Текст книги "Семейные хроники Лесного царя. Том 2 (СИ)"
Автор книги: Антонина Бересклет (Клименкова)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)
Между тем владыка Леса потешался:
– А разве я говорил тебе, что ему нельзя белое?
– А разве нет?! – насупилась дочурка.
– Просто надо было тебя чем-то занять, чтобы ты хоть время от времени на кухню убегала, чтобы ему дышать свободно давала без твоей душащей опеки, – смеялся безжалостный родитель.
– Ах, вот как? Вот так, значит, да? – запыхтела Милена от искренней обиды.
Сильван не позволил пожару страстей разгореться. Накрыл ее руку своей ладонью, проникновенно сказал:
– Мне нравится твой черничный пирог. Только позволь мне соскучиться по его вкусу.
– Правда? – обрадовалась Милена, мгновенно зарделась, точно он ей в любви признался.
– Да. Думаю, следующим летом я буду умолять тебя его приготовить, – улыбнулся некромант.
– Ладно, – кокетливо разрешила царевна. – Умоляй. Только не забудь!
– Не забуду, – пообещал тот.
Драгомир фыркнул на эти нежности, за что схлопотал от сестры испепеляющую молнию взгляда.
Трапеза потекла своим чередом. Яр принялся за завтрак, а воеводы и водяные начальники, уже закончившие с едой, попивая чай, неспешно докладывали владыке об успешной подготовке хозяйства к зиме, о прочих многочисленных заботах и делах.
– Ты опять плохо кушаешь, – негромко сделала Лукерья замечание сыну. Драгомир пригорюнился над полупустой тарелкой, ибо Милена полностью завладела вниманием некроманта. Мешать же воркующей, увлекшейся друг другом парочке было как-то неловко, ведь всё-таки у них намечается свадьба, грядёт медовый месяц.
– Мам, я уже поел, – попытался отговориться Мир.
– Позавтракал яблоком и половинкой груши? – уличила родительница, указала ложкой на огрызок, который как раз утаскивал со стола шуликун. – Сильван же сказал, что вы потратили много сил. Он-то плотно позавтракал, а ты?
– Ну, еще бы он не плотно, – хихикнул Драгомир, не удержался. – Если сам не станет, его ж Милка догонит и накормит. Она его перед свадьбой решила откор…
– А ну цыц! Не твоя забота! – шикнула на брата царевна, не вовремя прервавшая любезности с женихом. – Ты-то с папкой спишь, тебе-то что! А я с этими мощами ночую в одной кровати – глаз сомкнуть не могу, всё боюсь во сне косточки ему переломать или самой наколоться!
Яр от громкого заявления пирожком поперхнулся, тут же подбежала Лилька и принялась колотить его величество по спине. Воеводы сбились с цифр отчетов, не сразу вспомнили, на чем остановились. Лукерья поджала губы – и решительно наложила сыну горку дымящейся паром каши:
– Чтобы всё съел! Не выйдешь из-за стола, пока не съешь.
– Мама! – оскорбился царевич. Однако перечить материнской воле не решился, на опыте знал, что не переспорить, да и отец с сестрою в данном вопросе будут на ее стороне. Драгомир вздохнул, голову повесил.
Сильван не мог смотреть на своего горюющего ученика спокойно. Некромант взял из корзины красивое яблоко и предложил царевичу загадку:
– Малыш, как думаешь, плоды относятся к живому или мертвому?
Драгомир заинтересованно поднял голову.
– К живому, – решил он. Поправился: – Наверное.
– Но если оставить плод на земле, он сгниет, – продолжил маг. Попутно словам он взялся за нож и стал нарезать яблоко дольками на чистом блюдце, услужливо подсунутом мавками. – Живое не должно так быстро портиться или засыхать, верно?
– Пока плод на ветке висит, то он растет, следовательно, живет, – изрек Драгомир. – А если сорвать, то больше не растет.
– Умник! – фыркнула Милена, не удержалась. – А если оставить яблоко на земле, из него может вырасти новая яблоня.
– А может и не вырасти, – возразил Мир. – Семена тоже могут сгнить, не дав ростки. Ой, да ведь – жизнь плода в семенах! Или в косточке, если это ягода. Растения для этого и плодоносят.
