Текст книги "Вольные города"

Автор книги: Аркадий Крупняков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

Катерина взглянула на Софью, пожала плечами и более ник ких вопросов не задавала. Принесли третью перемену блюд, но Катерина встала из-за стола, поблагодарив хозяйку. Княжйч остался допивать корчажное пиво.

Перед отдыхом после, обеда Катерину предупредили, что вечером придет великий князь. Княжна прилегла на подушки, но заснуть не могла. Она обдумывала предстоящий разговор. Еще в пути она решила, что откажется от замужества и заявит, что жених ей не по нраву. Но сейчас поняла, что этим обидит великого князя тем более, что появились другие гораздо веские причины.

Под вечер, когда начали одевать княжну в лучшие наряд около светлицы появился молодой толмач, которого она не раз в дела в пути. Няньки и мамки на паренька зашикали и начали выталкивать из сеней:

–      Ты куда лезешь, в девичью-то светлицу, охальник! – закричала одна из служанок.

–      Дело важное есть.

–      Какое еще дело? Некогда ей, она на беседу с государем торопится. Ей еще одеться надо.

–      Я как раз поэтому и пришел,– настаивал толмач,– княжич в возке ожерелье оставила, отдать хочу.

–      Давай сюда, мы отдадим.

–      Ожерелье дорогое, пропадет если – боярин Беклемишев меня спросит.

Услышав про боярина, Катерина сама вышла из светлицы и велела толмача пустить. Он действительно подал ей ожерелье, но не князя, а совсем чужое. Толмач, передавая украшение, тихо по-тарски проговорил:

–  Боярин велел передать, что великий князь с сыном бранил– но Пиан Молодой на тебе жениться не хочет, ты так и знай.

–    Спасибо. Передай боярину, что все будет ладно. Я слово К типи сдержу.

Вечером на княжнину половину пришел Иван Васильевич. Катерина сразу поняла, что у отца с сыном была ссора – князь вони ч рассерженный, хотя и старался не подавать вида. Он вежливо

поздоровался с княжной, справился о здоровье, о том, как прошла

Я« н.пяи дорога, потом долго расспрашивал о Мангупском княжне и о том, как там живется среди татар.

Наконец сказал:

Ты, княжна, я чаю, знаешь, что пригласили мы тебя не просто погостить?

Знаю, государь. Ваш посол с отцом моим договаривался.

Ну и как ты мыслишь?

–  Государство ваше огромное, сильное и знатное, сын твой, ІИ4Смі)гря ^на младость, уж великий князь, и породниться с Москвой

|Ю1< іній за честь сочтет. Сын твой высок, стаДен, степенен – любая |.*си'1мка, как и я, с радостью его мужем может назвать. Однако Мм ni мне ведомо, что великий князь Иоанн взять в жены меня не ! •нчгг.

Кто тебе это сказал? Сие не так.

–  Так. Только что у вас с ним ссора была. И со мною он гоорить не захотел. Может, я неправду говорю?

Он молод, тебя почти совсем не знает и помышлять о такой мудрой невесте не смеет. Узнает – осмелеет, полюбит.

А если не полюбит?

– У нас говорят: стерпится – слюбится.

–  А у нас так не говорят. У нас говорят: силой милому не

Дети людей властительных,– заметила княгиня Софья,– Ц»""' женятся по любви. У тронов на первом месте полезность го– ■»М|н і ну чтется. Я, так само, как и ты, приехала в Москву, же– Hllii ¹ моего не зная, а теперь полюбила его всею душою и судьбой мнеП мопольна.

–    Прости, великая княгиня, а тобою довольны ли? Когда мы Н|м III м Москву, меня никто не встретил, меня мой жених не ИНр' ¹¹¹ г и гы, государь, не встретил тоже.

Я занят был.

*    II » го неправда. Твои попы о нашем приезде уведомить тебя

Н| О'МИ'ЛН,

–    Откуда у тебя такие вести?

–    Я, государь, не слепая. Все вижу, все слышу. И еще одна причина есть. Может быть, самая важная. Я верую по греческому закону и порядки вашей церкви не приму.

–    Это не суть важно,– сказала Софья.– И греческая церковь, і и русская—одной христианской веры. Из веры мухаммедовой и то в православные переходят.

