Текст книги "Вольные города"
Автор книги: Аркадий Крупняков
Жанры:
Исторические приключения
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)
– Я сказал, что нам надо учиться у московских людей. Они собрали под одну руку все свои земли, стали сильны и выгнали золотоордынцев, а мы...
– Вот-вот! Наш народ разбросан по лесам, и в нашем крае нет не только Большого хозяина, как у русских, но и нет согласия меж лужаями. Каждый лужавуй, маленький он или большой, делает, что захочет. Так мы никогда не перестанем бояться татар!
Туга встал и решительно пошел по просеке в глубь леса. Аказ зашагал рядом с ним.
– И вот я подумал,– продолжал старик,– пусть лужавуем станет мой сын и начнет делать наш край единым и сильным. Женись, мой сын, и бери в свои руки тамгу.
Они несколько минут шли молча, каждый думал о чем-то своем.
– Вот ты сказал,– прервал молчание Аказ,– что надо делать наш край единым и сильным...
– Ты уже начал хорошее дело, сын мой. Скажи мне – куда; ты собираешься сегодня?
– В Мамлеев улус. Со мной идут все парни нашего илема, по пути мы захватим еще кое-кого. Ковяж с Янгинкой просятся. Возьму, если позволишь.
– Мамлей твой друг?
– Еще прошлой весной мы подружились. А сегодня МЫ ПОМО– ; жем ему избу ставить. Такую же, как у нас. Если я женюсь и мне понадобится изба – он своих татар приведет.
– Вот поэтому я и хочу тебя сделать лужавуем. С соседями, будь они татары, чуваши или мордвины, надо жить в дружбе. Но это у нас плохо получалось. Мордва молится Чам-пасу, мы покло-| няемся Юмо, у чувашей тоже свой бог, татары аллаха чтут. И,| когда наступает время беды, мы не собираемся в один кулак, а, наоборот, разбегаемся по своим священным дубравам или начинаем ссориться меж собой. Теперь нам дружба с татарами, чувашами и со всеми людьми, кто населяет Горный край, особенно нужна. Казань ушла под руку Крыма, хан земли наши отдал мур– зе Кучаку. Иди в Мамлеев улус, помогай ему, пусть и у татар друзей будет больше. Благословляю тебя, иди.
* * *
Был час вечерней молитвы. Солнце опустилось за лес, окрасив багрянцем половину неба. Мулла Кендар поднялся на площадку минарета, оглядел с высоты сумеречную даль перелесков, увидел, как тускло блестят воды реки, затем его взгляд остановился на улусе, раскинувшемся вокруг мечети. Жители окончили дневные работы и ждут, когда мулла призовет их к молитве. Кендар молод, голос его чист и звонок. Распевно зазвучали издавна привычные уху правоверного слова призыва:
Велик аллах! Велик аллах! Ля иллья, ахм иль алла!
Приходите молиться, на молитву вставайте.
Следуйте к счастью – молитва полезнее сна.
Когда-то Кендар служил аллаху в ханской мечети, начал он с хафиза и лучше многих читал Коран. Ему пророчили место шейха, но пришли в Казань перемены, и судьба Кендара резко изменилась. На Казанский престол сел крымский хан Сафа-Гирей, он
I ,11ГЦС ЄГ0 сеиДа человека хитрого, жестокого, который ера' Iуп/пиНагВИДЄЛ.Ка3а«ДЄВ– КенДара изгнали из ханской мечети и Іґв °Рныа Край, в маленький татарский улус, какие во мно– Мплтп,ЫиИ Раз фосаны среди черемисских и чувашских селений. / а мулла убедился: большинство татар живут в такой же і мл / ’ как^ю теРпели чуваши и черемисы. И когда бедняк Мам– . п просил у него позволения привести в улус черемисских пария™!!™ у ТЄ помог,71и емУ поставить сруб для дома – Кендар сог– ' орошо, когда люди борются с нуждой вместе. Сейчас с
и дки минарета он заметил, что сруб уже поднят, поставлены стропила. ■'
Зюрея сидела у окна и вышивала тюбетейку. Она ждала сегод-
ниха, призыв к молитве слушала плохо, торопилась скорее закончить ВЫШИВКУ чтг>5ы ипп„
любимого. Зюрее завидовали врГ пРиготовить подаРок к ПРИХ°ДУ2Мо . н оаиидовали все девушки улуса. Ее жених, арбаб[21]
и’ е только Молод и красив, но смел и отважен. Он лучший
к улуса, и за советом к арбабу ходят не только молодые,
о и у еленные сединами старики. До свадьбы осталось немного р мени вот поставит Мамлей новую избу, перейдет туда из старі и сакли, приведет Зюрею хозяйкой в дом. И не будет на свете
счастливее женщины, чем она..
