Текст книги "Пуанта (СИ)"
Автор книги: Ария Тес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)
Глава 11. Четыре с половиной часа
Помните, вы вчера говорили о крыльях?… Крылья у меня выросли – да лететь некуда.
Иван Сергеевич Тургенев – «Ася»
Амелия; 23
В аэропорт нас привозит шикарная Бентли черного цвета снаружи и кричащего красного внутри. Дело тут не в понтах, если честно, как бы мне не хотелось уколоть Александровского, дело в Августе. Вчера они говорили по телефону, и Макс спросил, какие машины тебе нравятся? Август недолго думал: Бентли, папа, я ни разу в ней не сидел, но видел рекламу с ярко-красными сидушками.
Бам! Прямо, как заказывали. Наверно, так он хотел компенсировать тот факт, что не приходил к нему всю неделю – был занят. Со мной он тоже перекинулся парой слов, сказал, что из-за нашего «отпуска», ему срочно нужно доделать все по работе. Не знаю, для чего мне эта информация? По мне так вообще лучше б его не было, но хоть один плюс: мы смогли спокойно подготовиться к поездке.
Мои уехали еще через три дня после того разговора. Мы сходили в несколько музеев, театр, естественно в аквапарк, и думаю, что Богдан так скорее проверял меня. Конечно, если что он же отвечает, и я это понимаю, но притворяться слишком устала, так что впервые в жизни выдохнула, когда закрыла за ними дверь. Теперь можно хотя бы ночью не улыбаться так, что аж щеки болят, в остальное время и думать было некогда. Мне нужно было купить все по списку, начиная со всевозможных лекарств, заканчивая плавками для сына и купальником для себя.
До последнего я надеялась, что все это шутка, но нет – машина плавно тормозит у трапа частного самолета, и Август пулей вылетает на улицу. Я даже не успеваю отреагировать, как слышу бешенный рев:
– ПАПУЛЯ!
И в сердце что-то умирает. Через тонированное стекло смотрю, как он врезается в раскрытые объятия, а Макс тут же подхватывает его и начинает кружить. Застываю. Я миллион раз представляла себе эту сцену, а сейчас, когда вижу ее не во снах или мечтах, мое сердце разбивается дважды: от ревности и от осознания, как крупно я влипла. Сильнее, чем тогда, глубже, чем когда-либо вообще. Выдыхаю и беру себя в руки. Что мне остается? Август пусть и не замечает, что меня пока нет, но он заметит. Я по крайней мере на это рассчитываю и вылезаю на улицу. День уже близится к вечеру, солнце мягко касается крыла самолета, ласково его гладит, а меня только слепит. Жмурюсь, потом напяливаю очки и иду к багажнику, из которого наш водитель уже достает наши чемоданы.
– У тебя больше нет нужды таскать сумки, Амелия, – звучит этот сранный голос за спиной, а потом и вовсе наглость!
Макс слегка обнимает меня и оставляет поцелуй на макушке, вполне зарабатывая мой недовольный и непонимающий взгляд.
– Ты…
Хочу наговорить кучу всего, но у него на руках Август, он улыбается во весь свой пока небогатый набор зубов, смущается. Так мило вдруг прячется ему за шею, что и я невольно улыбаюсь и поправляю съехавший носок. Макс же просто в восторге! Нет, серьезно! Он светится, веселится и смакует момент – нашел еще один способ меня а) доставать; б) воздействовать; и в) не получать за это ровным счетом ничего.
– Пойдем скорее внутрь, м? – говорит сыну, слегка его подкидывая, – Там много интересного.
Естественно, что мальчику нужно для счастья, как не личный самолет?! Киплю, глядя им в след, потому что я не воспитываю сына так. Мы тоже можем позволить себе всю ту роскошь, что есть здесь в Москве, но я не хочу, чтобы мой сын стал кем-то типа Адель. Та же в жизни не ездила дальше Рублевского шоссе, и не дай Бог заикнуться при ней о Макдональдсе – будет смотреть на тебя так, будто ты, как максимум чернь, а про минимум вообще молчу.
«Надо будет об этом поговорить…» – думаю, забирая свою сумку и сумку Августа, куда он бережно наскладировал уже любимые игрушки, подаренные еще более любимым «папочкой».
