Текст книги "Утопленник (СИ)"

Автор книги: Артур Рунин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

Глава 13

1

Потап сидел на мокром полу, голова раскалывалась, перед глазами всё кружилось. Видно, получил сотрясение мозга. Слегка подташнивало. В мякоть ладони вонзилось что-то острое. Потап опустил глаза, челюсти пираньи сжались на коже между большим и указательным пальцами. «Подыхает, а всё пожрать…» Потап встряхнул головой – в затылок словно налили свинца, – отшвырнул рыбу, вскочил и выбежал на улицу, уверенный, что возле дверей увидит полно народу и администрацию бара, или хотя бы охранника, бармена и официантку. Люди проходили мимо, не подозревая о «великой войне» произошедшей в баре и кровавых трупах внутри, некоторые пялились на разбитые окна. И никого заинтересованных. Потап окинул взглядом тротуар в обе стороны, надеясь увидеть Даниила. Посмотрел на припаркованные автомобили, возможно, машина друга здесь, и он ждёт его в салоне, развалившись за рулём. Перевёл взгляд через проезжую дорогу на свой автомобиль. Никого из своих. Лишь тёплый ветерок приятно обдувал лицо.

Домой Потап не спешил, ожидая, что с расспросами к нему нагрянет полиция, и телефон скоро взорвётся звонками. Он решил поехать в офис и уже там, сидя за широченным столом, в уютной обстановке и без посторонних ушей, ответить на все интересующие вопросы правоохранителей, а, может, ещё придётся проехаться в отделение. Свой автомобиль Потап оставил на стоянке ночевать, собираясь пройтись по вечернему городу, дать времени полицаям на первые разбирательства по горячим следам.

Лязгнул замок двери из красного дерева, ладонь надавила бронзовую ручку, душный воздух дохнул в лицо. Потап поморщился от застоявшегося офисного запаха и включил вентилятор на столе. Подошёл к окнам, побил пальцем по кнопкам на настенном дисплее: включился кондиционер, заработал очиститель воздуха, выдувая микроскопические брызги приятных ароматов, шторы бронированных стёкол поползли вниз. Из холодильника Потап достал бутылку минеральной воды и, наливая в стакан, осушил в два приёма. Развалился на кожаном кресле за столом, выложил айфон перед собой и, запрокинув голову на спинку, стал ждать.

Щёлкнул выключатель настольной лампы, погрузил кабинет в темноту.

Ни о чём не хотелось думать. Ни о чём. Пусть разбираются следственные и правоохранительные органы, а также медицина с головой Даниила. Явно у него потекли мозги. Слишком переживал из-за Риммы. Он давно хотел быть у неё один, но Потап не разрешал: ведь эта женщина изначально принадлежала ему. Это Потап познакомил и приблизил Римму к Даниилу, который поначалу вообще был очарован ею до самозабвения. Но слишком хороша любовница – Римма, чтобы от неё отказаться – отдать, пусть даже и лучшему другу. И как мог Данила представлять её в жёнах, если они вместе проводили с ней время в одной кровати? А иногда Даниил приводил и сводил с Риммой друзей, рисовал с натуры эротические сцены. Потап хмыкнул. Порнографические сцены. С ней были и Альберт, и Борис, и другие. И… Римма?..

«Неплохая ведь девка, Римма, была у вас на двоих?»

Спина Потапа оторвалась от спинки кресла. Тот, один из стрелков, который потащил раненого друга из бара, он именно так и сказал. Но Данила не знал его. И Потап не знал, хотя лицо было знакомо, будто изначально рождены и жили близнецами. Он сказал – девка у вас на двоих. Значит, знал о них. Значит… Римма знала его и поведала всё? Но из Риммы не вытащить лишнего слова! Её слова лились только по веселью – ни о чём, и если касалось чего-то определённого, замыкалась, очень осторожно, вдумчиво подбирала слова и вела разговор. А ещё Потап знал о ней – о них – почти всё. Даже в обиталище Даниила стояла прослушка и камеры. Значит, этот стрелок – из её далёкого прошлого. А сегодня Римма утонула в говне. И сегодня приключилась стрельба в баре, где их едва не прикончили. И сегодня, этот грёбаный стрелок с тремя шестёрками на шапке, обещал, что ещё свидятся. Совпадение?! Всё равно что в лотерею трижды выиграть джекпот! Потап схватил со стола айфон, набрал номер Даниила и поднёс к уху.

