Текст книги "Вольные города"

Автор книги: Аркадий Крупняков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

–     Разве у нас нет силы? – гудит бас.– Сила есть! А хозяин гнет нас, как захочет. Смотрите на эту руку. Наше дело – ловить¹ рыбу, а потрошить и солить я не умею. Но эта чертова акула заставляет нас копаться в рыбьих потрохах за эту же цену. Я полоснул ножом вместо рыбы по руке, в рану попала соль и всякая дрянь... Вчера пришел, показал рану хозяину: «Разве не на твоей грязной фелуке получил я рану? Почему не платишь?» Он злой, как дьявол, говорит: «Я плачу тем, кто ловит рыбу! А ты болтаешься на берегу вторую неделю. Уноси свои подошвы, покудова цел!» Меня взорвало, и я треснул его по шее. Напугался, жирная сволочь, и отдал мне все до последнего аспра. Вот оно как!

–     У тебя, Леоне, сила,– произнес узкогрудый рыбак.– А меня бы он задавил своим брюхом.

–     Надо всем за одного стоять,– сказал Леоне,– если будем вместе, нам никакой хозяин не страшен. А то пропадем...

–     Уж и так пропадем. Целый день в море, а получаем гроши. У меня дома девять ртов. Когда были сыты – не помним.

Батисто, который, стоя на возвышении, прислушивался к разговору рыбаков, крикнул:

–     Эгей, там, на дальних столах! Швартуйтесь сюда! Тут муза-

рнчг жалуются на тяжелую жизнь. Посоветуйте им, как жить fHil'IITO.

Соции и стипендарии¹ ответили на зов дружным хохотом, но

 головы к рыбакам пододвинули.

Расскажи, Клементо, куда мы деваем деньги,– сказал один г I шк'ндарий.

Складываем в чулок, известное дело! – ответил насмешник Кле-менто.

Много ли накопили?

Порядочно. Вот Джудиче, например, у нас самый богатый. (Он получает сто пятьдесят аопров в месяц, а мы, грешные, по сто.

Теперь давай посчитаем, сколько твоей семье нужно хлеба в день, Ыуднче?

Девяносто унций, самое малое.

–        Видали? – Клементо начал загибать пальцы.– Стало быть, на хлеб в день надо двенадцать аопров. На овощи по-бедному в шин. положено три аепра, на вино полтора, на дрова аопр. Выходи I. что в день на еду и на тепло синьору Джудиче требуется сем– Ийлиать аопров. Помножьте это число на тридцать дней месяца и получите сумму, необходимую для жизни. Все оставшиеся деньги ршы>|) Джудиче, ну и я тоже, и другие зашиваем в чулок.

Некоторые недогадливые музариче начали действительно выщипывать, чтобы узнать, сколько же денег остается лишних, но громкий смех остановил их.

Пашли над чем смеяться! – недовольно сказал Ивашка.

Ты слушай, слушай,– толкнул его Ионаша.

– Совсем не смешно! – громко произнес с возвышения хозяин таверны.

 Да, да, синьор Батисто, не смешно,– ответил ему Джуди,-моя семья голодает. К тому же Клементо не все учел. Он позабыл упомянуть те аспры, которые мы оставляем здесь, у вашей Милости.

Если горе не залить вином, тогда хоть камень – да в воду,– крикнул кто-то.

Я и без твоих аспров проживу, если хочешь знать. Но не тoм суть. Каждый день, если не вы, так другие жалуются здесь вашу нищету, я это слышу третий год. Стала наша жизнь от кип легче? Нет. А почему?

Потому что мы ослы! – послышалось из зала.

–        Г-ге! Попробуй осла не покормить неделю, он тебе покажет!

Потому,– еще громче заговорил Батисто,– что нет у вас

  го защитника. Вы знаете – я сам моряк, прожил много лет

•С о ци я (лат.) – рабочие по найму. Стипендарии (лат.) – рабочие м *«лонаньи.

и скажу вам: прежде люди были смелее, они в обиду себя не давали. Я тоже, как и вы, терпел страшную нужду. Судовладелец выдавал нам по двадцать унций сухарей в день на каждого, одну соленую рыбу и кусочек сыра. Тогда пришел ко мне капитан Ачел– лино Леркари и сказал: «Батисто! Пойдем за мной на жирных! Я хочу защитить бедный народ». Это было ровно двадцать лет назад. И тогда все – и рыбаки, и матросы, и грузчики – пошли за капитаном. Пустили кровь жирным, вытряхнули их из сената, посадили туда наших людей. И все пошло по-другому.

