Текст книги "Пуанта (СИ)"
Автор книги: Ария Тес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)
Глава 13. Вилла
Разум не должен вмешиваться в любовные дела. Правильно рассуждает любимая женщина или неправильно ― это безразлично. Любовь выше разума.
Джек Лондон. «Мартин Иден»
Амелия; 23
Мы погружаемся в машину в полной тишине, едем тоже примерно в таком же стиле. Август очень быстро засыпает, и я бережно поглаживаю его по волосам, улыбаюсь. Он такой милый, палец сосет, хотя клятвенно заверяет, что нет! Вранье это все! Сказки! Ага, конечно. Макс молчит. Он бросает на нас короткие, редкие взгляды, но не достает – и на там спасибо.
Конечно, когда машина останавливается у огромных, железных ворот, у Августа словно срабатывает будильник – он тут же поднимает голову, сонно потирая глазки кулачком, и тихо спрашивает.
– Уже приехали?
Макс улыбается и слегка кивает, а потом медленно останавливает машину, сделав, по ощущениям, полукруг. Так и есть. Когда я открываю дверь и вылезаю вместе с сыном, вижу, что стоим мы на небольшой, круглой площади – это весьма стандартное решение для подобных домов, а дом…Черт, что надо.
Шикарная вилла на берегу моря. Она из серого, красивого камня, уложенного ровной, горизонтальной плиткой, а внутри…нет, это точно рай. Нас встречает огромная гостиная, соединенная с кухней. Здесь есть и зона-столовая, и диван, слегка «припущенный», «утопленный» в пол и идущий полукругом, и телевизор, как домашний кинотеатр. Мне бы уже привыкнуть к такому размаху, а не могу, особенно когда поворачиваю голову к окнам. Там открывается шикарный вид на безграничное, голубое море, искрящиеся в предрассветных лучах солнца. Оно словно продолжается в бассейне, у которого нет ограждения, что создает некую «иллюзию» уходящую вдаль. Терраса вся обита мягким, карамельным деревом, есть пара кресел-яиц, лежаки, бар – все, что душа пожелает.
– Ва-а-у…как красиво… – шепчет Август, который подходит ко мне, неловко сминая края свитера, поднимает голову, – А когда можно купаться?
– Сначала надо отдохнуть, малыш.
– Мам, но я совсем не устал!
– А кушать хочешь?
– Нет!
– А если папа предложит? – молчит, конечно да!
Бросаю взгляд на Макса. Он сидит на барном стуле, подоткнув голову рукой, смотрит на нас как-то странно, все молчит и улыбается по-дурацки, смущает меня. Я быстро отворачиваюсь и перевожу взгляд на сына, поправляя ему прядь волос, потом тихо спрашиваю.
– А если я очень попрошу тебя покушать?
– А ты будешь?
– Конечно. Папа у нас заботливый, набил холодильник всем, что душа пожелает. Да ведь?
Конечно да. Макс саркастично усмехается, и я беру Августа за руку, подвожу к кухонной гарнитуре и сажаю прямо на нее, а потом открываю злосчастный холодильник. Думаю, что будь он живым – стонал бы от боли, ведь полки прямо ломятся, и я кошусь на Макса.
– Ты весь магазин сюда завез? Ничего не оставил на прилавках?
– Хотел, чтобы был выбор.
– Мило. Август, ну выбирай. Есть йогурт с фруктами, могу сделать тебе кашу. Или, например, омлет? С рыбой? Хочешь?
– Я хочу йогурт с фруктами! – улыбается и по-военному рапортует, подняв ручки к потолку, я тихо посмеиваюсь, достаю продукты, а потом кошусь на Макса.
– Что-нибудь хочешь?
– Тоже самое, если не сложно.
Странный какой-то. Одариваю его непонимающим взглядом, но выяснять причину его такого поведения не хочу – отворачиваюсь и начинаю мыть фрукты.
– Август, попроси папу показать тебе ванную.
– Нужно помыть ручки.
– Точно.
– Хорошо, мамочка. Па-ап?
