355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Аурел Михале » Тревожные ночи » Текст книги (страница 27)
Тревожные ночи
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 23:18

Текст книги "Тревожные ночи"


Автор книги: Аурел Михале


Жанр:

   

Военная проза


сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 27 страниц)

– Расстрелять его! – Но одновременно шепнул Чионке: – Скажи, пусть дадут очередь, но не расстреливают.

Фельдфебеля схватили и повели на наш двор. Оттуда через несколько мгновений раздалась короткая очередь. Пленные вздрогнули и застыли на месте.

«Ну, кажется, я достаточно запугал их. До утра хватит», – решил я и собрался уже соскочить со стены, как услышал за своей спиной крик. Ко мне бежал Чионка и молоденький офицерик, которого мы весь день таскали за собой в повозке. Приблизившись к стене и поднявшись на цыпочки, он шепотом сообщил мне, что взятые нами в плен немцы до сих пор ничего не знают о капитуляции, – ему рассказал об этом фельдфебель. Многое стало мне теперь ясным. Я не сомневался, что фельдфебель сказал правду, – об этом говорило поведение пленных. Выходило, что командир не зачитал им приказ о капитуляции; обманом их снял с позиций, обманом гнал их в горы, к границе.

Взбешенный, едва владея собой, я вновь повернулся к толпе и крикнул:

– Командира – ко мне!

Пленные внизу зашевелились и, расступившись, пропустили вперед чернявого, тощего, хилого майора с немного перекошенным лицом и ртом, с хмурыми, неприятно бегающими, пронзительными глазами.

– Я – пленный, – сразу заговорил он нагло, не дожидаясь моего вопроса, – и я не отвечаю за действия фельдфебеля. А потом, – добавил он, горько ухмыльнувшись, – вы нас обезоружили.

Еще минуту, и я бы выстрелил в него, но сдержался и заставил себя сохранить внешнее спокойствие. «Зверь, – подумал я. – Недаром ты похож на Геббельса. Каким низким, подлым нужно быть человеком, какую мерзкую цель преследовать, три дня скрывая от солдат приказ о капитуляции?!» Мое спокойствие вывело его из равновесия. Я видел, что он нервничал, переминаясь с ноги на ногу, хотя и старался не показывать этого и продолжал вызывающе смотреть на меня своими барсучьими глазами. «Погоди, заморыш! – мысленно пригрозил я ему. – Попляшешь сейчас у меня!» И я крикнул громко, чтобы меня услышали немцы, теснящиеся позади него:

– Когда ты получил приказ о капитуляции?

Пленные начали недоуменно перешептываться, но, подняв руку, я заставил их замолчать.

– Вечером восьмого мая, – ответил майор все также нагло.

Толпа беспокойно задвигалась, и по ее рядам опять пробежал шепот.

Я снова успокоил их и приказал майору зачитать приказ.

– Громко, так, чтобы слышали все до единого слова, – подчеркнул я.

Он покорно вынул из планшета бумагу и стал читать. И хотя читал он негромко и проглатывая звуки, слова звучали достаточно четко и внятно, чтобы дойти до ушей собравшихся во дворе. Только раз он запнулся, когда я приказал ему вторично объявить дату прекращения огня. Все же ему пришлось повторить ее отчетливо и громко:

– В полночь с восьмого на девятое мая.

Пленные выслушали приказ молча, затаив дыхание, и еще долго после окончания чтения стояли притихшие, потрясенные. Затем я велел выйти вперед офицерам. Я не решался оставить их с солдатами – они могли какими-нибудь вздорными слухами снова взбудоражить их и толкнуть на безрассудства, которые заставили бы нас применить оружие. Я не хотел этого допустить.

Офицеров, включая майора и подростка с моста, было всего шестеро. Я приказал отвести их на наш двор. Когда я вернулся туда, то увидел их стоящими вплотную у стены под охраной моих бойцов. Они по-прежнему смотрели на нас хмуро, но в глазах большинства уже не было вызова, в них проглядывал страх.

Я попросил хозяина нашей усадьбы уступить нам одну из комнат в его доме и запер в нее всех пленных. Я не мог выделить для их охраны больше одного бойца. Краснощекого фельдфебеля я отослал назад к пленным, чтобы рассеять их тревогу, мы же расположились у огня ужинать.