– Этот номер телефона не существует, – ответил ему женский голос и хохотнул. И сразу заиграл патефон из какого-то советского прошлого.

Потап вперился в бледное стекло айфона.

– Это ещё что за херь? – Потап заново набрал номер. Из динамика понеслось: «Не ищите меня, не ищите, а позвонят – скажите, я сдох».

Потап в бешенстве выскочил из-за стола, всматриваясь в светящийся экран, не веря своим ушам и глазам. А когда ему ещё сказали по громкой связи, которую он не включал, что твой номер тоже не существует, и, хохотнув, послали на три буквы, то разнёс айфон об пол.

– Что-то происходит, очень нехорошее, – тихо произнёс Потап. – Чрезмерно нехорошее. – Он сел на диван возле окна, решив дожидаться полицейских до трёх ночи. Не позвонят – поедет домой. Второй, кнопочный мобильник, было лень доставать из портфеля.

– Думаю, услышу, – сказал Потап, растянулся во весь рост на мягкой коже и под тихий шелест кондиционера не заметил, как уснул, иногда нервно вздрагивая ладонью, скрючивая пальцы, приподнимая дрожащий уголок рта.

«Папа, мой папа, ты где?» – то ли прошептал, то ли показалось, то ли вообще не было: то ли сын, то ли чей-то сын, то ли умерли.

Слеза выдавилась из-под закрытого века Потапа.

Он открыл глаза и подумал, что откуда полицейские могут знать его номер телефона. Сим-карта второго оформлена на мертвеца. Этот номер знали только близкие и очень узкий круг людей по бизнесу. Очень узкий – один человек. А близкие – Анжела, Римма и Даниил, даже Максим и Диана не знали. Но раз никто не позвонил, значит, домой не заявлялись, и пока о его присутствии в злосчастном баре не знают. Наверное, утром начнут рыть, копать, опрашивать. Потап немного продрог от кондиционера и вентилятора, поёжился и посмотрел в окно на рыжие всполохи от солнца над крышей здания напротив. Шторы автоматически открылись в пять, а он не слышал. Значит, сейчас больше. Потап прошёл к портфелю, передумал смотреть на часы в мобильнике, поспешил выйти из кабинета, чтобы пораньше подойти к своему автомобилю и уехать домой без всяких пробок или густого потока машин.

Свежесть утра бодрила. Дороги блестели после ночного дождя, под лучами солнца высвобождали запах мокрого асфальта. Капли покрывали листья карликовых пальм, молодых магнолий и кустиков самшита. В небольшой лужице на тротуарных плитках плавали пихтовые иголки. Вонь и гам от машин ещё не успели пропитать город. Неприятный осадок вчерашнего дня временно притупился: хотелось жить, и жить на всю катушку, радоваться и созидать. Потап спешил, перепрыгивал лужи, собравшиеся в местах выбитых плиток, поздоровался с приятной молодой незнакомкой, которая одарила его очаровательной улыбкой. Он помог бабке с клюкой забраться на велосипед, подтолкнул её, чтобы набрала скорость и пару десятков метров бежал рядом, пока она, виляя рулём, наконец не выровняла колесо.

– Да, – Потап вытер пот со лба от переживаний за старуху, – долгожительство – это не грех. – Он мимолётно взглянул на проезжую дорогу, посмотрел вперёд на свой маячивший «порше» среди машин и мгновенно бросил опешивший взгляд обратно на дорогу. Это точно, это точно проехал «гелендваген» Альберта! Глаза Потапа успели уловить, что Альберт увидел его и постарался быстрее отвернуться. Но не это даже!.. Не это! С переднего сиденья рядом с водителем на Потапа стрельнул злобными глазами тот стрелок из бара в бейсболке с тремя шестёрками, тот бандит, который знает Римму и пообещал, что ещё увидятся! Потап проводил глазами «гелендваген», скрывшийся за углом мини-маркета.

Или показалось? Или показалось?!

Он опустил задумчивые глаза и пошёл к своей машине.

«Неужто всё же показалось? При встрече обязательно спрошу».