Они встают и уходят, а я нервно поправляю лямку на сарафане и веду плечами. Напрягает меня это настроение, уж слишком все как-то странно. Когда они возвращаются, я уже сижу на диване и смотрю в сторону моря. Нет, тут правда очень красиво, я так себе и представляла райское место когда-то давно, а самое смешное, что в этих мечтах он был. И дети наши были. Берегись своих желаний, как говорится, ведь вроде мы и вместе, а ни в одной из моих грез мы не были настолько чужими, что расстояние между нами будет больше всей той воды за окном.
– Я тоже тебя люблю, – вдруг звучит за спиной, и я разно оборачиваюсь.
Макс стоит напротив, ему дико некомфортно – сразу это понимаю по тому, как он сжимает руки, хмурится, а словно сбежать хочет. Чувствую это так явно, как медленно нарастающую жару за окном, но жара в комнате, не смотря на кондиционер, куда больше.
– Сделаю вид, что…
– Я люблю тебя, Амелия, – выпаливает, перебивая мой сарказм, но я не реагирую.
Заставляю себя, если честно, сердце то скачет в груди, как бешеное. Я так сильно хотела это услышать, но…все не так.
«Зачем он это делает?! Из-за отца что ли?!»
– Где Август?
– Переодевает плавки, – словно выдыхает на этом момент, потом снова напрягается и делает на меня шаг, – Послушай.
– Нет.
Я отворачиваюсь. Не хочу смотреть на эти жалкие потуги выдавить из себя такую фантастическую ложь, вроде любви ко мне.
– Амелия…
– Закрой рот.
– Послушай…
– Я сказала – завались! – резко вскакиваю и упираю в него указательный палец, – Никогда не смей говорить мне этих слов, уяснил?!
– Я буду их говорить…
– Попробуй, рискни только, и я клянусь, ты меня больше не увидишь никогда. Я не желаю слушать эту мерзкую ложь, которую ты с таким усилием из себя выдавливаешь.
– Это не…
– Закрой. Рот. Сейчас же! И никогда! Ты слышишь?! Никогда не говори мне о любви. Я больше не та девчонка, которая ее от тебя ждала, так что заткнись, – заканчиваю шепотом, усаживаясь обратно на мягкое сидение и прикрывая глаза, – Просто…заткнись.
Больше тема не поднимается, и я даже рада. Действительно ведь устала, как то тяжело дался мне перелет, а то, что было после отразилось на мне гораздо больше, так что я просто вырубаюсь, пока наблюдаю, как они плещутся в бассейне. Странно вообще, я обычно не оставляю сына с тем, кого не проверяла на прочность, но Макс от Августа не отходит ни на шаг – знает уже, что тот не умеет плавать, учит как раз, – меня это, видимо, успокаивает. Решаю дать глаза "отдохнуть" хотя бы немного, но мой организм совершенно точно против такого временного ограничения, и я вырубаюсь. Не знаю, сколько проспала, но когда просыпаюсь, лежу на диване в гостиной. Во дворе стоит мертвая тишина, разве что короткое клацанье клавиш, и когда я выхожу, на террасе только Макс.
– Август в его комнате. Спит. Отнес его минут двадцать назад, но не волнуйся, – опережает мои вопросы и, не отрывая взгляда от монитора, приподнимает радио няню, – Все под контролем.
Не знаю, что еще добавить, разве что…
– Когда ты заснула, я тебя перенес. Здесь жарко, а там кондиционер.
Все. Теперь официально: вопросы закончены. Молчим, а вода манит. Я снимаю тонкий, полу-прозрачный халат и захожу, попутно затягивая хвост на макушке, проплываю до самого конца туда, где борт касается линии горизонта. Все таки очень красиво здесь: море переливается, как самый шикарный бриллиант в мире, а из-за того, что мы находимся на самом склоне, я вижу еще и город с его узенькими улочками, гавань с кучей яхт, красивый полукруг гор, которые словно обнимают песчаный пляж. Мне в Италии всегда нравилось, но особенно я ее полюбила, после встречи с ним. Когда я улетела из Москвы, мне его слишком не хватало, а я хотела быть ближе – вот почему выбор пал именно на эту страну. Чтобы быть к нему ближе…
Оборачиваюсь, но Макс, как сидел, так и сидит в темных, солнцезащитных очках, работает. Слегка хмурит брови.
