Текст книги "Чандрагупта"

Автор книги: Апте Хари Нараян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

вчерашнего вечера, с того момента, как оставил пустынь.

Кровь бросилась в голову Чанакье, когда он узнал, что Ракшас не только следит за ним, но уже сумел,

видимо, проникнуть отчасти в тайну пребывания его, Чанакьи, в Паталипутре. Или если еще не проник, то, во

всяком случае, что-то заподозрил.

“Хорошо же, министр Ракшас, – сказал он себе, хоть губы его при этом не шевельнулись, – вы сказали

первое слово, и теперь между нами началась война. Что ж, пусть будет так. Мы еще посмотрим, кто победит и

кто проиграет в этой борьбе”.

А вслух он сказал Бхагураяну:

– Хорошо, кшатрий, что ты мне это сказал. У меня тоже есть кое-что для тебя, но только нужно, чтобы

этого никто не услышал. Пойдем отсюда в другое место, где нам никто не помешает.

Теперь и мы, читатель, оставим их наедине и, не мешая их разговору, перевернем страницу.

Гла в а XVII

МИНИСТР РАКШАС

На другой день после того, как произошли события, описанные в предыдущей главе, после полудня

министр Ракшас удалился во внутренние покои своего дворца и там предался размышлениям. Ему нужно было

побыть в одиночестве, поэтому, чтобы никто его не беспокоил, он выбрал самую дальнюю часть дворца и

приказал стражнику никого к нему не допускать, кроме некоторых его тайных соглядатаев.

Министр Ракшас был человек величественной внешности – высок ростом, широкоплеч, строен, с гордой

осанкой. На всякого, кто впервые видел его, он производил незабываемое впечатление. Благородство внешности

вполне отвечало благородству души первого министра: человек безукоризненно честный и бескорыстно

преданный своему долгу, он всем внушал уважение и трепет настолько, что никто не посмел бы ослушаться его

приказа: однако нельзя сказать, чтобы он пользовался всеобщей любовью. В народе он славился бескорыстием и

справедливостью, все знали, что он правая рука раджи и верно служит своему господину. Но при дворе Ракшаса

недолюбливали, ему подчинялись, но не почитали его. Слишком много власти, казалось другим придворным,

взял он себе, слишком надменно держался в отношении остальных министров и приближенных раджи. Самым

обидным для них было то, что он не делал различия в обращении с мелкими служащими и важными

сановниками.

Все знали, что у Ракшаса зоркий глаз и длинные руки – в каждом уголке страны. Были у него свои

тайные слуги. В народе этим были довольны: люди чувствовали себя в безопасности от воров и грабителей, с

которыми Ракшас почти покончил в Паталипутре. Но министры и знать терпели скрепя сердце: ведь и за ними

вел надзор первый министр, как за какими-нибудь простолюдинами. Их оскорбляло, что Ракшас не доверяет им,

и многие из них таили против него мстительную злобу. Но первый министр ничего этого не знал.

Однако обратимся теперь к тому, о чем раздумывал сегодня Ракшас, проникнем в его потаенные мысли.

Итак, больше всего занимали сейчас Ракшаса Мурадеви, ее новоявленный племянник и Чанакья. С тех пор как

этой отверженной вернули свободу и милость, она обрела вдруг непостижимую власть над раджей. Ракшас

никак не мог ваять в толк, каким чудом она настолько овладела сердцем Дхананада, что тот словно навеки

решил поселиться в ее покоях, и теперь ему, первому министру, стало необычайно трудно даже увидеть своего

господина. Ракшас страшился этой непонятной власти, что-то недоброе чудилось ему в неожиданной перемене.

Он чувствовал, что необходимо как можно скорее вызволить раджу из плена, но не знал, как этого достичь.

