Текст книги "Семейные хроники Лесного царя. Том 2 (СИ)"
Автор книги: Антонина Бересклет (Клименкова)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)
– Ишь, захотели, – фыркнул Сильван, успокаивающе поглаживая Мира по голове. Тот отчетливо заволновался, стал дышать неглубоко и часто при упоминании князя. Маг настороженно следил, чтобы от волны ненависти не открылись раны, что совсем не нужно после такой огромной потери крови.
– Угу, – уныло отозвался Яр, рассматривая свои руки с засохшими разводами. – Мне не пришлось ударить палец о палец. Люди сами сделали выбор. Щура все знали, все ему доверяли. А про то, как старики принимали подарки, никто ведь не слыхал… В общем, теперь нет у болотного народа совета старейшин, есть только один вождь. И первым делом Щур от имени совета послал за князем.
– Рогволод явился на встречу? – спросил вместо Драгомира маг.
Яр покачал головой:
– Нашлись предатели, на полдороги остановили, доложили о том, что старики приказали долго жить, а его ждет ловушка. Жаль… Если бы я знал, что произошло, Рогволод не покинул бы болота. Но ничего, князюшка от меня никуда не спрячется. Некуда ему прятаться от лесного царя! И он это уже понял. Недолго ему…
– Яр!!! – оборвал его злое бормотание некромант. Тот встрепенулся, словно очнулся от грез наяву. – Я больше не могу его удержать! Помоги!
– Сокровище мое! – кинулся к дрожащему всем телом сыну лесной владыка. Обнял его, подняв, посадил к себе на колени, прижался щекой к щеке, принялся гладить по спине, слегка укачивать. – Мирош! Мир! Драгоценность моя! Всё будет хорошо! Хочешь сам убить своего князя? Ладно, пусть. Тогда поправляйся скорее. А мы тебе поможем, да, Силь? Шш-ш, малыш, не плачь, не стоит он того…
Сильван тоже не отпускал, подсел к ним ближе, держа обе ладони у Мира на висках. Яр, осторожно вливая в сына жизненную силу Леса, сумел справиться с дрожью, утолил боль и стыд, одолел бурю гнева и ненависти. Несколько долгих минут – и отец передал притихшего Мира снова на руки некроманту. Тот со вздохом принялся заново расплетать взбухшие узлы темных энергий смерти, которые едва не придушили самого Драгомира.
– Миленка! – позвал Яр устало. Он с трудом поднялся на ноги с пола.
Дверь приотворилась, в спальню заглянула взволнованная дочурка, в глазах надежда, в спину напирает серая от переживаний Лукерья.
– Милка, мать пока не пускай, а сама иди сюда! – махнул ей Яр.
Та ловко нырнула внутрь, а дверью едва не прищелкнула ведьму по носу.
– Приберись тут быстренько, чтобы она не видела, – махнул отец на беспорядок на полу.
– Ковер тоже выбросить? – кивнула Милена.
– Сжечь, – подсказал Сильван.
Он поднял осоловевшего Мира и с помощью подоспевшей царевны переложил на постель. Укрыл его одеялом, чтобы не смущался бинтов по всему телу, и сам рядом остался, не убирал руку от его головы, хмельной после возвращения к жизни. Драгомир теперь понял, какова смерть на вкус, чужая и своя. Своей он больше не желал, а чужая подождет, никуда не денется, ведь он бессмертный полуэльф, полунекромант, сын лесного царя… Как же он смог так вляпаться, если так крут? Эта мысль показалась ему безумно забавной, он даже смог скривить губы в подобии улыбки.
Устроив брата и мимоходом благодарно чмокнув жениха в бледные губы, Милена просто свернула ковер со всем кровавым мусором, завязала в узел. И, распахнув окно, крикнула вниз слугам и приближенным, слонявшимся под стенами дворца:
– Эй, всем скажите добрую весть! Драгомир Ярович к завтрашнему утру будет полностью здоров! Готовьтесь к пиру!
Яр улыбнулся нестройному хору голосов, грянувших благословения царю-батюшке и его семейству.
– Пс-с, Заринка! – Милена помахала рукой младшей русалке подойти и встать ровно под окно. На нее лесная царевна и выкинула пятнистый узел ковра, перевалив через подоконник: – Сожги это немедленно! На заднем дворе и чтобы никто не подходил близко, ясно?
