Текст книги "Детская площадка (ЛП)"

Автор книги: Арон Борегар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Огромная стопка комиксов, которая лежала у его постели, включала множество выпусков "Дикого дракона", "Спауна", "Макса", различные переиздания старых комиксов ЕС и "Черепашки-ниндзя" Кевина Истмана.

Комиксы были его окном в другое место. Они позволяли ему избежать давления, с которым он сталкивался ежедневно и непременно. Он видел в них будущее, место и время мира. Его любимым занятием было слушать свой плеер и растворяться в иллюстрациях и мрачных историях. Единственная проблема заключалась в том, что Си-Джей не был тем, кто решал, как использовать своё время.

Выскочила кнопка воспроизведения, на мгновение прервав резню Дикого Дракона. Он вытащил кассету – "Чёрное воскресенье Сайпресс-Хилл" – и перевернул её на другую сторону. Но прежде, чем он успел нажать кнопку воспроизведения и снова погрузиться в кровавую и стоунерную лирику, из открытого окна донёсся голос его отца.

– Если ты хочешь раскрыть свой потенциал, тебе нужно тренироваться больше, чем пару часов! Это уже две ошибки! А теперь беги туда и не говори мне ни слова!

Си-Джей тихо снял наушники и встал у окна. Он подкрался вперёд и выглянул из-за угла. На заднем дворе пыхтел и корячился его младший брат Кип.

– Но почему Си-Джей и Бобби не должны быть здесь? – Кип заскулил их отцу. – Это несправедливо.

– Ага, у меня для тебя новость, малыш: жизнь вообще несправедлива, – Грег перемалывал биту, разминая запястье. – Бобби здесь нет, потому что он тупица. Дерьмовый спортсмен. Что бы он ни говорил, этот грёбаный скейтборд бесполезен. Это хобби. Это не спорт. А Си-Джей получает три часа на отдых по выходным. Может быть, когда-нибудь ты тоже это сделаешь, если, ради всего святого, научишься играть простым наземным мячом. Если ты хочешь получить то же, что и он, тогда ты будешь играть так же хорошо, как и он. Это так просто.

Кип в отчаянии хлопнул своей новой бейсбольной перчаткой по ноге и попятился к забору. Его отец ударил по мячу в его сторону в приличном темпе, и Кип зачерпнул мяч.

– Или я могу стать тупицей, как Бобби, верно? – спросил Кип.

Он бросил мяч обратно в сторону отца.

Си-Джей на мгновение улыбнулся, но его улыбка быстро исчезла. Его младший брат был умён, но Си-Джей понял жалкую правду, стоящую за этим вопросом. Он знал, что, независимо от того, так же хорошо Кип играет в бейсбол, как и он, папа всё равно будет на него наезжать. Кип не будет тусоваться с друзьями, читать комиксы или думать о девушках. Он будет ограничен их скромным задним двором, принося мячи, как собака. И не потому, что хотел, а потому, что должен был, чтобы папа чувствовал себя немного ближе к достижению успеха на поле, которого он никогда не добивался для себя.

– Хорошая попытка, но я тот, кто видит таланты, – сказал Грег Кипу.

Он отбил мягкую подачу Кипа с гораздо большей силой, чем в прошлый раз, и просверлил мяч своему сыну, чтобы доказать свои слова. Постоянное утверждение своего превосходства держало мальчиков в его руках.

– Ты просто неудачник, я так скажу, – продолжил Грег.

Линейный привод ударил Кипа прямо в лицо. Он едва успел поднять перчатку и не попасть под удар, но когда мяч ударил его в ладонь, по руке пробежала острая, жалящая боль.

– Ой! – Кип закричал.

Кислая мина отразилась на лице Грега.

– Да ладно, не будь бабой. Я уже говорил тебе сделать передышку? Кидай обратно!

Визуальные эффекты, разворачивающиеся перед глазами Си-Джея, были слишком знакомы.

– Профессионалы не чувствуют боли, – сказал Грег. – А теперь стряхни его и отправь обратно.

Три коротких стука отвлекли внимание Си-Джея от грустной картинки.

– Си-Джей? – спросила Таня из-за двери.

– Да?

