Текст книги "Волк Спиркреста (ЛП)"

Автор книги: Аврора Рид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

Шелк и сталь

Захара

Утром я выхожу из дома в самом скверном настроении.

После этого день становится только хуже.

Прошло два месяца семестра, и учеба в университете начинает казаться тяжелой. Как будто мне мало того, что в мой дом вторгаются сталкер и Яков, так еще и приходится распределять время между лекциями, семинарами и практическими занятиями, эссе, чтением и исследованиями для диссертации. Предполагается, что я буду обдумывать тему диссертации, но в данный момент у меня в голове полный беспорядок.

Учеба – это всегда тяжелая работа, но в эти дни – как никогда.

К тому же Джеймс вернулся в город, проведя неделю за границей. Два месяца наших отношений – или романа? Или это вообще что-то? А я уже боюсь его видеть.

Он предлагает пригласить меня на ужин, и, поскольку это звучит не так уж плохо, я соглашаюсь. Он не такая уж плохая компания, когда мы на людях. У него хорошие связи, он хорошо говорит и разбирается в искусстве и истории, что мне нравится обсуждать.

Все, что нужно, чтобы все испортить, – это его взгляд, когда он забирает меня возле библиотеки моего кампуса. Его глаза скользят по мне вверх и вниз. Он видит мою клетчатую юбку, шерстяной берет, блестящие мокасины, и этого, кажется, достаточно, чтобы привести его в состояние повышенного возбуждения.

Он даже не спрашивает у меня разрешения, прежде чем сказать водителю, чтобы тот отвез нас прямо в его отель. Он просто подмигивает мне и говорит, что мы закажем еду в номер. У меня в голове крутятся мысли о том, как соврать ему, чтобы отвязаться от возвращения с ним в отель, но тут он кладет руку мне на талию и шепчет на ухо.

– Я так по тебе скучал.

От этих слов у меня защемило сердце. И хотя Джеймс скучает только по сексу, а не по мне, мне все равно приятно это слышать. Я закрываю глаза и позволяю ему шептать мне на ухо сладкие слова, пока он тянется к моему пальто, и это не то, что мне нужно, но это самое близкое, что я могу получить. И я беру его.

А потом снова повторяется одна и та же пьеса. Волнение от поцелуя в лифте отеля, почти достаточное, чтобы я что-то почувствовала, но не совсем. Затрудненное дыхание Джеймса, когда он закрывает за нами дверь гостиничного номера, бисеринки пота на его лбу, когда он толкает меня на кровать и стаскивает с меня колготки и трусики. Его ворчание, когда он вколачивается в меня, как голодный кабан. Я держусь за простыни и считаю его толчки, подстраивая свои фальшивые стоны, чтобы все закончилось как можно скорее.

Когда он кончает, он опускается на меня и говорит мне на ухо: – Боже. Ты так чертовски красива.

Воспоминания о Якове вспыхивают в моей голове, без приглашения. Яков все эти годы назад, с моим зонтиком Chanel в руке, его темный взгляд устремлен на меня, его слова острием лезвия давят на мое сердце.

Прекрасна, как роза. А вокруг – шипы.

Позади меня Джеймс выпрямляется, избавляется от презерватива и снова застегивает молнию. Я лежу на кровати, застыв в отвращении и гневе, даже не зная, к кому испытывать отвращение и на кого злиться.

Что бы он сказал, увидев меня в таком виде?

Яков, мать его, Кавинский, с его пустыми глазами, дерьмовой стрижкой и молчаливым осуждением. Что бы он сказал, если бы увидел меня, лежащую на кровати в отеле с задницей в воздухе, и мужчину, достаточно старого, чтобы быть моим отцом, застегивающего молнию у меня за спиной?

Я представляю его темные глаза, наблюдающие за мной, пока Джеймс трахает меня. В животе возникает ужасное чувство, будто мои внутренности рушатся сами по себе, будто я думаю о чем-то запретном и поганом. Я сползаю с кровати и быстро натягиваю на себя нижнее белье и колготки. Сердце слишком сильно бьется в груди, и меня почти тошнит.

