Текст книги "Оборотная власть (СИ)"

Автор книги: Ася Гаргулия

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 34 страниц)

Вскакивают оба, свирепо дыша. Ну давайте, еще оскальтесь, а потом обернитесь и разнесите дворец Морено. Чего уж там...

– Что тебя так бесит, братец? – бросает ехидно Тим, провоцирует.

Зачем? Состояние Аристарха напоминает горючее вещество, одна искра и бах.... До тла, всех и вся, что окажется поблизости. Причины мне, конечно, неизвестны.

– Остыли, – приказывает старший Морено.

Мне прилетает от мамашки немой упрек, смотрит так, будто я ее заказала, а не она меня.

Одна змея сбежала, думала легче станет, снова промах, тяжелее и тяжелее. Меня словно кипятком полили, сглатываю нескольпо раз и никак. Тошнота подкатывает к горлу. Чувствую пристальное внимание Ариса, наблюдает, вслух ни звука. Поднимаюсь осторожно, иду в сторону комнаты выделенной мне. Той самой на первом этаже. Не могу дышать, говорить, я так устала, мне настолько паршиво, что нет слов описать как. Тяжело, больно, невыносимо. Жаль не могу прямо сейчас взять и уехать.

Вслед за мной врывается Тим. Разве ждала кого-то другого? Нет. Перестала. Щемит в груди, там душа снова крошится.

– Плохо? – искренне беспокоясь, спрашивает. – Что принести?

Споласкиваю ладони ледяной водой и прикладываю к щекам, лбу.

Чуть только отпускает, поворачиваюсь к Тиму, не спешу обтирать лицо. Легче.

– Тим... – больше ни слова не могу произнести.

– Иди сюда, – подходит, обнимает бережно. – Прости, Юль, правда моя вина. Все могло быть иначе.

– Объясни... – шепчу. – Я так устала...

– Марго это мой контракт, как старшего. Ты или она на весах, я всегда хотел другой жизни, нормальной, человеческой. С ней только на бумажках был знаком, в отличии от брата. Послал их всех вместе с контрактом. Дура эта текла по Арису оказывается и сама подбила свою семью подобным образом развернуть конфликт на плюс. Отказ от контракта это же война, скандал. Нарушение закона.

Отнимаю лицо от его груди, пораженно смотрю в глаза.

– Арис, конечно, без заминки взял на себя все это дерьмо предназначенное мне. Вот результат. Получается одну забрал, пока я искал человеческой жизни, отказываясь от сути своей. А потом забрал и тебя, что как раз ему предназначалась. Все могло быть по-другому.

Опасное для меня откровение. Перед глазами сразу ночь всплывает, спальня, мы вдвоем в постели, на расстоянии вытянутой руки. После как Тим отдал меня Арису, я для него пустое место. Инкубатор тупо. Он заботится, опекает, обеспечивает, как ценное оборудование. Когда ночует, просто приходит, раздевается и ложится спать. Однажды не выдержала, расплакалась. Знала не спит, молчит и смотрит. Он всегда на меня смотрит, пристально, долго, пробирающе до самых костей.

Я сама протянула руку, сжала его пальцы горячие.

– Я больше не могу притворяться, я больше не могу без тебя...

Сначала он не дышал и не реагировал, а потом...

Потом он высвободил сжатые мною его пальцы, поднялся с постели, оделся и уехал. Не произнес ни единого звука, он даже не посмотрел на меня. И я поняла, что все. Давно все. С того момента, как я со съемной квартиры уехала с Тимом. А когда вскрылось с беременностью на всеобщее обозрение, он просто беспокоился о своем ребенке. Ведь выходит изначально знал, что это его ребенок.

Между нами все... Та самая пустошь. Ледяная к тому же, от него дико веет холодом. Демон души моей больше не греет.

– Руки от нее убери, – резкий тон, от которого вздрагиваем оба.

Тим отпускает меня.

– Давай, улыбайся, прорвемся, – подбадривает на последок.

Звучит конечно издевательски, особенно с уст бывшего мужа.

