Текст книги "Утопленник (СИ)"

Автор книги: Артур Рунин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Глава 19

1

– Господи, моя маленькая дочь стала девушкой! – воскликнула Анжелика. Она достала из сумки тёмно-синее парео, в которое собиралась укутаться на пляже, чтобы прикрыть разбитую коленку после пьянки накануне, а теперь собиралась прикрыть Диану. Максим начала успокаивать сестру, что всё так и должно быть.

– Да хватит вам, знаю я всё. – Диана стыдливо закрыла колени своей сумочкой.

– Пойдём быстро в туалет… и в аптеку зайдём, – сказала Анжелика и вышла из «порше». Максим помогла сестре отереться влажными салфетками, придержала её за ладонь, когда Диана выходила из двери, и они втроём скрылись за кирпичным углом ворот.

Потап заглушил двигатель, достал из портфеля айфон, набрал номер, при этом усмехнулся и подумал, что пока они выедут с этой улицы, успеют собрать все неудачи, запрограммированные для них судьбой на всю оставшуюся жизнь.

«Мерседес» переехал последний перекрёсток улицы «дебилов», но до главного шоссе дорога пролегала по прямой, асфальтированное полотно немного расширялось, начиналась другая улица. Богдан надавил педаль газа и только тогда заметил, что «порше» Потапа не следует за ним, когда первые аккорды мелодии мобильника наполнили салон.

– Не может быть, – проворчал Богдан. – Снова что-то стряслось? – Он поднёс андроид к уху и выслушал друга. – Я сейчас вернусь.

– Не стоит. Поезжай прямо на наше прошлое место. Помнишь той осенью, где в последний раз… – и Потап замкнулся. Он знал и помнил, что они были на бассейнах осенью, но что и как происходило – словно стёрли эпизод его жизни кнопкой «делит» с клавиатуры. – В общем, туда поезжай. Мы следом прибудем. И без нас не напивайся.

– Да я вроде как бы не особо… А вы постарайтесь, чтобы какой-нибудь талиб… – Богдан вспомнил, как играл с маленьким сыном в компьютерную игру «Постал». – Чтобы не заслал вам пару огненных буханок из гранатомёта. А то эта дорога не отпустит вас до полуночи.

– Мне кажется, это тебя и твой «мерседес» не желали пропускать, – возразил Потап. – Ты его, случайно, в карты не проиграл?

– Меня, потому что я с вами, – усмехнулся Богдан. Он кинул мобильный аппарат на сиденье и надавил на газ, но неприятное чувство осело на сердце, словно его опустили к ядовитым донным и глубоководным рыбам. Богдан как раз на днях смотрел документальный фильм про этих уродин. И теперь они плавали у него перед глазами немыми ассоциациями. – У бога нет уродин, – прошептал он, – у бога все равны. – Самый отвратительный сон, который существовал у Богдана – когда он плавал в мутной протухшей воде с мёртвыми рыбами. И рыбы всегда шевелились, ранили его плавниками.

Богдан остановил «мерседес» перед «зеброй», поднял правое запястье и взглянул на «Ролекс». Золотые стрелки показывали без пяти минут час. Светофор на выходе дороги отсутствовал, но, чтобы повернуть налево или направо, светофоры на центральном шоссе останавливали движение. По переходу шли две молодые женщины в коротких шортах и купальниках, и Богдан подумал, что неплохо было с их сексуальными ножками скреститься в головоломке, чтобы самые умные и хитрые профессора наук долго не смогли их разъединить. Два кипариса словно стражники возвышались перед дорогой после перекрёстка. Богдан посмотрел на стрелку указателя бензина и решил заехать на заправку, расположившуюся через пятьдесят метров отсюда. Он проводил жадными глазами полуголых женщин, из стеклянной двери небольшого углового магазинчика с названием «Большой наган» вышел мальчик лет десяти в белой панамке, на ремне чёрно-белых клетчатых бриджах болтался пневматический револьвер в кожаной кобуре. Пятидесятилетняя женщина в белом юбочном костюме – скорее всего, бабка мальчика – что-то сказала строгим голосом, хотела поймать его за ладонь. Ребёнок громко выругался, злобно сведя брови, отбил ладонь женщины и направился к «мерседесу». Его лицо засветилось счастливой улыбкой без двух верхних центральных зубов.

