Текст книги "Последние ратники. Бросок волка (СИ)"

Автор книги: Антон Скрипец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

Никодим, конечно, и не думал бросать жертву нездорового фастфуда – как гастрономического, так и ментального – одного в средневековом городе. Он тенью следовал за крадущейся парочкой, стараясь не выпускать её из поля зрения ни на миг.

«Аналитик» поминутно озирался по сторонам, даже не пытаясь скрыть панические настроения. Он вздрогнул все телом и с перепугу цапнул за рукав своего провожатого, когда, почуяв приближение чужаков, вдруг залилась лаем собака. Кот, примостившийся на поленице, сложенной вдоль забора по другую сторону улочки, поджал уши, разинул пасть, недовольно фыркнул, соскочил с насиженного места и стрелой пронесся под ногами запоздалых путников, скрывшись в густой траве.

– Тьфу ты, нелегкая, – не хуже кота фыркнул «гид», поплевал через левое плечо и постучал по дереву забора, чем привел бесновавшуюся за ним собаку в еще большее исступление.

Наконец, они подобрались к очередному перекрестку. Узенький проулочек упирался в гораздо более широкую и наезженную дорогу. Никодим знал, что справа колея вбегала в широкий двор, огороженный низким плетнем. За ним угадывались очертания крытых повозок и простых, как стол крестьянина, телег, а меж подводами потрескивали костерки тех гостей стольного града, кому в корчме не хватило места. Или денег – заплатить за ночлег. Число таковых ночлежек под открытым небом – Никодим знал это точно – с приближением дня «обвязывания мечом» княжича (или как там назывался этот местный вариант церемонии вручения недорослю паспорта?) будет только расти.

А корчма, где условились встретиться с Сычом, была с другой стороны проулка.

– Жди тут и не высовывайся, – прошептал провожатый так, что даже Никодим в отдалении чётко улышал каждое слово – Здесь с твоим черным сарафаном тебя вряд ли кто увидит. Если все будет в порядке, позову.

– Постой! Мы так не договаривались, – захлебываясь в панике, шепотом затараторил «служка». – Уговор был – ты меня сопровождаешь до места и обратно!

– С тобой никакого уговора у меня не было. Мне сказано доставить тебя сюда, дождаться нужного человечка. Свести вас. Но особая просьба, – он приблизил лицо вплотную к Яшкиному и заговорил прерывистым шепотом, – чтобы все было тихо. Смекаешь? Мне до одного места ваши делишки. Но если сказано, чтобы без шума, значит, так тому и быть. Даже если придется тебе глотку перерезать, чтоб больше так не вопил.

Никодим хмуро усмехнулся.

«Ничего, сбить спесь с некоторых ушей бывает очень полезно».

Рябой стрельнул вокруг наметанным воровским взглядом, развернулся к монашку спиной и пошагал в сторону шумного и ярко освещенного дома с просторным крыльцом. Не слишком грубо, но твердо оттерплечём двух гуляк в потрепанных зипунах, поднялся по ступеням.

Яков же присел. Прямо на землю. Не отвечающую санитарно-гигиеническим нормам. То ли от отчаяния, то ли от страха. Поди разбери этих детей интернета.

Он долго смотрел на колышущуюся волнами траву, словно юркий ручеек нес свою темную стремнину куда-то во мрак ночи, заметил кузнечика, вцепившегося в верхушку высокого стебля, похожего на колосок.

Смотрел долго, отстранённо. Не шевелясь.

Лишь спустя какое-то время Никодим понял, что «ответственный сотрудник» просто-напросто удрых.

4. Княжья грамота

Белоозеро высилось башенками и нарядными маковками теремов высоко над пашнями и перелесками. Выстроили его на крутом холме, пологая сторона которого гостеприимно сбегала широкой дорогой от ворот прямо под ноги путникам. С другой стороны склон обрывался песчаным откосом в тихую озерную гладь. Город окружили аккуратные поля. Вдали, в окружении пашен, гордым хозяином высился ветряк. За ним пристроилась маленькая весь. Стена града не имела ничего общего с деревенским частоколом. Сложена она была из огромных лесин, стояла на высоченной насыпи, и чтобы посмотреть на ее верхушку, приходилось задирать голову. Распахнутые створки ворот надежно вросли в придорожную пыль. Видно, запирать их не входило в здешние обычаи.

