Текст книги "Семейные хроники Лесного царя. Том 2 (СИ)"

Автор книги: Антонина Бересклет (Клименкова)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

Он поцеловал сына в висок, погладил по влажной щеке. Мир всхлипнул:

– Как ты можешь?.. Со мной… так…

– Ты мое сокровище, – грустно улыбнулся Яр. – Мое продолжение, мое сердце. Я не могу допустить, чтобы тебе делали больно. Даже ты сам – не смей себя мучить!

И Драгомир сдался, стал говорить. О том, как грубовато-ласково обращался с ним Рогволод поначалу, пока князь гостил в тереме лесной ведьмы. Как потом ему жилось в княжеском дворце в облике девки-любовницы, как косились на него люди, фыркала презрительно челядь, кланялись с излишней почтительностью, насмехаясь. А Рогволод сделался холоден, отстранен. И в конце его выставил на двор и отдал заплечных дел мастеру.

– До самого последнего дня я мог сбежать оттуда, – всхлипывал он. – Я чувствовал, что этим всё и закончится. Даже когда мама пришла к княгине, я и ей наврал, что со мной всё хорошо. Я заставлял себя верить, что всё хорошо! Меня не держали насильно, я должен был воспользоваться помощью боярынь. Пап, они поначалу думали, что я правда женщина! Они боялись за меня, повторяли, что, как только я забеременею, Рогволод меня изобьет до смерти. Уговаривали меня на побег, обещали помочь!

Яр покачал головой:

– Это было невозможно. Тебе только мнилось, что за тобой не следят, будто тебя не держат. На самом деле князь тебя не выпустил бы. Живым – никогда. Стоило тебе сделать шаг со двора, тебя бы тут же схватили и бросили в подвал. Или где там у них темницы – в земляной яме? Поверь, Рогволод не для того заманил тебя с собой.

– Пап, он действительно верил, что у нас в Лесу есть крепости, солдаты, пушки, – сквозь слезы вспомнил Мир, рассмеялся. – Всё пытался выспрашивать у меня, как можно захватить твой дворец. Я не говорил – что я мог рассказать? И он злился, избивал, после чего заставлял… Он такой червь оказался! Я знал, я видел с самого начала, но не подозревал, что он настолько гнилой. Влюбиться? Нет, пап, я шел на это, только чтобы забыть о тебе. Я надеялся, что он настолько испачкает меня, что я больше не смогу тебя любить, не позволю себе… Но не получилось. Пап! Я грязный, но всё равно люблю тебя!

– Ш-ш, малыш, не мели ерунду, – обнял и прижал его к груди Яр. – Он не тронул твою душу, ведь ты его не любил, а значит ты нисколько не изменился, ты по-прежнему мой драгоценный сын. Прости, я попросил Сильвана осмотреть твое тело, не был ли ты взят насильным образом. Следы побоев он нашел, но тебя не порвали.

– Порвали? Взят? – смущенно переспросил Драгомир, пряча блестящие глаза под дрожащими ресницами. – Как это?

– Как мужчины берут женщин против их воли, ну почти, – пояснил Яр, пристально следя за сыном. Обхватил его лицо ладонями, заставил поднять голову. Покрасневшие щеки под усилием сплющились, дрожащие губы выставились утиным клювиком. – Тогда проливается кровь и это очень больно.

– Разве это возможно? Ведь я не женщина! – удивленно возразил Драгомир. – Рогволод постоянно об этом твердил. Он очень сожалел, что я не девушка и не могу подарить ему свою девственность. Мне просто не дано природой нужного отверстия в теле, ха-ха!..

У Яра округлились глаза:

– Он не забрал твою невинность?! Как же он тешил свою похоть? – вкрадчиво спросил отец.

– Папка, что ты со мной делаешь? Так нечестно! Я же совсем пьяный! – взмолился Драгомир, прикрывая мутные глаза трепещущими ресницами. – Прекрати колдовать на меня, пожалуйста…

– Он делал тебе больно постыдным образом? – не отставал ревностный родитель. – Насиловал? Ответь, я должен знать всё!

– «Постыдным образом», скажешь тоже! – криво усмехнулся Мир. – Да мне сгореть хочется от стыда за свою глупость.