– Верно, – кивнул Сильван. Он успел очистить дольки от сердцевины. Указал кончиком ножа на блюдечко, потом на Яра: – Семена – это к нему, потому что они живые и могут дать жизнь дереву. Но плоть плода принадлежит нам, магам смерти, ибо она задерживается на грани, охраняя семя. Мякоть живет дольше, чем опавший лист. Но иные листья могут пустить корни и стать началом новой жизни, а кожуре или мякоти не дано такого права.
Некромант, увлеченный экспериментом, не замечал, что за столом и вокруг воцарилась тишина. Все следили за его действиями. Закончив с яблочными дольками, он разложил их на блюдце «солнышком», между лучами которого проложил по ягодке свежей пахучей малины, беря ее из стоявшей рядом корзиночки.
– И ягоды тоже неживые, получаются? – уточнил Драгомир, не спуская глаз с распотрошенных фруктов.
– У ягод очень мелкие семена, – извиняющимся тоном пояснил Сильван, накрыл блюдце обеими ладонями. – Я не смог бы их вынуть из мякоти, так что просто вживлю в то, что получится. Они мне не мешают, по сравнению с яблочными они куда слабее.
Он убрал руки, дав возможность всем увидеть, что же получилось. Даже Веснян невольно вытянул шею, вглядевшись в ало-розовый неведомый фрукт, лежащий теперь на блюдце. Это была гладкая, как яблочко, малинка размером с женский кулачок, покрытая полупрозрачной кожицей, под которой просвечивала сочная мякоть.
– Малино-яблоко? – предположила Милена. Повела носом: – М-м, а пахнет необычно. Даже не знаю, на что похож запах. Прелесть какая!
Сильван обошелся с чудо-фруктом безжалостно: взял в руку и выдавил из него яркий сок на кашу в тарелке Мира.
– Попробуй теперь, – предложил маг.
Мирош с некоторой опаской и с любопытством ковырнул приправленную кашу ложкой, отправил в рот, подержал на языке, причмокнул:
– Очень вкусно! Мам, попробуй тоже? – предложил он Лукерье. Та не удержалась от соблазна – и закивала, признавая во всех смыслах бесподобный вкус и аромат.
– Ванечка, а можешь вырастить дерево с такими плодами? – загорелась Милена, слизнув сок с пальцев. Она кашу у брата отнимать не захотела, а завладела самим фруктом, помятым, но всё еще пригодным для утоления любопытства. – Тут и косточки мелкие есть, можно посадить.
– Из этих косточек вырастет обычная малина, – пояснил некромант. – Я изменил мякоть, а семена может изменить сам Драгомир. Я после расскажу, как это сделать.
– Отлично! – вступил в разговор Яр. – Отдам вам под учебный огород угол в своем саду, сажайте там, что хотите! Я тоже буду туда заглядывать, поправлю что-то, если понадобится, для пущей урожайности.
Сильван смешался, он только сейчас понял, что устроил представление для всего собрания. Чтобы скрыть смущение, он нахмурил брови и принялся колдовать дальше, теперь над грушей и черноплодной рябиной.
– Пап, но это правда ужасно вкусно! – настаивала Милена. Она милостиво отдала остатки фрукта русалкам, чтобы те не лопнули от любопытства.
– Не сомневаюсь, солнышко, – рассмеялся Яр. Пояснил свое веселье воеводам и водяным: – Пускать алхимика на кухню опасно, тут же начинает ставить опыты. Пока я жил с ним, боялся двух вещей: растолстеть до безобразия от его готовки или отравиться насмерть. Хорошо, что я бессмертный, но всё-таки!
Воеводы и водяные начальники добродушно посмеялись над шуткой владыки.
Сильван презентовал свежесозданную черную грушу пискнувшей от восторга Милене, за спиной которой толпились восхищенно жужжащие русалки и мавки. Далее маг придвинул к себе блюда с крыжовником и вишней. Он продолжал представление не для общего развлечения, а потому что, заглядевшись, Мир незаметно для самого себя уже доедал свою кашу. Лукерья, подперев ладонью щеку, с материнским умилением следила, как стремительно уменьшается горка на его тарелке.