– Эх, Милена Яровна, ясно. Чуть по голове не попали, эдакой-то пакостью…
Драгомир тихонько фыркнул смешком.
– Ему вина не надо, он и так пьяный, – заметил Яр, обменялся улыбками с некромантом.
– Мир, не спи пока, – обратился маг к подопечному. – Я постепенно убираю неподвижность с тела. Будет неприятно, но не больно. Чтобы ничего не болело, я оставляю онемение. Ты сможешь двигаться, но ничего не почувствуешь, так что будь осторожнее, прошу тебя.
Мир что-то неуверенно произнес в ответ одними губами.
– Отлично, губы уже двигаются, – похвалил Сильван. – Не волнуйся, скоро и голос вернется. Сперва вернем тебе руки. Милена, возьми его за руку. Мир, попробуй сжать пальцы, постепенно, не переусердствуй…
Яр оставил их втроем. Вышел к жене в смежную комнату, дверь оставил приоткрытой. Вспомнил, усмехнулся уголком рта: к бывшей жене.
– Что ты сделал с нашим сыном?! – зашипела разъяренная неизвестностью ведьма, стремительно шагнула к нему.
– Что сделали с нашим сыном они, – холодно поправил Яр.
Лукерья мгновенно сникла. Кинулась к двери, замерла у порога, жадно следя за троими, занявшими всю широкую кровать ее супруга. Помрачнела еще больше, вспомнив: бывшего мужа. От которого она сама отказалась. Она не стала входить в спальню, чтобы не мешать магу и не смущать сына.
– Полей мне, пожалуйста, – попросил Яр, указав на кувшин и тазик для умывания, стоявшие на своем обычном месте в углу комнаты.
Лукерья рассеянно кивнула. Взялась за большой тяжелый кувшин. Серебро работы кобольдов. Такой привычный предмет… И как же она успела от всего этого отвыкнуть за время, проведенное в городе.
– Это моя вина, – прошептала Лукерья. – Я ведь была там, в городе! И не поняла. Не подумала, что такое может случиться. Понадеялась, что… Поверила Миру на слово, а ведь он совсем не умеет врать. Он клялся, что у него всё хорошо…
Яр тщательно отмыл руки, брызнул прохладной водой в глаза, чтобы смыть с ресниц едкую соль, выпрямился, отбросив растрепанные волосы назад. Лукерья подняла на него темный взгляд, подала полотенце.
– Нет, Луша, это моя вина, – твердо сказал он. – Я подозревал, что за человек этот князь. Я не смог Мира отговорить, не смог заставить остаться. Я был занят людскими проблемами в то время, когда был нужен собственному сыну.
– Нет, это я научила его на свою беду тянуться к людям, – упрямо зашептала она, не уступая. – Я сама его к этому подтолкнула своим уходом.
Яр просто обнял ее за плечи, крепко прижал к себе.
– …Ой, Ванечка, он сжал мне руку! Ой-ой, Мирош, пусти, не так сильно! – услышали они восторженные писки дочери.
– Твой некромант так заботлив к нашим детям, – заметила Луша с ноткой ревности.
Лесной царь улыбнулся, подумав, что самое младшее их чадо приходится отпрыском и Сильвану. Однако Яр сдержался, промолчал. Он не собирался хранить эту тайну долго, но решил поделиться с семьей немного позже. Сейчас же он лишь поправил:
– Он теперь не мой некромант, а Милкин. Наши дети выросли, Луша.
– Он будет ей хорошим мужем, полагаю, – сухо сказала Лукерья. – И примерным отцом нашим внукам.
– У Силя уже есть одна дочь, – заметил Яр.
– Потерянный приемыш? Я слышала от Миленки, она тарахтела без умолку, чтобы меня отвлечь.
– Грюнфрид скоро найдется, – уверенно заявил он. Усмехнулся, добавив: – Твоя ровесница. Думаю, вы с ней поладите. Скоро в нашем дворце станет шумно и многолюдно!
– Твой некромант не позволил мне даже прикоснуться к Драгомиру, – поделилась ведьма, высвободившись из объятий бывшего супруга.
– И правильно, – пожал плечами Яр. – В малыше пробудилось колдовство, сложное и противоречивое, как весь он сам. Любое прикосновение могло быть опасным для вас обоих. Сильван… сказал тебе, что сделали с ним?