–    Однако ты, княгиня, не перешла. Говорят, кардинала с со-1 бой привезла, а в молельне твоей я видела крест латинский.

–    А тебе кто помешает? Ты, так само, великой княгиней будешь.

–    Мне нет нужды жить среди людей, которые с ненавистью будут смотреть на меня.

–    Стало быть, согласия твоего на брак с моим сыном нет? —спросил великий князь.

–    Нет.

–    Подожди так резко ответствовать. Поживи у нас до весны погости. В такую даль на одну недельку не ездят.

–    Хорошо, погощу.

* * *

Не любил Иван Васильевич, чтобы его делам мешали, чтобы его замыслы не исполнялись. Сразу же созвал всех нянек и служанок, которые около княжны были, и стал выпытывать, кто к ней приходил, что говорил. Служанки сказали – был у гостьи толмач Тугейка, говорил с ней по-татарски, упоминал имя боярина Беклемишева. А кучер колымаги, в которой Катерина по Москве ездила, сказал, что сопровождавший их воевода Иван Рун княжне передавал поклон от того же Беклемишева и рассказывал той о чем ей знать бы не следовало.        I

Разузнав все это, стал великий князь размышлять: из писем Шомельки Токатлы дьяку Курицыну он знал, что князь Исайя и дочь его согласны породниться. Иначе зачем бы посылать девущку в такую даль. Но теперь вдруг все переменилось. Почему? Видимо, в пути что-то произошло? И догадка осенила князя! Бояри! Беклемишев! И воевода Рун, толмач Тугейка – все в сговоре! В дороге снюхались, его, великого князя, замыслам помешать вздумали. Не быть по-ихнему, не быть!

Позвал Иван Васильевич жену свою и повелел на завтра с ум ра увезти княжну в Красное сельцо, где у князя был летний дворец. Клюкву собирать, грибы искать, лесным осенним духом дь1 шать. И не велел возвращаться обеим, жене и княжне, до покрова. Через недельку туда же обещал послать сына – пусть попривыкнут вместе.

36

РИД–^ДШИм|

А воевода в последние дни пребывал в радостях. Попы и мо– п і х м разнесли по всей Москве слухи, что Иоанн Молодой от жени и,бы на иноземке отказался и будто бы сказал отцу, что если и "и возьмет в жены иноверку, то две эти бабы православную веру ин 1’уси сведут на нет. Потом стало известно – греческая княжна 1"же заартачилась и увезли ее куда-то из кремля с глаз долой. I *11'не слухи для Беклемишева слаще меда. Боярин вроде по хари к юру не наивен, а тут сплошал. Ему бы надо помолчать, поза– ¹ ніться, а он не утерпел – решил у великого князя просить КНЯЖ– 'і. Катерину для себя. «Посольство я провел удачно,– рассуждал "и про себя,– заслуги у князя имею, Иоанн Молодой от княжны

•            оказался, теперь великому князю один выход – отдать Катерину мів Возвращать ее отцу совсем неприлично».

Великий князь принял воеводу ласково, чем еще более его обив п-жил. Спросил умильно:

Пора, боярин, за выслуги твои расчет творить. Говори: чем цч"| пожаловать? Казной, соболями ли, купцами или уделом мним?

Ничего мне, государь, не надо,– воевода упал на колени,– ні і л її мне в жены княжну Мангупскую!

Ты в своем уме, Никита?! Она сыну моему предназначена!

Говорят, согласия на брак с обеих сторон нет.

Может, и нет, но будет,– сурово ответил князь.

Силой не заставишь, Иван Васильевич. Она не сенная дев– м і боярского двора.

Но и не вещь! Если сыну моему она не годна, то я не могу М подарить первому встречному.

Я для тебя, государь, не первый встречный. Я отцу твоему

ц ін– сызмальства служу. Я для тебя ничего не жалел. Помнишь, к мін Лхмат пришел под городок Алексин, а там никакого го– I– кііґо пристрою не было, ратных людей не было, пушек, пища– П и самострелов не было, а ты послал меня туда тот городок принять. И мы храбро оборонялись, и я жену свою в то время и і' і і и сам еле ноги унес. Я живота своего не щадил...

Брешь, боярин! Как только я узнал о численности ханской я сразу велел тебе город покинуть, а ты волю мою выпол

ни і – I ы торговался с алексинцами из-за посулов. Они тебе давали н" пяти рублей с головы, а ты требовал шестого рубля для жены, Нм г ради этого шестого ты жену свою проторговал и меня тут |1 ними.

