Текст книги "Америка и американцы"

Автор книги: Арт Бухвальд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

«КАРАУЛ! НАС ОТРАВЛЯЮТ!»
пер. Оболенского А. Н.

– Пятый участок, отделение по расследованию убийств, сержант Райли слушает.

– Сержант, сообщаю о преступлении. Мою семью пытались отравить!

– А вы в этом уверены?

– Безусловно. Я сдал на проверку в лабораторию воду из моего колодца. Анализ показал, что она содержит различные ядовитые химикаты. То же самое и у всех соседей в округе. Быть может, в данный момент они отдают богу душу.

– Серьезное дело. Может быть, кто‑то точит на вас зуб?

– Да вроде бы нет…

– А может быть, это какой‑нибудь псих, затаивший злобу на жителей вашей округи? Такие вещи случаются. Стоит, пожалуй, прочесать ваш район.

– Конечно, сержант. В нашем районе заболели все свиньи и коровы, а лошади уже околевают.

– Давайте разберемся по порядку. Вы подозреваете, что в вашем районе совершается массовое убийство?

– Сержант, я подозреваю, что происходит массовое уничтожение всего живого во всем штате.

– А вы того, не тронулись?

– Да нет, сержант, проверьте мое досье, и вы убедитесь, что я вполне порядочный гражданин и никогда еще не нарушал закон.

– Кого же вы подозреваете?

– Я полагаю, что виновата компания «Франкенштейн кемикл». Одно из ее предприятий находится в двух милях от нас и постоянно сбрасывает в речку промышленные отходы, причем делает это по ночам.

– Минуточку, минуточку. «Франкенштейн кемикл» – это же всеми уважаемая корпорация с миллиардным оборотом. Ее заводы разбросаны по всем Соединенным Штатам. Я знаком с управляющими некоторых из них в нашем штате, мы с ними даже члены одного клуба. И вы посмели обвинить их в массовом отравлении людей?

– Этому трудно поверить, сержант, но моей племяннице, которая служит в конторе компании, попала в руки инструкция, предписывающая рабочим предприятий сбрасывать в реку все отходы, причем только ночыо. В ней говорится также, что, если кто‑либо начнет допытываться об этом, следует все категорически отрицать, ибо в случае поимки с поличным компании придется закрыть предприятие, и рабочие окажутся на улице.

– Так в чем же, собственно, состоит преступление?

– А в том, что Франкенштейны сознательно отравляют все живое в округе. Разве это не преступление?

– Конечно же нет. Такие вещи не по нашей части.

– Тогда позвольте, сержант, задать несколько вопросов. Если кто‑нибудь явится в ваш дом и начнет пичкать вашу собаку порошком ДДТ или подливать цианистый калий в молоко вашей внучке, вы его арестуете?

– Еще бы! Я бы уж позаботился, чтобы такого субчика упекли за решетку до гробовой доски.

– А какая разница между этим преступлением и тем, что творят Франкенштейны по всей нашей округе?

– Полиция занимается расследованием отдельных криминальных случаев. У нас нет полномочий арестовывать управляющих компаниями только за то, что у них нет иных способов избавиться от промышленных отходов.

– Выходит, рядовой гражданин не имеет даже возможности оградить себя от преднамеренных попыток крупных корпораций убить его?

– Если правительство сочтет, что корпорации действуют вопреки законам, оно найдет способ наказать тех, кто сбрасывает отходы производства в неположенном месте.

– А какое будет наказание?

– Ну, полагаю, их оштрафуют тысяч на пять, а то, может, и меньше. Однако я настоятельно советую вам поосторожней предъявлять всякие там обвинения, вроде тех, которые вы выдвигаете сейчас против Франкенштейнов.

– Но почему же?

– Да потому, что я могу арестовать вас за причинение беспокойства представителям вполне респектабельной и многоуважаемой деловой общины нашего штата.

ЧИСТОПЛОТНОСТЬ ПРЕЖДЕ ВСЕГО

Известно, что одна из важнейших проблем загрязнения внешней среды – использование фосфатов в моющих средствах. Полагают, что сброс фосфатов в ручьи и реки вызывает рост водорослей и убивает рыбу.

Все мыльные предприятия страны заняты созданием новых моющих средств без фосфатов и иных пагубных химикалиев. Но остается проблемой, что делать домашней хозяйке с теми моющими средствами, которые хранятся у нее в шкафу.