, Ты почему не на молитве, дочь? —Зюрея очнулась, рядом " яДа мать– на была в гневе,–Ты разве не слышишь, как твой < ц на минарете призывает к вечерней молитве? Что это у тебя?—
тпптлпо^м13 И3 Зюреи тюбетейку.– Баллах-биллях! Что ты молитве предпочла работу. Позор и стыд! Сейчас же
брось в огонь изделие греха!
М а млея6 НаД°’ Мама– Аллах простит меня. Ведь я люблю
оттА он тебя? второй год тянет с женитьбой. Раньше хоть бы
II.] у нас, а теперь... Прошло четыре недели, а он и глаз не кажет.
ы, как коза, прыгаешь на окна, ждешь его. Совсем плохой жених.
(. черемисами связался, в Нуженал бегает. Вот погоди – приведет оттуда девку. ґ
– Неправда, мама. Мамлей дом новый ставит, он день и ночь в работе, егодня в помощь ему Аказ привел ребят, уж крышу
кроют, и жду его, он обещал...
Нашел себе Дружка! Аказ – чужой по вере. Смутьян, дерзит казанцам. ] ґ ■' г
^ІКЛК°1ДЄЛО Д0 Аказа– Не он мой жених.
снял чалму аккупРаЬтиБОШЄЛ КендаР– Осторожно, двумя руками он
– Бранишь Зюрею?
– Молитвы позабыла. Только о женихе думы. А он...
Кендар, в отличие от своей ворчливой супруги, уважал Мам-
лея. Он сказал примирительно:
– Все девки о женихах думают. А Мамлей придет. Он друзей
провожать уехал.
– Да ты-то откуда знаешь!
– С минарета видел...
– ...Всадники ворвались в селение как ураган. Они заполнили
узкие улочки улуса, спешились и стали выгонять из домов жителей, несмотря на то, что был час вечерней молитвы.
Когда мулла вышел, площадь перед мечетью была полна народом. Его схватили за руки и подвели к молодому, богато одетому человеку, сидевшему на коне.
Ты мулла? – надменно спросил он.
– Я служитель аллаха. Мое имя Кендар. А кто ты.-'
– Алим мое имя. Я служу хану Гирею.
– Разве слуги хана не веруют в аллаха?
– Иншаллах! – воскликнул Алим и ударил плеткой коня. Жеребец взвился на дыбы, чуть не ударив копытами Кендара.– Как ты смеешь, жалкий человек, задавать мне такие вопросы? Я сын мурзы Кучака, который верно служит опорой потомку пророка
Магомета.
– Пророк Магомет написал в Коране: человек, забывший встать на молитву,—грешник, человек, мешающий молитве,—враг. Сейчас у правоверных время молитвы.
– Есть люди, читающие Коран, есть – защищающие его заветы. Посмотри лучше на своих людей и скажи мне, который из них Мамлей сын Абдараззака.
– Его тут нет.
– Стыд и позор вам! —крикнул Алим, обращаясь к людям.—Стыд и позор! Люди вашего хана приехали к черемисам, чтобы собрать ясак, на них налетает кучка разбойников, убивает их, отнимает законную дань. И что же я узнаю, приехав на место? Среди этих айдамахов-черемис был Мамлей—татарин и правоверный. И вы, сыновья веры, и ты, служитель аллаха, скрываете его!
И после всего этого вы спокойно стали на вечернюю молитву. Может, и черемис вы скрываете тоже?
– Если ты не веришь нам – спроси сборщиков ясака. Они могут узнать Мамлея.
– Они убиты!
_ Кто же тебе сказал, что там был Мамлей?
Мне донесли...
_ Доносчикам не верь, слуга Гирея. Они всегда лукавы
– Эй, джигиты! Обшарьте все дороги, все леса. Ищите ночью,
днем, пока смутьянов не найдете – не возвращайтесь. Но если вы их скрыли,– Алим повернул коня к жителям улуса,– берегитесь!