– Можно я зайду на секунду?

Си-Джей подошёл к двери и открыл её.

Его сестра стояла перед ним, взволнованно улыбаясь. Обычно они не проводили много времени вместе из-за того, что он всё время был сосредоточен на бейсболе, правда, которая огорчала Си-Джея.

– Как дела? – спросил он.

– Ты уже готов? Мама говорит, что нам пора идти, если мы собираемся успеть на детскую площадку вовремя.

– Вот дерьмо! Я совсем забыл об этом! – Си-Джей ухмыльнулся.

Он так погрузился в спокойствие своей музыки и комиксов, что это вылетело у него из головы. Облегчение охватило его. Ему не придётся тащиться обратно на ещё одну знаменитую отцовскую вечернюю тренировку. Вместо этого он может повеселиться. Он воображал, что занятия на игровой площадке будут куда более захватывающими, чем бесконечные повторяющиеся упражнения, к которым он в противном случае был бы вынужден.

– Чёрт, – сказала его сестра, – я не знаю, как ты мог забыть, увидев эти фотографии, но сегодня именно этот день. И помни, ты обещал, что мы пойдём на качалки!

– О, мы отлично покачаемся. Я отправлю тебя прямо на Луну и обратно, – сказал Си-Джей.

У него вырвался смех. Он вспомнил последние несколько раз, когда они ходили на качалки. Он подбросил её так высоко в воздух, что её зад отлетел на несколько дюймов от сиденья, прежде чем шлёпнуться обратно.

– Нет! Никто ещё не запускал меня в воздух на пять футов! Ты доведёшь меня до сердечного приступа!

Таня мягко ударила его по руке, всё ещё сохраняя свою ухмылку.

Си-Джей знал, что Тане нравилось вести себя так, как будто она ненавидела, когда он с ней возился, но это был не тот случай. Он бы не сделал этого с ней, если бы это действительно ей не нравилось. Это была одна из тех вещей, из-за которых она кричала и расстраивалась, но тайно любила.

– Ладно, не буду, – сказал он, подмигивая.

– А если серьёзно, я с нетерпением жду возможности потусить сегодня. Я так рада, что мы можем это сделать!

– Я тоже.

– Но я очень надеюсь, что у них есть качалки. Я никогда не слышала об ультрасовременной игровой площадке, а ты? Что это вообще значит?

– Я не знаю, но у них должны быть качалки. Какая детская площадка без…

Внезапно с лестницы закричала их мать.

– Таня! Я сказала тебе позвать Си-Джея и спуститься вниз! Нам нужно идти, сейчас же! Мы не должны опаздывать! И скажи Бобби, чтобы тоже шевелил задницей!

Таня раздражённо сморщила лицо и молча передразнила мини-разглагольствования своей матери.

Улыбка появилась на лице Си-Джея. Впервые за долгое время он просто знал, что это будет хороший день. Со всем весельем, которое они планировали устроить, как этого не могло быть?

НЕЖНЫЙ ГИГАНТ

Рок Стэнли смотрел на Джеральдин Борден так, будто она была чёрной дырой, зияющим порталом тьмы, готовым поглотить его без предупреждения. Его глаза казались такими же тяжёлыми, как и тяжесть, которую он нёс на своих крепких плечах. Ужас, заключённый в его зрачках, не был чем-то новым. Страх и неуверенность были связаны с ними давным-давно.

Взгляд старой ведьмы пронзил его со скоростью и лёгкостью лазерного луча. Дискомфорт, который был передан, заставил его суетиться. Рок потянулся, снимая свою обветренную плоскую кепку, не зная, что ответить.

– Это простой вопрос, – сказала Джеральдин. – Сколько у нас должно было быть?

Рок крепко держал кепку в одной руке и оставшимися колбасными пальцами царапал растрёпанные фолликулы на макушке. Слов всё не было.

– Ответь мне, идиот! Сколько?! – старые голосовые связки Джеральдин завизжали.

– Девять? – наконец Року удалось выпалить.

Неуверенный тон Рока не источал интеллекта, а его робкий характер не соответствовал такому устрашающему виду. При росте шесть футов три дюйма и весе чуть меньше двухсот восьмидесяти фунтов ему не нужно было ни от кого терпеть дерьмо. Тем не менее, он это делал.

