Текст книги "Наследница Ильи Муромца (СИ)"

Автор книги: Артур Азимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

– Для начала, ты посмотришь на то, как счастлив укравший твоё сердце этот юный принц. А потом… Что ж, я человек широких взглядов. Следующим мужем Лейлы станешь ты.

У них многомужество практикуется? Странно, вроде бы, только на Тибете, в Африке и Новой Зеландии этот обычай в почёте. Но уж точно не в Аравии. Здесь явно было что-то не то: на генерала было жалко смотреть – он, такой бравый и сильный, выглядел сейчас сущей тряпкой. Побледнел, ссутулился, и его, кажется, сильно тошнило. Впрочем, быть может, это не страх, а большое количество дешёвого вина – с солдафона вполне станется нарезаться ещё до прихода на пир.

– Увести пленников! – дребезжащим козлетоном скомандовал великий визирь. – И найти Клинок Света немедля!

Нас с генералом повели в одну сторону, остальных – в другую. Я не понимала, какую пользу получил король воров от своего предательства? Ведь руку-то мы так и не украли. Или не было никакого заказчика, и нас с самого начала вели как слепых котят, от фруктового сада до плахи? Точнее, котла. Меня немного утешало, что Алтынбек и Путята остались на свободе, а троицу гаремных беглянок защищал самый настоящий джинн, но по сравнению с нашим положением, их грядущие приключения в логове головорезов можно считать детской игрой в классики.

Эфиопы вели нас долго, периодически покалывая концами сабель, порыкивали, но говорить не запрещали.

– Зря вы ввязались в это дело, генерал, – сказала я. Руки у нас были связаны, оружие отобрали, так что единственное, чем я могла уязвить Маарифа, был острый язык. – Какой шайтан дёрнул вас следить за нами, а потом ещё и ввязаться в похищение клинка? Шли бы себе…

– Не мог, – пожал плечами генерал. Он периодически бросал на меня огненные взгляды, и мне стало не по себе. Что-то не хочется выяснять детали.

– Ну и ладно. Зато теперь станете вторым мужем султанской дочери. Наверное, почётно.

Маариф фыркнул:

– Почётно. Но очень ненадолго.

– Она что, требует рассказывать сказки, а тех, кто не может продержаться всю ночь, убивает? Или надо продержаться всю ночь в другом смысле?

– Ни в том, ни в этом. Она просто… – эфиопы шикнули, и некоторое время мы шли молча.

Меня всё подмывало спросить, и я не выдержала:

– Слушайте, генерал, а это у вас в Аграбе нормально – засматриваться на юношей, а не на девушек? Хотя да, как тут на девушек засмотришься, если они все как одна ходят в каких-то балахонах с капюшонами…

– На девушек тоже нормально засматриваться. Надо же на ком-то жениться, – честно ответил генерал, явно думая о чём-то другом. – Необязательно влюбляться, видя избранницу. Достаточно обрывка песни, вида тонких пальчиков, длинных ресниц, бледной лодыжки… Тайна будоражит мысль.

– Всё равно это как-то неправильно, – ответила я. – И колдун этот ваш тоже на меня странно смотрел, и султан, и даже мой оруженосец. Из местных, кстати.

– Ну, они-то догадывались, а я знаю наверняка, – загадочно произнёс генерал, и тут мы пришли.

Двери в покои султанши охраняли такие же полумариды, как и те, что проворонили Двойной Клинок. Что ж там за девушка? Двери, больше похожие на медные ворота с толстым запором и богатой чеканкой, по краю были украшены тем, что я сначала приняла за узоры.

– Молитва от злых духов, – генерал, кажется, старался запомнить её наизусть. Перед дверью был насыпан толстый слой соли и перца, а на самом запоре стояла книга, наверное, Коран.

– Жесть, какая она злая и страшная, наверное, эта Лейла, – сказала я мариду и, клянусь, он мигнул мне в ответ. Один из эфиопов, дрожа от страха, снял Коран, второй – отодвинул запор, и нас втолкнули с небольшую, но душную и жаркую комнату без окон. В дальнем конце комнаты стояла на постаменте кровать с резными каменными столбиками и кисейными занавесями. Было видно, что на кровати лежит кто-то объёмный.