Потап похлопал ладонью по капоту, приветствуя автомобиль, как старого доброго коня, и залез в салон. Достал из портфеля бумажник и заглянул внутрь. Помял пальцами доллары, прикинул на глаз – две-три тысячи и рублей тысяч пятьдесят. Пока хватит налички.

– В банк заезжать не буду.

2

Потап зашёл в дом, вдохнул полной грудью: о, как же дома хорошо! Тишина и покой. За сутки он соскучился как никогда, что, казалось, пропадал вечность и забыл, как выглядят родные. Особенно его милашка, Диана. Потап скинул туфли, приятно ощутил стопами свободу и прохладу паркета. Чтобы не разбудить Анжелу – не мыться в ванной в спальне, – Потап прошёл к джакузи на первом этаже. Долго намываться он не собирался, только освежить тело под струями холодного душа. Странное ощущение он почувствовал, когда только зашёл в двери дома. Какое-то лёгкое сексуальное возбуждение, перешедшее в вожделение, и даже похоть, и какая-то далёкая примесь отвращения. А ещё возникло ощущение изменений в доме. Изменения чего? Потап не понял. Под первым взглядом дом был родным, уютен, красив и чист. Но неизменное ощущение грязи поселилось в его мозгу – грязи не только в полном понимании слова, но грязных поступков, грязных мыслей, грязных судеб. Это немного подпортило настроение, хотя произошедшее вчера, несомненно, приведёт к последствиям. Необязательно плохим, но надо будет хоронить Римму, понять, что с головой Данилы, и узнать, кто этот стрелок. И если он несёт в себе опасность, то опередить его и устранить.

«Альберт?»

Потап отмахнулся от этой мысли, не хотел принимать, что Алик причастен к стрельбе в баре, к смерти Риммы – да нет, этого быть не может! – и ближайшему будущему, которое принесёт семье Потапа, мягко сказать, изменение жизни в нежелательную сторону. Под горячими струями Потап смыл с тела пену для душа, повернул крестообразный кран. Постоял в тишине, наклонив голову: капли с волос срывались и падали в уходящую воду под ногами. Так верит он Альберту или нет?

Но что-то происходит слишком поганое. И необратимое.

Потап вздрогнул. Наспех вытерся полотенцем, накинул брюки и поспешил наверх к жене. Глаза его застыли, когда он открыл дверь спальни. Под приглушённым светом абажура, Анжела спала по центру кровати, без трусиков, чёрная шёлковая ночная рубашка задрана до груди, ноги, согнутые в коленях, широко раскинуты, два пальца правой ладони глубоко запущены в промежность. Высоко приподнятый подбородок и широко раскрытые влажные губы, показывали, что ей сейчас прекрасно. Потап улыбнулся и ступил на ковёр. В нос ударил невероятный запах перегара с примесью духов и роз.

– Сколько ты выпила? – тихо спросил Потап. Закрыл дверь. – Ты же… никогда не пила больше бокала. Редко два, и то второй не допивала до половины. – Он повёл глазами по комнате: на кофейном столике томик Чейза, бюро закрыто, наверху две старинные статуэтки – балерины, внизу чернильница с золотыми перьями. Раскрытые ноты – Анжела пробовала сочинять музыку и довольно успешно. На комоде лампа, бронзовый лев и два пса, неизвестно из какого материала, но очень задорого приобретённые на аукционе. Лица красивых и богатых дам с картин на стенах спокойно, даже устало отвечали равнодушными взглядами. «Лесбиянки, что ли?» – Потап усмехнулся. Собственно, что он ищет? Орудия преступления? Может, она пила внизу на кухне или в гостиной, холле? Хотя нет, не будет Анжела пьянствовать на глазах дочек. Потап подошёл к жене и попробовал вытащить её ладонь из промежности. Но ничего у него не получилось.

– Ты что, якорь туда закинула? – прошептал Потап.