Между тем Яр и воеводы вернулись к заботам Леса. Подвластные земли нужно было тщательно подготовить к осени и зиме. Для этого следовало сделать многое. Например, рассчитать, куда потечет вода осенних дождей, желательно предугадать по опыту прошлых лет, сколько этой воды накопится лишней, не предвидится ли где заболачивания, что впоследствии повлечет загнивание почвы и прочие проблемы. Корм для остающихся на зимовку птиц и зверья также был головной болью леших и их помощников. Тут важно было работать сообща – в разных краях урожаи случались разные, где-то больше зерновые удались, где-то плодовые или ягодные дали излишек урожая. Следовало всё подсчитать, поделить на количество едоков – и, если нужно, обменяться. Обменивались лешии не кормом, а едоками: птичьими стаями и зверьем, перегоняя животину с места на место. Чтобы такой обмен прошел без потерь, Яр тщательно следил за процессом через связь с Лесом. Причем гонять зверье следовало до наступления холодов, а значит, медлить и откладывать нельзя…
– Ваше величество! – обратилась к Яру незаметно подошедшая Заринка, одна из подружек Лильки. – К вам с докладом прибыл старший домовой из Нового Города. Прикажете в кабинет его проводить?
– Пригласи сюда, пусть с нами чая попьет, небось устал с дороги, – разрешил владыка Леса.
Сильван закончил собирать из крыжовнико-вишни красивую гроздь и вручил чудо-виноград Миру. Тот как раз расправился с кашей. Царевич охотно оторвал от грозди одну крупную полосатую ягоду, отправил в рот, поморщился:
– Кислятина какая! Но тоже вкусно.
Он передал гроздь Лукерье.
– Идем? – поднявшись с места, спросил Сильван своего ученика. Кивнул Яру, обвел взглядом леших и водных: – Разрешите откланяться, нам нужно продолжать занятия.
– Если требуется какая-нибудь дохлятина, обращайтесь! – сказал Михайло Потапыч Дуболом, припомнил: – У меня как раз на днях олень преставился. Красавец, рогатый! Свежий, волками не погрызен.
– Благодарю, но мы пока на растениях тренируемся, – отказался некромант, протянул руку Драгомиру. Однако тот не спешил уходить, руку принял, удержал в своей, но не встал:
– Подожди, я хочу поблагодарить городового за участие ко мне, – негромко сказал он.
Сильван вздохнул, оглянулся на Милену, без слов взглядом сообщая ей, что честно попытался увести ее брата, чтобы избежать лишних разговоров о произошедшем. Милена так же молча кивком поблагодарила его за старания, пусть не увенчавшиеся успехом.
Городовой, старший над всеми домовыми в Новом Городе, въехал в трапезную залу верхом.
– Сегодня на собаке? – заметил Яр, приветствуя, встал с кресла.
– В прошлый раз, когда пожар у них случился, приезжал на козе, – вспомнил Веснян.
– Здрав будь, царь-батюшка! – басовито воскликнул городовой. Воеводе же ответил: – На козах я с тех пор заклялся ездить, брыкаются шибко и бодаются без предупреждения, едва косточки уцелели.
– Три лета назад навещал нас, тогда на борове прискакал, – добавил и от себя Михайло Потапыч. – Как раз после на Сватьинке у поганцев несколько хуторов погорело, вместе с их идолищами-столбами.
– Свиньи тоже глупая скотина, – отмахнулся городовой. – На собаках теперь буду разъезжать, у них и ход плавный, и приказов слушаются.
– Как бы в этот раз пожара где не случилось, – в шутку заметила Лукерья. – Уж всякий раз совпадает, неспроста!
– Тьфу-тьфу на тебя, матушка, – обиделся городовой. – Будто я со зла? Чистой воды совпадение. Что ж такое пророчишь недоброе!
Лукерья промолчала, сама понимая, что пошутила не к месту. Как будто кто-то за язык дернул. Уж не впрямь ли пророчество нелепое угораздило ляпнуть? Вот беда…
Старший городской домовой был ростом повыше своих собратьев, Лукерье он приходился почти до пояса, если вместе с неизменной овчинной шапкой мерить. Единственный из всех домовых, кто имел право и возможность покидать человеческое жилье по своей воле. Однако часто разъезжать с визитами ему было неудобно. Всё дело в том, что свой дом городовой возил с собой. А дом у него был крошечный, вроде скворечника. Обычно он ставил его где-нибудь на чердаке людского жилища, тем самым подчиняя своей власти весь дом. Но при необходимости брал на плечи, выносил из избы и взгромождал на подходящую животину – козу, свинью или, как теперь, на собаку крупной породы.