–     А Леркари жив еще? – спросил Клементо.

–     Жив, что ему сделается,– ответил Батисто,– только нет его в городе. Он собирается на своем корабле в Геную.

– Жалко! Он бы нам понадобился,– прогудел Леоне.

–     Про вино забыли, мошенники! – неожиданно весело сказал Батисто.– И я тоже хорош! Надо угощать друзей, а я разболтался, как последний чарпалья¹.

Батисто подошел к Леоне и что-то сказал ему, указывая на дверь кухни. Рыбак выслушал хозяина таверны, поднялся, подошел к Джудиче и Клементо, что-то им тоже сказал, и все трое скрылись в кухне. За ними прошел Батисто.

–     Видал? И так каждый вечер,– сказал Ионаша.– Стоит только кому-нибудь заговорить про тяжелую жизнь, сразу вступит в разговор хозяин таверны. Всем рассказывает про Леркари а кончится разговор – тянет самых отчаянных на кухню.

–     Я думал, только у нас простой народ в нужде,– задумчиво произнес Ивашка.– И здесь, видно, не сладко живется.

–     А этот Леркари...

–     Погоди, грек, помолчи малость. Дума пришла в голову хорошая.

Ивашка долго сидел молча. Ионаша несколько раз пытался заговорить с ним, но безуспешно. Когда Леоне и Клементо вышли ид кухни, Ивашка встал и решительно сказал:

– Веди меня к хозяину.                                                                      ^!

–     Что ты надумал?

–     Там узнаешь. Веди.

За кухней оказалась еще одна комната, в которой, видимо, жил сам хозяин таверны. Он удивленно посмотрел на гостей и молча ждал, когда они заговорят.

–     Уважаемый Батисто,– начал Ионаша,-тут мой друг хочет с вами поговорить. Можно?

–     Пусть говорит.

–     Я хочу спросить, знает ли он про Сокола?

Ионаша перевел вопрос Ивашки.

• Чарпалья (ит.) – болтун, сплетник, хвастун.

22

–                У меня всего одна просьба,– сказал Ивашка.– Когда ка– ! питан или кто другой пойдут на жирных, дайте знать об этом Соколу. Все его люди смело встанут за это святое дело.

Ты – Сокол? —глядя в упор на Ивашку, спросил хозяин I шерпы.

Нет. Но я знаю, что думают его люди.

Почему с этой просьбой вы обратились ко мне? Вдруг я выдам вас.

Человек, ходивший на богатеев рядом с Леркари, не способен на это,– ответил Ионаша.– Мы верим вам и просим также иверить и нам.

–                На каком языке говорит этот человек? – спросил Батисто.– | Много ли людей у Сокола, что это за люди и кто такой Сокол?

–              Я русский,– ответил Ивашка, выслушав перевод Ионаши.– Р Сокол из украинцев. Люди у нас – все более из татарской неволи

жившие. Нас много, гораздо больше, чем здесь думают.

Я скажу об этом, кому следует, завтра же. Приходите снова вечером, и мы поговорим.

Атаман тебе не простит этого самовольства,– сказал Ионаша, когда они вышли из таверны.

– – Еще спасибо скажет. За волю вольную драться – это тебе не купцов грабить. Самое наше дело. Недаром мечи из цепей сде– лали.

–                Капитан опять поставит своих людей в сенат, а нам-то что с того? Ведь власть будет ихняя, а не наша.

А это мы еще поглядим!

ЗА БЛАГОВЕЩЕНЬЕМ, В ЗАУЛКЕ

Около полудня на подворье у Чуриловых теснился весь посольский поезд. Боярин Беклемишев собрался обратно в Москву.

Пока посол прощался с хозяевами и купцами, Иван Рун распределил езду. Сам он с молодцами будет открывать путь. За ними ими к боярина, за возком колымага княжны Мангупской. Потом 110" I и пил повозки со слугами да служанками, а далее телеги с

1и л некими помощниками да писцами. В хвосте снова молодцы

с оружием.

Боярина вышли провожать Никита и Семен Чуриловы, Василь-Сокол, купцы Степанко Васильев, Гаврюшка Петров да Семка В|И1И«ш и Шомелька. Посольский толмач порешил осесть в Ка– Нк » семью завести. Боярин опять-таки своевольно Шомельку от– РУ< I ИЛ. ( >МЬ бед – один ответ.