Лукерья покачала головой:
– Ни слова. Я ничего не знаю. Он мне не сказал, не показал ничего, хотя я просила!
– Вот и хорошо, – кивнул Яр. – Тебе не нужно знать. Достаточно того, что это видели мы. Поверь, после такой жестокости Мирош не захочет иметь дело с людьми. Надеюсь, ты тоже останешься здесь и не вернешься в город?
– Да, – опустила она голову. – Если можно. Я хочу быть со своими детьми.
Яр подошел к ней вплотную, тронув за подбородок, заставил поднять голову и взглянуть ему в глаза:
– Здесь и твой дом тоже. И всегда будет твоим домом, куда бы ты ни уезжала и как надолго…
– Я больше не оставлю вас! Мою семью! – с горячность заверила Лукерья.
– Не вини себя в случившемся, – твердо повторил Яр. – Если тебе легче, считай, что мы виноваты оба – не досмотрели, не так воспитали. Но Мир вырос и сам решил уйти. Это был его выбор, я не вправе насильно запирать его на замок. Хотя мне очень хотелось это сделать, уж поверь!
Лукерья улыбнулась сквозь стоящие в глазах слезы. Яр не отказал себе в награде – придержав ее за подбородок, легонько поцеловал в губы, лишь невесомо тронул своими солеными ее сухие, плотно сжатые. И быстро отстранился. Она машинально слизнула его вкус – и распахнула глаза шире. Похоже, он уже проревелся за сегодняшний день вдоволь, теперь ее очередь.
– Луша, могу я сказать? – отойдя от нее на шаг, начал лесной владыка с осторожностью и неожиданной торжественностью, изумив ее еще больше. – Ты много лет была мне чудесной женой…
– А до этого была тебе названной дочерью, – напомнила она, гадая, к чему он клонит.
– Да, верно. Согласишься ли ты теперь остаться со мной названной сестрою? Поверь, я не буду любить тебя меньше, если мы перестанем делить постель. Ты для меня всегда была и останешься особенной, как бы я тебя ни называл – дочерью, женой, сестрой. Бабушкой?
– Что?! – выдохнула Лукерья. – Я скоро стану?..
– Возможно, не слишком скоро, но в будущем непременно станешь, – успокоил ее Яр, посмеиваясь. – Поэтому прошу тебя: не отказывайся от молодости, она тебе еще пригодится. Не отворачивайся от меня. Я готов стерпеть даже твоего нового мужа, лишь бы видеть тебя счастливой.
– Хорошо, уболтал, – вздохнула ведьма, пряча глаза. Добавила с ноткой оскорбления: – И у меня пока еще никого нет, не воображай, будто я тебе изменяла.
– А как же твой лекарь? – выгнул бровь Яр.
– Он мне не муж, – твердо стояла на своем Лукерья.
– Кстати, он сейчас в городе? – между прочим уточнил лесной царь.
– Нет, еще не вернулся, собирает травы где-то далеко отсюда. Погоди! – поняла она. – Ты ведь не собираешься снести весь город с лица земли?!
– Почему нет? – поинтересовался Яр. – Единственный порядочный человек, который там жил, сейчас странствует где-то далеко, собирает травы. Остальные не заслуживают моей жалости. Неужели ты надеешься уговорить меня не мстить за нашего сына, которого там подвергли пыткам и унижениям? Думаешь, я отступлюсь и разрешу им счастливо жить, словно ничего не случилось?
– Яр… – пролепетала Лукерья, не узнавая в стоящем перед нею лесном владыке своего вечно легкомысленного эльфа. Горячо заспорила, хватаясь за последнюю возможность спасти сотни жизней: – Неправда! Даже в княжеском тереме есть те, кто всеми силами помогал Драгомиру! Боярыни, сама княгиня, служанки – они все знали, кто он такой! Они поклялись мне, сами тоже матери, что будут присматривать за нашим сыном!
– И чего стоили их обещания? – презрительно скривил губы Яр.
– Отец! – оборвал их спор хриплый голос Мира.
Увлекшись друг другом, они забыли, что дверь оставалась открытой. Обернулись – и с трудом выдержали твердый взгляд Драгомира. Он уже самостоятельно сидел в постели, хотя Милена и Сильван готовы были поддержать его в любой момент.
