Текст книги "Царёв город"

Автор книги: Аркадий Крупняков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

– Велю!

Б НЙНШН ШРОНВ

I

Ступая неслышно, как рысь, подкрадывалась к людям зима. Уснули скованные льдами реки, зарылись в глубокие сугробы. Снега падали легки и пушисты, заваливая лесные хижины выше крыш.

Илья шел к своей дели не торопясь. Безлюдные ранее леса теперь полнились беглым людом. То там, то здесь Илья встречал ватажки бродяг. Был он не раз узнан прежними товарищами по бунту, они звали его к себе, предлагали встать на атаманство, чтобы снова жечь усадьбы помещиков, грозить царю и боярам. Убеждали, говорили, что деваться им теперь все одно некуда, возврата к родным местам нет. Теперь, мол, нам осталось либо в стремя ногой, либо в петлю головой.

Илья отнекивался, ссылался на старость, на то, что ищет дочь. А самому хотелось покоя, тихой, безмятежной жизни. Руки просили работы. И такая жизнь ему мыслилась только в одном месте – в глухом далеком илеме, у Топкая. Он верил, что Андрейка вызволит Настю, приведет ее на берега Кокшаги, там их можно поженить и зажить спокойно, по-семейному.

К первым ваморозкам он достиг реки Кундыш, потом перебрался в Чкаруэм. Там ему сказали, что Топкай жив-здоров, кузня его цела, изба тоже не занята. Малость отдохнув, по первому снегу он направился в Топкаев илем Добрался до Кокшаги ночью, подошел к своей избе и уди вился – в оконце пробивался желтоватый свет, а из трубы вился дымок.

Тихо отворив дверь, он вошел в избу. Свет на окна шел из печки. Перед освещенным челом сидел на низком стульчике Вечный Кочай и подбрасывал в печь березовые поленья. Это обрадовало Илью. Старого сказителя он любил, пожалуй, больше всех в этой округе, в свое время этот мудрый старик йомог ему устроиться тут на жизнь, это он привел его и Настю к Топкаю в илем и убедил принять его, как кузнеца.

– Кто пришел? – тихо спросил Кочай, вглядываясь в темноту.

– Илейка-кузнец пришел,—так же тихо ответил Илья. – Здравствуй, дедушка.

Кочай бросился к двери, обнял кузнеца, заплакал:

– Пришел все-таки. А мы думали, нет тебя в живых. – Он помог Илье раздеться, посадил к печке, дрожащими руками зажег лучину, вынул из печи чугунок с похлебкой.

– А дочка где?

– Здесь ее ждать буду. Должна и она появиться. Ме-ня-то не ждал небось?

– Как не ждал! Не только я – все ждали. Коришка особенно. В прошлую зиму Митька Суслопаров приходил, про тебя спрашивал. Говорил, пришла в Хлынов бумага, велели тебя искать.

– Вон оно как!

;– Но ты не бойся. Топкай сказал – мы тебя не выда-дим. Теперь про ту бумагу забыли. Живи спокойно. В кузнице думаешь работать?

– Если позволят.

– Как не позволят? Коришка в Казань ездил два раза. Шкурки на железо менял, привозил да прятал. Косы, серпы ковать надо, подковы делать. Без кузнеца совсем плохо.

– Добро, Кочай. Я рад, что тебя увидел. Места ваши теперь мне все равно, что родные...

Ешка и Палага ехали безбедно, не спеша. Дороги накатаны, сани новые, лошаденка резвая. Кормили ее тайно по ночам у чужих стогов с сеном, сами ночевали у мужиков, питались христовым именем. На заставах показывали грамоту, и сторожа, увидев царскую печать, махали руками, мол, проезжайте ради бога.

Сперва ехали малыми дорогами до Владимира, а потом свернули на Муром. Муромская дорога—словно река мощная, полноводная. Подхватила она наших путников, понесла. Рядом пешие, конные, возки, караваны, обозы. И в одну и в другую сторону. Из Москвы полки с пушками, воеводы с саблями; в Москву – кожа, лен, меха, рыба. За санями шагают бородатые мужики в кафтанах, армяках, тулупах, на возах – купец с бременем яко у роженицы.

Из стольного града на гладких лошадях да в закожен-ных возках скачут сборщики налогов, монахи, бояре. Встречь им обозы с зерном, где лошаденки хилые, мосластые.