!о»кломишев с каждым облобызался, каждому сказал ласковое тмим ильное слово. Сокола толкнул под бок: «Жди в гости на Дим» Поблагодарив хозяев за хлеб, за соль, сел в возок. Открыли

ворота, и поезд, громыхая коваными колесами по мостовой, тронулся в дорогу. Последний раз высунулась из возка рука боярина, качнулась, блестя перстнями, и исчезла.

Добрый путь вам, русские люди!

Когда посол уехал, Гаврюшка Петров подошел к Соколу и как бы между прочим сказал:

–     Зашел бы ты, парень, ко мне. Наши люди больно поговорить с тобой хотят. Сегодня вечером.

–     Где найти двор твой?

–     За Благовещеньем, в заулке. Спроси коморы Гаврюшки Петрова – всяк скажет.

–     Приду непременно.

Вечером Сокол и Никита вышли из дома. Они долго блуждали по неровным и кривым улицам. Весь город стоял на холмах, и прохожим то и дело приходилось взбираться по каменистым ступенькам улиц. По улицам шлялись мелкие чиновники, матросы и рыбаки. Иные были уже пьяные, другие разыскивали таверну или кабачок.

Коморы Гаврюшки Петрова были на другом конце Кафы. И потому купцу и Васильку пришлось идти через весь город. Никита шел не спеша и тихо рассказывал:

–     Смотри, вон за крепостной стеной пригород, сиречь антибург. Живут тут ремесленники, видишь, насколько ветхи жилища их и грязны улицы. Тяжко им тут, народишко совсем бесправный.

Улица, по которой шли купец и Василько, поднялась на вершину, открылся порт и береговые огоньки.                                                                                                              I

–     Что-то за портом костров палят много? – спросил Василько.1

–     Страшнейшее то место,– ответил Никита.– Людишки живут в лачугах, а то и просто в земляных норах.

–     Кто они?

–     Всякий сброд. Генуэзцы зовут их одним словом – чомпи.

–     Это как будет по-нашему?

–     Стало быть, низший, бесправный человек.

Никита вдруг остановился, снял шляпу, перекрестился. Подняв голову, Василько увидел перед собой церковь.

–     Это и есть храм Благовещенья. Церковь наша – русская. За ней скоро и коморы.

– Никогда не думал, что в Кафе столь много русских людей живет. Верно, боле всего купцы?   '

–     Не только. Хотя и нашего брата не мало, одначе больше мастеровых. Есть и оружейники, плотники, бочары, швальщики, сапожники да кожемяки.

–     Мастеровые наши отколь тут взялись?

–     Мало ли отколь. Сколько веков из русской земли невольников сюда тянут. Многие тысячи побывали здесь. Ловкие да с та– митом сами из неволи выкупились, иные сбегали от хозяев своих. І їм много ль у Черного камня стоишь, а сколь к нему житейскими Ношами народу прибило. Так и тут. Вот придем к Гаврюшке, поглушим, что люди говорят, а после мой совет выслушай. Давно я тут живу и все одну думку вынашиваю. Сейчас пришла самая пора

и 11у вот, мы, кажись, и пришли,– сказал Никита, подойдя к нфнким дубовым воротам.– Это Гавриловы коморы и есть.

купца Гаврюшки полна горница народу.

Когда Василько и Никита вошли, коренастый, весь в шрамах и повел громкую речь. Увидев вошедших, замолчал, а хозяин

им крикнул:

Сказывай дальше. Это наши люди.

Никита на ухо Соколу шепнул: «Шкипер Родольфо, фряг. Слушай чего он скажет».

Мон капитан, синьор Леркари, отважный и справедливый пвгк. Он сказал: – Иди, Родольфо, к ремесленникам, среди них много честных и смелых парней. Они тоже, как весь городской терпят страшную нужду. Скажи им прямо: капитан Леркари  поднимает свою шпагу на жирных и знатных. Пусть ответят готовы ли выступать на общего врага нашего. Говорите! – Кнпеї) сел на край скамьи.

Ты бы хоть пару деньков подумать нам дал,– сказал купец никои.– А то сразу так.

Что там думать! – выкрикнул угловатый, в кожаном фартукe мужик.– Уж терпежу совсем не стало. Приходят в кузню – и то, сделай и это. А платить не хотят. Сенька, брат мой, намедни ІІІнніу задаром отдать отказался – на пытошной машине руки отняли.

