Текст книги "Утопленник (СИ)"

Автор книги: Артур Рунин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

Глава 15

1

Урну с прахом Риммы забрал из крематория Альберт. Это он настоял на обязательном сожжении тела.

– Это неслыханно, – спорил Альберт с Потапом. – Как можно позволить червям жрать такую красоту. Да если она наблюдает за нами с небес, то проклянёт. Зальёт слезами наши головы. Её горький плач будет сниться нам не только по ночам. Захочешь отдохнуть на топчане в полуденное солнце перед бассейном, только сомкнёшь глаза – вылезет из твоих мозгов, засядет перед взором и будет умолять переложить из могилы в мёд.

Потап с подозрением выслушивал, не понимая серьёзность сарказма произносимых восклицаний. Альберт с пеной у рта – в таком положении духа его ни разу не видели, – раскрасневшись, доказывал, что эта женщина достойна только благородного огня. Скрытая агрессия прослеживалась во взгляде, иногда на мгновение ярость выплёскивалась наружу: зубы сжимались, из горла вылетал рык.

И когда Потап согласился, – даже тучи расступились над головами, – Альберт стал прежним: приветливые глаза, уравновешенный тон, который убаюкивал – вежливость, сострадание, милосердие. Нельзя было и подумать, что в сердце бушевали адские страсти.

Решено было прах Риммы захоронить во дворе её дома под площадкой мраморной ротонды, возведя в центре скульптуру неотличимую от оригинала. Перед кремацией Потап прислал лучшего фотографа и художника, чтобы запечатлели с разных ракурсов. Сам снял Римму на видео: она лежала на столе в морге, как живая. Потап сжал ледяную, но почему-то нежную ладонь и поблагодарил за появление в его жизни, прошептал, что любил чуть меньше Анжелики. Он прощался здесь, созерцая, запечатлевал в памяти вечность, и перед уходом поцеловал в лоб. Потап шагнул от стола и за спиной услышал тихий всхлип. Он резко обернулся и вперил потрясённые глаза, изучая мёртвое лицо. Дрожащие пальцы коснулись рта и провели по холодным губам от уголка до уголка. «Это ты? – произнёс мысленно Потап. – Нет, конечно. Спи, наша… – и не нашёл слова». Он хотел на день отложить погребение, получше приготовиться к ритуалу, но снова Альберт – настоял на определённой дате. Потапу не понравилась настойчивость профессора, ведь это не его семья и друзья, тем не менее удивляясь своему молчаливому угодничеству, согласился. Накануне он обзвонился Даниилу, но друг так и не ответил. Потап съездил в лофт, прождал до позднего вечера, не дождавшись, написал записку, чтобы приходил на погребение Риммы, указал дату и место.

Вокруг вырезанного мраморного квадрата в полу беседки, обложенного цветами, проводить Римму в последний путь собрались Богдан, Павел, Альберт и Потап. Сотрудников из фирмы не пригласили. Анжела под видом переживания горя, пока собиралась, рюмку за рюмкой выпила бутылку водки, споткнулась о напольную вазу в спальне и вывихнула ногу. Вероника опробовала новую веганскую диету и, кажется, отравилась нитратами. Хотя Павел подозревал, что ни в этом дело. Третьи сутки Ника шарахается от зеркал, иногда озирается в комнате, заглядывает в разные уголки: за диван, под кровать, открывает дверцы шифоньера и долго задумчиво вслушивается. На вопрос, что происходит, нервно хихикает, жмёт плечами и ни разу не села за рояль, когда прежде она без него жить не могла. Даже как-то постарела, поблёкла. Богдан не дозвонился до Аниты. Он и представить не мог, где жена сейчас находится: то ли правда у матери? Он даже не знает – есть ли у неё мать. Или действительно встретилась с бывшим мужем. И ребёнком.

Альберт держал позолоченную урну над ямкой, прикрыл веки, что-то нашёптывал. Мужчины стояли с хмурыми лицами, не переговаривались, будто никогда не были друзьями. Павел несколько раз щёлкнул фотоаппаратом, снял ремешок с плеча, убрал в кожаный кейс.

– Обязательно мне одно фото, – покачал указательным пальцем Альберт, продолжил нашёптывать, едва не касаясь губами урны.