Ускакали всадники, разошлись люди, площадь опустела. Кен– дар закрыл двери мечети, хотел идти домой, но раздумал. Он видел, что около каждой сакли и около его дома были поставлены воины. Присев на ступеньку лестницы, задумался: «Если Мам– лей скрывается в лесу – его там ждет гибель. Он придет в улус. В свою саклю он не пойдет, будет просить защиты у меня. Надо предупредить Мамлея, потому что к моему дому дорога идет мимо мечети».
И мулла, скрывшись среди надгробий, стал ждать. Спустя час около минарета мелькнула тень. Человек, пригнувшись, перебежал дорогу, нырнул под кусты кладбища. Прячась за надгробиями, он прошел мимо Кендара, и тот тихо окликнул его.
– Святой отец... прости... За мной погоня,– зашептал Мам– лей.– Что делать?
– Пойдем. Запру тебя в мечети.
– Но я не один. Со мной Аказ... другие люди.
– О аллах! Они же черемисы! Погибнем все...
– Во имя аллаха милосердного и милостивого...
– Не проси, нельзя.
– Прости, мулла Кендар. Тогда и я не пойду.– Мамлей побежал обратно к минарету.
– Стой, Мамлей! Сколько их?
– Аказ, Ковяж, Янгин, Топейка.
–Зови. Да простит нас всевышний...
Впуская людей в мечеть, Кендар сказал:
– Под минаретом есть подвал...
Закрыв мечеть на замок, мулла пошел домой.
* * *
Не разыскав беглецов, Алим возвращался в Казань. На глухой лесной дороге джигит из передового отряда заметил, как кто-то шмыгнул с дороги в чащу. Соскочив с коня, он бросился в лес и вывел на дорогу человека средних лет, одетого в рваную, выгоревшую от дождей и солнца рясу. Притащил его к Алиму.;
– Ты кто такой?
Человек на ломаном татарском языке ответил:
– Русский мулла. Поп.
– Везет мне на попов,– сказал Алим, ухмыльнувшись.– Откуда бежишь, куда?
– Куда глаза глядят. Из Москвы.
– Убил кого-нибудь? Украл?
– Ложно обвинен. Гоним за веру.
– Твоя вера плохая, да?
– Неплохая. Испоганили веру на Москве.
– А ты прими веру Магометову.
– Магомет тоже у Христа учился.
– Это ты сеиду скажешь. Поедем в Казань. Как зовут?
– Иван Глазатый.
– Хе! У русских все Иваны! Садись на коня.
В Казани, у святого сеида, выяснилось, что поп Ивашка Глазатый– великий книжник и грамотей, прочитал много всяческих священных книг: и арабских, и латинских, и православных. И в голове у него такой ералаш, что какая вера праведная, он так и не уразумел. Святой сеид обещал ему, если примет магометанство, поручить писать историю Казанского ханства, а жить он будет около хана в довольстве и почете. Глазатый веру Магомета принял, поместили его в дворцовой мечети, все священные книги и свитки ему отдали. Звать его стали Яванча Кезлю, что по-татарски означает Глазатый.
Яванча был человеком дела, и в первой книге, которую ему дали, он записал: «Случи ми ся пленену быти варвары и сведену бы– ти в Казань. И даша мя царю Казанскому в дарех Сапкирею. И взяв мя царь с любовью к себе служити, во дворы свой поставя мя перед лицем своим стояти...»
Забегая вперед, скажем: пробыл Яванча в Казани двадцать лет, позднее написал стоглавую книгу «Сказание о царстве Казанском».
* * *
Под крутым и высоким обрывом раскинулась ширь великой реки. Перерезала река лесной край на две половины и почти от Нижнего до Казани омывает его берега. В светлые летние ночи через всю реку падает лунная дорожка, сверкает золотыми слитками на могучих и спокойных волнах.
По утрам ликующее солнце раскрашивает воды реки прохладной голубизной, отражаясь в них, рассыпается лучистыми звонкими звездами.
От полудня до заката играет река ярким дневным светом, бросая на берега го ослепительно-желтые, то багрово-оранжевые краски.
И недаром черемисы зовут ее Волгыдо, что значит блистательная, светящаяся.
Эрви стоит над обрывом и машет платком в сторону реки. Там, далеко внизу, маленький человечек тянет на песчаный берег лодку. Эрви давно и с нетерпением ждет его.
Говорят, что в горах есть цветок эрвий, что значит утренняя сила. Он цветет раз в году и только рано утром. Говорят, что тому, кто найдет в горах эрвий и дотронется до него, цветок передаст утреннюю силу земли, а сам сразу погибнет.