А я от плотников. Зовут меня Игнат Рыжик.

–       Знаем!

– Так вот я и говорю: топоры у нас в руках вострые, а уж дух и того вострее. Житья от богатеев никакого нет. Что голоду-

■       но плевать, притерпелись, а издевательства как переносить? ишку мою, поди, все знавали, одно утешение родителям была. Мялн, уволокли да целый месяц измывались. У консулова ма-

н і и наложницах была. А сколь наших девок после их грязных ни кабакам пошло! Скажи капитану, плотники топоры наточены. И, пни,ко інака, мол, ждут! Все!

і множники за плотниками! Дубины возьмем!

По m i тем купец Федор Сузин:

– Потождите, робяты, так нельзя. Не посмотрев в святцы, да и колокол – рази так можно. Надобно знать, ради чего за что боремся. Вот ты, Рыжик, скажи – порубишь ты жирных, а

потом куда?

Потом ? Стало быть, снова плотничать буду.

–      Ну и дурак. Ты будешь рубить жирных, а капитан Леркари снова в сенат фрягов насажает, и вторую твою дочку теперь уж к новому масарию сволокут, а у Кольки Скибы, кузнеца, ноги выломают. Пусть нам Родольфо скажет, сколько, в случае победы наших людей поставят в сенат и сколько в попечительный комитет Сегодня в сенате одни фряги, причем знатные. Иным, говорят, туда нельзя. Ведомо нам, что Леркари сам человек незнатного роду, простого купеческого звания. Пустит ли он в сенат простых людей?|

–      Капитан Леркари велел мне сказать: кто будет драться г жирными, из тех брать в попечительный комитет и в сенат. Теперь я хотел бы знать, сколько ваших людей выйдет на улицы и с каким оружием.

–      Зовут меня Даниоло. Кольчужники выйдут сорок душ! 1

–      Швалыцики выставят тридцать. С рогатинами! Говорит Сурен Тер-Григорян. У нас славные молодцы.

–      Эй, бочары! Что молчите? Сколько от вас?

–      Пиши пятьдесят. С топорами.

–      Оружейники – двадцать пять! Выйти есть с чем!

–      Кузнецы!

–   Плотники!                                                                                   )

■– Кожемяки!

–      Ну, атаман, твоя очередь,– шепнул Никита Соколу.

Сокол встал, поднял руку и, волнуясь, крикнул:

–      Пиши пятьсот!

Все головы повернулись к нему.

–      От кого пятьсот? – шкипер удивленно поднял разрублен ную бровь.

–      От лесных людей. У каждого меч и копье!

В горнице одобрительно зашумели. Шкипер грыз ноготь большого пальца:

–      Я не могу без позволения капитана записать лесных людей! Пусть завтра днем ваш человек ждет меня здесь. Я приду и поведу его к Леркари.

Еще долго не расходились мастеровые от купца. Выведывал у шкипера о других людях, какие пойдут за капитаном, жаловались на тяжелую жизнь, особенно интересовались ватагой. Василько рассказал, как живут они у Черного камня. Шкипер заторопился уходить.

Ночевали у купца на сеновале. Никите и Соколу хозяйка п стелила в отдельной спальне. После ужина Никита сказал:

– Завтра почнем закупать оружие. Дело сие не простое. Йванке и тебе – обоим закупки делать...          |

–     Знаешь, Никита Афанасьевич, как-то все это быстро да просто сладилось. Не втравить бы мне ватагу в дело пустое, не ног бить бы ее. За столом кричать – одно дело, а как до схватки дой-

–    26

дет, кто знает, чем оно обернется... Ведь у консула да его приспешников– сила немалая, не побороть их так просто.

Ты послушай меня, Сокол, не раз обо всем передумал я. И грабежах да лихоимстве силу они свою размотали. Недаром Леркари поднимается – видит слабину. Раньше поддержка им с 1*ч|'»| была, из Генуи, а ноне турки проход закрыли. Торговля морская захирела, власть у них все слабей. Самая пора.

Да пора ли, Никита Афанасьевич?