– А если вам тележку приспособить? – предложил Драгомир. Присев перед собакой на корточки, принялся чесать за ухом, отчего та отчаянно завиляла хвостом. Домик у нее на спине от этого принялся опасно раскачиваться, заставив городового нервничать.
– И с тележкой пробовали, свет-царевич, застревала везде, – проворчал городовой, похлопав своего «скакуна» по холке, чтобы стояла смирно.
Ладошку изнутри, как у всякого домового, у него покрывала мягкая густая шерсть. Мир невольно улыбнулся, вспомнив, что слышал о девичьих гаданиях, когда домовой должен был погладить вопрошающих своей лапкой по голому заду. Вообще гость весь был мягкий и пушистый с головы до пят, от лица-мордочки до пальцев с коготками. Это, однако, не мешало ему носить одёжку, похожую на людскую: долгополый кафтан, кушак, полосатые штаны и лапти без портянок на босу лапу.
Русалки подготовили для гостя местечко: собаку пригласили лечь под высокую лавку, где её ждало угощение, а самого домового усадили на стопку подушек, чтобы доставал до стола, при этом ногами всё равно мог бы касаться крыши своего «скворечника».
– Не чаи я приехал с вами распивать, царь-батюшка, – проворчал домовой, но шумно отхлебнул из маленькой кружечки, закусил баранкой. Дальше говорил с набитым ртом, весьма серьезным тоном: – Спросить меня отправили, долго ли будет продолжаться в городе бесовщина? Понятно, что право ваше, однако ж покою нам нет. Вы бы уж закруглялись, царь-батюшка, а? Накажите всех, кого надо, а неповинных оставьте с миром… Ох, прощения прошу, оговорился.
Яр, окаменев лицом, откинулся на спинку своего кресла:
– Не зря ты оговорился, правду сказал. Не один я буду суд вершить, но с Миром. С Драгомиром Яровичем. Поэтому жду, когда он достаточно остынет сердцем и не разнесет весь ваш город по бревнышку, не разбирая, кто виноват, а кто нет.
– Отец, я не… – заикнулся было сын. Только владыка Леса остудил его небывало холодным взглядом:
– Ты не знаешь, на что ты способен. Я тоже могу лишь догадываться. Поэтому изволь слушаться наставника и отправляйся заниматься.
Драгомир нахмурил брови: нельзя было не признать, что отец прав. Спешить с судом было в первую очередь опасно для невиновных обитателей Нового Города. Лесной царевич порывисто поклонился городовому в пояс:
– Прошу, передайте мою благодарность за помощь домовику княжьего терема и его семейству! – Развернулся и вышел из трапезной.
– Мы будем в саду, – бросил Сильван, поторопился за учеником. За ними тенью ускользнула и гоблинша.
– Чернокнижник? – городовой кивнул на закрывшиеся за магом двери. – Наслышан, весьма наслышан.
Он снова прихлебнул чаю.
Лукерья наткнулась взглядом на крыжовнико-вишню. Бордовые ягоды с зелеными полосками спело просвечивали крупной косточкой. Она оторвала одну, брызнувшую во рту освежающим кислым соком… Мда, не доработал некромант немного, поторопился – изнутри под кожицей прятались шершавые колючки мохнатого крыжовника.
– А ты почему с ними не пошла? – негромко спросила Лукерья у дочери, сосредоточенно пережевывая ягоду, потому как выплюнуть несмотря на колючесть было жалко, вкусное получилась безобразие.
– Что я там у них разберу? – вздохнула Милена. – Стоят молча, друг дружке в глаза смотрят. У них иное колдовство, без заклятий, без волшебных порошков и зелий. Нам, ведьмам, их тонкости «обращения напрямую к источнику силы без посредства вспомогательных средств» не уразуметь.