– Неужели князь не знал, как обращаться в постели с юношами? – догадался Яр.

– У него не было до меня парней, – подтвердил сын. – И он брезговал лишний раз прикасаться ко мне, ну, там. Он… заботился только о своем удовольствии.

– Что именно он с тобой делал? – жестко приказал говорить отец.

И захмелевший от влитой энергии Мир медленно заговорил, болезненно зажмурив глаза:

– Ему нравился мой рот… Но он не целовал меня в губы. И не позволял целовать себя в лицо. Зато обожал, когда я ласкал его детородный орган, ртом или руками. Сам он такого со мной никогда не делал, ни разу.

– Мразь, четвертую, – вырвалось шипение у Яра.

– Он быстро заканчивал, я не успевал устать, – хмыкнул Мир, обвил отца руками за пояс, прижался мокрой щекой к животу. – Он был жадный… требовательный… грубый… Зато быстрый, ха… Он кидал меня на постель и наваливался сверху, требовал стиснуть его стручок ногами, и терся об меня… Мне было противно, но я пытался понять – неужели это и значит быть человеком, мужчиной?

– Он хоть раз доставил тебе удовольствие? – со смертельной усталостью спросил Яр.

– Угу, иначе я бы не бросился за ним в мир людей. Два раза я увидел звезды!.. Но не думаю, что Рогволод специально старался, скорей всего, у него получилось случайно. – Драгомир рассмеялся навзрыд. – Пап, это так странно! Я надеялся в его объятиях забыть о тебе, но вместо этого понял, что любовь может быть куда слаще, чем я себе представлял! Отец, прости меня!

Он зарыдал беззвучно. Яр, продолжая гладить его по растрепанным волосам, улыбнулся с невыразимым облегчением:

– О, боже! Какое счастье!

– Счастье? – сын отозвался судорожным вздохом, который должен был означать саркастический смех.

– Я не знаю, чего мне хочется больше – четвертовать твоего насильника или расцеловать за его глупость! – признался Яр. – Пожалуй, сперва можно сделать первое, потом второе. Он оказался настолько невежественен и слеп? Он не разобрал, какое сокровище выкрал из моего дворца! «Брезговал!» Ну надо же! Тобой?!

Лесной царь стиснул сына в порывистых объятиях, тот охнул от неожиданности – и был немедленно выпущен и ощупан на предмет целостности ребер. От щекотных легких прикосновений Мир неловко отбился, но тут же вновь попал в кольцо нежных рук и был поцелован в макушку.

– Он идиот. Слава всем богам! Какой же он идиот! – возвестил Яр, зарывшись носом в легкие пушистые локоны. – Малыш, он соблазнил тебя и при этом умудрился оставить невинным! Ты чист! Боже, какое счастье! Как я рад! Это значит, что тот, кого ты полюбишь по-настоящему, легко заставит тебя забыть об этом кошмаре. Ты не станешь шарахаться от ласки, ты сможешь открыться для страсти. А я уж позабочусь, чтобы твой следующий избранник был достоин твоей невинности, уж будь в том уверен, проходимцу я тебя больше не отдам.

– Пап, но ведь…

– Никаких «но»! – отрезал Яр, наконец-то вздохнувший с несказанным облегчением. – В следующий раз ты будешь разборчивее в любовниках.

– Это да, но… Ты так уверен, что у меня снова будет мужчина. Не женщина, – тихо заметил сын.

– Прости, малыш, но мне трудно представить тебя с женщиной, – фыркнул Яр. – Впрочем, на всё воля провидения, я ведь для себя нашел твою маму.

– Ты всегда знал меня лучше, чем я сам.

– Подозревал кое в чём, – поправил отец. – Но я с радостью приму в семью любое существо, человека, нелюдя или чудище, если он или она сделают тебя счастливым.

– Пап, а у тебя были мужчины? – мучительно покраснев, Мир в своем смущенном любопытстве забыл на время о слезах и горестях. – Сильван?

