Текст книги "Мой век – двадцатый. Пути и встречи"

Автор книги: Арманд Хаммер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)

Часто, охотясь за картинами, я оказывался соперником других крупнейших коллекционеров, таких, как Нортон Саймон и Поль Гетти, людей сильной воли, привыкших добиваться своего. Пару раз мне удавалось их обойти, и, как и следовало ожидать, они принимали свое поражение не без борьбы.

Приобретение мной картины Рубенса ’’Молодая женщина с вьющимися волосами” не вызвало восторга у Нортона Саймона. Эта прекрасная работа, одна из моих самых любимых, попалась мне в Лондоне.

В марте 1971 года мне в отель ’’Кларидж” позвонил Эрнст Джонс, представитель галереи Нодлера в Лондоне. В то время галерея Нодлера нам еще не принадлежала.

”Я хочу показать вам Рубенса исключительного качества”, – сказал он.

Я послал за Майклом Яффе, профессором Кембриджа, у которого есть дом в Лондоне. Он прибыл в отель сразу же после того, как от меня ушел сотрудник галереи Нодлера, оставив мне эту картину. Когда Майкл ее увидел, он подскочил.

’’Наконец-то я вижу оригинал, – сказал он. – В различных музеях мира есть шесть копий этой картины. Арманд, вы должны ее купить”.

Меня не надо было уговаривать: я влюбился в нее с первого взгляда.

Изображенная на полотне женщина была служанкой в доме Рубенса. Говорили, что после смерти жены Рубенса она стала его любовницей и он собирался на ней жениться, но этого так никогда и не случилось. Глаза женщины, казалось, задавали именно этот вопрос. По крайней мере так понимал их выражение я. Некоторые женщины говорили, что ее глаза рассказывают гораздо более эротическую историю.

Рубенс не продал эту картину. Ее нашли в студии после его смерти вместе с написанным ей в пару автопортретом.

Я немедленно заключил сделку с Нодлером, заплатив около четверти миллиона.

Когда я приехал домой в Лос-Анджелес, мне позвонил Нортон Саймон, как всегда, стараясь узнать, что нового.

”Ну что, Арманд, – спросил он, – купил что-нибудь интересное в Европе?”

”Да, я купил прекрасного Рубенса, лучшего из всех, которого я когда-либо видел”.

После долгой паузы Нортон спокойно спросил: ”Не ’’Женщину с вьющимися волосами”?”

’’Именно ее”.

В трубке послышалось тяжелое дыхание Нортона.

’’Нодлер предложил ее мне за четверть миллиона, – наконец сказал он. – Картина полгода висела у меня в доме. Однако я решил, что цена слишком высокая и отослал ее обратно, но так и не смог выбросить ее из головы. Поэтому вчера я позвонил им и сказал, что согласен купить ее за их цену. Но мне ответили, что она уже продана. Я сразу же догадался, что это вы”.

На эту историю очень похоже приобретение ’’Юноны” Рембрандта, которую мне удалось увести из-под носа Поля Гетти.

’’Юнона” – величественный портрет королевы богов – один из лучших, прекрасно документированных поздних шедевров Рембрандта. Джон Уолкер считает, что это самый лучший в мире Рембрандт, находящийся в частной коллекции.

Анонимный коллекционер одолжил ее музею Метрополитен в Нью-Йорке. Она висела там многие годы рядом с картиной ’’Аристотель, лепящий бюст Гомера” в зале Рембрандта и считалась почти одинаковой с ней по важности. Музей Метрополитен надеялся, что когда-нибудь владелец подарит им эту картину или оставит им ее в завещании. Ее владельцем был Билл Миддендорф, бывший банкир и посол в Нидерландах, художник, музыкант, композитор и коллекционер произведений искусства.

В июне 1976 года ему понадобились деньги. Он позвонил в галерею Нодлера и спросил, согласимся ли мы взять эту картину на комиссию.

’’Конечно, – сказал я. – Сколько вы за нее хотите?”

’’Пять миллионов”.