Мурадеви окружила Дханананда неусыпными заботами и никому не давала возможности остаться с ним

наедине: она ни на миг не отлучалась от своего господина, едва являлся какой-нибудь посетитель, и

присутствовала при всех беседах раджи со своими подданными. Ракшас с некоторых пор уже думал о том,

чтобы найти во дворце Мурадеви верного человека, который доносил бы ему обо всем, что там происходит. Он

придумал даже план, как через одну из своих рабынь сговориться с какой-нибудь из служанок Мурадеви. Выбор

его пал на Вриндамалу. Он слышал, что это самая любимая и доверенная прислужница Мурадеви, и решил во

что бы то ни стало сделать ее своей сообщницей. Позвать ее к себе и поговорить; если удастся ее уломать

лестью или приказом – тогда задача будет решена. Когда он до последнего слова будет знать все, что говорит

радже Мурадеви, он найдет путь, как развеять ее чары. Собственно говоря, Ракшас был уверен, что стоит ему

самому поговорить со служанкой, как она сразу его послушается. Ведь она такой же человек, как все, а Ракшас

знал свою власть над людьми! Значит, исполнить задуманное – дело нескольких дней.

Поэтому он пока оставил мысли о Мурадеви и обратился к Чандрагупте. Странное чувство испытал

Ракшас, впервые увидав этого юношу. Так бывает, когда увидишь змеиного детеныша – желтенького,

блестящего, верткого: подвижность и жизнелюбие юного существа чаруют душу, но в то же время опасение за

свою жизнь заставляет держаться на почтительном расстоянии от него. Так было и с Ракшасом, когда на его

пути впервые встал Чандрагупта. Юноша был красив, умен, обучен всем наукам и искусствам – в скором

времени Ракшас имел случай убедиться в этом, – но было в нем еще что-то такое, что настораживало

министра. Нет, не к добру явился этот юноша в Паталипутру! Нельзя позволить ему остаться здесь надолго. Но

что же делать? Раджа сейчас не надышится на Мурадеви, и пока это так, разве можно чем-нибудь повредить ее

племяннику? Это вызвало бы гнев и досаду Дханананда. Значит, надо действовать тайно. И прежде всего

необходимо узнать, в самом ли деле этот юноша – сын брата Мурадеви. Придется послать своего человека в

Гималаи, в царство Прадьюмнадева.

Тут же, чтобы не откладывать задуманного, Ракшас кликнул стражника и приказал ему вызвать

Хираньягупту.

– Как прикажете, – отвечал слуга, но остался стоять на месте.

– Что же ты стоишь, не идешь выполнять мой приказ? – недовольно спросил министр.

Слуга почтительно поклонился и доложил:

– Господин министр, явился бхил из Гималаев с письмом от своего раджи. Он просит позволения

положить это письмо к вашим стопам.

“Бхил? – изумился в душе Ракшас. – С письмом от своего раджи? Кто же может быть этот раджа, кроме

Прадьюмнадева? Однако зачем гадать, когда проще узнать. Всего и дела – позвать этого бхила да прочитать

письмо”.

И он сказал стражнику:

– Хорошо, пусть войдет.

Бхил был черен кожей, как уголь, но пыль долгого пути так облепила его тело, что он стал красноватым,

как темная туча в лучах заката. Войдя, он простерся ниц перед министром, потом встал на колени и положил

сверток к его ногам. Сложив молитвенно руки, он обратился к Ракшасу:

– Махараджа, мой господин послал вам это письмо. Раб готов отнести назад ответ.

Пока бхил говорил, Ракшас принял сверток, внимательно оглядел его со всех сторон, потом вскрыл и

обнаружил внутри написанное на бересте письмо. Вот что он прочел:

“Будь благословен! Досточтимому первому министру всевластного и славнородного махараджи

Дханаланда Ракшасу от махараджи гималайских племен Прадьюмнадева почтительная просьба, которая

излагается в этом письме. По просьбе сестры махараджи Прадьюмнадева преславной Мурадеви махараджа

послал своего наследника Чандрагупту пожить некоторое время в Паталипутре, с тем чтобы он мог поучиться

управлению государством. Я, махараджа Прадьюмнадев, тогда же, когда мой сын уходил в Паталипутру,

написал вам письмо, но второпях его забыли взять и оно осталось тут. Поэтому теперь я посылаю к вам своего

быстроногого гонца с новым письмом. Я узнал, что моя сестра Мурадеви снова снискала милость махараджи —

это радует и мать и меня. Мы счастливы узнать, что больше нет сомнений в благородстве ее происхождения, что

для нее кончились тяжелые времена. Чтобы еще больше порадовать ее, мы послали к ней Чандрагупту в

сопровождении благородного и ученого брахмана. Мы послали его и для того, чтобы он повидал разные страны,

чтобы увидел, как такой мудрый и искушенный в политике министр, как вы, управляет своим государством. Мы

знаем, что, пока он живет в Паталипутре, его хранит ваш благосклонный взор, и поэтому не тревожимся о нем.