А ты дальше слушай. Не на Леркари главная надежда моя. Он вла сть себе добудет, и дело с концом. О простых людях и думать забудет. Да и не на них надеется он. Потому и в море по– нм'ч– на корабль триста невольников посажено. Он их раскует, и они добудут ему власть. Ты заметил, как насторожился шкипер,

f

ui ли про лесных людей узнал? Испугался он тебя, право слово. Пятьсот воинов – это сила. Однако отказаться не посмел. А теперь лушап: пусть Леркари поднимает оружие на жирных, ты с ва– |*Ж инкам и ему поможешь. Когда дело будет сделано, мы пойдем к невольникам и позовем их в ватагу. Будет у нас восемьсот «Уш. а Леркари скажем: вот – бог, вот – порог. Садись на свой іи|чігі.'іі₍ и уходи, пока цел. А фряжским купцам дулю с маслом – похозяйничали, хватит. Сделаем Кафу вольным городом.

А как же боярин?

Што боярин?

Он говорил другое. Зачем нам вольный город, ежели на Руси

| иго лежит ярмом тяжеленным. Вот поможем Ивану Василичу рассчитаться, тогда видно будет...

Пойми, атаман, одно: если город будет наш, мы князю вдвое поможем.

А ватага! Людей куда денем?

– Будут они воины вольного города. А ты – воеводой. И-эх,        говлю с Русью развернем!

А вдруг ватажники не согласятся? Може, Иваша встанет М)|пн>. подумав, сказал Василько.

И ы там смелей будь! Ивашка, он скорее тебя на богатеев

Ü Все одно подумать надо. С ватагой потолковать. ш »Подумать, подумать». Зачем тогда шкиперу кричал?

* Я ж думал только подраться за бедных людей, помочь им, § «нінм «а Дон.

■ Б і к Игнат Рыжик: «Порублю жирных... и плотничать», b Не смейся, Никита Афанасьевич. Без ватаги все одно не

11, спи. Утро вечера мудренее...

■ Толі.но вошел на другой день атаман во двор Чурилова, а на– іЦі'1'iv Ивашка. Не говоря ни слова, потянул Сокола в уеди

ненное место. Уселись под лабазом на тюки с холстиной, Ивашка начал:

–      Думаю, бранить меня станешь. Посвоевольничал я... – Ивашка замолчал.

–      Ну, сказывай.

–      Был в таверне, не вино вкушал, а разные речения. Понял -н затевается в городе сполох. Нашелся у них капитан...

–      Может, Леркари его зовут?

–      Отколь знаешь?!

–      Слышать о нем привелось.

–      Вот бы нам подмогнуть этому капитану, а?

–      Как же с вольным городом? На Дону? – весело спросил Сокол.

– Так ведь оно не обязательно на Дону. Здесь, я думаю, такой город заиметь еще способнее. Ни князей, ни бояр нет, а жирных неужели мы не подавим?                                         I

–      Я сам об этом которы сутки думаю,– сразу признался Василько.– Тут капитан этот – десятая спица в колесе. Ты послушай, что посол московский да Никита-купец мне сказывали...

Когда Ивашка выслушал все, задумался крепко.

–      Да-а,– протянул он,– без ватаги на такое дело решаться не след. Пожалуй, завтра пора к Черному камню выезжать.

Посидели еще немного молча. Ивашка спросил:

–      А у тебя самого куда более душа лежит – на Дон али здесь!

–      Если на Дон – Ольги мне не видать. А коль здесь останусь, купец обещает свадьбу сыграть,– виновато сказал Сокол.

–      Ты рехнулся! Ватагу на кого бросишь?

–      Пока вольный город простому люду не добудем – не оставлю. Пойдем говорить с ватагой.

* * *

Чем больше Демо вникал в дела обороны города, тем яснее ему становилось, что кафинские генуэзцы обречены. Это понимали многие. Поэтому власть имущие старались награбить как можно больше и покинуть Кафу. Самый богатый горожанин Ангело Морозини уже нашел корабль, чтобы отплыть на днях из города.

И когда казначей передал Демо большую сумму денег для найма солдат, он решил присвоить золото и бежать. Капитан Ачелли но Леркари, разумеется, тоже не даром, согласился предоставит Демо каюту на «Святой Агнессе».

Корабль наутро покидал кафинские берега.                                   і

Глава вторая

КНЯЖИЙ НРАВ

И в каждом городе, бывало,

Свой князь, свой суд и свой устав, И княжий нрав решал немало: «Виновен тот! А этот прав!»