Кутька с Хромом подкатили к откровенно скучавшим стражам. Оба, втиснутые в потертые кожаные доспехи, даже не взглянули на селян. Копья с массивными древками в руках не держали – прислонили к стене. Под ними же на земле лежали круглые щиты, обитые кожей и железными бляхами. Здесь же валялись и шлемы. Пока Кутька пожирал глазами разложенную амуницию, Хром рассчитался за проезд с седым сборщиком податей. Вид у того был донельзя усталый и невыспавшийся. Но сдачу отсчитал верно и споро.

– Мил человек, не подскажешь, к воеводе как проехать? – аккуратно приняв в ладонь медяки, спросил Хром.

– Проезжай.

Голос сборщика податей оказался под стать облику. Совсем бесцветным. И на вопрос он, похоже, не обратил никакого внимания.

– Мне бы встретиться с ним. Очень нужно.

– Не задерживаемся.

Хром досадливо мотнул головой и хотел уж было тронуться с места.

– Нечего делать больше воеводе, как с каждым пахарем совет держать, – решил напоследок схохмить один из стражников. Он крякнул, усмехнулся, и сплюнул под ноги хромовой коняги. Разговор сильного со слабым. Обычное дело. Увечный и не подумал обратить внимание на его слова. С постным лицом дернул вожжи, и лошадь, звякнув сбруей, тронулась с места.

– Этот пахарь больше твоего навоевал.

Вообще-то Кутька в городе был в первый раз. Потому сильно робел. И уж конечно у него даже в мыслях не было перечить вооруженным людям. Тем более – стражникам. Но очень стало обидно за Хрома, который на княжьей службе руки лишился, а не пузо отрастил. Кто же знал, что в тот самый миг, когда он решит пробурчать себе под нос эти слова, вокруг вдруг установится гробовая тишина. Как по уговору, смолк людской гомон, и даже вороны, до сих пор суетливо кружившие над маковками стрелен и оглашавшие окрестности назойливым карканьем, умолкнув, расселись на крышах домов.

Так что яростный шепот услышали все вокруг.

Боров в латах – тоже.

– Ах ты, сучий выкормыш!

Стражник с коротким замахом двинул обидчику по затылку.

Может, и не таким уж сильным получился удар, но слетел с повозки Кутька стремглав. По дороге к земле задел носом оглоблю, крепко ударился лбом об утрамбованную землю.

Повисшую вокруг гробовую тишину разорвало хлопанье крыльев сорвавшегося с крыши воронья.

Не то, чтобы Кутька ни разу не получал по сопатке. Бывало всякое, не девка ж красная. И все равно стало до смерти обидно. Вот тебе и надежная защита у стен безопасного града. Парень выдернул ногу из-под колеса, молча вытер нос, размазав вымаранной в земле рукой кровь и брызнувшие от сильного удара по переносице слезы. Про себя отметил, что хоть зубы целы остались. Молча влез обратно на облучок, и, низко опустив голову, совсем уж изготовился ехать дальше. Но колымага не тронулась с места. Сзади раздались недовольные голоса: мол, едешь в город – трогай, неча сопли жевать, нет – отворачивай, не мешайся.

– Не задерживаемся, – продолжил тусклый бубнеж сборщик податей.

– Ты, мил человек, зачем это сделал?

Стражник оглянулся на напарника. Мало ли, вдруг это к нему обратился безрукий? Но собрат по оружию медленно перевел взгляд с калеки на соратника и растеряно пожал плечами.

Тогда кутькин обидчик взъярился. Тем более, что все взоры вокруг обратились на него. Караульный у городских ворот – сиречь представитель власти. А власти терпеть насмешки и тем более оскорбления от подлого сословия не должно.

– Это ты мне, что ли?

Это потом свидетели долго спорили промеж собой, доказывая, как же все-таки вышло у безрукого холопа усмирить наступательный пыл дружинного человека. Сходились в одном – тучный стражник так и не коснулся калеки. Зато сам мгновенно успокоился в пыли.

Увечный как ни в чем ни бывало плюхнулся на место возницы. Коняга тронула с места, но сделала только один шаг.