Может быть; поэтому Эрви и растет недотрогой. Она так же светла и прекрасна, как горный утренний цветок, она, так же как и эрвий, расцвела рано-рано. Ей еще нет и пятнадцати лет, а девять женихов уже сватались к ней, пятеро пытались похитить ее после отказа.
Больно беспокоится старый Боранчей – отец Эрви. Ведь подумать только – всех женихов распугала, ничьей женой стать не хочет. Наслушалась от старух сказок об онарах да древних паты– рах и хочет себе мужа такого, чтобы во всей горной стороне самый сильный был. Так и старой девкой остаться недолго.
Не только красива Эрви, но умна и хитра. Молодые охотники прозвали ее Белой лисой – хитрые речи лучше ее никто говорить не умеет.
Охотники знают: у лисы сколько хитрости, столько и зла. Приходят к ней женихи, сердца свои открывают, а она безжалостно забрасывает эти сердца насмешками.
Того человека, что сейчас с лодки сошел, Топейкой звать. Он единственный, с кем Эрви дружит, над кем не смеется. Это потому, что Топейка в женихи не лезет.
Какой из Топейки жених, если он у Боранчея работник. Землю для него пашет, скот пасет, хлеб убирает с поля, молотит, осенью на охоту ходит. А между дел успевает хозяйской дочке помочь. Какой он жених, если глаз на Эрви не смеет поднять?
Отчего Топейка был беднее всех – никто не знал. Все знали только одно: у Топейки, кроме ножа да лука со стрелами, ничего нет. И земли нет, и скота нет, и сохи нет, и одежды хорошей тоже нет.
Была у него девушка, такая же веселая, в любви ему клялась. Но посватал богатый, и ушла она в высокое кудо, забыв клятвы. Долго тосковал Топейка. Хотел забыть, да не смог. Пришлось из своей деревни уйти. Стал работать у богатых по найму. Но только в пору сева, сенокоса и жатвы. В остальное время Топейка – вольная птица. Летит, куда хочет. Как-то позвала его Эрви на берег Волги, спросила:
– Ты на реке Нуже бывал?
– Бывал. Я везде бывал.
– Не хвастай зря.
– Лопни мои глаза – на Нуже был!
– Про Аказа сына Туги что-нибудь слыхал?
– Скажешь тоже – слыхал! Да он мой лучший друг! Мы с мурзаками дрались вместе. Перед сенокосом.
– Расскажи.
– Собрались мы на охоту...
– Кто это – мы? «
– Ну, я, Аказ, Мамлейка и еще человек десять. Проезжаем через илем, видим: мурзаки ясак собирают. Я и говорю: «Почему весной приехали – ясак собирают осенью». —«Не твое дело»,– отвечают. «Как это не мое?» – говорит Аказ.
– Кто же все-таки говорит: ты или Аказ?
– Вот прицепилась... Ну, Аказ говорит. И тут началась драка. Я одного палкой по голове ударил не так сильно. А он умер. И еще трое ясачников убились.
– Сами убились?
– В драке кто разберет. И наши тоже убились. А через неделю на илем налетели джигиты. С саблями. Как туча. А у Мырза– ная... Ты знаешь Мырзаная?
– Слышала. Прихвостень казанский.
– Верно. У него есть сын Пакманка. Выдал нас. Имена наши назвал, стал помогать татарам нас ловить. От мурзаков в лесу спрятаться просто, а попробуй от Пакманки скрыться. У него нюх, как у гончей собаки, в лесу каждую кочку знает.
– И вас поймали?
– Если бы не Мамлейка. А он спрятал нас в мечети, а туда мурзаки входить побоялись.
– Расскажи, какой он?
– Кто?
– Аказ. Я знать хочу.
– Патыр! Ростом... вот с это дерево. Чуть, может, пониже. Плечи такой ширины... вот как размах моего лука. Пусть отсохнет язык, если вру, сам видел, как он поднял камень и бросил его в Юнгу, и река изменила свой путь, потоку что камень перегородил ее от берега до берега. А как он стреляет! Сам видел: на скаку попал стрелой белке в глаз. Добр, как я, весел, как я, а красив...
– Не говори. Патыр не может быть некрасивым. Скажи лучше, есть у него невеста?
– Конечно есть! Ах, невеста? Нет, насчет невесты не знаю. Да и зачем такому патыру невеста? Чтобы обманула его? Тьфу!
