Текст книги "Америка и американцы"

Автор книги: Арт Бухвальд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

ТРУДНО ПРОТОЛКНУТЬ КНИГУ

Селли – в Калифорнии, Бен – в Рочестере, Ирвинг—в Филадельфии, Сол – в Гринсборо, Майра – в Питтсбурге, Джил – в Гардфорде, а Гейл —в Батон–Руже.

Что все эти люди делают? Они проталкивают свои книги, вот что! Были прежде времена, когда изданием занимался издатель, который печатал книгу и распространял. Труд писателя заканчивался в тот день, когда он сдавал рукопись издательству. Но с появлением телевидения литературная работа стала лишь незначительной частью забот автора. Главные усилия должны теперь быть направлены на продажу книги, что заставляет вас за месяц исколесить Соединенные Штаты вдоль и поперек, появляясь на разных представительных встречах и шоу, которые обычно происходят после полуночи.

Так это и делается. После того как ваша книга принята к печати, издатель переадресовывает вас в свой отдел рекламы. Мотив – круговорот книжной индустрии вертится в отделе рекламы. Ясна и причина: каждый раз, когда книга не продается, первым увольняют агента по рекламе.

Этот деятель, у которого нет времени прочесть вашу книгу, сообщает, что «он» или «она» сведет вас с Бобом Димплхоффером, фельдмаршалом всех радиошоу в Корн Блайте, штат Небраска. Димплхоффер весьма высоко оценил вашу книгу и специально просил вас участвовать в шоу о ней.

Вы спрашиваете, как добраться до Корн Блайта, и вам отвечают, что это совсем просто. Вы полетите в Чикаго, там пересядете в самолет до Омахи, где снова пересядете и долетите до Линкольна. Отсюда придется добраться автобусом до Грейхаунда, а там пересесть в автобус до Уоринг–Фоллса, откуда опять‑таки автобусом доехать до Сэндаун Корнере, где один из людей Боба вас встретит и доставит в Корн Блайт, – это всего 150 километров.

Если вы затеете разговор о своей неприязни к подобным поездкам, агент по рекламе скажет: «Ну что ж, если вы не хотите, чтобы ваша книга продавалась, это ваше дело».

Итак, поцеловав жену и детей и пообещав им вернуться домой к рождеству, вы отправляетесь в путь.

После мытарств с пересадками в Чикаго, Грейхаунде и Линкольне вы наконец достигаете радиостанции Димплхоффера в Корн Блайте. Димплхоффер прослушивает какую‑то запись. Он говорит:

– Подождите несколько минут. Напомните мне только, о чем ваша книга.

– А вы ее не прочли?

– Вы что, ребенок? У меня нет времени читать рукописи. Она об уотергейтском скандале?

– Нет, то была моя предыдущая книга. А это относительно кота, который вел коммерческую рекламу на телевидении и был похищен гангстерами.

– А я думал, что речь пойдет об «Уотергейте». Мои слушатели не хотят слушать о кошачьих страстях даже в три часа пополуночи.

– Но ведь книга о коте. Это единственное, что я хочу протолкнуть!

– Ладно, и давайте покороче. У меня еще телефонный разговор об отношении «первой леди» страны миссис Форд к нашей молодежи.

И Димплхоффер говорит в микрофон: «В нашей студии особый гость, который как раз написал книгу о собаках».

– О кошках!

– Ол–райт! Правильно! Книгу о кошках. Арт, что еще вы привезли в Корн Блайт?

– Я случайно проезжал мимо, и никогда прежде не был на вашей радиостанции…

На следующее утро, проспав всего три часа, я отправился в местный книжный магазин – единственный здесь, чтобы написать автографы на своей книге.

– Что за книга? – спросила продавщица.

– Разве мой издатель не предупредил вас, что я приеду сюда для проталкивания тиража своей книги?

– Ничего не знаю! Мы держим только бестселлеры!

Три дня спустя я вернулся домой и позвонил телевизионному и радиовещательному агенту.

– У них в магазине нет моих книг! —завопил я.

– Это меня уже не касается, – невозмутимо ответил он. – Попробуйте поговорить с отделом торговли.