– Отец, прошу тебя! – произнес Мир. – Не разрушай город! Поверь, я тоже хочу мести. Но не такой ценой.
– Хорошо, сокровище, обещаю, – покорно кивнул Яр. – Я не стану ничего делать, не посоветовавшись с тобой. Пока ты не поднимешься, я буду только следить за городом.
– Да, пожалуйста, пап, – согласился Мир, теперь сам теряясь под пристальным вниманием обоих родителей.
– Также я распорядился не выпускать Рогволода из-за крепостных стен, как и членов его дружины, – продолжал Яр, считая, что сын имеет право быть в курсе его решений. – Если они попытаются сбежать, они будут схвачены и доставлены сюда. И еще одно: больше никому из людей не позволено появляться в Дубраве и вблизи ее без личного моего разрешения. Равно всем вам, моей семье, я запрещаю покидать пределы дворца без должной охраны.
– Да, пап! – ответила за всех Милена. – Кстати, слушайте все! Я не успела рассказать отличную новость: поночуги сообщили, что Тишка и Полкан нашли Грюнфрид! Они их видели вместе. Ой, Ванечка, я так рада! Перед тем как мы с Ванечкой поехали за Мирошем, я тогда страшно перепугалась и отправила Тишке послание, чтобы бросал там свои приключения и поскорее возвращался домой. Так что ждите, привезет нам нашу маленькую зелененькую дочку!
– У нас будет внучка уже так скоро? – шепотом переспросила у Яра Лукерья. – Маленькая зелененькая старушка моих лет?
Яр не успел ничего ответить. Словно в подтверждении сей новости в покои, предварительно постучавшись, торопливо вошла старшая гоблинша, на редкость оживленная, с сиреневыми разрумянившимися щеками:
– Простите, ваше величество! Я искала по всему дворцу, но не нашла, чтобы спросить, поэтому подумала, что, может быть… – сбивчиво и негромко затараторила она, от волнения сама на себя не похожая. Наткнувшись взглядом на Сильвана, смутилась, но одновременно с тем выдохнула с облегчением, чуть успокоилась и спросила с нескрываемым благоговением: – Это правда? Дитя богини нашлось?
– Нашлось, не переживай! – откликнулась вместо отца Милена. – Скоро увидитесь. Не знаю, когда точно, но определенно скоро!
Гоблинша с облегчением пробормотала нечто неразборчивое, смахивающее на молитву, и благодарственно поклонилась царевне, чуть ниже – царю, и еще почтительнее – некроманту. Милена выразительно покосилась на жениха, тот возвел очи к потолочным сводам, упрямо делая вид, что не имеет отношения к гоблинскому пантеону.
Лукерья смерила низкорослую горничную округлившимися глазами.
– Дорогая, ты ведь еще не знакома с новыми обитателями Дубравы, – вспомнил Яр, повел рукою на служанку, та вежливо поклонилась ведьме. – Болотные черти, гоблины. Были привезены Миленой в качестве приданого ее избранника.
– Лукерья Власьевна, мать моих детей, – представил царь гоблинше свою бывшую жену. Ведьма невольно хмыкнула на свой новый «титул», впрочем он нравился ей больше, чем лесная царица.
Миленка через голову брата ехидно пихнула Сильвана в плечо:
– Слышал? Папка сказал, что гоблины – твое приданое. Значит, невеста у нас ты! Получается, что я за тебя не замуж выхожу, а беру тебя в мужья! Понял?
Сильван и Драгомир, не сговариваясь, одарили лесную царевну одинаковыми сумрачными взглядами, не оценив шутку. Та насторожилась:
– Папка-а! А чего это они оба на меня так странно смотрят?
– Солнышко, не обращай внимания, – посоветовал отец. – Просто они у нас маги смерти, а значит с весельем у них туго. А может и потому, что оба сходили замуж, и там им не понравилось. Вон, даже твоя мама объявила мне развод, хотя я лучший муж на свете.
– Что? – расстроился Мир, для которого эта весть оказалась новой. – Развод? Это шутка такая?
– Прости, малыш, – повинилась Лукерья.
– Мама решила, что так будет лучше, – вывернул по-своему Яр. За что получил от бывшей жены безжалостный щипок за филейную часть, но даже не поморщился. – Теперь она остается с нами, как моя названная сестра.