– Госпожа Александровская, – вдруг слышу рядом голос и хмурюсь, оборачиваясь.
«Господи, неужели он потащит еще кого-то из своих родственников?! ТОЛЬКО НЕ МАРИНУ, УМОЛЯЮ!»
Но Марины нет на горизонте. Никого нет. Водитель так ко мне обращается…
– Что вы сказали?
– Я хотел забрать ваши сумки и…
– Нет, как вы меня назвали?
– О. Госпожа Александровская? Максимилиан Петрович сказал, что вы – его невеста. Не волнуйтесь, я осведомлен о приватности этой информации. Мы все подписали контракт и…
Он говорит что-то дальше, но я уже не слышу. Меня, как обухом по голове стукнуло, и это вдруг так внезапно. За неделю я смирилась с тем, что мне предстоит, но слышать…
– Я сказал что-то не так?
– Нет, – тихо отвечаю, поникнув разом, – Все так. Эти две сумки нужны мне с собой.
– Как скажите, госпожа…
Ускоряюсь, чтобы снова этого не слышать. Будто и не мое имя – все не мое.
А самолет шикарен. Я переключаю внимание на него, это лучше, чем копаться внутри своей души, уж точно. Огромные, кожаные кресла, в добавок ко всему диван, да даже не так! Это целая гостиная, будь она неладна. Светлая, красивая, шикарная. Август уже во всю увлечен своим окружением, нажимает на все кнопки подряд, а Макс ему о них рассказывает. Они меня и не видят, когда я опускаюсь на сидение, не видят, когда неловко мну руки и еще раз оглядываюсь. Вдруг думаю, что если бы меня вовсе не было – они бы не заметили, и снова обидно. Аж до слез. Отворачиваюсь к окну, подпирая голову рукой, не реагирую даже когда стюардесса заходит и говорит, что мы взлетаем через пять минут. Лишь когда Август подходит ко мне, я улыбаюсь и раскрываю руки: сын боится летать, и, видимо, постеснялся в этом признаться, потому что забирается мне на колени молча и утыкается в шею. Я глажу его по спине и слегка улыбаюсь, прижимая теснее, потом смотрю на Макса. Он хмурится, не понимает, что произошло, что он сделал не так, но я веду себя, как ребенок, и это признаю. Наверно, когда ты что-то признаешь, то уже на полпути к решению проблемы? По крайней мере мне есть чем оправдать свою дурость – показанный средний палец. Его это, однако, не впечатляет. Он щурится, потом закатывает глаза и сам отворачивается, как надутый пельмень – я улыбаюсь шире. Пусть и маленькая зацепка, но мне она удалась, и будет что вспомнить, когда станет совсем грустно.
Так проходит примерно полчаса, пока Август не привыкает.
– Малыш, надо покушать.
– Не хочу, – бурчит, хмуря бровки, я же слегка его потряхиваю, чтобы вызвать улыбку, и когда получается тихо цыкаю, – Не переживай, хорошо?
Сын мне не отвечает. Вместо того он врезается в меня снова, потом шепчет на ухо горячо-горячо:
– Не говори ему.
И я киваю. Это одновременно мило и забавно, но вместе с тем немного колет: он не хочет его разочаровать, а я, как дура, продолжаю ревновать.
– Макс, ему надо поесть, – говорю, бросая на него взгляд, – Через сорок минут он уже должен будет спать.
Макс слегка кивает и встает, уходит ближе к кабине пилота, где, видимо, находятся стюардессы, и я пользуюсь моментом. Смотрю на Августа и шепчу ему.
– Малыш, поверь, если ты признаешься, он не станет любить тебя меньше. Все чего-то бояться, даже деда боится лошадей, ты же помнишь?
– Папа ничего не боится.
– Это неправда.
– А чего он боится?
В этот момент Макс заходит обратно вместе с небольшой тарелкой, которую я принимаю, вдруг улыбаюсь и переспрашиваю уже первоисточник.
– Макс, чего ты боишься больше всего?