Что я делаю? спрашиваю я себя. Что, черт возьми, я делаю?

Я вернулась домой побежденной, отвратительной, голодной, злой и на взводе.

Несмотря на то что я приняла кипящий горячий душ в ванной отеля и обрызгала себя духами, запах Джеймса все равно прилип ко мне. Мое нутро сжимается от параноидального страха, что Яков сможет узнать, что у меня был отвратительный секс в отеле.

Почему меня должно волновать, что он подумает? Я сердито шагаю по крошечной длине лифта, поднимаясь в свою квартиру, и смотрю на свое отражение в зеркальной стене. Я ничем ему не обязана. Кто он такой, чтобы судить?

Прежде чем я успеваю остановить себя, я придумываю в голове аргументы, целый арсенал острых реплик.

Я никогда не просила тебя быть здесь, так почему я должна перед тобой отчитываться?

Ты здесь, чтобы поймать моего преследователя и не дать ему причинить мне вред, все остальное тебя не касается.

Почему меня должно волновать, что ты обо мне думаете? Тебе буквально нечем заняться в жизни, кроме как решать проблемы младшей сестры лучшего школьного друга.

К тому моменту, когда я захожу в квартиру, моя внешность холодна как лед, а внутри все горит от ярости. Я готова словесно уничтожить этого ублюдка, если он хоть раз не так на меня посмотрит.

Вот только его там нет.

– Дружок? – зову я, заглядывая в квартиру. – Дружок. Яков?

В раковине стоит пустая чашка из-под кофе, но это единственный признак его присутствия. Его нигде нет.

– Черт побери, – вырывается у меня.

Если преследователь объявится, пока его не будет, надеюсь, моя смерть испортит Якову Кавински весь день.

Когда я немного успокоилась – после пенной ванны, еды и бокала охлажденного белого вина, – я отправилась в гостевую спальню и занялась тщательным осмотром вещей Якова.

В конце концов, почему бы и нет? Он в моем доме, спит на моей гостевой кровати и пьет мой кофе. Мне что-то причитается.

Постель не заправлена, жалюзи опущены, в комнате пахнет сигаретами, бензином и его дезодорантом. Его большая вещевая сумка валяется на полу, выпотрошенная.

Я натягиваю одеяла на кровать, стараясь не сесть голыми бедрами на его простыни. Уже достаточно плохо, что мысль о нем проникла в мое сознание после секса. Я не собираюсь еще больше портить себе жизнь непрямым контактом «кожа к коже».

Прикроватный столик – антикварный, который я отреставрировала и покрыла лаком, – сейчас в беспорядке. Лампа отодвинута в сторону, чтобы освободить место для огромной книги, нескольких спутанных проводов зарядного устройства и наполовину смятой пачки сигарет. Поморщившись от отвращения, я беру книгу в руки и смотрю на название.

Республика Платона.

Как будто. Я с усмешкой бросаю книгу на кровать. Вряд ли Яков будет это читать. Сомневаюсь, что он сможет прочесть вслух даже первую строчку, не заикаясь, как десятилетний ребенок на уроке английского языка. Скорее всего, он использует эту книгу исключительно для того, чтобы пробивать людям головы, как и подобает вульгарному хулигану.

Подтащив его сумку поближе к кровати, я роюсь в ней, перебрасывая его вещи то туда, то сюда. Он же не заботится о том, чтобы поддерживать порядок в моей гостевой комнате, так почему я должна поддерживать порядок в его вещах? Кроме того, я хочу, чтобы он знал, что я рылась в его вещах.

Его сумка не преподносит сюрпризов. Там есть немного одежды – черные футболки, черные джинсы, одинаковые черные шапки и кепки, черные боксеры, несколько носков и большая серая толстовка (полагаю, ту, что он бережет для свиданий и особых случаев). У этого человека нет ни одного предмета одежды любого цвета радуги. Какая чертова скука.

