Текст книги "Пуанта (СИ)"
Автор книги: Ария Тес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)
Глава 5. Шрамы
Такой мороз, что коль убьют, то пусть из огнестрельного оружья.
Иосиф Александрович Бродский
Амелия; 23
Я бегу. Бегу быстро, как могу, а вокруг стоит тишина. Мертвая тишина, что, кажется, обычно живой лес – это не лес вовсе, а декорации. Деревья – ненастоящие. Они пластиковые. А вот слезы настоящие. Они замерзают на моих щеках, оставляя шрамы, глубокие следы из жгучего льда, царапают сердце. Оно колотится. Я не могу дышать от этого ритма, хватаюсь за бутафорию, впиваясь в нее ногтями до боли. Кора из-за мороза стала, как сталь. Она, словно кинжалы, режет, причиняет боль. Снова. Снова. Снова. Все вокруг будто только этого и хочет – убить меня, но больше всего он. Огромный человек без лица, но с ярким, красным пятном. Я вижу его. Он идет за мной. Идет без проблем, и если я пробиралась сюда по сугробам, они перед ним расступаются. Его шаг огромен. Его ноги, как ходули. Он – великан. Преследует меня, куда бы я не свернула. Идет-идет-идет, а я бегу-бегу-бегу, пока не чувствую, как меня хватают.
Резко вскакиваю, тяжело дыша. Вокруг все еще темнота, но теперь я слышу посторонние звуки города, чувствую дуновения ветра, а значит, что я жива. Я здесь. Пусть я и не сразу понимаю, здесь – это где? Но я жива, и это самое главное.
Успокаиваюсь достаточно, чтобы сморгнуть свой самый страшный кошмар, но натыкаюсь сразу на другой. Макс сидит на кровати рядом, хмурит брови, и я вздрагиваю.
– Твою мать!
– Ты кричала.
Господи…натягиваю простынь до подбородка, я же под ней совсем голая, хмурюсь, смотрю на него исподлобья.
– Мне приснился кошмар.
– Я?
– Ты кошмар в моей реальности, этого достаточно, чтобы во сне меня не доставать.
Усмехается и пару раз кивает, медлит. Я знаю, что он хочет что-то спросить, но не уверена, что хочу услышать, поэтому молчу. Жду. И он тихо говорит.
– Я чертовски зол на тебя, и мне очень сложно это сдерживать, Амелия. Я совершенно не знаю нашего сына и как с ним общаться. Миша вышел из ситуации так легко, а я онемел. И из-за этого злюсь только сильнее.
– Ты научишься.
– Он меня боится.
– Неправда. Он стесняется, но он тебя не боится. Я ему о тебе рассказывала.
– Что?
– Что ты шпион.
Макс на секунду застывает, и это так смешит, что я не сдерживаюсь. Жму плечами, тихо хихикая.
– Он думает, что папа был шпионом, так что нормальное объяснение.
– Шикарно просто.
– Я не говорила ему ничего плохого о тебе. Никогда.
– И давно он обо мне знает?
– Когда начал задавать вопросы, я почти сразу и рассказала. Лет с двух примерно.
– Пока мы ехали в Москву, он молчал всю дорогу. Потом тоже. Впервые, я услышал его голос, когда ты появилась.
– Он стеснительный, Макс. Сейчас слишком много новых впечатлений, людей. Дай ему немного привыкнуть и прекрати вести себя, как льдина. Улыбайся хоть иногда.
– У меня много поводов улыбаться…
– Сарказм?
– Пятьдесят на пятьдесят, – говорит, поднимая глаза, а потом вдруг добавляет, – Не отнимай его у меня.
– У меня такой возможности нет.
– У тебя одной она есть. Он реагирует на тебя. Как ты себя ведешь, так и он, будто считывает. Я прошу тебя, не настраивай его против. Пожалуйста. В прошлом я допустил много ошибок, но…черт возьми, Амелия, это мой сын.
Мы молчим достаточно долго, чтобы он решил – разговор окончен. Макс собирается встать и уйти, но я неожиданно хватаю его за руку и тихо прошу.
– Не уходи, пожалуйста. Посиди со мной. Мне страшно.