– Это что ж, мама для нас станет тетей? – фыркнула Милена. Вспомнила о своем: – А вот когда мы с Ванечкой поженимся, он для папки станет не названным братом, а законным затем. А для Мира кем же тогда будет?
– Вторым родным отцом так и останется, – вырвалось у Яра.
Все обернулись к лесному владыке, не поняв шутку. Он закрыл ладонью глаза, покаянно воскликнул:
– Простите! Я хотел объявить вам об этом, когда вернется Мышонок. Чтобы раскрыть давний секрет при полном семейном собрании.
– Любишь же ты сболтнуть лишнего, – осуждающе вздохнул Сильван. – Вовсе не обязательно ворошить прошлое. Мне вполне хватило бы роли твоего зятя и учителя твоего сына.
– Силь, я никогда не лгу своей семье, – произнес Яр абсолютно серьезно. Добавил: – Умалчиваю о чем-то до времени, это другое дело. Но не обманываю!
Лукерья устремила на некроманта испепеляющий взгляд. Мало того, что этот живой мертвец неизвестно где пропадал столько лет, после того как бросил на произвол судьбы ее мужа, (пусть теперь бывшего), в расстройстве и одиночестве! А теперь объявился тут, собирается отобрать ее дочь – он еще и на сына прицелился?! Милена приметила материнский взор и, дабы защитить возлюбленного, поспешно покинула свое место, обежала кровать и уселась с другой стороны, загородив собою жениха от гнева родительницы.
– Мир, мне нужно сказать тебе кое-что важное, – торжественно начал Яр. Подошел, сел на кстати освободившееся от Милены место. Взял сына за забинтованную руку. Проникновенно заглянул в испуганно распахнувшиеся глаза. – Я должен рассказать правду о твоем рождении. Почему ты получил в дар смешанную магию жизни и смерти. На самом деле у тебя трое родителей: Лукерья, я и Сильван.
– То есть у него двое отцов? Это как это? – вмешалась Милена, тогда как ее брат способен был лишь ошеломленно хлопать ресницами.
– Я бы сказал, у него полторы мамы и полторы папы, – честно попытался объяснить Яр. – Дело в том, что Мирош был зачат в чреве Лукерьи, одновременно с тобой, солнышко, как положено близнецам. Но из-за некоторых обстоятельств появился он на свет из моего живота, в тот же день, когда и ты покинула чрево матери, но немногим позже. То есть ему я как бы стал наполовину мамой.
– То есть ты, папка, грубо говоря, забеременел от Силя?! – восторженно объявила Милена.
– Нет, солнышко. Не подумай неправильно, Сильван к самому процессу прямого касательства не имел. Да и не мог – он же в это время стоял окаменевшей статуей! Я тогда вообще понятия не имел, где он пропадает, – возразил терпеливый отец. А некромант негромко фыркнул в сторону, смущенный объяснениями и озадаченный неожиданной реакцией невесты. – Я воспользовался позаимствованным у него когда-то давно кусочком плоти, чтобы придать Мирошу жизненных сил. Я же не знал, что тем самым сделаю из своего сына будущего некроманта. Впрочем, даже если бы и знал, то всё равно поступил бы так же. Иного выхода у меня не было, я не мог дать Миру погибнуть, не успев родиться. Луша забеременела от меня, потом я от нее, а потом… Ну да, получается, что потом я от Силя. Это если упрощать, но на самом деле всё не так страшно.
– Всё было еще страшнее! – мрачно перебила Лукерья. – Мне Щур перед смертью рассказал, как он резал тебя ножом, чтобы вынуть ребенка.
– Вот подлый старикашка, обещал же хранить тайну и на том свете! – рассердился на предателя Яр.
– Хотел облегчить душу от груза молчания и налегке взлететь на Небо, – пожал плечами Сильван. – Он же не предполагал, что мы его воскресим.
– Щур был провидцем, он должен был чувствовать! – отрезал Яр. Но опомнился, тон умерил, ласково обратился к молчаливому сыну: – Сокровище, мы тебя утомили, да? Прости! Тебе надо отдыхать. А хочешь кушать?
– Я б пообедала, – почесав нос, решила Милена. – Мы, кстати, про завтрак сегодня и не вспомнили.