– Потерять свою семью, – сразу же отвечает, и явно хочет прибавить что-то еще, но оценивает быстро – зацепить удалось, поэтому слегка улыбается и добавляет, – И змей. А еще раньше я очень боялся летать.
Август сразу отстраняется от меня и палится. Сейчас я наконец понимаю, о чем все вокруг говорили про меня когда-то – и у него все на лице написано, как и в его вопросах.
– Правда?
Надежда, с которой он смотрит на Макса, умиляет. Я слегка смеюсь, за что сразу получаю суровый взгляд сына, но он быстро отвлекается – «папочка» кивает, присаживаясь на сидение напротив.
– Правда.
– Как тебе теперь не страшно?
– По работе много летаю – пришлось бороться, пока не привык.
– То есть мне тоже надо? Работать, где много летают?
– Тебе надо поесть, а остальное ты перерастешь сам. Ты намного смелее меня.
Краснеет в секунду, глупо улыбается, но сразу тянет вилку на себя, а я снова завидую. Мне бы пришлось уговаривать его поесть еще минут двадцать, а у Макса он фактически с рук готов.
«Боже, да прекрати ты!»
***
Уложив Августа спать, я еще немного стою в тихой комнате с огромной кроватью. Конечно, куда же без этого?! Частный самолет не частный самолет, если он еще и не гостиница.
«Господи, ну это просто за гранью…Совершенно точно, нам нужно обсудить многое, потому что меня это не устраивает!»
Решительно поправляю блузку и шорты, волосы, а потом выхожу, но словно попадаю в наше лето. Макс сидит за столом, а перед ним планшет. Хмурится, и словно нет ничего вокруг – мне это его состояние прекрасно понятно: он рисует. Так он выглядит всегда именно в этот момент, отдается процессу полностью, а мой запал тушит. Я снова веду себя, как дура – не хочу мешать, хотя он не заслужил милосердия даже в таком вопросе! И все равно иду тихо, присаживаюсь напротив и молчу.
– Хватит пялиться на меня, ты отвлекаешь.
– Нам надо поговорить.
– Не сейчас. Изучи пока это, – двигает ко мне толстую папку, даже глаз не поднимая, – Это брачный контракт. Слышал, что ты закончила юридический? Надеюсь, что не потребуется помощь? Потому что…
– Ой, да завали ты уже.
Снисходит до злого взгляда, который я отбиваю, передразнивая, но быстро теряю интерес – документы для меня сейчас важнее. Там прямо на первой странице черным по белому, жирненько так выделена истина: брачный договор. Правда ведь он. Все правда…
«Твою мать…»
Я, если честно, до этого момента все равно думала и надеялась каким-то боком своего сознания, что все это дурацкая шутка и прикол. Нифига. Макс настроен серьезно на все двести процентов, судя по внушительному списку его имущества. Все перечислил. Нет, серьезно, тут даже коллекция часов есть. Я читаю этот список уже полчаса, глаза аж в кучку, а еще столько условий…Особенно забавен пункт о верности.
«Супруга не имеет права…» – ни на что. Судя по этой писульке, я не имею права ровно ни на что, твою мать: у меня не может быть мужчины, кроме него. За измену чуть ли не смертная кара! Точнее, он грозится забрать Августа и разорвать договор в одностороннем порядке. Я не получу ничего.
«Ха, забавно. Будто мне что-то вообще от тебя надо, козел!»
– Как проходила твоя беременность?
Внезапно. Рассеяно отвлекаюсь от напечатанного каким-то сексистом текста, хмурюсь.
«Что, прости?»
Макс уже убрал свой планшет, теперь, подоткнув голову рукой, наблюдает за мной. Не знаю, сколько это длится, но он явно получает какое-то эстетическое удовольствие, хотя вполне возможно просто смакует свой триумф. Плевать. Я совершенно не хочу в этом учавствовать, поэтому снова утыкаюсь в текст, игнорю – его ожидаемо не устраивает.
– Ты оглохла? – грубо переспрашивает, зарабатывая сполна на мой злой, такой же грубый цык и ответ.
– Нет, я не оглохла.
– Я хочу знать все о твоей беременности.
– Я тоже много чего хочу.