– Ты не плюйся. Ты лучше садись в лодку и поезжай в Тугаев лужай и узнай, какая у Аказа невеста. Я тебя очень прошу, Топей– ка. Мне надо знать про невесту Аказа все. Поедешь – узнаешь?
У Топейки доброе сердце. Он никому ничего не может отказать. Тем более Эрви. И он сел в лодку.
Целую неделю ждала Эрви Топейку, каждый день выходила на берег. И дождалась. Он подошел к Эрви и, тяжело дыша, сказал:
– Только зря съездил!
– Почему зря?
– Нет у Аказа невесты! – Топейка плюнул в сторону. – Я говорил тебе: ему с девками возиться нет времени.
Эрви, вместо того чтобы огорчиться, радостно рассмеялась и, слегка хлестнув Топейку кистью пояса по носу, убежала домой.
Топейка еще раз плюнул в подтверждение того, что все девки, в том числе и Эрви, ничего, кроме презрения, не заслуживают.
После полудня Боранчей позвал дочку в кудо, сказал:
– Иди, красивое платье надень, умойся, причешись.
– Зачем?
– Мырзанай сватать тебя придет. Женой своего сына Пакма– на хочет сделать.
– Какой он будет мне муж? Не пойду я к Пакману!
– Я тебя, неразумная! – Боранчей замахнулся на дочь, но не ударил.– Мырзанай с Казанью торгует, он у татар в почете, он богат!
– А у Пакмана брюхо косое! – крикнула Эрви и хотела убежать из кудо. Отец поймал ее за косу, усадил рядом, укоризненно заговорил:
– Девять женихов прогнала, долго ли в девках сидеть будешь? Смотри, Эрви, года пройдут – потом больно в листочек будешь свистеть – зазывать женихов, но не подойдет никто.
– Ты лужавуя Тугу знаешь? – спросила Эрви.
– Как не знать. Сосед. Его лужай и мой – рядом,– ответил Боранчей.
– А сына его знаешь?
– Это тот, который Аку? Знаю. Хороший парень. А что?
– Я его женой стать хочу.
* * *
Каждодневно черемисы молятся в домашней священной роще. По праздникам ходят в кюсото – священную рощу всего илема. А весной перед севом со всей округи люди собираются в одно место, в священную дубраву жертвы приносят...
С утра на берегу реки Нужи собралось много народу – сегодня черемисы богов и кереметей благодарить будут. Богов у черемисов много, а кереметей еще больше. Каждому в кюсото свое дерево посажено, каждому определенная жертва нужна.
Хоть жертвы приносить начнут после полудня, люди около кюсото собрались с утра. Празднично разодетые в наряды из ослепительно белого холста люди ждут карта. Женщины в белых шовы– рах рассыпались по берегу реки, будто цветки, мужчины расселись около Япыка, который принес для торговли мелкий товар.
Мужчины сидят молча, покуривают трубки.
Зато у баб гомон. Жена Эпая, болтливая Апти, первая начала разговор. Она вчера была в соседнем илеме и слышала, будто сын лужавуя Аказ снова дрался с крымцами из-за ясака и татары убили пятерых черемисов. Пока женщины охали да ахали, обсуждая это известие, подружка Апти, глупышка Кави, перебежала к сосед* нему костру и, сделав испуганные глаза, сказала:
– Сидите вы и ничего не знаете! Аказ снова воевал с татарами и погубил пять человек из илема Атлаша.
– Из илема Атлаша?!—воскликнула пожилая женщина.– Надо найти Уравий и сказать ей. Она из Атлашей, у нее там четыре брата.
И, разыскав Уравий среди большой группы женщин, крикнула:
– О-яй, Уравий! Беда какая! Неразумный Аказ начал войну с казанцами, все твои братья погибли. Если бы знала, сколько убитых!
Через час новость Апти возвратилась к ней же. Рассказывали о большой битве между черемисами и татарами. О потерях казанцев никто не знал, зато о своих убитых было сообщено точно – пятьдесят человек.
Апти схватилась за голову и простонала:
– Видно, ночью страшная война была! Люди зря не скажут.
Новость о войне дошла и до -мужчин, но те хорошо знали своих жен и не всему верили. Однако знали, что дыма без огня не бывает. Начали судить-рядить и заспорили. Особенно старался Ат– лаш. Он, как гусак, вытягивал длинную шею, тряс жидкой бороденкой и выкрикивал:
– Жить надо тихо! Разве можно мурзаков гневить? У них сила, а у нас?