Анжела томно вздохнула, издала звук сладострастия, колени подогнулись выше, она сама вытащила ладонь, и пальцы медленно стали водить по розовому разрезу между ляжек. Она издала несколько слабых стонов и замерла. Потап в упор рассматривал лицо жены: пухленькие губки в сиреневой блестящей помаде, узкие ноздри маленького аккуратного носика, розовый язычок между великолепных белых зубов. Его глаза опустились – ореол соска выбивался из-под лямки ночной рубашки. Потап почувствовал невероятное возбуждение и влечение к своей жене. Он поцеловал её в нижнюю губу. Но Анжела неожиданно выдохнула, и Потап, наморщив нос, отвернул лицо, не в состоянии выдержать ураганного перегара. И всё-таки он перевернул жену на живот, подогнул её колени, стараясь придать форму лягушки и приподнять, собрался заняться с ней сексом.

– Дьявол, она даже не будет завтра помнить. Пьяная овечка.

Потап передумал, сел на край кровати, ладонью провёл по простыне, пальцы нырнули под подушку и натолкнулись на что-то твёрдое. Это ещё что? Потап приподнял край: пустая бутылка из-под водки и, параллельно прикасаясь, лежал толстенный фаллос из секс-шопа.

Потап встал с кровати, накинул на плечи халат и минут пять не мог оторваться от жены, не понимая, что с ней происходит, безмерно удивляясь прямо каким-то экспоненциальным изменениям Анжелики.

Сколько он её знает, водку Анжела выпила впервые только два дня назад, и только рюмочку. Её всегда воротило от запаха спирта. А эта чёртова игрушка – Потап с отвращением взглянул на длинный секс-имитатор – это что-то из другого мира. Это не может быть мыслимо рядом, ни на микрометр с образом Анжелы. Иначе – он совершенно не знает собственную жену. Да, но он часто – постоянно – любовался из офиса своей женой через секретные видеокамеры. Слышал, о чём и с кем она разговаривает. Она не знает, что он за ней следит. Находясь наедине с собой, люди часто становятся не теми, кем выглядят в обществе. Но Анжела – Потап не мог налюбоваться ею, как она была прекрасна, даже если оставалась одна. Он ни разу не видел, чтобы она даже мастурбировала. Она дожидалась его и жадный секс только с ним. Анжела – невероятный пример любой матери.

Но тогда – что сейчас перед его взором?

Потап свёл брови к переносице, глубоко вдохнул, подумал, что водкой, возможно, напилась из-за похорон бабки, переживала. Да ещё гроб опрокинули. А ещё, наверное, как-то узнала, что погибла Римма. Но другое, возле пустой бутылки?.. Это… Потап почувствовал приступ ревности, пожал плечами. Он ещё раз с грустью и сожалением – как жаль, что Анжелика не принадлежала ему изначально – осмотрел комнату. Взгляд остановился на шикарном букете возле панорамных раздвижных дверей на балкон. Потап подошёл к цветам, задумчиво погладил небритый подбородок. Действительно, букет слишком хорош. Очень красив. Анжела под него выделила другую вазу, более широкую. Потап вернулся к жене, поцеловал в лоб и направился к двери, чтобы зайти к Диане и Максим.

Он уже закрывал дверь и застыл, остановив задумчивые глаза на высоком потолке холла. Букет тёмно-красных роз, словно шапка ядерного гриба, а по центру на высоко поднятых стеблях, будто исходивший треножник к небу, тянулись три громадные белые лилии по краям окаймлённые, похожими на кровь, капельками. Потап жевал губы, старался припомнить, откуда это, слишком ему напомнившее – но что? Он никак не мог вспомнить, силясь узнать то, что было так очевидно, с чем жил последние лет десять. Ступня ступила на мягкую дорожку, за спиной щёлкнул замок двери и словно выстрел озарил его память. Глаза расширялись, расплывчатый атлант в дальней стороне этажа вибрировал как в мираже. Потап в ошеломлении осторожными шагами вернулся к букету и несколько минут мрачно внимательно рассматривал.

– Римма, теперь моя жена будет предпочитать такой букет? – шёпотом спросил Потап. Он перевёл взгляд на спящую Анжелу. – Откуда ты его принесла? Кто-то подарил? – Потап понимал, что этот букет – неслучайность. Кто-то вторгался…

Но ведь что-то не вспомнил ещё.

Почему-то сейчас Потап вспомнил Даниила и задался вопросом, что Данила лучший друг с детства и, казалось, он знает о нём всё, но где и чем занимался друг после армии семь лет, пока они вновь не встретились. Потап не мог вспомнить. И не мог вспомнить, как нашли этот дом.