– А она корпулентная дама, – заметила я. Маариф стоял как вкопанный и даже, кажется, не дышал. К нам подошли две бледные девушки в зелёных шелках, подвели к столику, на котором стояли блюда с виноградом, пшеничными лепешками в меду и стояли кувшины с разными напитками – от воды и шербета до вина и запрещённой чачи, насколько я могла судить по запаху. Девушки куда-то исчезли, а со стороны кровати раздался нежный, просто ангельский голос:

– Ешьте, прекрасные мужи, что даровала нам плодородная земля Аграбы… Ешьте и пейте!

Мы, как загипнотизированные, налили по стакану чего попало, отпили и начали грызть виноград. Девушка на кровати начала петь чарующий мотив, а потом полились слова: о её возлюбленном, который… И дальше шёл расширенный пересказ «Песни Песней» и, порой, Кама-Сутры. Занавеси распахнулись, и оттуда вышла красавица, которой не видел свет. Не прекращая петь, она пошла к нам, а, поскольку, повторюсь, комната была небольшая, довольно быстро она подошла буквально вплотную и присела по другую сторону столика – напротив.

Она была идеальна, как только может быть идеален человек. Такой, должно быть, была библейская Ева в момент сотворения: белые зубы, розовая кожа, большие карие глаза, смотрящие нежно и ласково, тонкие руки с изящными пальцами… Даже я засмотрелась, а генерал – тот так прямо и вылупился, как кролик на удава. И дева смотрела на него влюблённо, а я не удостоилась даже одного взгляда. Странно, до сих пор все находили Дауда ибн Джамиля довольно привлекательным. С досады я взяла с тарелки абрикос и целиком засунула его в рот.

Напрасно, кстати: косточка проскользнула мне в горло, и я начала кашлять, совершенно некуртуазно расплёвывая остатки фрукта вокруг.

– Кхе-кха! – судорожно кашлянула я в последний раз, и злополучная косточка вылетела из горла, и попала султанше в открытый рот. Она поперхнулась, закашляла, заморгала и перестала петь…

И зря. Как только звуки песни стихли, спал и морок. Напротив нас, колыхалось и подрагивало нечто, напоминающее кожистый камень. Гора плоти, прикрытая серо-коричневой бурой шкурой, в кровавых потёках и зеленоватой слизи. В передней части туши, где у человека располагается лицо, зиял открытой раной рот, окружённый, как у миноги, шестью концентрическими кругами острых желтоватых зубов. В глубине рта плясал толстый мясистый язык, острый и красный. Глаз у чудовища не было.

– Так слухи не лгали! – вскричал генерал, и метнул в тушу кувшин с чачей. Большая часть попала в глотку, остальное – на кожу, но не нанесла ей никакого вреда. Я стучалась в двери, моля их открыть, но мариды, наверняка, слышали и не такие крики из этой девичьей спаленки. Пока Маариф пытался закидать монстра мебелью и фруктами, я, поняв, что двери не откроют, искала оружие или выход. Куда-то скрылись эти две служанки? Ага! Вот лаз, прикрытый решёткой, что-то вроде воздуховода, только у самого пола!

В это время чудовище изловчилось, выплюнуло косточку, и вновь завело свою песню: на полу сидела немного помятая, но такая же красивая Лейла, и Маариф сдался – глупец пополз к ней прямо на четвереньках. Я, хоть и видела монстра в обличье девушки, всё же не поддалась чарам песни.

– Генерал! – Маариф обращал на меня внимания не больше, чем на пуфик в углу. – Маариф аль-Сафиф!

Ноль. Просто ноль. Я треснула его по щеке – никакой реакции. Потрясла за плечи – генерал отмахнулся от меня, как от мухи. Ну что, оставлять его, что ли? Я бы и оставила, и никто бы в этом мире меня не осудил, здесь все – эгоисты, но я как представила себе процесс перемалывания человека этими миножьими зубами…

– Я – где? – спросила я сама у себя. – Я – в сказке. Вот и будем действовать сказочными методами.

Можете осуждать меня сколько угодно, но я поцеловала Маарифа аль Сафифа. Поцеловала по-настоящему, буквально вкладывая в поцелуй всю душу. И пропустила момент, когда он пришёл в себя и начал отвечать.