Ноты, князь, врешь! – Беклемишев поднялся с колен и

ШИ   князем, выпрямившись,—Если бы ты, братья твои да

||||"| і Иерейский подоспели вовремя, мы Алексин бы удержали.

1 из ночему-то поехал не туда, где жарко, а в Коломну, потом

♦            Рт і иглапль и выжидал, пока со мною татары расправятся.

Я остался вдовцом, без имущества и денег, и ты не помог мне, да! же отдышаться мне не дал, а погнал со сватовством ко фрягамЛ Разве я ослушался тебя? И сей год я мыкался по Крыму, аки пе<1 гончий, ни сна ни отдыха не зная, и грамоту шертную тебе привез..!

–                                                                                                                                          Грамота не твоя заслуга! Если бы не царица Нурсалтан! Хозя Кокос да Чурилов-купец, тебя бы к хану во дворец не до! пустили...         I

–     Зачем же ты слал меня, если так? Если я в воеводы не гожусь и в послы не гожусь, зачем же ты меня все годы в самые трудные места гонишь? Зачем спокою мне не даешь? Я уделом своим уж сколько лет не управляю, обнищал я, князь, ни семьи, ни дома доброго нет. И у тебя выслужил токмо одно прозвание лгу! на. Может, отпустишь меня...

–     Погоди, воевода. Я тебе еще ранее сказал – проси казнЦ уделов проси, но княжною распоряжаться я не волен. Она сын] моему, великому князю, отказ дала, с каких глаз я ее боярину без вестному и, как ты сам сказал, обнищалому предлагать буду. |

–     Мы любим друг друга! За меня она пойдет.

 Да как ты смел?! Ты разве за невестой для себя был послан? Ты же сватал ее за Иоанна! Двоедушничал зачем?! Выходит из-за тебя мое сватовство не удалось! Выходит, срам весь, что срам теперь на мою голову, из-за тебя! И воеводу Руна, толмача Тугейку в это грязное дело втянул, наглец! Вон с глаз моих! Вон! О К» терине думать забудь! И молись богу, что я голову твою ценю-И инако оторвал бы. Иди!         I

Через сутки из Красного сельца прискакал вестовой: кияжЯ Мангупская ночью из своей спаленки украдена, а днем слуги видели, что около сельца крутились на конях воевода Иван Рун и толмач Тугейка. Не успел вестовой уйти, другая весть: боярин Беклемишев ударился в бега, в сторону Литвы.

Разгневанный князь тотчас же велел послать погоню, а Руна и Тугейку немедленно схватить и привести к нему. Беклемишева поймали быстро. Был он действительно за пределами Москвы, (ехал не от столицы, а в нее. Руна и Тугейку искали два дня, так и не могли сыскать. Княжны Мангупской с Беклемишевым не оказалось.                                                                                                           I

АЧЕЛЛИНО ЛЕРКАРИ ПОДНИМАЕТ ПАРУС

Свежий морской ветер гонит в бухту мелкую волну.

Над Кафой встает утро.

В порту, как всегда, оживленно, далеко разносится брань матросов, крики грузчиков и надсмотрщиков. Скрипят мачты кораблей, полощутся на ветру боковые паруса, потрескивают дубовые трапы. Пахнет смолой, дымом и морскими водорослями.

Порт – пестрое скопище парусов. Желтые, серые, белые,пурпурные, они делают бухту живописной. Качаются на волнах каравеллы, триремы, бригантины, галеры, фелуки и шхуны.

На внутреннем рейде среди мелких суденышек выделяется красавица трирема «Святая Агнесса». Коричневые просмоленные паруса убраны к реям, два якоря прочно держат корабль.

Хозяин корабля Ачеллино Леркари, несмотря на раннюю пору, уже на палубе. На нем невысокая круглая шляпа, надвинутая до самых бровей, на плечи наброшен тяжелый плащ. На плаще вы– іиита желтая восьмиугольная звезда с красным щитом посредине. Это знак партии гибеллинов. Фигура у капитана грузная, приземистая. И лицо под стать: тяжелое, с толстыми губами, квадратным подбородком. Лоб и щеки изрезаны морщинами и шрамами, глаза глубоко посаженные, суровые.