Как только Тим покидает комнату, мне летит следующая команда.

– Собирайся, домой едем. Прямо сейчас, – добавляет жестко.

Повинуюсь, безмолвие сохраняю, буря внутренности крушит, выкручивает.

Вопросы, вопросы, вопросы. Глушат меня по-страшному.

В машине я попыталась заговорить, распирает, эмоции переполняют, семейное собрание вывернуло нутро. На порыв мне прилетело, то, что породило новые страхи.

– Закрой рот, нет никакого желания с тобой разговаривать. Просто выноси нормально мне ребенка, родится, заберу, и тогда свободна на все четыре стороны. Услышала? Будешь свободна.

Горло парализовало от такой тирады. Вдох делаю осторожный.

– Ты услышала?

Теперь упрямо намереваюсь молчать. Получается плохо. Паника кроет. Никого ты у меня не заберешь.

– Не посмеешь, – рычу на него, сдерживая истеричные нотки.

В ответ ухмылка громкая. В холод бросает. Кто ему запретит? Никто и никогда.

Наблюдая прогрессирующий ненормально быстро всплеск ярости в нем, не решаюсь больше произнести хоть звук. Сердце колотится, Молчанов как никто умеет задавить внутренней силой, именно задавить.

Неожиданно сворачивает на обочину, вылезает наружу и открыв заднюю дверь, начинает раздеваться.

Разинув рот в буквальном смысле, смотрю, попутно набирает кого-то.

– Забери ее, – коротко бросает неизвестному в трубку и называет координаты.

Отворачиваюсь, зажимаю глаза ладонями, контролирую дыхание. Все внимание на то как я вдыхаю и выдыхаю.

Вдох.

Выдох.

Вздрагиваю всем телом, дверь хлопнула. Тишина, тянет отнять руки, не разрешаю себе.

Я не хочу!

Меня заботит только ребенок.

Мне ничего не угрожает.

Не тронет своего ребенка.

Не тронет.

Он на пределе, на таком, что глаза пелена застилает кровавая, дышит надрывно, словно задыхается или не насыщается кислородом. Я на себе чувствую, как Аристарха разбивает мелкая дрожь, дробит каждую клетку на части, до физической боли сокрушает. Суставы хрустят, с такой силой сжимает пальцы в кулаки.

У меня плотно веки закрыты, не могу всего этого видеть, но я будто рядом с собой слышу его хриплое дыхание, ощущаю каково ему сейчас. Мурашками покрываюсь густо и дрожу как и он.

Все хорошо.

Все хорошо...

Тяну отрывисто по слогам проговаривая про себя несколько раз, вязну в эмоциях, грудь сдавливает, мысли путаются. Теперь это мое дыхание отрывистое, тяжелое. Как и живот не подъемный кажется. Отнимаю ладони от лица, опускаю осторожно на живот, а потом и открываю глаза. Вижу как перед капотом тормозит внедорожник Тима, почти в упор. Пулей вылетает ко мне, распахивает двери, хватает за плечи.

– Плохо?

– Мне больно, – шепчу в ужасе.

Понимает по своему, подхватывает на руки, усаживает к себе в машину, стартует с места в сторону города. По дороге нарушает все мыслимые и немыслимые правила, про скоростной режим лучше не вспоминать.

– Потерпи, все хорошо будет. Ты же у нас сильная.

Тим настолько истерично говорит, что мне вдвойне страшно становится.

Возвращаюсь постоянно мыслями к Арису, цепляюсь, беспокойство за него нарастает. В горле так сильно пересохло, от натужного дыхания, что кашлять хочется.

– Мне надо воды, – сиплю, все-таки закашлявшись. – Открой окна и дай мне воды.

Бывший несколько раз на меня глянув, сбавляет ход машины.

– У меня нет воды. Юль, скорую может? Мы можем прямо сюда вызвать.

– Не нужна мне скорая, я просто хочу пить.

– Просто? – спускается глазами к животу, что я продолжаю обнимать ладонями.

Перехватив взгляд, дыхание перевожу.