Из белокаменной, вальяжно развалясь в колымаге, едет боярин с боярыней. Может, в свою вотчину, а может, на богомолье .С криком «пади!» скачет верховой скороход, он везет срочно осургученную бумагу, а ему навстречу—искалеченные ратники, поломанные пушки, оборванные просячие Христа ради, юродивые, а то и просто странники. И виляет Ешкина подвода по дороге, как лодчонка по бурной реке-День за днем, сутки за сутками-

Иногда Палага торопит Ешку, но тот невозмутим:

– Спешить некуда* Волгу переедем по льду – зима долга. Кокшага тоже по ледку нас поднимет. К весне, глядишь, будем на месте.

– А туземные люди нас не побьют?

– У кокшайского воеводы стрельцов попросим в случае чего.

Ешка все рассчитал правильно. Волгу переехали благополучно и в один из дней очутились у ворот кокшайской крепости. Крепостишка была ветха, ворота расхлябенены настежь, башенки покосились. Сторож у ворот спал запахнувшись в тулуп. Ешка не стал его будить и проехал к воеводской избе. Воевода Василий Буйносов в этот раз мучился похмельем. Он долго читал царскую грамоту, потом выпил миску капустного рассола, сказал:

– Стрельцов я те дам, раз царь-батюшка приказывает, только в снегах лесных вы утонете. По Большой Кок-

шаге санный путь проторен, там купцы в Хлынов ездят, а по Малой Кокшаге пути нет.

– Мы проторим.

– А может, до весны переждешь?

– Что ты, княже! Река, вскрывшись, нас и на шаг не пустит. Я тут бывал, знаю.

– Ну, смотри.

Отдохнув четыре дня, Ешка тронулся по Кокшаге. Впереди шли четверо верховых стрельцов, они, поочередно меняя передовых всадников, пробивали езду– За ними шли сани, в них восседала Палага– Ешке тоже воевода дал коня под седлом. Путь был трудный, но благополучный. Шесть суток шли спокойно, никого не встретив. Попадались по пути охотничьи следы, но живого человека не встречалось. Берега у реки были всюду болотистые, низкие, сплошь заросшие лесом. Места для крепости не находились.

Наконец, на шестые сутки стрельцы выскочили на открытый берег. Здесь река, словно волчица с волчатами, петляла по лесу со своими протоками, заливами и старицами. На одном повороте левый берег был высок, там, на холме, виднелись жилища людей, над ними вились дымки.

Ешка остановился, долго разглядывал берег, сказал:

– Ну, кажись, приехали. Вам, служивые, спасибо за проводы, теперь езжайте домой. Мы уж тут как-нибудь одни.

– 'Там черемисы, – сказал старший стрелец. – Они злолюты. Застрелят, однако.

– Если с пищалями придем, непременно застрелят. А коль мы приедем к ним с крестом и миром? Поезжайте. Скажите воеводе, пусть он государю весть перешлет о том, что место для крепости сыскано– Вы же сей берег запомните и, когда будет надобность, воеводам укажите.

Стрельцы радостно повернули коней.

Здесь на реке было протоптано много тропинок. Ешка выбрал одну из них, направил по ней Палату.

– Иди безбоязненно. Я за тобой. Сколь они ни зло-люты, но по бабе стрелять не будут, – и повел за Палагой коня в поводу. Вдруг тропинка раздвоилась, одна вильнула в сторону, в лес. Оттуда был слышен звон молотков о наковальню. Ешка удивило#, он знал, что давним царским указом черемисам строго запрещалось иметь железо и ковать из него любую кузнь: «Не инако тут русские люди есть», – подумал Ешка и направился на железный перезвон. Открылась заснеженная полянка, у. лесной опушки приткнулась небольшая приземистая кузня. Ешка подошел к створчатой двери, постучал. Створка открылась, показался молодой широкоплечий парень. Увидев незнакомых людей, он отскочил вглубь кузни, схватил железный прут. Другой мужчина, борода с проседью, неторопливо наклонился, поднял большой молот.

– Поро кече⁶, – Ешка сдернул шапку, поклонился.

– Пурыза⁷, – ответил бородатый, но молот не опустил. Когда около Ешки появилась Палага, напряженность с лиц кузнецов спала, молодой недовольно буркнул:

– Дверь закройте, холоду напустите-

„ Ешка и Палага перешагнули через порог, плотно прикрыли створку двери-

– Ехали вот, слышим – звенит-..

– Откуда ехали?