«Что он там шепчет? – раздражённо подумал Потап. – Не понимаю, как инициатива перешла в его руки?» Он отошёл от беседки и осмотрел дом. Чтобы память о Римме оставалась здесь, придётся переоформлять имущество. Как нелепо так погибнуть. Что за дикие шутки, за такое убить не грех. Шутника пока не нашли, да и вряд ли теперь найдут. Хотя Потап сам постарался замять дело, хорошо «подогрел» нужных людей.

Северный ветерок немного охладил летний зной, подуло свежестью и ароматом акаций. Потап встревоженно вслушался, где-то очень далеко тоскливо выла псина, настолько истошно, что создалось впечатление – пёс старался донести вой сюда, иногда срывался на захлёбывающийся хрип. Мурашки поползли по коже, Потап вздрогнул и вернулся к ротонде – пора закладывать урну.

– Зачем тебе её фото? – спросил Потап, приблизившись к Альберту.

– Но ведь я был пару раз с ней тесно знаком. Слишком тесно. Мне она крайне симпатизировала. И у нас с ней были личные небольшие секреты.

Потап ревниво покачал головой, цыкнул губами, спросил:

– Не пора закладывать?

Профессор поднял запястье и взглянул на часы.

– Через минуту. Надеюсь, на этот раз, пока изготовим и поставим бюст, никто не посмеет подшутить и откопать.

Потап вскинул глаза. Подшутить? Но никто не знает, как она умерла. Кроме Даниила. Или совпадение? Но… Альберт сказал «на этот раз». Потап увидел перед мысленным взором «гелендваген» медленно проезжающий, отворачивающееся лицо Профессора и злобные глаза Дэвида. Значит, был ещё раз – до этого?

– Всё, опускаем, – вскрикнул Потап.

Профессор встал на колено и опустил урну на дно. Потом взял коробку с золотыми украшениями, принадлежащие Римме, и высыпал. Накануне вечером Потап обыскал весь дом, хотел найти крестики, которые дарил Даниил, чтобы опустить вместе с прахом, но так и не нашёл.

Профессор достал из кармана белого льняного пиджака крупную фигурку золотого тельца, приподнял над головой и показал каждому. Самодовольная улыбка напрягла губы. Альберт поклонился и осторожно поставил фигурку на плоскую крышку урны. Он воздвиг к небу указательный палец и процитировал:

– Возложите каждый свой меч на бедро своё, пройдите по стану от ворот до ворот и обратно, и убивайте каждый брата своего, каждый друга своего, каждый ближнего своего…

Павел с Богданом недоумённо переглянулись. Потап зашёл к Профессору со стороны лица и заглянул в глаза. Альберт его не замечал, смотрел вдаль и, казалось, улыбался кому-то невидимому. С висков стекали струйки пота и тонули в густой чёрной бороде. Профессор развёл ладони, всем улыбнулся, сказал:

– Свершилось. Она не погибнет в нашей памяти. – Он отошёл от ямы и положил ладонь на плечо Потапу. – Мне нужно уехать. Рабочие сейчас зальют цементом могилу и уложат мраморные плиты. Думаю… – Он кинул взгляд на яму.

На мгновение Потап успел заметить лукавые глаза, еле заметную злобную ухмылку.

– Думаю, ей будет там хорошо. – Альберт, прощаясь, пожал всем руки и удалился.

2

За пыльным окном с тёмного неба в землю ударила молния. Стёкла задрожали от раската грома, словно рядом разорвалась россыпь снарядов. Римма опустила ступни с грязной серой простыни. Мучительное измождение во всём теле. Отрешённые, словно мёртвые глаза оглядели комнату. Неимоверно хотелось рыдать.

– Мне так одиноко, – с губ слетел всхлип. – Больно… нет сил терпеть… Я вижу проклятия… мою душу вырвали, убили, сгноили… как же хочется умереть. Больше нет воли к жизни… больше нет разума… больше нет людских судеб. Мы все горим и падаем… в безызвестность. Наш мир рухнул… и впереди лишь вечная агония мерзости… Страшно дышать… Страшно жить… страшно… – сквозь шёпот с губы протянулась нить слюны, – страшно. – Глаза медленно прошлись по грязным стенам. – Убивай детей, которые плохо отзываются о своих родителях, – прошептала Римма и вяло улыбнулась. Она подошла к облезлому, испещрённому мелкими дырками комоду, протянула ладонь и замерла. «Это моё?» Щёки растянулись в гримасе плача. Римма медленно опустила глаза и осмотрела запястья: бледная шелушащаяся кожа. Она разодрала засаленный халат, провела пальцами по рёбрам, потом разорвала лифчик и пощупала грудь. «Сухая как…» Она забыла, что хотела подумать, увидела тусклый блеск зеркала. «Я же красивая». Она улыбнулась и тяжело вздохнула, ноги подкашивались от усталости. «Синяки расползлись по всей коже…»