Меж тем Яр решил, что и за чаем можно прекрасно обговорить все дела, незачем толпой перемещаться в кабинет, если всем и здесь неплохо. Он велел служанкам покинуть зал, из трапезного сделавшийся совещательным. Мол, позовет, пришлет на кухню шуликуна, если нужно будет самовар сменить на горячий или подлить в вазочки варений.
– Не хочешь узнать, что за бесовщина творится в городе? – шепнула Милена на ухо матери, когда обе поднялись из-за стола, собираясь уйти следом за русалками.
– Яр же не пустит, – поджала губы ведьма. Дочь всегда угадывала ее мысли без всякого колдовства.
– Если я попрошу, то разрешит, – лукаво блеснула глазами Милена.
Лесная царевна прямиком пошла к отцу. Никого не стесняясь, не обращая внимания на важную беседу, уселась Яру на колени, обняла за шею, потерлась носом о висок, шаловливыми ручонками взлохматила зеленую гриву, и без нее пребывавшую в вечном беспорядке. И как всегда дочурка оказалась права – сработало! Царь-батюшка оттаял, губы невольно растянулись в улыбке. Ластящейся дочурке Яр ни в чём не мог отказать. Воеводы на царевну тоже не сердились, что прервала совещание, ведь с довольным владыкой договариваться о делах было куда легче.
Лукерья только вздохнула, поджав губы. Не удержалась, хмыкнула: ежели эдак посмотреть, то ей повезло, что от любви к отцу сошел с ума Драгомир, а не Миленка! Уж Милке одного поцелуя было бы недостаточно. Да и не стала бы она отсиживаться в одиночестве и отмалчиваться, сколько молчал Мирош – сразу бы отодвинула мать и заняла место царицы. И плевать дочурке на условности и приличия…
– Что? – оборвала поток неутешительных мыслей вернувшаяся к ней Милена. – У меня с волосами что-то не так? Надела что-то наизнанку?
– Да нет, – спрятала взгляд Лукерья. – Разрешил?
– Конечно! – засияла улыбкой лесная царевна. – Летим?
______________
Четверо странников, замерших на палубе скользящего вперед судёнышка, разглядывали проплывавший мимо высокий берег одинаково напряженно, но с разными затаенными чувствами. С реки еще не было видно города. Перед глазами тянулся земляной пласт обрыва, неприступный, ненадежный – кое-где осыпался, обнажив рыже-глинистую почву, утащив вниз могучие деревья, оказавшиеся на зыбком краю. Невезучие исполины упрямо хватались за рыхлую землю корнями, зависали над рекой горизонтально, полоща ветки в ленивом течении, а с высоты на них будто с сочувствием взирали их собратья, страшась участи быть следующими на утопление.
Еще немного, и цель долгого путешествия будет достигнута. Судёнышко сделает поворот, войдет в устье Сестрицы и причалит к берегу. Новый Город. Томил стремился домой всем сердцем – и страшился неизвестности. Прошло столько времени с его отъезда, город наверняка изменился. Томил боялся не узнать родные улицы… и людей. Не столько внешних перемен он опасался, сколько внутренних. Да и сам он, что говорить, давно стал другим…
На прекрасных и безмятежных лицах эльфов обычно с трудом можно было угадать эмоции. Но сейчас оба хмурились, причем каждый размышлял о своем. Рэгнет в мыслях уже беседовал с лесным царем, покусывал губы, придумывая неоспоримые аргументы. Нэбелин украдкой поглядывал на Томила, печалясь о скорой разлуке. Пусть человек не давал обнимать себя на виду у команды, целовать глубоко и страстно, так, как хотелось юному пылкому эльфу, отговариваясь тем, что «до свадьбы грешно!», но всё равно за дни совместного путешествия Нэбелин почти удалось его к себе приручить. Томил смирился со своей участью, еще немного – и открыл бы в ответ свое сердце, позабыв о надуманных людских запретах и предубеждениях. Но вот пришел час расставаться. Нэбелин не могло не тревожить будущее – увидятся ли они? Когда? При каких обстоятельствах? Ведь для эльфа и человека время течет совершенно по-разному, Нэбелин готов был ждать век, а человеку и год покажется вечностью. В своих чувствах менестрель был уверен, сердце же смертных переменчиво. Однако брать с возлюбленного клятвы верности было рано по любым меркам. Это будет слишком похоже на принуждение…
Богдан Шмель извелся больше всех: переминался с ноги на ногу, сжимал перила борта, не замечая, что от такой хватки выщербленные водой и ветром серые доски скрипят и грозятся треснуть. Он выискивал среди зелени, клубящейся над откосом, крыши построек.