Мы уверены, что пребывание в Паталипутре будет полезным для юного наследника престола: не у всякого

раджи есть такой первый министр, как у махараджи Дханананда, и не всякому доведется увидеть вас и

поучиться у вас. Благородный Чанакья, с которым мы отправили Чандрагупту, воистину лишен всех мирских

желаний и не станет искать встречи с таким могущественным человеком, как вы, а поэтому он не сможет

представить вам юношу. Оттого посылаю я это письмо. Примите Чандрагупту как своего и не оставьте его

своим попечением. На этом кончаю. Да сопутствует вам благо!”

Ракшас был изумлен удивительным совпадением вещей. Разве мог он ожидать такого письма? Ведь

только за какое-нибудь мгновение до того как он его получил, он думал послать шпиона выяснить точно, кто

такой Чандрагупта, и вдруг… Теперь в этом уже нет надобности. Раз этот запыленный гонец доставил ему пись-

мо самого Прадьюмнадева, можно ли еще сомневаться в юноше? Да ведь и верно, Чандрагупта так

поразительно похож на Мурадеви! Что ж, Прадьюмнадев написал ему так почтительно и скромно, что будет

дурно не ответить ему тем же. Тем более что он как-никак тоже раджа. Нужно проявить внимание к его сыну.

Сомнения, какие были, рассеялись. Значит, нечего больше думать об этом.

И, решив так, Ракшас написал почтительный и смиренный ответ Прадьюмнадеву, отдал его бхилу, велел

покормить гонца и дать ему отдохнуть перед обратной дорогой. Бхил ушел, унося письмо министра.

Вскоре пришел Хираньягупта – самый доверенный из слуг Ракшаса. Он знал все дела министра, всех

наперечет его тайных слуг. Когда Хираньягупта вошел, Ракшас велел ему плотно закрыть дверь и только тогда

начал:

– То дело, ради которого я за тобой посылал, уже кончено, так что об этом нечего говорить. Но расскажи

мне, что ты предпринял относительно Вриндамалы.

– Господин, – отвечал Хираньягупта, – я сам повидался с ней и сказал, что министр хотел бы с ней

поговорить. Она как будто испугалась сначала, но я сказал, что бояться нечего, что речь идет о благе ее

собственном и ее госпожи. Так что она согласилась прийти сегодня.

Ракшас нахмурился, слушая рассказ слуги. Он недовольно покачал головой.

– Ах, Хираньягупта, ты столько лет при мне и не понимаешь простых вещей. Почему, глупец, ты не

сделал так, как я велел – не передал ей все через свою жену? Разве ты не понимаешь, что если Мурадеви

узнает, что мой слуга говорил о чем-то с ее рабыней, это может ее насторожить и она лишит Вриндамалу своего

доверия? А если это случится, что нам проку в служанке? Однако теперь уже поздно. Если она сегодня придет,

то пусть, а если нет, в другой раз пошлешь за ней свою жену. Тогда ни у кого и мысли не появится выяснять,

зачем и почему она сюда приходила. Вот так, Хираньягупта. В подобных случаях нужно быть особенно осто-

рожным.

Хираньягупта молча слушал выговор. Когда Ракшас кончил говорить, он смущенно сказал:

– Я виноват, господин. Но, наверно, она придет сегодня. Ну, а если не придет, я все сделаю, как вы

приказали.

Не успел еще он кончить, как вошел стражник и обратился к Ракшасу:

– Господин, там пришла какая-то рабыня, она говорит, что вы звали ее. На все вопросы твердит, что

господин министр все знает, что он сам приказал ей прийти. Каково будет повеление господина?