– Обожжение за обожжение, рану за рану, ушиб за ушиб, – тихо простонала Римма, опустилась на колени. Липкая слюна повисла с потрескавшихся сухих губ. Истощённое голодом тело отказывало. – Если вол забодает человека из-за неосторожности хозяина, то и вола, и хозяина нужно убить… – Римма собралась с силами и поднялась на ноги. В комнате властвовал полумрак. Запах плесени и металла щекотал ноздри. «Жарко… Нет, холодно. Нужно закрыть шторы. Солнце печёт». Она посмотрела на окна, и ей показалось – или вспомнилось? – что окна кода-то были огромные, а сейчас пыльные, засиженные мухами небольшие застеклённые квадратики. «Я правда здесь живу?» Она открыла двери дубового гардероба – одни чёрные платья. «Никогда не любила чёрную одежду». Она подумала. «Нет, любила». Она увидела дверь в ванную, на изнурённом испуганном лице исказилась злобная ухмылка.

– Я знаю, вы здесь. Ведь правда… вы здесь, – произнесла она охрипшим голосом. – Убивай своих детей, если те начали прорицать… Глупых детей надо бить розгами… палкой. Именно таким образом вы спасёте их от преисподней.

Перед тем как подойти, она опустилась на стул передохнуть – слишком тяжело даются движения. «Наверное, нужно покушать».

Заливистый детский смех она услышала, она даже не знает, было ли это когда-то и заплакала. И рассмеялась. А потом застыла и просидела, не шелохнувшись несколько часов.

Встрепенувшись и выпучив безумные глаза, Римма крикнула:

– Я же так могу забыть! Я же так могу забыть. Нужно сделать узелок на память. Чтобы вспомнить… – Она прошла на кухню, погремела в ящиках. – Вот он… мой прекрасный. – Она обнюхала сталь широченного мясного ножа, положила ладонь на кухонную доску и рубанула. Мизинец отлетел и угодил в миску для собаки. Римма подобрала отрубленный палец и зажала в кулаке. – Вот теперь не забуду. – Она застыла, силясь вспомнить, что она должна не забыть. Скинула с ладони текущую кровь на стену и подошла к ванной комнате. Дверь, скрипнув, открылась под неполноценной ладонью.

Больше половина ванны набита мёртвыми младенцами с полностью содранной кожей и залитые багровой водой, словно кровавой подливой.

– Вот вы мои хорошие. – Она сходила на кухню и вернулась с половником. Черпнула воду и попробовала на вкус. – Соли не хватает. – Она принесла целую пачку и размашисто посыпала. Потом промешала и снова оценила вкус. – Всё равно мало. Но пусть подкиснут, после, если нужно, подсыплю ещё. – Римма положила половник на табурет, взяла с тумбочки до дыр потёртую библию, и счастливая уселась на старый пуф перед зеркалом в комнате. Ждать.

– Больных людей следует изгонять и оставлять умирать в одиночестве.

3

Потап не стал приглашать Богдана и Павла домой – не желал показывать пьяную Анжелу. Утром перед выходом из дома он заказал два столика в ресторане на десять человек. Павел отказался, сослался на больную жену, прошёлся фотоаппаратом по всей территории, заснял каждый уголок, сказал вряд ли когда ещё сюда заглянет: это место будоражит неприятные воспоминания. Потап не стал спрашивать, какие воспоминания, проводил подозрительного Павла до машины. Они без слов распрощались, какая-то недосказанность сквозила в их молчании. Потап проводил глазами автомобиль и задумчивый вернулся к Богдану, который сидел на низкой стенке ротонды и рассматривал фотографию, зажатую в ладони.

– Рассматриваешь ту девочку, про какую утром говорил? – Потап вытянул карточку из цепких пальцев друга и пристально всмотрелся. – Это Туф? А как зовут?

– Туф.

– И всё? Негусто. Вечером заеду в контору и посмотрю по базам. Если хоть раз засветилась в соцсетях – отыщем.

– Только с фото осторожней. Лежала в книге, а потрепалось, будто тёр ладонями, чтобы зад подтереть.