Хозяин-чех не позволил мне провести ночь на дворе. Он почти насильно привел меня в свою спальню, примыкающую к той комнате, где были заперты немецкие офицеры. Сознаюсь, у меня было сильное искушение лечь раздетым в мягкую, чистую постель, поспать эту ночь так, как спят люди в мирное время. Но я поборол это искушение – война для нас еще не кончилась. Скинув мягкую перину, я растянулся одетый на кровати, сняв только сапоги и расстегнув пояс и китель так, как я привык спать в течение всей войны. И так же, как всегда, положил возле себя автомат, а под подушку сунул пистолет. И Чионка не захотел изменить своей фронтовой привычке – спать поблизости от меня. Несмотря на все мои уговоры отправиться в амбар к остальным бойцам, он, проворчав в ответ что-то нечленораздельное, разостлал у порога двери в комнату офицеров теплое одеяло и улегся на него, по обыкновению подложив под голову вещевой мешок и прижав к груди автомат, ремень которого обернул вокруг правой руки.

Постепенно смолкли вечерние звуки. Умиротворяющая тишина опустилась на дом и село. Я устал, и мне очень хотелось спать. И все же я не мог сомкнуть глаз, хотя и знал, что сон необходим мне для восстановления сил – кто знает, что готовит мне завтрашний день! Окружающая тишина вновь пробудила во мне тревожные мысли. Я никак не мог выкинуть из головы заморыша майора и немецких офицеров, которые скрыли приказ о капитуляции.

Сколько времени намеревались они еще идти? И куда? Действия этих офицеров были для меня так непонятны, казались настолько бессмысленными, безумными, что меня снова охватило отвращение. Я отдавал себе, конечно, отчет в том, что именно фашизм довел их до этого безрассудства и цинизма… «Но в конце концов, – сказал я себе, – одного нашего батальона было бы достаточно, чтобы расправиться с ними в течение получаса! Так на что же они тогда рассчитывали? А может быть, они вообще ни на что не рассчитывали? – ответил я сам себе. – Действовали тупо, бессмысленно, как бессмысленны были и эта война и сам фашизм?»

Я чувствовал, что и Чионка не спал. Он, как и я, все время ворочался.

– Как ты думаешь, – спросил я его, – почему офицеры скрыли приказ о капитуляции?

– А черт их разберет! – ответил он нервно, выдавая тем, что и сам ломал голову над этой загадкой. – Спите, господин младший лейтенант. Скоро утро.

Сам он, однако, никак не мог успокоиться и, уже засыпая, я все еще продолжал слышать его сердитое брюзжание.

– Зверей, вот что сделал из них Гитлер! В камень превратил он их сердца. Один требует справку, чтобы вести собственных солдат в плен… Другой бегает помешанный по покинутым окопам и кричит истерически, что нельзя подпускать большевиков… Третий, еще совсем юнец и именно потому, может быть, сильнее цепляющийся за жизнь, изрешечивает фотографию Гитлера, в которого до того верил, как в бога… А этот заморыш, подлец, продолжает вести людей по пути жестокости и обмана…

Дальше я уже не слышал, что он бормотал. Его гневные слова успокоили мои смятенные чувства, и я наконец заснул. Разбудил меня среди ночи лошадиный топот. Всадник остановился на дороге у нашего дома.

– Вы пятая? – услышал я его голос.

– Мы, – ответил часовой у дверей.

Я хотел подойти к окну, но Чионка опередил меня.

– Вас ищет вестовой, – доложил он и, надев фуражку, вышел во двор. Сквозь оставленную им полураскрытую дверь я мог наблюдать все, что там происходило.

– Эх, сколько времени я вас ищу! – с облегчением произнес всадник, соскакивая с коня. – Целых два дня гоняюсь за вами!

Он стал не спеша отряхивать с себя пыль, попутно рассказывая о том, что пришлось увидеть в пути. Сообщил о встрече с нашей колонной пленных, смеясь рассказал о трех чехах, все еще ждавших на шоссе прихода наших частей с заготовленной приветственной речью… Говорил он и с пленным немецким капитаном, который тыкал ему в грудь бумагу, чтобы он не принял его бог весть за кого, тогда как он вел, имея на руках справку румынского командира, своих бойцов в плен… Выпив затем целую флягу воды, вестовой потребовал, чтобы его провели ко мне.

– Говори мне, я передам! – заспорил с ним Чионка.

– Не могу, – не соглашался тот. – У меня пакет. Приказано передать в собственные руки.

Я сел на край постели и, не приводя себя в порядок, приказал ввести вестового. Он вручил мне запечатанный конверт, который я вскрыл тут же, признаюсь, не без тревоги.