«Какой же он все таки красивый…» – к таким мужчинам взгляд так и липнет.
Он высокий, статный, с внешностью чертового Аполлона и телом близким в греческому божеству. Широкая грудь с черными, гладкими волосами на ней, сильные руки, кофейная кожа. Губы…Ох черт, эти губы…задница…Стоит признать, он дико сексуальный, и разве можно меня винить в том, что я его действительно хочу? Как помешанная.
Откидываю руки назад на бортик и слегка наклоняю голову на бок. Там в самолете было много чего, но самое главное – сколько ты будешь притворяться? И правда? Какой в этом смысл? Я только силы свои трачу и себя извожу, а если уж угодила в такой переплет, то не проще ли было бы получить хоть какое-то удовольствие?
Шальная мысль, привлекательная, да настолько, что я не сразу понимаю – Макс перестал печатать и смотрит теперь на меня также, как я на него. Обычно я сразу прячу свой взгляд, отворачиваюсь, но теперь вдруг прикусываю губу, от чего его брови ползут наверх.
– Что?
Слегка жму плечами, но отрываюсь от бортика и плыву в его сторону, потом выхожу. Мне нравится, как он на меня смотрит, следит и ждет подвоха – очень нравится. Прибавляет какой-то уверенности, а когда присаживаюсь на край стола улыбаюсь, вижу, что ненадолго заставляю его потеряться. Прямо, как он меня когда-то…
– Знаешь, я тут подумала…Ты прав был кое в чем.
– И в чем же? – тихо переспрашивает, я улыбаюсь.
– Мне надоело притворяться.
Забираю у него ноутбук, откладываю его в сторону и сажусь уже на его место, и как там было? Ах да. Надо глазами прямо пожирать, гипнотизировать. Все по вашему рецепту, Максимилиан Петрович, все, чтобы смутить и забрать вашу уверенность себе.
Выходит. Его кадык заметно дергается, это улыбает меня сильнее, и я слегка касаюсь его руки кончиком пальца на ноге, медленно веду выше, заинтересованно наблюдая за тем, как его кожа покрывается мурашками. Так это работает? Так просто?
– Я хочу… чтобы ты сейчас встал на колени и сделал то, что умеешь лучше всего… – резко поднимаю на него глаза и ставлю точку, – Довел меня до оргазма, используя свой болтливый рот.
Бам! Неужели я это сказала?! Внутри вся вибрирую от смущения и какого-то дикого восторга, а когда замечаю реакцию, подобную взрыву ядерной бомбы, меня и вовсе словно сносит! Макс отклоняется назад, шокировано хлопает глазами, словно потерял дар речи. Не могу сдержать улыбку – она его и приводит в себя. Александровский перехватывает мою ногу за щиколотку, откашливается и, конечно же чтобы не ударить в грязь лицом окончательно, шепчет.
– Если потом ты сделаешь тоже самое.
– По рукам. Приступай.
Вряд ли он такого ожидал, потому что снова ловит ступор и выходит из него через пару секунд со смешком. Я молчу. Жду. Приподнимаю брови, мол, и?! Долго собираешься сидеть? Это его веселит еще больше. Макс снимает очки, откладывает их в сторону, поднимает на меня свои прекрасные, зеленые глаза и шепчет.
– Тебе идет это.
– Что именно?
– Уверенность.
Я улыбаюсь. Даже не пытаюсь этого скрыть или отрицать – мне нравятся такие комплименты, и также уверенно, чтобы подтвердить их основания, тихо приказываю (о да, именно что приказываю!)
– Ты слишком много болтаешь, Александровский. Приступай.
Еще один смешок, но совсем уж тихий – Макс приближается. Он касается совсем невесомо икры, поднимает на меня взгляд и ведет нижней губой дальше. Как же это чертовски заводит – управлять таким, как он. Видеть, что он делает. Слышать, как он дышит. Чувствовать его руки на своих бедрах.