– Ну, будь я проклята! – сказала Джеральдин. – Он заговорил! Тогда помоги мне понять, почему ты вчера подошёл к матери-одиночке с одним ребёнком?! Кроме того, ты ждал до сих пор – за несколько часов до их прибытия – чтобы сказать это мне!

– Ты сказала, что я не должен беспокоить тебя, если…

– Ни слова больше! Ты никогда не будешь стоить ни гроша! – Джеральдин прижала руку ко рту, поправляя зубные протезы. Гнев оставил их на грани соскальзывания. – Вот почему ты никогда не станешь Борденом! Почему ты никогда не будешь достоин моего состояния! Всё, чего я когда-либо хотела, – это ещё одно достойное поколение, которое продолжится, когда меня не станет! Это действительно слишком много, чтобы просить?!

С каждым резким замечанием депрессия и тоска Рока только кипели сильнее. Он никогда не был достаточно хорош. Недостаточно хорош для своих кровных родителей и уж точно недостаточно хорош для приёмной матери. Джеральдин никогда не стеснялась дать ему понять, что он не заслужил признания. Он был изгоем, идиотом, закоренелым неудачником – необычным человеком в том смысле, что даже в присутствии других Рок Стэнли оставался один.

– Если бы мои яичники не были бесплодными, у меня был бы кто-то способный! – сказала Джеральдин. – Но вместо этого мне пришлось ждать почти два года, чтобы получить опеку над таким бесполезным, жалким оправданием, как ты! Мне дали даже не девочку! Даже когда ты был совсем ребёнком, я знала, что ты будешь дерьмом! Я не добилась бы такого успеха, – она провела пальцем по коллекции ценных вещей в потрясающей комнате, – если бы не замечала неудачников. Я видела тебя, мальчик. Я видела, как ты далёк от всего этого. Я должна была знать лучше, что ожидать от такого, как ты. Я должна была знать лучше, что не смогу как-то изменить тебя.

Она повернулась спиной к Року и посмотрела на свою картину маслом, висевшую над камином. Это было недавнее изображение, на котором были запечатлены все её морщины и огромная родинка цвета лесного ореха на её левой щеке, из которой выросли несколько чернильных волосков, которые она забыла подстричь. Яркая иллюстрация обрисовывала смешанные ненависть и отвращение, которые она питала десятилетиями, целое разочарование, застрявшее в её глазах. В то время как волосы Джеральдины, возможно, были смесью инь и ян, её душа была по-прежнему – чёрной как ночь. И в этом зловещем пространстве лежал фитиль, способный привести в движение всё, что мог сотворить её испорченный разум.

Снаружи гостиной, которая была размером почти со спортивный зал старшей школы, эхо шагов приблизилось, остановившись в дверном проёме.

Прямо за порогом в своих элегантных коричневых брюках, белой рубашке с воротником и жилете цвета ореха стоял Адольфо Фукс. Изогнутая бровь над его левым глазом указывала на некоторое беспокойство.

– Что за суета? – спросил Фукс, его немецкие корни просвечивали, когда он говорил.

Джеральдин завизжала.

– Благодаря этому чёртовому придурку, теперь их будет только восемь!

Квадратное лицо и квадратная челюсть Рока опустились ниже, когда он наклонил голову и сжал края своей плоской кепки каждой из своих громоздких рук. Его наряд был далёк от аристократических, которые носили Джеральдин и Фукс. В изношенной рубашке с длинными рукавами над локтями образовались небольшие дырочки, а кожаный ремень болтался на ниточке.

Отсутствие респектабельной одежды не было результатом финансовых ограничений. Рок просто не заслужил права на высокую моду. Судя по тому, как говорила Джеральдин, он, вероятно, никогда бы этого не сделал. Если, конечно, Рока не бросали на поиски кандидатов на игровую площадку. В этом случае у Джеральдин был особый наряд, который она разрешала ему надеть. Ни одна семья не стала бы доверять голодранцу.

– И? Разве восьми недостаточно? – спросил Фукс.