– И как это называется? – спросил сам себя Богдан: счастливое лицо, заглядывающее к нему в салон, принадлежало – дауну. Самому настоящему дауну. Мальчик вытянул револьвер из кобуры и радостно нацелился в стекло «мерседеса».

– Э, э, глазолисий! – крикнул Богдан и нажал кнопку, чтобы опустить стекло. Духота и запах горячего асфальта ворвались в салон и смешались с холодным воздухом от кондиционера. – Э, бабуся, смотри, сейчас твой… сорванец мне пульку в глаз зашлёт.

– А что я могу с ним поделать?

– У, грёбаный негодник. – Богдан погрозил указательным пальцем мальчугану. – Надо было с Потапом остаться. – Он посмотрел на шоссе – движение остановилось, тихо выругался, сорвал «мерседес» с места и повернул налево, набирая скорость, покатил на юг, позабыв про заправку.

2

«Мерседес» переехал старую железнодорожную линию без шлагбаумов, шины тяжело шуршали по дороге, спускающейся к городку из двух гостиниц, ресторана, бара, автомойки, аквапарка и двух открытых бассейнов. Богдан крутанул руль и съехал с дороги на площадку, где расположились в два ряда иномарки. Под навесом возле стеклянных дверей гостиницы в стиле Тюдоров с двумя высокими дымоходами, возможно, декоративными, стояли три парня спортивного телосложения, обнимали своих девушек в купальниках. Богдан остановил «мерседес», осмотрел территорию, решая, куда припарковаться. Впереди на трёхметровом паруснике лазили дети, справа над воротами висела вывеска: «АКВАТОРИЯ». Слева по центру небольшого сквера – бетонная урна для курильщиков, окружённая четырьмя лавками, где сидела дама лет сорока в белом шёлковом костюме, курила сигарету в мундштуке и весело смеялась в мобильник. Её раскрашенная болонка сидела рядом на скамье и тряслась от холода в тени пальмы под нещадным зноем солнца, иногда полаивала. Никогда Богдан не понимал зачем нужно такое убожество, от которой лишь вонь и шерсть: пёс должен убивать. На небо наступили облака, а с ними легла на сердце лёгкая грусть. Богдан усмехнулся, мысленно подметил, что визжащая собачонка дамы из-за тени с небес сейчас скопытится от трескучего мороза. Он тронул с места «мерседес», припарковал к самому правому углу здания, взял с заднего сиденья портфель и вытащил фотографию с Алисой и Туф. Мелодично пропел:

– Если красавица м-м-м-м бросается, будь осторожен… – Богдан изменил тон на более грубый. – Ни ментов, ни врагов, лишь один я и… вы. – Богдан провёл пальцем по изображению Алисы. – Ну и куда ты из могилки сгинула? Поспешили спрятать мои доброжелатели? Или враги?

Фотография утонула в боковом кармане льняного пиджака Богдана. Дверь «мерседеса» со стороны водителя открылась, выпустила хозяина. Приятно повеял тихий ветер, охолодил потный лоб, скользнул по коротко стриженным волосам и затих.

Богдан нажал кнопку брелока автосигнализации, накинул лямку сумки на плечо, на секунду обернулся: на другой стороне шоссе тянулись в ряд несколько безликих двухэтажных зданий. За ними располагались шесть богатых домов. Отсюда их не было видно, но Богдан знал, что они там. Спрятались. В середине двухтысячных он участвовал в криминальной разборке и там состоялась ужасная перестрелка. После чего, если ехать по дороге вдоль гостиниц далеко за бассейны, в подсобке без окон сожгли живьём его друга, подперев дверь горбылём. Они, конечно, отомстили вместе с отшельником. И…

– Отшельником? – прошептал Богдан. – Так кто же он? Почему я помню, что он был, но не знаю – кто он? Нужно спросить Потапа. – Он подумал, что в последнее время слово отшельник часто фигурирует в мыслях, будто кто-то нарочно шепчет, подсказывает, намекает, хочет о чём-то поведать, но хитро умалчивает.

Богдан пнул пластиковую бутылку из-под «Пепси-Колы» и направился к дверям ресторана. За спиной визгливо затявкало и только он обернулся, «попугайная» болонка вцепилась ему в штанину. Богдан поднял визжащее животное за загривок и поднёс близко к глазам.

– Вот шавочка, – усмехнулся он. – Ты ещё не околела под облаками?