Дыхание учащается, когда он переходит на внутреннюю часть бедер, и я закидываю голову назад, но сразу возвращаюсь обратно – не хочу пропустить ни секунды. Макс, кажется, тоже. Он смотрит на меня пристально, горячо, взгляд его по-прежнему твердый, но покрыт, как будто туманной поволокой, густой, как кисель. Черт…он почти на финишной прямой, и если обычно я так хочу побыстрее, сейчас хочу дольше. Только в этот момент понимаю это особое наслаждение, которое ты получаешь от длительных прелюдий – оно божественно, но я знаю, что то, что будет дальше, будет стократно сильнее и лучше.
Двигаю бедра ближе к нему, и он принимает правила моей игры, отодвигая низ слитного, черного купальника в сторону. Я кусаю губу, смотря на его губы, а потом задерживаю дыхания, когда он наконец делает то, о чем я его попросила. Медленно, глядя мне глаза все также, он целует меня, и я издаю неожиданно громкий стон, который стараюсь глушить, прикусив свою руку. Макс улыбается, это для него вроде похвалы, и он полностью погружается в процесс, а я откидываюсь на стол и цепляюсь за его края.
Его язык творит чудеса – иногда он это действительно умеет, черт бы его побрал. Движения правильные, нужные, знающие толк. То быстрые, то мучительно медленные, снова набирающие темп, а потом его неожиданно сбрасывающие – он все делает правильно. Я так и люблю, мне так нравится, и он это знает – сам мне все показал, всему научил. Получать удовольствие тоже.
Черт…как же хорошо он знает, как работает мое тело. В нужный момент Макс отодвигает край верха и слегка сжимает сосок, крутит его, напрягает, что только толкает меня навстречу взрыву.
Он сносит все вокруг – для меня сейчас Италия, да и весь мир в принципе, взорвалась на сотню маленьких салютов и огней. Они опадают, летят, крутятся и искрят, а я вместе с ними. Растворяюсь. В нем.
– Ты довольна? – хрипло спрашивает, когда я возвращаюсь на землю, где лежу на столе, а он стоит перед моими раскрытыми бедрами, нависая надо мной сверху, – Мой болтливый рот сделал то, что умеет лучше всего?
– Пока нет.
Тяну его на себя и страстно, горячо целую. Макс сразу мне отвечает, прижимаясь ближе, фиксирует мое лицо, командует. Он снова берет на себя бразды правления, но мне плевать. Я шепчу ему в губы последнее, чего сейчас хочу:
– Возьми меня. Сильно. Я хочу этого.
Макс отстраняется, чтобы заглянуть мне в глаза, и находит там что-то, что сразу же подстегивает его воплотить мои слова в жизнь. Снова впиваясь мне в губы, он снимает с себя шорты и входит в меня глубоким, сильным рывком, а я получаю то, чего так долго пыталась себя лишить – его всего.
***
К ужину я готовлюсь просто в прекрасном настроении. Макс тоже не отстает. Они с Августом, конечно, типа мне помогают, а на самом деле сидят себе на крыльце и о чем-то лопочут, глядя на солнце. Это мило, если честно, и я невольно останавливаюсь, чтобы понаблюдать, как наш сын сидит у него на руках и улыбается, тыкая пальчиком в сторону горящей линии горизонта. Макс улыбается ему в ответ, но в какой-то момент понимает – за ним наблюдают, – и переводит на меня взгляд. Тот сразу поднимается на пару сотен градусов, и я тихо цыкаю, откинув волосы назад, а сама не могу подавить смешок. Свою часть «приятностей» он так и не получил – Август проснулся, и нам пришлось наскоро сворачивать весь свой разврат, пока он не прибежал. Но Макс не злится, напротив, отвечает на мой смех своим тихим, как будто это какой-то новый, неизведанный виток нашей собственной игры.