– Девять – это число детей, которые были у моей матери, – сказала Джеральдин. – И у её матери… И я просто… – она сделала паузу. Её нижняя губа дрожала, и она изо всех сил пыталась подавить её. – Я просто хотела узнать, каково это быть ею хотя бы один день. Всего день.

Немец не мог не хихикнуть.

Джеральдин нахмурилась.

– Что смешного, мистер Фукс?

– Ничего, миледи, – ответил Фукс, и веселье исчезло с его лица.

– Когда заболела моя мама, из всех моих братьев и сестёр именно я осталась рядом с ней! Когда все остальные ушли, я осталась. Я заслужила это.

Даже Фукс, который был рядом с Джеральдин уже много десятилетий, был шокирован не столько её диковинными стандартами, сколько редким проявлением эмоций, которым она дала возможность появиться.

– Извините, я не знал, – ответил Фукс.

Эмоции, насыщавшие её ритм, быстро испарились, когда она подумала о том, что будет дальше.

– В прошлом к ​​нам приходили и играли несколько детей, – сказала она. – Малое число означало самый безопасный подход. Но, как мы оба знаем, сегодня день особенный. Сегодня мы рискуем! Сегодня у нас семьи!

В глазах Джеральдин вспыхнуло безумие. Дело было не столько в семье, сколько в семье, которую она всегда хотела, но не могла создать. Речь шла о преобразовании её собственной генетики в то, что она считала нужным, о тесной связи с разумом, который она стремилась вырастить.

У Джеральдин всё ещё был Рок, но когда он вырос, его компания оказалась совсем не такой, как она себе представляла. Она никогда не будет смотреть свысока на остальной мир с Роком. Она могла только смотреть свысока на Рока вместе с остальным миром.

Если бы Джеральдин заполучила желаемую семью, то был шанс, что ни одно из сегодняшних событий вообще не понадобилось бы, что её испорченный ум был бы занят чем-то другим, а та мстительная философия, которая в нём жила, никогда бы не появилась.

Но это было не так.

– Эти непритязательные крестьяне валяются в грязи и нищете, но, по иронии судьбы, они создали то, что не может купить даже моё богатство, то, чего я больше всего хотела, что-то, что даже такой блестящий ум, как ваш, не мог дать мне, мистер Фукс, – Джеральдин повернулась к Року. – Эти неотёсанные родители таят в себе потенциал. Поколенческий потенциал! Их жалкое, совершенно бессмысленное наследие можно поддерживать, просто существуя, наделяя телами, которые должным образом функционируют. Это не результат действия! Ничего они не заработали! Ничего они не сделали! Это тупая удача! Но сегодня эта удача закончится. Этой необоснованной возможности придёт конец.

– Это произойдёт, – сказал Фукс.

Немец изобразил кривую улыбку, которая говорила о том, что он точно так же болен и соответствует идеям, выдвинутым Джеральдин.

Джеральдин снова взглянула на Фукса. Она отражала его ухмылку, пока другая мысль не закралась в её мозг и не остановила его.

– Это если этот тупица может быть эффективным в течение одного дня, – сказала она. – Хотя, наверное, это слишком много, чтобы просить.

Джеральдин снова посмотрела на Рока. Он опустил голову, и его руки начали трястись. Пока его кепка подпрыгивала вверх и вниз, Рок пытался представить, что его здесь нет. Каким бы прекрасным ни было поместье Борденов, для него оно было тюрьмой, построенной из золота. Никакая роскошь замка не могла стоить его пребывания.

Рок жил внутри золотой клетки. Пронизанные яростью тирады, которые Джеральдин извергала с хитрой последовательностью, гарантировали, что всегда будут громкие напоминания о его неполноценности. Они всегда были пунктуальны, поэтому он никогда не мог забыть.

Он был неудачником.

Он был ничтожеством.

Он никогда не был ни в чём достаточно хорош.

Дело было не только в том, как Джеральдин видела Рока, но и в том, как Рок видел себя.

– Этот мальчик никогда не будет идеальным, – сказал Фукс, – но он обеспечил вам восемь детей. Мы должны быть благодарны за эти усилия, иначе рискуем испортить праздник. Вы не должны допустить, чтобы одна паршивая овца испортила стадо, миледи. У вас всё ещё должна быть радость, потому что сегодняшний день будет сильно отличаться от любого другого события, свидетелями которого мы когда-либо были.