Что. Я. Делаю. Боже…как это убого и глупо, но этот мороз…Я все еще чувствую руки этого ублюдка на своей шеи, и от этого хочу рыдать. Какой-то триггер сработал, и теперь, все то, что я так успешно хоронила, вырвалось из недр, захватило. Мне нужен кто-то рядом, просто необходим, и, кажется, Макс это понимает.
– Тебе нечего бояться, Амелия. Ты в безопасности, и тебя никто не тронет.
– Только ты?
Задумывалось, как шутка, но вышло косо. Макса это задело, он отводит взгляд, хмурит брови, а я хочу было объясниться, но он успевает раньше.
– Я никогда тебя не ударю. Этого больше не случится, я дал тебе слово тогда, и оно не потеряло своего веса.
– Но хватать буду?
Боже. Да кто меня тянет за язык?! Макс смотрит на меня в ответ, неожиданно теплеет и даже слегка улыбается, а потом тихо шепчет.
– Ты изменилась, но это, кажется, никогда не уйдет, да? Говорить все, что в башку взбредет? Или так ты прощупываешь мои намерения?
– Возможно и то, и другое.
– Прекрасно. Спасибо за правду, и лови такую же в ответ: да, я буду тебя хватать столько, сколько смогу. Потому что я так хочу.
«О господи. Он что со мной флиртует?! Это же не угроза точно! Не она! Он…и взгляд этот его…игривый…С ума сошел?!»
Резко сжимаю одеяло сильнее, хмурюсь больше, Макса это веселит. Он встает с постели, но не уходит, а пересаживается на кресло рядом и кивает.
– Спи, я буду здесь.
Хочется сказать что-то еще, да погаже, но я слишком потеряна для этого. Я слишком…шокирована, а больше всего тем, что мне этого не хватало. Его.
Ложусь, укрываясь одеялом, но смотрю на Макса – он отвечает, а самое смешно, что весь мой ледяной ужас отступает на шаг в темноту. Меня снова шокирует, но я чувствую себя в безопасности. Так глупо…а, кажется, правда, потому что я засыпаю быстро и сплю спокойно. Возможно впервые за многие годы…
***
– Я хочу поговорить о том, что было вчера.
Так начинается мое чудесное утро, и я перевожу взгляд на Макса. Вообще, спасибо ему, подсуетился: когда я проснулась, рядом с кроватью стояли пакеты с одеждой, а когда зашла на кухню, меня ждал шикарный завтрак.
«Прямо по-царски…»
– О чем? О моем трипе в образе шлюхи?
– О том, что случилось тогда.
Застываю на миг над препарацией куриного желтка, а потом и вовсе ее откладываю в сторону, сжимаю руки на груди и жму плечами.
– Нечего рассказывать.
– Да ну? – усмехается, – Ты жива и сидишь передо мной, но кто-то все-таки умер и лежал в том лесу. Это уже тянет на хорошую историю.
– Почему ты спрашиваешь только сейчас? Почему не сразу? Ты же явно этого хотел.
– Хотел, но не давить на тебя хотел еще больше.
– О, какая забота. Ценю.
– Давай без сарказма, окей?
– В нашем случае это достаточно проблематично.
– Ты права, но моя мама сказала верно: мы теперь родители, и нам нужно учиться общаться адекватно. Готова попробовать?
– А ты?
– Если я предлагаю, то да. Логично же, нет?
Чувствую, как его голос становится тверже, и при этом он явно хочет ляпнуть какую-то гадость, но сдерживается, и я улыбаюсь.
– Что смешного?
– Чувствую, как ты урезал половину фразы.
– Минимум вдвое.
– Не отрицаешь.
– Нет смысла отрицать очевидное.
Пару раз киваю и перевожу взгляд в окно. На мне легкая, белая блузка и джинсы, а вдруг становится так жарко, что дышать сложно. Не хочу погружаться обратно, знаю, что за этим жаром последует оглушающий холод, но он прав. Макс имеет право знать…хотя бы что-то.
Так я прикрываю глаза, возвращаясь в прошлое…
Амелия; 18
– …Я беременна…
– Знаю, поэтому ты и здесь.
Парень так безэмоционально это говорит, отворачивается на дорогу, а я сжимаюсь. Черт. Сердце начинает бешено стучать, биться – я сомневаюсь, что мне удасться его убедить, а он только это подтверждает.