Все это почти похоже на семейную идиллию, которая вдруг действительно есть. Можно сказать, как у всех: я его невеста (черт, серьезно?!), у нас есть общий ребенок, мы вместе на отдыхе. Я осматриваю дом с улыбкой, но она медленно сходит с лица, когда также неожиданно я понимаю другое: не так у нас все. Мы – не пара, которая женится, чтобы сделать новый шаг в отношениях. Наш ребенок – самая лучшая, но случайность. И дом этот не наш. Нет в нем фотографий, тепла, а только пустые, холодные полки. А главное – он меня не любит, мы просто круто трахаемся, как когда-то давно на Кутузовском. Вот моя реальность.
Мне становится обидно и больно, горько до слез. Я отворачиваюсь, чтобы не показывать их и не вызывать вопросов, которые не хочу слышать и на которые не хочу отвечать. Необходимо пара секунд на успокоение – так ты спускаешься с небес на землю, и я к этому привыкла. Я это хорошо умею, но на этот раз этой пары секунд у меня просто нет – в дверь раздается звонок. Родители приехали.
Ужин проходит странно, если честно, даже Август это чувствует. Он пытается лопотать, рассказывает о том, как «папуля» учил его плавать, но получая неожиданный для себя слабый отклик, потихоньку сникает, а потом начинает капризничать. Впервые за то время, как он познакомился с Максом, так происходит, но для детей это нормально. Я списываю все на перелет и огромное количество новых впечатлений, поэтому укладываю его спать чуть пораньше обычного. Для меня это все-таки тоже возможность свалить из гостиной, в которой стоит страшная, оглушающая тишина. Она так и царствует, когда я возвращаюсь, глупо было надеяться на какие-то изменения, особенно если учесть папино настроение. Оно – никакое.
– Уснул? – спрашивает мама с улыбкой, я киваю и присаживаюсь, устало вздохнув.
– Да. Он устал.
– Понимаю. Столько всего вокруг нового…Макс, ты отлично справляешься.
– Спасибо, но, если честно, по началу я ловил ступор.
– Правда?
– О да. Амелия помогла мне, а потом Миша сказал…
Папа громко цыкает, перебивая Макса, а мама зеркалит, но улыбается.
– Артур? Тебе попался слишком большой кусок курицы?
– Нет, Ирис, – передразнивает холенный тон мамы, улыбается сладко, маскируя злость, – Мне попался очень большой кусок говна.
– Артур!
– Хочешь, чтобы я сидел и слушал всю эту херню?! Я молчал при внуке, но не собираюсь и дальше притворяться.
– Я люблю ее, – вдруг говорит Макс, уверенно глядя в глаза папе, – Я очень ее люблю. Знаю, что облажался, знаю, что вы меня ненавидите, но…я ее люблю и извиняться за это не буду.
Повисает пауза – у меня горят щеки. Я, расширив глаза, смотрю в свою тарелку и совершенно не знаю, как мне реагировать, а вот папу это не так впечатлило. Он откидывается на спинку стула, усмехается ядовито и кивает.
– Значит любишь?
– Да.
– Вопрос можно в таком случае?
– Артур… – предостерегает мама, которую будто и не слышат вовсе.
– Когда ты понял, что ты ее любишь?
– Летом, когда мы встречались.
– Ага, как интересно. Значит, когда ты думал, что она умерла, ты ее тоже любил? Правильно я понимаю?
– Артур!
– Папа, не надо…
– От чего же не надо, Амелия? Пусть ответит.
– Да, – все также уверено, но уже с нотками злости отвечает Макс, и отец снова кивает пару раз.
– Прекрасно. Значит, когда ты трахал Лилиану через пару дней, после того, как узнал, что твою любимую женщину жестоко убили – это норма. Я все верно понимаю?
Макс ловит ступор. Я, признаюсь, бросаю на него взгляд, но сразу его опускаю – реакция говорящая, будто его на горячем словили, и она ожидаемо бьет меня исподтишка в самое сердце.
– А ты? – неожиданно внимание переходит на мою скромную персону, – Ты тоже его любишь?
– Папа…
– Отвечай, Амелия. Да или нет?