Услышав это, Ракшас повернулся к Хираньягупте:

– Наверно, это она и есть. Кажется, служанка достаточно умна, иначе сразу объявила бы, кто она такая.

Хорошо, пусть войдет, – обратился он к стражнику, – и, пока она будет здесь, не входи ко мне.

– Как прикажете, господин, – ответил слуга и вышел за дверь.

За ним ушел и Хириньягупта.

Через некоторое время вошла женщина, Ракшас слегка приподнялся ей навстречу и справился о ее

здоровье. Польщенная служанка робко улыбнулась и сказала:

– Зачем столько внимания жалкой рабыне? Я пришла выслушать ваш приказ, господин.

– Что из того, что ты рабыня? Раз я позвал тебя ради своего дела, то должен оказать уважение. Но

оставим это. Все ли благополучно у твоей госпожи? Счастлива она? Ведь мы с тобой в одинаковом положении:

если счастлив тот, кому мы служим, значит, счастливы и мы. А иначе и у нас не может быть радости. Верно я

говорю? – с улыбкой спросил он и взглянул на служанку.

Та в ответ едва пробормотала застенчиво:

– Как можно равнять вас со мной, ничтожной рабыней? Я готова выслушать ваш приказ…

– Какой там приказ, уважаемая Вриндамала! Просто сейчас махараджа живет во дворце твоей госпожи,

и я почти ничего не знаю о нем. Вот затем и позвал, чтобы ты рассказала. Кроме того, я слыхал, что ты

безгранично предана своей госпоже, и мне захотелось наградить тебя за добродетель, которую я особенно ценю.

– Что вы, что вы, господин! – сопротивлялась служанка. – Я сыта и одета. Ничего такого я не

заслужила. За что награждать меня…

– Но если я сам хочу этого, что мешает тебе принять подарок? Возьми. – И с этими словами Ракшас

едва ли не насильно надел ей на руку два золотых браслета.

– Пусть это не смущает тебя, – уговаривал он – Все, что я прошу, – это ставить меня в известность

обо всем, что делается в вашем дворце. Даже приходить самой сюда тебе не нужно, к тебе будет ходить

Хираньягупта. Ему и будешь рассказывать новости. А если уж понадобится, чтобы пришла ты сама, я или ты

пошлем письмо либо на словах договоримся через Хираньягупту, и я велю заранее, чтобы тебя впустили без

препятствий. Ты должна только рассказывать все, что случится у вас за день. А что важно, что неважно…

– Это я могу, это мне не трудно. Я стану рассказывать вам обо всем, что случится, а позовете – приду.

Что прикажете, то и сделаю.

– Да, еще одно, милая Вриндамала: никто не должен знать, зачем я звал тебя и что к тебе будет ходить

мой человек.

– Никто ничего не будет знать. Только вот, господин, я хочу сказать одну вещь. Вы все зовете меня

Вриндамалой, а я не Вриндамала. Я уже несколько раз хотела сказать, да все за разговором не получалось. Я

служу у своей госпожи вместе с Вриндамалой, и мы с ней близкие подруги. Вриндамала обычно никогда не

отлучается надолго от нашей госпожи, поэтому она сказала мне: “Суматика! Меня позвал к себе господин

первый министр, а я не могу пойти. Что ты, что я – это одно и то же, так пойди вместо меня и объясни, почему

я сама не смогла прийти”. И верно, мы с Вриндамалой – что один человек. Вы мне приказали – это все равно,

что ей самой. Я как пришла, хотела вам сказать, да не было случая. Теперь вы все знаете.

Ракшас был раздосадован неожиданным открытием, но, не желая показывать виду – дела-то уже не

поправишь, – спокойно ответил:

– Хорошо, хорошо. Это не имеет значения: что она, что ты. Если ты ее подруга и она тебя послала —

какая разница? Главное, чтобы все было сделано так, как мы договорились.

– Об этом не беспокойтесь. Мне все понятно. Теперь я, наверно, могу уйти?

Кивком головы Ракшас отпустил ее. А Суматика, выйдя от первого министра и не заходя во дворец

Мурадеви, отправилась прямо на берег Ганги.

Гла в а XVIII

КТО ВИНОВАТ?