– Мне правда жаль, я этого не хочу, но должен. Не бойся, это будет быстро. Я не садист и не насильник. Не делай глупостей и…
Всаживаю ему нож, который взяла из квартиры в прямо в колено. Да, я может быть и дура, но не настолько – папа всегда говорит, что нужно иметь пути отхода. На всякий случай.
Машина виляет. Ее заносит, а потом мы и вовсе попадаем в яму, где застреваем одним колесом. Парень орет. Он все еще орет, а салон наполняется запахом крови, от которого меня тошнит. И от вида тоже. Она быстро течет, словно фонтан какой-то, но дает мне возможность сбежать – он слишком занят своей раной. Я хватаю с заднего сидения свои сумки, переноску с кошкой, и пулей выбегаю на улицу.
Темно. Здесь так темно, что ничего не видно вообще, а еще ужасно холодно. Вроде по радио передавали, что это самая холодная ночь за всю зиму, и, поверьте мне, так оно и есть. Бегу, куда глаза глядят, по пути доставая телефон трясущимися руками. Этот мобильник, который я купила у курьера, мягко говоря, так себе, поэтому светит тускло, но на безрыбье и рак рыба – правильно говорят.
Я бегу долго, но медленно. Сумки тянут назад, зачем я их вообще схватила? Какой-то дурацкий рефлекс, поэтому скидываю ту, где набиты мои вещи, а переноску прижимаю к груди и следую дальше в чащу, как вдруг слышу выстрел. Вздрагиваю и прячусь за дерево.
– Зачем все усложнять?! – орет незнакомец за моей спиной, – Ты делаешь только хуже! Я все равно тебя найду и убью, у меня выбора нет!
Еще один выстрел. Черт, он так близко, как это получилось?! Хромой, а я то нет! Из-за балласта?!
Отчаянно смотрю на кошку, потом на звук скрипа веток. Нет, я не могу ее здесь бросить, поэтому просто срываюсь с места и бегу дальше.
– Амелия, не пытайся спастись! Нет у тебя шансов! Я сделаю это быстро, или ты хочешь замерзнуть до смерти?! Это дерьмовая смерть!
Еще один выстрел. Вижу отблеск фонаря, а он у него точно прожектор, не то, что мой, но и он дает отблеск. В панике, дрожащими руками, я пытаюсь отрубить свет, а вместо того роняю телефон. Боже, да плевать! Снова срываюсь с места, но на этот раз незамеченной не остаюсь – выстрел приходится мне прямо над головой, и от него я взвизгиваю.
– Ты пырнула меня, но я все еще пытаюсь поступить по-человечески, понимаешь? Ты думаешь, наверно, что я монстр – поверь, это далеко не так, а тебе надо было головой думать, когда ложилась в постель с этим мажором. Такие, как они, никогда не зацикливаются на таких, как мы, дорогая. Мы – это лишь пыль под их ногами, а от пыли детей не заводят.
Еще один выстрел. Я слышу его шаги, они так близко, что словно наступают на пятки, и я признаю – мне нужно избавиться от балласта.
Присаживаюсь у дерева и шепчу.
– Прости меня…пожалуйста, прости…
Кошка смотрит на меня так жалостливо, как будто все понимает, но я не могу просто оставить ее в сумке – так не будет никаких шансов, а если она сбежит, то, возможно ее кто-нибудь подберет и приютит. Я очень хочу в это верить, когда открываю молнию.
– Беги. Убегай…
– Я же говорил. Нет у тебя шансов.
Голос звучит близко, и я резко вскакиваю и поворачиваюсь. На меня направленно дуло пистолета, а поляну освещает свет фонаря. Он реально у него точно прожектор, который парень отставляет на землю, продолжая держать меня на мушке.
– Хочешь, можешь отвернуться.
– Пожалуйста…
– Не проси, я не могу.
– Почему? Просто отпусти меня, и я никогда больше не приеду в Москву. Никогда.
– Не вариант.
– Я обещаю.
– Ты беременна, а это проблема. Вскроется – мне головы не сносить.
– Не вскроется.
– Твой ребенок будет тянуть тебя обратно до конца дней. Его и твоих. Когда-нибудь вы можете случайно встретиться, или…черт, да столько разных сценариев, что, извини, проще спрятать концы в воду. Так как? Ты повернешься?