Молчу. Он итак знает, что я скажу, а я, кажется, знаю, что скажет он. Черт…
– Знаю, что да, – начинает закипать сильнее, не давая мне и слова вставить, – Тогда ответь мне, доченька, почему ты не рассказала ему о своих подозрениях?
– О каких подозрениях? – сразу реагирует Макс, а потом вдруг тихо усмехается и зло щурится, – Ты поэтому сказала мне закрыть рот? Из-за «подозрений»?
– Нет… – тихо отвечаю, потом перевожу умоляющий взгляд на отца, – Папа, пожалуйста…
– Ты серьезно считаешь, что я спал с Лилианой? – снова Макс, на которого я перевожу несдержанный взгляд, вызывая в нем усмешку, – Ну конечно…Пошла ты.
– О, а вот и великая любовь.
– Завали!
– Макс!
– Да будет тебе известно, в последний раз я спал с Лилианой примерно десять лет назад. Я не знаю, какую херню тебе натрепал твой больной папаша, но все это – говно. Я себя не помнил, после того, что увидел там. И жить не хотел. Если ты думаешь, что я с кем-то спал, пошла ты на хер!
– Макс, успокойся.
– О каких подозрениях ты говоришь, Амелия?
– Макс…
– Ты серьезно считала, что я спал с ней? – тихо спрашивает с застывшей болью в глазах, – Серьезно?!
– Она сама призналась.
– В чем?!
– Что вы занимались…любовью.
– Бред.
– Она сказала это Арнольду, – это уже мама, на которую Макс коротко смотрит, но сразу возвращается ко мне.
– Это неправда, ясно? Она пыталась меня соблазнить, но мне было насрать – я прогнал ее все три раза, что она приходила. Об этих подозрениях речь или нет?
– Нет, – снова отец, но как будто чуть мягче, а может мне так просто хочется? – Я говорю о том, что случилось в лесу. Она тебе рассказала?
– Папа!
– Артур!
Мы с мамой одновременно подаемся к столу, но мужчины нас будто и не видят – они смотрят только друг на друга, когда Макс коротко кивает.
– Да.
– Насколько много она тебе рассказала?
– Папа, прекрати!
– Артур, серьезно, это не наше дело!
– Она рассказала, что ты ее спас.
– А почему ее пришлось спасать? Это она сказала? О том, что ее убийство…
Жестко шлепаю ладонями о стол и гневно смотрю на отца, так что всё вокруг застывает будто. Но недолго…ужин изначально не мог стать приятным, просто не судьба ему таким быть, но все стало только хуже, когда вдруг я слышу тихий голос Августа.
– Мама, мне плохо…
А дальше его жестко тошнит. И все – меня выключает. Начинается жесткая паника – у него температура! 38,5, я почти рыдаю. Его тошнит, он плачет, а меня колотит. На панике я ору на родителей, потом срываюсь на Максе, шлю отца в жопу и за врачом. Меня дико бесит, что они говорят:
– Амелия, успокойся, это просто акклиматизация, все нормально.
Нифига ненормально! У него высоченная температура, и мне страшно. По итогу папе ничего не остается, как только ехать в ночь за знакомым врачом. Макс тоже хотел с ним, но я вцепилась ему в руку мертвой хваткой и прошептала:
– Пожалуйста, не уезжай. Если что-то случится…ты…останься со мной, мне страшно.
И он остается.
Макс; 31
Мы сидим вместе с Ирис на террасе. Она курит – я смотрю на арку, ведущую к комнатам. Артур уехал за врачом примерно сорок минут назад, недавно позвонил жене и сказал, что едет обратно и везет друга с собой. Я не особо паникую, но все равно дергаюсь – страшно это, когда твой ребенок болеет. Амелия вот вообще в ужасе. У нее так тряслись руки, что мне пришлось забрать коробку с лекарством и самому его развести – она ведь на грани истерики, чем и меня нервирует больше, но я терплю. Вижу, что ей действительно страшно, поэтому позволяю на меня наорать, не отвечаю. Сдерживаюсь.
– С ним все правда нормально? – все таки спрашиваю у Ирис, и та слегка улыбается, кивает.