– Э-э-э, алё! – я отпихнула генерала подальше от себя, и, к счастью, подальше от Лейлы. – Особо не радуйтесь! Бежим, пока нас не сожрали!

Мозг у Маарифа работал что надо: отложив объяснения на потом, он молча нырнул за мной в лаз. Худой и гибкий, он не застрял ни на одном повороте, чего я втайне боялась, и через пять минут бесконечного ползания, я увидела решётку выхода.

– Ура! – шёпотом возликовала я, открыла решётку и победоносно выползла наружу. Следом за мной выполз Маариф – и замер. Да и было, от чего замереть: лаз вёл не куда-нибудь, а в ташлык. Где, как известно, проводят основное время жительницы гарема – за едой и общением. Порой там же хасеки – жёны султана – устраивают праздники и раздают подарки.

Ну так вот на один из таких праздников мы и попали.

Глава 17. В гареме со старшими не спорят

В голове у меня мелькнули два варианта развития событий. Первый: сейчас тётки начнут орать, сбегутся евнухи с саблями и из нас сделают бешбармак. Второй: на нас сейчас накинутся изголодавшиеся по сексу тётки – Маариф скончается из-за перелома таза, а меня, наверное, порвут на клочки от ярости. На шёлковых малиновых занавесках окна я явственно различила лик Смерти: голый череп улыбался мне приветливо и нежно, а костлявый палец манил – сюда, сюда…

– Неужели Лейла теряет хватку? – лениво спросила полная женщина лет тридцати, лежащая на кушетке. Одета она была в полупрозрачные шаровары и кофточку, так что ничто не скрывало и складок живота, мягко наползавших друг на друга, ни округлых коленей, не груди титанического размера. Перед ней на коленях стояла девочка и разминала толстухе ступни, ещё две – растирали кисти рук, увешанных браслетами, которые звенели при каждом их движении, совсем малютка, лет шести, в белой сорочке в пол держала кубок с напитком, а высокая худая нубийка махала опахалом из павлиньих перьев.

Маариф выпучил глаза и сглотнул.

– Эй, генерал, не время для эротических фантазий, – шепнула я и ткнула союзника в бок.

– Это главная наложница, – сказал он мне уголком губ, стараясь одновременно улыбаться. – Она чувствительна как змея и жестока как скорпион. Постарайся очаровать её хотя бы своей молодостью, иначе Лейла покажется нам цветком любви…

– Хватит шептаться. Подойдите ближе. А вы, – толстуха кивнула кому-то за нашей спиной, – принесите им подушки.

Женщины начали собираться вокруг нас с Маарифом. Они перешёптывались, посмеивались, но не предпринимали никаких развратных действий, но одна так даже пошла и заперла все три двери, ведущие в ташлык. Опасно? Посмотрим! Полные и худые, в возрасте и совсем малышки, чёрные, белые, азиатки, жительницы Кавказа и коренные турчанки – их было много.

– Маариф, какого чёрта тут сотня баб? – тихо спросила я генерала. – Султан так горяч в постели?

– Это незамужние и вдовые родственницы, наложницы и кандидатки в наложницы, жёны, тётки, сёстры, няньки, служанки… А дальше – армия прислуги, евнухи, молодые мальчики для утех…

Меня слегка передёрнуло, когда я вспомнила все эти масляные взгляды и, особенно руки Маарифа во всех местах, куда он дотянулся во время нашего вынужденного общения. Так вот оно, в чём дело! Может, генерал-таки переключится на дам? Вон их, сколько!

– Принес нашим гостям шербета, – велела толстуха, пока мы усаживались на подушки, а вокруг нас гнездились гаремные девушки. Старухи остались стоять вдоль стен: одетые в чёрное, они, как вороны, жались по углам и ворчали. Женщины среднего возраста, в основном, беременные – как лежали на диванчиках, коврах и кушетках, так и остались. Настоящее тюленье лежбище! Они грызли засахаренные орехи, медовый чак-чак, лепестки роз в сахаре, какие-то палочки, по виду – вяленое мясо, но всё равно сладкое. Мерно двигались челюсти, глупо смотрели на нас большие, сильно накрашенные коровьи глаза…

– Как сеанс в кино, – шепнула я Маарифу.