– Да из кокшайской крепости. Умучились – страсть.

– Вы вроде русские, не черемисы. Откуда язык знаете? – спросил молодой. Он, видимо, был тут за подручного у кузнеца.

– Живал я здесь ранее, знакомых имею.

– Куда путь держите? – кузнец опустил молот* присел на чурбан.

– Ищем илем лужавуя Чка.

– Уж ты не поп ли? – молодой улыбнулся.

– Поп.

– Ешка Большая палка!

– Он самый, – Ешка хохотнул.

– Давно бы так сказал. Тут про тебя Вечный Кочай целые сказки рассказывает. Помнят тебя все-

– Погоди! Кто сказки расказывает? Кочай? Так он жив еще?! Тогда вроде на ладан дышал*

– Недаром его Вечным Кочаем назвали.

– Кочай по-русски – дед. А имя никак не вспомню

– Имя нет.

– Почему?

– Он все время Кочай был. Мой отец когда женился, Кочай уже стариком был. Его молодым никто не видел. Он шочмовуя⁸ Чка хорошо помнит, он и ему сказки рассказывал, песни пел – вот как он стар.

– Чка разве умер?

– Давно. Отец мой шочмовую сын будет. Топкай его зовут. Все земли до реки Кундыш его: Чкаруэм, Чкаэнгер, Шечка.

– Стало быть, Чка в живых нет. Жалко. Я было хотел ему поклониться, место хотел попросить. Чтобы жить на старости лет, богу молиться.

– А места много. У отца спроси – позволит.

– Как тебя зовут?

– Коришка. Гришка, если по-русскому.

– Скажи-ка мне, Гриша, разве теперь царь черемисам железо ковать позволяет? Раньше, я помню-..

– И теперь не позволяет.

– А как же? – Ешка кивнул на наковальню.

– Это не наша кузница, а дяди Ильи. А он русский.

– Царя, стало быть, перехитрили? – Ешка снова хохотнул.

– Зачем же,– Илья подошел к горну, сунул в пылающие угли кусок железа, качнул меха. – Царь, ведь он чего боится? Чтобы инородцы копья, мечи, наконечники для стрел не ковали, не вооружались чтоб. Я и не кую. А без лемехов для сохи, без лопат, без топоров, без ножей как обойтись? Люди хлеб сеют, лес рубят, на охоту ходят. За все это ясак царю платят. Им без железа не обойтись. Вот меня и приспособили. Дом помогли построить, кузню.

– Женить хотим, да не соглашается-

– Поздно уже. Дочку вот жду с Камы-

– Стало быть, один бобыльствуешь?

– Один пока.

– Может, нас с Палагой приютишь на первое время.

– Рад буду. Правда, со мной Кочай живет, но он уходить собрался.

Вечером в избу Ильи пришел Топкай. Он постарел, погрузнел, но Ешку вспомнил, обнялись, похлопали друг друга по спине. Палага в избе освоилась, гремела около печи ухватами, готовила ужин.

– Ну, как живешь, Ешка Кугу тоя? – спросил Топкай, пока Палага собирала на стол.

– Живу не тужу, – Ешка был весел, ему хотелось балагурить. – Рупь украду, полтину пропью, другую прогуляю, а на барыш опохмеляюсь. По девкам было бегал, да шибко попадья ругается.

– Ты, однако, по-прежнему весел. Сколько лет мы не виделись?

– Лет, поди, тридцать с гаком.

Сели за стол. Илья молча вынул большой коричневый каравай хлеба, перекрестил его ножом, отвалил сначала краюху, потом начал пЛастовать на ломтики. Палага вынесла на стол миску гороховой каши. Илья разлил по кружкам медовуху.

– А ты, Топкай, как живешь? – спросил Ешка, когда выпили по первой. – Раньше ты вроде на другом месте жил.

– Ай, – Топкай отмахнулся. – Люди мы не сидячие, где захотим, там и живем. Руэмы вырубаем, землю пашем, на охоту ходим, рыбу ловим Брат мой Ургаш за Оно Мор-ко ушел, трех сыновей имею. Старший, Япак, в Чкаруэме остался, средний, Актуган, на реке Манаге живет, а младший, Кори, у Ильи кузнечному делу учится. Старуха моя умерла, вторую бабу взял. Молодую. Ну, а этот илем у нас родовой. Я тут все время зимую.

– Ясак кому платишь?

– С Вятки приезжает дьяк Суслопаров...