– У меня болит там, где душа была, понимаешь? Я думала пустота не может болеть. А она болит, так сильно, что мне плохо, – выдаю на повышенных тонах. – Купи мне воды, пожалуйста.

– Хорошо, сейчас будет заправка, куплю, – с подозрением поглядывает, не верит.

Правда чудеса на виражах вытворять перестает, перестраивается на нормальный стиль езды.

Успокоиться, не истерить, выдохнуть, думать о хорошем. А разве есть что-то? Где оно то, что может радовать, делать счастливой. У меня под сердцем ребенок, однако радости нет, постоянно боюсь за него. Кто знает кому вдарит в голову заказать меня, завербовать принудительно, отомстить может Морено семейке, а то и Арису лично. Все знают – это его ребенок.

Терзаюсь голодом постоянно, от холода страдаю, всем плевать, Юля, глубоко пофигу им, каково мне без него, ему то уж подавно. Будет продолжать ломать, добивать. Зачем только, Арис? Зачем... Не я все это начала, за что теперь меня уничтожать.

Очнулась на заправочной, Тим хмурый, немного перепуганный, скрывается внутри. Пытаюсь понять свое состояние, оценить степень угрозы – сложно. Невозможно отличить от нормы, ибо это наверное она и есть. Для меня, потому, что так трясет каждый раз, когда Молчанов появляется в квартире. Унизительно понимать, тяжело принимать – он каждый раз чувствует, слышит мои реакции на него. Сердце сжимается сначала, а потом срывается в истерику, тело бросает в жар и следом мандраж охватывает. Понимает, как меня тянет к нему, знает насколько сильно тоскую, когда не появляется. И продолжает...

Наблюдаю за приближением Тима, садится рядом, откручивает крышку с бутылки и подает воду.

Несколько глотков делаю, стараясь расслабиться, прикрываю глаза. Вода не только утоляет жажду, она успокаивает, помогает держать контроль. Не за одну себя отвечаю.

Когда мне плохо и ребенку плохо.

Плечи мурашками покрываются под тонкой туникой. Сейчас бы еще одеяло...

– Юль, может все-таки скорую, ты бледная до жути.

Открывать глаза не тороплюсь, отпиваю еще живительной влаги. С чего бы Юля бледная. Вы серьезно, разве можно реагировать спокойно. Практически рядом со мной человек перевоплотился в чудовище, монстра, животное огромных размеров. Не видела, зато прекрасно чувствовала какой опасностью веяло.

Вдох.

Выдох.

Заставляю себя взглянуть на бывшего.

– Он обратился?

Тим в упор смотрит и молчит. Я знаю – он понимает вопрос.

– Что с ним? Скажи мне.

Трет подбородок, уводя взгляд на дорогу. Запускает двигатель, трогается.

– Я позвонил в больницу, они нас будут ждать. Скажешь, что привезти, Валентина соберет, я...

– Скажи мне, что с ним? – требую.

Не будет отвечать, всем видом это доносит.

– Тим, я тебя прошу...

– Не надо меня ни о чем просить, – цедит сквозь зубы. – Мы все устали, я, он, мы все. У каждого есть предел.

– У него предел чего?

Таким диким взглядом одаривает.

– Ты считаешь мало? Арис, как и мы все живой. Он чувствует Юль, как и мы все. Вы почему все думаете, что он железобетонный? Арис как и мы – плоть и кровь.

– Раз ты это так хорошо понимаешь, зачем ты его задеваешь... – осекаюсь, само рвется.

Отворачиваюсь в другую сторону.

– За живое? Может потому, что оно как раз живое и именно это делает из него человека.

– Он не человек.

– Ошибаешься. Он просто не позволяет себе им быть.

– Арис сказал, что заберет у меня ребенка, – неожиданно для себя самой всхлипываю, не собиралась реветь.

Тон спокойный у меня, да только мнимо это, я продолжаю истерить.

– Никого он у тебя не заберет. Арис никогда не сделает тебе больно, – тихо говорит.

Впадаю в новую стадию истерики – смеюсь, громко и ненормально долго.

– Сам-то веришь в то, что говоришь? – утираю выступившие слезы в уголках глаз.