Джеральдин посмотрела на старика и позволила словам, предложенным Фуксом, закипеть в её мозгу. Улыбка скользнула по её измождённому лицу.

– Может быть, вы правы. Это не идеально, но я полагаю, нам просто нужно извлечь из этого максимум пользы, – она повернулась в сторону Рока. – Иди в мою комнату. Пришло время одеть тебя как следует перед прибытием наших гостей.

УДОВОЛЬСТВИЕ, КОТОРОЕ МОЖЕТ ВИДЕТЬ ГЛАЗ

– Успокойтесь, – потребовал Том своим лучшим строгим голосом. – Я знаю, что вы взволнованы, но если вы двое не расслабитесь, мы развернём эту машину. Я серьёзно, хватит кричать. Это ясно?

– Да, остынь, папа, – ответила Сэди.

– Да, мы просто играем, – сказала Саманта.

Сэди наклонилась к ней и издала девичий смешок.

Исаак сдвинул на нос свои громоздкие очки и сел, глядя в окно. Он выглянул из-за края утёса, наблюдая за гипнотическим течением ошеломляющих волн. Даже дорога, ведущая к их чудесному месту назначения, была причудливой. Приближалось что-то невероятное, и он не собирался позволять сёстрам облажаться.

Обычно он предпочитал держаться особняком, но в этот момент ему нужно было заговорить. В десять лет Исааку ещё предстояло многому научиться, и он полностью это осознавал. Но для своего возраста он намного опережал большинство своих сверстников. Он не был эгоистичен в этом; наоборот. Однако, как он часто делал, Исаак использовал здравые рассуждения, чтобы отстаивать своё дело перед отцом.

– Было бы справедливо наказать всех нас, потому что Сэм и Сэди тоже мои братья.

– Эй! – Сэди взвизгнула.

Пока Том сосредоточился на дороге, Молли взяла на себя инициативу. Она вытянула шею к Исааку и вздохнула.

– Я полагаю, что если бы это произошло, нам просто пришлось бы лишиться чего-то особенного в нашей жизни, – сказала Молли, двигая бровями.

– Всё будет хорошо, – взмолилась Сэм.

– Ага, – вмешалась Сэди.

– Увидев фотографии этого места, которые вы нам показали, – сказал Исаак, – я никак не могу упустить эту возможность. Я всё равно там поиграю.

– Похоже, твои сёстры будут вести себя хорошо, верно? – вмешался Том, глядя на Сэди и Сэм в зеркало заднего вида.

Они заметили карающий взгляд и соответственно кивнули ему.

– Тебе не о чем беспокоиться, приятель, – заверил его Том. – Кроме того, я думаю, что это уже впереди.

Высокие ворота из чёрного дерева указывали на медленно плывущие над ними скопления облаков. Возвышающиеся стальные копья казались выше, чем необходимо. Предварительный просмотр безупречного участка, видимого через ворота собственности, захватывал дух. Средневековая архитектура была вырвана из детской сказки.

Размещение поместья в конце изолированной тропинки по утёсу создавало ещё один чрезмерный слой уединения. Наряду с местоположением, огромная высота массивных каменных стен, расположенных перед стальным ограждением, могла бы удержать колосса в страхе.

Девочки хором завизжали.

– Мы здесь! Мы здесь!

Исаак раздражённо сморщил лицо. Его сёстры знали, как пищать ноты, которые всегда злили его. Они знали это наверняка. Именно поэтому они это делали.

Хотя Сэм была на год старше Сэди, большинство считало их близнецами. Это было не так, но это говорило об их родстве и связи. Их характеры резко отличались от их старшего брата, в частности Сэди.

Ей было всего семь лет, но это не мешало ей ругаться с Исааком. Известно, что она оскорбляла его, как словесно, так и физически. Она была фейерверком, и как только её фитиль загорался, Исаак понимал, что его ждёт битва.

Сэм тоже не была ангелом, но, похоже, никогда не была инициатором мучений. Несмотря на то, что она родилась первой, она следовала примеру Сэди. Если Сэди была злой, то и Сэм была злой.