Министр Ракшас был доволен, что два столь важных для него дела неожиданно легко были улажены; во-

первых, не осталось больше сомнений относительно Чандрагупты, он и в самом деле оказался сыном раджи

гималайских племен, а во-вторых, покончено было со сложной задачей – наладить постоянную связь с

дворцом Мурадеви: теперь самая близкая и доверенная ее служанка согласилась служить ему. И, наконец,

самолюбие министра в высшей степени было удовлетворено учтивостью письма, с которым обратился к нему

Прадьюмнадев. “Ну, что ж, – сказал себе Ракшас, – стоит ответить любезностью горному радже и

присмотреть здесь за его сыном”.

И снова размышления министра были прерваны стражником.

– Господин, – сказал он, входя, – к вам явился какой-то знатный юноша. Его телохранитель говорит,

что это сын раджи киратов, его наследник, по имени Чандрагупта, который хочет повидаться с вами. Каково

будет повеление господина?

Министр знаком отпустил слугу, поднялся и сам вышел встретить знатного гостя. Он предложил юноше

почетное место, сел сам и спросил, отчего юный наследник раджи киратов только теперь надумал навестить

его.

– Господин министр, – ответил ему Чандрагупта, – сам я не мог решиться, а вчера я получил письмо

от своего отца раджи Прадьюмнадева, и в письме отец приказал мне с вашего позволения побывать у вас.

– Да, да, – удовлетворенно кивнул Ракшас, – я тоже получил письмо с повелением от вашего отца и

рад служить ему. И теперь я прошу вас: до тех пор, пока вы здесь, в Паталипутре, непременно давайте мне знать

обо всем, в чем я могу быть вам полезен. Ах, зачем вы ждали письма от раджи Прадьюмнадева? Я всегда готов

исполнить любой ваш приказ.

На этом союз был заключен и разговор исчерпан.

Исполняя ритуал вежливости, Ракшас спросил на прощание:

– Все ли счастливо и благополучно в вашем родительском доме?

Чандрагупта, поблагодарив министра, ответил, что, судя по письму отца, дома все хорошо. Затем он

распрощался и ушел.

Ракшас остался доволен посещением юного наследника раджи киратов приятной беседой и

обходительностью Чандрагупты. Но все же странное чувство вновь шевельнулись в его душе. Может быть, оно

было вызвано необычайным сходством юноши с Мурадеви? Но министр тут же успокоил себя: ведь

Прадьюмнадев – родной брат жены Дханананда, и нет ничего удивительного, что юноша так похож на сестру

своего отца. Просто семейное сходство.

Итак, часть забот спала с души Ракшаса, но осталась одна из самых главных – забота о радже

Дханананде, который совсем перестал интересоваться делами государства. Как отвлечь его от Мурадеви, если

даже он, первый министр, не может, когда захочет, повидать своего государя? Единственная надежда на эту

служанку, которая согласилась быть тайной доносчицей: с ее помощью он сумеет как-нибудь выбрать время и

случай и добиться свидания с раджей. Ну, а пока остается только ждать.

Ракшас не стал больше тратить время на бесплодные размышления.

Как было договорено, Хираньягупта каждый день наведывался к служанке, и та рассказывала ему обо

всем, что делалось в покоях Мурадеви, вплоть до самых ничтожных мелочей. Хираньягупта потом старательно

пересказывал все Ракшасу. Многое в этих рассказах говорило против Мурадеви. Один раз Суматика сама

выразила желание встретиться с министром и, придя к нему в назначенное время, убедившись, что никто другой

их не услышит, поведала министру о своих страшных предчувствиях. Она сказала, что догадывается, хотя

ничего еще не знает наверное, что на уме у Мурадеви черные замыслы и по ее воле могут свершиться страшные

дела. Служанка обещала быть еще внимательнее и осторожнее, глаз не спускать со своей госпожи и, чуть что

случится, тут же сообщить ему, министру. Но она заклинала пока не принимать никаких мер, потому что ничего

еще толком не знает, а только догадывается,

Ракшас стал было выспрашивать у нее подробности, но тогда Суматика совсем растерялась,

заупрямилась и на все вопросы отвечала одно: что ничего пока не знает, а как только будет знать, сразу сообщит.