– Не волнуйся, это правда акклиматизация так действует. С Амелией похожая история была. Мы когда улетали куда-то, каждый раз тоже самое – под ночь у нее температура и ее тошнит. Как по часам.
Этот ответ меня достаточно успокаивает, чтобы я мог выдохнуть, уперев голову в основание ладоней. Потираю глаза. Мне правда теперь спокойней, Ирис явно понимает, о чем говорит, когда как я в этой области слеп, точно крот. Но Амелия так нервничает…
– Почему она тогда так дергается? У нее чуть ли не истерика.
– Амелия… – начинает ее мать, и я смотрю на нее, ожидая увидеть волнение, но вижу лишь легкую улыбку, с которой она смотрит на горизонт, пока не переводит внимание на меня, – Она…как бы сказать, просто слишком переживает. По поводу всего. Помню, когда она была беременна, если Август не шевелился час, уже начинала паниковать. Боялась, что что-то случится.
– Но все было…нормально?
– О да, конечно. У нее беременность проходила легко, даже токсикоза почти не было, а сами роды вышли быстрыми. Август очень сильный мальчик и очень хотел появится на свет.
Я улыбаюсь. Мне приятно слышать такое о сыне, да и в принципе интересно. Она же мне так и не ответила…
– Амелия боится, что не дотягивает.
Тут же отвлекаюсь и хмурюсь слегка, глядя ей в глаза.
– Не дотягивает до чего?
– Не знаю. Придумала себе, видимо, в голове образ «идеальной матери», и теперь вечно дергается, что у нее не получается. Все же не бывает идеально, – усмехается она, бросая на меня хитрый взгляд, – По опыту говорю. У меня пятеро детей, и, черт возьми, если бы мне платили каждый раз, когда они во что-то вляпывались или чем-то бились, я была бы богаче тебя, дорогой мой.
– Она боится, что…плохая мать?
Переспрашиваю тихо, а сам сразу вспоминаю тот очередной момент, когда не сдержался и вылил на нее ушат дерьма. А я так старался сдерживаться…просто в тот момент это было так чертовски сложно.
«Твою мать…»
– Она боится, что ему ее одной недостаточно, – также тихо отвечает, сбрасывая пепел в мраморную пепельницу, – Ты, наверно, осуждаешь ее за тот выбор, который она сделала, но, Макс, поверь, она себя за него ненавидит гораздо больше.
– Я ее не ненавижу.
– Ты ее любишь.
– Да. Я ее люблю, – уверенно киваю, – И мне плевать, верите вы в это или нет.
– Верю.
– Правда?
– Тебе же плевать?
Черт, эта женщина просто вылитая лиса. Я усмехаюсь, а когда она отвечает, смотрю на нее и признаюсь так искренне, насколько только способен. Просто решаю не играть. Открываю ей свою душу.
– Я облажался, Ирис. По-крупному. Тогда…в прошлом, я не сказал ей этого. Побоялся. После Лили мне было по-настоящему страшно снова окунуться во все эти чувства.
– Понимаю. Не представляю, что ты чувствовал, когда узнал о ее поступке.
– Она меня уничтожила. Я только потом понял, что не любил ее по-настоящему, но на тот момент все казалось иначе. А потом я познакомился с вашей дочерью, – опускаю глаза на свои руки и глупо улыбаюсь, – Она особенная. Я вел себя, как гандон, а она все равно продолжала ко мне тянуться. Я ее отталкивал, она терпела. Она многое вытерпела из-за меня, но я хочу все исправить. Там, в лесу…
Замолкаю. Чувствую, как меня душит изнутри, даю себе пару мгновений, чтобы прийти в себя, но это настолько сложно, насколько вообще возможно – образы так и стоят перед глазами. Их я закрываю, давлю ладонями, но потом выдыхаю и смиряюсь – не получится у меня их забыть, поэтому и не удивляюсь, когда голос мой хрипло скачет.
– Когда я увидел все это и думал, что это она – сам умер. Для меня весь мир померк, и больше всего я жалел, что не сказал ей, что люблю. Она просила, а я испугался.