В комнате Макс долго задерживаться Потап не собирался. Последние два года он почти к ней не входил: она уже стала слишком взрослой. Хоть Максим была ему неродной, он очень привык к ней и по-своему любил, иногда были приливы любви, как к родной дочери. Он так же, как и Диану баловал её, никогда ни в чём не отказывал. У неё было всё самое дорогое и лучшее. Когда уезжал в длительные поездки по делам, Потап так же скучал по Максим, как и по Анжеле с Дианой.

В комнате Максим утвердился очень приятный запах, даже необычайно приятный, дух которого Потап раньше не знал. Он почувствовал, что его сознание странно поплыло. Порочность… Да, именно порочность окружала его. Потап вспомнил про Жизу: его байк так и стоял возле ступеней. Он хотел мысленно себя спросить: интересно, Жека нашёлся?.. Но мысль застыла, оборвалась, и Потап вспомнил последний ужин, когда Максим положила ему ладонь на молнию брюк и надавила. Потап бросил стыдливый взгляд на спящую Максим и понял, что зря зашёл и зря посмотрел. Одеяло сбилось в кучу к стене. Макс лежала на животе, подмяв ладони под открытые груди. Спина свободная от бюстгальтера грациозно выгибалась, полоска бикини глубоко вдавилась между ягодиц, а внизу сбилась в сторону. И Потап увидел то, чего ему не должно видеть. Лицо вспыхнуло краской стыда. Он хотел отвести глаза и быстрее выйти из комнаты, но словно оцепенел – руки и ноги не слушались. Он и от мыслей хотел отказаться, которые начались со слов: у Максим безупречная фигура, как и у матери… И понеслось такое!

Нет, это не его мысли, никогда он о подобном не помышлял. С усилием воли Потап попятился, но его что-то неведомое тянуло обратно и предлагало – испробовать. Нет, качал головой Потап. Он пятился и пятился, пока спиной не упёрся в стол и повернул голову. Глаза столкнулись с фигуркой Геббельса, и Потап подумал, что нужно принять решение и самому выбросить этого урода. Новая сила тумана нахлынула на разум. «Максим принесла в комнату неизвестный наркотик, действующий запахом на расстоянии?» Потапу было тяжело двигаться к двери. Он тёрся бёдрами об крышку стола, его словно магнитом тянуло обратно, манило к кровати Максим. Нет, водил подбородком Потап. Этому не быть. Он посмотрел на дверь. Надо просто подойти и выйти. Разве это непросто – взять и выйти? Потап снова повернул лицо вправо, будто искал спасения и ответ на происходящее, и глаза остановились на цветной фарфоровой статуэтке – кубок с глобусом, овитый красной розой и белой лилией. Потап вылетел за дверь, точно тяжёлая невидимая рука вытолкала его из комнаты. Он хотел о чём-то подумать, но не успел. Правильная мысль безвозвратно ускользнула.

Потап заглядывал в открытую дверь и сомневался: случилось ли с ним только что – не давало выйти? Или необъяснимый нахлынувший дурман всего-навсего извратил его мысли. Он не решился вновь зайти, да и не нужно. Он тихо прикрыл дверь.

К Диане в комнату Потап сначала заглянул, осмотрел скользящим взглядом, чтобы не получилось, как с Максим, не увидеть то, отчего придётся пунцоветь.

Диана спала укрытая одеялом с головой.

Потап зашёл в комнату и улыбнулся, нахлынувшая любовь к дочери подняла настроение. Свет с улицы сквозь шторы бледной полосой падал на бело-розовый напольный ковёр, скупо освещал серый полумрак. В глаза бросилась скрипка на стуле, придвинутом впритык к кровати. Ладонь дочери сжимала гриф ближе к колкам, лоб повёрнут в другую сторону к стене.

– Да что же ты и во сне перестала с ней расставаться? – шёпотом произнёс Потап и улыбнулся. Малютка Диана. Когда-то одну скрипку выкинула из окна, а вторую, чтобы не вернули, отправила поездом странствовать, пока они с Анжелой покупали Кока-Колу на перроне. То сама светилась упоением от вида играющего на скрипке, то ненавидела всем сердцем – злилась и плакала. «Хрипит, как пьяный дядька!» – кричала Диана, когда только начинала учиться играть.