– Пап, я не против, чтобы у меня было двое отцов, – произнес Драгомир, у которого и так голова шла кругом, как у пьяного, а тут еще откровение за откровением. И будто этого мало, сестрица рожицы строит, ухмыляется многозначительно! Он ткнул в Милку пальцем, не сдержал возмущения: – Но я не собираюсь делаться пасынком собственной сестры.
– А чем я тебе плоха мачехой?! – тотчас разобиделась Милена. Но под хмурым взглядом жениха миролюбиво объяснила: – Я просто о будущем думаю, Ванечка! Ежели папка от тебя родил такого славного моего братца, то какие же чудесные детки получатся у меня с тобой!
У Лукерьи, внимательно следившей за разговором, вырвалось раздраженное шипение. Гоблинша, до того стоявшая рядом с бывшей царицей и заворожено внимавшая открывающимся таинствам – от этого ругательского шипения отшатнулась.
– С вашего разрешения я распоряжусь на счет обеда, – отмерла и поспешила откланяться сиреневая от смущения служанка.
– Погоди, я с тобой! – окликнула горничную Милена. – У меня теперь двое тощих некромантов, мне надо их откармливать особыми кушаньями!
Уже из-за двери донесся громкий голос царевны:
– И не вздумай раззвонить по своим соплеменникам, что у вашей богини второе дитя обнаружилось! Сие есть приватная тайна, и оная должна остаться в семейном кругу!
– Ваше высочество, помилуйте! – ворчливо отозвалась довольная причастностью гоблинша. – Наше племя священные тайны чтит и хранить умеет! А ежели у нашей богини от тутошней богини сын нашелся, сам богинеподобный, так как же нам не возрадоваться? Ажно сердце в груди ликует!
– Я к тебе обращаюсь, а не к твоему племени! – повысила тон Милена. – Ты слышала – ты тайну и сохрани! На племя не распространяй!
– Да как же мне одной такую тяжесть знаний вынести, помилуйте? – гнула свое гоблинша. – Всем племенем-то справимся, а я одна не выдюжу!
Как заругалась царевна в ответ, было уже неслышно.
– Хозяйка выросла, – умилилась Лукерья вослед дочери.
_________
Было темно за окном, когда Драгомир очнулся от тяжелого мутного кошмара. Легкий шорох заставил его встрепенуться – это отец вошел в спальню. Скользил по комнате, как тень, боясь потревожить сон младшего сына. И расстроился, мгновенно заметив по изменившемуся дыханию, что Мир проснулся.
– Ох, я разбудил тебя, да? – неловко шепотом произнес Яр. Подошел к постели, посмотрел внимательно: – Ты как?
– И спасибо, что разбудил, – проворчал Драгомир, подтягиваясь на подушки повыше.
Яр покачал головой, догадываясь, какие сны могут сниться после всего, что случилось. Однако вместо пустых утешений спросил:
– Можно, я останусь на ночь здесь?
– Это твоя спальня и твоя кровать, – смутился Драгомир. – Прости, мне лучше перебраться в свою старую комнату…
– Нет, я не о том. Сейчас тебя нельзя оставлять одного, тем более спящего. В тебе пробудилась огромная сила, и она совершенно неуправляема. Либо я, либо Сильван должны быть поблизости, чтобы успеть помочь. Так что… если не хочешь, чтобы остался я, тогда позову Силя, он побудет с тобой. Он только что ушел, сидел в той комнате, чтобы тебе не мешать.
– Нет! – быстро ответил Мир. Робко добавил. – Давай ты.
– Тебе не нравится Силь? – уточнил отец. – Он хороший. Я пугал им вас в детстве просто в шутку, ты же знаешь.
Драгомир повел плечами. Думая совсем о другом, пробормотал первое, что пришло на ум:
– Он неплохой. Внимательный. Мне спокойно, когда он рядом, примерно, как с Тишкой или Миленой, но они оба шумные, а Сильван тихий. – И замолчал, поняв, что получилась ерунда. Сложно объяснить, что ощущаешь практически незнакомого человека почти так же легко, как родного. Однако именно «почти».
– Ты привыкнешь к нему, – по-своему понял неловкость сына Яр. Добавил с улыбкой: – В любом случае, вам обоим придется друг к другу притереться, потому что Милка его никуда от себя не отпустит. Ну а я, конечно, никуда отсюда не отпущу Милену. Хочу, чтобы вы все были при мне, такой я ревнивый родитель.