– Что за абсурд?! – закипает, – Зачем вставать в позу?! Просто ответь…
– Что я должна ответить, а?! Как рожать было больно?! Как мне было страшно?! Что?! – я наконец взрываюсь и смотрю на него, как на врага, исподлобья, – Чего ты хочешь от меня?!
Макс молчит, взвешивает услышанное, но через миг его лицо снова трогает мерзкая усмешка.
– Понятно…
– Что тебе понятно?!
– Что ты не дошла еще до тринадцатой страницы контракта. Я подожду.
Вновь подпихивает свою лапищу под лицо, смотрит на меня холено, ждет – я от этого только леденею. Может быть и глупо это – вестись на провокацию, хотя в данном случае, наверно, все же нет. Я быстро открываю указанную страницу, чтобы через миг застыть на месте и потерять способность собирать слова в членораздельное, понятное предложение на пару весомых мгновений.
– Ты…ты охренел что ли? – шепчу, глазам не веря, Макс лишь тихо посмеивается.
– Это стандартное предложение. Я вполне готов увеличить…
– Моя матка не предмет торга!
Вот это я точно взрываюсь, отшвыривая бумаги на странице с «прайсом за ребенка». За мальчика мне полагается миллион, за девочку полтора, если она будет второй, а так тоже миллион, если третьей. ТРЕТЬЕЙ, КАРЛ! Макс откидывается на спинку кресла и спокойно пожимает плечами.
– Я готов говорить и идти на компромисс по поводу любого указанного пункта, но не насчет этого. Я хочу второго ребенка, Амелия.
– Я не собираюсь с тобой спать, а тем более рожать от тебя! Никогда!
– Никогда не говори никогда, или что же? Хочешь прожить без секса всю жизнь?
– Жила как-то пять лет и отлично себя чувствовала!
– Ты кончила, стоило мне в тебя войти той ночью, – резко краснею, – Сомневаюсь, что ты отлично себя чувствовала. Мы будем заниматься сексом, дорогая, и ты родишь мне еще одного ребенка. Потом еще одного.
– Я тебе не инкубатор на шпильках! Хочешь детей?! Сделай его одной из своих шлюх!
Он смотрит на меня так «говоряще», мол, а что я разве не это собираюсь делать? И тут меня окончательно срывает – я несусь на него с кулаками и твердым намерением сломать пару костей, но Макс ловко и четко поставленным движением перехватывает мои запястья, скручивая их за спиной, а потом дергает на себя. Так я оказываюсь у него на коленях, тяжело дыша.
Смотрим друг другу в глаза, молчим. Ненавидим. Он меня – я его. Сомневаюсь, что на такой высоте это безопасно ненавидеть так сильно, можно и взорваться от скопления густой энергии, но мы не можем это контролировать. Дергаюсь – хватка становится сильнее, пытаюсь пнуть его – Макс закидывает на меня бедро, фиксируя им ногу. В ловушке. В жарком, тесном капкане, но глаза его – капкан страшнее, если честно, потому что я тону. И в запахе, и в прикосновениях: чувства мешаются друг с другом, как дикий коктейль с главным ингредиентом "острым перцем". И я говорю слова, которые жгут мои губы, но я хочу их сказать, чтобы сделать ему больно.
– Единственное, как ты сможешь попасть в меня – это силой. Я никогда не скажу тебе «да» по доброй воли.
– Значит будет так.
Макс буквально набрасывается на мои губы, терзает, а я кусаюсь. Его это только веселит, когда он отстраняется и стирает кровь большим пальцем – я дышу еще тяжелее. Боже, как стыдно в этом признаться, но он в чем-то прав: жилось мне хреново, мягко говоря, и я горю уже сейчас, от одного, чертового поцелуя. По телу расходится тепло, внизу живота все стянуто плотным узлом, а между ног ноющая пульсация – но я держусь стойко. Не показываю, а вырываюсь, для него это, правда, и вовсе ничто, скорее даже какой-то больной, своеобразный, «зелёный» свет.