Псина понимающе проскулила, повела мордой, глаза возмущались: «А то… Поэтому и взбесилась».

Женщина в белом шёлковом костюме подлетела к Богдану, подхватила свою собачонку под брюхо и забрала из рук чужака. Но псина отвернулась от хозяйки, повела носом к лицу Богдана и постаралась лизнуть.

– То рвёт на части, то желает расцеловать. – Богдан оглядел женщину: гадко не понравилась.

– Да, очень странно. Вообще-то, она не любит людей, – сообщила женщина.

– Значит, она как Бродский… Холод его лютей… реки, промёрзшей до дна… он не любит людей…

– И я тоже. – Женщина вскинула подбородок и как-то манерно воткнула мундштук между губ, начала большим пальцем выбивать из кремня зажигалки огонь.

– Злое божество? Богиня?..

– Да. Богиня.

– Ясно. – Богдан поднёс губы к уху женщины и что-то прошептал. Её лицо стало краснее красной розы в виде заколки на её волосах, от возмущения она едва не задохнулась. Она стала ловить ртом воздух, чтобы выпалить что-нибудь хамское в ответ.

– О, вот ещё… – Богдан сбил щелчком огонёк с её сигареты. – Пепельницей не будь. И тогда, может, немного приблизишься к богине. И, настоящие Богини… любят свой народ. – Богдан открыл дверь, скрылся в полумраке, выплеснув напоследок слов:

– Вагиня современной технократии…

Богдан пересёк зал и подошёл к стеклянной этажерке на барной стойке. Взял бокал, пальцем подозвал бармена, который разливал из медного шейкера жёлтый напиток по фужерам в руках двух молодых женщин лет двадцати пяти. Ближняя к нему повернула лицо и на пару мгновений задержала взгляд, волнистые пряди со лба немного прикрывали её глаза цвета лазури, синий купальник едва прикрывал высокие груди, до неприличия врезанные в промежность джинсовые шорты были чуть расстёгнуты, показывая всему свету белые атласные трусики. На плечи накинута тонкая цветная рубашка серебристых тонов, завязанная узлом над пупком.

– Ведь я же её знаю, да? – тихо промолвил Богдан, чтобы никто не слышал.

Молодая женщина почувствовала заинтересованность к ней и стрельнула кокетливым взглядом. Изящные пальчики с накладными бардовыми ногтями – ещё бы надела перчатку Крюгера – поднесли прозрачную соломинку к губам, напиток начал подниматься к чувственному рту. Женщина медленно облизала губы – Богдан понимал, что вытворяет намеренно для него, – села на барный стул и чуть крутанулась. Не вынимая изо рта соломинку, она улыбнулась. Оттянув плечи, потянулась. Её пупок немного растянулся, загорелая кожа лоснилась над уголком раздвинувшихся верхних концов ширинки, правая часть пояса чуть вывернулась, и Богдан увидел слегка затёртую наклейку жёлто-синего флага Украины.

Какое-то воспоминание стрельнуло перед взором.

Женщина проследила за взглядом Богдана, опустила глаза и, поняв, куда он пялится, засмущалась, но поправлять ничего не стала. Её щёки зарделись, она не сводила наглых глаз, шумно втягивая коктейль, левой ладонью медленно потирала ляжку.

Глаза Богдана прогладили всю поверхность возле женского пупка, прошлись взад-вперёд по резинке трусов и остановились на жёлто-синем флаге. Мысли побежали странствовать по нейронным сетям мозга.