– Дерет ясак неимоверно много, – заметил Илья. – Креста нет.

– Кори мне сказывал, что ты тут жить собрался, богу молиться?

– Истинно. Клочок землицы дашь?

– Земли не жалко, только обманываешь ты меня за. чем? Помнишь, в прошлый раз пришел ты к моему отцу и сразу сказал правду – принес де я вам новую веру. А теперь зачем душой кривишь?

– Поверь, Топкай, хочу под старость лет в тиши пожить⁹

– И только для этого через великие морозы, через глубокие снега сюда добирался? Будто таких мест под Москвой нет* Я сначала подумал – ты от царского гнева сюда бежишь, но люди видели, что тебя пычальники* сюда провожали, а ты их отослал.

– Мыслимо ли дело?! – Ешка захмелел и стал горячиться. – Мы с тобой уху есть еще не начали, а ты в меня уже костями плюешь! Конечно же, и под Москвой тихие места есть, но я поп, мне богу служить надо. Вот я и надумал в ваши места зимой, пока дороги стоят, добрести, место отыскать да и заложить малую пустынь святую, поставить в ней икону Девы Мироносицы и приобщать вас, безбожников, к истинной православной вере. Я думал: если преуспею в этом богоугодном деле, то со временем встанет на месте моей пустыньки некий монастырь. Сколько я, тридцать тому лет, на ваши шеи крестиков навешал – где они? У-у, ироды, побросали!

– Почему побросали? – Топкай сунул руку под рубашку, вытянул медный крестик. – Вот он. Теперь у нас многие двух богов имеют – и вашего Христа, и нашего Оно юмо. Если большая беда придет, который да поможет. Молиться вашему богу, правда, нам негде—ставь свою икону. Но пычальников с собой зачем привел?

– И тут не солгу. Узнал государь наш Иван Васильевич, что я в ваши места иду, и велел мне место для крепостишки разведать..-

– Крепость нам ни к чему! – сердито перебил Топкай. – Мой лужай против царя не бунтует, хоть и надо бы– Понаедут потом русские...

– А чем тебе русские насолили? Вот русский кузнец Илья – он тебе лемехи для пашни кует, сорлу¹⁰ делает. Первого русского кого ты увидел?

– Ну, тебя.

– Какой я вред сделал? Зерна вам привез, хлеб сеять научил, от мурзы отбиваться ,помог. Помнишь?! Так вот, ныне супротив царя снова не только казанцы, но и ногаи, крымцы поднимаются и всю вашу землю хотят забрать под себя.

– Это правда! – Топкай выпил медовуху, утер губы ладонью. – Ургаш мне сказывал, что за рекой Оно Морко какой-то Аббас появился. Грабит людей, убивает.

– Тут такое дело, – вступил в разговор Илья. – Нам что ногайские мурзы, что русские воеводы. Обое рябое-Хорошо бы подняться да тех и иных не пускать на земли тутошние.

– Легко сказать – подняться. А с чем? С дубьем, с рогатинами? Супротив пушек, пищалей да сабель? Нет, милые мои. У вас на одного бога надежда должна быть. Уж если вы православную веру приняли, то крепость супротив мухамеданцев вам зело поможет. Как мыслишь, Топкай, закладывать мне пустыньку али не надо?

Топкай долго раздумывал, потом сказал:

– Отдохни сперва, потом я братьев позову, сыновей. Надо посоветоваться.

III

Весть о том, что на Кокшагу пришел русский поп от царя, распространилась по лесам быстро. Спустя две недели к Топкаю на совет приехали не только сыновья и братья, но и карты близлежащих илемов, соседи и друзья. Ургаша, который жил далеко, за рекой Оно Морко, Топкай на совет не зазывал, но и он приехал. И не один. С ним прикатил лужавуй Ярандай – тот уж совсем далеко жил, но все-таки с дальней дорогой не посчитался.

Сначала думали собраться в избе кузнеца, но Ярандай запротестовал:

– Наши предки всегда советовались около костра. А в русской избе огонь в камни запрятан. Наших богов там нет.

– Верно, верно, – заговорили карты. – Тул юмо в избе не живет, а он в советах первый помощник. Разве у вас караульного кудо нет?

Все собрались в караулке, развели костер, уселись вокруг. Позвали Илью, Ешку. Вечный Кочай тоже пришел. Первым начал говорить Топкай:

– Пришел к нам русский поп Ешка Большая палка. Многие его знают и помнят, он у нас лет тридцать тому был. Теперь Ешка хочет у нас жить постоянно и просит земли, чтобы пахать, сеять и хлеб растить.