Тим отвечает не сразу, спустя примерно час дороги.

– Ты его долго ломала, не простит.

Диким взглядом упираюсь в него. Серьезно...

– Я ломала?

– Ты, Юль, я, ты.

– Обалдеть, Морено часть вины взял на себя. И все же всегда я во всем виновата. Начинаю и сама в это верить. Моя ошибка, что на свет родилась, первый вдох сделала и сразу виноватой во всем стала.

– Прекрати нести херню, – бросает раздражённо. – Правда не понимаешь? Ты от его ребенка хотела отказаться, не приняла. Его не принимаешь. Ты ушла со мной.

Дар речи пропадает. Я...

– Поэтому и хочет забрать часть себя и отпустить, скорее выпроводить с глаз долой. Изгнать из своего мира, поставить окончательно точку. Но поверь мне, Юля, не сможет. Я знаю, не сможет. Помни мои слова, он этого не сделает. Будь уверена. А если попробует...

Перевариваю, собираюсь духом, в груди давит, сердце колотится, лицо жаром опаленное. Значит правда – хочет забрать...

– Есть я, для страховки.

– Ты только что сказал будь уверена. Тим, это ты сказал!

Слетает выдержка за долю секунды, надрывно дышу, дрожь нещадная колотит, тошнота к горлу подкатывает.

– И ты сам не уверен в том, что говоришь.

– Успокойся, все, хватит. Подумай о ребенке.

– Я постоянно о нем думаю. Вы больные! Что должна была думать, сне страшно было, зная кто вы. Мне никто и ничего необъяснял, держали в неведении. Да, я понимала, что скорее всего беременна, но как я могу принять... Вы же...

– Мы такие же как и ты.

– Ну нет, вы далеко не такие же.

– Юля, успокойся, – приказывает. – Я сейчас такой же человек как и ты. И Арис такой же, с особенностью, но вполне...

– Нет. Тим, это ты сейчас на таблетках, поэтому как все, но стоит перестать принимать и ты снова...

– Монстр? Тут ты права. Я то еще дерьмо без таблеток. Не уживаюсь с оборотной сутью, как и ты не принимаю, не хватает воли контролировать. Как говорят – не мое это. Все, хватит.

– Не хватит... – обрывается вдох, резкой болью пронзило.

Тим аж вздрагивает.

Прикрываю глаза, задержав дыхание. Мой малыш так активно ворочается, что больно под ребрами. Потихонечку выдыхаю, оглаживая живот, мысленно прошу утихомириться.

– Молча потерпи, почти на месте, – бормочет Тим приглушенно.

Или мне так кажется, в ушах шум крови стоит.

Не могу больше молчать, однако и слова произнести больше нет возможности. Как в тумане приемный покой, осмотр, беготня вокруг фамилии Морено, катетер в руку, холод лекарств по венам, вырубает надолго.

Прихожу в себя осматривая бледно розовые стены палаты, обстановка почти в как в гостинице, за исключением кровати. Кто ж сомневался, люкс мне обеспечен. Оборудование для вынашивания должно быть в комфортных условиях. Светлая мебель, бежевый кожи диванчик, два стула. Плазма на стене, того же цвета шторы. За окном темно, в стекло бьют пушистые снежинки, разлетаются на части, оседая где-то там за пределами видимости.

В мыслях демон, душу мгновенно тянет к нему, которой нет, напоминаю себе, возможно пытаюсь убедить. Пока жива и она тоже. Всегда на месте, как не пытайся отрицать. Душа моя всегда с ним, к нему и за ним. Давно перестала ненавидеть, не понимаю, тоскую, бывает злюсь... Тупая боль, застарелая, терпеть можно, привыкаешь, когда долго с ней живешь.

В деталях вспоминаю разговор с бывшим. Тим больше не муж, и все же продолжает со мной возиться, проявлять терпение. Наверное вина его пихает или я ему все так же близкий человек, как и он мне. Тим правда снова тот, что был до вскрытия подробностей о его семье, без таблеток он невозможен. С ними же снова тот, кем я его знала.