Мимика наглого поведения, скорее всего, была причиной того, что люди считали их близнецами. Кроме того, у них обеих был одинаковый изящный рост и одинаковые мерцающие светлые волосы. Самым простым способом отличить их друг от друга были их причёски. Волосы Сэм обычно были собраны в хвост, а у Сэди были косички.

Большинство людей, столкнувшихся с сёстрами впервые, воспринимали их как невинных. Но внешность могла быть обманчивой, и часто так и было.

– Как, чёрт возьми, это работает? – спросил Том.

– Хороший вопрос, – ответила Молли, просматривая брошюру.

– Эти ворота такие огромные, – пробормотал Исаак.

– У тебя уши огромные, – отрезала Сэди.

Она потянулась через Сэм и щёлкнула по широкому, неуклюжему хрящу, который был ухом её брата. Её домогательства были достаточно скрытными, чтобы не привлекать родительского внимания.

На щеках Исаака выступил лёгкий румянец – сестра знала, как сделать ему больно.

Мало того, что он был тощим и неспортивным, так ещё и застенчивым, как бурундук. Его уже дразнили в школе за странные уши, но Сэди хотела ещё больше закрутить гайку. Она была не из тех, кто избегает чувствительности людей – она предпочитала эксплуатировать их, публично очернять и размазывать. Это был не только Исаак. Она делала это со своими сверстниками, незнакомцами и друзьями. В семь лет имя Сэди подходило больше всего к её личности. Она была психологической садисткой.

Когда семейный фургон подкрался к воротам, Том опустил стекло двери со стороны водителя. Он уставился на маленький динамик с единственной белой кнопкой, смотрящей на него.

– Думаю, я просто нажму на кнопку, – пожал плечами Том.

Молли кивнула ему в знак одобрения.

Треск динамика внезапно разразился немецким акцентом пожилого мужчины.

– Здравствуйте! Ваше имя, пожалуйста?

– А, это Том… Том Гримли.

– Замечательно. Ворота впереди открываются. Следуйте по дорожке до главного входа, и мы очень скоро будем с вами.

– Хорошо, звучит прекрасно!

Раздался громкий металлический звук открывания, за которым последовал электронный гул скользящих назад ворот. Семья Гримли сидела с широко раскрытыми глазами, когда Том нажал на педаль газа.

ИМПРОВИЗИРОВАННОЕ ПООЩРЕНИЕ

Рок уставился в зеркало, в его остекленевших глазах отражалась совокупная боль. Джеральдин жутко притаилась позади него и скинула с его туловища рваный плащ. Её руки дольше, чем необходимо, задержались на его мускулах, знакомые с его телосложением. Она ласкала Рока, раздевая его.

– О-о-о, честное слово, – сказала Джеральдин. – Когда ты в последний раз мылся? Тебе наверняка понадобится принять душ. Я не могу допустить, чтобы ты так отвратительно пахнул перед нашими гостями. Даже если ты не выше их, тебе нужно вести себя соответственно. Сними эту майку.

Рок колебался. Надвигалось неизбежное, гнилое напоминание. То, с которым он не был готов снова столкнуться. Это было причиной того, что его потливость стала такой сильной, что просачивалась в его потрёпанную одежду.

Джеральдин сморщила лицо.

– Сними, я сказала!

Резкая команда заставила Рока подпрыгнуть.

Руки Джеральдин по-прежнему лежали на тыльной стороне его рук. Она вздрогнула, когда тепло распространилось по ней. Почувствовав физическое проявление своего страха, контакт её фаланг пальцев возбудил Джеральдин. Это соблазнило её.

Рок стянул белую майку со своего мускулистого тела и бросил её на пол.

Джеральдин оглядела стену из мужчины перед собой, глядя в стоящее зеркало, питаясь агонией, отражающейся от зрачков Рока.

Меланхоличный качок посмотрел на отражающее стекло, всё ещё не в силах поверить, что оно настоящее. Оно было прошлым, настоящим и будущим в одном взгляде.