– Вон! Томка, смотри, деревни уже видны! – воскликнул он, оживившись. – Вон, баньки! Видишь?
– Вижу, баньки, да, – кивнул, мягко улыбаясь, Томил. Богдан пробыл на чужбине гораздо меньше, чем он, однако соскучиться успел куда больше, ведь оставил дома жену и выводок детишек.
– Вон! Моя банька! Смотри, Томка, совсем не покосилась! Стоит! Я-то думал, еще прошлой весной чинить придется, а ничего! – ликовал Шмель, каким-то чудом высмотрев за густой зеленью свое «имение». Прищурился, вытянулся вперед, едва за борт не выпав: – А там не Васька ли? Точно, Васька! Как вымахать успел-то! Ну, мОлодец! Поди, старших сестер перерос на голову!
Терпение у Шмеля явно истощилось до последних капель.
– Эй, только не вздумай вплавь сигать! Потерпи еще чуток, скоро уже доберемся, – попытался образумить друга Томил. Но тот отмахнулся:
– Причалим с другой стороны города, топать оттуда полчаса, если не вызовут меня сразу к Рогволоду, у него до ночи застрянем, раньше утра не вырвемся. Нет уж, лучше я хоть вплавь, но напрямки! – решился Богдан.
И даже начал перелезать через борт, ногу перекинул, когда услышал свист со стороны:
– Хей, христиане! Помочь чем-то, ась?
– Кто тут христиане, а кто и нет! – с ярким акцентом огрызнулся с кормы подуставший владелец суденышка, басурманин, уроженец Бурого ханства.
– Вы в Новый Город, вестимо? – легко догадался доброжелатель в плоскодонке.
Томил распознал в коренастом мужичке с короткой чернявой бородой представителя болотного народа язычников. Что само по себе было уже странно – обычно «поганцы» на простор Матушки старались не выплывать, рыбачили в тихих водах Сватьинки и Куманька. Они справедливо опасались одним своим видом вызвать злость у жителей города. Лучникам на крепостных стенах не требовалось дополнительного указа начальства, чтобы обстрелять нехристей, когда рыбаки неосмотрительно близко подходили к правому берегу. Если лодок была не одна, с башен палили из пищалей картечью – попадали редко, зато грохотом не только уток распугивали, но весь город на уши поднимали.
А теперь «поганец» вольно катается на плоскодонке прямо по стрежню! Да не он один такой смелый. Томил огляделся по сторонам с удивлением: чуть подальше впереди, ближе к городу, Матушка была сплошь усеяна лодками и лодчонками язычников. Небывалое дело! Неужто Рогволод в отсутствии своего советника сумел взяться за ум и помирил два соседствующих народа между собой? Томил хотел бы поверить в эту догадку, да умом понимал, что в действительности слишком ничтожна вероятность такого чуда. И всё же лодчонки сновали от берега до берега, груженые по самые борта, деловитые, скорые.
– Ты на берег лучше не сходи, – между тем болотный житель предупредил басурманина. – Лесной бог город проклял! Коли пристанешь, то назад не отчалишь. Так и застрянешь там навсегда, пока тебя гнус заживо не сожрёт. Так-то!
– Брешешь? – справедливо усомнился хозяин судёнышка. Однако сделал знак своей команде приспустить парус.
– Ну, рискни, ежели не веришь, – усмехнулся «поганец». Кивнул на показавшиеся поверх древесных крон дозорные башни, крепостные стены и макушку колокольни. – Видишь тучу над крышами?
– Не слепой, вижу. Пожар? – предположил басурманин.
– В набат же не звонят, – подсказал язычник. – Не поверишь, но дыма там лишь половина. Там, где погуще, то мошкара и гнус. У них там небо черное, будто ночью! Костры жгут на улицах, заборы разбирают на доски, и всё равно не помогает.