– Чего? – рассеянно откликнулся он, разглядывая выпирающие из-под тонких тканей пышные округлые зады, торчащие и дынеобразные груди, языки, облизывающие пухлые губы, тонкие руки, поправляющие то, что не надо поправлять… Понятно. Мужик в ауте. Немудрено, если он на таком голодном пайке, что бросается на мальчиков.

Девочка в белой рубахе принесла нам два бокала, но прежде, чем передать нам, отпила из каждого:

– Эй, малышка! – возмутилась я. – Ты не лопнешь, деточка?

– Оставь Эли в покое, юноша, – лениво протянула главная наложница. – Она просто рабыня, которая пробует все блюда на яд. Тут знаешь, сколько мерзавок и свиней Иблиса среди этих прекрасных тел?

Она злобно зыркнула на толпу других наложниц:

– Отравят – не чихнут. А я с вами хочу поговорить. Отравить всегда успею.

– Погодите, – оторопела я. – Но если в еде будет яд, то девочка умрёт?

– Умрёт, – равнодушно подтвердила толстуха. – Это её предназначение в жизни. Она уже седьмая Эли, которую я завела. Предыдущая прожила всего два месяца, представляешь?!

Наложница захохотала, и сквозь смех рассказала, как расправилась со служанкой, посмевшей подсыпать ей мышьяка: зашила в мешок с известью и кинула в море.

– Одновременно сгореть и утонуть – достойная кара для такой дряни! Старый, проверенный способ, – закончила она, утирая слёзы смеха.

– Но хватит обо мне. Пока госпожи Вторая, Третья и Четвёртая спят, вы должны рассказать нам всем свою историю. Кто вы и как попали в ташлык? Потом я решу, что с вами сделать, и если история окажется скучной, у вас будет выбор: отправиться обратно к милашке Лейле или мы придушим вас здесь…

– А почему не сдать нас страже? – спросила я, стараясь не замечать, как блондинка лет двадцати пяти старательно прижимается ко мне, и оглаживает плечо.

– О, юноша! – толстуха улыбнулась. – Видишь ли, потом будет трудно доказать, что вы с доблестным генералом Маарифом аль-Сафифа, которого мы здесь все знаем в лицо, не перепортили весь гарем. Нас просто спишут в утиль: кого попроще – утопят, старух – повесят, самых любимых – раздадут в гаремы чиновников в провинции на правах приживалок, с жёнами султан разведётся, и они тоже уйдут к другим мужьям, только не жёнами, а наложницами или даже служанками. Борух милосерден. Его отец попросту передушил бы нас всех шёлковым шнурком.

Она протянула пухлую руку, в перетяжках, как у новорождённого младенца, взяла с блюда сливу без косточки и кожи, и всосала её в себя, как змея всасывает птичье яйцо.

– Начинай ты, Маариф аль-Сафиф, и не зли меня…

– да, госпожа Ханума, – ответил Маариф, и лицо у него было такое, будто он разговаривает с ангелом божиим. Да с чего? Она же огромная, злющая, подлая баба! Во мне поднялась волна гнева, но ситуация была не в нашу пользу. Что было делать-то – да ещё и без оружия? Девица слева повисла на мне ещё сильнее, а Маарифа со спины облапал клон главной наложницы, только не в фиолетовой, а в зелёной кисее. Он не протестовал, даже когда короткопалая лапка пролезла за пояс его шаровар. Всё. Как боевая единица генерал кончился. Вон, даже голос дрожит…

Ханума – вот как её, оказывается, звали – цыкнула на бабу в зелёном и поманила Маарифа к себе на диванчик.

– Рассказывай, о смелейший и храбрейший воин султана. Как ты попал к Лейле?

И этот дурак начал всё рассказывать с того момента, как его посадили рядом с принцем, которого визирь вознамерился отравить – вон принц сидит, этот самый! – а Маариф помешал, а потом догадался, что всё это заговор, и пошёл посмотреть, что заговорщики задумали. Рассказал буквально всё: и про банщика со старухой, и что мариды у Клинка пропали, а сам Клинок по кустам ищут, и что султан велел скормить принца Лейле, и самого Маарифа – за компанию, потому что, во-первых, колдуну-отравителю не визирь приказы отдаёт, а сам Борух. А, во-вторых, Маариф оказался свидетелем того, чего он не должен был видеть вообще. В частности – Таниту.