ТАК ПИШУТСЯ РЕЦЕНЗИИ

Средний читатель газет может подивиться тому, как издатель книги подбирает автора для рецензии на только что вышедший в свет роман или произведение небеллетристического характера. За немногими исключениями издатель обычно поручает это дело:

а) профессору колледжа;

б) кому‑нибудь, кто написал книгу на смежную тему;

в) приятелю–репортеру, который успешно может потратить полагающиеся ему за такую работу 25 долларов.

Каждый из них способен причинить неприятность автору.

Профессор колледжа обычно вместо обзора порученной ему книги стремится использовать возможность высказать все, что знает относительно литературы. Его рецензия может начинаться так: «Мэррей Слотник, конечно, не Марсель Пруст. Когда Пруст был мальчиком…» Счастье для Слотника, если профессор хотя бы разок упомянет в статье его имя. В своей рецензии он шествует обходными путями, и ему обычно чужды злобные нападки. Если он и игнорирует книгу, то лишь потому, что считает проявленную им эрудицию о писателях XX века гораздо более интересной для читателя, чем рецензируемое произведение.

Вторая категория критиков гораздо опаснее. Когда издатель обращается за рецензией на опубликованную работу к человеку, который выступал в печати на ту же тему, автору это»не сулит ничего доброго.

Предположим, что Стамп написал подробную историю острова Стейтен. Издатель поручает рецензирование Карстерсу, который два года назад выпустил книгу об этом районе страны. Карстерс вовсе не намерен допустить, чтобы написанная Стампом книга вытеснила его собственную работу, и он в своей рецензии безжалостно шельмует Стампа за фактические ошибки, отсутствие глубины, плохой язык, дурные иллюстрации, устаревшие карты местности.

Еще хуже обстоит дело в том случае, когда речь идет о романе. Когда издатель просит одного из писателей прорецензировать роман собрата по перу, он подписывает кнпгс смертный приговор. Среди авторов романов очень немного людей, способных откликнуться на книгу другого писателя без резкой критики.

Врембейкер, автор «Сидения», свою рецензию на новый роман Гемплбара «Большой палец» начинает так: «Темплбар, который так много обещал в пятидесятые годы своим первым романом «Почтовый сбор», опять разочаровал читателей…» А кому неведомо, что Темплбар точно таким манером рецензировал последнюю книгу Брембейкера и тот в конечном счете попросту мстит ему.

По личному опыту я знаю, что издатели книг действуют именно таким образом, потому что каждый раз, когда Рассел Бейкер[42]42
  Рассел Бейкер – известный американский юморист, который, как и Арт Бухвальд, выступает с фельетонами на страницах газеты «Интернэшнл геральд трнбюн».


[Закрыть] выпускает новую книгу, меня просят написать на нее рецензию. И каждый раз, когда у меня выходит новая книга, откликнуться на нее просят Бейкера. Так как я не могу сказать ничего хорошего про Бейкера, а он про меня, мы с ним договорились—каждый из нас сам пишет рецензию на свою книгу, а подписывает ее фамилией другого. Только по этой причине мы остаемся друзьями на протяжении уже многих лет.

Если же автор может сам выбрать рецензента на свою книгу, он, вероятнее всего, прибегнет к третьему варианту – репортеру, приятелю издателя, который нуждается в добавочных 25 долларах. У репортера, который больше заинтересован в деньгах, чем в критическом пафосе разбора, нет времени прочесть книгу. Он отстукивает на машинке все напечатанное на суперобложке книжки и сует в свою рецензию.

Издатели это хорошо знают. Вот почему аннотация на суперобложке всегда читается как весьма благосклонная рецензия. Издательская реклама, которая появляется на последней странице обложки и в газетных объявлениях, рекомендует книгу в самом радужном свете. Все это, дорогой читатель, пишется друзьями автора, которые книги не читали, но чувствуют себя обязанными оказать расположение несчастному парню…

МЕЦЕНАТ ОТ МАФИИ

С каждым годом все безнадежнее становится борьба частных университетов США, старающихся заполучить благотворительные денежные фонды. Даже Гарвардский университет оказался прижатым к стене, когда стал искать новые финансовые средства. Ситуация приняла столь критический характер, что ректор этого университета Дерек Бок – настоящий «аятолла» в области образования – выступил с энергичной защитой принятия «грязных денег», поскольку они могут облагодетельствовать его университет.