Бэртон Шелленбах из Менторы в штате Огайо рассказал мне, что у его жены имеются шесть пятидолларовых ящиков с высококачественным моющим средством. Проникшись экологическими идеями охраны природы, она хочет немедленно отделаться от такого добра, но не знает, как это сделать. Ей сказали, что, если она и ее соседки сплавят содержимое своих ящиков в канализацию, поверхность озера Эри тотчас же покроется пеной высотой в два фута.

Шелленбах подумывал о том, чтобы закопать эти ящики во дворе, но приятель–химик предупредил его, что, если он так поступит, моющие средства в конечном счете все равно просочатся и испортят всю воду в штате Огайо. Попытка уничтожить их при помощи огня провалилась, так как они не загорались.

В отчаянии Шелленбах связался с воинской частью, занятой удалением нервного газа, но и там отказались ему помочь. Люди из этой части сказали, что у них и без того достаточно неприятностей с попытками избавиться от нервного газа. К тому же, если они сбросят моющие средства с корабля, как это делается с нервным газом, то лишь загрязнят океан.

Жена Шелленбаха позвонила в компанию, производящую моющие средства, и спросила, не примут ли они от нее обратно злосчастные ящики.

– Раз моющее средство продано, – сказал вице–президент компании, ведающий фосфатами, – дальнейшее нас не касается!

Тон у него был весьма неприветливый.

Каждый вечер, когда Шелленбах приходил домой с работы, жена спрашивала его: «Не нашел ли ты способа избавиться от этого?» Шелленбах отрицательно качал головой и говорил: «Придется, видимо, выбросить как хлам». – «Нельзя! – протестовала жена. – Надо избавиться так, чтобы не пострадала окружающая среда».

После долгих раздумий Шелленбаху пришла в голову мысль, которая показалась ему столь сумасбродной, что он даже побоялся поделиться ею с женой. В поисках совета он позвонил мне в Вашингтон.

– Слушай, – сказал он. – У меня возникла идея избавить Соединенные Штаты от всех фосфатных моющих средств.

– Великолепно, Шелленбах. Что же ты придумал?

– Надо взять старое грузовое судно, оснастить его шпионской аппаратурой подслушивания, заполнить моющими средствами и послать это судно в прибрежные воды любой страны.

– Так, так! – сказал я.

– Там захватят корабль и тотчас же завязнут со всеми нашими стиральными порошками.

– Это надо сделать! – взволнованно крикнул я, – Каждый месяц следует посылать такой корабль, пока все фосфатные моющие средства не будут вышвырнуты из Соединенных Штатов.

– Подумать только! – воскликнул Шелленбах. – Другие страны заполнятся моющими средствами, а мы станем первой страной, которая добилась успеха, использовав для этого лишь тягу к чистоплотности!

СМАЗЫВАЙТЕ ВАШИ СУСТАВЫ!

Огромным медицинским достижением нынешних восьмидесятых годов должно стать усовершенствование механических частей человеческого тела. Уже успешно применяются суставы из пластика, стальные заменители для ног и рук, искусственные органы, работающие вместо человеческих.

Меня, возможно, одолевает чрезмерный оптимизм, но я предвижу, что к 1989 году половина нашего организма будет поступать от химического концерна «Дюпон» и стальных либо алюминиевых корпораций. Следовательно, даже когда наши тела будут относительно хорошо функционировать, нам придется посещать ремонтные мастерские, а не больницы.

* * *

Человек заходит в магазин Джорджа «Ремонт человеческого тела».

– Могу ли быть вам полезен, сэр?

– Да! Мне хочется кое‑что отрегулировать и смазать рабочие части.

– Не станете ли вы на стенд, чтобы я мог вас обследовать? – говорит Джордж.

Человек становится на стенд, и Джордж слегка поднимает его домкратом.

– Как колени? – спрашивает он.

– Они подчас кажутся мне немного вялыми.

– По–моему, лучше переменить опоры и сцепления, – замечает Джордж. – Когда вы приобрели мышцы этой ноги?

– Около года назад. Почему вы спрашиваете?

– Они начали обтрепываться. Мы располагаем стальными радиальными мышцами с гарантией на пять лёт.

– А мне они действительно необходимы?