На тумбочке телефон.

Гоню мысли, что складываются в цепочку. Арис в городе, вещи были у него в машине. Получается плохо, как всегда.

Сообщениями засыпано. От него ни одного. Разве ждешь? Нет, конечно, давно не жду и все же вру.Сажусь, пыхча как старушка дряхлая. Мама. Она со мной не разговаривает с тех пор как не встретила ее на выписку. А это написала целую тираду. Читаю, прослезившись.

"Юля! Завтра выезжаю к тебе, хватит самостоятельности. Натворила делов немало, не позволю еще и ребенка угробить, как собственную жизнь. Завтра буду."

Я всегда и во всем виновата.

Спускаю ноги, на полу тапочки из дома. На диване мой халат. Тим, все Тим. Пишу ему спасибо, все нормально. Плетусь к окну. Чего я там ищу – кто ж знает. Осматриваю видимую часть больничного двора укрытую белым полотном. Заодно прислушиваюсь к себе, малыш притихший, не шолохнулся ниразу. На столе бутылка воды, стакан, делаю глоток из горлышка. Накидываю халат, запахнув, иду к двери, сердце ускоряется с каждым шагом. В коридоре пусто, свет потушен, посередине на посту горит настольная лампа.

Страхуясь о стену, не ощущая шагов плыву вдоль. На окна смотрю, не решаюсь приблизиться, слезы набегают, катятся по щекам. Свалюсь прямо здесь. На участке выхваченным светом, подхожу, чуть склонившись, вцепляюсь в подоконник. Глаза находят черную грозную морду машины. Стоит на обочине заваленной снегом дороги, она и сама уже засыпана основательно. Голодным взглядом всматриваюсь, красный огонек, еле заметный, скорее всего стекло опущено. Вдох, выдох, я словно чувствую знакомый запах – смесь табака и его личного аромата приправленного парфюмом, наполняюсь любимым составом. По рукам дрожащим мурашки бегут, добираются до плеч, дальше на шею и покрывают лицо.

В груди настолько больно тянет. Да сколько можно терпеть...

Я безумная женщина окончательно свихнулась. Уверена он чувствует с такого расстояния меня. Дура же, ну правда.

Открывается дверь, показывается фигура до жути пробирающая каждую мышцу дрожью. Куртка как обычно нараспашку, под ней я знаю, всего лишь рубашка обычная или футболка. Захлопывает небрежно, прикуривает новую сигарету и вскидывает лицо прямо на меня. В глаза смотрит пристально...

Глупости. Ругаю себя, а сама верю, видит, смотрит.

Зачем ты здесь?

Кричу безмолвно, требую ответа, вкладывая остатки сил.

От него лишь тишина, которую сопровождает невыносимая боль. А моя ли?

Глава 40

Ласковые лучи касаются обнаженной кожи, нагревают. Жаль внутри не под силу им растопить иней накопленный за время холодов. Глаз радует буйная зелень деревьев, кустов с мелкими цветочками, май подходит к концу, можно сказать лето уже. Каждый раз, как выхожу на улицу, не могу поверить, что зима закончилась, притом давненько. Ощущение, будто может вернуться в любой момент, убить холодом все живое. Глупость. Да разве? Тот день тоже апрель был, распускались первые листочки, а снегом укрыло весь город. Растаял быстро, на второй день, исчез вместе с ним. Аномалия. Там где Молчанов всегда неправильно, из ряда вон.

Помню как забирали меня с больницы сутки спустя после поступления. Ничего страшного не произошло, ребенок в порядке, как и будущая мама. Успокоили истеричку – отправили домой. Встречали меня все. Мама, папа, Оля с Эдуардом Петровичем, Тим, Боря. Прямо группа поддержки настоящая, так сказать для поднятия духа сюрприз организовали. С улыбками, радостные, заражая весельем. Все кроме него. Именно его не было, того, кого больше всего ждала. В тот момент я думала очередной раз достигнут предел. Снова ошибалась.

Проезжая мимо места, где стояла машина демона, спросила у Тима:

– У Ариса появилось много свободного времени? – звучало зло, холодно.