Потап подошёл и погладил дочь по волосам и потянулся, чтобы поцеловать в пухлую белую щёчку. Диана повернулась на другой бок, шумно засопела. Боясь её разбудить, он передумал. Диана ещё раз повернулась, едва не уткнувшись носом в скрипку. Потап осторожно приподнял ладонь дочери, вытащил скрипку со стула. Поднёс ладонь к губам, собираясь поцеловать, и увидел кровянистые синие припухлости на подушечках пальцев.

– Ты зачем так играешь? – тихо спросил Потап. – Ты же так себя можешь сильно изранить. – Потап раздвинул пальцы дочери и внимательно осмотрел. Он потянулся через одеяло, чтобы посмотреть на вторую ладонь. Диана будто узнала о намерении отца, и сама вызволила руку из-под одеяла.

– Да что это? – удивился Потап: пальцы правой ладони дочери неумело перебинтованы. – Куда смотрела Анжела? Да и Максим? Нужно завтра, точнее, уже сегодня, это прекратить. Запретить Диане играть. Пусть остынет. И пальцы подживут.

Потап потянулся к стене, чтобы убрать смычок готовый проскользнуть в щель между кроватью и стеной и остановился. Он не верил глазам: тонкое бронзовое распятие не больше десяти сантиметров прикреплено скотчем к стене в полуметре над кроватью. «Откуда оно у неё?» Потап взглянул на дочь. «И зачем оно на стене? Девочка моя, что случилось? Или балуешься, ведёшь какие-то свои игры?» Да, день начинается с сюрпризов. Если отдирать распятие от стены – затрещит скотч.

– Ладно, думаю ничего страшного, – прошептал Потап, – сама уберёт, когда надоест. – Он ещё раз приблизил лицо, чтобы повнимательнее рассмотреть Христа. – А это ещё что?

Сразу над верхом креста из стены торчал тёмно-синий бугорок, похожий на кусочек твёрдого пластика. Потап точно знал, что раньше такого здесь не было. Стены в доме – идеальны. Тысячи раз он садился на кровать к дочери: читал сказки на ночь, рассказывал занимательные истории, смешил или просто разговаривали. Он бы заметил. Потап погладил пальцем полукруглый выступ. «О, немного даже острый. Надо сказать работягам, чтобы убрали, зачистили стену, выровняли и покрасили».

Неожиданно для себя Потап вскочил с колен и ринулся к себе в спальню, подбежал к букету. Бегающими глазами рассмотрел и, напарываясь на иглы роз, полез ладонью осматривать листья, где увидел болтающийся на цепочке крестик – чёрное перевёрнутое распятие, в перекрестии которого звезда с рогатым демоном, рвущимся на свободу.

И всё-таки Потап не вытерпел и насладился женой, после чего еле добежал до туалета, чтобы одарить унитаз выплеском рвоты.

3

Потап разлепил веки, перед взором – плитки резной лепнины на потолке. Он резко повернул голову: жены рядом нет. Глаза метнулись к часам на тумбочке. Стрелки замерли на двенадцати. Потап окаменел. Но… ведь, кажется, кто-то сидит у изножья кровати. И это не Анжела. Не хотелось поворачивать шею, но по-любому необходимо, ведь не ждать, пока само испарится как дым. Потап медленно повернул лицо.

Ладонь Максим коснулась его ступни. Нежная матовая белизна лица, окаймлённая тяжёлыми чёрными прядями, приблизилась, громадные глаза настолько синие и глубокие, что Потап увидел себя тонущего в их круговороте и тянущего к небесам раскрытую ладонь для спасения. Глаза настолько красивые, что захватило дух. Глаза настолько пустые, словно в них жизнь менялась на смерть. С гнетущим беспокойством Потап успел подумать, что Максим невероятно, слишком невероятно красива. А ещё пронеслась мысль, которую сразу отпихнул: он влюбляется в Максим.

Потап нервно сглотнул и спросил:

– Где мама?

Макс не ответила. Её ресницы медленно-медленно моргнули, на губах начала растягиваться улыбка и застыла. Слеза – блеснула от солнца? – скатилась к уголку рта. Максим опустилась на коленки, поджав под себя ступни, подобрала подол длинной чёрной футболки к пупку.