– Думаю, что нужны, если вы собираетесь передвигаться.

Человек кивает в знак согласия, и Джордж небрежно делает запись каракулями на листочке бумаги. Затем он спрашивает:

– Ну, а как с руками?

– У меня воспалена суставная капсула локтя правой руки. Воспаление вызвано игрой в теннис.

– Мы поставим новый впитывающий абсорбер, который к тому же амортизирует удары. Пальцы рук у вас хорошо соединяются?

– По–моему, они в порядке – я могу сжать их в кулак.

Джордж обследует руки.

– Надо что‑то сделать с вашими пальцами. Ногти у вас ржавеют.

– Послушайте, ведь я пришел к вам только для наладки. Мне уже пятьдесят лет, и я не хочу вкладывать много денег в свой организм.

– Не заметили ли вы чего‑нибудь, что вас беспокоит?

– У меня побаливает спина, когда я сижу, и я слышу эти «клик, клик, клик» при каждом прикосновении к пальцам ног.

Джордж проводит рукой вдоль спины человека.

– Меня это пугает, – говорит он. – Ваш позвоночник далек от нормы. Его следует заменить. А как у вас с головой?

– Прекрасно! Она не причиняет мне никаких забот.

– Вы потеряли много волос. Не лучше ли сделать трансплантацию? Мы пересадим вам новый парик из орлона для любой погоды, такой, что вам совсем не надо будет носить шляпу.

Джордж еще что‑то записывает, а потом говорит:

– Не думаю, что у вас достаточно воздуха в легких. Я бы поставил вам новые клапаны. Вы американец?

– Конечно! Почему вы спрашиваете?

– Потому что для иностранцев мы получаем части из‑за рубежа, и это занимает два месяца.

– Вы закончили? – спрашивает человек.

– Должно быть так! – говорит Джордж.

– Когда будет выполнена эта работа?

Джордж смотрит на свои записи.

– Если вы придете в четверг в восемь часов утра, мы закончим все к пяти часам вечера.

– Можете вы гарантировать мне, что по крайней мере два года мой организм будет работать хорошо после того, что вы сделаете?

– Как я могу это сказать? – отвечает Джордж. – Я не врач!

V. ДА ЗДРАВСТВУЕТ СПОРТ!

 В ВОСКРЕСЕНЬЕ ПОСЛЕ ОБЕДА

– Гарри… Гарри, да перестань же смотреть эту глупейшую футбольную игру и послушан меня. Какой‑то очень подозрительный тип прячется около нашего дома… Как ты думаешь, не следует ли узнать, чего он хочет? Ты же мужчина в этом доме… Гарри, мне кажется, что он метит на твою машину… Давай позвоним в полицию.

– Как можешь ты так говорить, Гарри! Если даже машина и застрахована, ты же должен предпринять хотя бы какую‑то попытку остановить вора.., Не можешь же ты допустить, чтобы кто‑нибудь украл твою машину… Гляди, Гарри, он вылез и открыл капот двигателя… Он, вероятно, пытается его завести… По–моему, ты должен прикрикнуть на него.

– Ладно, «Краснокожие» проигрывают… Но если бы ты подошел к окну… Смотри, он уже запустил мотор. Гарри, умоляю тебя – позвони в полицию… Что? Это нарушит твой послеобеденный отдых, если пожалует полиция… Да, я знаю, что ты поглощен игрой, но что делать с машиной?.. Я тебя не отвлекаю… Как можешь ты говорить, что я всегда придумываю способы оторвать тебя от телевизора, когда идет футбольная игра… Могу ли я допустить, чтобы украли твою машину, и не сказать тебе… Гарри, ты вылез наконец из кресла… Что случилось? Ах, пошла коммерческая реклама… Машину уже угнали… Ты пойдешь сообщить об этом? После того как кончится игра в Канзас–сити?