В конце концов, не настаивая больше, Ракшас отпустил ее. Обычно министр иначе обходился со своими

тайными слугами: он никогда не довольствовался подозрениями своих соглядатаев, а требовал от них

обоснованных соображений и твердых доказательств; если же они не могли ничем подтвердить свои домыслы,

то строго их наказывал. Но требовать от Суматики больше того, что она делала, или наказывать ее было не в его

власти. Ему не только невозможно было наказать ее, но нежелательно было даже показать свое неудовольствие.

Поэтому Ракшас с миром отпустил Суматику, но тут же призвал к себе Хираньягупту и приказал ему следить за

каждым шагом этой служанки.

Нечего и говорить, как озаботило министра то, что рассказала ему в последний раз Суматика. Что же это

за страшные замыслы, которые вынашивает в своей душе Мурадеви? Уж не покушается ли она на чью-нибудь

жизнь? “То есть как это, – пронзила его ум догадка, – как это – на чью-нибудь? Не на самого ли раджу? Не

затем ли оплела она его своими колдовскими сетями?”

Ужас охватил верного министра. Если это так, – а другого Ракшас уже не мог предположить, – если это

так, чем может помешать он тяжкому злодейству? Нет в его руках ни средства, ни власти. Остается один путь —

надо немедля добиться встречи с раджей и открыть ему глаза. Какой изобрести предлог? Какое придумать

важное государственное дело? Обычные дела здесь не подойдут. Сколько раз за последнее время раджа

отказывался принимать его, поручая самому решать все необходимые государственные вопросы. “Ах, – горько

восклицал в душе министр, – если бы я только знал, от какой опасности нужно защитить моего господина! Я

смог бы открыть ему глаза или сам отвел бы от него беду! Но как угадать?” И все же главное – увидеть раджу.

Одно только подействует непременно – придется сказать, будто шпионы донесли о готовящемся нападении

врагов на Паталипутру. Надо написать радже. Может быть, это отрезвит его и он захочет увидеться со своим

первым министром. С кем же послать письмо? Пожалуй, для этого не подойдет никто другой, кроме Суматики.

И Ракшас снова через Хираньягупту признал к себе Суматику. Когда служанка явилась, министр сказал

ей:

– Теперь ты должна исполнить одно очень важное поручение. Я хорошо награжу тебя, если ты сделаешь

все так, как тебе будет сказано.

– Я и без награды готова исполнить все, что вы прикажете, – смиренно отвечала служанка.

Но министр все-таки показал подарок, который предназначался ей, и продолжал:

– Ничего трудного тут нет. Просто ты должна выбрать минуту, когда махараджа будет в одиночестве, и

тайно отдать ему вот это письмо. Главное, чтобы об этом не узнал никто, даже Мурадеви. Потом сообщишь,

прочитал ли махараджа письмо, – тогда получишь награду. На этот счет не беспокойся. Как договорились, так

и будет.

– Господин министр, я уже сказала, что ваш приказ для меня закон. Я жизни не пожалею, чтобы все

устроить так, как вы сказали. Но только знайте, это очень трудно. Мурадеви не то что на час – на минуту не

покидает своего господина. А если она уходит, то всегда возле раджи остается кто-нибудь из ее рабынь.

Поэтому выбрать минуту, когда махараджа будет совсем один, почти невозможно. Госпожа всегда знает, кто что

говорил махарадже. Я постараюсь, но хочу, чтобы вы знали: это совсем не легкое дело. Да поможет мне великий

Владыка Кайласы!

Тут Суматика умолкла. Ракшас внимательно поглядел на нее, потом протянул письмо и сказал:

– Все-таки ты постарайся отдать письмо, а об остальном уж я позабочусь.

Служанка взяла письмо и покинула покои министра. Но она не пошла прямо по дворец Мурадеви.

Хираньягупта следил за ней, однако где-то по дороге она исчезла с его глаз, и он не смог узнать, куда она

ходила. Ему ничего не оставалось, как поджидать ее невдалеке от дворца. Наконец служанка появилась.