Беспорядочно разбросанные среди одежды электробритва, лосьон после бритья, грубо свернутые боксерские наручи, от которых воняет потом. Я отпихиваю их с гримасой отвращения. На дне сумки мелькает что-то металлическое.

Я поднимаю его. Лезвие с черной рукояткой. Я облизываю губы и пытаюсь открыть его. После нескольких попыток это удается.

Лезвие безупречно чистое, оно отражает свет, как зеркало. В животе заныло, как от нервов или тревоги. Но есть и что-то другое – некое волнение, от которого перехватывает дыхание, как от езды на машине чуть быстрее, чем это безопасно.

Я позволяю себе упасть на кровать, и мои волосы разлетаются по подушкам. Подняв нож, я наклоняю лезвие так, чтобы оно освещалось. Подняв другую руку, я провожу острием ножа по всей длине руки, от запястья до локтя. Контраст между моей теплой смуглой кожей и холодным бледным металлом завораживает.

По спине пробегает дрожь. На мне нет ничего, кроме крошечного пижамного комплекта из шелка цвета шампанского. Шорты с рюшами и облегающий камзол мало что делают, чтобы согреть меня, но я дрожу не от холода.

Не от холода у меня перехватывает дыхание и внезапно твердеют соски. И, возможно, дело даже не в лезвии.

В дверь стучат, и я резко вскакиваю, словно меня застали за преступлением. Я закрываю нож, хватаю бокал с вином и выбегаю из гостевой комнаты в свою спальню. Открыв один из ящиков, я бросаю нож под груду нижнего белья, зарывая черную рукоятку под слоями кружев и атласа.

Я выжидаю мгновение, чтобы перевести дух, и только потом смотрю в глазок. Облегчение нахлынуло на меня, как прохладный ветерок, когда я увидела лица Рианнон и Санви, прижавшихся друг к другу, когда Рианнон протягивала бутылку вина перед глазком.

– Впусти нас, смутьянка! – громко кричит Рианнон. – У нас есть свежие новости о расследовании!

Маленькая мисс Шантаж

Яков

У Луки в доме есть офис, который почему-то выглядит еще более жутким, чем его холодные мертвые глаза, три его одинаковые собаки и все то жуткое дерьмо, которое он делал и говорил в Спиркресте.

Жалюзи на всех окнах, приглушенный свет, массивный черный стол, ряд мониторов с высоким разрешением. Одну стену полностью занимают шкафы с документами, все на замках. На другой стене – доска, испещренная фотографиями, именами и пометками, словно он – опальный детектив, потерявший рассудок.

Видимо, чтобы собрать столько информации, сколько Лука копил годами, нужно время, усилия, бумажная работа и тонна экранов. Я был бы впечатлен, если бы это не было так чертовски зловеще.

– Тебе нужно больше гулять, чувак, – говорю я, оглядывая его обстановку.

Он опускается в кресло за столом с сухим смешком. – Ты приглашаешь меня на свидание?

– Такого садистского ублюдка, как ты? Нет, спасибо. Не хочу оказаться связанным в твоем подвале.

Лука фыркнул.

– Ты бы хотел, чтобы я связал тебя в своем подвале, Кав. Ты любишь боль больше, чем любой другой ублюдок, которого я когда-либо встречал.

Он набирает что-то в сине-белых строчках кодов на своих экранах, щелкает мышкой. Всплывает запись с камер видеонаблюдения, показывающая глянцевые кабинки переполненного клуба.

Я скрещиваю руки и хмуро смотрю на экран. – Что это?

– Это запись из CHOKE, одного из моих клубов в Сохо. – Лука указывает на мужчину, сидящего в одной из кабинок, и я наклоняюсь вперед, чтобы получше его разглядеть. – Знаешь его?

Пузатый парень, редеющая линия волос, толстые часы. Он мог бы быть любым богатым ублюдком в Лондоне. – Какой-нибудь миллионер-британец или что-то в этом роде?