Глаза Потапа непроизвольно опустились. На тёмной ткани майки злобно ухмылялся череп с наложенными чертами Геббельса. Максим постучала указательным пальцем себя в грудь.

«Что?.. Что она хочет этим сказать? – Потап нервно прикрыл глаза, тяжело вздохнул. – Что с ней? Чего она хочет?»

Макс будто прочитала его мысли, произнесла сухим, каким-то мёртвым тоном:

– Ты же ведь ночью хотел что-то со мной сотворить.

– Макс!.. – прикрикнул Потап, жар заливал его лицо, испарина покрыла лоб, шею и грудь. – Где мама?

– С Дианой, нас ждут к завтраку.

– Ну так… ты иди. – Потап ломал пальцы обеих рук в нервном напряжении. – Дай мне одеться… и я приду следом.

Максим качнула головой и хохотнула.

– Не-а. – Она встала на четвереньки и приблизила рот к его губам. Невообразимый аромат шёл от тела Макс. Рот медленно расширялся в улыбке, чёрная помада соблазнительно блестела.

Потап не знал, как ему повести. От мысли, что сейчас в дверь зайдут, волны жара били по всему телу. Он хотел отшвырнуть девку и вскочить, но почему-то не мог. У него кто-то забрал силу воли, и этот кто-то – бестия перед его взором. Максим приблизила губы на опасное расстояние: Потап ощутил сладкий вкус её слюней и ему не было противно, напротив, голова плыла в слегка болезненной эйфории. В глазах туманилось, свет замерцал, окружаясь рамкой блёклой тени. Зрение сужалось, лицо Максим то отдалялось, то сливалось с его плотью.

«Уходи! – где-то далеко кричал женский голос, полный немилосердного ужаса. – Уходи!»

«Уже поздно! – кричал другой женский голос. – Уже давно как поздно. Тысячи лет, как поздно!»

«Уходи, Патька!» – закричал первый женский голос, издал захлёбывающийся звук, замолк.

«Это они мне, – подумал Потап. – Это меня предупреждают. – Он хотел отпихнуть Максим, но его ладони обхватили упругие груди, невероятно нежные, и он снова провалился. Ему уже стало всё равно, он уже хотел притянуть к себе Макс, сильно прижать и… насладиться.

Дверь в комнату хлопнула, в уши врезался набат колокола – звук, который он испытал при первой контузии на войне. Потап подскочил на кровати и открыл глаза. Сумеречный свет окружал спальню. Окна задрапированы двумя тяжёлыми шторами, откуда пробивалась узенькая полоска дневного света и разрезала пол, пылинки бились об лучик, хаотично весело кружили.

Потап вскочил с кровати. Так была ли здесь Максим? Он подошёл к двери и приоткрыл, в образовавшуюся щель осмотрел дорожку второго этажа. Внизу на кухне лился еле уловимый смех Дианы и Анжелы. Потап подавил нервный зевок и радостно улыбнулся. Анжелика рассказала шутку и Максим с Дианой разразились хохотом.

– Ай-на! – крикнул Потап и подпрыгнул, стараясь чиркнуть пальцами потолок. – Это сон. Это всего лишь сон! Не являлась сейчас Макс. Не являлась. – Он почувствовал несносную тошноту и промчался в умывальник. Приведя себя в порядок, Потап оделся, осмотрел внимательно кровать: естественно, пустой бутылки и силиконовой игрушки Анжелы не оказалось. «Убрала, – усмехнулся Потап. – Но я-то всё равно спрошу». Он перевёл взгляд на роскошный букет: лилии срезаны и валялись возле вазы, под ними лежали ножницы.

– Хм. А вот это странно. – Потап подошёл и ладонью порыскал в листьях. Перевёрнутое распятие отсутствовало. – Бес с ним. Ничего не значит. Игры Анжелы.

Потап открыл дверь, чтобы спуститься к любимым девочкам. Мутное видение, или вспоминание загрузилось в голову: Максим нагнулась над ним и с её уха свалилась клипса. Желая положить конец сомнениям, Потап обогнул кровать со стороны жены и опустился на корточки, рыская глазами и ладонями по ковру.