– Нет же. Силь до Милки был безумно влюблен в своего дракона и больше ни о ком другом слышать не желал, – отмахнулся Яр. – Он мой друг, пусть мы с ним и целовались, бывало. Даже Милка недавно чуть меня не прибила из ревности, пару раз застигнув в неподходящий момент. У меня были, скажем так, кавалеры на одну ночь. Исключительно из любопытства. Знаешь, это было больше неловко, чем приятно. Всё-таки с незнакомцами в постель лучше не ложиться, с ними попросту невозможно получить такую же радость, как с любимым существом. Настоящая пара будет чувствовать тебя до кончиков пальцев. И да, я тоже умею ублажить руками, губами и иначе, не думай, что ты один у нас в семье такой теперь «просвещенный». Да и Силь, подозреваю, что только со своим драконом ни вытворял, раз надолго потерял от него разум.

– И как оно? Ну, это «иначе»? Как это возможно, отдаваться возлюбленному не будучи женщиной? – чуть слышно поинтересовался Мир.

– А вот этого я тебе не расскажу! – усмехнулся отец. – Ишь, захотел! Пусть тебя твой будущий возлюбленный и просвещает. Объясню на словах, а ты вообразишь мерзость, от которой тебя стошнит, как уже было с Тишкой. Нет уж! Я не хочу, чтобы ты навсегда остался монахом. Если твой избранник окажется таким же несведущим невинным агнцем, как ты, то так и быть, объясню ему. Но не тебе! А он покажет тебе на деле. Тогда сам поймешь, как слова сильно отличаются от действий. И поблагодаришь еще папку за предусмотрительность!

– Хорошо, можешь не говорить. Я у Сильвана спрошу, – заявил сын, обидевшись. – Он же пообещал, что станет моим учителем, обязан будет ответить на все вопросы. Тем более как второй батя…

– Запрещаю! – шикнул Яр. – Сильван от Милкиных запросов в лес волком смотрит, а от такого ученичка точно сбежит. А станешь перечить – посажу в высокую башню и приставлю дракона, чтобы следил и никого к тебе не подпускал!

Он вновь шутливо накинулся на сына, повалил на постель, затискал его, защекотал, однако не забывая, разумеется, о помятых ребрах и повязках. Мир заливисто рассмеялся, как легко не смеялся уже давно. Очень давно.

– Папка, не вздумай даже! Я тебе принцесса, что ли?!

– При чем тут принцессы? – отговорился отец. – В зловещих башнях живут все темные маги, тебе любой некромант подтвердит! Спроси у Сильвана! Так что и тебе положено теперь. Вот разберемся с Городом, и к осени обустрою тебе любую башню дворца. Тебе какую – южную, восточную? Или лучше новую выращу, еще выше старых! Будешь из одного окна любоваться рассветами, а из другого – закатами. Ну и лесные пожары заодно выглядывать при случае. А что? Силь пообещал выучить тебя чернокнижию, а мертвечина не розами пахнет, как раз отдельное здание пригодится. Будешь экспериментировать. А что не поднимешь – отправишь дриадам на удобрение, тоже польза.

Драгомир опомнился, только когда оказался сидящим верхом на отце. Беззаботная улыбка медленно сползла с разрумянившегося лица, глаза заблестели – он понял, как ловко Яр воспользовался моментом и для чего на самом деле они катались по кровати, в обнимку, хохоча.

– Пап, не надо… – пробормотал Мир, не зная, куда деть глаза от нахлынувшего удушающего смущения.

Он рыпнулся было слезть, сидеть на бедрах лишь кажущегося легкомысленным папаши было и жестковато, и неловко, и… Сердце колотилось, закладывая уши. Но Яр не пустил, мягко удержал за талию, непонятно когда успел забраться теплыми ладонями под задравшуюся рубашку, теперь поглаживал бока, ребра.

– Какой же ты тощий у меня, – улыбнулся Яр.

– Пап, я… не могу, – проглотив жгучий комок в горле, шепотом признался Драгомир. Он понимал, что бессмысленно отворачиваться и смотреть в темный угол, отец видит его пылающее лицо отчетливо, полумрак не помеха.

– Мир? Мирош, – зашептал Яр. – Сейчас. Прошу тебя! Разорви все твои путы в один день. Пожалуйста, послушай меня наконец! Иначе всю жизнь себе искалечишь. Сокровище мое, умоляю!..