’’О’кей, но с одним условием: я хочу, чтобы вы дали мне право первому купить эту картину, если вы согласитесь принять более низкую цену”.

Он прислал мне письмо, в котором соглашался на эти условия. Нодлер выставил картину на продажу за пять миллионов. Желающих не оказалось.

Через несколько месяцев я обедал в доме своего приятеля Эда Картера, одного из крупнейших коллекционеров датских ландшафтов. Во время обеда меня позвали к телефону. Это был Билл Миддендорф. Понимая, что речь пойдет о ’’Юноне”, я попросил Эда взять вторую трубку. ’’Арманд, я продаю ’’Юнону” музею Гетти”, – сказал Билл.

”3а сколько?”

’’Три миллиона”, – ответил он.

”3а три миллиона я ее куплю”.

”Я не знаю, мне надо поговорить с господином Гетти, я уже принял его предложение”.

”Он уже заплатил вам?”

’’Еще нет”.

’’Если вы посмотрите на наше соглашение, то увидите, что прежде всего вы должны предложить эту цену мне. Вы только что мне сказали, что готовы продать эту картину за три миллиона, и я отвечаю, что за три миллиона я куплю ее у вас сам”.

Последовало самое длинное молчание, которое я когда-либо помню в телефонном разговоре. Наконец он ответил: ”В таком случае она ваша”. Так я помешал Биллу провести частный аукцион между мной и самым богатым человеком в мире. Трудно сказать, кто бы заплатил больше и получил эту картину. У меня не было работ последнего периода жизни Рембрандта, поэтому я, пожалуй, дошел бы до 10 миллионов. Картина этого стоит.

Я сказал Биллу, что хочу закончить сделку до полуночи. Позвонив президенту вашингтонского отделения нашей фирмы Максвини, я продиктовал ему условия контракта. Он подготовил бумаги и повез их домой к Миддендорфу, который подписал их, стоя в пижаме.

Через несколько дней, 28 сентября 1976 года, Миддендорф доставил картину Биллу Максвини на заднем сиденье пикапа ’’Тоёта”, которым управляла его дочь. Температура в Вашингтоне была около 35 градусов жары. Когда Билл Максвини увидел ’’Юнону”, наполовину обернутую бумагой, в горячих лучах солнца на заднем сиденье пикапа, он чуть не упал в обморок.

Максвини приехал на встречу в большом лимузине корпорации, однако ’’Юнона” в него не вмещалась. Тогда один из сотрудников забрался на заднее сиденье пикапа и сопровождал картину в Национальную галерею, где ее временно включили в экспозицию. Картер Браун был в восторге: он любит обойти Метрополитен.

Всю дорогу Максвини казалось, что на пикап упадет дерево или произойдет авария. Позже он рассказывал, как, следуя за пикапом в своем лимузине, думал: ’’Если с картиной что-нибудь случится, я буду должен Хаммеру три миллиона долларов”. Я позвонил ему в лимузин узнать, завершена ли сделка, и он заверил меня, что все в порядке.

Поль Гетти устроил мне большой скандал. После этого, когда мы с ним встречались, он каждый раз говорил: ”Вы, конечно, помните, что украли у меня Рембрандта?”

Когда Нортон Саймон услышал о моей победе от Эда Картера, он немедленно позвонил мне.

’’Сколько вы хотите за ’’Юнону”? – спросил он.

’’Она не продается”, – ответил я.

’’Что, если я предложу вам пять миллионов?”

’’Она не продается”.

’’Все имеет свою цену”.

”Но не ’’Юнона”, – отвечал я.

’’Если вы передумаете, дайте мне знать”, – сказал он и сердито бросил трубку.

Как я уже рассказывал, в магазине Хаммеров иногда случались события, например такие, как с королем Фаруком, больше похожие на приключения Алисы в Стране Чудес, чем на сделки уважаемого антикварного магазина. Но ни одно из них не может сравниться с историей приобретения ста десяти картин Писсарро.

Однажды я сидел у себя в кабинете в магазине Хаммеров, когда вдруг ко мне ворвался Виктор: ’’Там внизу человек принес сто десять работ Писсарро и хочет их продать”.