Макс резко встает вместе со мной, жестко опускает на стол. Я пытаюсь оттолкнуть его – он продолжает целовать, будя гормональную бурю. Чувствую уже, как накрывает: нет нет, а отзываюсь, из груди вырываются тихие стоны, когда он прикусывает мне кожу на шее, мурашки бьют набат, после рассыпаясь по коже, как пуговицы моей блузки по полу. Затем следует мой бюстгальтер, который в следующий миг жалобно трещит где-то на задворках сознания, приводя немного в чувства. Я пытаюсь его отпихнуть, слабо сжимая края мягкого свитера, шепчу.
– Там Августа, отпусти…
– Он спит, – рычит мне на ухо, расстегивая пуговицу на шортах, – И мы оба знаем: его ничего не разбудит. Просто будь потише, чтобы не смущать моих сотрудников.
Черт меня дернул сказать, что если Август спит, можно хоть сиреной выть – ноль реакции. Но сокрушаться особо нет времени: Макс стаскивает с меня шорты за секунду, продолжает целовать, видимо, чтобы я не могла думать. Я ведь и не могу, как бы не сопротивлялась, даже когда слышу, как звенит пряжка его ремня.
Чувствую, как он упирается в меня, краснею. Я хочу этого, хочу его, сильно и всепоглощающе, и мне становится стыдно. Хоть бы не смотреть, думаю в этот момент, глупо надеясь, что так можно будет сделать вид, что это снова против моей воли, но Макс и тут делает все по-своему.
– Смотри на меня, – тихо хрипит, беря мое лицо за нижнюю челюсть.
Я смотрю. Его взгляд сейчас неровный, нечеткий – размытый. Поволока плотная, огненная, страстная, но есть что-то еще. В этом взгляде, которым сейчас он смотрит на меня – есть, кроется что-то огромное, что я чувствую, но не могу объяснить логически и разумно. Просто знаю, что есть что-то еще.
Макс медленно входит в меня, не торопясь и при этом не отрывая взгляда. Приоткрываю рот, чтобы вдохнуть побольше кислорода, я ведь его вовсе не чувствую, словно разучилась перерабатывать и вот-вот задохнусь, а вместо этого из меня вырывается первый, тихий стон. Он слегка улыбается, отводит бедра назад и снова возвращается в мои глубины, разбивая бочку с молниями о мою кожу. Помню, я когда-то читала очень красивую, добрую сказку «для взрослых». В ней рассказывалось о юноше, который отправился на поиски звезды для своей возлюбленной, но и не подозревал, что звезда эта девушка с весьма дерзким характером и в ее планы совершенно точно не входило становиться чьим-то там подарком. Вместе они попадают в водоворот приключений, встречая на своем пути разных людей, и, конечно же, все заканчивается просто прекрасно! Юноша понимает, что возлюбленная его и вовсе не его история, он влюбляется в Звезду и бла-бла-бла, жили долго и счастливо[4][Говорится о романе Нила Геймана «Звездная пыль»]. Это краткое изложение, если что, и к чему я веду вообще? Конечно не к такому финалу, это же только добрая сказка «для взрослых», я помню. Был там продавец молний на летающем корабле. Он вместе с командой парил под грозовыми облаками, ловил молнии и пихал их в бочки. Я еще тогда думала: в бочки?! Серьезно?! Кому они вообще могут понадобиться, а главное – что будет, если такая бочку вдруг ненароком взорвется? Спасибо, теперь я знаю, что будет – ты просто рассыпешься на миллион частиц, что я и делаю, позорно выгибаясь на столе.
Макс глухо стонет, совершая еще пару поступательных движений, которые только разносят мое стыдливое удовольствие и доводят его до собственного. Даже сейчас эти финальные аккорды прекрасны, он стонет мне в губы, жмурится, задыхается. Его тело рябит – и это особый вид искусства, как бы я его не ненавидела. Его чувственность достойна оваций.
Так мы и лежим. Он на мне, тяжело дыша, я глядя в потолок. До ужаса унизительно и мерзко все, начиная от ситуации в принципе, заканчивая моей дебильной реакцией, будто он действительно мой чертов Криптонит. Так Эмма его однажды назвала, когда мы с ней говорили о том, что было между нами, и я описывала вот это состояние «я не могу ему сопротивляться». Помню, как сейчас, она захихикала, а потом пожала плечами и протянула:
– У всех есть свои слабые места. Циклоп без очков не может контролировать свои глаза, Аквамен не может долго находиться без воды, а Супермен и криптонит?