Драгомир сглотнул слезы, перед глазами всё мерцало, расплываясь.

– Папка, нельзя же, – выдохнул он навзрыд.

– Можно! Малыш, можно! И нужно.

– Я же этими самыми губами…

– Я ведь сказал, мои губы тоже многое попробовали в жизни. Не воображай, будто ты способен меня осквернить, мал еще.

Яр держал его за талию, чтобы не вздумал сбежать. И пусть он казался расслабленным, лежа на скомканной постели, невозможно прекрасным, обманчиво юным, однако Драгомир сквозь пелену слез видел, каким напряжением горят его глаза.

Мир неуверенно протянул руку и со вздохом зарылся пальцами в шелковисто мерцающие зеленые локоны, что разметались среди разбросанных в беспорядке подушек. Яр закрыл глаза, показывая, что полностью доверяется ему. И ждет.

И Драгомир решился – бросился отцу на грудь, словно в ледяной омут с головой нырнул, словно в бездну упал, добровольно и без оглядки. Припал губами к приоткрывшимся навстречу губам. Яр обнял его, прижимая к себе еще ближе, крепче, положив ладони на вздрагивающую спину, погладил, ободряя, успокаивая. Мир со всем отчаяньем, накопившимся за годы молчания, неумело целовал, солёно, неловко, горько и страстно. Целовал, пока не отняли такую возможность, пока позволяли это преступление. Он был уверен, что еще мгновение – и молния поразит его прямо на этом самом месте за противоестественную страсть. Небеса покарают его, да так, что вынесенная боль покажется ничтожной…

У обоих быстро закончилось дыхание, но один не смел оттолкнуть, а второй не имел силы оторваться… Пока в одно мгновение безумие внезапно не закончилось.

Мир, сгорая от стыда, вдруг дернулся бежать: отшатнулся, распахнув глаза в осмыслении. Но Яр вовремя опомнился – схватил его за обе руки, за тонкие запястья, не позволил кубарем скатиться с кровати. Один дрожал и сдавленно всхлипывал, часто глотал воздух приоткрытым ртом. Второй торжествующе рассмеялся – с несказанным облегчением:

– Наконец-то! Я уж испугался, что не подействует. Слава Небесам! – воскликнул Яр.

Смеясь, он бросил отчаянно пытающегося вырваться сына на постель, сам кинулся сверху, прижал его всем весом. Но теперь Драгомир не желал этой близости двух разгоряченных тел. Теперь их тесные объятия вызывали глубокий внутренний протест, казались кощунством над священной связью родителя и сына. Драгомир, распластанный под отцом, смотрел на него с неподдельным ужасом. Губы дрожали, в глазах застыли слезы – от безмерной вины, смертельного стыда, из-за которого впору сердцу остановиться.

– Ну что, сокровище моё? – ласково спросил Яр, нависая над затихшим сыном. Драгомир крепко зажмурился, мотнул головой, якобы уклоняясь от щекочущих лицо свесившихся прядей зеленый волос. – Очнулся?

Тот кивнул. Взглянув искоса из-под ресниц, губы скривил, готовый сорваться на плач. Выдохнул надрывно:

– Пап! Я… столько времени… Что же это было? Папка!..

Яр прижался, обнял, позволил обхватить себя за шею. На лице лесного царя играла солнечная улыбка долгожданного счастья. Он выпрямился, сел, уместив сына себе на колени. Драгомир, повиснув на отце, разрыдался в голос.

– Ну-ну, всё же хорошо теперь, – приговаривал Яр, похлопывая его по спине, словно маленького, слегка раскачиваясь, как, бывало, баюкал в детстве. – Это было наваждение, но теперь оно развеялось. Ш-шш, не надо, а то я тоже расплачусь.

Тот ревел, икал, крупно вздрагивал, уткнувшись мокрым носом в отцовское плечо, так что даже спутавшиеся волосы обоих скоро промочил горючими слезами. И Яр чуял, что быстро этот ливень не успокоится. Гроза прошла, гром отгромыхал, молнии больше не ослепляют и тьма прояснилась. Наконец-то слезы вымоют из измученного сердца все накопившиеся тревоги и страхи. Давно бы так!