Потап вложил фотографию в портмоне вместе с купюрами. Сквозь окошко отделения на глаза попался листок с номером домашнего телефона старого дома Даниила. «Я и забыл. Возможно, Даня там. Но, где находится дом? Никогда там не был. Заодно в офисе пробью адрес по номеру».

До ресторана друзья добирались каждый в своей машине, и чтобы не получилось, как с Данилой – один другого не ждал, Потап вёл автомобиль след в след за машиной Бориса, как телохранитель, не давая никому вклиниться. В последнее время приходится верить в странные совпадения и некоторые приметы.

На входе ресторана их встретила учтивая хостес в белой блузке, поверх атласный чёрный пиджак, светло-русые волосы затянуты в длинный хвост, очаровательная улыбка и сияющие синие глаза.

– Новенькая? – спросил Богдан. Достал две стодолларовые бумажки и сунул девушке в кармашек на груди. – За лицо. Таким смело можно торговать по миру как из телевизора.

Хостес поблагодарила и, продолжая улыбаться, повела к столикам, на которые указал Потап. Они прошли стеклянный пол, под которым водили хвостами медлительные красные рыбы. Перешли горбатый мостик – вода шумным ручьём протекала от левой стены и исчезала под правой. В зале половина столиков пустовала, но с правой стороны, где назначено им отобедать, сидело четверо мужчин спортивного телосложения. Потап невольно замедлил шаг, опасливо осмотрелся – нет ли поблизости стрелка из бара. Всё начинается как там – вода, рыбы, бугристые качки. Но как только Богдан и Потап сели за столик, а хостес предложила меню, спортсмены встали, гремя стульями, и, весело гогоча, направились к выходу. Потап с облегчением вздохнул, взял с бардовой скатерти кожаную папку и открыл.

– Вы пока выбирайте, сейчас подойдёт официантка, – сказала хостес, собралась развернуться, чтобы уйти, но Богдан ухватил её за ладонь.

– Ты не Алиса из зазеркалья?

– Алиса.

Богдан, не веря удачи, вскинул брови, даже Потап положил меню и удивлённо взглянул поверх очков.

– На полном серьёзе тебя зовут Алиса? – переспросил Богдан, достал из кошелька двести долларов и сунул в ладонь красавице.

– Алиса. – Хостес не удержала улыбку и рассмеялась, возведя глаза к потолку. – Да, Алиса. Наверное, это неслучайность, а чьи-то намерения свыше… то, что так случайно угадали.

– А… – Богдан пропустил сказанное мимо ушей. – Алиса не хочет помять головушкой подушки в моей спальне вместо жены?

Хостес покраснела, кинула смущённый взгляд на Потапа, нервно поводила губами и ответила:

– Если жена ревновать не будет?

– Моя жена уже не моя жена, – усмехнулся Богдан, скривив губы на одну сторону.

– Не знала, что от таких мужчин жёны уходят. Мне нужно идти. Всё. Звони. – Алиса развернулась и зацокала каблуками по кафельному полу.

– А… – Богдан провожал жадными глазами упругий зад, обтянутый узкой юбкой. – А телефон?

Хостес обернулась и одарила милой улыбкой, так медленно подмигнула, что, казалось, веки заржавели и их нужно было смазать маслом типа солидола.

– При выходе, – сказала она и взошла на мостик.

– Люблю этот прекрасный мир! – Богдан радостно потёр ладони. – Хороша, да?

– Но, если Анита действительно к матери уехала? – спросил Потап. – Да и как вроде… ты просил разыскать Туф.

– Хочешь сказать, если при свечах обедать – романтично, то так ни разу и лампу не включить? Друг, тебе ли говорить. Не поймёшь, кто тебе больше была жена – Анжела или Римма!

– Не домой ведь вести? – Потап улыбнулся и провёл указательным пальцем по строчкам меню. – Да и, кажется, ты с официантками никогда не сближался.

– Ну. После Аниты… по-другому стало. Да, женщина – всего лишь ребро… от мужчины, – последние слова Богдан договаривал, замедляя и растягивая слог и вконец замолчал. Он поискал глазами хостес: она почти точь-в-точь сказала как Туф, что случайностей не бывает, это намерения свыше. – Потап, ты в совпадения веришь? Они меня уже достали.

– Меня тоже.

К столику подошла официантка с блокнотиком и карандашом в руках. На багровом платье в области высоко вздымающейся груди и Потап, и Богдан внимательно рассмотрели золотого дракона. Потап успел подумать, что здесь, как и в баре произошли изменения: поменяли форму, цвета, по-другому преобразили интерьеры, правда, в баре переменили полностью.