Наталья Кончаловская. Наша древняя столица

асто бывает так: живет человек в своем городе или селе и всем недоволен. И дома-то худые, и улицы кривые, переулки грязные. В лесу и комары, и болотный дух. Житья нет, и жена-то сварливая, и кошка блудливая. А от соседа только забором и отгородишься.

Но вот попал человек на чужбину, прожил там год-два, и все в его памяти меняется. Лучше родного города во всем свете не найти, а дом-то его уютен, а жена ласковая. А комары-то, комары. Ах, как чудно выйти на улочку, да послушать, как этот мерзавец над ухом звенит, да душистой березовой веткой обмахнуться, да дыму смолистого от костра понюхать! Либо на завалинку выйти, с соседом о том о сем поговорить. А на заморские красоты, на кипарисы да на кусты лавровые глаза бы не глядели! Как прожил Никита Беклемишев с весны до осени в этом треклятом Крыму, такая тоска на него навалилась– хоть плачь. Сидит он в своем посольском возке, смотрит на чужие степи, дороги, и такое нетерпение в душу приходит – птицей улетел бы на родную Русь. Торопит он посольского охран-

ника воеводу Ивана Руна, лошадей гонит не жалея, а дороге вроде бы и конца нет. Хотя, по правде сказать, поезд посольский идет к Москве ходко: вдвое быстрее, чем в Крым. Дороги теперь прямые, ордынских наскоков оберегаться не надо – хан Менгл-и Гирей вместе с грамотой дал ярлык на беспрепятственный проезд до самой Рязани. А от Рязани уже родные места пошли, здесь только бы кони сдюжили – и ночами ехать можно. По родным-то дорогам можно опаску с себя сбросить, можно и в колымагу княжны пересесть, о всем договориться, придумать, как кашу, заваренную в Крыму, расхлебать.

–     Всю дорогу, Катеринушка, думаю – как бы нам князя уговорить. Там, на скале Мангупской, все вроде было просто, а чем ближе к Москве, тем тяжелее думы,– говорит боярин княжне.

–     Не печаль душу, друг мой, положись на меня. Только бы ты не разлюбил, а уж я постараюсь.

–     Ой, плохо ты порядки наши знаешь, норов княжеский крут.

–     Я, чай, не раба его, а в письме отца оказано: еду я вроде бы в гости. В моей воле – пойти за княжича или не пойти. Еще раз говорю: положись на меня...

...Воевода Рун всю дорогу в седле. Ему тоже есть о чем подумать. В ту пору, когда утек он из Казани с царицей и послом, оставил свою Палашу в Нуженале с дитем малым. Оставил у чужих людей, думал вернуться вскорости, а что вышло? Послал его великий князь сопровождать посольский поезд – попробуй откажись: Был бы он родовитым воеводой, вроде боярина Беклемишева, мог бы и волю свою высказать, а коль у тебя все богатство– сабля острая да рука сильная, много с князем не наговоришь. Даже сказать не посмел, что оставил жену без денег. Была бы Пампалче| православная, было бы проще, а то ведь язычница. Святые отцы сразу бы уцепились, не дай бог, еретиком бы сочли. Теперь у Ивана на одна надежда – посольство прошло удачно, может, великий князь смилостивится, отпустит его к жене и позволит привезти ее и ребенка в Москву...

...У Тугейки Изимова тоже думы невеселые. Сначала был он пленником Казани, потом слово царице Нурсалтан дал, чтобы ей и сыновьям служить, теперь вот судьба занесла его в Крым. Тосковать по родным лесам было некогда: Казань, Москва, Солхат—все новые места, новые люди: любопытно и интересно. А сейчас та захотелось домой – все бы на свете отдал, чтобы в Нуженал попасть. Не все же время на чужбине быть, пора дом свой заводить семью. Отец, поди, постарел, кто его с матерью кормить будет А поезд посольский вошел уже в Московские пределы. Что их всех ждет впереди?

Софья Фоминична Палеолог – византийская царевна живет в

Мін кие третий год. После смерти Марии Тверской великий князь її рннтновал пять лет, все эти годы Марфа подыскивала ему невест*

  мсс медлил, чем огорчал мачеху сильно. Наконец в Кремле за-

 рили о сватовстве, Марфа с митрополитом Геронтием уже пос-

 .....  юнцов во Псков, где была наготове дочь псковского еписко-

И вдруг, как гром среди ясного неба, весть – Иван Васильевич і   сватать чужеземку, хоть и высокородную, но греческого зарипи, верующую в латинскую церковь, преклоняющуюся перед римским папой. Церковники подняли по Москве такой шум – хоть I^іим і и х выноси. Но Иван упрямо решил перетянуть в Москву вместе с Софьей византийского двуглавого орла, покачнувшегося над ••г. шмками когда-то великой империи.