Яр не шелохнулся, когда заметил за приоткрытой дверью застывший силуэт. Не отвел глаза, встретившись с изумленным взглядом Лукерьи, спокойно выдержал ее смятение, не чувствуя за собой ни капли вины. Даже усмехнулся: та зажимала себе рот руками, словно удерживала крик – как будто увидела нечто крайне неприличное! Ее так поразил их поцелуй? Забавно. Впрочем, возможно, с ее стороны всё действительно выглядело верхом непристойности. Приняв развод, Яр притащил в освободившуюся постель того, кто давно и искренне его обожал – родного сына. Для кровосмесительной связи! Яр расхохотался бы в голос, если б не опасался перепугать Мира. Бог с ней. С бывшей супругой он не собирался спорить, как не думал и оправдываться. Она обо всём знала давно, если даст себе труд трезво поразмыслить об увиденном, то поймет правильно. А сейчас пусть смотрит, если хочет, но лучше бы ей уйти так же тихо, как явилась. Этот момент принадлежит только Драгомиру. По счастью, сын не ощутил присутствия матери, иначе слезами раскаяния дело не ограничилось бы.

Яр с облегчением прикрыл глаза, мазнул губами по соленой щеке младшего: Лукерья догадалась отступиться и не объявлять о себе. Она бесшумно удалилась, скорбно опущенной головой выражая свое неодобрение. Что ж, она не была сама в подобной ситуации, ей не понять. Пусть думает что хочет…

– Пап, мне так жаль, что я тебя не слушался, – смущенным шепотом признался Мир.

– Малыш, ты помни главное: я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю, пап.

– Но теперь понимаешь, что любишь правильно, как надо? – улыбнулся Яр. Отстранил от себя сына, взяв за плечи, пристально поглядел ему в мокрые глаза с покрасневшими веками. У Мира лицо слегка опухло от слез, но зато он легко улыбался в ответ:

– Теперь правильно, пап. Теперь-то я вижу отличие.

– Ну вот же, я ж говорил!

– Да, ты говорил, – подтвердил Драгомир.

Спустя несколько минут уютного молчания их уединение всё-таки нарушили. Дверь спальни бесшумно отворилась, Милка и Сильван, оба полуодетые, будто только что выпрыгнули из постели, уставились на них: одна с ехидной улыбочкой, другой с одобрением, плохо скрытым под хмурой озабоченностью.

– Яр, ты совсем мальчишку не бережешь, – заметил некромант. – Зачем влил в него столько энергии жизни? Он же переполнен! Так светится, что мне через стены видно стало. Завтра у него будет голова раскалываться, как с похмелья.

– Но ты же снимешь боль, да? – невинно спросил Яр.

Не отпуская сына, он протянул руку к другу. Тот подошел с напускным недовольством – и охнул, когда Яр со смехом дернул его за локоть и заставил плюхнуться рядом.

Милена же запрыгнула на кровать с разбега, ей приглашений не требовалось:

– Может, вам, некромантам, для подпитки свежих мертвецов раздобыть? – предложила она. – Вы только скажите, я сделаю! Да хоть… А! Комаров наловлю, вот! Дохлые комары подойдут? Их не жалко, их в болотах полно.

Пока она гадала вслух, что еще можно использовать для восстановления гармонии энергий жизни и смерти без ущерба для Леса, Сильван ненавязчиво проверил течение потоков магии у Драгомира. Изумлению его не было предела:

– Узлы исчезли! Совершенно пропали! Потрясающе! Это невероятное сплетение темного и светлого, это просто невозможно в принципе! Но я вижу это собственными глазами. Смотрю и не верю… Почему-то силы не смешиваются и не мешают друг другу. Яр, кого ты породил на свет?!

– Милый, не говори так, будто ты здесь совершенно не причастен, – прищурил глаза лесной царь.

Милка прыснула смешком, глянув на своего насупившегося жениха.

– Мирош пару минут назад плескал во все стороны любовным пылом, – выдала сестрица-предательница, вогнав притихшего братца в малиновую краску. – Я не сразу сообразила, отчего меня так вдруг проняло! Представляете, я и без того едва держу себя в руках в присутствии Ванечки, а тут прониклась настроением – и совершенно потеряла голову. Накинулась на него, давай целовать и тискать!