– Дьявол, вы здесь что, одна краше другой? – Богдан в восхищении развёл руками. – Друг, посмотри на это чудо. Да она милей ребёнка! Тоже новенькая? Никогда не видел. Тебя-то, надеюсь, не Алисой зовут?

– Нет, – ответила официантка, улыбкой осветив белоснежные зубы. – Что заказываете?

– Пить будем? – Потап вопросительно кивнул Богдану.

– Конечно. И мне, пожалуй, немного водки и два бокала ледяного пива.

И себе и другу Потап заказал уху из осетрины, шашлык из ягнёнка, запечённые баклажаны с помидорами, салат с креветками и большую тарелку нарезанных сыров. Богдану – двести грамм водки в графине, себе – бокал белого вина.

– Красотка. – Богдан обхватил ладонь официантки. – И, пожалуйста, холоднющего пенящего пива с пузырьками на стеночках, прошу, мгновенно на стол. Или я от жажды помру. Иначе, в отместку – заберу тебя с собой в могилу на вечный сон. Ведь не нагулялась, а? Любишь шумные вечеринки, перед парнями попкой подрыгать, покрутить? А тут представь, спать всю жизнь в темноте с мертвяком. Имеешь желание?

– С таким?.. Почему бы и нет? – Весёлая официантка приняла из рук Потапа меню.

Богдан удивлённо похлопал ресницами.

– Я так и не понял… Мне придётся умереть?

– Нет, – ответила официантка, придвинула широко открытые сияющие глаза к глазам Богдана. – Мгновенно принесу. С пузырьками на стеночках.

– О, черти драные! – воскликнул Богдан, откинувшись на спинку стула. – Я чуть не ослеп от света из твоих глазюк!

Официантка, смеясь и виляя бёдрами, пошла выполнять заказ.

– Не надейся, – сказал Потап, видя, возгоревшийся мечтающий взгляд друга. – Рай в шалаше с любимым, давно канул в Лету, с кровавой табличкой на груди – повесился. Будет изменять, бегая по склепам, искать осыпанного золотом при погребении.

Богдан посмеялся.

– Рай повесился, или любимый? – спросил он.

– Все повесились, кроме женщины.

– Быть одной?..

– Обезьян найдёт.

Друзья не очень-то весело рассмеялись.

Насытив желудки, Потап и Богдан долго разговаривали, меняя лица и тона с весёлых на угрюмые. Впервые Богдан поведал другу, как познакомился с Анитой, о своих подозрениях про её ребёнка и мужа, рассказал о Туф и что думает о её «пророчествах». Потап внимательно слушал друга, анализировал и мрачнел. О злоключениях и изменениях за последние дни в его семье он умолчал, но странную смерть Риммы обсудили досконально. Также Потап поделился про необычное поведение Альберта, которое никогда раньше не подмечал. Богдан разделил с ним мнение, вспомнил ненормальный «дружеский» поцелуй Аниты и Профессора. Потап сомневался – выложить историю про перестрелку в баре и непонятное помешательство Данилы, но поразмыслив, решил, что пока не стоит вовлекать Богдана. Сначала нужно хотя бы найти Даниила. Вчера Потап трижды – утром, днём и вечером – медленно проезжал мимо бара. Окна заколочены листами фанеры, двери закрыты. Никаких оградительных лент, ни полиции, ни сыщиков, ни персонала. Ни по телевидению, ни в интернете, ни в местной газете про случившееся не говорили. Словно ничего не произошло. Полное молчание. С одной стороны, Потап был рад, что его не затронут правоохранители. Но с другой стороны – он понимал, что всё произошедшее напрямую связано с ним.

С ними.

«Свидимся ещё, – пообещал стрелок с тремя шестёрками на цветастой бейсболке. – Свидимся ещё…»

Богдан опустошил два графина с водкой, причём второй был полным. Он охмелел, повеселел, перезнакомился с официантками – все до одной только устроились. Хостес Алиса несколько раз ревниво отводила его в сторону, что не ускользнуло от внимания Потапа. Но он лишь подумал, что провинциальная девка захотела захомутать богача. С Богданом такое не прокатит – в жёны или любовницы, возможно, влезет, но оттяпать у него ничего не получится, в лучшем случае окажется в рабстве жаркой страны, в худшем…