Обозленный своей неудачей и странным поведением Суматики, Хираньягупта бросился к ней и строго спросил:

– Где ты была? Почему не пошла с письмом моего господина прямо во дворец?

– Где я была? – насмешливо переспросила служанка. – Эх, ты! А тебя еще называют правой рукой

господина министра! И ты задаешь такие вопросы? Так если бы я пошла сразу во дворец, кто-нибудь мог

увидеть меня и догадаться, что я иду от министра Ракшаса. Поэтому я и пошла нарочно кружным путем. Шла

потихоньку, зашла в два места, побыла в храме Владыки Кайласы. А ты, значит, следишь, куда я хожу, что

делаю? Это мне не по душе. Вот возьму и не стану с тобой встречаться. Какая мне корысть? Я уважаю и

почитаю господина министра. Он сказал, что все, что я делаю, – для блага махараджи и его наследника. Иначе

разве бы я согласилась? Но если мне не доверяют…

Она вынула письмо Ракшаса и протянула Хираньягупте:

– Возьми, отдай господину министру.

Хираньягупта опешил и, с трудом успокоив Суматику, заставил ее снова спрятать письмо и пошел своей

дорогой.

Суматика же, которая у него на глазах изображала столь неподдельный гнев, как только он скрылся из

виду, усмехнулась и, осторожно поглядывая по сторонам, вернулась во дворец своей госпожи. Она хорошо

знала, что ей надлежит делать.

Уже на следующий день первый министр получил приглашение от раджи явиться к определенному часу.

Получив это приглашение, Ракшас не мог нарадоваться проворству и ловкости своей новой сообщницы и

с великой надеждой стал готовиться к встрече со своим господином. Он думал о том, как откроет радже глаза,

предупредит, что его повелителю грозит смертельная опасность.

Первое, что сказал Дханананд Ракшасу, когда они встретились, было:

– Вы писали мне об угрозе нападения на Паталипутру. Откуда взялись такие опасения? Какой безумец,

ищущий своей гибели, осмелится посягнуть на столицу Магадхи?

У Ракшаса ответ был готов:

– Махараджа, воистину никто из индийских царей не осмелится посягнуть на Магадху. Но греческому

сатрапу Парватешвару давно не дает покоя слава Пушнапури. А теперь глаза у него еще больше разгорелись. Я

слышал, он уже сделал кое-какие приготовления. Мои лазутчики донесли мне об этом, и я посмел сообщить

моему повелителю. Нужно когда-нибудь покончить с этим наглецом. С каждым днем он все выше поднимает

голову. Похоже на то, что в этом году моему господину придется с ним рассчитаться. Но, махараджа, эта

опасность – не главное, ради чего я пришел. Главное – это враги внутри государства…

– Внутри государства? И вы знаете, кто они?

– Нет, сегодня еще не знаю, – обронил Ракшас горькое признание, – но вам следует беречься.

– О да, я тоже так думаю и поэтому всегда очень осторожен.

– Если махараджа осторожен, тогда нет причин страшиться.

– О да, конечно. И, благодарение судьбе, есть еще люди, которые охраняют мою жизнь. Уже был

случай…

– Был случай? – встрепенулся Ракшас. – И махараджа простил?

– Пока да. Чтобы схватить вора, надо поймать его с поличным. Не так ли?

– Но, махараджа, если враг рядом – разве можно закрывать на это глаза? Так и до цареубийства

недалеко. Молю вас, не оставляйте этого без…

– Посмотрим, что будет дальше.

– Но чего же махараджа ждет? Подозреваемых следует наказать… хотя бы удалить…

– Нет, нет. У меня уже есть опыт. Нельзя наказывать по одному только подозрению. Довольно мне таких

ошибок. Вот и госпожа наша настаивает, чтобы не наказывали слишком поспешно тех, кого другая на ее месте

мечтала бы наказать.

Ракшас никак не мог взять в толк намеков и недомолвок, какими говорил раджа. Ум его лихорадочно

искал отгадки, но всякое предположение только еще больше запутывало его. Был случай? Мурадеви просит за

виновных?

– Махараджа, прикажите, и ваш слуга тотчас же расправится с виноватыми!