Я не могу пошевелиться. Мне так дико страшно, что все вокруг будто тает, будто я уже умерла. Перед глазами проносится вся моя короткая, глупая жизнь со всеми ее неправильными решениями. Это правда, по крайней мере для меня – ты видишь все, как в быстрой перемотке, а когда звучит щелчок, мир для меня на миг темнеет.
Кажется, я не умерла. Выдыхаю, потом еще и еще, часто, резко, сухо. Пистолет не выстрелил, парню это не нравится. Он грубо сплевывает, ругается и отбрасывает его в сторону, шипя.
– Патроны кончились, твою мать. Кажется, сегодня не твой день, малышка.
Идет на меня, не меняя траектории. Он даже не хромает, хотя рана есть, мне она не привиделась. Перевязана грязным платком, вся в крови, и вон она, чуть выше коленной чашечки, тогда какого хрена?! Но вопрос это риторический. Вместо поисков ответов, я разворачиваюсь и собираюсь сбежать, а делаю только два шага, когда меня хватают за капюшон. Он резко дергает назад, придушивает меня, потом толкает. Сильный удар приходится на левую часть тела, и я не успеваю оправится от него, когда сверху на меня садится вся эта туша.
Он сжимает мне горло так сильно – это не шутки и не игры. Он хочет меня убить. В голове бьют колокола, легкие горят, я мерзко хриплю, извиваюсь, бью его по рукам, дергаю ногами – ничего. Я такая слабая, что ничего не могу сделать, а мир тем временем теряется в ночной темноте. Она сгущается, звезды тают – все кончается.
Наверно я была на грани, но чувствую, как хватка уходит и делаю глубокий, жадный вдох. Не понимаю, почему он отпустил? Почему? Пока не вижу ужасающую картину – парень бьет ножом мою кошку. Три раза. А как будто по мне. Я ошарашено смотрю на это, пока на лицо летят капли ее крови, меня как будто разрывает на части. Когда он поворачивается, а от еще большего адреналина мой мир становится еще ярче, я вижу кровоточащие полоски у него на роже – она на него напала. Чтобы спасти меня.
Это так сильно бьет обухом по голове, что я застываю, но когда он двигается в мою сторону, тут же отмираю и бью его по лицу ногой. Ловит удар носом, кровь снова брызгает во все стороны, а он взвывает:
– Сука-а-а!
Кажется теперь пощады ждать нет смысла, если она вообще была. В следующий миг все его тело летит на меня острием впереди, и все, что я успеваю, это выставить руки и схватить его за запястья.
Он сильнее меня намного. Давит всем весом, рычит, его кровь капает мне на лицо, но я не сдаюсь. Вдруг понимаю, насколько все реально, и понимаю, что если я не буду бороться – мой ребенок умрет. Это дает сил. Я ору, но продолжаю держать.
– Сука, сдавайся, я уже заколебался с тобой возиться.
Сильный удар приходится по лицу. От него я теряю фокус, теперь моя кровь стекает по подбородку, а в ушах дико звенит. Дезориентация – вот как она выглядит. Я стараюсь моргать, чтобы вернуть своему мозгу все способности, и у меня получается за секунду до того, как лезвие вошло бы мне прямо в живот. Я хватаюсь именно за него, ору от боли и лягаю его между ног – это помогает сбавить немного давление, но не сбросить его со счетов.
Мои силы на исходе. Я это чувствую. Плачу. Понимаю, что мне не выбраться – нет у меня шансов, прав он был. Их нет. Я никогда не увижу своего ребенка, и Макса…я его больше не увижу даже издалека…
И вдруг все прекращается. Давление ослабевает, я испуганно смотрю на нож, но он и вовсе падает из его рук, а когда поднимаю взгляд – понимаю. В его голове еще один. Знакомый мне с детства кинжал с ярко-красными камнями на рукоятке.
– Папочка…
Он сбрасывает его с меня, как мешок с мусором, тяжело дышит, смотрит на тело, потом поднимает взгляд на меня, и я шепчу еще тише.
– Папочка, ты пришел…
Амелия; 23
С глаз срываются слезы. Я быстро их вытираю и притворно усмехаюсь, тихо протягивая.
– Он всегда любит эффектно появиться…
Макс шутки не оценивает. Он смотрит в пол, сложа руки замок и уткнув в них лицо, поэтому все притворство уходит и у меня. Я откашливаюсь, ерзая на месте, потом хмурюсь.