Тим нахмурился, оглянулся на голый кусок асфальта без признаков снега, который шел до утра, как и я не спала до рассвета. Значит и он там был столько же...

– Ариса отстранили. Будем надеяться временно, – мрачно выдал Тим, – иначе будет очень нехорошо нам всем.

– Скажи еще из-за меня? – язвлю открыто.

Одарил взглядом, ответом не удостоил.

– Зачем он сторожил больницу? – луплю еще вопросом. – Деньги кончились, нечем оплатить наемников. Лично пришлось?

Тим внимательным взглядом изучает мое лицо. Я кремень, невозмутима.

– Тебе разве что-то сейчас угрожает? – встречным бьет.

Попадает в цель гад, сердце сжимается в комочек. Собираюсь силами, не теряя настроя, игнорирую скрытые сигналы.

– Это надо у вас спросить, кто снова хочет меня убить? Кому снова помешала такая букашка как я. Или как раз не я, кто-то хочет лишить жизни ценное для Ариса?

– Подумай хорошенько, – бросает на отвали. – Подумай и прими к сведению очевидное.

Приняла так как хотела, как виделось – по факту. Поступки говорят сами за себя. Молчанов беспокоится за ребенка, я же неотъемлемая часть – это пока.

– Юляаа... – зовет Оля, не скрывая возмущения. – Ты где опять летаешь?

– Все еще на земле, – отвечаю не сдержав вздоха. – Я все еще здесь.

Кто тебе позволит – однажды было сказано демоном. Пока во мне его ребенок, я буду жить и не важно как, но буду. Не захочу– заставит.

– Оль, ты много знаешь, я больше знаю, у нас Боря есть, может попробовать...

Правда боюсь произнести вслух. Вспоминаю сразу про наши телефоны, озираюсь по сторонам.

– Что, попробовать? – опасливо спрашивает, в глазах страх отражается.

Оля понимает. По плечам мурашки разбегаются. Ежусь, обхватив себя.

– С ума сошла?! Да и зачем? Это бессмысленно.

Морщусь от того, как громко выдает.

– Он заберет ребенка, вы не понимаете, он заберет. Вы правда все этого не понимаете или не хотите понимать?

– Не заберет. Тим сказал...

– Тим сам не уверен!

– Так, прекращай, тебе сказано было не волноваться. А ты снова.

– Я не снова, я постоянно. Беспрерывно. Я сама ему больше не нужна, заберет ребенка и выкинет.

Дрожь бежит по всем мышцам.

– Оль, мне чуть осталось, я не сплю почти. Я не смогу... Я не выживу... – натужно сиплю, слезы набегают.

Подхватывает под руку, поднять со скамейки. Вырываюсь.

– Поехали домой, ляжешь, отдохнешь.

– Я не хочу.

– Юль...

– Клянусь, если он заберет у меня ребенка, я пойду к охотникам, буду умолять взять меня в их ряды. И найду способ убить его собственными руками.

– Что ты несешь?! С ума сошла? Юля, угомонись, я тебя прошу, – понижает тон почти до шепота. – Охотники давно не те, кем числятся. Иначе бы была постоянная бойня, кровавая резня.

– Поеду на нейтральную... Я так поняла там многое можно.

– Цыц, – шипит на меня. – Выкинь все это из головы. Выкинь, я молю тебя, и прекрати себя накручивать. Думай в первую очередь о ребенке.

– Я о нем и думаю. Еще думаю как я буду, когда он заберет...

– Не заберет. Я сама прямо сегодня к нему поеду. Как раз должен вернуться.

– Его не было в городе? – срывается.

Не хотела вслух озвучивать, я всеми силами прячу свою тоску по нему, даже от самой себя. Последний раз видела его возле больницы из окна. С того дня он больше ниразу не приезжал на квартиру.

– Не было, Эдик говорил с Тимом, что сегодня должен вернуться, я слышала. Пойду и выскажу ему, смотря в высокомерную морду. Сколько можно издеваться... – выдыхает шумно.