– Так скажи ей сейчас.
– Она орет, чтобы я закрыл свой рот.
– Пытайся снова, – перевожу на нее взгляд, а Ирис мягкой улыбается и слегка сжимает мою руку, кивает, – Пытайся, как она пыталась, Макс. Она от тебя никогда не отступала, даже когда сбежала.
– Вдруг уже слишком поздно?
– В отношениях с Артуром я поняла, что поздно никогда не наступает на самом деле. Просто всему свое время. Я бы очень хотела, чтобы ваше время наступило сейчас, а не как у нас – через двадцать лет.
– Почему ты так со мной…добра? Ты должна меня ненавидеть, как твой муж.
– Артур…сложный человек, Макс, но он не монстр.
– Она похожа на него, так что мне это известно.
Улыбается.
– Тогда ты знаешь, что после всего, тебе придется заслужить его уважение. Ты никогда не будешь достоин его маленькой девочки, просто прими этот факт, но ты можешь заслужить его уважение и стать «почти» достойным. А я…что ж, я мать, и я знаю, что моя дочь тебя очень сильно любит. Когда-то давно моя мать проигнорировала мою любовь, и это разбило мое сердце. Я так до сих пор и не простила ее, а рана до сих пор болит. Не хочу такого для своей девочки, но если ты ее еще раз обидишь – я тебя убью. Тебе не нужно бояться Артура, дорогой, он тебя никогда не тронет. Артур очень сильно любит Амелию и ради нее что угодно сделает, но не сможет причинить ей боли. Я – другое дело. Если я увижу, что ты ей вредишь, по-настоящему вредишь, я тебя уничтожу, чтобы уберечь ее. Он не справится с ее ненавистью, а я да. И я на это пойду, будь уверен, лишь бы моя девочка была в безопасности.
Ни что в Ирис не дает мне права сомневаться: она серьезна, как никогда. Помню, я видел ее в похожем состоянии тогда, много лет назад, в особняке Насти, и сейчас тоже – взгляд, голос, уверенность. Я ей верю, но не боюсь, понимаю.
– Я вас услышал, но можете быть спокойны – ваша дочь со мной в безопасности. Я ее больше не раню.
– Я тебя тоже услышала и верю. Береги ее, Макс, пожалуйста. Я доверяю тебе свое главное сокровище – береги ее.
Я благодарен за этот разговор, Ирис очень помогла, но главное – кажется, не смотря на угрозы, хотя бы с одним родителем у меня получилось настроить контакт. Она меня не ненавидит, и это хорошо, а с Артуром? С ним, я думаю, разберемся, когда он увидит, что я не вру и не притворяюсь – я ведь ее и правда люблю. Да и с его любимой женой на моей стороне? Черт, у него нет шанса, в чем я убеждаюсь, когда он возвращается с врачом.
Все хорошо, это действительно реакция организма на новый климат. Температуру удалось сбить еще нам, но Амелия от Августа не отходит – все еще в комнате, прощание выпало на мою долю. Я оплачиваю услуги доктора, плюс сверху за ночное беспокойство и вызываю машину, а потом смотрю на ее родителей. Артур устал, вижу это по глазам, Ирис тоже, но они начинают собираться, и я ловлю момент.
– Может вы все-таки останетесь?
Пара поднимает на меня взгляд: Ирис улыбается, а Артур, как обычно, недоволен. Фыркает, отводит взгляд в сторону – черт, она ведь действительно его копия, и я этому улыбаюсь.
– Если честно, то это было бы очень кстати.
– Почему? – с интересом спрашивает Ирис, я смотрю в сторону спальни, медлю, но потом киваю сам себе и снова перевожу взгляд на ее родителей.
– Я хочу свозить ее кое куда. Если бы вы остались с Августом…тогда у нее не будет причин отказаться, а его мы взять с собой не сможем. Думаю, что ее это только разозлит.
– Куда ты ее собираешься вести? – тут же щурится Артур, я пару мгновений молчу, но потом уверенно отвечаю.
– В Катанию. В дом к Лилиане.