Ачеллино напряженно смотрит на берег, с трудом сдерживая нетерпение. Случай, которого он ждал несколько лет, представился. Пиши, он повторит то, что так успешно осуществил двадцать лет Пи під. Леркари тогда сумел стать во главе восставших городских (Ином, Было вырезано много гвельфов. Перепуганная знать согласилась уступить большинство мест в сенате. Должность консула Ннинл сын капитана. Добившись своего, Леркари предал город– I ні бедноту, «людей без имени», и восстание было подавлено. Сам Ачеллино не вставал у кормила власти, он не любил это «хлопотное и нудное занятие», на консульство посылал или родственников и верных людей, которые помогали ему богатеть.

Три года назад положение изменилось. Гвельфы снова стали Ими * пять гибеллинов из сената. Последний консул гибеллинов, її мі капитана Гофредо Леркари, был с позором смещен со своего life її. п его место занял гвельф Джустиниани. После него свет– іїйіііпм и вельможным стал Антониото ди Кабела – ярый враг |i pi при. С капитаном Ачеллино перестали считаться, торговля по– НИл плохо, лучший корабль двух морей стоял без дела. И Лер– РІ|НІ пі думал повторить 1454 год.

І Нрі-чя было опасное. Корабли не решались идти в турецкие Ним, живой товар скапливался в руках купцов и приносил им Шіжп убытки. Ачеллино пошел к самому богатому и жадному ф|п Дпгело Морозини и предложил свои услуги. Он поклялся, Iff ' чнет пробиться на «Святой Агнессе» через пролив и поможет ■flHi 'ныть товар. После долгих колебаний Ангело решил принять услуги Леркари. Многие говорили: «Если в Кафе и есть человек, способный проскочить пролив, так это Ачеллино на своей Агнесе. Морозини погрузил на «Святую Агнессу» триста рабов, ■III " и другие товары. С собой купец взял сорок вооруженных до Міці г.нуї. Надеяться на матросов, которых Леркари нанял на ко– i|f м., купец не решался* Своя охрана вернее.

–   Недаром Леркари так рвался в море,– заметил Даниель.—) Это самое подходящее место для нашего морского волка.

–   Друзья! – Леркари встал и поднял бокал.– Я бесконечно благодарен синьору Ангело за то, что он поверил в меня и в мою] -«Агнессу». Если бы не он – я, точно краб, до сих пор сидел бы ві своей норе. А сейчас мы мчимся по морским просторам, и наши! груди наполнены соленым ветром. Сегодня мне исполнилось шестьдесят лет, но это не так уж важно. Скоро мы будем у Мухаммедовых берегов, и дай ,нам бог пройти около них удачно. Давайте первый тост поднимем за счастливое плаванье, синьоры! і

–   Да будет легок наш путь!

–   За попутные ветры!

–   Капитану много лет жизни!

Гремят тосты в капитанской каюте, звенят бокалы, льется веселая песня Кончеты. Трирема на всех парусах несется по ночному морю. Стиснув челюсти, стоит у руля шкипер Родольфо. Матросы, по одному подбегают к нему, перебрасываются парой слов, и снова

глядит вперед старый шкипер.                                                            |

Ровно в полночь Леркари вышел из каюты и зажег факелы

Это был условный сигнал. Матросы вскакивали на ноги, выхватывали у спящих охранников оружие, убивали их и трупы бросали за борт. Те, что успели проснуться, погибали в неравной схватка Панчетто и его друзья, освобожденные шкипером от цепей, носи] лись по кораблю, словно бесы. За полчаса до сигнала шкипер Родольфо вошел в камеру, где они содержались. О чем там шел разговор, неизвестно, но после сигнала преступники оказались на свої боде. Они уже чувствовали на своей шее веревку – и вдруї Леркари спас их. За это они готовы были идти на все. Панчетто і с ним еще трое ворвались в каюту, где спал Ангело, и не успел тот понять, в чем дело, очутился в цепях. Перепуганный насмерть!

заикаясь, он спросил:                                                                           ]

–                                                                                                                                        Где ка-а-питан Леркари?  1

–                                                                                      Он так же, как и ты, мой пленник! – ответил бандит.       |

–                                                                                                                                        Что в-вы со мной с-сделаете?        |

–                                                                                    Увезем обратно в Хазарию. А там    видно будет.    ]

–                                                                                    Пощадите меня! Я дам большой       выкуп,– молвил          Ангелі

–   Сказано – там будет видно...