– Гадина в Аграбе? – ахнула прижавшаяся ко мне девушка, которая периодически пыталась обслюнявить мне ухо.

– Хорошие новости, – просветлела лицом Ханума. – Теперь я наконец-то смогу её убить… Ну так, принц, теперь твоя очередь рассказывать свою историю. Сядь на пол у моего изголовья, я хочу смотреть на твоё прекрасное лицо.

Она вытянула ноги и положила ступни Маарифу на колени, а мне протянула руку. Да, массажисткой мне быть ещё не доводилось! Рука наложницы напоминала большой кусок пухлого белого мякиша, и пахла так же – ванилью, корицей и какой-то выпечкой. Сообразив, что чем дольше я буду рассказывать, тем больше у нас будет времени на манёвр, я начала вдохновенно врать.

–…И вот, мой отец, подло убитый собственным братом, был похоронен в роскошнейшем месте, на горе, овеваемой семи ветрами, и над его могилой был построен мраморный саркофаг и белоснежное каменное тюрбе, все стены которого покрыты резными узорами из аятов. Мать моя вышла замуж за своего деверя, а когда я вернулся из странствий, сказала, что отец умер сам. Долгие дни я бродил, одинокий, вдоль берега моря и спрашивал себя: «Что теперь делать? Должен ли я узнать, как умер мой отец или смириться с тем, что он уже не жив? Всё же я знаю мою мать и дядю, не лучше ли поверить их словам и спокойно жить?» Но мне явился признак моего отца и сказал: «Дауд…»

– Призрак? – ахнул весь гарем.

– Да, – грустно потупясь ответила я, не прекращая разминать лапку наложницы султана.

– И он рассказал мне правду о своей гибели: как ему влили в ухо яд, и он скончался от невыносимого холода. Когда я решил убить своего дядю, то говорил об этом со своим другом в покоях отца, вдруг слышу – шорох! Один взмах сабли – и шпион убит. Но оказалось, что я зарубил отца моей невесты. Узнав об этом, она сошла с ума и утопилась…

По лицу наложницы текли слёзы, да и Маариф аль-Сафиф сидел, замерев, не замечая, что плачет. А я подкрутила гайки:

– Её брат вызвал меня на поединок, и ранил отравленной саблей, а я – убил его ударом в сердце. Но, раненый, успел добраться до дяди и прикончить его. Теперь государством правит моя мать, а я отправился в добровольное изгнание, чтобы не видеть тех мест, где всё для меня умерло.

– О бедный юноша! – Ханума ударом ноги спихнула Маарифа с дивана, и обняла меня: так осьминог нежно обвивает тунца всеми щупальцами и тянет к нему хищный клюв. Мощная грудь и такие же мощные руки – я оказалась между молотом и наковальней, а губы, намазанные розовым бальзамом, уже впились в крепко сжатые мои, как раздался голос, подобный медному гонгу – мелодичный, но жёсткий:

– Что здесь происходит?! – на пороге ташлыка, войдя через четвёртую дверь из Розового Зала, стояли госпожи Первая и Вторая. Баш-кадын, первая жена султана, держала на руках бузящего Баязида, который тут же вырвался и подбежал ко мне.

– Да, что здесь происходит? – главная наложница уставилась на меня и мальчишку. – А Повелителя ли этот ребёнок, если он с такой готовностью идёт к смазливому юнцу, проникшему в гарем с такой лёгкостью, будто знает сюда дорогу?

Ничего себе у них тут разборки и интриги! Вот и путь – связать всех тёток волосами, и пока они разбираются – свалить. Если Маариф, конечно, отвлечётся от созерцания прелестей наложниц, которые, будто специально, принимали перед ним максимально соблазнительные позы.

– Этот юноша спас Баязида, и теперь стал ему старшим братом, – проинформировала госпожа Вторая, та самая, с голосом-гонгом. – И наследником Повелителя. Хотя после нарушения чистоты гарема, боюсь, ему придётся покинуть Аграбу.