В опубликованной недавно «Белой книге» Бок сообщает, что Гарвардский университет склонен смотреть сквозь пальцы на «сомнительное поведение» некоторых своих благодетелей, поскольку «учреждение может более конструктивно использовать такие фонды, чем пожертвования тех дарителей, которые принуждают бережливо относиться к их деньгам». Бок добавил также, что его университет легко может быть обвинен во вполне «обоснованном неэтичном поведении» из‑за не внушающих доверия жертвователей.

«Белая книга» попала в наиболее благоприятный момент в руки Дона Корлеоне[43]43
  Дои Корлеоне – главный персонаж нашумевшего голливудского фильма «Крестный отец» (об американской мафии).


[Закрыть]. Глава мафии Крестный отец как раз недоумевал, что ему делать с добытыми нечестным путем доходами, и решил, что наступило время сделать из‑за сына пожертвование альмаматер – университету одного из штатов. Он попросил ректора этого университета посетить его хорошо охраняемый дом на Лонг–Айленде.

Ректор был введен одним из телохранителей Дона Корлеоне. Он поцеловал руку Крестного отца, который сказал:

– Я позвал вас сюда потому, что хочу предложить вам «дареного коня».

– Да, Крестный отец, – робко прошептал ректор.

– Мне хочется предоставить университету пять миллионов долларов для новой библиотеки, посвященной пуленепроницаемому закону. Как вы знаете, я посвятил закону всю свою жизнь.

– Любой знает об этом, Крестный отец.

– Могу сказать вам, что это грязные деньги, поступившие от таких нелегальных предприятий, как азартные игры, наркотики, ростовщические операции, торговля запрещенными товарами, и других подобных занятий моей семьи. Быть может, вы не захотите их принять?

– Не беспокойтесь, Крестный отец. Деньги есть деньги, и наш университет не спрашивает, откуда они взялись. Нам, конечно, лишь не хотелось бы посягательств на нашу академическую свободу.

– Понятно. Могу вас заверить, что моя семья не проявляет никакого интереса к университетскому движению. К тому же вы базируетесь в Бронксе, а мы оперируем в Квинсе и Бруклине.

– Не вижу тут проблемы, – сказал ректор. – Мы сможем использовать эти деньги для конструктивных целей, хотя они, вполне вероятно, добыты сомнительными предприятиями.

– Я так и думал! По–моему, образование – самое важное дело, в особенности когда оно создает хороших юристов. Меня не было бы здесь сегодня без моих законоведов. Федеральные власти годами старались засадить меня, но мои юристы не позволили даже пальцем коснуться Крестного отца. Теперь мне хочется, чтобы вы поняли, что я сделаю вам свое пожертвование наличными, так как, к несчастью, невозможно произвести его банковским путем.

– Мы берем его любым путем, каким сможем получить, – не задавая никаких вопросов, ответил ректор.

– Великолепно! – сказал Дон Корлеоне.

– А как сможет университет отметить ваш великодушный дар?

– Думаю, что мраморная доска над входом с надписью «Библиотека Дона Корлеоне» будет выглядеть очень мило.

– Да, это вполне приемлемо, но вам должно быть понятно, что наименование здания не означает, что мы одобряем ваш моральный облик.

– И это понятно! Вот здесь в сумке деньги. Они были собраны сегодня утром.

– Благодарю вас, Крестный отец, – сказал ректор, целуя снова его руку. – Если б было больше людей с сомнительной репутацией вроде вас, нас не тревожило бы, как дать приличное образование нашим ребятам!

ЛЕТНЯЯ ИДИЛЛИЯ

– Эй, Марджи, Патрик уже дома!

– Патрик, мой Патрик, ты что же, отпустил бороду? Он выглядит совсем взрослым, Джордж, не правда ли?

– Конечно! Борода делает его похожим на настоящего мужчину. Погоди, Патрик, я помогу втащить твои вещи.

– Патрик, я повесила новые шторы в твоей комнате и купила новый коврик на пол. И приготовила тебе огромный ростбиф… Принимай ванну, и мы сядем за обеденный стол, и ты расскажешь нам все об учебе в колледже.