Острие копья второго стражника остановилось всего в нескольких вершках от груди Хрома. В глазах второго гридня кипел гнев вперемешку со страхом.

– А ну, слезай!

Люди, до сей поры очень торопившиеся в город, казалось, напрочь забыли о своих неотложных делах. С телег всех сдуло, будто ветром. Теперь путники столпились полукругом.

– Послушай, мне очень нужно в город. Дело к воеводе.

– Еще слово, и Роду расскажешь про свое дело.

Народ вокруг загомонил. «Ткнет. Счас ткнет. Вона как руки трусятся».

Хром не стал доводить до греха. Аккуратно, чтобы не пугнуть стражника резким движением, вложил вожжи в руки обмершего Кутьки и плавно спустился на землю. Он спокойно посмотрел в глаза гридня, перевел взгляд на острие копья, повернул голову к сборщику податей.

– Сколько я должен за ущерб княжьему человеку?

– То решать не мне. Суд вершат посадник и воевода. По княжьей правде.

Хром усмехнулся. Над сомкнувшейся вокруг них толпой пронесся вздох то ли облегчения, то ли разочарования.

– Добро. К ним мне и надо. Куда править?

Староста уже обернулся было к телеге и протянул руку к вожжам.

И вдруг резко ее отдернул.

В серую доску облучка с глухим стуком врезалась отточенная полоса железа. Пристыженный стражник, отойдя от медвежьих объятий Хрома, решил, что его обида так просто сойти с рук калеке не должна. Поняв, что первый удар его топора не причинил вертлявому крестьянину ни малейшего вреда, он с шумным выдохом сделал второй замах. Хром увернулся. А третий у гридня не получился. Здоровой рукой Хром накрыл кулак стражника, в котором торчала рукоять, и дернул ее вперед, на себя, одновременно шагнув в сторону. Княжий воин потерял равновесие и, чтобы во второй раз не грохнуться на колени, сделал шаг вперед. В тот же миг староста далекой лесной деревушки с уверенностью бывалого рубаки дернул руку стража в обратную сторону, прицельно угодив тому топорищем его же оружия в лицо. Потом еще раз. Здоровяк, брякнув латами, гулко ухнулся на задницу. Из носа на броню обильно полилась кровь. А Хром уже уворачивался от глубокого выпада второго гридня, решившегося-таки применить копье. Короткий удар прошел мимо. Второго не было. Хром бросил топор рукоятью ему в лицо. К чести княжьего человека, отреагировал он быстро, перехватив топорище обеими руками. Копье при этом пришлось выпустить. Как оказалось, именно этого калека и ждал. Поймав падающее древко на увечную руку и направив в голову стражника тупым концом, ткнул им в переносицу. Пока тот не опомнился и не принялся хвататься за другое оружие, сделал шаг назад и повторил выпад. Только на сей раз удар пришелся в живот. Кожаная броня не очень-то помогла. Скрючившись в три погибели, гридень с глухим стоном повалился на бок.

Не обращая внимание на рокот толпы, Хром с видом беспечного грибника нагнулся над поверженным воем и вырвал из его скрюченных пальцев топор. Повернувшись, оттер плечом вновь побелевшего как снег сборщика податей и свалил все оружие в кучу у распахнутой створки городских врат. Прямо на раскиданные по земле щиты и шеломы. Обернувшись к сборщику, пожал плечами.

– Ей-богу, не хотел я, чтобы так оно все повернулось…

Гомон вокруг гулял, будто на ярмарке. Две бабы, оказавшиеся в первом ряду и стоявшие в нескольких шагах прямо напротив старосты, азартно лузгали семечки и, постреливая в сторону Хрома отнюдь не робкими взглядами, о чем-то по очереди нашептывали друг дружке.

– Чё там случилось-то? – крикнул нетерпеливый голос из задних рядов.

– Татя какого-то стражники изловили, – тут же поделился своими соображениями какой-то разговорчивый доброход. Хотя из-за спин даже макушки его видно не было. – Скрутили, повязали. Теперя на суд потащат. Повесят, наверно.

– Ну так пусть быстрее там шевелятся. У меня молоко скиснет. Вот завсегда людям от этих делов ратных убыток один.