Богдану было десять лет, когда это случилось. Одним из жарких летних дней он набрал полные карманы красной рябины, достал из кладовки полуметровую алюминиевую трубку и ринулся с друзьями в заброшенную полуразрушенную трёхэтажную баню очень старой постройки, наверное, со времён потопа, играть в войнушку. Бабушка Богдана так и говорила: допотопная баня, но кирпичная. Они поделились трое на трое и разбежались прятаться, чтобы исподтишка – или по-другому – застать врасплох – оплевать рябиной врага. Богдан забежал на третий этаж, повсюду валялись кирпичи, сломанные колонны, арматура, брёвна. Он посмотрел наверх: под куполом на изломанных и переломанных балках ворковали голуби. Богдан всегда задавался вопросом: зачем обычной бане приделали купол как у храма? Он медленно подошёл к обрыву сломанной плиты и осторожно заглянул вниз. По центру все плиты проломлены, словно когда-то с неба грохнулось громадное ядро. В темноте отстойника – в старые времена канализации не было, воду выкачивали и вывозили – поблёскивала ржавая тёмная вода. Наверное, наполняли дожди или какие-нибудь подземные и талые воды. Богдан набрал в рот слюней и плюнул, стал наблюдать, как долго будет лететь. Он собирался отойти от края плиты, как чья-то нога выбила из его руки трубку, руки сжали футболку на его плечах со спины. Он вскрикнул и обернулся. С ехидной ухмылкой на него смотрела не очень молодая женщина. Она подмигнула и стала его двигать к обрыву. Богдан закричал, прося, чтобы этого не делали, смог перевернуться и упасть на колени. Но женщина была неумолима, ударила ногой в плечо. Богдана сорвался, успел ухватиться за торчащую арматуру из торца обломанной плиты.

– Я передумала, – сказала женщина и протянула ладонь. – Давай руку, я спасу тебя.

Богдан вложил в её пальцы дрожащую ладонь: её хват был очень крепким.

– Не верь тому, кто хотел тебя убить, – посоветовала женщина. – Однажды предавший, будет предавать всю оставшуюся жизнь. Если табу в мозгу нарушено, это как прореха от выстрела из танка, всё будет вытекать… дал клятву – вытекла клятва, как в анальную дыру. – Она громко рассмеялась и разжала пальцы.

Богдану показалось, что он падал вечность. С невероятным хрустом его ноги сломались об ржавые канализационные трубы, немного прикрытые тухлой водой. Перед тем как потерять сознание, он подумал: «А трубы-то – есть».

Потом его вытащили друзья.

Всю жизнь Богдану снился хохот и лицо той женщины, её ледяной уничтожающий взгляд. И то лицо теперь сидело перед ним. Но этого быть не может, иначе это лицо должно быть изрезано морщинами глубиной русел высохших рек. Но постепенно, со временем Богдану казалось, что всё это не случалось: женщина его не толкала, он сам свалился с плиты и переломал обе голени. И ему всё причудилось, придумалось после нервного потрясения от падения или психологического шока.

Богдан ещё раз внимательно рассмотрел пупок молодой женщины и Украинский флаг на изнанке пояса шортов, который должен ему что-то говорить. Красотка в ответ смотрела так, будто давно его любила и мечтала только о нём. Бармен окликнул Богдана, и он повернул лицо, глаза наткнулись на крупную наколку на запястье: «Фаллинг Даун» гласили английские буквы в окружении каких-то тёмно-синих лепестков.

– Да. Правильно. Даун. Он и в Африке – даун, – пробубнил под нос Богдан и перевёл глаза на Украинский флаг. Жёлто-синие цвета напомнили ему о ленте Международного символа даунов. Он сразу вспомнил об имбециле на балконе, мальчика с пневматическим пистолетом и лисьими глазками дауна на перекрёстке, и всех тех – словно сговорились, – кто мешал ему сюда дойти: алкоголичка; троица, севшая на капот «мерседеса» распивать водку; раскрашенная болонка с хозяйкой, сотканной из человеконенавистнических идеологий. Богдан взглянул на молодую женщину с лицом из сна со слегка расстёгнутой ширинкой на шортах и подумал, что они все о чём-то его предупреждают. И даже – бармен с наколкой «Falling Down», который, наверное, и есть последней точкой, после чего обратного пути не будет.

Чушь. Ересь. Полная херня.

– Пиво с собой нальёшь? – спросил Богдан у бармена.

– Конечно.

– Бутылку светлого. – Богдан подмигнул молодой красавице в джинсовых шортах. – И всем, кто в заведении по бокалу за мой счёт оформи. Кто чего пожелает. – Он положил пластиковую карту на барную стойку для оплаты, нервно стискивая зубы, ещё раз пробежался мыслями по событиям собственной жизни начиная с внезапного отъезда Аниты.

3

Богдан вышел из стеклянных дверей ресторана с полуторалитровой бутылкой пива в руке.

– Я… Д’ Грация фон Браун. И вы не мой народ, чтобы к вам любезно относиться. Чтобы вас – любить.