...«Святая Агнесса» встречала безоблачный рассвет с убраннь ми парусами. Она совсем не двигалась, лишь лениво покачивала« на волнах, отчего мачты равномерно описывали круги по неб После бурной ночи матросы отдыхали. На палубе никого не бьи видно, только на марсовой бочке маячил сторожевой матрос. |

Капитан Ачеллино не спал. Он сидел у себя в каюте и размыН лял. Задуманное уже выполнено наполовину и лучше, чем предп| лагалось. Панчетто будто сам бог послал. В случае какой-нибуі неудачи Ачеллино Леркари сумеет оправдаться, свалив всю вину на разбойника, которого подсунул ему ди Кабела.

Теперь оставалось приступить к проведению в жизнь всего

остального. Леркари встал, позвал шкипера и слугу и велел им

разбудить всех невольников в трюме, осветить и проветрить помещение.

Люди, встревоженные непонятным шумом наверху, и так Не шали всю ночь. Они поняли, что на корабле что-то произошло, но не знали, к худу это или к добру. И вот стоит перед ними старый – уровый человек, глядит на них тяжелым взглядом.

–   Кто-нибудь из вас знает капитана Леркари?

Невольники молчат. Нет, они впервые слышат это имя.

–   Я Леркари, защитник бедных и простых людей. Я заковал и цепи вашего хозяина, и теперь вы свободны. Мой корабль идет опратно в Кафу. На месте я раскую железо и отпущу вас на берег, інаете, куда вы попадете?

Снова в цепи,– произносит один из невольников.

–  Верно. Но, чтобы этого не случилось, помогите мне сделать инс по-настоящему свободными. Если хотите, давайте поднимем оружие на жирных и знатных – я поведу вас. Со мной пойдут мои матросы, все рыбаки на берегу помогут нам, мы поднимем весь нараз И когда возьмем город, я помогу вам добраться до родных MCI I Кто пойдет со мной?

Невольники заговорили все вместе, в трюме поднялся шум, и напитан ничего не мог понять.

Говорйте по одному! – крикнул он.– Вот ты говори!

Исхудалый невольник поднялся, гремя цепями, облизал язы– и<іч пересохшие серые губы, заговорил:

Нам ли выбирать. Хуже, чем сейчас, не будет! Веди!

Пойдем на жирных!

Только оружие нам дай!

–  Свободными быть хотим!

Я не неволю вас. Тот, кто не хочет идти на бой, пусть ухо– пн, к : і к придем на берег. Я поведу тех, кто пойдет по своей воле. Пимиите это. Через трое суток мы будем в Кафе. У вас есть время ■ідумать.

Выйдя из трюма, капитан сказал шкиперу:

Пора менять паруса. Буди матросов, і Скоро на палубе закипела работа. Матросы выволокли наверх ■лыс, словно снеговые, паруса из суровского полотна (не зря /!« інчіри купил его нынешней весной у Чурилова). Ветер наполнил |Цф"'Н1ые паруса, и «Святая Агнесса» тронулась в обратный путь.

Л.І-МО позвали к капитану. Проходя по палубе, он посмотрел |)| ' – Гам на верткой люльке качался матрос. Он отвинчивал брон-

зовые буквы на борту и вместо них ставил новые. Демо удивленно прочитал: «Лигурия».

Да, «Святая Агнесса» сменила не только паруса...

Демо подошел к капитану и спросил:

–      Синьор капитан, есть ли на «Лигурии» брадобрей?

–      Да, синьор ди Гуаско, я об этом как раз и хотел с тобой говорить. Брадобрей у нас есть, но я не хотел бы, чтобы ты брился до прихода на место.

–      Почему, позвольте спросить? – в голосе Демо прозвучала тревога.

–      Видишь ли, на «Лигурии» нет капитана, и я хотел просить тебя занять это место. Временно, на ту пару дней, что мы будем стоять в порту. А без бороды капитан – не капитан.

–      Я понял вашу мысль, синьор, и помогу вам. Кстати, борода тут ни к чему. В Генуе– меня никто не знает. Я родился в Хазарии.