Внезапно его чувства были перегружены, и в его голове снова закрались мысленные вспышки столкновения. Запах варёной плоти снова проник в его носовую полость. Звук обжигающей кожи потрескивал в его барабанных перепонках. Он чувствовал зудящие верёвки, связывающие его запястья, и жёсткость деревянного стула, к которому он был привязан. Боль в горле вспыхнула от отчаянных криков, безжалостно раздирающих его.

Глаза Рока опустились, когда он увидел красновато-фиолетовую кожу, которая пузырилась в его сторону. Вечно воспалённая ткань вздулась вверх, обесцвеченная неумолимым жаром клеймения, которое Джеральдин сделала много лет назад.

В то время Рок был просто отбросом, нежеланным и неразвитым подростком. Она была сурова и зла с ним, но он никогда не ожидал, что всё так обострится. Он и представить себе не мог, что произойдёт такое необратимое событие.

Сквозь эту старую юношескую линзу Джеральдин выглядела в его воображении немного по-другому. Её кожа стала более гладкой, а волосы стали ярче, но язык остался таким же острым, как и прежде. Словесные выпады со временем не изменились. Они оставались её самым карающим орудием, которое преследовало Рока так же неуклонно, как рука Джеральдин в тот момент, когда она прижимала его к груди раскалённым железом.

Ещё…

И ещё…

И ещё…

Рок вспомнил, как кричала Джеральдин, когда его плоть горела от палящего зноя.

– Почему ты смотрел на неё? – сказала она. – Я видела это!

Совсем недалеко от того места, где он сидел, Ванда, тогдашняя горничная, неподвижно лежала на полу. Растущие очертания гранатового ужаса заразили ковёр. Промокший пол, на котором лежала её разбитая голова, должен был стать местом последних мыслей Ванды.

Изуродованная мозговая ткань, разбросанная вокруг её искалеченной головы, была ужасным образом выжженной в Роке. Это была картина всего потенциального страха. Жестокое слияние внутренних тканей черепа, фрагментов скелета и ярости Джеральдин. Случай, который произвёл на него впечатление такой глубины, что останется на всю жизнь.

Рок вспомнил беззаботный характер единственного живого взрослого человека в комнате, невозмутимое лицо Фукса, когда он смотрел, как разворачивается безумие, небрежно сидя на диване у камина. Кровавое убийство было далеко не самым трудным из того, что видел Фукс. Для него это было похоже на очередной вечер, когда он попыхивал трубкой, наблюдая, как клейма в огне приобретают более светлый оттенок имбиря.

– Ты бы лучше посмотрел на неё сейчас, чёрт возьми! – завопила Джеральдин. – Потому что это последний раз, когда ты, блять, видишь её! Это последний раз, когда ты кого-нибудь вообще видишь!

Мрачные слова Джеральдин были не совсем точны. Рок увидит её снова, потому что ему будет поручено превратить тело Ванды в удобрение.

Её труп был здоровым.

Щедрые порции испорченной ткани позволили насекомым хорошо поесть в тот вечер. После того, как дело было сделано, Рок вгляделся в землю, пытаясь раствориться в успокаивающем шуме океанских волн. В глубине души он надеялся, что садовые насекомые никогда больше не будут так хорошо питаться.

Это был не последний раз, когда Рок слышал голодный гул промышленного измельчителя древесины. Больше мяса будет размягчено, и больше костей будет искромсано. Устройство продолжало приобретать актуальность по мере того, как его запутанные отношения с Джеральдин рушились.

Уход Ванды оставил пустоту в работе по дому, но замену ей не наняли. Ревность Джеральдин мешала новым личностям войти в круг. Вместо этого она заставила Рока взять на себя все обязанности Ванды в дополнение к тем, которые он уже выполнял.

Бредовое убеждение Джеральдин в том, что между Роком и прислугой существует сексуальный интерес, никогда не будет исправлено. Его наказание оставалось в силе постоянно, и те, кто жил в стенах поместья Борден, продолжали стремиться к полной социальной изоляции.

Рок задрожал от отвращения, вырвавшись из своего похожего на сон состояния, когда подточенные когти Джеральдин скользнули вверх по неизменяемым буквам, выжженным на его коже.