– Это чудесно, сынок, иметь свой дом. Без тебя он превратился прямо‑таки в морг. Я отремонтировал стол для игры в пул[44]44
  Пул – разновидность биллиарда.


[Закрыть], и мы сможем немного поиграть на этой неделе.

– Он же устал, Джордж. Дай ему подняться наверх и привести себя в порядок. Ты очень похудел, Патрик. Надо будет тебя как следует откормить.

– А как у тебя со звонкой монетой, сынок? Вот тут двадцать долларов. Ты, вероятно, захочешь пойти выпить немного пива со своими друзьями?

– Быть может, он пожелает устроить вечеринку, Джордж? Пригласит всех своих школьных товарищей.

– Подумай, Марджи, мы с ним поиграем в теннис. Надеюсь, что смогу еще побить тебя, сынок.

– Подымайся наверх, Патрик, и чувствуй себя как дома. Как хорошо снова видеть его, не так ли, Джордж?

* * *

Неделю спустя.

– Хэлло, Джордж. Было очень душно в конторе?

– И не спрашивай. Где Патрик?

– Он спит у себя наверху.

– В шесть часов вечера?!

– По–моему, он пришел около четырех часов утра.

– Он каждое утро приходит в четыре. Что нам делать с этим «Плейбой клубом» для подростков?

– Не сердись, Джордж. У него был очень трудный семестр, и ему надо отдохнуть.

– У меня тоже трудный семестр, но я не пропадаю до четырех часов утра. Ты спрашивала его о пустых винных бутылках в машине?

– Он сказал, что только две принадлежат ему. Должна признаться, что он выглядит теперь гораздо лучше, чем когда вернулся домой.

– А как насчет работы? Ты его спросила, подыскивает ли он ее?

– Джордж, он говорит, что ищет.

– Бьюсь об заклад, что это вранье. Знаешь, тут у нас очень мало контор по найму, которые открыты в восемь часов вечера.

– Он говорит, что очень старается, но никто не хочет его нанять.

– А все из‑за этой проклятой бороды. Если ее сбреет и будет выглядеть прилично, то, возможно, подыщет что‑нибудь.

– Тише, он может тебя услышать!

– А меня вовсе не беспокоит – услышит он меня или нет. Его следует подтолкнуть хорошим пинком. Когда я летом приезжал из колледжа, то сразу же приступал к работе…

* * *

Две недели спустя.

– Марджи, ты видела сегодня Патрика?

– Нет. Я видела его вчера на кухне с приятелями. Они слопали все, что было в холодильнике.

– Представляю себе. Когда он возвращается в колледж?

– Не раньше сентября.

– Это ужасно. Так что ж, он пробудет здесь еще более двух месяцев?

– Это только кажется, что очень долго, Джордж. Июль и август пролетят быстро.

– Не очень уверен в этом. Когда ребят нет дома, кажется, что время уходит попусту, а когда они дома, оно совсем не движется.

В ПОИСКАХ САМОГО СЕБЯ…

Мне довелось побывать в доме Тэтчеров на следующий вечер после того, как их сын Рольф объявил, что он решил не поступать ни в один из университетов потому, что хочет побродить по стране.

– Для чего? – воскликнул мистер Тэтчер.

– Мне надо еще найти себя!

– Что ж, ты лучше найдешь себя, скитаясь по стране, чем занимаясь в колледже? – спросил отец.

– Бесполезно искать себя во время учебы!

– Вилли Грэгшмид, – сказал мистер Тэтчер, – уже три года в пути, пытаясь найти себя. Узнать, где он находится, можно, лишь когда он обращается к родителям за деньгами.

– Бывает, что людям приходится искать себя дольше, чем это удается другим, – сказал, обороняясь, Рольф.

– Куда ты направишься? – спросила мать.

– Думаю на попутных машинах бесплатно добраться до Невады. Блэр Симмонс живет в Рено. С ним несколько ребят, старающихся найти себя. Я знаю там парней, которые работают на индейцев, занимаясь выделкой одеял «Навахо».

– Как же ты найдешь себя, делая эти одеяла? – полюбопытствовал мистер Тэтчер.

– Ты же работал своими руками, – сказал Рольф. – И это дало тебе возможность подумать.