– Эттто что такое?!

Хром перевел взгляд на невысокого человека, которому принадлежал командный голос. Он вышел из городских ворот, беглым взором окидывая поле боя. Был он в одной нательной рубахе навыпуск. Лысая макушка и густая черная борода создавали впечатление, будто голова на мощную шею насажена вверх ногами. В ярких голубых глазах под карнизом насупленных бровей читалось раздражение. За спиной его неспешно ступали двое воинов в кольчужных рубахах.

Стражи, увидев новое действующее лицо, в меру сил поспешили подняться на ноги и даже вытянуться в струнку. Колесом при этом, правда, у них выпятилась животы. Кожа доспехов от внезапного хозяйского рвения жалобно заскрипела.

– Пшли с глаз моих, – тихо, но так, что услышали все вокруг, пророкотал бородач.

Только после этого нацелил взгляд на Хрома.

– То, что ты двоих оружных воев одной рукой ухайдокал, конечно, похвально.

Он перевел взгляд на красные сгустки в дорожной пыли. Потом снова посмотрел на Хрома.

– Только вот княжих людей трогать правда не велит. За это, уж не взыщи, придется тебе пред судом выйти. Сам пойдешь, али меня уложить попробуешь?

– Закон блюсти должно всем. Я себя выше правды не ставлю.

– Вот и ладушки.

Лысый обернулся к переминающимся за его спиной воям и бросил:

– Вы двое пока тут ворота покараульте.

После подошел к телеге и, крякнув, взгромоздился сбоку.

– Че стоим? Поехали.

Хром в который уже раз залез на облучок, протянул было руки к вожжам, но вдруг передумал.

– Правь лучше ты, – сказал он Кутьке. – Мне сегодня вожжи не очень ловко в руку ложатся.

ХХХ

– Да знаешь ли ты, собака бешеная, что с тобой сделать надобно?!

Посадник был зол. Что при его тучности выглядело особенно устрашающе. Когда на тебя сверху вниз гневливо взирает такой большой человечище, поневоле почувствуешь себя не в своей тарелке.

Тем более – Кутька.

Он в город-то попал в первый раз, а тут еще такое… На огромные крепостные стены смотрел во все глаза, не в силах поверить, что такую громадину построили такие же, как он люди. С открытым ртом пялился на городское убранство. Пока ехали, пару раз, зазевавшись, едва не сталкивался с другими повозками, за что с ног до головы был крыт тяжелой руганью. Многих слов из услышанного даже не знал. В конце концов Хром, видно убоявшись, что добираться до места будут до вечера, забрал у парня вожжи и править стал сам. Оно и к лучшему. Когда добрались до центральной части града, Кутька впал в великое изумление. Никак не мог уразуметь житель лесной веси, зачем люди строят себе такие немыслимо огромные дома. Два, а то и трехповерховые терема как будто спорили меж собой, чей хозяин богаче, знатнее и важнее. На фоне налитых дождем грозовых туч, что темной громадой подбирались со стороны озера, озаренные особенно яркими перед грозой солнечными лучами, дома смотрелись еще наряднее и радостнее. Свет мягко растекался по маковкам, вспыхивая в слюдяных оконцах и приветливо касаясь резных коньков на крышах.

Посадский терем, вопреки ожиданиям, оказался не самым большим домом Белоозера. Был он кряжист и суров, как старый воин. Видно было, что срубили не для красоты, а ради надёжности. Взойдя по добротным, ни разу не скрипнувшим ступеням крыльца и миновав арку внушительных дверей, они оказались в просторных покоях. Солнечные лучи невесомыми лентами просачивались сквозь узкие бойницы, наполняя простор огромной горницы призрачным светом. Он тонул в развешанных на стенах шкурах медведей и волков, ощеривших пасти в страшном предсмертном оскале. В развешанных тут и там доспехах, мечах и секирах можно было рассмотреть свое отражение. Массивные резные столбы держали высокую кровлю. На возвышении стоял изрядных размеров трон.

Был бы он меньше, посадник бы в него, наверное, не влез.