М ноябре 1472 года Софья приехала в Москву и обвенчалась великим князем. Сразу начала заводить в кремле новые порядки, церковников, а особенно Марфу не слушала, чем нажила себе множество врагов.

Князь хотел и поддерживал полюбившуюся ему своевольную іунругу, однако Софье приходилось нелегко. И, конечно, она подачи мысль великому князю женить его сына Иоанна Молодого на Мкін унской княжне. Иоанну в то время шел шестнадцатый год,.

Жениться ему вроде бы рано, но Софье нужна была союзница, и великому князю нужно было укреплять крымские связи, и он согласился с женой. И вот долгожданная невеста ехала в кивну. Как только вершник принес в кремль весть, что посольский посад остановился в Туле, Иван Васильевич тотчас же поскакал  навстречу   гостье.

IIпли Молодой, несмотря на приказы отца, встречать княжну не поехал, сославшись на ломоту в ногах. Рос наследник больным їй тім, с детских лет страдал ревматизмом, был худ и длинен, ни велел было посадить его в возок силою, но Марфа заступилась за внука и увела его в храм. Ей больше всех не хотелось женить молодого князя на чужеземке.

Тульский воевода устроил Катерине пышную встречу: навстречу ив ж не вышли посадники и бояре, священники с крестами и хо– ІИВМИ Воеводы и тульские купцы, наливши позолоченные роги Ним и медом, угощали Катерину и били ей челом.

Ці 'в ром в Тулу приехала великая княгиня Софья и после ко-

 ..............   у  воеводы в ту же ночь увезла гостью в Москву.

ив приказал всем церквам встретить поезд благовестом, но рпів.лит с Марфой схитрили – у Фроловских ворот, куда подъ– йлн великая княгиня, чуть-чуть потенькали малые колокола на И"й церквушке, и более никакого благовеста не было.

Великий князь был разгневан – он думал, что по звону всех московских колоколов узнает о приезде гостьи и выйдет ее встретить. Но кремль встретил поезжалых молчанием, и Софья с К.а-1 териной, никем не встреченные, прошли во дворец князя, в женскую половину. Идти туда князю было неловко, и пришлось Ивану Васильевичу сначала заняться посольскими делами, благо Никиту; Беклемишева он ждал с не меньшим нетерпением.

В посольском приказе все тот же дьяк Василий Мамырев встретил Беклемишева и Руна и велел ждать великого князя. Тот вошел суровый и недовольный. Он только что побранился с Марфой и митрополитом. Резко обнял Никиту, кивком головы выслал из приказа воеводу Руна, сел на скамью. Спросил сухо:

–      Все ли здоровы доехали?

–      Все, государь. Толмача Шомельку я своевольно оставил в Крыму. Он там будет полезнее.

–      Добро. Кто в пути толмачил? Я, чаю, с татарами не раз встречаться пришлось.

–      Был со мной слуга Нурсэлтан Тугейка. Он и по-русски, и по-татарски говорит сходно.

–      Как она там? Нурсалтан-то прижилась?

–      Если бы не она, шертчной грамоты не видать бы нам.

–      Покажи.

Беклемишев подал Ивану свиток с печатью. Иван быстро пробежал по витиеватым арабским строчкам, потрогал привешенную на шнурках печать, улыбнулся.

–      Как ты думаешь – слово свое царское Менгли-Гирей сдержит?

–      Я думаю, сдержит. Хана Ахмата он ненавидит, Казимиру не верит. Одно только меня беспокоит...

–      Што?

–      Турки. В Крыму сейчас неспокойно, фряги ненадежны, чернь ихняя бунт готовит. Хан Менгли на суше сильнее, с моря по всему берегу его фряги своим флотом прикрывают. Ежели у них беда выйдет, султан Мехмед этого не прозевает. Он непременно в Крым флот пошлет. Недаром он Фатихом прозван. Сие значит – завоеватель. Тогда хану Менгли крышка, и грамота сия...

–      Поживем – увидим. А пока Менгли братом меня назвал теперь для Ахматова одоления руки у меня развязаны.

–      И еще, государь... – Беклемишев замялся.