– Рольф, – возразил мистер Тэтчер. – Никто больше меня не восхищен твоей жаждой приключений. Но я уже отложил большую сумму на твое университетское образование. Цены на него поднимаются буквально с каждым днем. За время, пока ты будешь искать себя, я потеряю возможность послать тебя в колледж. Не мог бы ты сперва поучиться, а уж потом искать себя?

– Нет! – отрезал Рольф. – Если я отправлюсь осенью на учебу, то не смогу сосредоточиться, так как знаю, что кое‑что там потеряю.

– Боже мой, что ты потеряешь? – спросил мистер Тэтчер.

– Если б я знал, то не допустил бы осечки. Видите ли, мне надо установить свою индивидуальность! Если я не смогу добиться этого на родине, то отправлюсь в Южную Америку с Эдной.

– Эдна? – миссис Тэтчер открыла рот от изумления. – Эдна тоже пытается найти себя?

– Да! У нее есть малолитражка, и она пригласила меня ехать вместе.

– А что думают ее родители об этом путешествии? – спросил мистер Тэтчер.

– Они изрядно волнуются, но Эдна говорит, что у нее нет выбора. Если она не уедет, то ей придется учиться, затем выйти замуж и в конце концов стать матерью. Она не видит в этом своего будущего.

– А нельзя предположить, что она станет матерью в Южной Америке? – спросила миссис Тэтчер.

– Это не входит в условия путешествия, – угрюмо сказал Рольф. – У каждого из нас свой спальный мешок.

– Разве в Андах не бывает холодно? – предостерег мистер Тэтчер.

– Ну и что ж? —сказал Рольф. – Так или иначе вы должны понять, что я не пойду в колледж, пока не найду себя.

– Мне кажется, что мы немногое можем сделать для тебя в этом отношении, – заметил мистер Тэтчер и спросил: – Не окажешь ли ты нам хотя бы одну любезность? Не поставишь ли ты нас в известность, как только найдешь себя?

– А как это сделать?

– Дай объявление в Бюро находок.

ИЗНАНКА СЧАСТЛИВОГО ДЕТСТВА

Начинается новый школьный год, а с деньгами так туго, что многие родители болезненно ощущают выпадающие на их долю тяготы. Мой друг Блок был полон отчаяния, когда я с ним на днях повстречался.

– Когда Роджер появился на свет, – сказал он, – мы немедленно приобрели страховой полис на его образование. Однако теперь из‑за инфляции и высокой стоимости обучения мы уже использовали этот полис, а Роджер пока только шесть месяцев как занимается.

– Колледжи теперь дорого обходятся? – спросил я.

– Какие колледжи! – фыркнул Блок, —Роджер занимается в детском саду.

– Гм! В детском саду?

– Две тысячи пятьсот долларов в год, не считая разных прогулок. Мне думается, что крупную ошибку совершают те, кто приступает к воспитанию малыша, когда ему исполняется три года. В таком случае совсем не остается средств для его серьезного образования, когда он достигает пятилетнего возраста. Что касается меня, то, если б дело началось снова, я бы, вероятно, оставил его на все время в песочнице, но моя жена Алиса непреклонна – она хочет дать ему хорошую, солидную квалификацию.

– А не мог бы ты занять немного денег в банке, чтобы Роджер закончил детский сад?

– Правильно! Я так и сделал. Занял тысячу долларов еще в начале лета.

– Ну, и что же дальше?

– Они потрачены на то, чтобы послать Роджера на летний отдых.

– По крайней мере деньги не были истрачены попусту, – сказал я. – А нет ли каких‑нибудь правительственных стипендий для малышей, желающих окончить детский сад?

– Я это выяснил. Особый детский сад, куда ходит Роджер, мог бы получать большую стипендию от правительства, если бы занялся исследованиями в области бактериологической войны. Но директриса заявила, что не разрешит, чтобы ее детвора была занята какими бы то ни было исследованиями.

– Ну, стипендией тогда и не пахнет, – заметил я.

– А тут еще школьный автобус, краски, лепка и шоколадное молоко – все это дорожает и обходится в добавочные полторы тысячи долларов.

– Да! – сказал я. – Чем старше ребенок, тем выше цены.