– Что уставился, раб немытый?! – гудел, глядя на Хрома налитыми кровью глазами, посадник. Столь ранним гостям он был не шибко рад. Длиннополый синий кафтан, расшитый золочеными узорами, из-под которого выглядывали загнутые носки красных сапог, Кутьке показался нарядом сказочного царя.

– Да я тя батогами так прикажу попотчевать, что малец твой враз сиротой станет!

Староста перевел взгляд на лысого бородача. Он как был в выпущенной поверх шаровар видавшей виды рубахе, так и не подумал подпоясать ее, хотя бы из приличия. Их глаза встретились. Никакой угрозы во взоре незнакомого воина не читалось. Только скрытое любопытство. Хром с легким вздохом полез за пазуху и принялся там с сосредоточенным видом что-то искать.

– Вши заели?

– Вот, – Хром протянул воину сверток. Посадник при этом резком движении вздрогнул. Лысый и бровью не повел.

– Надеюсь, не мзду мне суёшь?

– Нет надобности.

В кожаном пенале оказалась аккуратно свернутая грамота. Обернута она была дорогой бечевой, с конца которой свисал на шнурке сургуч. В полумраке посадник не мог разглядеть, что за знак на нем красовался. Зато лысый его увидел. Он удивленно вскинул брови и недоверчиво поднес печать к глазам.

– Ну что там? – нетерпеливо бросил посадник.

– Что, что… – задумчиво проговорил бородач, немного растеряно взглянув на Хрома. – Что. Княжий знак, вот что.

– Какой еще знак?!

– Довольно отчётливый.

Толстяк неверящим взором смотрел на лысого, пока тот, читая грамоту, медленно шел к его возвышению.

– Н-да, – только и сказал воин, оторвав взгляд от свитка и передавая его посаднику.

– Что там еще?! – сановник нетерпеливо выхватил грамоту, впился в нее взглядом, стремительно пробежав глазами по строчкам. Потом изумленно уставился на Хрома. Тот непринужденно изучал изогнутые клинки восточной работы. Вернулся к грамоте, начал читать медленнее, переваривая каждое слово. Потом с растерянным видом вернул свиток бородачу.

– Ничего не понимаю, – только и нашел что пробормотать посадник.

– Я, думаешь, понимаю? – почти весело отозвался тот. – Поясни нам, добрый человек, – протянул он грамоту обратно старосте.

– Так и понимайте, – ничуть не смущаясь высоких княжьих людей, Хром аккуратно свернул свиток, перетянул его бечевой, сунул в кожаный пенал и запихал обратно под рубаху. Лишь после этого вновь обратил внимание на нетерпеливо глядящего на него посадника. Было видно, что наместник вовсе не передумал выпороть поганца за дерзость, но теперь чего-то явно опасался.

– В грамоте сказано: «… оказывать человеку с сей грамотой и сиречь наделенного властью Светлого князя, всякую поддержку, какую бы он не затребовал».

– Всё так.

– Да какой прок Светлому от увечного смерда!?

– Значит, есть, – староста будто вовсе не обратил внимания ни на гнев наместника, ни на «смерда». – А если тебе ничего об этом деле не ведомо, значит, не возжелал князь посвящать абы кого в дела державные.

На несколько мгновений в горнице повисла тягучая, почти осязаемая тишина. Быстрее всех в ситуации разобрался лысый.

– И какая поддержка тебе требуется?

– Оружная.

– Извини, дорогой ты наш воин, но рать под твою руку снарядить не могу, – посадник деловито скрестил руки на груди. – На свиней латы не налазят.

Хром шутку не оценил.

– Как звать вас, уважаемые?

– Воевода Перстень, – бросил лысый.

– Фрол Силыч люди кличут, – гордо подбоченившись, ответил наместник.

– Понятно, – кивнул калека, на важность момента не обратив ни малейшего внимания. – А меня Хром зовут. В княжьей дружине так нарекли. Хромой потому что. На одну руку, – добавил он, для убедительности кивнув на свой левый обрубок. – Слыхал, может?

Посадник мгновенно сник. Из него будто вынули кости. По тому, как его лицо сделалось серым, стало ясно: имя ему знакомо.

– Ты хочешь, чтобы я отдал под твоё начало свою дружину? – уточнил лысый воевода. Хотя видно было, что идея эта ему не по душе.