– Это Освальд Форренхэм. – Лука смотрит на меня, и когда я не даю ему ожидаемой реакции, он раздраженно хмыкает и добавляет: – Возможно, ты знаешь его как человека, владеющего крупнейшим медиаконгломератом в Соединенном Королевстве?

Я пожимаю плечами. – Я не смотрю новости.

– Это многое объясняет. – Он качает головой. – Все, что тебе нужно знать, – это то, что он мой очень важный покровитель.

– Верно. И что, ты пытаешься похитить его дочь или что-то в этом роде?

Лука выпустил еще один сухой смешок и посмотрел на меня. – Ты забавный парень. Я и забыл.

– Бочка смеха.

– Я захлебываюсь в слезах от смеха. А теперь смотри.

Лука что-то набирает, и кадры увеличиваются, теряя при этом качество. Мы оба приближаемся к монитору, где только что появилась девушка. Со спины я вижу лишь облегающее платье светлого цвета, бледные, тонкие руки и длинные светлые волосы.

Происходит короткий разговор, и остальные мужчины расходятся, оставляя Большого Освальда наедине с девушкой. Она проскальзывает в кабинку, и мне удается разглядеть ее получше.

Маленькое лицо в форме сердца и большие чернильные глаза, занимающие слишком много места.

Женщина с фотографий.

Лука ничего не говорит, и мы наблюдаем в режиме ускоренной перемотки, как она все ближе и ближе подходит к медиамагнату, пока не оказывается практически у него на коленях. Наконец, она шепчет ему что-то на ухо, и они оба покидают кабинку. За ними из клуба выходит пара охранников, а затем Лука останавливает запись резким нажатием на клавиатуру.

– В ту ночь Освальд Форренхэм потерял бумажник, ключ-карту, даже свой чертов костюм. На следующее утро его нашли связанным и с кляпом во рту в гостиничном номере. Персоналу отеля пришлось его освободить.

– Ты все это знаешь, да?

– Я обязан знать, что происходит в жизни моих покровителей, Кав.

– Ну да, и что? Он попросил вас выяснить, кто эта девушка, чтобы он мог вернуть свой бумажник?

– Нет.

Лука снова поворачивается к монитору, набирает текст, и на экране появляются новые кадры. Тот же клуб, другая ночь, другой пузатый хрен в плохо сидящем костюме.

– Возможно, ты знаешь этого, – говорит Лука.

Я присматриваюсь. Лицо мне знакомо, но лишь смутно. – Мой отец не связывается с организацией ОПГ.

– Конечно, нет. Он просто продает им огнестрельное оружие, так? Неважно. По крайней мере, мы выяснили, что эта девушка – не твоего отца, верно?

Я не отвечаю на его сарказм – думаю, легко вернуться к нашим спиркрестовским отношениям. Кроме того, он снова стучит по экрану, его спина напрягается.

И, конечно, в кадр попадает девушка. На этот раз она одета в облегающее черное платье с длинными рукавами и крошечной юбкой, окаймленной красными кристаллами. Ее волосы – острый, короткий черный боб, который блестит при каждом движении. Она делает те же самые движения – проскальзывает в кабинку, наклоняется к своей цели, кокетливо проводит пальцем по ободку его бокала. Вскоре они уходят вместе.

Снова кадры – каждый раз другой мужчина, другой взгляд, каждый раз та же девушка, тот же образ действий.

– Что она задумала? – спрашиваю я, хмуро глядя на Луку.

– Занимается шантажом в моем клубе.

В голосе Луки нет эмоций, но это пустота, которая опасна вместе с ним.

Эта девушка, такая смелая, бесстрашная и уверенная в себе, какой она кажется на всех этих кадрах, трахается не с тем парнем, и она даже не знает об этом.

– Почему именно твой клуб? – спрашиваю я.

Он даже не пытается изящно уклониться от ответа.

– Не тебе об этом беспокоиться. Ты просто должен помочь мне поймать ее.