– Тело, которое ты видел – это какая-то наркоманка. Ее выбросили на обочину, Хан нашел в соседнем поселке в морге. Это был явный глухарь, и они его просто продали нам.
– Тот следователь знал? Жирный этот.
– Да. Он говорил с папой. Насколько мне известно, конечно, потому что меня увезли почти сразу.
– И его тоже.
– Да.
– Зачем?
«Чтобы ты его не узнал…» – думаю, а сама пожимаю плечами.
– Чтобы не было вопросов.
Да, я не рассказала ему все, но не уверена, что это я ради себя сделала – скорее ради него. Глупо отрицать, я не хочу причинять ему еще боли, по крайней мере не сейчас…
Макс этого не понимает. С одной стороны, слава богу, с другой же все не так однозначно. Он поднимается на ноги, разворачивается, а когда слышит, что я снова хочу что-то сказать, тихо предупреждает.
Не сейчас, Амелия. Просто…молчи. Я так зол на тебя, что это ничем хорошим не кончится, так что…молчи. Ешь. Через час я отвезу тебя обратно.
«За все приходится платить, да?» – усмехаюсь про себя сквозь слезы, – «Он злится на меня. Винит за то, что я поставила под угрозу нашего ребенка, потому что я решила скрыть правду. Так и есть, и, наверно, я готова заплатить эту цену…»
***
Я молчу ровно до того момента, пока мы не отъезжаем от высотки в центре, снова попадая в пробку.
– Черт, как вы здесь живете.
Макс не отвечает, игнорирует, лишь сильнее сжимая руль, и на это я уже усмехаюсь.
– Нам надо решить, что будет дальше, поэтому тебе бы лучше засунуть все свои эмоции себе в задницу.
– Спасибо, милая, за очень ценный совет.
– Не за что. Значит так… – задумчиво покусываю губу, решая начать с основного блюда, чтобы долго не ходить вокруг да около, – Жить в одном доме с твоей семьей мы не будем.
– Это не обсуждается.
– Вот именно. Я сниму квартиру, ты сможешь приезжать, я не против. Обозначим время…
– Ты не поняла…
– Нет, это ты не понял, – резко перевожу на него взгляд, – Ты правильно подметил, я – твой мостик к Августу. Тебе придется считаться и с моим комфортом, уж извини за такое неудобство.
Макс сжимает челюсти, смотрит мне в глаза, сто процентов жалея, что когда-то мне не воткнули нож в сердце, но потом сдает назад. У него нет выбора, и пусть его это бесит, придется идти на компромисс.
– Жить будешь в моей квартире.
– Нет. Я сниму ее сама, а ты заплатишь.
– С чего вдруг?
– Это ты поймешь дальше. И выберу я ее тоже сама. Не в твоем доме, понятно?
Скрежет зубов такой громкий, что я всерьез опасаюсь, как бы он не сломал их вовсе, поэтому еле подавляю смешок. Макс в ответ тут же щурится.
– Смешно тебе, смотрю?
– Ты впервые в такой ситуации, не так ли? Когда не руководишь, а вынужден прогнуться.
– Осторожней, Амелия.
– Ты тоже, – сверкнув глазами, чинно складываю руки на коленях и киваю, – Что насчет того дела, из-за которого ты приехал в Петербург? Оно реальное или тоже подстава?
– Пятьдесят на пятьдесят.
– Как это понимать?
– Я допустил это намерено, чтобы была причина приехать.
– То есть ты знаешь, кто крыса?
– Нет. Пока нет, но у меня хорошая команда.
– А теперь будет две. Я согласна.
Макс медлит, но потом расслабляется и мерзко так, гадко улыбается.
– Проблема реальна, детка, но предложение – чистой воды фикция. Мне не нужна еще одна команда, мои люди все вскроют сами.
– Как давно ты знаешь?
Смех становится громче и живее, а он и вовсе бросает на меня задорный взгляд, улыбаясь во все тридцать два.
– Я уже отвечал, милая, достаточно.
– Почему ты юлишь? Скажи прямо.
– Нет.
– Почему?
– Ты этого слишком сильно хочешь.
– Я все равно узнаю.
– Узнаешь, конечно, но когда я решу.
– А как же «нам надо учиться общаться нормально»?
– Что мы и делаем, но это не включает в себя работу, Амелия. Ты сама отказалась, я дважды не предлагаю.