’’Невероятно, – ответил я. – Как кто-нибудь может иметь сто де. сять работ Писсарро?”

”Я только передаю тебе то, что он говорит мне, – возбужденно отвечал Виктор. – Он принес картины с собой. Я взглянул на них, и у меня впечатление, что они могут быть подлинными”.

’’Где же он их взял?”

”Он специалист по сносу домов из Чикаго, – ответил Виктор. – Он получил контракт на снос дома, принадлежавшего некоему мистеру Маккормику, основателю фирмы ’’Интернэшнл харвестер”. По контракту ему принадлежит весь дом и все, что в нем оставлено. В стенах здания он нашел сейф, а в нем большую папку с акварелями. Он показывал ее многим в городе, но никто не верит его истории”.

’’Меня это не удивляет, – ответил я. – Сколько он хочет за всю папку?”

’’Десять тысяч долларов”.

’’Десять тысяч долларов за сто десять Писсарро? Меньше чем сто долларов за каждую! – Я почти кричал. – Эта самая дикая история, которую я когда-либо слышал в своей жизни”.

Если картины подлинные, папка должна стоить по меньшей мере миллион.

”Давай-ка проверим. Задержи его внизу, а я найду Джона Ревальда и попрошу немедленно прийти сюда”.

Джон был, пожалуй, самым крупным специалистом в мире по Писсарро и автором нескольких известных книг об импрессионизме. Я поймал его по телефону.

’’Что изображено на картинах?” – спросил Джон.

’’Похоже, это южноамериканские сцены, танец фламенко, джунгли”.

’’Это звучит неплохо, – сказал Джон. – Писсарро родился на Кариб-ских островах и некоторое время жил в Венесуэле. Эти места оказали сильное влияние на его ранние работы”.

’’Можете вы прийти и взглянуть на папку?”

’’Сейчас буду”, – ответил он.

Посмотрев папку, Джон объявил, что большинство картин – подлинные Писсарро. Остальные почти так же интересны: это работы учителя Писсарро, датского художника по имени Мелби.

’’Это потрясающая удача”, – прошептал мне Джон.

Специалист по сносу домов предлагал эти картины почти каждому дилеру в Нью-Йорке, но никто не верил в их подлинность: они были без подписей. Позже я узнал, что, если бы я их не купил, он бы отдал их кому-нибудь даром. Я заплатил ему десять тысяч долларов, и он ушел, свистя от удовольствия. Мы с Виктором готовы были пуститься в пляс в галерее.

Как раз в это время я вел переговоры о предоставлении нам концессии на добычу нефти на озере Маракайбо в Венесуэле. Моим отношениям с венесуэльскими властями совсем не повредило, когда я привез картины Писсарро в Каракас и организовал выставку в одном из залов лучшего отеля в городе. Один из самых крупных бизнесменов Венесуэлы и собиратель произведений искусства Альфредо Б ул-тон решил купить эту коллекцию и заплатил за нее значительно больше, чем она обошлась мне.

Кроме того, мы получили концессию на добычу нефти.

Раздавать коллекции доставляет не меньшее удовольствие, чем их приобретать. Старинная китайская пословица гласит, что человек никогда полностью не владеет вещью до тех пор, пока он не отдаст ее другому. Мои коллекции произведений искусства постоянно демонстрируются ценителям, и я завещал их музеям. Мне доставляет особое удовольствие дарить произведения искусства американским президентам и Белому дому.

Многие президенты разделяли мой интерес и любовь к американским художественным традициям. Линдон Джонсон особенно любил работы Чарльза Рассела на темы Дикого Запада, которые я коллекционировал в течение многих лет.

В 1967 году я был на обеде в честь иранского шаха, во время которого президент Джонсон упомянул о бронзовой статуе Фредерика Ремингтона, подаренной Белому дому издателем Амоном Картером. Зная, что у меня есть одна из лучших коллекций скульптур Рассела, сенатор Майк Мансфилд от штата Монтана сказал президенту: ’’Было бы неплохо, если кто-нибудь подарил вам хорошую бронзу Чарльза Рассела в пару к Ремингтону”. Естественно, Мансфилд очень гордился Чарльзом Расселом – уважаемым жителем его штата.