Его взгляд устремлен на экран, где в паузе показана девушка. Она смеется через плечо над тем мужчиной, который преследует ее на выходе из клуба. Трудно сказать, насколько искренен ее смех – как и трудно сказать что-либо о загадке с черными глазами.

Лицо Луки читается гораздо легче.

Его глаза пусты, губы сложены в прямую линию. Он не смотрит на нее так, будто ненавидит. Он не злится и даже не раздражается.

Он смотрит на нее как на добычу. Не меньше и не больше.

Если я найду эту женщину, а Лука причинит ей боль, он сделает это не из мести, не в качестве предупреждения и даже не в качестве наказания. Он причинит ей боль, потому что хочет этого, потому что может. У Луки уже была садистская жилка еще в Спиркресте – не хочу даже представлять, как изменились его вкусы с тех пор.

– Если ты не смог ее найти, – говорю я, – с чего ты взял, что я смогу?

– Потому что у тебя нюх как у собаки, Кав. – Лука отрывает взгляд от женщины на экране и смотрит на меня. – Все, что мне нужно, – это чтобы ты проследил за ней до дома после того, как она совершит один из своих трюков. Отследи ее до той дыры, из которой она вылезла.

– Так просто, да? – спросил я. – Ты же не думаешь, что она не попытается все усложнить?

– О, да. Если бы она была легкой добычей, мне бы не понадобился хищник, не так ли?

– А она знает, что ты за ней следишь?

– Знает.

– Как?

Веки Луки опускаются, наполовину закрывая серые зрачки. Слова падают с его губ, тусклые и темные.

– Потому что эта сумасшедшая маленькая сучка пыталась провернуть свою аферу со мной.

Я покидаю компанию " Фортресс Флетч", как раз когда наступает ночь. Он дал мне адрес своего клуба, карту с лучшими точками обзора к дверям клуба, названия отелей, в которые возвращались его клиенты до того, как маленькая черноглазая воровка запустила в них свою схему шантажа, и любую информацию, которая, по его мнению, может помочь.

– Обычно она выходит из тени раз в несколько месяцев, так что я не сомневаюсь, что скоро она покажет свое лицо, – говорит мне Лука, провожая меня до двери. – Держи телефон при себе, и я дам тебе знать, когда она появится. Ты достанешь мне Маленькую Мисс Шантаж, Кав, и я найду твою сестру. Клянусь.

В его глазах все та же тревожная пустота, что и тогда, когда мы были моложе. Годы изменили его, но пустота внутри него осталась прежней.

Серебряный взгляд, полый металла, оживленный какой-то злой силой.

– Я не стану искать ее только для того, чтобы ты мог причинить ей боль, – говорю я ему, прежде чем уйти.

Лука разражается резким гоготом. – Все еще играешь в белого рыцаря перед разбитыми девушками, Кав?

Я смотрю ему прямо в глаза. – Только дерьмососущие подонки обижают женщин.

Он не выглядит обиженным, а ухмыляется. – Поверь мне, Кав, некоторые женщины любят боль.

– Это ты так себе говоришь, чтобы все равно кончить?

– Совсем наоборот, Кав.

Я покидаю его дом, не давая никаких обещаний, Лука не настаивает ни на одном. Это меня удивляет. Когда я добираюсь до своего мотоцикла у подножия лестницы, я оглядываюсь назад. На вершине лестницы три черных пса сидят совершенно неподвижно, наблюдая за мной бледно-зелеными глазами в тени. Лука ушел.

Он позволяет мне уйти без обещаний, потому что ему не нужно от меня обещание. Он знает, что я сделаю то, о чем он попросит.

Думаю, именно это можно получить, обратившись за помощью к дьяволу. Независимо от того, согласен ты на сделку или нет, дьявол всегда знает, что ты был достаточно отчаянным, чтобы обратиться к нему.

Когда я вернулся в квартиру Захары, ветер усилился, и пошел холодный дождь. Ночь уже давно наступила, но мне нужно было купить кое-какие вещи, прежде чем отправиться домой. Выпивка, книги, свободные веса, скакалка и пачки сигарет – все это должно помочь мне пережить долгие бессонные ночи.