– Что ж ты так об этом весело рассказываешь? – вмешался Томил, не выдержал.
– Так все комары и оводы из наших мест сюда прилетели, а у нас не жужжит никто! – скрипуче рассмеялся язычник, раскачивая свою плоскодонку. – Городские по воле лесного царя за околицу выйти не смеют, дров у них нету, еда заканчивается. По нам из пушечек больше не палят, куда там! Слезно умолили помочь – помогаем вот теперь. Кто хвороста с нашего берега привезет, кто яиц лукошко, кто уток настреляет – тоже на продажу сгодится! Вот и помирились с соседушками! – он снова довольно расхохотался. – Наш народ лесного бога всегда чтил, потому теперь нам прибыль и свобода, а городским волдыри и узилище!
Богдан и Томил переглянулись, не ожидали они такое застать по возвращении.
– Ну так что, кого-то перевезти на берег? – предложил язычник. – Дорого не спрошу. Только назад не выберетесь даже за золото, коли передумаете, ха-ха!..
– Меня! Меня отвези! – вызвался Богдан. Быстро перелез через борт, держась за снасти, спустился в рисково качающуюся лодку.
Язычник еще перебросился парой слов с басурманином, пообещав прислать к нему кого-то, кто сможет снабдить запасом провизии для обратного пути вниз по Матушке и кое-какими товарами на продажу, раз уж невозможно закупиться необходимым на городских базарах. И, оттолкнувшись веслом от борта судна, шустро погрёб к берегу.
Томил проводил друга взглядом. Он понимал его желание как можно скорее удостовериться, что родные живы и здоровы. Но что же такое должно было стрястись, чтобы Яр проклял город?..
– Что-то не так, Том? – тронул его за плечо Нэбелин. Из-за незнания местного языка эльфы могли лишь догадываться о причинах подозрительной суматохи.
– Кажется, у меня тоже появилось дело к лесному царю, – неуверенно произнес Томил.
Пронзительным свистом он подозвал еще одного расторопного лодочника, который за звонкую монету согласился переправить троих странников на левый берег Сестрицы.
Пока плыли, Томил вкратце передал новости о городе эльфам. Те слушали и оглядывались на крепостные стены и крыши высоких теремов, церковные маковки, серебристо блестевшие на солнце чешуйчатым лемехом. Низко стелящийся дым и тучи насекомых отсюда стали не видны, город выглядел как обычно – мирно и достойно. Сейчас Томилу и самому не верилось в нелепые заявления болотного «поганца».
Однако их перевозчик, мужик по виду не болтливый, скупо дополнил картину другими подробностями. Сам он многого не видал, но довольно уж общался с горожанами, чтобы поверить в слезные жалобы наказанных проклятьем людей.
Казней на город посыпалось множество, от пустяшных до серьезных. Собаки воют днем и ночью, не переставая, аж с реки слышно – жутко. Все кошки сбежали в лес, мышей и крыс развелось тысячи, зерно и муку грызут без стыда и боязни. Почти все коровы и козы пропали – пастухи как вывели стада пастись, так и сгинули вместе с бурёнками, будто их волки съели. Кур тащат лисы и куницы, оставшиеся в птичниках квочки от страха яйца не несут. Домовики на чердаках плачут в голос. Вода в колодцах и ключах цветет зеленью, пить невозможно. К рекам горожане подойти боятся – ведра из рук выхватят водяницы, выбьют днище, а дырявое наденут тебе на голову и будут колотить по нему, пока не убежишь. В городе эдак скоро ни одного целого бочонка не останется, ни одной бадейки-лоханки. Новые делать не из чего, пойти в лес за деревом нельзя – лешии не пускают, лешачки шишками обстреливают, прицельно и пребольно. Единственный колодец остался с пригодной водой при монастыре, да и тот за день вычерпывают до мути. Самая жуть, что на погостах из могил кости лезут, среди травы и цветочков торчат скелетные кисти рук с растопыренными пальцами и белеют макушки черепов.
– Вот уж про черепа народ брешет, – усомнился Томил. – Во всё остальное я могу поверить, но мертвецы даже лесному владыке неподвластны.