–      Новый капитан «Лигурии», я вижу, молод и неопытен. Он не может определить направление судна по солнцу. «Лигурия» идет не в Геную, а как раз наоборот.

–      Куда же?

–      В Кафу!

Демо побледнел, но, не растерявшись, спросил:

–      Капитан, конечно, шутит?

–      Нисколько. Сменив паруса, мы взяли обратный курс. Сомнения насчет бороды еще остались?

–      Н-н-нет,—простонал Демо,—д-действительно, борода нужна.

–      Ну и слава мадонне, что мы поняли друг друга.

–      Не совсем, синьор капитан. Уж если вы ставите меня в игру, я по крайней мере должен знать, какие будут козыри.

–      Вот теперь ты начинаешь походить на капитана. Так и быть, я открою тебе свои карты. Слушай. На третьи сутки «Лигурия» встанет на внешнем рейде, и ты, ее капитан, под чужим именем, конечно, заявишь в порту о своем прибытии. С тобой на берег поедет шкипер. Надеюсь, в порту тебя не знают в лицо?

–      Я там не бывал.

–      Оформив документы, ты дождешься шкипера и привезешь мне его письмо. Если в городе все готово, мы подойдем к берегу, высадим невольников и матросов и запалим такой огонь! Я поведу в бой невольников и матросов, шкипер – рыбаков, а Панчетто со своими разбойниками начнет резать жирных. Ди Кабелу и его приспешников – в цепи. Власть в городе возьму я. Ты, если я не ошибаюсь, был назначен военным начальником? Ну так ты им и останешься. Как игра?

–      Стоит свеч,—ответил Демо.– Но вдруг в порту меня почему-либо арестуют? Тогда как?

–      Справимся без тебя. После игры выручу.

✓

Глава третья НА РОДНОМ ПЕПЕЛИЩЕ

...Дети боярские вышли к черемисам и выжгли всю землю их дотла, людей перебили...

Русские летописи, r. VI, с. 188

ВОЗВРАЩЕНИЕ В НУЖЕНАЛ

ктябрь в этом году выдался холодным. До покрова осталась неделя, праздник этот всегда проходил в слякоти и грязи. Но нынче по вечерам заморозки, за редкими облаками курлычут отлетные стаи журавлей, вожаки ведут по поднебесью в далекий, неразгаданный путь клинья уставших птиц.

Иван Рун и Тугейка четвертый день скачут от Москвы к Волге. Едут тайно, ночами. Вдыхают по дорогам осенние запахи. Пахнет переспелой коноплей, озябшей землей, дымом из овинов, квашеной капустой и еще чем-то хмельным, острым и давно знакомым. Ночи стоят лунные, тихие, морозец сковывает землю, и кони идут ходко. Днем земля тает, дороги лесные грязны, в иных местах совсем непроходимы. Днем всадники отдыхают в лесу, у костров, реже в деревнях у мужиков. Так безопаснее – днем, того и гляди, налетишь на княжеских стражников, а то и еще хуже, на разбойников. А ночью тихо и незаметно проезжают они опасные места.

Сколько бы еще прожил Тугейка в Москве– неизвестно, если бы не княжна Мангупская. По-

ручил ему боярин передать ей ожерелье, велел сказать несколько тайных слов. Его попросили – он и сходил. Иван Рун тоже по простоте душевной не думал ничего плохого, передавал поклоны Беклемишева Катерине. И вдруг зовет их обоих боярин, в замыслах своих открывается и говорит:

–   Великий князь в большом гневе, меня с глаз долой выгнал, а вас из-за меня тоже наказанье ждет. Что будем делать?

–   Бежать надо,– сказал Тугейка.– У князя нрав крутой, я знаю, тебя, боярин, он, может, и помилует, а нас, козявок, запросто придавит. Рука у него горячая, он князьям головы сечёт.

–   Простите меня, что в грех вас ввел. Не думал я...

–   Ай,– Тугейка махнул рукой,– я и сам бежать собирался. По отцу-матери скучаю, по лесам своим тоскую.

–   Верно говоришь, Тугейка,– сказал Иван Рун.– У меня тоже жена с дитем дожидается. Махнем на Волгу вместе.

–   Коли так,– боярин обнял их обоих,– то помогайте мне как следует, други мои.

–   Что надо делать?