Я принял вызов. ”Я с радостью подарю вам одну из лучших скульптур Рассела, бронзу ’’Мясо для дикарей”, господин президент”.

Джонсон обрадовался, как мальчишка, которому обещали новый велосипед. 8 ноября 1967 года жена президента леди Берд Джонсон организовала в Белом доме большой вечер, во время которого был вручен этот подарок. Она поставила эту скульптуру в такое место, где ее могли видеть все два миллиона туристов, ежегодно посещающих Белый дом.

Ее трудно не заметить. Она установлена на вращающемся пьедестале на первом этаже Белого дома у двери, ведущей в восточное крыло, и изображает индейцев на лошадях, атакующих стадо бизонов. Это прекрасный пример точного воспроизведения Расселом жизни на западных границах в период покорения Америки.

Скульптура принесла Джонсонам такую радость, что я подарил им еще две: Ремингтона гигантского размера и маленького Рассела, которые были установлены в Библиотеке Линдона Джонсона в его родном городе Остине, в штате Техас, после того как президент вышел на пенсию.

В 1986 году я узнал, что Джонсон – не единственный президент – поклонник Рассела. Полотно ’’Переправа табуна лошадей”, написанное в 1900 году и висевшее у входа в Овальный кабинет – одна из самых любимых картин Рейгана.

Оказалось, что она была одолжена Белому дому владельцем, и, когда он умер, наследники решили забрать картину и продать ее. Узнав об этом, я немедленно собрал группу людей, которые купили эту картину и подарили ее постоянной коллекции Белого дома.

Из всех работ, подаренных мной президентам, я больше всего люблю полотно Уильяма Харнетта ’’Следователь из Цинциннати”. Я купил его у Миддендорфа и подарил президенту Картеру для коллекции Белого дома.

Мы с Виктором очень любили натюрморты Харнетта. В них мастерски выполненное реалистическое изображение предметов сочетается с мягкой меланхоличностью и ощущением непостоянства пред. метного мира.

’’Натюрморт” в моей коллекции был одной из самых любимых картин Виктора. Он всегда возвращался к ней на выставках, чтобы взглянуть на нее еще и еще раз. Думаю, последний раз он видел ее на выставке в Национальной галерее в Вашингтоне, организованной нами в честь выборов президента Рейгана на второй срок в январе 1985 года. Как сейчас вижу его стоящим перед этой картиной, опираясь на палку и на руку приятеля, радостно улыбаясь в восхищении от шедевра Харнетта.

Глубокая любовь Виктора к искусству, продолжавшаяся всю его жизнь, и бесконечное удовольствие, черпаемое в работах великих художников, были одной из главных причин моего интереса к коллекционированию. Он сторицей возвращал мне радость, получаемую им от сознания, что он помогает мне собирать картины. В каком-то смысле мои коллекции и удовольствие, которое они приносят людям во всем мире, – самый подходящий и заслуженный памятник Виктору.

Через ворота запретного города

Когда в семидесятые годы отношения между США и Китаем начали улучшаться и появилась надежда на более свободную торговлю, я хотел быть среди первых американских бизнесменов в Пекине. Меня привлекали не только огромная новая территория и возможности заключения сделок. Я хотел внести свой вклад в одно из самых удивительных явлений нашего века – изменение политического и экономического курса жизни Китая. Романтическая идея, заставившая меня постучаться в ворота Императорского дворца в Пекине, была идеей мирного сосуществования и торговли между Востоком и Западом.

Джимми Картер заслуживает похвалу за продолжение и расширение диалога с Китаем, начатого Ричардом Никсоном, Генри Киссинджером и Джеральдом Фордом. Однако его администрация не спешила открыть двери Китая передо мной. Зная мои продолжительные связи с Советским Союзом, они боялись, что для китайцев я буду персоной нон грата. Когда заместитель председателя Дэн Сяопин в 1979 году приехал с визитом в Америку, советники Картера делали все возможное, чтобы предотвратить нашу встречу. Меня не пригласили ни на один из приемов в Вашингтоне, где присутствовал Дэн.