– Хорошо, обещаю тебя больше не беспокоить, возвращайся к своей игре…

* * *

– Гарри, звонят в дверь… Ах, Гарри, это же наш сын Джимми, который уже два года служит в военно–морском флоте… Я не думала даже, что он сможет на праздники вырваться домой… Господи, он выглядит таким загорелым и бравым… Гарри, иди встреть его и хотя бы поприветствуй. Неужели ты в самом деле не хочешь встретить своего сына? Что? Не можешь покинуть кресла потому, что «Кардинал» тянет время? Ну, ладно–ладно, не беспокойся, я попрошу Джимми не мешать тебе…

* * *

– Гарри, ты просил тебя не беспокоить, но случилось кое‑что, о чем, мне кажется, ты должен узнать. Наша дочь Гертруда звонила из больницы, она собирается родить. Быть может, ты перестанешь кричать на меня? Знаю, что это не столь уж великое дело сделать ребенка;.. Обычно из‑за этого не стоило бы прерывать просмотр футбольного матча, но мне хочется напомнить тебе, Гарри, что Гертруда ведь не замужем… Это очень тяжелая травма для нее…

– Да, Гарри, я, так же как и ты, очень огорчена, что Брэгг прошляпил верный гол… Я отправляюсь в больницу сама и уверена, что Гертруда все поймет.

* * *

– Я уже вернулась, Гарри. У Гертруды мальчишка. Чью игру ты теперь смотришь? «Сан–Диего» – «Черджерс». Ну а как «Краснокожие»? Они выиграли? Просто удивительно, что твой послеобеденный отдых не претерпел никакого ущерба из‑за всего случившегося.

– Знаешь, Гарри, я решила оставить тебя. Нет, я не могу ждать, пока «Сан–Диего» потеряет мяч. Мы должны обсудить это сейчас же. Я поняла, что настоящая жизнь прошла мимо меня. Не стоит листать книгу до конца, Гарри. Это не сулит ничего доброго. Я приняла решение… Гарри, нет смысла откладывать разговор до завтрашнего вечера. Почему? Да потому, что завтра вечером «Детройт» играет с «Миннесота викингами»…

НАШ УЧТИВЫЙ СПОРТ

Если что‑нибудь доводит меня до настоящего остервенения, так это когда приходится смотреть наш американский профессиональный футбол вместе с иностранцами. На прошлой неделе мне как раз довелось испытать это сомнительное удовольствие. Мой лондонский приятель посетил нас вместе со своей женой, и оба чрезвычайно волновались в предвкушении возможности впервые в своей жизни наблюдать американский футбол хотя бы по телевидению.

Наши вашингтонские «Краснокожие» играли с командой из Далласа, о которой болельщик не ахти какого высокого мнения. Матч начался как обычно, но вскоре страсти разгорелись, и заокеанские гости стали донимать меня вопросами.

– Цель игры, видимо, покалечить возможно больше игроков у противника? – спросил муж.

– Нет, цель вовсе не в этом, – отрезал я.

– За что игрокам начисляют больше очков – за подбитую ногу или за свернутую шею противника? – осведомилась его супруга.

– За подбитые ноги и свернутые шеи не назначают очков, – ответили. – За это, наоборот, штрафуют.

– О! – воскликнул муж. – А какой назначается штраф?

– Команду заставляют отступить от занятой ранее позиции на пятнадцать ярдов к своим воротам.

– Вы хотите сказать, что подобные переломы наказываются только таким штрафом?

– А что вы думаете по данному поводу? – спросил я, сдерживая раздражение.

– Уверена, что у нас в Англии тому, кто нанес такие увечья, дали бы не менее трех лет тюрьмы! – вмешалась супруга гостя.

– Так это же спортивная игра! – возмутился я. – Тот, кто играет, – знает, что у него могут сломать ногу. Именно это и делает игру такой захватывающей, увлекательной!

– Понятно! – сказал супруг. – Человек должен ожидать увечий.

Несколько минут спустя судья оштрафовал «Краснокожих» на 10 ярдов.

– Я не заметила, что случилось. За что назначили штраф? – поинтересовалась английская гостья.

– Один из наших ребят задерживал их игрока.

– Вы хотите сказать, что за задержку игрока команду штрафуют на десять ярдов, а за перелом ноги противника – на пятнадцать ярдов? – спросила она.

Тут я начал терять терпение:

– Это совершенно правильно. В футболе задержка всегда серьезнее, чем перелом чьей‑то ноги.

– Понятно! – с нескрываемым сарказмом заметил муж. – Все это имеет глубокий смысл, когда вы объясняете…

Во втором тайме гостья обернулась ко мне:

– Вы заметили, что один из их парней ударил кулаком вашего парня?

– Это не разрешается! – сказал я.