Я подумываю купить простую игровую приставку – только экран и консоль – и несколько игр, но Захара, наверное, все равно с удовольствием выбросит их из окна. Вместо этого я покупаю для нее немного еды, поскольку она, похоже, питается только алкоголем и сладостями. Я покупаю ей коробку macarons, поскольку это ее любимые конфеты, а она переживает не лучшие времена, так что почему бы и нет, верно?

Когда я захожу в квартиру, в ней раздаются голоса. Я обнаруживаю Захару, сидящую за кухонным островком с двумя другими девушками. На мраморной столешнице кухонного острова громоздятся еда и бокалы с вином, и все три девушки поднимают глаза, когда я вхожу.

Лицо Захары почти сразу же опускается. Две другие девушки смотрят на меня так, словно посреди Найтсбриджа только что появился медведь-гризли.

– Ты могла бы хоть как-то предупредить меня о том, что возвращаешься, – ледяным тоном говорит Захара.

– У меня нет твоего номера, – говорю я ей.

– И ты его не получишь. Я специально изменила его, чтобы нам больше никогда не нужно было связываться.

– Верно, – говорю я.

– Привет, Яков, – говорит одна из девушек, слегка помахивая рукой. Она маленькая и изящная, с шелковистыми черными волосами и теплой улыбкой. Санви Даял, подруга Захара, с которой я встречался уже несколько раз.

– Привет, Санви.

Вторая резко протягивает руку и говорит: – Привет? Я Рианнон.

У нее рыжие волосы и очки в толстой оправе. На ней зеленая стеганая куртка, мешковатые джинсы и Converses. Она отличается от Захары и другой девушки. Я всегда могу узнать людей не по деньгам, а они всегда могут узнать меня, как два самозванца, которые замечают друг друга.

– Привет, Яков.

Я ставлю сумки и беру ее за руку. Она подает мне руку так, будто пытается сжать мою ладонь. Это не приводит ее к успеху, и я спокойно наблюдаю за ней, пока она не устает. Она кивает мне, как спортсмен, признающий другого.

– Не трудись представляться ему, – бормочет Захара, отхлебывая из бокала. – Если повезет, он уедет на следующей неделе, и тогда, надеюсь, нам больше никогда не придется его видеть.

– Захара, не будь такой грубой! – говорит Санви, качая головой. – Он просто пришел помочь.

– У меня есть вся помощь, которая мне нужна от вас двоих. – Захара внезапно исчезает под жестокой улыбкой. – Вот почему вы поручаете подобные задания умным людям, а не идиотам-драчунам.

– Ну и настроение у тебя, Божественная Захара! – говорит Рианнон, подавляя шокированный смех. – Дай парню отдышаться.

– У вас есть подозреваемые? – спрашиваю я, обращаясь к Санви, которая кажется самой разумной из троих и меньше всех находится под воздействием белого вина и просекко.

– Мы составили профиль, – говорит Санви. Она указывает на один из табуретов. – Присаживайся с нами. Не хочешь ли выпить?

– Он не пьет вино, – говорит Захара. – Он пьет только водку. Как хулиган.

– Хулиган, – повторяет Рианнон, чуть не выплевывая свой напиток. – Сколько тебе, восемьдесят?

– Хулиган, – говорит Захара, немного запинаясь. – Ну, знаете, бандит. У вас в Ирландии есть хулиганы, или…?

– Мы будем работать лучше, если будем работать все вместе, – дипломатично говорит Санви. – Нет смысла разделять силы.

Я не сажусь, а встаю рядом с Захарой у кухонного острова, наклоняясь вперед и опираясь локтями на столешницу. Мое плечо задевает ее плечо, и она поворачивается, чтобы бросить на меня взгляд. Я лезу в карман пиджака и протягиваю ей коробку с макаронами. Она сужает глаза, словно не принимает этот жест, но все же берет коробку.