– А что у нас? Разве мы слабее их? Разве мы трусы?
– На копье лезет только дурак,– поддерживал Атлаша Япык.– Аказ лезет на копье.
– Так ведь они нас грабят!
– Кто нас грабит? Татары? – Атлаш соскочил с пенька.– Они законно просят ясак, который не добрали в прошлом году. Неужели мы пожалеем шкурок, хлеба и мяса, а крови нашей не пожалеем? Смириться надо, люди!
На пенек поднялся грузный Мырзанай. Он почти такой же богатый, как Туга,– он с казанцами давно торговлю ведет, и все знают, что он тоже Аказа ругать будет. Мырзанай смотрит на Тугу и сердито говорит:
– Ты наш лужавуй, однако порядка на земле не держишь, сыну своему большую волю дал. Давайте соберем старейшин и Аказа всем миром накажем. Давно пора! Пойдемте на холм совета!
В это время со стороны дороги раздался голос Аказа:
– За что же хотят наказывать меня старейшины?
– Это ты, сын мой? – спросил Туга, поворачиваясь к Аказу.– Прошел слух, что ты в схватке с казанцами погубил много людей? Правда это?
– Не совсем, отец. Пятеро моих товарищей погибли. Но зато мы прогнали насильников. Пусть они боятся нас!
К Аказу подскочил Мырзанай и, тряся бородой, крикнул:
– «Прогнали»! А если они завтра приведут в десять раз больше джигитов, нас утопят в крови!
– Разве нас мало?! – воскликнул Аказ, махнув рукой в сторону людей, – Мы соберем тогда во сто раз больше!
– И будет война, неразумный! – Мырзанай вышел на середину и добавил: – С татарами надо жить мирно. А ты их ненавидишь.
– Это неправда! Мамлей, подойди сюда.
Все повернулись в сторону дороги и увидели человека, вышедшего из-за кустов. Он подошел к Аказу и поправил черную тюбетейку на бритой голове. Одет был он не так богато, какими привыкли видеть людей мурзы.
– Вот, смотрите, он татарин,– Аказ положил руку на его плечо, – но он наш сосед, и мы вместе с ним прогоняли грабителей. Скажи, Мамлей, почему ты встал рядом со мной?
– Мой народ, как и ваш, живет трудом, охотой,– сказал Мамлей, обращаясь к присутствующим,—Мне с вами нечего делить, разве только бедность. А насильник, будь он татарин или кто другой,– мне враг. И потому я и мои родичи помогали Аказу.
– А теперь ты, Топейка, иди сюда,– позвал Аказ, и тогда по другую сторону рядом с ним встал высокий юноша в сером кафтане, с русыми и густыми, как мохнатая шапка, кудрями.
– Этот человек с чувашской стороны, и зовут его Топейка. Он тоже дрался вместе с нами.
– Чуваши еще больше, чем вы, от беев и мурз горя терпят,– поправляя кушак, сказал Топейка,– только там нет такого смелого патыра, как ваш Аказ. Я узнал про него и пришел сюда. Я рядом с ним жить хочу.
Туга подошел к Аказу, внимательно оглядел Мамлея и Топей– ку, тихо, но строго сказал:
– Ты волен выбирать себе друзей, но запомни, сын мой: воля старейшин священна на нашей земле. Без совета отцов поднимать людей на казанцев мы тебе не велим. Если еще раз ослушаешься – отдам тебя в руки стариков, и пусть они тебя накажут.
– Шкуру спустим, однако! – выкрикнул Мырзанай.– Ты сын лужавуя – тебе достойных друзей иметь надо, а не всяких бродяг!
– Я всегда был и буду послушен вам. Но простите меня, от– цы-старейшины, если враг набежит на нашу землю, я не буду удирать от него через тайную дверь изи кудо[22], как мы делали это до сих пор. Мы будем встречать их ударом. Так я говорю, друзья мои? Или не так?
– Так говоришь! – сказал Топейка.
– Верно сказал,– добавил Мамлей.
– А друзьями у меня будут все, кто смел и честен. Твой сын, Мырзанай, тоже мой друг. Ну, мы пошли. Простите нас, старики.
Аказ подтолкнул обеими руками Мамлея и Топейку вперед и сам пошел за ними по дороге в лес.
– Верни его! – крикнул Туге Атлаш,—Такое непослушание...