– Сам пришел, или послан кем? – спросил Ярандай.

– Про это он сам скажет.

– Я хитрить не буду – послан главой православной церкви. Сперва думаю построить пустыньку малую, буду там жить и молиться богу. Все, кто крещен в нашу веру, будут со мной вместе молитвы творить. И коль со временем мы удостоимся святости, господь бог нам даст знамение – построим мы вместе с вами церковь. А то кресты вы одели, а молитесь по-прежнему языческим богам своим, православной вере противным.

– Нам кресты силой одели, мы их забросили давно!– крикнул карт Ярандаева илема. – Многие в магометову веру ушли.

– Бросили, да не все, – заметил Актуган. – И магометан средь нас мало.

– Хоть вера и не варежка, чтобы менять ее каждую зиму, однако, ныне силой неволить никого не велено, – сказал Ешка. – Я потому и хочу начать с пустыньки, дабы выбрать истинных поклонников Исуса Христа.

– Дайте я скажу, – Вечный Кочай вышел к костру, погрел над огнем руки. – Человеку без веры жить нельзя, он должен во что.-то верить. А у нас плохо дело пошло – старых богов забывать стали, а Исуса Христа мы не узнали. Крестики на шеи надели, а где жертвы новому богу приносить, где грехи замаливать? Мы в большой нужде живем: старые боги на нас обиделись, бедами наказывают, а русский бог про нас, может, и не слышал вовсе. Он нас не защищает, не помогает. На двух нарах нельзя сидеть, упадешь непременно. Надо одну веру выбирать. Пусть Еш-. ка делает русское кюсото, будем там у вашего бога милости просить.

– А чем наши боги плохи? – спросил карт Ялпай.—

У русских есть свой бог, у татар аллах, пусть у нас будет юмо.

– Пусть будет, – согласился Ешка. – Но вы про нас подумайте. Про Илью-кузнеца, про меня, про Палагу. Нам где-то молиться надо? Вот Актуган нашей вере привержен, Вечный Кочай. Да и старейшина наш, я знаю, крестик носит. Может, еще кто придет.

– Ладно, – сказал Топкай.– Нам без кузнеца никак нельзя, без попа тоже. Ты, Ярандай, напрасно говоришь, что силой нас ^рестили. Многие по своей воле крест надели. Стало быть, делай, Ешка, свое кюсото, молись богу.

– Смотри, Топкай, – Ярандай помахал руками над головой.– Ты русским палец в рот суешь – они всю руку откусят. Ты зачем, поп, скрываешь, что место для города пришел высматривать.

– Я об этом говорил Топкаю. Потому, я мыслю* и совет собран.

– Если мы не захотим тут город строить, царь нас послушает? – спросил Ялпай.

– Царя недаром Грозным зовут. Он на нас плюнет,– крикнул Ярандай.

– А мы снова бунтовать начнем! – Ургаш вскочил, ткнул кулаком в темноту. – Эта земля наша, мы ее вспахали, засеяли. Здесь деды, прадеды лежат...

– Мы ясак платим исправно! Чего еще ему нужно от -нас?

– Да никто вашу землю отнимать не будет, крепостиш. ку построят, только и всего. Для вашей же защиты.

– Мы сами себя защитим! – Ярандай ударил кулаком в грудь. – У нас каждый мужик – стрелок. Пока нам никто не грозит, никто не наскакивает...

– Когда наскочат, поздно будет о крепости думать, – сказал спокойно Кочай.– Ты, Ярандай, с кем угодно съяк-шаешься. О простых людях надо думать.

– Простые люди сами о себе подумают, Кочай. Ты вот о чем нам скажи: тут сидят два русских человека, один поп —он за царев город глотку дерет, а другой – кузнец, он почему молчит?

– Пусть сам скажет.

– Ты, Ярандай, правду привез – мне царев город ни к чему. Но я бы на месте Топкая, он этой земли хозяин, место для города дал бы. Скажи, Топкай, вы меня, пока я по родным местам ходил, ждали?

– Больно ждали. Без кузнеца нам совсем плохо было.