– Нет. Для дела хватит полусотни. Только надёжных.

– Добро. Отберу. Но и у меня условие. Иду вместе с вами. Не в моих правилах доверять первым встречным. А ты, уж извини, даже с княжьей грамоткой под рубахой остаешься именно таковым. Добро, коль князю службу сослужим, а если что не так, – он развел руками и кротко улыбнулся, сохранив, однако, при этом стальной блеск в глазах, – не взыщи.

Хром кивнул, развернулся и пошагал к выходу, жестом дав понять Кутьке, чтобы следовал за ним. Тот, поспешно раскланявшись, с облегчением бросился следом.

– Что, сильно напужался? – пряча улыбку в бороде, спросил Хром. Совсем прежний Хром, про которого ни в жизнь не подумаешь, что он – важный княжий человек. – Дальше только хуже будет.

– А почему про меня ничего не сказал? Мы ж сюда вроде как меня судить ехали…

– Подумалось мне, успеется ещё, – пожал плечами староста. – Посерьёзнее дела появились.

Воевода и посадник смотрели вслед селянам. Перед тем, как пойти за ними, Перстень наклонился ближе к Фролу Силычу и почти неслышно спросил:

– Откуда его знаешь?

– Не первый день живу, – посадник, увидев удаляющегося Хрома, испытал только облегчение. В голос вернулись привычные властные нотки. – Как не запомнить человека, который при всех боярах да воеводах Светлому князю по морде кулачищем заехал.

5. Кровь и темень (начало)

Проснулся Яшка быстро, в один миг. Только что мирно посапывал, а в следующее мгновение уже сидел на задней точке и ошалело озирался по сторонам. Поначалу, как обычно, в мельчайших подробностях помнил, что снилось, но никак не мог уразуметь, что же такого важного упустил в яви. Потом в его сознании что-то перевернулось, и он начисто позабыл сон. Зато понял, какая же мысль из реальности назойливой мухой жужжала в сознании.

«Никодим. Гридень. Встреча». – пронесся в его сознании вихрь образов. Внутри все оборвалось. Неужели проспал?

Ночь, судя по всему, еще не успела перевалить за половину. Луна висела высоко. Призрачный свет, мягко опускаясь на землю, обтекал верхушки крыш, вплетался в ветви деревьев. Правда, под натиском рукотворного света он послушно отступал, позволяя огням человеческих жилищ мерцать во мгле приветливым золотистым сиянием.

Костер запоздалых путников, мерцавший за плетнем по другую от харчевни сторону, теперь лишь тускло отливал розоватым мерцанием прогоревших и рассыпающихся угольков. Гомон голосов уже не был слышен – лишь изредка прорывал сокровенную ночную тишь чей-то солидный развесистый храп.

Осторожно, будто любое неловкое движение могло навредить тайной миссии, Яков выдвинулся из тени. Даже вытянул шею, как гусак, словно это могло ему помочь заглянуть за угол. Тишина. Подойдя ко входу, остановился, прислушался. И ничего не услышал. Совсем ничего. К тому же свет из окон больше не заливал дорогу, а затаился маленьким светлячком, еле заметно подрагивающим где-то внутри дома. Яков постоял несколько томительных мгновений, так и не решаясь занести ногу на нижнюю ступень лестницы. Даже он, выросший вообще в другом времени, понимал, что такая тишь для подобного рода заведений как минимум неестественна. Ледяная лапа безотчетного страха сжала нутро и заставила мелко затрястись ноги.

«Одним глазком гляну – и назад. Никто и не заметит». Он крадучись подобрался к двери, темной, с массивным медным кольцом, таким мутным, будто оно впитало в себя все дикарские помыслы хватавших его посетителей. Прислушался. Тишина по ту сторону уже не просто настораживала – она давила. Нервно сглотнув, «послушник» осторожно, будто боясь обжечься, взялся за кольцо. Затравленно огляделся по сторонам.

Дверь, к облегчению и удивлению, открылась без малейшего скрипа.

Внутри царил мрак. Тусклым светом плевался в него только малюсенький огонек на потрескивающей лучинке. Его пугливое мерцание выхватывало из темноты то серые стены в каких-то неряшливых пятнах, то сужало красноватый нимб света до грубо сколоченных досок широкого стола.