– Пусть идет. Он не мальчик. Да как я могу наказывать сына, если он говорит правду. Несогласно мы живем, старики. Плохо живем.
– Ты жени его, Туга,– посоветовал старый Атлаш.– Сейчас ему силу девать некуда. А обзаведется семьей...
– Довольно грешить, старики,– произнес Аптулат, который по воле людей окрестных селений много лет был картом – служителем богов.– Жертвы до сих пор стоят в роще. Боги долго могут ждать их, но могут и разгневаться.
Аптулат открыл ворота священной рощи, и люди вошли туда, чтобы начать приношение жертв. У карта Аптулата шесть помощников. Они разошлись и развели семь костров. Около первого встал Аптулат, ему подвели жертвенного коня. У второго костра поставили корову, у третьего – барана. У остальных костров другая живность: каждому божеству – свое. Вокруг костров разостланы сукна, на них бураки с пивом, мед и пироги.
Вспыхнули жертвенные костры, Аптулат поднял на вытянутых руках широкую деревянную чашку с пивом и заговорил с духом огня:
– Тулводыж-тулмазе! У тебя ноги длинные, горячие. Сам ты тоненький, гибкий. Язык у тебя бойкий. А мы люди малые, мы, как дети, ползающие под дымом, и не знаем, как ладно обратиться к богу. Может быть, что нужно сказать раньше, а мы скажем после, дай нам ума, а лучше всего ступай сам и скажи кереметям, что мы обещали им в жертву лошадь, корову, барана и многое другое, и вот сегодня мы принесли обещанное. Пусть примут они!
– Пусть примут они! – воскликнули люди, стоявшие на коленях перед зажженными свечками.
Карт выпил пиво, налил в чашку чистой воды и подождал, пока Тулводыж добежит до божества, принялся узнавать – угодны ли жертвы. Он подошел к жеребцу, спокойно стоявшему около костра, и плеснул на спину несколько капель воды. Жеребец вздрогнул, а это значило, что дух огня уже сообщил божеству о жертве и она угодна ему.
Корова была худая и, видимо, не нравилась божеству. Семь раз плескал на нее карт воду, и семь раз она спокойно помахивала х постом, не вздрагивая. Пришлось корову увести и вместо нее по– < 1-і нить жирного быка. Тот подпрыгнул от нескольких капель студеной воды – бог с радостью принял хорошее мясо.
Кровь жертвенных животных окропила огонь священных кост– рпп. В котлах варилась пища.
Люди поставили на бураки свечки и молились всем божествам, прося у них счастливой, богатой жизни, здоровья, приплода скотины, удачи в охоте.
По священной роще разносится запах дыма, смешанный с запахом вареного мяса. Люди, глядя на карта, разрезающего горячее мясо на мелкие куски, глотают слюни. Сейчас начнется пиршество.
Миновали две недели. Как-то утром Туга снова позвал Аказа к себе и повел его в лес. И снова, шагая по тропинке, он заговорил о женитьбе сына.
– Я стар, Аку. Я хочу подержать на своих руках хотя бы одного внука. Ищи себе невесту.
– Еще год подожди, отец.
– Чего ждать? – Туга через плечо глянул на сына и, хитро прищурив глаза, заговорил о другом: – Вчера был у нас наш сосед Боранчей. Вся земля по ту сторону Юнги – его земля, и, говорят, есть у него дочь, красавица Эрви. Ты посмотрел бы на нее. Может, не напрасно зовут ее горным цветком? – Туга снова взглянул на сына, наблюдая, какое действие произвели на него эти слова.
– Да, я слышал про нее, – равнодушно ответил Аказ,– а смотреть нет охоты. Говорят, Боранчей прячет ее в лесу, боится, чтобы не украли.– На ходу сорвав ветку клена, Аказ махнул ею в сторону, как бы показывая, что разговор о девушке окончен. Спросил:
– Зачем приезжал Боранчей?
– Жаловался на болезнь и на то, что у него нет сыновей, некому оставить лужай. Говорил, что крымцы все больше и больше бесчинствуют на его землях. Татарам недостает ясака, и они все чаще налетают на жилища людей. И наши дома они грабят немало – не тебе об этом рассказывать. Людям все чаще приходится уходить в лес через тайную дверь в изи кудо, когда эти грабители врываются в наши илемы.
Аказ зло хлестнул веткой по кустам шиповника. С шумом рассыпались листья.