– Если город тут строить начнут, придет много разных мастеров, они и вам, как я ныне, помогать будут. Чего греха таить, живете вы бедно, плохо. А город строить начнут – работы вам будет много, деньги будете получать. Говорят, отец Ефим много добра вам когда-то сделал, да и я помогаю вам жить. А если много русских придет сюда, разве будет вред? Они такие же работные люди, как и все, вместе-то с нуждой справиться легче будет. Вот что я скажу.

^– Я человек старый, – медленно начал говорить Топкай. – Мне жить мало осталось. Я потому и позвал родню, чтобы они сказали свое слово. Им жить впереди. Скажи ты, Ургаш. Надо строить на нашей земле горбд?

– Нет, – сказал Ургаш резко. – И попа нам не надо. Своя вера есть.

– Актуган?

– Город – нет, попа надо оставить.

– Ты, Кори?

– Я – как старшие.

Карт Ялпай и все карты илемов тоже были против города. Родовой совет решил так: кузнеца и попа оставить, дать им земли. Если поп будет ставить кюсото своему богу, указать место и помех не чинить. Крепость на земле лу-жая нежелательна.

Расходились под вечер. Ешка и Кочай пошли в свою избу, а к Илье подошел Ярандай и шепнул: «Пойдем в кудо Ялпая, разговор важный есть».

– Ты не вздыхай, – сказал Кочай Ешке, когда они пришли в избу. – Придет время, и люди сами поймут, где правда. Ты мои сказы слушал? Я ведь не зря народу про Кокшу и про Турни говорю. В моей сказке зерно истины есть– Вот подожди, появится на нашей земле Турни со своей нечистой силой, сразу и Кокша найдется и про меч богатырский думать начнет. Вот тогда...

– Погоди, Кочай. Ты лучше посоветуй, что мне государю отписывать. Уж не думаешь ли ты, что я ему, сказку про Кокшу буду рассказывать?

– Если он умный царь, то и сказку поймет. И Топкай, и Ярандай – люди богатые, они за свои земли дрожат, за свои илемы. Они о народе мало думают, а простым людям, когда Турни появится, больше всех страдать.

– Где тот Турни? Он в сказке...

– Не говори так. Ты думаешь, почему Ярандай в такую даль на совет притащился и Ургаша с собой приволок? Появились на его земле ногайцы, потому он и осмелел. Сейчас их, говорят, немного, но скоро к ним придет мурза Аталык с большой ратью, это тебе пострашней всякого Турни будет. Я понимаю, волшебных мечей не бывает, но тогда крепость, о которой ты говорил, вместо волшебного меча службу сослужит, и люди, которые сейчас против города кричали, сами же его строить помогут. Помяни мое слово.

– Про ногайцев вести верные ли?

– Подожди немного. Ты заметил, Ярандай кузнеца к карту увел. Это неспроста. Вернется – расскажет.

...В кудо Ялпая – свой разговор. Ярандай усадил Илью на нары рядом с собой, заговорил тихо.

– Ты не думай, что я про тебя ничего не знаю. Когда семь лет тому назад ты против царя бунтовал, в твоей ватаге мои черемисы были. Теперь ты по лесам скачешь, от царя прячешься, а он тебя поймать велел. Это все я знаю. И ты теперь, как волк, обложен со всех сторон, и некуда тебе деваться.

– Зачем ты это говоришь мне?

– А вот зачем. Скоро придет время, и царя мы с наших земель выгоним.

– Кто это мы?

– Ты царю враг, тебе скажу. Скоро придет сюда мурза Аталык с большой ратью. Черемисы ему помогать будут. И ты тоже помоги. Нынче в наших лесах много русских людей прячется. Собирай их всех под свою руку и с нами воюй. Если мы землю нашу очистим, тогда царь тебя не достанет, будешь ты служить хану, вольным будешь, богатым.

– О каких русских людях говоришь? Где они?

– Везде. В моих землях ватага русская зимует. Человек пятьдесят, может, сто. Я их мог бы всех в болоте утопить, но не трогаю, для тебя берегу.

– Откуда они взялись?

– Говорят, с Камы прибежали.

– С Камы?! Кто их привел?

– Девка какая-то. В соседнем лужае у Ятмана тоже две ватажки хоронятся. Ты бы побывал у них, поговорил. Я помогу найти их.

– Ладно, Ярандай, я подумаю.

^*Вот и договорились. Сейчас зима, снега глубоки, а как весна придет– прибегай ко мне в илем, там обо всем и договоримся.

– По весне жди. А те ватажки оберегай. Не дай бог, мурза на них наскочит.