– Вы здесь меня поджидали, чтобы со мной познакомиться? – Богдан щёлкнул указательным пальцем по уху болонки, прижатой «хрустальными» ладонями к женской груди. – Или, быть может, желаете мне в челюсть заехать?

– Вы оскорбили меня, перед тем как зайти в это питейное заведение. Прошу вас извиниться.

– Послушайте, Деградация, вы зачем болонку так разукрасили? Какие-то у вас вкусы совсем не Браунские. Хотя…

– Почему вы так хамите мне? А на вид совсем не скажешь.

– Потому что я не люблю тех, кто не любит меня. Я не подставляю вторую щёку, а в ответ нещадно – бью. Ну, или уши откусываю. Всё. Прощайте, Браун фон Деградация. – Богдан направился к воротам с надписью «Акватория».

– Подождите, горделивый хам. Постойте со мной десять минут. Я хочу с вами подискутировать. – Женщина поняла, что ей не ответят и опустила собачонку на асфальт. – Мойша, прокуси этому хаму лодыжку.

Болонка завизжала и понеслась следом за Богданом.

– Очертеть! – крикнул он, хохоча и подпрыгивая, стараясь не раздавить мелкую псину. – Я на вас пожалуюсь в ювенальную юстицию, довели щенка до!.. Вы на меня спустили отъявленного монстра!.. – Богдан забежал за металлический столб ворот, спустился по пригорку и прямиком направился к открытым бассейнам, минуя слева аквапарк и справа полянку низких пальм – хамеропсов. Он зашёл на плоские камни, которые на метр окружали бассейны, сквозь щели проклюнулась зелёная травка, почти на всех лавочках из бетона и дерева сидели слегка загорелые люди. Богдан прошёл по кромке камней и пляжа из травы. В первом бассейне – в детском – плескалось несколько ребятишек. Не забит, наверное, из-за того, что начало лета и вода пока не прогрелась. Но бассейн для взрослых, как и пляжи кишел людьми.

Богдан остановился и осмотрелся, вдохнул слегка влажный запах. Было свежо и одновременно жарко. По небу плыл самолёт с густым белёсым следом, каким-то размашистым – непохожим на конденсационный: что-то часто в последнее время разлетались. Две молоденькие красотки обе в белых купальниках, еле-еле прикрывающих женские прелести, грациозно виляли загорелыми бёдрами перед взором Богдана и одаривали широкими белозубыми улыбками. Лёгкий надувной мяч притаился в ладонях блондинки в огромных солнцезащитных очках. Она как-то интересно скривила губы одновременно в улыбке и поцелуе, придвинула весёлое лицо и кинула мяч в лоб Богдана.

– Охренеть, хулиганки! – вскрикнул Богдан. Молодые женщины засмеялись, подобрали отскочивший мяч. – Я вот сейчас поймаю и загляну в твои «между ног».

Девушки обернулись, засмеялись и обе послали воздушные поцелуи с жестикуляцией.

– Эх, как же жизнь прекрасна! – Богдан проводил жадным взглядом молоденьких загорелых красоток и направился к дальнему углу бассейна ближе к вышке для прыжков в воду. Он выбрал местечко подальше от людей, разделся до плавок и улёгся на тёплую травку. Несколько минут он смотрел на синие безоблачное небо. Мир, конечно, прекрасен, но в его мысленных взорах иногда молниеносно вспыхивали странные и страшные картины, которые он никак не мог уловить. Появилось гнетущее настроение, которое вновь начинало окутывать вязкими тревожными думами. Богдан встряхнул головой и сел. Он осмотрел радостный мир вокруг, открутил пробку с бутылки и с жадностью напился холодного пива, опустошив наполовину. Богдан достал из кармана пиджака фотографию, лёг на живот и поставил перед собой. Он долго смотрел на двух обнимающихся молодых девушек – Туф и Алису на фоне двух высоченных домов. Богдан старался совсем не думать, а те мысли, которые стучались в мозг, быстро откидывал, чтобы не впасть в панику и чего-нибудь не натворить непосильно неправильного. Единственное что он решил, что завтра или послезавтра отдаст всё Потапу: пусть друг разбирается. Он решил, что всё поведает об Алисе. А пока он хотел напиться в последний раз и немного забыться, отвлечься, даже решил привести в другую квартиру девочку по вызову. Богдан, когда светило безвыходное положение, всегда отстранялся, давал ситуации выплыть самой. Он перевернулся на спину, размеренно задышал и почти провалился в сон. Он отчётливо услышал шум помех, как если бы шумел телевизор без антенны на всю включённую громкость, он отчётливо увидел под закрытыми веками искажающиеся поля в виде бегающих полос и молний, перед внутренним взором возникла большая – громадная! – фотография с Алисой и Туф. Богдан подскочил на месте, как если бы ему из-под земли вогнали слоновье шило. Слегка дружащаяся ладонь подхватила фотографию с травы, а мысль невзначай подсказала, что сегодня девятое число.