На это перевозчик пожал плечами, спорить не стал. Не захотел он и поведать, что же послужило причиной проклятия. Зыркнул на приезжих из-под кустистых бровей и пробурчал, чтобы Томил у городских спрашивал, раз ему так интересно, а он пересказом эдакой мерзости свои уста не осквернит.
Затащить нос лодки на песчаную отмель, чтобы эльфы зря не мочили сапоги, пришлось Томилу – язычник наотрез отказался ступать на «священную землю гневливого Бога». Ладно хоть пообещал за отдельную плату дождаться его, чтобы отвезти в город.
Томил как рассчитывал: за час дойдут до терема Лукерьи, дорогу он помнил с детства, не заблудится, с Щуром захаживали в гости, бывало. Если же не застанут они там хозяйку или Яровичей, то придется выкликать кого-то из местной нечисти и попросить проводить эльфов до Дубравного дворца. А сам Томил должен как можно скорее вернуться в город и собственными глазами убедиться, что проклятье не выдумка и не бредовые слухи. И лишь тогда он потребует личной аудиенции у Яра. Он не боялся, что из-за проклятья застрянет в городе, всё-таки кое-каким чарам тоже обучен.
– Что такое? Идемте! – обернувшись, Томил поторопил топчущихся на месте эльфов.
Занятый мыслями, он не оглядывался назад, поднялся по крутой тропке и ушел вглубь берега на полсотни шагов, уверенный, что спутники следуют за ним. Но те только одолели подъем – и встали, словно им дорогу перегородили невидимым забором.
– Мы не можем! – чуть не плакал от разочарования Нэбелин. – Тут как будто стеклянная стена! Твердая! Без дыр!
В доказательство эльф приналег на пустой воздух плечом, затем пнул ногой, ударил кулаком, однако преграда не поддалась.
– Ерунда какая-то! Я ведь прошел, – пробормотал Томил.
Он вернулся, пощупал сам: воздух как воздух, не тверже, чем тот, каким он дышит.
– Нет тут ничего, вам показалось, – буркнул он, взял эльфов за руки, точно малых детей, и решительно потащил за собой.
– Ах!..
– Уй!..
Он-то прошел без помех, а эльфы стукнулись головами. Бывает, так прикладываешься до искр, когда перешагиваешь высокий порог и при этом не замечаешь низкую притолоку.
Томил снова развернулся, не понимая: ведь руки их, что он держал, никакой стены не ощутили! А вот головам досталось. Однако стоило отпустить узкие запястья, и Нэбелин наглядно показал, положив перед собой обе ладони: вот стена, гладкая и ровная. Томил подошел вплотную, убедился – на ладони даже кожа приплюснулась, словно он впрямь видит ее через стекло. Томил не удержался и провел пальцем по линии жизни, отчего Нэбелин вспыхнул смущением и тотчас спрятал руки за спиной. Томил, чисто опыта ради, потянулся вперед, совершенно не ощущая никаких преград, и дотронулся до нежно порозовевшей щеки…
Рэгнет отпрянул и схватился за свой меч. Томил отдернул руку – и с некоторым облегчением понял, что вовсе не его бездумная вольность смутила старшего эльфа и заставила попятиться младшего.
За спиной Томила откуда ни возьмись появился матерый косматый медведь.
– Томас! – негромко позвал Нэбелин. – Пожалуйста, подойди к нам. Медленно и без резких движений, не зли зверя.
Однако Томил не внял совету. Напротив, развернулся к медведю лицом, да еще руки широко развел в стороны, будто собрался его поймать без всякого оружия.
– Том! Не глупи, тебе не справиться с диким… – быстро зашептал младший эльф, но осёкся.
Томил не слушал испуганных спутников – шагнул навстречу медведю с улыбкой на лице. Зверь в ответ поднялся на задние лапы, оказавшись на две головы выше человека, раззявил зубастую пасть.
– Томас!.. – истерично пискнул Нэбелин, выхватывая свой кинжал из ножен, готовясь прыгнуть на медведя, чтобы защитить возлюбленного, пусть даже придется прикрыть собой от устрашающих когтей и оскаленных клыков.
Медведь громко взревел, накинулся на Томила… и крепко обнял хохочущего парня. Прижал к своей меховой груди, так что у городского колдуна ребра затрещали, а ноги на мгновение оторвались от земли.