Яр за разговором погасил в комнате свечи кроме одной, отставив ее подальше от кровати, чтобы свет не достигал изголовья. Разделся до подштанников, не стесняясь насупившегося сына. В конце концов, не спать же ему одетым в собственной постели. Он лег на свою половину, на бок, подложив локоть под голову. В полумраке уставился на хмурого, как воронёнок, младшего. Драгомир неосознанно занял ту сторону постели, которая раньше законно принадлежала его матери. Яр рассеянно подумал, что теперь эта половина не принадлежит никому. Собственно, она ведь уже давно пустовала.
– Мир? Не говори, будто успел выспаться, ты продремал не больше часа. Сегодня был слишком долгий день, ложись давай.
– Угу. – И не шелохнулся, глядя в темный угол.
– У тебя болит что-нибудь? – встревожился отец.
– Нет, – отмер сын, неловко попытался оправдаться. – Жжет немного, под повязками зудит слегка, но терпимо. Милка перетянула, наверное, когда перевязывала.
– Это чтобы за ночь не сползли, если будешь ворочаться, – пояснил отец.
Мир кивнул, рассеянно потер завязанное колено через одеяло.
Сегодня с ним все носятся, как курица с яйцом. Отец и Сильван отмыли его от грязи и крови, когда принесли во дворец. Потом лечили… После передали Милене, та покормила его, как маленького, с ложечки. Заодно заставила поесть и своего будущего мужа. Сильван жевал, а сам следил за состоянием Мира так пристально, словно видел каждый проглоченный им кусочек или движение крови по сосудам… А, впрочем, возможно, что и впрямь видел. Забавно, некромант оказался таким же привередливым, как сам Драгомир, поэтому сестрице пришлось равно прикрикивать на обоих, чтобы хоть что-то соизволили пропихнуть в желудки.
Потом Милка опять потащила брата в купальню, сняла бинты, отодрав от стремительно сглаживающихся шрамов засохшие корки крови, заново отмывала, теперь уже не торопясь. Тщательно намылила шею в прямом и заодно в переносном смысле – ворчливо обругала его всеми известными ей бранными словами за глупость и недальновидность. При этом не забыла аккуратно подровнять волосы, чтобы выдранные на княжеском подворье пряди не были так заметны.
Сестрицу Драгомир никогда не смущался, как и она его, двойняшки ведь, пусть и такие непохожие. Пусть и рожденные по-разному, как сегодня выяснилось… Он молчал, позволяя делать с собой всё, что она считала нужным. А она не ждала от него ответов, то ворчала, то ругалась, то украдкой всхлипывала и тут же весело щебетала о чем-то, о разном. И только изредка прижималась к нему со спины своими мягкими большими грудями, словно бы случайно. Но он чувствовал биение ее сердца, оно выдавало, как же на самом деле безумно Милена волновалась за него.
Потом его натерли лечебными снадобьями, пусть по сравнению с чистой силой отца все эти мази были практически бесполезны, на Драгомире и без них всё заживало с нечеловеческой стремительностью. Но он не протестовал, если родным так спокойнее, он потерпит. Мама напоила его успокоительными отварами собственного приготовления, невыносимо горькими и противными, но Яр быстро прогнал супругу, чтобы не нервировала сына своим похоронным видом, при котором никакой отвар не успокоит. Затем Драгомира снова уложили в отцовскую широкую постель, в середину, обложили подушками. Он очень сомневался, что заслуживает такую заботу. От этих сомнений на глазах сами собой закипали слезы, обжигая веки, скрадывая голос и дыхание…
Яр взял его руку, лежавшую поверх одеяла, притянул к себе, прижался щекой к перебинтованному запястью.
– Мир, если ты можешь говорить, то лучше всё рассказать. Прямо сейчас. Не оставляй всё только себе, поделись, будет легче. Обещаю, я не стану злиться или ругаться, я просто выслушаю. Может быть, смогу дать совет. Но поверь, молчать больнее, чем сказать вслух. Каждое твое слово останется только здесь, об этом будем знать только мы вдвоем, никто больше.
– Я не хочу, пап, – прошептал Драгомир, отводя глаза и безуспешно пытаясь высвободить руку.