Богдан вперил глаза на два очень миловидных лица Туф и Алисы, но не они его взволновали, а два высотных дома на заднем фоне. Губы непроизвольно прошептали:

– Это башни-близнецы. Девять один один. Девятое сентября. Две башни ассоциируются с числом одиннадцать. Или двумя единицами. Почему они сейчас перед моим взором?.. Если учесть, что сегодня девятое число. – Он настолько разволновался, что даже не учёл, что на момент теракта двух тысяча первого года Алиса и Туф только недавно родились. Богдан посмотрел на людей вокруг, радующихся жизни, на двух крохотных близнецов в коляске. И как-то отлегло. – Да ладно, чего я разволновался. – Он поднял пластиковую бутылку с травы и допил пиво. Где-то глубоко в подсознании отметилось, что в коляске – близнецы.

Через десять минут пришла вся семья Потапа. Богдан крайне обрадовался: ему дьявольски осточертело находиться наедине с собственными мыслями, как приятно было созерцать миленькие личики Максим и Дианы. Потап расстелил очень тонкий ковёр, Анжелика поставила корзинку с фруктами и вином. Богдан убрал фотографию обратно в пиджак.

– Ой какие хорошенькие!

Богдан бросил взор на Диану, потом посмотрел по направлению её взгляда: двое крошек близнецов в широкой коляске трясли погремушками и улыбались. Их счастливая мама расставила по сторонам ладони, зажмурив глаза, подставила лицо под солнце.

Близнецы… башни близнецы… девять один один… сегодня девятое… фотография с Туф и Алисой… почему? Богдан потряс головой: нет, всё это несерьёзно.

– Девчонки, – объявила Анжела, – сейчас сходим переодеться и будем играть в бадминтон.

– Смотри, – сказал Потап, – на том углу водолазы в воду лезут, что-то искать будут. Может, утонул кто?

Все повернулись посмотреть.

– Нет, – возразил Богдан. – Они на протяжении лета иногда по дну шастают. Возможно, обучают новичков. – Он поднял бутылку и потряс. – Пусто. Пойду окунусь, с вышки прыгну. Покажу вам класс.

– Обожди. – Потап мотнул рукой. – Они, кажется, под вышку и собираются. Видишь, сбоку пошли.

– Ничего, надеюсь, в них не воткнусь. – Богдан хлопнул друга по плечу, посмотрел вслед удаляющейся Анжелике с дочерями и на секунду замер. Он что-то хотел сказать, но передумал. – Пойду нырну и попьём винца. – А хотел он сказать, что на футболке Максим – странно, но на дороге «дураков» она была одета в другое – число одиннадцать. Девять один один, прошептала мысль. Съезди в Америку и позвони по девять один один, и тебе чутко ответят: ЭТО ДЕВЯТЬ ОДИН ОДИН!

«Мх! М-ха! Ха!.. Ха!.. Ха!»

Потап лежал в одних плавках на ковре, жевал зубочистку и наблюдал, как Богдан стоял на краю десятиметровой вышки и то ли не решался прыгнуть, то ли ожидал, когда водолазы выйдут. Он не заметил подошедшую Анжелу, пока она не плюхнулась рядом с бутылкой в руке, которую подсунула ему под самый нос.

– Откроешь? Девочки пошли пока без меня играть. – Она посмотрела на вышку. – Он с ума сошёл? Собирается прыгать? Ещё столкнётся с ними.

– Я ему сказал обождать. Водолазы тоже странные никого не предупредили, не сказали, чтобы люди пока не ныряли.

Богдан будто услышал, что говорят про него, сильно свистнул и помахал им рукой. Он быстро попятился для разбега.

– Не прыгай пока! – крикнула Анжелика, понимая, что вряд ли будет услышанной. Торопливо помахала руками крест-накрест.