– Тогда почему судья не принял никаких мер?

– Никто этого не видел, – ответил я.

– Но это же видел любой зритель! – воскликнула она.

– А судья не видел. Если бы он заметил, то назначил бы персональный штраф.

– Который свелся бы к тому, что этого игрока вышвырнули бы из игры? – спросил муж.

– Конечно нет! Спортсменов у нас не удаляют даже за сильное избиение противника. Иначе и игры не было бы. Вся привлекательность футбола для игрока – это ударить соперника и не дать себя изобличить.

Один из «Краснокожих» растянулся в это время на поле и завопил благим матом.

– Как долго разрешается валяться на поле? – ехидно спросил муж.

– Сколько хочешь. Когда игрок получает серьезную травму, разрешается даже вызвать врача или санитаров с носилками.

– Как цивилизованно! – сказала гостья.

Я не мог больше сдерживаться:

– Вы думаете, что мы варвары?

– Несомненно! – сказал муж.

ПОВИНЕН ТЕННИС

Это история теннисной любви. Я не собирался о ней писать, но, как недавно узнал, она типична для многих.

Боб увидел Петти в теннисном клубе когда она сидела на стуле и следила за его игрой. На Петти был белоснежный теннисный костюм с голубыми кружевами на шортиках. Ее пышные белокурые волосы стягивала сзади голубая лента, и голубые тесемки красовались на теннисных туфлях.

Подойдя к ней, Боб сказал:

– Не хотите ли немного поиграть?

Петти приподняла темные очки и густо покраснела.

– Я плохо играю, – сказала она.

– Чепуха! – рассмеялся Боб. – Вы выглядите заядлой теннисисткой.

Его сильные руки оторвали ее от стула.

Они начали играть, и Петти промахнулась семь раз из десяти.

– Мне очень неприятно, —извинялась Петти.

Боб сказал:

– Вы были сообразительной умницей, даже промахиваясь.

Каждый день они встречались на корте, и Боб с величайшим терпением учил Петти элементарным правилам игры.

Однажды другая парочка спросила их, не хотят ли они сыграть «микст»[48]48
  «Микст» – игра в теннис смешанных пар: мужчина и женщина против такой же пары.


[Закрыть].

– О, я не решаюсь, – вспыхнула Петти.

– Ты, конечно, можешь, – воскликнул Боб. – Идем! Мы их расколошматим в пух и прах.

Боб буквально лез из кожи, и, хотя Петти не очень ему помогала, они выиграли два сета.

Боб крепко обнял Петти:

– Дорогая, ты изумительная девушка!

– О, Боб, – крикнула Петти. – Я никогда не думала, что так получится…

– Я люблю тебя, – сказал Боб. – Давай поженимся!

– Хорошо, Боб, хорошо, – ответила Петти, и губы их слились в поцелуе. Они, наверное, еще долго оставались бы в такой позе, если б не надо было освободить корт.

Через месяц они сыграли свадьбу в теннисном клубе и уехали на медовый месяц в спортивный лагерь для теннисистов.

Когда они вернулись, Боб занялся своими маклерскими операциями, а Петти продолжала ежедневно посещать корт и скоро стала играть хорошо, пожалуй, даже лучше Боба,

* * *

Все произошло однажды в воскресенье год спустя. Боб и Петти снова играли «микст» в клубном турнире, и Петти послала мяч в сетку.

Боб со злостью сказал:

– Не держи так низко ракетку!

– Если бы ты не морочил мне голову, – громко крикнула ему Петти, – я бы не промахнулась.

– А как я могу тобой не руководить, если ты не можешь сделать даже укороченный удар?

– Гляди‑ка, кто дает уроки, – взвизгнула Петти. – А почему ты не играешь у сетки?

Боб с отвращением швырнул свою ракетку и ушел с корта.

И так пошло из месяца в месяц. Поползли разные слухи. Боб трусливо удирал, чтобы поиграть с одной девчонкой на другом корте, а Петти по утрам подбирала себе для игры любого постороннего мужчину.

Никого не удивило, когда Петти поехала оформлять развод.

Она жаловалась на невозможный характер Боба.

Он обвинял ее в неправильном подходе к мячу и в том, что Петти всегда мешала ему своим криком, когда он играл на задней линии…

Она сказала, что он никогда не давал ей достаточно денег на покупку новых теннисных мячей.