Несколько раз Богдан подходил к столу, просил не уходить, посидеть с ним в ресторане ещё полчасика. Потап снисходительно понимающе улыбался, отвечал «валяй» и с удовольствием наблюдал за весёлым настроением друга, успевшего определить упругость ягодиц всех официанток. Сам больше не пил и старался не вовлекать в голову унылые размышления. Из портфеля достал айфон и вдумчиво играл в шахматы за белых, иногда мыслями возвращался к Анжелике, Диане и Максим. И пытался обмануть себя хоть на время, оттолкнуть понимание – неотвратимости нависшей беды. Белый король получил шах и мат, Потап поднял глаза. Богдан зашёл в дверь туалета. Часы на запястье показывали двадцать три часа десять минут. Ресторан должен закрываться. На мочевой пузырь давило, Потап решил последовать примеру друга, прошёл к туалетам. Правая дверь оказалась закрытой. Он дёрнул за ручку левой двери, от неожиданности вздрогнул. В тамбуре, не замечая его появления, Богдан увлечённо размашисто писал фломастером по зеркалу над умывальником и обратил внимание, когда появилось отражение друга.

– Где писа́лку взял? – спросил Потап.

– Да тут валялся. – Богдан небрежно швырнул фломастер на кафель. – Знаешь, что это? – Он посмотрел довольными пьяными глазами на друга, махнул ладонью в неопределённом жесте и прочитал написанное.

– И что значит? – Потап ещё раз провёл глазами по надписи.

– Это из фильма «Ледяной урожай». Банальный фильмец. Но мне нравится. Несколько раз пересматривал. Один друг говорит другому… Я твою жену имел, когда вы ещё жили вместе… Ну и что?.. Имел как кролики, везде: в твоей кровати, в твоём гараже, на кухонном столе… Серьёзно? И?.. Она у меня отсасывала на заднем сиденье, когда ты за рулём вёл машину… Зато ты избавил меня от алиментов, платишь вместо меня – по дружбе… – В недоумении Богдан развёл руками. – Ха-ха, представляешь – по дружбе.

– Твоя мораль?.. – Потап сдерживал смех.

– Два лоха кинуты всеми бабами… за любовь. Один так и говорит – кто бы посчитал, чего нам стоит эта дурацкая иллюзия.

– Тебе это не грозит.

– А другой отвечает… Что самое интересное – с кем она сейчас! трахается. – Богдан врезал кулаком по зеркалу. – Я про Аниту.

– Ты делаешь слишком поспешные выводы. Может, что-то нехорошее случилось, а ты винишь.

– А-а. – Богдан пессимистично махнул рукой, его пошатнуло. Он улыбнулся. – Оступился… Зато Алиса сейчас едет со мной.

– Видишь, не всё так грустно. – Потап повёл глазами по чёрной неровной надписи на треснутом зеркале. – Заявишься домой с молоденькой девочкой, а дома жена.

– Познакомлю. Будем дружить семьями. – Богдан хлопнул друга по плечам и вышел из туалета. – Жду там.

Влажная прохлада ночного города после изнуряющей дневной духоты встретила приятными объятиями. Машины мчались по проспекту, забрасывали огни в витрины высоких окон закрытых магазинов. Вывеска бутика сверкала и мигала неоновой рекламой. Пьяно качающаяся девица высыпала содержимое дамской сумочки на тротуар, пнула ногой и, надув разочарованно щёки, уселась на высокий поребрик. Сладкий запах от её сигарет и духов коснулся носа. Потап воздел глаза к небу, где гудел самолёт, проплывая мигающей точкой. В сердце забралась тоска, в мысли – образ Риммы.

Ко входу в ресторан подъехал белый «кадиллак», принадлежащий Богдану. Автомобиль всегда находился в гараже нанятого водителя и использовался в редких случаях, например, как сейчас. Невысокий пузатый мужичок в широких джинсах и жилетке появился из-за переда машины и протянул Богдану пышный букет белых роз.

– Ей. – Богдан указал большим пальцем на Алису, взял её под локоть и протянул другу раскрытую ладонь. – Как и договорились, не забудь, завтра берёшь Анжелу, девочек, и все вместе едем купаться на озёра.

Потап пожал другу руку, махнул ладонью Алисе и пошёл к своей машине, нервничая, что Анжела так и не позвонила: неужели пьяная до сих пор? Он обернулся, хотел уточнить, во сколько поедут, – ведь забыли назначить время, – но «кадиллак» уже проехал перекрёсток и быстро удалялся, подсвечивая задний бампер красными огнями.