Богдан привстал на носочках, разбежался и воспарил над краем, расставив руки крыльями. На мгновение Потапу показалось, что друг не будет падать, а продолжит полёт. Плавно по дуге Богдан полетел вниз. Это было очень красиво, даже Анжела замерла и произнесла:

– Словно ангел падает в бездну.

Вспышка боли пронзила мозг Потапа. Он услышал органную музыку и тоскливый плач сотен женщин над растерзанными телами собственных детей. Кричали убитые охотниками звери, верещали убитые птицы – миллионы, миллиарды. Весь мир ненасытно чавкал мясом, жёлтые липкие слюни стекали с жирных губ. Потап увидел, как тело Богдана разлетелось в кровавую пыль, сразу уносимую сильным ветром. Он не верил своим глазам, вскочил на ноги и – в следующий момент Богдан плавно сложил руки к телу и головой вошёл в воду, почти не создав брызг. Не только Анжелика захлопала в ладоши. Оказывается, за прыжком Богдана наблюдали многие. И почему-то мысль Потапа повторила слова жены: «Словно ангел падает в бездну».

За какие-то две секунды ничего не делая Потап так устал, что обессиленный опустился на траву и до чрезвычайности захотелось спать. Он окинул взглядом ковёр, рукой потянулся к бутылке с вином решив открыть и немного выпить. Из корзинки он достал штопор – то ли купленный Анжелой по дороге, то ли предусмотрительно взятый из дома. Её тень не двигалась, нависала тёмным силуэтом прямо перед его лицом. Потап посмотрел на жену: лицо Анжелы бледнело на глазах. Она как-то жалобно на него взглянула и вскинула перед собой трясущуюся руку с выставленным крючком указательным пальцем.

– Что там происходит? – прошептала она. – Где Богдан?

– Как это где? – Потап взлетел на ноги и присмотрелся. В том месте, куда нырнул друг то маленькие, то крупнее не более полутора метров завихрения воды будто кружили вальс. Их воронки окрашивались кровью. Потап незамедлительно откинул бутылку на ковёр и ринулся к бассейну. Голова водолаза появилась над водой возле дальнего угла вышки. Потап крикнул ему, что нужна помощь, забежал на тумбу и нырнул к небольшим водоворотам. В воде Потап открыл глаза, из-под воронки на глубине бурные пузырьки, окрашенные кровью, сталкивались с лицом. Скорее всего, там и застрял Богдан. Сильно гребя руками – яростные мелкие воздушные шарики, казалось, намеренно мешали подплывать к другу, – Потап почти опустился ко дну, где в мутной воде с пробитым насквозь плечом над сердцем замер Богдан. Его ладони обняли тонкий лом, колени стояли на разбитых плитках дна с небольшим налётом ила или грязи, голова безвольно опущена и пошатывалась. Потап дотронулся ладонью до друга, потянул на себя: не поддалось. Попробовал расшатать лом, воздуха в лёгких не хватало, пришлось всплывать – и нужна помощь. Неожиданно ладонь друга схватила лодыжку, а сам Богдан расширил глаза и что-то кричал, лишь выпуская изо рта большие пузыри. Потап также ответил немым бурлением и рванул к поверхности.

4

Богдан открыл глаза и поморщился от лёгкой боли. На белой стене висела цветная иллюстрация. В воздухе витал запах детского супа, напоминавший, какой когда-то готовила мама. Тёплый ветер ударил по рамам полуоткрытого окна, дохнуло свежестью, с которой влетела злобно жужжащая оса. Чёрно-жёлтое крылатое насекомое несколько раз прокружило над лицом Богдана, резко ушло в сторону и куда-то сгинуло. Палату наполнила тишина, изредка прерываемая щебетом птички из густой листвы деревьев. В дверь вошла молоденькая медсестра, на густых волосах – небольшая белая шапочка в виде полумесяца, скорее всего, предназначена для красоты, в ладони – шприц иглой кверху. Она улыбнулась, подошла вплотную к кровати, колыхнув от себя благоухание французских духов. Богдан неотрывно смотрел на улыбающиеся синие глаза и пока их хозяйка нагнулась, чтобы сделать укол, мужская ладонь высунулась из-под края одеяла и коснулась пальцами женской коленки. Медсестра прикусила нижнюю губу, ещё шире раздвинула улыбку. Она несколько дольше задержалась, чем обычно, медленно вводя прозрачную жидкость в вену. И Богдану показалось, что ему позволено, он медленно повёл ладонью вверх, надеясь достигнуть пальцами нижнего белья.