– Ты мой, помнишь? – соблазнительно прошептала она.

Обесцвеченные буквы не были идеально выровнены, но они были достаточно близки, чтобы можно было понять слово из трёх букв, выжженное в душе Рока.

Пока Рок смотрел в зеркало и читал ужасным шрифтом слово "МОЙ", по его щетинистой щеке скатилась одинокая слеза.

– И ты будешь моим навсегда, – сказала Джеральдин.

Она легла на кровать позади них и деликатно потянула Рока за руку.

Консервативное платье, которое носила Джеральдин, стало полной противоположностью, когда она выгнула свою рахитичную спину и натянула портновское платье цвета оникса на бёдра.

Глядя на его серьёзное выражение лица и постоянный ярлык, который она наложила под ним, Джеральдин только сильнее желала ощутить его язык внутри себя. Она спустила свои влажные трусики, позволив своему забродившему кабанчику выглянуть снизу. Запах был таким же безбожным, как и зрелище. Рок уставился на натянутую кожу, изобилующую морщинами. Гладкий и пенистый сок, вытекающий из её гибкого отверстия, блестел в дневном свете. Когда Джеральдин становилась сочнее, она производила свой собственный прогорклый запах, от которого Рока начинало тошнить каждый раз, когда он сталкивался с ним.

Зловонный аромат барахтался вокруг, вызывая воспоминания о многих ужасных развлечениях, в которые был вынужден ввязываться Рок. Кислый запах был просроченными молочными продуктами, испорченными морепродуктами и пахнувшей тухлой спаржей мочой. Чудовищная мелодия, которая была пещерой Джеральдин, поставила Рока на колени.

Глядя на заплесневелое мясо, Рок слышал в своей голове бред Джеральдин. Химические вещества в этих мылах и шампунях сокращают среднюю продолжительность жизни. Вот почему не нужно мыться, а нужно следить за своими натуральными маслами. Рок видел, как Джеральдин в старости становится склонной к заговорам. Она словно чувствовала приближение смерти, но её бездонное богатство могло только продлить её жизнь.

– Чего же ты ждёшь? – спросила Джеральдин.

Она оттянула ногу назад, обнажая старую дырку и анус. Игривая страсть в её голосе начала иссякать. Нетерпение – гнев – могут вернуться в любой момент.

Когда тошнотворный треск её бёдер раздался в черепе Рока, он понял, что лучше начать. Женщина возраста Джеральдин не должна была быть такой гибкой, но она заставляла Рока выполнять эту задачу с такой регулярностью, что растяжка, напоминающая йогу, стала любительской.

Он слышал её кость ясно, как церковный колокол. Чаще всего он звонил прямо перед тем, как ему предстояла его самая ужасная рутинная работа. Внутреннее беспокойство билось в его кишечнике, и он хотел, чтобы всё закончилось, но не для таких людей, как он. Они были для тех, кто праздновал дни рождения, и для тех, кто стремился совершить великие дела в своей жизни. Они были для нормальных людей, которые не разочаровали всех, с кем вступали в контакт.

Рок раскрыл челюсть и попытался накопить слюну. Тревога высушила его рот в пыль. Он уставился на выцветшее мясо, усыпанное колючими седыми волосами. Были участки старой кожи, заражённой шелушащимися мёртвыми клетками. Не говоря уже об унизительном, похожем на сыпь раздражении, охватившем всю её вагину. Были и другие области, поражённые случайным обесцвечиванием – в плоти преобладало что-то похожее на грибок по происхождению.

Джеральдин хранила бесчисленные боевые шрамы от экспериментов, которым её подверг Фукс. Молекулы других мужчин изменили её. Она принесла много жертв на пути к осуществлению несбыточной мечты.

– Делай это! – рявкнула она.

Пока Джеральдин ждала, когда Рок нырнёт, она пристально смотрела в своё отражение в стоячем зеркале.

Рок, наконец, согласился, сунув своё квадратное лицо между её женственными змеиными укусами. Когда его язык ощутил её терпкую порчу, он изо всех сил старался не вырвать. Он не мог предотвратить это полностью, но крохотная кислотная волна, поднявшаяся вверх по его пищеводу, оказалась полезной.