– Я тоже не хотел вытаскивать из твоих суставов проволоку, – произнес Яр. – Мне было больно смотреть, не то что разрезать плоть, только начавшую заново подживать. Но я заставил себя. Это нужно было сделать, чтобы ты смог ходить, владеть руками, держать ложку в конце концов. Было очень больно. Твою боль взял на себя Силь, но мою я никогда не забуду. Я бы с радостью поменялся в тот момент с тобой местами, пусть бы Силь кромсал меня, а не я тебя. Но я знал, что я сам себе не прощу слабости в такой момент. Я должен был сделать всё сам, ради тебя, ради себя. Поэтому, пожалуйста, ради нас всех – не молчи! Завтра заговорить будет уже сложнее, а болеть станет больше.
Яр не отпускал его руку, и Мир не посмел отдернуть с силой. Так же как не смел поднять глаза, посмотреть на отца.
– Пап, мне стыдно.
– Я понимаю.
– Мне стыдно за мою глупость. Я сам вошел в эту ловушку.
– Мирош, иногда такое бывает у всех, – заговорил Яр, пытаясь успокоить не словами, словами тут не поможешь, но убаюкать звучанием ровного голоса. – Просто случается. Умом осознаешь одно, но поступаешь так, словно наваждение находит. Тем более, когда вдруг влюбишься…
– Я не влюблялся в Рогволода, – твердо возразил Драгомир. – Ни на минуту. Я хотел, я заставлял себя думать, будто это ослепление и есть любовь. Но на самом деле… Я его боялся. Знаешь, когда вдруг среди леса встречаешь старого медведя, и он видит тебя и поднимается на задние лапы, рыча, огромный, косматый… Рогволод был еще страшнее.
Яр промолчал.
– Я мог отказать ему, – продолжал с горечью раскаянья Мир. – Прогнать его прочь или сразу позвать тебя, но ничего этого я не сделал. Хуже того, я наврал тебе в глаза. – Он сорвался на дрожащий шепот. – Пап, мне было так… плохо! Прости, пожалуйста, и за это.
– Малыш, я тогда правда очень удивился. Если не сказать больше, – признался Яр. – Я понял, что князь попал к тебе, но не сразу сообразил, зачем ты его спрятал от меня. Нет, сейчас я не злюсь на тебя нисколько. Да и тогда не злился, просто я сходил с ума от беспокойства. Прости и ты, что я слишком тебя опекал и не доверял, чем подтолкнул на такой отчаянный шаг.
– Тебе следовало бы запереть меня в подполе и всыпать розгами, – усмехнулся Драгомир, – как делают другие отцы.
– Возможно, так было бы легче для меня, – пробормотал тот, легонько растирая в своей руке тонкие пальцы сына, чтобы не были такими мертвенно холодными. – Но я боялся потерять тебя окончательно. Ты ведь в таком случае сбежал бы из-под замка.
– Да, наверное. Тогда я так и сделал бы, – согласился Драгомир. – Я шел за ним и думал: зачем? Я понимал, что должен послушать тебя и остаться здесь. Но я через силу заставил себя пойти с ним, хотя мне было очень страшно. Я… – он закрыл лицо свободной рукой. – Я отдался ему, чтобы наказать самого себя. Я хотел, чтобы он причинил мне боль. Унизил. Бросил в грязь…
Яр прижал к губам ледяные костяшки пальцев. Драгомир рассмеялся навзрыд:
– И в итоге я получил, что хотел – оказался в грязи! По уши в конском навозе, избитый, раздетый, без чести и гордости. Я хотел, чтобы меня наказали за преступную любовь к тебе, отец. А теперь, вместо того, чтобы выбросить меня за порог, ты уложил меня в свою постель. Жалеешь меня. Целуешь мне руки… Тебе не противно?!
– Мир! Мирош!.. Тише, не надо, не плачь, – зашептал Яр, привстав с подушки, придвинувшись ближе, погладил по вздрагивающему плечу. – Говори, не останавливайся. Дай этому гною вылиться из твоего сердца. Потом будет легче, обещаю. Ты только говори. Обо всём, что с тобой сделали. Расскажи мне всё, не утаивай ничего. Не бойся стыда, стыдно молчать и терпеть, а чтобы честно признаться, нужна сила. Ты у меня сильный, малыш, ты перешагнешь через то, что случилось, и станешь еще сильнее.