Я продолжал барабанить в закрытые двери, пока наконец моя вашингтонская контора не получила сообщение, что нам с Френсис будут оставлены билеты на прием в честь Дэна в Техасе.

Нефтяники Техаса организовывали для Дэна и его делегации обед с шашлыками и родео-шоу на ипподроме в небольшом местечке близ Хьюстона. Когда наша машина подъехала к ипподрому, мы обнаружили, что он кишит агентами секретной службы, а билетерши у входа пропускают гостей по специальному списку. Подойдя к одной из девушек, я назвал себя. Узнав меня и дважды пробежав глазами список, она озабочено сказала: ’’Извините, доктор Хаммер, но вашего имени здесь нет”.

Я начал подозревать, что к этому приложил руку Бжезинский.

”Не беспокойтесь, – сказал я, – очевидно, произошла ошибка. Где будет обед?”

’’Внутри, в клубе”, – ответила девушка.

”В таком случае, мое имя наверняка будет в том списке”.

Она пропустила нас внутрь.

Дверь в клуб охранялась сотрудниками секретной службы. Я назвал себя и снова повторил свою историю. Нас пропустили внутрь

просмотреть второй список, но если нас в нем не окажется, мы должны будем вернуться.

Теперь мы были уже внутри, в клубе. Просмотрев главный список, билетерша повторила, что моего имени в нем нет.

’’Разрешите мне самому просмотреть список”, – попросил я.

Она согласилась. Пробежав его глазами, я увидел имя Роберта Макги.

’’Теперь я понимаю, в чем дело”, – воскликнул я. – Боб Макги – один из руководителей нашей конторы в Вашингтоне. Он организовал мое приглашение через Белый дом, и, вероятно, по ошибке его имя попало в список вместо моего”.

’’Вполне возможно, – с облегчением вздохнула девушка. – Пожалуйста, проходите. Ваши места за столом номер пять”.

Мы прошли к столу. Зал наполнялся гостями. За нашим столом уже сидела одна пара. Я не был с ними знаком, и мы представились. Это были мистер и миссис Макги.

Френсис пришла в ужас. ’’Пожалуйста, Арманд, давай немедленно уйдем”, – просила она.

’’Успокойся, теперь-то уж им не удастся меня отсюда выдворить”. Мы сели за стол и завели дружескую беседу с супругами Макги. Мистер Макги руководил крупной нефтяной фирмой, которая имела дела с ’’Оксидентал” и мое имя было ему хорошо известно. Зал заполнялся. На лицах некоторых техасских нефтяников я заметил удивление при виде непрошеного гостя из Калифорнии.

Пятьдесят руководителей нефтяной промышленности, некоторые с женами, выстроились в ряд, чтобы приветствовать китайскую делегацию. Я тоже встал в этот ряд вместе с Френсис.

Дэн шел во главе делегации. Это был человек очень маленького роста с замечательной улыбкой. Проходя вдоль ряда, он приветствовал хозяев, в то время как его переводчик называл имена и говорил о каждом несколько слов. Подойдя ко мне, Дэн сказал: ’’Доктора Хаммера представлять не нужно”. Улыбнувшись и пожав мою руку, он продолжал: ”Мы вас хорошо знаем. Вы – тот самый человек, который помог Ленину, когда Россия нуждалась в помощи. Теперь вы должны приехать в Китай и помочь нам”.

”С удовольствием, – ответил я, – но я слышал, что вы не разрешаете частным самолетам летать в Китай, а я слишком стар, чтобы путешествовать на рейсовых”.

”Ну, это можно устроить. – И он сделал жест рукой, как будто отмахиваясь от этой проблемы. – Пришлите мне телеграмму перед вылетом, и я все организую”.