– Отца постыдись, о чем болтаешь, – попытался урезонить невесту некромант, который даже слегка зарделся, насколько позволяла его бледность.

– Да я ж не про то! – отмахнулась от мага царевна. – Я про то, что Мир у нас стал вроде огромного костра! Раньше тлел головешечкой, а теперь только жмурься, чтобы не ослепил. А я-то, бедная, к его настроению больше всех чувствительная, всё-таки близняшка ему родная, что вы там ни утверждайте. Так от нахлынувших чувств к Ванечке чуть его в объятиях не придушила собственными руками! Вот как бы я потом жила с таким преступлением на душе, мм?

– Я еле вырвался, – уныло подтвердил некромант. – Мне нравится смелость и напористость в партнере, но не до такой степени, чтобы через полдворца тащить меня на руках до спальни бегом, по пути осыпая слюнявыми поцелуями. Потом кинуть на постель и наскочить сверху, при этом едва не отдавив коленом самое нужное в браке.

Он выразительно и с долей укоризны поглядел на свою суженую.

Та же заинтересованно распахнула глазищи:

– Значит, тебе понравилось? Отчего же ты тогда брыкался подо мной, как будто я тебя покусать пыталась?

– Потому что ты была не в себе из-за брата, – невозмутимо пояснил некромант. – Какой прок от чужой страсти?

– А, точно, – согласилась Милена, перевела взор на Драгомира. Предъявила претензию: – В следующий раз, будь добр, попытайся сдерживать свою новоявленную силушку. Мне своей любви хватает больше чем.

– Я попытаюсь, – едва слышно вздохнул братишка.

– Больше подобного не повторится, – уверенно сказал Яр, улыбнулся сыну.

– Такого – не повторится. Но кто знает, что может случиться в следующий раз? Ему предстоит многому научиться, – покачал головой Сильван. – Сразу и по одному лишь желанию проснувшийся дар не обуздать.

Драгомир же не придумал ничего лучше как снова удариться в слезы:

– Простите меня! Вы так обо мне!.. А я не заслужил!.. – невразумительно завсхлипывал, уткнув лицо в ладони.

– Совсем беднягу развезло, – неодобрительно поджал губы маг. Уселся поудобнее, откинувшись на подушки изголовья, отобрал у Яра сына, невзирая на протесты обоих, перетащил его с колен отца на себя, уложил головой на грудь, обнял, строго шикая, чтобы не пытался удрать. В свою очередь принялся колдовать над балансом сил. Спустя всего пару минут Мир затих и благополучно погрузился в крепкий сон, ровно засопел опухшим от слез носом.

– О, боже! Неужто наконец-то он будет в порядке? – внимательно следивший за ними Яр перевел дух. Добавил без шуток, запустив пальцы в свои длинные не расчесанные кудри: – Силь, погляди, я не поседел, нет? Мне кажется, я постарел за этот день лет на двести!

– Папка, не волнуйся, ты как всегда свеж и зелен, как огурчик, – заверила отца Милена. – А вот мамку мы встретили в галерее – серая, как привидение! И почему это вас застукала она? Я так хотела поглядеть на ваш роковой поцелуй, так ждала, когда же это случится! А вот ей совсем не надо было. Черт, я огорчена… Пойдешь к ней, пап?

– Пусть она переварит сначала, – за Яра ответил Сильван.

– У меня сил нет! Ни на то, чтобы ссориться с ней, ни мириться, – капризно заявил лесной царь.

Яр зарылся в одеяла, всем видом показывая, что намерен отоспаться по крайней мере до обеда. С одной стороны он притиснулся к усмехнувшемуся некроманту и тихо сопящему Миру, а с другого бока к отцу Милка пристроилась. Сильван лишь тяжко вздохнул, поглядев на дружное семейство. Теперь это и его семья… Хорошо, что царская кровать широкая, всем хватило места.

Лишь Лукерья Власьевна бродила где-то по дворцу в скорбном одиночестве, как никогда ощущая на своих ссутулившихся плечах груз прожитых лет. В мыслях она кляла себя старухой, дряхлой старухой, не способной охватить закостенелым разумом наступившие перемены.