– Не наскочит. До весны его в наших лесах не будет.

Илья вернулся в избу, сели за стол ужинать. Ели мол-

ча, Ешка и Кочай ждали, что скажет кузнец. Он хлебал щи, ничего не говорил.

– Зачем Ярандай отзывал тебя? – не утерпел Ешка.

– Вроде бы Настенкин след появился: «Зимуют-де на его уделе ватажки беглых людей с Камы, и средь них девка». Кроме Насти некому там зимовать. Весной велел к нему приходить.

– А про ногайцев ничего не сказывал?

– Нет, – соврал Илья. Пока он сам ничего доподлинно не узнал, говорить об этом не хотел. Все решили ждать тепла. Ешка сразу же хотел ехать к Актугану, но Топкай и Илья отговорили его. Топкай сказал, что зимой все равно там жилище не построить, кормиться нечем, надо ждать весны. Илья очень соскучился по русской речи и просил Ешку зимовать у него. Да и Палага в доме больно пригодится.

И началось Ешкино зимовье. Днем он либо помогал в кузнице, либо, надев лыжи, бродил по окрестностям илема. Он мысленно расставлял по местности крепостные строения. Вот тут – храм, тут воеводская изба, тут стена, тут башенки. Часто заходил в кудо жителей илема, укреплял в них православную веру, о городе пока не заикаясь. Зимние ночи долги, если с вечера спать, все бока отлежать можно. Вечерами терзает Ешку скука. И удумал он детей илемских грамоте учить. Илья, узнав об этом, засомневался:

– А книги где?

– Есть у меня в котомице книга Нового завета, есть часослов. На первое время, думаю, хватит.

– Бумага?

– В Новгороде Великом да и в иных городах сыеко-ни на бересте царапают, а мы чем хуже? Слава богу, березовой коры здесь хоть завались.

А Топкай посоветовал:

– В помощь возьми моего Коришку. Он будет сказки рассказывать, песни петь. К нему ребятишки как мухи к меду слетаются. А к тебе не пойдут, пожалуй.

В один из вечеров Кори привел в избу Ильи десятка два ребятишек. И подростки, услышав о сказании, тоже' пришли.

Трещит в светце лучина, сыплет угольки в корытце с водой.

Кори сел на лавку в передний угол, задумался. Раньше, когда Кочай рассказывал эту часть сказания, Кори отлучался в кузницу, на все вечера не приходил. Правда, еще раньше от бабушки он про многих других патыров сказки

слушал, может, их в один котел бросить, сварить похлебку про онара. Кое-что додумать, кое-что присочинить. Ведь заменял он однажды Кочая. Неплохо вроде получилось. Побрякал Кори мало-мало на гуслях, заговорил:

– Прошло несколько лет жизни междуречья без онара. Турни долго крепился, держал свое слово и из болотного царства не вылезал. Наконец, он решил все же в одну из ночей тайно сходить к кургану. Теперь он стал совсем другим. Куда девалась наглость и самоуверенность? Он стал ворчливым, разговаривал сам с собой. Шел, крадучись и озираясь. В одном месте вдруг из кустов выпорхнула птичка и так напугала Турни, что тот растянулся на земле, дрожа от страха.

– У, керемет! Душа ушла в копыта, – заворчал он, поднимаясь. – Вот до чего я дожил – на землю, где царил и правил тыщу лет, хожу теперь тайком, как вор или разбойник. Шарахаюсь от каждой пичужки, боюсь людей. Нет вроде никого... Ну, отдохну немного и, примусь.– Турни сел на пенек, отдышался, залюбовался тишиной ночи и... размечтался. Не заметил сам, как заговорил про себя:

– А ведь какие были времена! Бывало, стоит только выйти мне из царства кереметей, как эти же презренные людишки, дрожа и трепеща от страха, все как один вставали на колени и отдавали мне любую душу. Бывало, сотнями я души поглощал, был сыт и весел. А теперь...

Не заметил Турни, размечтавшись, как сзади него возник молодец и спросил:

– Послушай-ка, старик. Я сбился тут с пути, не знаешь ли, где дорога в Кереметию?

Турни хотел было дать стрекача, но вдруг раскинул руки и заорал:

– Яиге!¹¹ Сын! – и бросился обнимать парня.