Затем мы вернулись к ’’своему” столу. За каждым столом сидело по одному члену китайской делегации. С нами сидел Чжан Вэньцзян, посол Китая в Канаде, который позже стал послом в Вашингтоне. ’’Вам следует сидеть не здесь, а с Дэн Сяопином,” – сказал он. Взяв меня за руку, он отвел меня к столу Дэна и усадил рядом с ним.

Министр энергетической промышленности Джеймс Шлезингер, также сидевший за этим столом, метал молнии, но ничего не мог сделать. Видя, с каким теплом Дэн меня приветствует, он только сказал: ’’Этот человек пришел сюда без билета, и нам следовало бы его выдворить”.

Дэн разговаривал со мной через переводчика в течение всего обеда. Он хотел знать все подробности о моих встречах с Лениным и о ленинской новой экономической политике.

Дэн обладал острым умом и, как я позже узнал, удивительной памятью. Каждый раз при встрече он точно помнил, о чем мы говорили в прошлый раз, и ему не приходилось делать записи или обращаться к помощникам за ответом: он всегда знал ответ сам.

После обеда Дэн пригласил меня в свою ложу смотреть подготовленное для него родео-шоу. Мы легко находили общий язык. В конце вечера он твердо повторил приглашение. Я ответил, что буду в Пекине, как только подготовлю серьезные предложения, и подберу группу сотрудников для их осуществления.

После обмена письмами в течение двух последующих месяцев в мою контору в Лос-Анджелесе прибыл телекс: ’’Приезжайте немедленно. Привозите с собой сколько хотите сотрудников”.

В середине мая 1979 года я отправился в Китай в сопровождении шестнадцати сотрудников из отделов нефти, газа, угля, химии, полезных ископаемых, сельского хозяйства, научных исследований и технологии. Четверо полетели вперед на рейсовых самолетах, а двенадцать приехали со мной на частном самолете, одном из первых, получивших разрешение лететь в китайском воздушном пространстве, со времени революции 1948 года. Это произвело впечатление даже на Фреда Гросса.

С самого первого момента мы с Френсис были очарованы жизнерадостными, деловыми, улыбающимися китайцами. Китай Мао представлялся мрачной землей одинаково одетых людей без улыбок. Китай Дэна был одним из самых дружелюбных мест, в которых мне приходилось бывать. Нас приветствовали радостными улыбками, и мы чувствовали себя на десять лет моложе.

В этот первый приезд мы остановились в гостинице ’’Пекин”. В следующие поездки нам предоставляли роскошные апартаменты в доме для гостей правительства, расположенном в центре Пекина на территории древнего Императорского дворца для рыбалки, в котором во время визитов в Китай останавливались также президент Рейган с женой, Генри Киссинджер и Ричард Никсон.

Каждый день флотилия огромных черных лимузинов ждала нас у входа, чтобы отвезти на встречи с представителями правительства. Это были современные модели, но выступающие крылья и хромированные детали придавали им вид американских паккардов и кадиллаков сороковых годов. Кружевные салфетки украшали спинки сидений, а занавески скрывали пассажиров от любопытных взглядов прохожих. Мы держали занавески раздвинутыми, чтобы лучше видеть трансформацию мрачного, изолированного Пекина Мао в современный город Дэна.

В 1979 году на улицах Пекина почти не было легковых автомашин – только трамваи, автобусы и грузовые автомашины. По широким бульварам нескончаемым потоком катились тысячи велосипедистов. Не было, как сегодня, огромных щитов с рекламой японской электронной аппаратуры, но по обеим сторонам дороги шла лихорадочная работа на строительных площадках, где в результате усилий тысяч рабочих в синих куртках поднимались к небу стальные

и бетонные формы многоквартирных домов, учреждений и фабрик.

За одну неделю в Пекине мы подписали четыре предварительных соглашения о добыче нефти, угля, торговле гибридными семенами риса и химическими удобрениями.

Через месяц после нашей поездки в Китай Джеймс Шлезингер пригласил в Соединенные Штаты Кан Шена, занимавшего в то время пост заместителя премьер-министра и председателя Государственной экономической комиссии. Меня снова не пригласили на официальные приемы в Вашингтоне. Но в этот раз ничто не мешало мне самому организовать прием в честь Кана. Я принял его делегацию в Хьюстоне.