– Может закончим говорить о комиксах?
– Я к тому, что это нормально. Воспринимай его, как свой криптонит, вот и все.
Но он хуже, чем криптонит. Камень можно отшвырнуть подальше и забыть, а он внутри меня и не только в прямом смысле, скорее я сейчас больше о том, что как-то Макс буквально впитался в меня, врос настолько, что за пять лет не было и дня, чтобы я о нем не вспоминала…
В глазах собираются слезы обиды, горького унижения и бессилия, скатываются крупными каплями по вискам, а Макс вдруг ловит их пальцами. Я даже не поняла, что он смотрит на меня, теперь не знаю, что будет. Очередная порция яда? Давай. Мне уже плевать. Но он делает другое, то, чего я никак не ожидаю.
Приближается, беря мое лицо в ладони, вытирает дорожки и оставляет на щеках нежные поцелуи. Шепчет…
– Не плачь, малыш.
Такой ласковый…Все, чего я сейчас хочу, это горько заплакать у него на руках, чтобы обнял, укрыл от всего мира, как когда-то давно, но спустя прошло столько времени. Целая тонна минут, часов, дней, а еще больше ошибок, жестоких слов и поступков. Он был прав – я никогда не видела то тело, которое видел он, и никогда не спрашивала об этом папу, потому что боялась представить себе, что он почувствовал в этот момент.
«Пусть он меня не любит, но он винил себя в том, что случилось, и это по-настоящему жестоко…»
Это все уже не имеет значения, по крайней мере так проще думать. Я кладу руку ему на грудь и слегка отпихиваю, ведь знаю – он сразу отступит. Это на каком-то инстинктивном уровне работает, но работает. Макс отступает от меня, и я сажусь. Видок, мягко говоря, так себе. Белье, одежда порваны, его одежда растянута, а шея в моей помаде и укусах. Бросаю на него взгляд, издаю тихий смешок и цыкаю.
– Ты снова порвал мою одежду. Это уже даже не смешно.
– У меня три самолета, две яхты…
– Давай ты только не будешь перечислять, что входит в твои золотые горы, ладно? Там несколько страниц отчетности, мне хватит.
Макс усмехается, снимая свитер через голову, пока я стаскиваю с себя блузку.
– Значит ты должна понимать, что я могу позволить себе купить тебе новую одежду.
– Спасибо большое.
Ядовито шиплю, запихивая в пакет все, что было испорчено. Подхожу к сумке полностью голая, поэтому и не удивляюсь, что он на меня пялится. Помню, как когда-то я этого стеснялась, сейчас же уже нет. Либо потому что мы так сроднились, а может потому что я уже родила? После рождения ребенка в голове что-то просто щелкнуло, стало казаться таким глупым, что я вообще когда-то чего-то стеснялась. Я спокойно достаю голубой сарафан с крупными, желтыми цветами, под него комплект белого, кружевного белья, молчу. Не реагирую, даже когда слышу его очередной тихий смех и чувствую, как он приближается.
– Мне нравится, что ты больше не стесняешься. Тогда было очаровательно, сейчас же дико сексуально.
– Ты уже получил, что хотел, отвали! – дергаю плечами, чтобы скинуть его руки, но он сильнее сжимает пальцы.
Шумно выдыхаю, спиной ощущая его жар, как он прижимается лбом к моему затылку, тяжело дышит.
– Макс, дай мне одеться.
– Ты пьешь таблетки? – хрипло спрашивает, вызывая ядовитый смешок.
– А что? Отнимешь?
– Да или нет?
– Да, – гордо заявляю, вздернув нос, как будто вызов бросаю, но от только улыбается.
Как я это чувствую? Не вижу его лица, а точно знаю – улыбается.
– Зачем они тебе, если ты не занималась сексом?
– Может быть занималась, но скрывала? Откуда ты знаешь?! Может быть я трахнула весь Питер?!
– Нет.
– Ты не можешь утверждать…
– Я это чувствую. Ты была только со мной.
Бесит-бесит-бесит! Ему это доставляет какой-то больной кайф, а я злюсь и уже на полном серьезе дергаю руками, наконец освобождаясь.