– Точно! Я обратился в йельский университет, чтобы выяснить, во что обойдется мне посылка туда Роджера. Они просят не досаждать им такими вопросами.

– А не сможет ли Роджер сам начать подрабатывать, хотя бы частично, на свое воспитание и обучение?

– Алиса категорически против этого. Она говорит, что детский сад должен быть счастливейшим временем жизни ребенка.

– Я считаю, что в день, когда Роджер закончит детский сад, нужно положить конец всем твоим жертвам.

– Что ты! Роджер уже заявил, что он хочет поступить в первый класс школы.

IV. ВРАЧИ И ПАЦИЕНТЫ

НЕ ЛУЧШЕ ЛИ НАОБОРОТ

Не выношу я критику медицинской профессии, но вы, наверное, заметили, что врачи теперь все чаще прибегают к различным тестам и анализам. В далекое прошлое ушли денечки, когда доктора пользовались стетоскопами и носили над своими глазами рефлекторные зеркала. Ныне они восседают за письменными столами и на все ваши жалобы и сетования твердят: «Мы лучше всего проведем проверку!» И вы даете медсестре кровь для анализа, а она предлагает вам зайти через несколько дней, чтобы узнать, есть ли у вас «это» или «этого» нет.

Тут нет абсолютно ничего плохого, потому что медицинская наука столь продвинулась и усложнилась, что специалисты могут теперь взглянуть на клеточку в лаборатории и сказать гораздо больше о вас, чем заставляя делать вдохи и выдохи.

Лишь одна проблема возникает, когда мы вручаем себя в руки обученных экспертов, посвятивших свои жизни медицине, – они основывают свои диагнозы на результатах лабораторных исследований, которые во многих случаях делаются людьми, еле–еле знающими свое дело.

Я слышал множество историй относительно путаницы и беспорядков в медицинских испытаниях. Все, что мною будет рассказано в дальнейшем, абсолютно правдиво и имело место на протяжении последних шести месяцев.

Одной из моих знакомых делали анализ крови, когда она лежала в столичной больнице. Результат так озадачил терапевта, что он призвал на помощь гематолога, который сказал: «Вы напрасно волнуетесь! Если б этот анализ был правилен, ваша пациентка уже бы умерла!»

Мой сосед, вернувшийся из поездки на Средний Восток, пострадал от укуса какого‑то экзотического насекомого, и это ввело в заблуждение врачей другой вашингтонской больницы. Они призвали на консультацию специалиста по тропическим заболеваниям, когда анализ крови моего соседа показал, что у него гепатит. Всеобщим вздохом облегчения было в конце концов встречено опровержение этого диагноза: выяснилось, что проба крови соседа была по небрежности подменена лабораторией на принадлежащую другому пациенту. Сообщение об этом случае было направлено специальному контрольному центру в г. Атланта, который должен следить за работой лабораторий.

Это еще не все! Другой мой друг был обследован по поводу неврологического заболевания. Ему было сказано, что результаты испытаний будут готовы примерно через три недели. Он терпеливо ждал (хотя у него на самом деле нервы никуда не годятся!). Врач, удивленный затянувшимся ответом, обнаружил в конце концов, что направленные в лабораторию пробы там утеряны и придется снова повторить исследование.

Такая система никуда не годится! Как можно ставить диагноз, когда нет уверенности в том, что запрошенные нами результаты анализов и тестов сделаны правильно?

С тех пор как важнейшая работа по установке диагнозов заболевания проводится в лаборатории, что остается врачам? Любой ведь может сидеть за столом в докторском кабинете и выслушивать чьи‑то жалобы. А чего проще сказать: «Разденьтесь, пожалуйста, станьте сюда, и я вас осмотрю!» Но затем придется засесть за микроскоп, чтобы выяснить, болен ли пациент «этим» или нет.

Моя мечта – пройти как‑нибудь в лабораторию одной из вашингтонских больниц и увидеть там докторов, ссутулившихся над микроскопами в стремлении разрешить тайны заболеваний своих пациентов, тогда как в их кабинетах восседают, наоборот, юные, свеженькие лаборантки, говорящие медсестре: «Мне не нравится состояние локтя пациента. Думаю, что вам лучше провести некоторые проверки!»