– Да его и так уже сосватали Лейле, чудом выбрался, – съязвила Ханума.

– Правда? – царственно обратилась ко не госпожа Вторая, пока баш-кадын с интересом рассматривала Маарифа.

– Правда, – ответила я. – Еле выбрались с генералом из спальни.

– Зная генерала, не удивлюсь, что вы оказались с ним в спальне, – проронила госпожа Вторая. Маариф залился краской. Интересно, о чём это она?

– Надо помочь вам выбраться. Вы не заслужили такой судьбы, я уже поговорила с Мутабором, он не стал таиться. Видишь ли, принц, Двойной Клинок так и не нашли, а Танита призналась, что украла его для неизвестного заказчика. Её пытают уже час, и последнее, о чём я знаю, были раскалённые иглы под ногтями.

– А как же мои др…, а как же другие? Старуха, банщик и мальчишка?

– Никакого мальчишки не было, а эти двое заперты пока в темнице. После Таниты придёт и их черёд. А если Борух узнает, где вы, то и вам грозит та же участь. Надо бежать.

– Я никуда не уйду без них!

– Если не уйдёшь – не сможешь вернуться, – заметил Маариф, который наконец-то встал с дивана и отклеился от очередной девицы. – Госпожа Вторая советует нам дельные вещи. Но как же все… свидетели?

Он обвёл рукой ташлык, сияющий парой сотен любопытных глаз. Ханума смотрела на жён султана со злобой и плохо скрытым злорадством.

– Всё просто, – улыбнулась госпожа Вторая. – Кто будет болтать – уснёт со шнурком на шее, отравится сладостями или лишится языка. Так ведь, госпожа Ханума?

Вторая подошла к главной наложнице вплотную.

– Не буду молчать! – взвизгнула та, тряся всеми складками. – Не буду! Султан выгонит тебя, а меня сделает своей женой! Вот тебе награда за предательство, а мне – за верность!

– Не ты ли хотела скрыть нарушителей спокойствия в гареме и наслаждаться их присутствием сама, а? – грозно спросила Вторая. Она вдруг улыбнулась, и нежно обвила рукой шею Ханумы:

– Как я понимаю тебя, подруга, – прошептала она. Ханума слабо улыбнулась в ответ, но тут госпожа Вторая резко дёрнула кистью, и тонкая стальная нить, которой она оплела шею главной наложницы, сложилась в пружину, и дзынькнула. Голова Ханумы, с рыжими кудрями и нелепо выкаченными глазами запрыгала по полу, как мячик, оставляя кровавые следы. Баязид засмеялся и захлопал в ладоши. Огромное тело наложницы постояло лишь секунду, и рухнуло, обдавая всё вокруг кровью. Пара капель попала и на госпожу Вторую. Оглядывая замерший гарем, она слизнула капельки и сказала:

– Никому ни звука. Иначе…

По щелчку два евнуха закатали тело с головой в ковёр и куда-то унесли. Три старухи сноровисто замыли кровь, и пока они трудились, а напуганные обитательницы гарема искали место, где поплакать и спрятаться, мы с Маарифом думали об одном: как бы выжить в этом змеёвнике? Я не сдержалась, и взяла его за руку – рука была холодной, как лёд, но аль-Сафиф ободряюще сжал мои пальцы:

– Жди.

Недалёкая баш-кадын, кажется, даже ничего не заметила, занимаясь Баязидом. Госпожа Вторая показала:

– Сюда. Это Розовый Зал. Здесь никто не бывает, кроме нас, жён Повелителя, и его самого. Сегодня у нас нарушение закона, но это нарушение оправдано и не порочит ничью честь. Идите, а мы – следом.

Так, держась за ручки, как в детском саду, мы с Маарифом, зашли в одуряюще яркую комнату, в которой главным цветом был вовсе не розовый, а золотой. А вот розы были повсюду. Я уже ожидала, что нас встретит ещё и розовый аромат: этот маслянистый запах во дворце Боруха был повсюду – ходил волнами, забирался в ноздри, лип к коже. Но, на моё удивление, в Розовом Зале пахло вовсе не розами.

– Что это? – удивился Маариф. Но я уже всё поняла и узнала: пахло борщом. Обычным русским борщом, пирогами с капустой, кажется, гречневой кашей с подливой и компотом. Как у бабушки в гостях.