– Отец? Вот встреча! – Яиге тоже обнял отца и, отойдя от него на два шага, начал разглядывать. – Ты сильно сдал, старик. Не узнаю великого Турни. Ну на кого похож ты, погляди. Прости, старик, но ты на чучело похож.

– Зато мой сын гладкий стал, – с обидой сказал Турни. – В тяжелые, лихие времена удрал из царства. Уж много лет не кажет в доме глаз. Хоть весточку какую бы послал, спросил бы, как живет отец...

– Я вижу, жизнь твоя, старик, не мед. Я слушал за кустом твою пустую болтовню, ты стал ворчун, старик. Где теперь онар, где меч?

– Видали умника?! Онар лег отдыхать в курган и меч забрал с собой.

– Ну что ж. Пусть дрыхнет этот крот на колдовском мече. Пора бы рать твою поднять, онара разбудить. Пока глаза он протирает – схватить и этим же мечом прикончить.

– Глупец. Онара разбудить никто не может, кроме Кайны.

– А это что за птица?

– Правнучка онара. Ей он оставил тайный клич, заветное словцо...

– Ей сколько лет?

– Не больше двадцати.

– Положись на меня, старик. По женской части нет меня бойчей.

Обычно к кургану первым приходил Янтемир. Он должен был по ночам охранять покой онара. Чтобы ему не скучно было коротать ночь, приходила сюда и Кайна. Они гуляли около кургана, пели тихие песни. На этот раз Кайна пришла в урочное время, но любимого не застала. Это обеспокоило ее: Янтемир никогда раньше не опаздывал. И она запела песню, чтоб дать знак патыру, что она уже здесь:

Я зеленый листочек зажму между губ,

Полной грудью вдохну свежего ветра,

И листочек тогда запоет нежно и жалобно,

И все узнают, что я жду своего желанного.

– Это Кайна, – шепнул Турни. – Сейчас появится Янтемир, и нам несдобровать. Бежим!

– Ну нет, – зашептал Яиге. – Пока я не познакомлюсь с этой девой, отсюда не уйду. Поползли к кургану.

К Кайне подошел Янтемир:

– Прости, красавица, что опоздал немного. Предчувствием беды томимый, я по лесу ходил. Какая-то неясная тревога напала на меня. В лесу, на берегах реки и на полянах – везде я чувствовал большое беспокойство. Кругом летает воронье и каркает зловеще. Все стало так, как в прошлые года, когда Турни с своей ужасной ратью на нас готовил нападенье. Попряталось зверье по норам, они ведь чувствуют беду гораздо раньше нас. Стой, кто там?! – крикнул вдруг Янтемир, но на опушку леса вышел карт илема,

– В лесу ты не заметил ничего? – спросил он Янте-мира.

– Тревогу чую.

– Я только что гадал на воске. И вышло, что в лесу дремучем нашем злодей какой-то новый появился.

– Где?

– Об этом воск сказать не может. И мы решили послать во все четыре стороны гонцов. И ты иди. Охотник ты, и знаешь все дороги: кого куда послать и где что посмотреть. Здесь мы останемся и доглядим за всем.

– Иди, отец. А ты, красавица, иди в илем, и будь со стариками рядом.

– Вернешься скоро?

– Недели две придется походить. Леса огромны.

– Я только попрошу – побереги себя. И вот возьми платок.

– Спасибо. Он будет каждый миг напоминать тебя.

– Знай, милый, это не простой платок. Волшебный. Ты, может быть, задержишься в отлучке, а злая рать с других дорог нагрянет. Ты знай, когда платок мой потемнеет, узоры все на нем увянут и поблекнут, спеши сюда на помощь.

– Прощай, родная, – Янтемир обнял Кайну, спрятал платок на груди и отправился за картом. Кайна долго махала рукой ему вслед...

...Турни понял план своего сыночка. Да и желание отдубасить сына за долгое шатание по белу свету тоже было ему по душе. Он схватил палку и с таким рвением цачал молотить по спине, по рукам и по голове своего потомка, что тот завертелся мелким бесом и начал кричать, что есть силы.

Кайна, услышав стоны и крики, поспешила на помощь, она подумала, что беда случилась с Янтемиром. Когда она подбежала к Яиге, тот лежал на траве вниз лицом, раскинув руки в стороны.

– Ты жив, юноша? – спросила она, и когда Яиге не ответил, перевернула его лицом вверх. – Бедный, несчастный парень. Он мертв, – сказала она сокрушенно, и в этот момент Яиге застонал:

– О, юмо, я умираю!