Я прочел приказ при свете спички, которую Чионка держал передо мной, и, закончив, невольно бросил взгляд на часы. Нам приказывалось прекратить преследование и идти на соединение с русскими. Их танковая колонна ожидала нас к десяти часам утра в лесу, находящемся всего в восьми километрах от села, где мы сейчас были. Советские части, следуя по другой дороге, обогнали нас и уже вышли к демаркационной линии.

Ясно, что после такого сообщения никто из нас больше не сомкнул глаз. Весть мгновенно долетела и до бойцов, вызвав всеобщее ликование. Я снова улегся на постель, подложив руки под голову. Чионка тоже растянулся на одеяле. Царившая кругом тишина казалась мне теперь легкой, невесомой, как пушинка. Ее не нарушали больше и пленные с соседнего двора; измученные всем пережитым, они притихли. Тихо было и в комнате, где были заперты офицеры, из нее доносился только легкий храп. «Спят, – подумал я. – Хорошо, что им удалось заснуть. Может быть, сон прочистит им мозги!» Незаметно заснул и Чионка. И казалось, что во всем мире бодрствовали только я и часовой, стоявший на страже у дверей… Я обдумывал, что мне предстояло сделать завтра. Теперь я имел возможность выделить несколько человек на конвоирование пленных. А с остальными мы двинемся навстречу передовому советскому отряду… Я ясно представлял себе, как произойдет эта встреча…

Дадим на радостях несколько залпов в воздух. Обнимемся… Обменяем наши сигареты и ром на русские махорку и водку. Посидим рядком, покурим вместе. Побеседуем, помечтаем о том, какова будет жизнь после войны…

Так, витая в грезах, я не услышал, как начался шум в соседней комнате. Когда я очнулся, оттуда неслись вопли и стоны. Кто-то отчаянно дубасил кулаками в дверь, взывая ко мне:

– Herr Offizier! Herr Offizier! [22]22
  Господин офицер! Господин офицер! (нем.).


[Закрыть]

Затем раздалось четыре выстрела. Пятая пуля пробила дверь и ударилась о стену надо мной.

Чионка вскочил и нажал плечом на дверь. Она раскрылась, громко хлопнув створкой о стену. Из темного ее провала выскочил, крича, обезумевший от страха молоденький офицерик. Споткнувшись о порог, он, как мяч, покатился к ногам отступившего Чионки. За ним с пистолетом в руке гнался, как разъяренный зверь, заморыш майор. Чионка ударил его прикладом автомата в грудь, и он, охнув и обмякнув, как тряпка, рухнул на пол у стены. Я тоже вскочил с постели и хотел броситься в комнату пленных, но офицерик, который подполз к кровати, уцепился за мои ноги и не дал мне сдвинуться с места.

– Господин офицер, – молил он. – Спасите. Не оставляйте меня… Я хочу жить!

Чионка, откинув ногой качающуюся дверь, бросился в комнату пленных, дав предварительно очередь в потолок. В это время вбежали со двора бойцы. Я приказал им следовать за связным, а сам, с трудом оторвав руки офицерика от своих ног и отбросив его к кровати, кинулся к майору, который начал шевелиться, и выхватил пистолет у него из руки.

В соседней комнате на мгновение вспыхнул огонек спички и сразу погас. В дверях показался Чионка. Лицо у него было землистое, он дрожал как в лихорадке.

– Ах ты поганец! Бешеный пес! – накинулся он на майора и стал бить его кулаками, топтать ногами.

– Ты что, рехнулся? – схватил я его за грудь, боясь, что он искалечит немца.

Но Чионка вырвался из моих рук и снова бросился на заморыша.

– Тьфу! Чертов ублюдок! – плюнул он наконец и, сжав кулаками виски, с трудом выдавил из себя, все еще продолжая дрожать: – Зверь! Он их застрелил! Всех застрелил!

Когда я вошел в комнату немцев, только один из них еще дышал, борясь со смертью. Вся его грудь была залита кровью. Часовой поднес зажженную спичку к его лицу, и я увидел его глаза – они уже начали мутнеть. Остальные три офицера были убиты наповал – пули пробили им головы. Комната вдруг закружилась у меня перед глазами, я задыхался и, выбежав во двор, без сил опустился на каменную ступеньку лестницы.

Так, с поникшей головой, закрыв лицо руками, почти теряя сознание, просидел я не знаю сколько времени.