– Да проходите, чего встали, гостями будете! – за низким восточным столом, уставленном вполне обычными русскими блюдами, сидела на пуфике русоволосая женщина с пронзительными зелёными глазами.

– Госпожа Третья, – представила её Вторая, и в голосе её прозвучали дружеские нотки.

– Настасья Филипповна, – добавила сидящая за столом, обмакнула капустный пирог размером в небольшой лапоть в растопленное сливочное масло, и закусила сразу половину, перепачкавшись маслом до ушей.

– Бу-фу-фу, – сказала она, гостеприимно маша рукой. И тут она вгляделась в меня и, судорожно прожевав пирог, выпалила:

– Ты?! Поля…

– Тс-с-с! – шикнула я, присаживаясь. Маариф аль-Сафиф и госпожа Вторая посмотрели на нас с некоторым подозрением.

– Что это значит? – спросила Вторая.

– Обозналася я, – скривила гримаску Настасья Филипповна. – Борщ будете?

Борщ мы «были». Точнее, в основном рубал оголодавший Маариф, хотя борщ был и вправду знатный: в белой китайской супнице посреди ярко-красного огненного океана томилась нога ягнёнка, вместо картофеля повар положил янтарную репу, которая, наверное, на вес золота в жаркой Аграбе, как и свёкла, которая тоже была вовсе не малиновой, а кроваво-красной. Цвет борщу придавал красный острый и сладкий перец, непонятного сорта морковь и специи. Вместо ржаного хлеба на блюде лежали пресные лепёшки, чеснок был такой же, как и у нас, только мельче, а к борщу Настасья Филипповна, за неимением свиного сала, потребляла зажаренные до хруста перепелиные крылышки.

Пироги тоже поражали воображение: сочная капустная начинка, коричневая, томлённая с луком несколько часов, буквально разрывала золотистые тестяные бока, обильно смазанные желтком ещё до выпечки, и потому блестящие, будто лакированные. Под тонкой корочкой они таили жаркое, ароматное нутро. В стеклянной вазе лежали не персики и сливы, а обыкновенные яблоки, а в запотевшем с холода кувшине было налито молоко. Ни к чему из этого я не притронулась, как и госпожа Вторая, а вот генерал, Настасья Филипповна и присоединившаяся к ним баш-кадын уплетали за обе щеки. Сделав вид, что хочу подышать воздухом, я отошла к окну – и тут же из тени между углом стены и колонной раздалось еле слышное шипение. Кийну! Мальчишка достал записку и протянул мне.

«Поляница! – писала мне Баба Яга. – В темницах нас не ищи. Лисёнок освободил джинна и беглянок, и теперь беглянок у нас нет, а джинн есть. Жду тебя вместе со старым греховодником и умертвием в месте, где бурдюк разучился летать. Беги быстро, забудьте про Десницу и Клинок, важнее выбраться живой». Я оглянулась – команда ждала меня одну, а мне, похоже, придётся тащить с собой и генерала: здесь его ждёт смерть. Хотя, с другой стороны, ему неплохо и с русской женой султана Боруха…

Ко мне подошла госпожа Вторая.

– Иди вдоль коридора, по правой стене будет дверь, замаскированная под арку, увитую виноградом. Сильно толкни её, и выйдешь в султанскую конюшню. Конюх предупреждён и ждёт с двумя оседланными жеребцами.

– Почему с двумя?

– Сама не догадываешься? Мальчишка сядет у тебя за спиной.

– Почему ты мне помогаешь, госпожа Вторая? – это реально было странно, в таком месте, как это гнездо змей.

– Всё, что огорчает Боруха, радует меня, – ровным голосом произнесла госпожа Вторая. – Я – дочь царя демонов, одна из шести несчастных, на которых женился этот нечестивый. Пятеро моих сестёр погибли с тоски по дому и родным, осталась я одна. Потому беги, возьми с собой этого обжору-солдафона – он прикроет тебя от стрел, и вот ещё…

Она сунула руку в широкий рукав бархатного платья и достала свёрток. Ещё не разворачивая его, я поняла, что держу в руках утраченный Двойной Клинок.