На этом приеме Кан повторил приглашение своего правительства фирме ’’Оксидентал” принять участие в поисках нефти путем применения сейсмических приборов на семи из восьми участков, отведенных правительством в Южно-Китайском море для разработки иностранными фирмами. Он также пригласил ’’Оксидентал” первой из иностранных фирм посетить нефтяные районы внутри страны.

Так началось многостороннее сотрудничество между фирмой ’’Оксидентал” и китайским правительством. Были заключены два контракта на разведку и добычу нефти на двух участках Южно-Китайского моря и соглашение о совместной разработке угольного месторождения Ан Тай Бао и создании одной из крупнейших в мире шахт производительностью до пятнадцати миллионов тонн угля на первом этапе строительства. В случае успешного завершения первой очереди строительства мы собираемся строить вторую и третью очереди, что увеличит производительность шахты до сорока пяти миллионов тонн в год.

Создание контракта на совместную разработку этой угольной шахты оказалось таким же трудным делом, как создание скрипки Страдивари. От сотрудников фирмы ’’Оксидентал” потребовалось бесконечное терпение и настойчивость, при этом нам пришлось преодолеть скептицизм в иностранной прессе и отделаться от слабонервных партнеров.

Китайское правительство согласилось построить железные и шоссейные дороги, каналы, дома, школы и все необходимое для поселка, в котором будут жить семнадцать тысяч строительных рабочих и их семьи. По окончании строительства в этом поселке будет жить тысяча восемьсот шахтеров, иностранные специалисты с семьями, работники школ, больниц и т.п.

Фирма ’’Оксидентал” будет руководить работой шахты, не просто доставлять самое современное оборудование, но и обучать рабочих, как с ним обращаться.

Это – новый для Китая подход. Раньше здесь считалось, что достаточно закупить современное оборудование, чтобы иметь современное предприятие. Суровые уроки жизни изменили эту точку зрения. В нескольких случаях их начинания провалились из-за того, что китайцы не смогли самостоятельно освоить закупленное за большие деньги оборудование. Приехав в Соединенные Штаты, Дэн понял, что им следует учиться у Запада руководству предприятиями, поскольку это ничуть не менее важно, чем наличие современного оборудования. Поэтому они согласились разрешить нам привезти своих сотрудников для руководства всем предприятием и отдельными рабочими участками.

Во время переговоров китайцы искусно торговались, но из-за отсутствия опыта иногда невольно создавали препятствия и трудности, что часто доводило наших людей до отчаяния. В 1982 году я написал статью в китайскую газету ’’Чайна дейли”, в которой указал на недостатки в их системе и посоветовал изменить некоторые законы и правила оплаты труда.

Сегодня большинство из моих предложений воплощены в жизнь или находятся на стадии обсуждения. Одним из главных затруднений было отсутствие достаточного числа китайских юристов – их просто не было. На первых этапах переговоров китайцы попросили известную нью-йоркскую юридическую фирму ’’Шерман энд Стерлинг” представлять их интересы. В течение нескольких лет Дэн не мог решить, хочет ли он иметь в стране большое количество юристов. Он понимает, что они необходимы,но, с другой стороны, не хочет обременять китайское общество бесконечными тяжбами. Как человек, всю жизнь страдавший от юристов, я сочувствую дилемме Дэна.

Китайцы очень умно решили вопрос о предоставлении иностранным фирмам участков для добычи нефти в Южно-Китайском море: они заставили всех конкурентов самостоятельно провести сейсмическую разведку и доложить им результаты до присуждения участков.

После этого участки были розданы компаньонам, подобранным самими китайцами. Это обеспечило равномерное распределение участков и позволило им оставить за собой значительную долю контроля. В борьбе за участки в Южно-Китайском море приняло участие большое количество международных фирм. При этом ожидалось, что оно окажется не хуже Саудовской Аравии или Аляски.