Боб сказал, что она безрассудно проматывала деньги, вместо того чтобы покупать нейлоновые струны для ракеток.

Суд решил, что этого вполне достаточно для развода.

Боб и Петти теперь встречаются очень редко. Они всегда прогуливаются по разным сторонам корта.

Члены теннисного клуба не одинаково оценивают этот разрыв. Жены осуждают Петти за мотовство, а мужья говорят: «Боб совершил ошибку. Он не должен был потворствовать Петти, выдвигая игру в теннис на первый план!»

ЗВОНОК БОББИ ФИШЕРУ

Президенту Никсону придется принять одно из наиболее важных решений за свое правление– позвонить или нет по телефону Бобби Фишеру, выигравшему мировой шахматный чемпионат в Исландии.

Много лет уже не было такого антигероя, как Фишер. Его поведение до и во время турнира заставило одного читателя написать: «Фишер – единственный американец, который может заставить американцев «болеть» за русских».

Основываясь на поведении Фишера в Исландии, можно представить, что этот телефонный разговор прозвучит примерно так:

– Хэлло, Бобби, говорит президент Никсон. Мне захотелось позвонить и поздравить тебя с победой в Исландии.

– Короче, пожалуйста, я устал…

– Это великий день для Америки, Бобби!

– Это великий день для меня. Я выиграл сто пятьдесят тысяч долларов и показал кое‑что этим исландским недотепам.

– Знаю, Бобби… Я всегда входил в шахматную команду своего колледжа.

– Большое дело.

– Но затем я перекинулся на футбол.

– И из‑за этого вы мне звоните?

– Подожди минутку, Бобби. Я всегда звоню каждому, кто выиграл чемпионство для Америки. Мне хочется устроить парадный белогалстучный прием в Белом доме, когда ты вернешься.

– Сколько мне заплатят за приход?

– Заплатят? Я не плачу людям, которые приглашены на прием в Белый дом.

– А что это мне даст?

– Я приглашу весь кабинет министров, Верховный суд, лидеров конгресса и любого богатого члена республиканской партии, который играет в шахматы. Будет приглашен и этот парень Ломбарди, твой секундант во время матча, чтобы играть после приема. Это тот минимум, который я могу сделать для победителя великого Спасского…

– Хорошо! Я приду, но вот мои требования. Вы пошлете за мной в Исландию свой президентский самолет… Вы лично встретите меня в аэропорту. Предоставите мне лимузин, номер–люкс в отеле, персональный теннисный корт и персональный плавательный бассейн. А также секретных агентов, чтобы меня не задушили газетчики…

– Думаю, что смогу все это сделать, Бобби.

– И никаких телевизионных камер!

– Никаких телевизионных камер?

– Ненавижу телевизионные камеры. Они вгоняют меня в неистовство. Если я увижу хотя бы одну телевизионную камеру, тотчас уйду.

– Не волнуйся, Бобби! Телевизионных камер не будет!

– И никаких разговоров, когда я ем. Не могу есть, когда люди болтают.

– Очень трудно будет устроить большой прием в Белом доме, чтобы никто не говорил.

– А это уж ваша проблема. Если я услышу какой‑нибудь шум, вам самому придется поискать другого чемпиона мира по шахматам.

– Все, как ты скажешь, Бобби. Ведь это прием в твою честь!

– А в котором часу это будет?

– Думаю, что около восьми.

– Я буду к девяти. Не люблю стоять в ожидании и вести светскую беседу с политиками в накрахмаленных сорочках.

– Понимаю, Бобби!

– Ия принесу свой стул. Не могу есть, когда сижу на чужом стуле. И еще одно: мне не нравится слишком яркое освещение, когда я ем. При ярком свете я не примусь за первое блюдо.

– Никакого яркого освещения. Я понял тебя, Бобби. Мне хочется добавить только, что мы все гордимся тобой. Ты подаешь хороший пример американской молодежи.

Ричард Никсон положил трубку, а затем снова поднял ее и позвонил руководителю ЦРУ Ричарду Хелмсу.

– Дик, я посылаю свой президентский самолет в Исландию, чтобы доставить Бобби Фишера. Окажи мне услугу. Как только он очутится на борту, сделай так, чтобы самолет похитили и угнали куда‑нибудь…