– Нет, нет, это не для вас… Мои близкие… Я сам займусь, – покачал головой раджа и добавил:

– Господин министр, я столько лет жил в разлуке с Мурадеви, что дорожу теперь каждой минутой,

чтобы побыть с ней вдвоем. Если у вас нет больше дел, то прощайте.

Ракшасу ничего не оставалось, как почтительно поклониться.

– Ах, господин министр, – сказал ему на прощание Дханананд, – мы из пустых сомнений посчитали

подделкой драгоценное ожерелье. Какую несправедливость совершил я однажды! О творец! Я возблагодарю

провидение, если когда-нибудь мне удастся искупить эту вину. И диво: вместо того чтобы послать мне

наказание за грех, бог снова подарил мне безмерное счастье! А то, что я почитал драгоценным сокровищем,

оказалось пустой галькой. Сначала они заставили меня своей рукой убить собственного сына, едва не погубить

любимую жену, а теперь посягнули и на мою жизнь!

В недоумении ушел от своего господина Ракшас: беседа с раджей привела его в полную растерянность.

Гла в а XIX

ТАЙНАЯ БЕСЕДА

Мы не знаем, о чем дальше совещался военачальник с Чанакьей и что нового сообщил ему брахман, но, с

тех пор как они встретились и между ними произошла тайная беседа на берегу Ганги, взгляды Бхагураяна очень

изменились. Теперь, казалось, он проникся к Чанакье еще большим уважением. Когда-то в разговоре Чанакья

заметил, что Ракшас, конечно, предан радже, но трудно сказать, так ли уж он верен истине. Эти слова Бхагураян

стал часто вспоминать и много раз говорил Чанакье, что всецело согласен с ним.

“Действительно, – рассуждал Бхагураян, – министр верен радже, и раджа для него дороже истины. А

раз это так, то он не предан правде по-настоящему. И если ради справедливого дела Ракшаса обмануть, то в

этом не будет никакого греха”.

Чанакья был доволен.

“Бхагураян в моих руках, – говорил он себе. – А это много значит. Основа есть, для начала ничего

больше и не нужно”.

Однако Чанакья испытывал некоторую досаду, видя, что Бхагураян действует не так быстро, как ему

хотелось бы.

“Сущность политики в том, – размышлял брахман, – чтобы не терять времени, когда требуется смелое

и быстрое решение. Кто знает, долго ли все будет оставаться к тайне. Если что-нибудь станет известно, враг

поведет себя осторожнее и придется расстаться по крайней мере с половиной надежд”.

Свои опасения Чанакья высказал Бхагураяну. Однако тот все еще не был уверен, следует ли ради успеха

дела обращаться за помощью к врагам Магадхи. События могли принять весьма нежелательный оборот, если бы

неприятеля не удалось сразу изгнать из ее пределов. Кроме того, хотя Бхагураян сначала и сказал, что готов

помочь устранить Дханананда и возвести на престол Чандрагупту, тем не менее у него не было особого желания

делать это своими руками. Нерешительность Бхагураяна и объяснялась тем, что он искал выхода из этих

противоречий… Между тем Чанакья, боясь оттолкнуть военачальника излишней настойчивостью, решил

повременить с ним и заняться другими приготовлениями. Чанакья поклялся возвести на трон Чандрагупту, не

только лишив Дханананда престола, но и уничтожив его и всех его возможных наследников, и теперь все

средства и способы для него были хороши. Мы уже говорили, что это был человек, который не задумываясь

осуществлял свои намерения, когда представлялся благоприятный случай. Не таков был Бхагураян. Чанакья

видел, что оскорбленный воин, несмотря ни на что, все еще считает Дханананда своим повелителем, и ясно

понимал, что мысль о низвержении раджи не дает ему покоя. Подчинить Бхагураяна своей воле можно было

только окольным путем.

Однажды у Бхагураяна возникла идея, которая, как ему казалось, должна была понравиться Чанакье, и он

отправился к брахману.

– Мудрый Чанакья, у меня есть одно соображение, – сказал он входя. – Если оно вам понравится,

считайте, что цель наполовину достигнута. Я уверен, что эта идея придется вам по душе. Мне кажется, она