самолетов с красными звездами на крыльях подходили к аэродромам Михайловка, Померки, Сокольники, Рогань. Летели «илы», их прикрывали истребители. В районах, где была опасность встречи с врагом, патрулировало несколько групп по 8-12 наших истребителей. Они отсекали самолеты противника, не давали им возможности атаковывать группы самолетов, идущих на штурмовку.

Правда, значительной части экипажей врага все же удалось поднять свои машины в воздух, но часть вражеских бомбардировщиков и истребителей оставалась на месте. На стоянках царил невообразимый переполох. Вот в такой момент над аэродромом Рогань и появилась восьмерка советских истребителей под командованием капитана Дмитриева. Наши летчики видели, как с взлетной полосы поднялись один за другим четыре немецких самолета, но на стоянках находилось еще около полусотни бомбардировщиков Ю-88 и Хе-111, несколько транспортных самолетов Ю-52 и один четырехмоторный бомбардировщик. По тропинкам, ведущим к аэродрому, цепочками бежали люди.

Капитан Дмитриев повел в атаку первую четверку. На аэродром посыпались бомбы. Вслед за первой четверкой пошла в атаку вторая. Снова разрывы взметнулись на летном поле и на стоянках самолетов. Наши истребители заходили в очередную атаку и одновременно снижались до высоты бреющего полета. По ним били [215] зенитки – в серое предрассветное небо тянулись тонкие пунктиры пулеметных очередей, но летчиков охватил боевой азарт. На бреющем полете они снова неслись к аэродрому, чтобы пулеметно-пушечными очередями прошить оставшиеся на земле машины врага. Теперь они видели, как несколько бомбардировщиков начали взлет. Капитан Дмитриев поймал в прицел головной взлетающий Ю-52. Очередь – и вражеский самолет взорвался на взлетной полосе, преградив дорогу другим.

В это же время летчик группы старший лейтенант Шумилов расстрелял два руливших бомбардировщика, а затем четырехмоторный бомбардировщик «Курьер». Наши истребители еще не покинули поля боя, как над аэродромом появилась большая группа фашистских бомбардировщиков и начала заходить на посадку. Очевидно, враг подтянул к фронту новые группы самолетов. Капитан Дмитриев вовремя обнаружил их и подал команду атаковать на посадке. Три бомбардировщика были сбиты при заходе на посадку, а когда приземлилась первая колонна, младший лейтенант Беляков сбросил на нее бомбы, затем обстрелял.

Трудно подсчитать количество вражеских самолетов, уничтоженных группой капитана Дмитриева в этом бою, но одно можно сказать наверняка: роганьская группа в массированном налете на позиции советских войск не участвовала.

Мне довелось побывать на аэродроме Ротань. Он весь был взрыт воронками от бомб, от взрывов самолетов. На окраине аэродрома гитлеровцы наспех устроили свалку разбитых машин. Словом, большой и хорошо оборудованный роганьский аэродром представлял собой поле, вспаханное нашими бомбами. И, конечно, это убедительнее всего говорило о результатах налетов советской авиации.

Правда, не везде налеты были так удачны. Кое-где наши летчики пришли к целям с опозданием, в других местах им пришлось встретить сильное противодействие истребителей противника.

Воздушные бои, начавшиеся раньше наземного сражения, как бы возвестили о великой битве. Как дружинники Дмитрия Донского изумленно следили за поединком Пересвета с Челубеем, так тысячи наших солдат-пехотинцев устремляли в небо свои восхищенные взоры. [216]

Там дрались их родные братья, товарищи по долгу. Они дрались, забыв об опасности, не думая о смерти. Вот, увлекшись боем, один наш истребитель оторвался от группы и встретился с девяткой фашистских самолетов. Он ринулся прямо на головного истребителя и в лобовой атаке сбил его. На смельчака насели сразу четыре «мессершмитта». Трудно передать, как ловко уходил из-под удара советский истребитель, как дерзко он бросался на врага и метко разил его. За несколько минут герой сбил три гитлеровских самолета, но не вышел из боя, а снова бросился на врага. И вот неприятель рассеян, смельчак один остается в воздухе; он не покидает опасной зоны, а входит в вираж, как бы осматривая пространство и спрашивая: «Кто следующий?…»

* * *

Вслед за ударами авиации заговорила советская артиллерия. Это был второй удар по противнику, находящемуся на исходных позициях. Била артиллерия двух фронтов. Земля гудела и вздрагивала под тяжестью артиллерийских взрывов. Небо заволокло дымом. Между тем в воздухе самолетов становилось все больше и больше, бои разгорались жарче. Появились большие группы вражеских бомбардировщиков, наносивших удары по позициям наших войск. Фашистская авиация начинала активные действия. Залпы артиллерийских батарей смешались со взрывами бомб.