–   Я съезжу в монастырь, игуменшей в нем моя родная тетка, договорюсь. А вы поезжайте в Красное сельцо, Катерину в тот монастырь привезите.

–   Поймают нас, однако,– усомнился Тугейка.

–   Не поймают. Я пущу слух, что бежать задумал, князь погоню за мной пошлет, про вас он не подумает.

–   Семь бед – один ответ,– согласился Рун, и в тот же день княжна Мангупская была привезена в монастырь. Боярин дал им денег, и они не мешкая пустились в далекий путь.

И вот четыре ночи бегут они от княжеского гнева. Бегут, почитай, без отдыха. Ночью в седле, а днем у костра разве уснешь? Коней надо сторожить, костер поддерживать, да и если человек боится погони, он все время начеку. Какой уж тут отдых? На пятую ночь они совсем истомились, да к тому же началась непогодь. Над лесами и полями пошел дождь с ветром. Осенние запоздалые цветы, словно сиротинки, все еще надеялись на милость весны, а дождь холодный и бесконечный, хлестал их немилосердно, пригибал к земле...

Всадники вымокли до нитки, их неудержимо клонило ко сну, и когда в стороне от дороги за деревьями замерцал огонек костра, кони, не дожидаясь поводьев, сами свернули на боковую тропинку.

И в довершение всему около костра зазвучал рожок. Он выводил какую-то колдовскую, родимую донельзя мелодию – грустную и протяжную..

–     А что, если там злыдни? – спросил Рун, натянув поводья.

–     Может, и злыдни,– сказал Тугейка.– Добрые люди сейчас по домам сидят.

–     Так зачем мы туда едем?

–     А вдруг там хорошие люди? Костер жгут, на рожке играют – не таятся.

–     Все равно я дальше ехать не могу. Пусть лучше убьют, но сперва я высплюсь.

На поляне они увидели шалаш из пихтовых веток, высокий навес, под которым горел костер, перед огнем сидел парнишка лет пятнадцати и дул в самодельный, берестяный рожок. Увидев незнакомцев, быстро юркнул в шалаш, и скоро оттуда выползли еще двое таких же подростков.

–     Здорово ли живете, робяты? – спросил Рун, не слезая с седла.

–     Живем помаленьку,– ответил тот, что сидел у костра.

–     Какая нужда вас в непогодь в лесу держит?

–     Наверно та же что и вас под дождем в путь послала.

–     Мы едем по государеву спешному делу. Мы беглецов ловим. Они тут не у вас хоронятся?

–     Поищите. Может, и хоронятся.

Рун соскочил с седла, помог опуститься на землю Тугейке, заглянул в шалаш и присел у костра, протянув к огню озябшие руки. Рядом с ним сел Тугейка.

–     Продрогли насквозь,– сказал один из подростков.– Может, кипятком кишки прополощете?

–     Не мешало бы,– ответил Тугейка.

Паренек быстро вполз в шалаш, вытащил оттуда закопченный котелок, повесил над костром. Потом бросил туда пучок сухой травы для заварки. В это время рожечник (он, видимо, был старший среди парней) вытянул из шалаша два ветхих полушубка и сказал:

–     Одежду-то смените, обсушитесь. А то заколеете совсем,– и бросил полушубки к ногам Тугейки и Руна.

Согретые теплом костра, горячим чаем и полушубками, всадники окончательно поверили в доброту подростков. Тугейка клевал носом, силился не заснуть, но сон валил его.

–     Не томись – ползи в шалаш,– предложил старшой, и Тугейка полез на сухие еловые лапки. Рун задержался у костра и спросил:

–     Я все-таки узнать хочу – зачем вы в лесу бедуете?

–     «Зачем, зачем?» – недовольно ответил старшой.– Коли ты государев человек, то должен знать – тут град Мещерский близко.

–     Ну и что же?

–     А то, что государь московский наши земли хану Касимке отдал и теперь нам от сего ордынца житья нет,– шепотком произнес подросток.– Я при нем сего говорить не хотел, он, поди, тоже татарин.

–     Нет, он, как и я, слуга Москвы.

–     А коли слуга, то скажите там, в Москве, великому князю вашему...

–     Он и ваш...

–     У нас свой князь, рязанский. Так вот скажи своему князю, чтобы он руки Касимке укоротил. А то половина людей в здешних лесах, как и мы, хоронится.