Словом, ни черта не было видно.

– Эй, есть кто? – хотел как можно более беспечно бросить он во мрак харчевни, но голос выкинул предательский номер – вырвался из горла каким-то придушенным сипом, из которого даже сам говорящий ничего не понял. Смутившись, прокашлявшись и сделав чуть более решительный шаг вперед, повторил вопрос.

– Хозяева дома?

«Что за дурак? Какой дом?! Кабак обычный, где жрут, пьют да спят. В том, что жрут».

То ли вторая попытка получилась такой же сопливой, то ли тут уже давно уснули все – привечать нового гостя никто и не подумал.

Потоптавшись на месте, Яшка, наконец, решился войти. Только он сделал три робких шажка в сторону стола с лучиной, как дверь за спиной с плотоядным стуком захлопнулась. «Послушник» от неожиданности вздрогнул, запнулся, цапнул вмиг одеревеневшей рукой за край ближайшей столешницы, пытаясь удержать равновесие. Ноги скользнули куда-то назад, а верхняя часть долговязого тела предательски подалась вперед… Стук треснувшегося об пол костлявого естества заглушил грохот перевернутого стола и скамьи.

Такой шум разбудил бы даже покойника. Сдвинув с себя стол, сопя и потирая ушибленное место, Яшка медленно поднялся на ноги. Он бы готов к чему угодно – к брани и угрозам сбежавшихся на шум хозяев и постояльцев, даже к зуботычинам. Но страх перед всеми этими неприятностями прошел очень быстро. Как только послушник понял – судя по гробовой тишине, почти осязаемо сгустившейся в трактире, его баталию с мебелью никто не услышал.

– Да где же все?! – яростно проворчал «монашек». Не столько из-за накатившего раздражения, сколько для того, чтобы наполнить могильную тишь хоть каким-то признаком человеческого присутствия.

Мелкими шажками, чтобы в темноте не налететь еще на какое-нибудь досадное недоразумение, двинулся в сторону стола, на котором проигрывала неравный бой с вязким торжеством мрака тоненькая лучинка. Добрался до него без приключений, осторожно, чтобы ненароком не выронить и не сжечь в довершение весь дом, поднял робко тлеющую щепу над головой и осмотрелся. Темнота хоть и отступила на пару шагов, но как-то нехотя, будто с ленцой.

По правую руку от входа в харчевню из стены таращился черным провалом, без малейшего намека хотя бы на тлеющие угольки, внушительных размеров очаг. Сразу за ним темнела приглашающе распахнутая дверь. Вела она, скорее всего, в поварню. У дальней стены на второй поверх, под который здесь, судя по всему, оборудовали обширный чердак, карабкались ступени лестницы. Всё остальное нутро харчевни загромоздили расставленные безо всякого видимого порядка лавки и столы. На двух даже осталась неприбранная посуда – глубокие миски, солидно подбоченившиеся деревянные кружки, ложки. Одна валялась под ногами. Под ней растеклась лужа. Растерли её чуть не по всему полу – широкий мокрый след тянулся в сторону кухни.

Что ж. Если лужу вытирали, значит, хозяева в этом трактире всё же имеются. Чуть опустив руку с лучиной, так, что огонек теперь трепыхался на уровне подбородка, пугливо вздрагивая при каждом яшкином вздохе, книгочей двинулся в ту сторону, куда вела мокрая стезя.

Дойдя до поварни, уже в сотый, наверное, раз за вечер вытянул шею и заглянул внутрь. Здесь было еще темнее. Плотный мрак тщедушным огоньком не особенно смутился. Именно поэтому, едва переступив порог, горе-шпион снова обо что-то запнулся. Нога запуталась то ли в тряпье, то ли еще в какой рухляди, валявшейся непролазной бесформенной кучей прямо посреди прохода. Да так неудачно, что неловко подвернулась, подогнулась, и Яшка снова шлепнулся на пол. Едва успел подставить руку, чтобы не совсем уж лицом бухнуться вниз. Не помогло. Рука, как назло угодив во что-то липкое и мокрое, проворно скользнула в сторону. Только в последний миг успел повернуть голову, уводя от удара об пол хотя бы нос. Зубы клацнули так, что в Царьграде, наверное, услышали. Впрочем, вовсе не этот лязг оказался самым страшным последствием падения. Пытаясь приземлиться как можно мягче, монашек совсем забыл о лучине. Оставшись без внимания, проклятая кочерга уткнулась именно в растекшуюся по полу лужу. Недовольно зашипев, куцее пламя моментально потухло.