– Это не значит, что я хранила тебе верность, ясно?!
Но я хранила…в чем никогда не признаюсь, зато совру.
– У меня был маленький ребенок и просто не было времени.
– Я не стану заставлять тебя рожать от меня, – вдруг говорит, и я резко оборачиваюсь.
Макс коротко смотрит на мою грудь, потом резко возвращается к глазам, а словно это испытание. Вижу, как они вспыхивают, из-за чего наконец краснею, но он не разменивается на глупые шутки, а напротив – серьезен, как никогда.
– Я хочу детей, это правда, но я не стану заставлять тебя. Ты захочешь сама.
– Да что ты?! Похоже, что я хочу детей?! – гневно выплевываю, он в ответ только коварно улыбается, делает на меня шаг и кивает.
– Захочешь. Надеюсь, что в этот раз у нас будет дочка. Я очень хочу девочку…
Он снова целует меня, и снова, как бы я не сражалась, исход уже решен. Макс плавно спускается по шее ниже, слегка царапает ключицы зубами, еще ниже. Я упираюсь задницей в стол, цепляюсь за него, пытаюсь оставаться здесь, но от того, как он на меня смотрит уплываю и ничего не могу с этим поделать. Касается совсем слегка напряженного соска, и я тут же вздрагиваю, запракидывая голову назад, слышу тихий смех, а потом шепот.
– Долго ты будешь притворяться, что не хочешь меня? Это просто нелепо…
Резко возвращаю внимание на него, вижу, как он захватывает его губами, и стон сам собой вырывается наружу. Стол сжимаю сильнее, теперь не для того, чтобы удержаться в реальности, скорее чтобы удержаться и не наброситься на него. Макс словно читает это, улыбается, продолжает пытку. Он же действительно ловит кайф и не только от того, что делает сам, но и от того, как я борюсь с собой, трачу столько сил на это, а потом все равно ломаюсь, как тонкая тростинка под шквалом оглушающего ветра.
«Это же просто нелепо…» – отдается в висках, и я вроде как что-то нащупываю в голове, но все прерывается просто: меня спасает вежливый, аккуратный стук в дверь. Макс неохотно отстраняется, оборачивается и лениво спрашивает:
– Да, Аня?
– Максимилиан Петрович, простите, но вы просили сообщить за полчаса до посадки.
– Спасибо. Там все нормально?
– Эм…ну да, конечно, как обычно.
Голос ее какой-то уж слишком неуверенный, и даже мне резонирует, хотя я ее даже не знаю и не запомнила, как она выглядит. Максу тем более понятно, что нифига там ненормально: что-то случилось.
– Аня, что случилось?
– Это не так серьезно, просто…Эм…Пилот говорит, что нет необходимости вас пугать, но вы просили сообщать обо всем.
– Тогда сообщай.
– Были какие-то помехи на частоте, мы не сразу смогли связаться с землей, но они ответили и дали добро на посадку, так что…
– Что за помехи? – перебиваю ее, девчонка сразу замолкает.
Это бесит. Ну конечно! Я же не "Мяксьимилиянь Пьетровичь", мысленно кривляюсь, но сразу смотрю на королеву бала и хмурюсь.
– Скажи ей, чтобы отвечала мне, когда я к неей обращаюсь. Немедленно.
Макс усмехается.
– Заявка на успех.
– Ты слышишь плохо?!
– Нет, я хорошо тебя слышу. Аня, ответь, пожалуйста, что за помехи? – а потом шепотом добавляет, – Вот как надо с людьми разговаривать, хамка.
– Обычные помехи, госпожа…Такое правда бывает, может я просто придаю слишком большое значение…
– Вы слышали что-то вроде постукивания, а потом тихие гудки? Три, если быть точнее, максимум пять, – снова тишина, но, кажется, я лишила ее дара речи просто, поэтому нажимаю голосом, – Да или нет?!
– Д-да…
– Просто блеск!
Прикрыв глаза, я даю себе пару секунд, чтобы сбросить психоз, потом отрываю от лица руки и смотрю на Макса.
– Это отец. На земле нас ждет мой папа.