Удар коленок был настолько мощным, что Богдану показалось – кисть руки раздавил пресс для расплющивания танков. Он едва не закричал от мучимой боли, в глазах потемнело. А когда зрение вернулось – медсестра, слабо виляя бёдрами и цокая каблуками, подходила к самой двери. Богдан приподнялся на кровати, боль прострелила плечо. Он опустил глаза, увидел на бинтах застарелое неровно расплывшееся кровавое пятно, потом рассмотрел ладонь, думая, что сейчас увидит кровавое сплющивание в толщину тетрадного листа. Но ладонь оказалась как ладонь. Но ведь она же ударила коленками? Ударила? Отчего он чуть не взвыл! Он ещё раз хотел рассмотреть медсестру – на вид вроде милую, но… Она словно прочла его мысли, замерла и обернулась, продемонстрировав доброжелательную улыбку. И Богдан подумал, что несколько секунд назад из-за психологического надрыва после Алисы и собственного утопления поймал галлюцинацию в виде боли – никто не давил ему ладонь. Медсестра ещё раз улыбнулась и повернулась к двери, её ладонь потянулась к ручке и – застыла. Она поворачивалась очень медленно. Кровавые и жёлтые гнойные пятна на белом коротком халате растекались прямо на глазах, лицо становилось синюшным, с треском появлялись изломанные глубокие морщины. Ещё мгновение и на Богдана смотрело лицо Дианы – младшей дочери Потапа. Вместо глаз темнели дыры, наполненные кровью, струйки, будто вырвались из переполненного сосуда, быстро потекли по щекам. Диана жалобно протянула к нему руки и всхлипнула. Кожа на её лбу лопнула по центру, образовывалась дыра, как если бы выгорала изнутри, края обугливались. На черепе появилась выдолбленная цифра – два.

Богдан вздрогнул, часто заморгал, хлопнула дверь, видение исчезло вместе с медсестрой. Но запах палёной кожи ещё долго витал в палате. А ведь он уже позабыл! Когда в своём доме убирал мёртвую Алису из комнаты, он подошёл к стене, снял со спинки кровати верхнюю часть черепной коробки с задранным скальпом. Из-под волос, забрызганная кровью со смесью, наверное, мозгов, выглядывала – единица. Она будто выдолблена долотом в кости по центру надо лбом. Богдан долго стоял и рассматривал, не веря, что такое возможно. Он тщательно потёр пальцем и присмотрелся. Единица действительно вдавлена, чем-то когда-то вырезана. Но тогда на лбу под кожей, когда Алиса ещё жила, должна видна впалость. Тем не менее – не было. Ничего такого Богдан не узрел.

Лежать вовсе перехотелось, да и плечо не так сильно болит. Богдан сел на кровати, опустил ступни на прохладный пол. Он медленно осмотрел палату: на тумбочке возле окна лежал его мобильник, на двух стульях, приставленных к стене – вся его одежда. Богдан ещё раз взглянул на дверь, уже опасаясь медсестры, надеясь, что она больше не войдёт и её голова не начнёт извиваться какими-нибудь мерзопакостными змеями типа древнегреческой горгоны. Он потёр ладонью бинты на больном плече и призадумался. Когда после прыжка он скрылся под водой и собирался уже всплывать, кто-то оседлал его спину, жёсткий хват ладоней сжал плечи. Богдан даже увидел пальцы с отслоившимися чёрными ногтями. В первую секунду он подумал, что это водолаз. До дна оставалось метра два. И этот кто-то с невероятной быстротой и мощью насадил его на металлический штырь. Богдан выкручивался, старался сбросить невидимого чужака с себя, отдирал сине-багровые пальцы с примесью фиолетового со своих плеч, но когда обернулся, то никого не увидел. Ладони продолжали крепко держать, а за ними – никого. Через несколько секунд его ещё глубже насадили на штырь. А когда он ещё раз обернулся – к нему подплывал Потап. Потом друг снова всплыл и привёл с собой водолаза. Потом операция, реанимация. В общем, для Богдана, родившегося в рубашке, всё очень даже удачно обошлось: ни заражения, ни утопления, кости и плечевая артерия не пробиты.