– Это все оттого, что мы недружны! Надо всем вместе давать отпор грабителям.
– Я думаю, Боранчей этого же хочет. Наш лужай да его лужай – сила!
Просека кончилась. Отец и сын вышли на широкую поляну, ярко освещенную солнцем. Поляну плотным кольцом обступили ели, пихты, клены, и, казалось, через это кольцо не пробиться никому.
– Зачем мы пришли сюда? – спросил Аказ.
– Оставайся здесь, а я пойду в кудо и пошлю тебе лук и стрелы. В нашу священную рощу повадилась белая лиса. Она проходит через эту поляну. Поймай ее.
– Я не понимаю...
– Молчи и делай все, что я велю! – строго сказал Туга и, повернувшись, зашагал по просеке обратно.
Аказ пожал плечами, оглядел поляну и, найдя место, где трава погуще, лег на спину.
Над поляной чаша неба глубокая-глубокая. Нет на ней ни облачка, видно, лето установилось накрепко. Над Аказом широкие, раскидистые пихтовые лапы. Тень от них падает на лицо, и глядеть в вышину легко. Лежит Аказ, смотрит в небо, думает: «С отцом что-то вдруг случилось. Все говорил умные слова, потом, как ребенок, стал загадки загадывать. Кто слышал, чтобы в лесу жила белая лиса? Никто. Да и какой дурак бьет лису в эту пору? У нее сейчас облезлая шкура, к тому же она сейчас выхаживает детенышей. Но отец зря не скажет. Хитрость какую-нибудь придумал. Но какую, хотел бы я знать. Ну, просижу я на этой поляне до вечера– зачем это отцу? Может, ему нужно отослать меня на целый день из кудо? Может, без меня женить задумал?
Не может разгадать хитрость отца Аказ. Вот бежит Янгин с луком и колчаном, может, от него можно что-то узнать.
– Отец велел отдать тебе это,– запыхавшись, проговорил Янгин.– Видно, будет у тебя сегодня охота?
– Скажи, Янгин, лиса может быть белой?
– Только в сказке! – Мальчик, несмотря на свои молодые годы, за словом в карман не лез, ум имел острый.
– И я так думаю,– заметил Аказ.– Однако отец велел на этой поляне поймать белую лису. Как мне быть, не скажешь ли?
– Раз отец велел, лови – и делу конец.
– Ты же сам сказал – белых лис не бывает.
Янгин без тени сомнения проговорил:
– Отец зря не скажет. Подожди до вечера, может, и вправду такая лиса появится.
Аказ молча кивнул головой и взглядом дал понять мальчику, чтоб тот шел домой. Однако Янгин не уходил. Они долго молчали, думая о чем-то. Вдруг младший брат растянул рот в улыбке и радостно произнес:
– Я разгадал загадку отца! Только не до конца.
– Говори.
– У Боранчея есть дочка, хитрая-прехитрая. Так вот ее зовут тоже Белой лисой. Это ее надо поймать. Только не пойму, зачем отцу понадобилась эта девка?
Иди, иди,– с улыбкой сказал Аказ.– Теперь я понял, зачем «мне нужна Белая лисичка.
Так вот для чего вывел на поляну своего сына старый Туга! Хочет ему невесту показать.
Ну что ж, будем ждать,– сказал Аказ и прилег на траву. Теперь многое стало ему понятно: и приезд Боранчея, и необычное место для охоты. Два старых хитреца давно договорились соединить свои лужаи в один и взвалить все дела на Аказа. Сами выбрали ему жену, и теперь нет сомнения в том, что Боранчей пошлет свою дочь на эту поляну. Воля старших – закон, видно, придется « мп» Аказу женатым. А вдруг Эрви окажется не по сердцу Аказу? Он закрыл глаза и стал рисовать в воображении свою будущую жену. В глаза лезли образы виденных до этого девушек, тихих, покорных, трепещущих перед мужчиной. Аказу хотелось «встретить смелую, гордую и неподвластную – только такая может Ом и, достойной женой будущего лужавуя. И потом ему хотелось, чтобы его невеста была красивой, вот как эта елочка, что стоит на «раю поляны. Она стройна, как девочка, и на ней горят марешки «лесные, как маленькие свечи. Когда ветер колышет ее лапы, на К м.по медленно осыпается желтая пыльца. Кроме того, невеста должна быть нежной, ну вот как эта березка, что спрятала в куд– иных ветвях свое личико.