Но этого не произошло. До сего дня единственным крупным открытием было газовое месторождение, найденное фирмой ”Арко” близ острова Хайнан. Фирма ”Арко” продала этот газ китайскому правительству, которое в свою очередь продало его Гонконгу. Фирмы ’’Шеврон” и ’’Тексако” открыли небольшие залежи нефти, не представляющие коммерческого интереса. На нашем участке мы нашли три небольших месторождения общей производительностью четыре тысячи баррелей в день. Все остальные фирмы можно практически не принимать в расчет. Эта первоначальная неудача вызвала упадок духа у большинства фирм и глубокое разочарование в Пекине. Но я не унываю. Примеры успехов ’’Оксидентал” в Ливии, Перу, Колумбии и Пакистане поддерживают во мне уверенность, что мы найдем нефть в Южно-Китайском море, где другие фирмы складывают оборудование и уезжают.

Западных бизнесменов весьма радует политика Дэна, поддерживающая торговлю, но в разговоре со мной они всегда нервно спрашивают, продолжится ли эта политика свободного рынка после его смерти. С моей точки зрения, Дэн позаботился о том, чтобы она продолжилась.

Устранение препятствий на пути к встрече на высшем уровне

Если вам повезло и вы дожили до восьмидесяти восьми лет, не потеряв при этом способности мыслить и чувствовать, то у вас есть одно преимущество – вы точно знаете, что в вашей жизни главное, а что – второстепенное. Я четко знаю, чего хочу добиться в оставшееся мне время, и, если мои цели осуществить труднее, чем цели многих других людей, это значит, что мне придется больше потрудиться.

На последующих страницах рассказывается о том, как я старался осуществить две самые важные цели моей жизни – установление мира на Земле и отыскание средств борьбы с раком, – в течение последнего года, включенного в эту книгу, с ноября 1984 года по декабрь 1985 года.

Год этот начался в мрачной атмосфере подозрений и страха. Конец его был ознаменован блестящим балом в Палм-Бич, на котором присутствовали принц Чарльз с женой Даяной. Тяжелое начало – приятный конец.

Андропов и Черненко

Я не был знаком с Андроповым лично, хотя мы обменялись теплыми письмами. Во время своего короткого пребывания в должности главы Советского государства здоровье его было настолько плохим, что ему пришлось несколько раз откладывать нашу встречу.

После почти шестимесячного пребывания Андропова в больнице – с сентября 1983 года до февраля 1984 года – Даско До дер, прекрасный журналист, возглавлявший в то время корреспондентский пункт газеты ’’Вашингтон пост” в Москве, 9 февраля оповестил мир о смерти Андропова, придя к этому заключению на основании нескольких фактов, например, замены обычных программ московского телевидения концертами классической музыки. То же самое происходило в Москве за пятнадцать месяцев до этого в день смерти Брежнева до официального объявления. В тот же день я вылетел в Москву. На этот раз я познакомился с Константином Черненко, возглавившим комиссию по похоронам. По решению Политбюро Черненко предстояло возглавить советское руководство.

23 ноября 1984 года было объявлено, что государственный секретарь Джордж Шульц и советский министр иностранных дел Андрей Громыко встретятся в Женеве 7 января для обсуждения порядка проведения новых переговоров по ограничению вооружений. Эта встреча открывала канал прямой связи между нашими странами, однако существовали серьезные опасения, что она может свестись лишь к разговорам о переговорах. Было совершенно необходимо, чтобы президент Рейган и Генеральный секретарь Черненко сами провели встречу на высшем уровне. Однако обе стороны в своих выступлениях не давали никакой надежды на то, что это событие произойдет в ближайшее время. Я надеялся способствовать приближению этого события.

На нескольких встречах с Анатолием Добрыниным я получал неопределенные ответы, но наконец пришел ответ, которого я ожидал.

4 декабря, только через десять месяцев после встречи в Москве на похоронах Юрия Андропова, десять месяцев, в течение которых не было почти никаких личных контактов между главами Соединенных Штатов и Советского Союза, мне предстояло встретиться с Константином Черненко.