Фыркаю, шипя под нос свою нелепую, но последнюю «точку»: не очень то и хотелось. Еще одна фикция чистой воды, потому что на самом деле хотелось бы. Я трачу время зря, а могла бы работать, да и опыт…
«Ладно, плевать, выкручусь…» – о своих «идеях» по выкручиванию я и думаю, до тех пор, пока мы не приезжаем обратно.
Август встречает меня очередным «забегом», врезается в ноги и начинает тараторить. Понятно. Освоился. По крайней мере до тех пор, пока не замечает Макса. Так забавно вообще. Я вижу в его глазах дикий, неуемный огонек – интерес. Август разглядывает его во все глаза, прижимает к себе уточку, сам прячется за мои ноги, но продолжает его изучать. Аккуратно, осторожно, но с огромным желанием.
– Ну, малыш, продолжай, чего замолчал? – глажу по волосам, а тот даже усом не ведет.
Все. Макс его полностью захватил, реально. Август рассеянно кусает палец, меня будто и не слышит, а Макс в свою очередь застыл. Вот опять он это делает – застывает льдиной, и я почти цыкаю, но вовремя себя торможу, потому что наконец понимаю – он его боится. Нет, не так. Он боится сделать что-то не так, что-то неправильно, все испортить – сейчас я наконец это вижу, потому что Макс не контролирует себя и свои чувства. Он растерян, напуган и, возможно, впервые в жизни, не знает, что ему делать.
Тогда я прихожу ему на помощь.
– Знаешь, твой папа когда-то говорил мне, что безумно любил звезды. Помнишь, я тебе об этом рассказывала? – Август кивает, – Я думаю, что он может рассказать и тебе очень много интересного, а ты, если тебе понравится его история, расскажешь свою про динозавров? Как тебе идея?
Снова кивает. Примечательно, гипнотизируя Макса взглядом. Я тоже свой направляю на него и вижу, как он безмолвно меня благодарит, усмехаюсь.
– Не бойся, – одними губами произношу, а потом поднимаю Августа на руки и иду в гостиную, – Ну? Папа, тебя долго ждать?
Нет, недолго. Макс следует за нами, потом садится рядом, так, чтобы Август был посередине. Сначала это странно выглядит, они, как два дикобраза, соблюдают дистанцию. Словно принюхиваются, но плавно сближаются. Я слушаю Макса подоткнув рукой голову, слегка улыбаюсь – Август это срисовывает, действительно ведь так, поэтому расслабляется больше, чем расслабляет и Макса. Цепочка такая нехитрая. И пока я слушаю, как они уже на перебой о чем-то лопочут, до меня вдруг доходит в кого Август такой. В него. Точно в него. Они, как под копирку слеплены…
«Так странно…» – но так правильно.
Август настолько расслабился рядом с ним, что вырубился где-то через час, уткнув голову ему в руку, и я, с улыбкой поглаживая его по спине, тихо шепчу.
– Я всегда думала, в кого он такой…В смысле стеснительный и осторожный…
– И? Поняла?
– Ага. В тебя.
– Я не стеснительный, – почти фырчит, кривя губы, сам же глаз не поднимает, а я впервые, клянусь впервые, вижу, что он покраснел.
Совсем слегка, но явно настолько, чтобы я срисовала и сохранила в памяти эту картину и ту, где он смотрит на нашего ребенка, как на свое главное сокровище.
«Че-ерт…»
– Спасибо тебе, Амелия.
– Брось.
– Нет, ты не поняла. Спасибо тебе за него…
Мы смотрим друг другу в глаза, а я не знаю, что на это ответить, кроме как…
«Черт…что же ты делаешь?»
Неужели все так и есть, а? Я действительно его люблю? До сих пор? Если это так, это мой главный, вечный шрам…
– Поклянись, что ты никогда у меня его не заберешь, Макс.
– Клянусь, – не думая соглашается, а я, помедлив и еще понизив голос шепчу.
– Дай слово.
– Даю тебе слово, что клянусь абсолютно искренне и честно: я никогда у тебя его не заберу.
Мне этого достаточно. Наши отношения были полны взлетов, а еще больше падений, и принесли мне одну только боль. За исключением Августа. Он мое все, и мне действительно достаточно, потому что я давно смирилась: нам просто не суждено быть вместе, даже если я его люблю и всегда буду.