–      Говори, говори,– князь снова улыбнулся, настроение ей улучшилось.

–      Собралась в Крыму ватага беглых людишек...

–      Откуда беглых?

–      Все более из татарского плена, наши, русские.

–      Много их?

Сейчас полтысячи. Атаманом у них Василько Сокол, ук– ■ "ни кого князя холоп. И собирается эта ватага на Дон уходить, il і v і я, государь, сызнова посвоевольничал. Я им не оружие...

И мм денег дал. Почитай все, что ты мне из своей казны выдал...

Пошто?!

Я так мыслил – уйдет эта ватага на Дон. Там шатущего /иоду множество, они все к этому Соколу прибьются.

Так, так. Говори. Догадываюсь я о твоей затее.

Велел я им стан свой в том месте поставить, где Дон ближе к Волге течет. Там до Сарай-Берке рукой подать. И вот когда ты И ¹ і на Ахмата пойдешь, а они ему в спину!

Не заворуются до того времени?

Нет. Они не разбойники. Они Отчизне своей послужить хо-

I            Тят. Мы так и договорились.

Вот за это хвалю! – князь вскочил со скамьи, ткнул Никиту в плечо, потом снова обнял.– И грамоту мне привез, и дело доброе выдумал. Проси чего хошь!

Да уж придет время – попрошу. Чуток попозже.

С Чуриловым встречался? У Хози Кокоса был?

Чурилов жив и здоров и поклон тебе шлет. Он с Соколом 1||нм породниться вздумал. Дочь за него отдает. Я думаю – это

I            и  на нашу мельницу вода. А от Хози Кокоса вот тебе,—и Бек-

Д( МНІІІГН подал Ивану ларец с драгоценностями.—Этот человек Ні'іііміг уважение к тебе питает. Поскольку деньги, что ты мне на

ни каменья дал, ушли ватаге, сей Хозя поверил мне в долг. И я... Добро, добро. Долг этот, сколь он ни велик, я с первой же Винин пошлю.– Князь открыл шкатулку и, перебирая драгоцен– МНпн. повторял:– Вот уж ты утешил меня, утешил. Спасибо, сват– IIМк п і ушка.

II             еще прими,– Никита передал Ивану письмо Нурсалтан  и коробку с жемчужной нитью.

Прошло четыре дня. Великая княгиня Софья показала Кате– ¹ Нон Москву, познакомила с Иоанном Молодым. Княжич, как на злo, и взял от родителей своих самое худшее: от отца – сутулость, Нрнмпво, от матери Марии Тверской–молчаливость, слабый Shiiikii и хилое здоровье. Воспитала его бабушка Марфа, а через то он возненавидел мачеху и, еще не увиденную, княжну Мангупскую. Потому как и та и другая – гречанки.

Мин первого раза посадили их вместе за стол – обедать. Кня-

■14  ел, глядел в миску, шумно втягивал в рот с ложки капу-

|(.....   щи п  чавкал.   Иногда исподлобья бросал на Катерину корот-

33

ИІ§ ¹¹ " 'яды и молчал. Княжна Мангупокая за это лето от Бекле– Цнн п.і узнала много русских слов, но говорила с Софьей по гречески. Иоанн греческого не знал вовсе, и потому беседа не ладилась.

 .........  ікрі)tu

–      Ты хоть бы спросил гостью о чем-нибудь,—сказала Софья.

А то сидишь, как бирюк. Сие невежливо.

–      Спроси ее, сколь ей лет? – все так же глядя в миску, сказал княжич.

–      Она говорит, что ей двадцать первый пошел.

–      Стало быть пусть она и спрашивает, посколько старше меня на пять лет.

Катерина без перевода поняла княжича и сказала:

–      Девушке первой вступать в беседу не принято, однако я бы хотела узнать, бывал ли князь в иных городах, кроме Москвы, и что он там любопытного увидел. Я ваше государство совсем не знаю, а хотелось бы...

–      Скажи ей,–перебил Иоанн, глядя на Софью, —что я по титулу великий князь, пусть меня зовет, как все зовут.

–      Прости меня – я не знала. Мне казалось, что на Москве один великий князь – Иван Васильевич. Теперь буду знать, что два. Только – зачем это?

–      А затем, чтобы дяди мои – Борис да два Андрея – на трон тятенькин не зарились, а чтобы знали – я един его наследии: И в иных городах мне бывать незачем, и что там любопытное есть – дьяки скажут.