Он поднёс вещицу к лицу – перед печальным и угрюмым взором предстала крохотная свастика с металлическим зажимом.

Так значит это ему она сказала: «Если вы произнесёте достаточно большую ложь и будете её повторять, то люди в итоге в неё поверят».

– Максим, зачем нужны эти слова мне?

4

– Папочка, – обрадованно вскрикнула Диана и повисла на шее Потапа. Он чмокнул губами её в макушку. Ему нравилось: дочка всегда встречала с неподдельной любовью как бога.

– Господи! – Анжела развела руки, расплываясь в улыбке. – Я вечность тебя не видела. – Она взвизгнула и подлетела к Потапу, осыпала градом горячих поцелуев. – Ты голоден?

– Да, – соврал Потап и покосился ощупывающими глазами на Максим. – Это не твоё? – Он положил на угол стола клипсу.

Все дружно уставились на миниатюрную свастику.

– Макс, это уже несерьёзно, – сказала Анжелика. – Пора прекращать свои игры. Ещё можно понять твоих вампиров, но после той компьютерной игры за фрицев прошло лет шесть. Или семь.

Максим отставила стакан с газировкой, сощурила глаза, что-то вспоминая, спросила:

– Откуда у тебя? Я их не надевала и не доставала уже сотню лет. – Она взяла клипсу и радостно рассмотрела. Потап исподтишка осмотрел её мочки, но там болтались серебряные перевёрнутые крестики. Он не ответил, лишь улыбнулся и уселся за стол, изображая голод, потёр ладонью по животу и обвёл глазами стол. На тарелочках английского сервиза: салат из помидор и огурцов, тонкие ломтики красной рыбы с оливками, жареные рёбрышки баранины с запечёнными помидорами, грузинский соус, хачапури и кубики сыра нескольких сортов. Потап улыбнулся Анжелике, потянулся за веточкой кинзы, и улыбка сошла на нет: жена держала двумя пальцами рюмку с водкой, другой рукой протягивала графинчик ему.

– Выпьешь? – спросила Анжелика. – Пожалуйста, за бабушку мою. С ней не очень-то обошлась жизнь. Даже напоследок не отпустила без поганого зла.

Потап цыкнул губами, взял графинчик и отставил на дальний угол стола – подальше от жены. Диана одобрительно одарила отца затяжным морганием, увидела, что он смотрит на её забинтованную ладонь, неуверенно опустила на колено.

– Мама, – обратился Потап к жене. – Твоя дочка так может лишиться пальцев. Проследи, чтобы она временно перестала играть на скрипке.

– Папа! – вскочила Диана со стула, в её глазах читался непритворный страх. – Не запрещай! Я хочу играть. – Диана понизила голос до шёпота. – Я хочу стать великой. – Она улыбнулась отцу. – Я постараюсь осторожно. Хорошо, папочка. Честно, буду осторожной.

Потап рассмотрел личико дочери и испытал неимоверные чувства жалости и страха за неё: Диана походила на маленькую древнюю старушку, давно собравшуюся в мир иной. Её глаза радостные, в глубине искали защиту, небольшие темноватые круги появились над щеками, скулы заострились. Потап подумал, что его дочка боится жить. Он протянул к ней ладонь, хотел спросить про распятие, прикреплённое скотчем в её спальне, но не стал. Ему хотелось её поцеловать, но не подошёл. Ему хотелось её защитить, но не защитил. Ему хотелось видеть её, но не видел. И он вздрогнул: видеть чьими глазами?

«Что взорвало мой мир?!» – закричал Потап. Но его никто не услышал. Он открыл веки. Диана слизывала с ложечки мороженое, на губах растянута милая улыбка, но в глазах прослеживалось желание заплакать. Потап перевёл подозрительный взгляд на падчерицу. И как ни старался уловить тайные мысли Макс, но она лишь бесперебойно набирала на айфоне номер Жизы, ни разу не взглянула в его сторону.

Анжелика наливала из графина в рюмку новую порцию водки.

«Я схожу с ума!» – в сердцах завопил Потап. Он повернул шею к двери, надеясь увидеть на углу стола отставленный графинчик: место пустовало. «Когда она его взяла? Когда?!»