–     Скажу,– согласился Рун и полез в шалаш.

–     Спите спокойно. Коней мы постережем.

Первым проснулся Рун. Спал он крепко, без сновидений, проспал долго, осеннее солнце тускло светило в проем шалаша. Рун выполз из шалаша и заорал:

–     Туга, вставай! Коней увели!

Тугейка пулей выскочил на волю – над пеплом костра вилась тонкая струйка дыма, подростков не было, как и не было лошадей.

–     Вот тебе и детушки-малолетушки,– зло сказал Рун.– Обдурили нас, как сонных тетеревов.

Тугейка обошел вокруг шалаша, посмотрел на следы и сказал:

–     Они тут для приманки сидели. Где-то недалеко настоящие конокрады были. Смотри на землю – следов много и от сапогов. А эти были, я помню, в лаптях. Что же делать будем?

–     Остается одно – идти к Касиму на поклон. Говорят, тут городок Мещерский недалеко...

Только к вечеру беглецы добрались до Касимова городка. Руна и Тугейку несколько раз останавливали татарские разъезды, но, поговорив с Тугейкой, отпускалй.

Над городом возвышался минарет недавно построенной мечети и слышны были призывы муэдзина к вечерней молитве. Около городских ворот Рун остановился и сказал:

–     А что если великий князь сюда гонца послал и нас схватят, а?

–     Эта беда не беда. Запомни: хан Касим —брат Нурсалтан, а сын ее Магмет-Аминь сейчас у дяди гостит. А он мой друг. Не выдадут, если что.

Тугейка знал, что говорил. Хан Касим их приходу сильно обрадовался, а еще более были рады Магмет-Аминь и сын хана – Шахали.

Касим давно не получал вестей из Москвы и с нетерпением ждал рассказа воеводы о том, как и чем живет сейчас великий князь, не думает ли снова воевать Казань. А Магмет-Аминь, как узнал, что Тугейка был в Крыму, у матери, сразу же уволок его к себе в комнату. Шахали почти ровесник Магметке, и ему, что в Москве делается и как в Крыму живут, узнать интересно.

Друзей напоили, накормили, переодели в лучшие одежды, и потекли беседы.

... – Значит, Менгли-Гирей шерть Ивану дал,—довольно заключает Касим.– Это бик якши. Теперь мы хана Ахмата за перчем^[2] схватим, к земле пригнем. Как сестра моя там живет? Ее Менгли не обижает?

–      Мудрость Ази ты знаешь. Ее не обидит никто. Менгли во всем ее слушается.

–      По ребятишкам не тоскует ли?

–      Тоскует. Магмета велела здесь учить, а Абдыл-Латифа к себе переправить просила. Иван Васильевич обещал.

–      Это тоже бик якши. Скажи великому князю, что пусть он Абдылку пока грамоте учит, а Магметку пусть у меня держит. Я его ханским делам буду учить, его, чуть подрастет – на Казанский престол посадим.

•– А твой Шахали? А Джанали?

–      И до них когда-нибудь очередь дойдет. Мы теперь казанский трон недругам Москвы не отдадим. А вы куда едете и зачем? И почему ко мне пешком пришли?

–      Посланы мы в Черемисские края, чтобы дружбу с горными людьми учинить. А в пути у нас лошадей украли,– и Рун рассказал хану про ночевку у костра.

Касим задумался о чем-то, потом сказал:

–      Лошадей мы вам дадим, до Суры-реки проводим, а дружбы с черемисами вам не учинить. Нынче летом на ту землю налетели дети боярские, я думаю, без ведома великого князя, и дома там многие пожгли, людей поубивали, скот и добро поотнимали, чем черемис, чуваш и мордву сильно озлобили. Поэтому ты осторожен будь...

... – Ну, говори, Тугейка, говори,– торопил Тугу Магмет– Аминь,– как мать наша живет, что она мне передать велела, что послала?

–      Был я у нее дважды. Она хоть и четвертая жена хана Менгли, но властью —первая. Хан ее любит, дорожит ею. Послала она тебе и Абдыл-Латифу грамоту и много подарков, но они у великого князя в Москве остались. Хан Менгли Москве шертную грамоту дал, теперь в Крым часто послы будут ходить, ты не ленись – чаще ей пиши письма, радуй ее. Она по вам обоим тоскует...