Монашек сидел на задней точке, не в силах пошевелиться. Накативший ужас привычно сковал все члены. Пот, верный спутник яшкиного страха, струился по щеке. Почему-то только по одной. Безотчетным движением книгочей мазнул рукой по влажной скуле. Лишь спустя пару мгновений понял, что суше лицо не стало. Недовольно фыркнув, провел по нему широким рукавом ризы. Но ощущение возникло такое, будто чёрное монашеское облачение промокло насквозь и еще больше перемазало лицо. Чертыхнувшись, принялся шарить по полу – раз уж свалился у кучи тряпья, то грех ею не воспользоваться. Поначалу руки шарили по досчатому настилу. Потом угодили в лужу. Первой реакцией монашка было брезгливо отдернуть руку. Но затем он насторожился – на воду разлитая по полу субстанция на ощупь совсем не походила – погуще. Липкая. Поднес к носу. И вдруг все телом отшатнулся, едва не свалившись на спину. Под гулкий стук крови в ушах заперебирал ногами, невольно стараясь отползти как можно дальше от страшной находки. Но сделал только хуже. Распрямившиеся, как тугая пружина, ноги со всего маху ткнули в ворох одежды, который тяжело перевернулся.

Это был человек. А лужа, тянувшаяся от стола в трапезной до кухни, оказалась его кровью.

Мысли, как тараканы при вспыхнувшем свете, прыснули врассыпную. Осталась только одна.

«Куда я попал? Куда я попал? Куда я попал?»

Лишь спустя несколько долгих мгновений, растянувшихся в пару столетий, понемногу пришел в себя. Страх никуда не улетучился, но теперь он стал более разумным. Яшка не без удивления понял, что продолжает истово перебирать ногами, пытаясь отползти от покойника как можно дальше. В панике не заметил, как уперся спиной в стену, и сандалии бесполезно елозят по полу, издавая в наступившей тишине неприятный шоркающий звук. Замер. Постарался выдохнуть. Даже это оказалось сделать трудно – челюсти будто свело судорогой. Толчками выдавив из груди распиравший ее воздух, прислушался. Ни звука.

«Надо уносить отсюда ноги,» – наконец-то пришла в голову первая дельная мысль. Кто лежит на полу, выяснять совсем не хотелось. Может, рябой провожатый, а может и тот самый незнакомец, на встречу с которым послушник так боялся не попасть. Вот и свиделись…

Что теперь делать?

«Идти к Никодиму,» – как будто кто-то более опытный в таких делах шепнул единственно правильную, в общем-то, мысль.

Яшка поднялся на ноги. Бочком, стараясь не задеть распростертое в проходе тело, попятился к выходу из кухни. Глаза мало-помалу привыкли к темноте, которая на поверку оказалась не такой уж и кромешной. Бледный рассеянный свет ночного светила застенчиво пробивался сквозь затянутое пузырем окно, серебристыми струйками разливался по верхним венцам сруба, выливаясь под потолком из волокового оконца. В лунных лучах лужа крови выглядела особенно гадко. Силясь не наступить на эти недобрые потеки, послушник спиной вперед добрался до двери кухни, даже переступил ее порог.

И вдруг на лестнице, которая вела на второй этаж и была от Яшки совсем близко – руку протяни! – безмолвную ночную тишь разорвала пронзительно скрипнувшая половица.

Он так и замер на месте. Тело от ужаса будто превратилось в глыбу льда. Конечно, это мог быть любой постоялец кабака, которому среди ночи очень срочно понадобилось сходить до ветру. Но что-то подсказывало – это не так. Какому добропорядочному человеку понадобиться шататься по пустому трактиру так поздно, без света, да еще украдкой? Видно, убийца еще не успел покинуть этих стен, а теперь явился по душу того, кто как последний дурак настойчиво звал людей в обезлюдевшей харчевне.