Очнулся я окончательно, когда уже стало светать. Возле неподвижно стоял часовой, на полу спал, свернувшись в клубок, подросток-офицер. Восток разгорался все ярче, всходило солнце и вдруг осветило все кругом сияющим победным светом.

– Что с майором? – спросил я.

– Здесь он, господин младший лейтенант! – ответил мне из комнаты связной.

– Чионка, – приказал я, дрожа всем телом. – Запри его в комнату с убитыми. Иди на двор, собери пленных, расскажи им все.

Чионка отправился выполнять приказ. Вот треснула захлопнувшаяся дверь, щелкнул в замке ключ, прозвучали шаги на дворе, на улице. Я снова закрыл лицо руками. Я чувствовал себя опустошенным, обессиленным… Проклятый майор не выходил у меня из головы. Я буду судить мерзавца перед его солдатами… И расстреляю. Расстреляю тут же перед ними!

В это мгновение офицерик проснулся и повернул голову ко мне. В это сияющее раннее утро его лицо казалось особенно юным.

– Сколько тебе лет? – спросил я его.

– Семнадцать, – ответил он дрогнувшим голосом и с грустью добавил: – В этом году я перешел бы в последний класс.

Я не мог удержаться и погладил его мягкие шелковистые волосы. Юноша, осмелев, посмотрел на меня доверчиво своими чистыми голубыми глазами.

– Знаете, – прошептал он, – не один майор виноват. И убитые виноваты… Они вместе решили, чтобы он застрелил их…

Я жестом попросил его замолчать, снова почувствовав отвращение… Позднее я спросил его:

– Почему скрыл майор от бойцов приказ о капитуляции?

– Он хотел перейти с отрядом демаркационную линию… В американскою зону, – ответил он.

Вскоре пришел Чионка и доложил, что пленные собрались во дворе. Я встал, оправил на себе одежду, велел ему принести фуражку и ремень и спустился во двор. Офицерик тоже поднялся и покорно двинулся за мной. Только сейчас заметил я, что он ранен – одна рука у него была на перевязи.

– Приведи майора, – коротко бросил я Чионке.

Пленные ждали меня, построившись в каре, как всегда, безукоризненно четко. Царила глубокая тишина. Весть о злодеянии майора еще сильнее омрачила их лица – они казались землистыми. Солдаты стояли выпрямившись, подтянутые, стараясь выглядеть бодрыми, но во всем их облике чувствовалась усталость и изможденность.

Собрались во дворе и мои бойцы, девятнадцать человек, – все, что осталось от моей роты, с которой отправился я на войну. А за ними кони грызли удила и нетерпеливо перебирали ногами, готовые в путь…

У ворот толпились крестьяне – мужчины, женщины, дети. Некоторые из них взобрались на стену.

Я смотрел на пленных, на их запавшие, серые лица, в их глаза, глядевшие на меня из-под темных стальных касок хмуро и печально. «О чем они сейчас думают?» – мелькнула мысль. Но в это мгновение я услышал за своей спиной торопливые шаги. Ко мне спешил Чионка, один. Он был бледен, руки у него тряслись.

– Он повесился, господин младший лейтенант, – выпалил он испуганно. – На ремне… Привязал к дверной щеколде…

Меня как будто даже не удивило его сообщение, словно я заранее знал, что у этого страшного майора должен был быть страшный конец. Меня начинало тошнить при одной мысли о нем. На мгновение я его увидел висящим на щеколде, с поджатыми ногами, чтобы они не касались пола… Но тут же усилием воли я отогнал от себя видение, и, странная вещь, – с моей души словно свалилась какая-то тяжесть. Я вдруг почувствовал себя сильным, радостным, окрыленным…

Я поручил командование колонной пленных юному офицерику. Лицо его сразу стал серьезным. Он коротко козырнул и, выпрямившись, встал перед строем, как статуя. Голос его прозвучал тонко и слабо, но высоко и чисто, и было что-то волнующее в этом высоком, чистом звуке. Пленные сделали поворот на месте четко, как один человек. И двинулись со двора, по обыкновению мерно отбивая шаг. Но уже у ворот колонна потеряла всю свою военную выправку, плечи солдат обвисли, головы опустились, и ступали они теперь тяжело, шаркая ногами.

Я долго смотрел им вслед, пока они не скрылись из виду. Чионка подвел ко мне коня. Я вскочил на него и рысью помчался по шоссе во главе своей роты. Вскоре мы встретились с первыми советскими частями, победоносно возвращающимися из поверженной Германии.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю