Текст книги "Последние ратники. Бросок волка (СИ)"

Автор книги: Антон Скрипец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

Перстень перевел взгляд на Хрома. В щите того – когда только успел его вскинуть своей увечной рукой – тоже торчала стрела. Дерево она прошила насквозь, хищно выпрастав железный наконечник с внутренней стороны. В том самом месте, где у всякого здорового воя находилась бы кисть руки.

– Звучит, конечно, хреново, но повезло ж тебе все-таки, что у тебя руки нет, – усмехнулся белозерец.

– Стреляют в обе стороны, – казалось, Ромея в этой жизни удивить так, чтобы он проявил какие угодно другие чувства, кроме холодного равнодушия, никому было не под силу. – В Котла – тоже.

– А вот это хреново, – тут же подхватился на ноги Перстень. – Охотнички наши после первого же такого дождичка могут в лес чесануть.

ХХХ

– Мать честная! Братцы, хана!

Крик этот заставил Котла напрячься. И еще раз напомнил, что если норды все же решатся часть удара нанести по их укреплениям, то вполне может статься, что встретит их здесь он один. Ну, раненые гридни Клина Ратиборыча тоже, возможно, останутся. Даже скорее всего. Но остальные-то наверняка драпанут.

И, чтобы не дать им возможности даже мысли допустить о первом робком шаге назад, он что было мочи заорал:

– Вперед! Все – под возы! Быстро!

Ополченцы, которые за эти дни уже привыкли слушать бывалого дружинника, без лишних уговоров кинулись в укрытие, пригибаясь, прикрывая головы руками, а кто-то, споткнувшись, даже и на четвереньках.

Стрелы упали сверху кучно, черезчур большим для их маленького отрядца числом и с явным перелетом. Очень немногие забарабанили по днищам перевернутых телег и с глухим чавком впились в наваленные перед ними мешки с землей. Еще несколько булькнули в речку. Но большая часть усвистела в траву глубоко в их тылу.

– Сидеть на месте! – тут же рыкнул Котел, опережая желание наиболее любопытных высунуться и поглядеть, не угрожает ли им еще чего. Такие находились всегда, а в воинстве, не балованном еще боевым опытом, именно они по большей части, схлопотав стрелу в любознательную башку, становились главной причиной паники, а то и бегства.

Второй скоп стрел выдался более выцеленным и подготовленным. Но и он не причинил никому вреда. Разве что Кутьке. Вжавшись в борт телеги, он ожидал повторения тихого смертоносного шелеста и в глубине души был даже готов к внезапной острой боли, если одна из летящих стрел была уготована ему. Но никак не ожидал сильного удара по темечку и оглашительного раскатистого звона в ушах. От чего у него потемнело в глазах и на какой-то миг даже обмякло тело.

В состояние более-менее близкое к сознательному, его привел басовитый гогот Котла.

– Ну, ты прям как колокол ромейский сейчас загудел, – ржал белозерский дружинник. – Того и гляди подмога тебе на выручку из Царьграда примчится.

Веселье здоровяка поддержали несколько нестройных смешков.

Пощупав шлем на макушке, Кутька наткнулся пальцами на небольшую вмятину. Которой раньше там не было.

– Это тебя, брат, стрела нордская прямо в темечко тюкнула, – пояснил Котел. – А я тебе говорил – неча высовываться, когда не велено. Все слыхали? Сидим тихо, что мыши в амбаре. Когда нужно будет становится псами в овчарне, я скажу. Сидим, ждем.

Кутька, конечно, спорить не стал, но по голове его стукнуло все же не так сильно, чтобы не помнить – никуда он не высовывался. Сидел смирно, как и все. И только сейчас понял, насколько близки все они к смерти. Что ходит она – вон, руку даже протягивать не надо – вокруг их укрытия. И забрать может кого угодно, в любой миг.

Их битва уже началась. Пусть Котел и хотел отдалить эту мысль от умов своего лапотного воинства.

ХХХ

И снова он остался жив. Даже, собственно говоря, вполне невредим. Физически. Одна из стрел просвистела в двух вершках от затылка, с глухим плеском вогнала под воду деревянный ковшик, что плавал в бочке, и он, лихо нырнув, обдал пробегавшего мимо аналитика холодными брызгами.

Стрелы внутри халупы нашел быстро.

Наполненный ими ларь стоял как раз около длинного деревянного сундука, который накануне ночью приволок сюда Никодим. Поставил здесь, как обычно скверно осклабился и сказал:

– Помнишь, как-то спрашивал меня про аварийный выход? Так вот это – он, – и вручил Якову ключ. – Но запомни – открывать только в одном случае – крайнем. Самом крайнем. Когда поймёшь, что другого выхода больше нет. Только так. Понял?

В чём суть зловещего напутствия, Яков понятия не имел. Но и идти наперекор куратору не стал. Если честно, не придал его словам значения. А потом и вообще о них забыл.

Теперь вот вспомнил. Нервно сглотнул. И принялся набирать в тулы стрелы.

Правда, оказалось сложновато доставать их из ларя и складывать в колчаны дрожащими руками. Стрелы стучали при этом друг о друга не хуже яшкиных зубов, да еще и постоянно просыпались сквозь пальцы на утоптанный земляной пол. Сколько он с ними провозился, точно сказать не мог. Показалось, что вечность.

– Ромей, растудыт твою ногу! – прозвучал хрипловатый от постоянного ора крик боярина Ратиборыча. – Где ты там возьшься, холера тебе в пасть?! Где стрелы?! Если ты там еще живой и не выходишь из-за полных штанов страха – приду и глотку перережу!!!

Боярин принялся костерить какого-то дружинника, а Яков, взвесив в последний раз все за и против, решил, что лучше княжескому ближнику, и без того давненько точившему на него нож, не давать лишний повод пустить его в ход.

Как добежал до того самого места у плетня, сказать не смог бы ни под какими пытками. Особенно если учесть, что несся к нему с накрепко зажмуренными глазами да пригнувшись так низко, что только чудом не цеплял носом землю. Шум ветра в ушах от быстрого бега и шелест дырявящих воздух стрел слились для него в одну мелодию дьявольской пляски. Воткнувшись с разбегу шлемом в укреплявшие плетень бревна и почувствовав соленоватый вкус крови на прикушенном языке, все равно почувствовал ни с чем не сравнимое облегчение.

– Што-т не шибко густо стрел-то, – услышал он знакомый голос дружинника Птахи, который говорил сквозь стиснутые зубы, а расщепленное древко стрелы в его ноге к этому времени уже полностью окрасилось кровью. – Думается, придется тебе, ромей, метнутся туды сызнова.

Монашек, несмотря на вопиющесть всего вышесказанного, все же не перестал чувствовать к этому дикарю нечто похожее на симпатию. В конце концов, он его хоть и гонял в сметрельно опасные пробежки, но все равно из всех собравшихся на этой злосчастной горке людей, пожалуй, один проявлял какое-то подобие участия и заботы. Другой лучник никакой симпатии к нему явно не питал. Яков даже опасливо покосился в сторону, где укрывался от нордских стрел неприветливый гридень.

И тут же проглотил обратно вынырнувший из недр организма в горло желудок. Ну, или то, что в нем находилось.

Неприветливый лучник жутко смотрел прямо на него своим глазом. Остекленевшим. И единственным. Из второго торчало темного дерева древко с белым оперением. По щеке вниз уныло катилась розовато-грязная пузырящаяся кашица. Жизни в этом человеке было не многим больше, чем в торчащей из него стреле. Не упал он на землю потому только, что лук зацепился за вертикальную перекладину.

– А с другой стороны, Волку стрелы боле не понадобятся, – раздался сзади сдавленный от едва сдерживаемой боли голос Птахи. – Так что дай-тко сюды мне евоный колчан.

За сегодняшний день Яков уяснил для себя одно – если тебя о чем-то просят русы, пусть даже максимально вежливо и доброжелательно, лучше сразу кидаться выполнять вышеозначенную просьбу. Так что к требуемому колчану он скользнул, уже наловчившись не показывать над укрытием даже кончиков волос. Но с добыванием собственно колчана дело обстояло не так просто. Он был перекинут через плечо мертвого лучника, и чтобы его снять нужно было либо поднять его вторую руку, либо постараться сдернуть ремень через голову. Торчащая из нее стрела явно этому не благоволила. Поэтому, стараясь даже не поднимать взгляд на обезображенное лицо и не встречаться с застывшим навеки взглядом, монашек пошел третьим путем: принялся шарить в поисках ножа. Нашел, конечно, за голенищем сапога. Теперь оставалось только перерезать ремень.

– Жилы не рви, – проскрипел сзади надтреснутый голос. – Ты просто стрелы достань из колчана… да воткни их в землю… в ряд… передо мной.

Эта прерывистая речь Яшке не понравилась сразу. И едва похватав требуемое и переместившись обратно, он тут же внимательно уставился на рану разговорчивого Плахи. Не надо было быть лекарем, чтобы с первого раза дознаться – дела дружинника плохи. Штанина насквозь пропитана кровью. Трава под ней – тоже. По неряшливым бурым лужицам на почве, в том месте, где кровь мешалась с землей, можно было определить, по какому пути он перемещался вдоль плетня, хоронясь от летящих с берега стрел.

Теоретически Яшка в этом кое-что смыслил. Вот только на практике эти знания применять до сих пор не приходилось. Как бы там ни было, он вцепился в край рясы, поднапрягся, поднатужился до шума в ушах и побелевших костяшек пальцев – и оторвал от подола изрядный кусок ткани.

– Надо кровь остановить, – выдохнул он обреченно, понимая, что при этом вывозится в ней по самые уши.

– Давай токмо… не шибко возись.

Наложив очередную стрелу на тетиву, лучник недолго посмотрел в одну точку, щуря по очереди глаза, затем шумно выдохнул, скривившись от боли, оперся о здоровое колено, резко разогнулся над плетнем и, молниеносно выставив перед собой лук, выпустил из пальцев оперенный хвост.

21. Битва у Мегры (продолжение)

Рухнул на землю он при этом так, будто ему снизу не просто ответили той же монетой, но еще и попали.

Но нет.

Птаха по-прежнему кривился от боли, но продолжал при этом шарить рукой в колчане…

– Ловко, – в который раз вздрогнул Яков от неожиданности, когда затянул скользкими от крови руками последний узел на повязке, стягивающей бедро над раной, а над ухом у него кашлянул вечно недовольный голос. – Ты как, Птах, жить будешь?

– Навряд до старости, – мертвенно бледное лицо дружинника перечеркнула вымученная улыбка. – Ну так ведь нам это и не надобно?

– Добро, – хлопнул его по плечу Молчан. Несмотря на то, что сновал он вдоль строя лучников почти безостановочно, да и область поражения его тела была весьма обширна, ни одна шальная стрела боярское зерцало даже не царапнула. – Пойдем со мной. Можешь по дороге платье свое сразу укоротить – там еще несколько раненых есть. Пока рудой не изошли, надо бы что-то сделать. Ох ты, лешак мне через коромысло, а этой степняцкой роже что тут нужно? – буркнул он, глядя Якову куда-то за спину. Повернувшись, монашек увидел чуть не вдвое пригнувшегося и деловито трусившего к ним печенега Ромея.

– Что, вражья рожа, внизу совсем припекать стало, раз сюда сбежать решил? – не особо дружелюбно каркнул боярин.

– Воевода Перстень велел сказать – норды сейчас ударят, – ничуть не смутившись, без тени хоть какой-нибудь эмоции ответил степняк. – Пора жечь корабли.

– Перстень, вишь, велел сказать, – недовольно скривившись, повторил боярин. – И без него вижу…

ХХХ

Последний вал нордских стрел вышел особенно впечатляющим. Перстень и думать не думал, что норды, собираясь походом на Белоозеро, захватили с собой этакую их уймищу. Частокол теперь сильно походил на ежа, число воев, готовых отразить вражий штурм, сократилось еще на десяток. Коли не больше. Кто-то свалился на ту сторону, в ров, кто-то рухнул там, где стоял. Иные пытались отползти вниз самостоятельно, чтобы не мешаться под ногами тем, кто на этих самых ногах стоять еще мог. Впрочем, многие вскоре возвращались обратно – в конце концов, где умирать, разницы особой не было.

Теперь Перстень при каждой новой, бьющей из нордского строя оперенной опасности, не просто нырял за укрытие ограды, но еще и прикрывался при этом щитом – очень уж многие на его глазах успели поплатиться за свою не сильно чрезмерную осторожность жизнями. А Хрому, например, одна из таких стрел здорово изнахратила лоб и вырвала из головы клок волос. Однорукий, конечно, храбрился сколько мог, но когда глаза тебе заливает кровью, не сильно развоюешься – и, в конце концов, он позволил Перстню перетянуть себе голову обрывком рубахи, оторванным у лежащего здесь же мертвого гридня. Повязка эта мгновенно напиталась кровью, и толк от нее уже вот-вот должен был сойти на нет, но делать новую времени им, судя по всему, не оставили.

По рядам викингов волной прошло какое-то шевеление, и они осторожно двинулись вперед.

– Всем слушать меня! – прокатился над пряслом раскатистый голос белозерского воеводы. – Говорю один раз и не много – потому что скоро говорить будет не с кем. Первое – без суеты. Спокойно выцеливаем и бьем из луков. Тут на каждого из нас приходится примерно по четвёрке нордов. Чем больше каждый положит их на подходе, тем потом самому будет легче. Второе – не ссым! Как только они перевалят через ров, луки можно сразу выбрасывать, больше не понадобятся. Бросаем сулицы. В упор. И топоры-мечи чтобы сразу были под рукой. Времени шарить в их поисках может и не остаться.

– А их лучники как же? Они никуда пока не ушли, – послышалось с левой стороны. Перстень туда даже смотреть не стал. – Они ж нам башки поднять на дают.

– Их займут. Котел долго скучать не любит.

ХХХ

– Всё, что ли?

Голос этот, как недовольно заметил Котел, принадлежал тому же человеку, который своими воплями обосравшегося со страху подранка едва не заставил побежать его охотников после первого же вала нордских стрел. Такие потом, после боя, обычно распушивают свои петушиные хвосты и браво выпячивают грудь, хвалясь геройствами пуще всех остальных.

– Я сказал – сидеть! – громыхнул его голос прежде, чем над повозками понавысовывались первые любопытные бошки.

Но погань и вправду давненько уже не слала в их сторону гостинцев. Что могло означать либо то, что сомкнутые ряды подобрались к укреплениям ополчения вплотную, и теперь стоявшие глубоко в тылу лучники просто опасались перебить в спину своих же, либо то, что атака пошла в другую сторону. Второе было бы, конечно, предпочтительнее. По крайней мере, выстраивая накануне все свои оборонительные планы, расчет они делали именно на это.

Но любой сече, как показывает опыт, обычно нет никакого дела, что там понапридумывали о ней накануне будущие ее покойнички.

Осторожно высунув голову из-за борта телеги, Котел мигом покрылся гусиной кожей. В их сторону неспешно, сомкнув ряды так, что щиты казались сплошной, размалеванной как попало полосой, двигался нордский клин.

Вот тебе и раз.

А они-то понастроили планов боя, налегая на ту в основном уверенность, что никто из викингов в сторону загадочно торчащих за притоком возов, не подающих особых признаков жизни, двигать не станет.

– Поднимаемся, – бросил он своему воинству, вглядываясь вдаль, за спины бредущей по высокой траве цепи норманнов. – Дождались, похоже.

По мере того, как охотники выпрямлялись над укрытием и оценивали всю красоту и слаженность двигающейся в их сторону стены щитов, ропот среди них рос. И на воинственный он никак не походил.

– Кто хочет остаться в живых, слушай меня, – раздался приглушенный голос Котла. Орать теперь особой нужды не было – воинство под его рукой не насчитывало и семи десятков. А часовые на стенах Царьграда, должно быть, подохли бы со смеху, покажи он им свое нарытое куриной лапой оборонительное сооружение. – На нас сейчас двигается около полусотни нордов. Может, чуть больше. И они понятия не имеют, сколько нас здесь. Именно это им нужно выяснить. Поэтому главная цель для нас – лучники, которые остались стоять, там, на своих позициях. И сейчас они заняты не нами. Пусть каждый выцелит себе нордского стрелка. У каждого будет два выстрела. Лучше бы снять ими двоих. Не прошу бить кучно и держать в воздухе три стрелы, покуда четвертой метите уже в другое место. Сделайте, что сможете. Вам же лучше, коль сможете. Две стрелы шлём в лучников, третью – уже в сторону прущего на нас строя.

– А ежели не поспеем?

Вопрос этот был написан в каждом устремленном на него сейчас взгляде. И нельзя вообще-то было сказать, что он глуп или несуразен. Котел ничего не стал говорить охотникам о том, что любая нордская атака разбегается постепенно. И чаще всего вламывается в строй врага гораздо раньше, чем он того ожидает. Единственная надежда, что они все-таки не строй, а на пути викингов в качестве препоны будут не только сомкнутые вражьи щиты. Но и речная протока. И перевёрнутые возы.

– Тогда нам конец, – пожал плечами Котел. – Бежать-то все равно уже поздно. Так что – к бою! – и, повернувшись к Кутьке, вдруг поморщился и сказал гораздо тише. – Твою же ж налево, как плечо-то ноет.

ХХХ

Кем бы ни были эти люди, и где бы человек по имени Тормунд их не набрал, дело свое они знали крепко. Проредить подступающую к частоколу рать оказалось непросто. Вперед они двинули, как стояли – выставив перед собой три линии щитов. Передний ряд опустил свои вниз, прикрывая от стрел ноги, второй держал тяжелые осадные щиты перед собой, закрывая и себя, и головы впередиидущих. Остальные подняли их над головой. Такой черепахе позавидовали бы и ромеи, приписывавшие себе ее выдумку. Впрочем, они в этом деле всегда считались великими мастаками. В смысле, в приписывании себе всего, до чего дотягивались руки. В конце концов, историю делают не победители и не те даже, кто ее вершит, а те, кто ее пишет. А в известном мире лучше всех по части грамотейства подкованы были именно хитрые заморские стервятники. Всем остальным же оставалось делать то, что потом всё равно нагло переврут.

– Выцеливать каждый выстрел! – гаркнул Перстень. – Кучей не садить! Какой дурак потом у нас порченные щиты купит?

Хром взглянул на воеводу со смешанным чувством укора и понимания. Ведь прекрасно упырь лысый знает, кто с кого на самом деле барахлишко будет после этой сечи стягивать. Но храбрится до последнего. Такой, поди, и на смертном одре чарку потребует – за здоровье тяпнуть.

– Ты бы, тысяцкий, пеленки свои содрал с темечка, да новые нацепил, – поймав на себе взгляд Хрома, в который уже раз напомнил о его ране белозерец. – Хоть красивого тебя похоронить можно будет. А не то даже вороны глаза не выклюют – побоятся подлететь к этакой страхолюдине.

Укоризненно покачав головой, Хром снова повернулся в сторону накатывающего норманнского вала. И только сейчас заметил, что вал этот не так могуч, как мог бы оказаться. Норды разделили отряд. То, что лучников они скорее всего оставят прикрывать продвижение основной рати, понятно было заранее. Но вот чего не ожидали, так это того, что викинги решат поднять копья и в сторону Котла. По всему ведь видно, что там – обоз. Ну и чего на него во время сечи время тратить? Он и после боя никуда не денется. И тем не менее, третья часть их рати направилась в ту сторону.

– Мать честная, вот же ж ядреный плетень, – протянул Перстень с таким видом, будто его с замужней бабой застукал ее муж. – Приперло Котлу счастья полная лопата. Сейчас его заячье войско задаст то, что лучше всего делать умеет. – Вновь встретившись с Хромом взглядом, в котором значительно поубавилось бесшабашного веселья, Перстень на всякий случай пояснил. – В этот раз точно драпанут охотнички наши.

Договорить он не успел. Воздух вновь застонал под тяжестью множества вгрызшихся в него стрел.

– Ховайся! – раздался чей-то возглас, и дружинники снова бросились под ненадежную защиту самодельных прясел.

Не все.

Многие остались стоять на месте. На месте, в которое не прилетело ни одно из процарапавших воздух оперенных жал.

Зато треск, хряск, стук и крик наполнили нестройные ряды нордских лучников. И хоть частокол находился от них на почтительном расстоянии, но и с него было видно, как невидимая коса смерти прошла по их строю. И удивительно вовремя – стрелки Тормунда уже собирались опять накрыть засевших за укратием ратников очередым залпом. Многие из них так и свалились, с зажатыми в руках луками. Тому, что стоял прямо напротив Перстня и на ком воевода в этот миг поневоле остановил взгляд, стрела угодила в низ спины, прошила кожаный доспех и вышла из живота, выворотив наружу сизую кашу вперемешку с темной рудой. От силы удара норд сделал шаг вперед, горло его болькнуло так, словно собиралось выплеснуть из себя ведро блевотины, однако выплеснуло вместо того густую струю крови. Ослабевшая рука не сумела удержать натянутый лук и выпустила стрелу. С железным звяком она пробила кольчугу на спине норда, идущего в последнем ряду. Насколько удачно, видно не было – загораживали передние ряды. Но судя по тому, как вдруг споткнулась на ровном месте вражья атака, в любом случае нужной цели стрелки Котла все-таки достигли.

А за первым, пусть и очень разрозненным, но все же залпом, последовал и второй. Свистящий шелест настигал нордских лучников, когда некоторые из них уже готовились было ответить нежданно ударившему в спину врагу. Вскрики сменялись хрипами. Кто валился на землю плашмя, кто неловко шлепался на подогнувшихся ногах, присоединяясь к мешанине ползающих, судорожно дергающихся или уже неподвижно лежащих тел.

Интересно, что народит земля, политая столь щедро, подумал Перстень перед тем, как поднял над головой сулицу и громко проорал:

– Слушай меня! Целься в лучников! – и, выждав миг для того, чтобы смысл его команды дошел до каждого на прясле, ткнул в воздух коротким копьем по направлению вперед. – Рази!

Смятение, смешавшее строй нордских стрелков в неопрятную массу, достигло предела, когда свистящая в воздухе смерть накрыла их и с другой стороны. На том месте, откуда совсем недавно ровненько выстроенный отряд лучников собирался вносить свою лепту в предрешенную победу, теперь громоздилась неряшливая, орущая, копошащаяся и конвульсивно подрагивающая куча-мала. В ней умирали, захлебывались собственной кровью и зарывались в собственные внутренности более половины нордских стрелков. Остальные спешно покидали поле битвы, уже куда более жидким потоком, чем прежде, пытаясь миновать злосчастное поле раскиданных по берегу бревен, под защиту луков и щитов оставшейся на берегу сотни резерва.

Именно в этот миг, словно изо всех сил стремясь подлить еще больше масла в огонь отступления, с вершины холма вослед бегущим викингам устремились горящие стрелы. Впрочем, вреда они им, не иначе как для разнообразия, не причинили. Оставляя в воздухе прозрачный дымный след и наполняя его еле заметным запахом гари, они с шипением по высокой дуге перелетали через головы бегущих лучников и с дребезжащим стуком втыкались в притулившиеся на берегу драккары. Одна…третья…десятая.

Корабли – не стоги сена. Заняться разом они вряд ли смогли бы даже в самых жизнерадостных сказках. Многие стрелы с недовольным бульком падали в воду или бессильно шипели, погасая, едва воткнувшись в борта, весла или мачты. Одна торчала из переднего драккара, прямо из рожи дракона с надпиленными рогами, облизывая его пасть и глаза языками огня. Так, будто он и в самом деле ожил, став при этом еще и огнедышащим.

Паруса занимались не в пример веселее. Пламя в них вгрызалось с куда большей готовностью, а, разохотившись, принималось с шумным треском вгрызаться и в снасти. Именно от этих костров дующий с реки ветер принялся срывать клубы дыма и застилать ими потерявший нынче всякий покой берег.

Шевеление, окрики, суета поднялись и в запасном нормандском полку. Правда, его обратить в бегство не удалось. Из задних рядов тушить свои драгоценные корабли кинулось несколько десятков человек. Остальные с места не сошли.

– Не спать! – резкий окрик Перстня застал Хрома врасплох. Он и не заметил, что так засмотрелся на одного удирающего с поля врага, что едва не упустил из вида другого, который уходить никуда не собирался. По крайней мере, без их голов.

Норды, поняв, что если и дальше продолжат играть с горсткой русов в победоносную войну с предрешенным заранее исходом, то все это вполне себе может привести к тому, что силы их уравняются. И, огласив постепенно затягиваемый дымом берег безумным воем сотен глоток, они, единым махом обратив стройные доселе ряды в толпу безумствующих зверей, всем скопом бросились вперед. Топот сотен сапог отчетливо заставил задрожать землю под ногами. Еще раз проверив, насколько прочно прилажен щит, Хром бросил взгляд на лихо закинувшего на макушку шлем Перстня, крепко стиснул древко сулицы и приготовился умереть.

ХХХ

После первого залпа норды остановились, строй их дружно шевельнулся, распался пришел в какое-то непонятное движение, снова сошелся, но теперь уже по-другому – вперед они выставили куда больше щитов. Но стрел в них так и не дождались. Уяснив, что целью схоронившихся в обозе лучников являются вовсе не они, снова перестроились и куда более ходко устремились вперед.

Вторым залпом их вновь удалось провести. Как и в первый раз, послышались командные возгласы, брань, скрежет железа, а завершилась все звучным стуком смыкаемых друг с другом щитов. А стрелы вновь прошли выше.

И только после этого, когда сзади их настигли звуки агонии отряда лучников, они перестали играть в римских легионеров, огласили прибрежное поле бешеными криками и разъяренной толпой ринулись вперед.

21. Битва у Мегры (продолжение)

Чем вызвали широкую улыбку Котла, который очень постарался, чтобы увидели ее все приданные ему воины.

– Что встали, как работа без поджопника? – взревел он с таким удовольствием, словно сейчас все они сидели на пиру у киевского князя в честь их победы, а на них неслась намного превосходящая их числом жареная дичь. – Третья стрела – в наступающих!

Норды подобрались уже так близко, что можно было подсчитать количество зубов в их щербатых пастях. Самому первому из нурманов словно тараном по лицу долбанули: голова откинулась назад, тело дернулось за ней – и исчезло под ногами бегущих следом соратников.

Там же исчез почти весь передовой вал нападающих. Расстояние, с которого охотники садили в него стрелы, промахнуться шансов практически не оставляло. Да и атаковали они, не особо заботясь о сомкнутых щитах и прочей защите. Другое дело, что порази все стрелы свои цели, нордам можно было бы после этого бежать в другую сторону – осталось бы их не особенно много. Но счетоводная наука войне не товарищ. Кто бы мог заранее предугадать, что больше половины стрел вообще разминется с целью? Многие ушли в траву, еще часть, посланные дрожащими со страху руками, клацнули по доспехам, не причинив особого вреда, а какие-то норды и на бегу сумели принять летящие стрелы на щиты.

– Вот нихрена себе, – не веря своим глазам, заворожено уставился на одного из таких умельцев Ива. Именно его стрела торчала сейчас из нордского щита. – Братцы, да как же с ними воевать-то?

– А ты как думал?! – напустился на него незнамо откуда подскочивший Котел. – Не стоять! Хочешь жить – бей хирдмана! В ноги целься, коль он для тебя слишком хитрожопый! В руки! В жопы! Только! Не! Стоять!

Без прикрытия лучников северяне казались прекрасными мишенями, стрелять по которым было одним удовольствием. Но очень быстро Кутька понял, почему в таком случае Котел отмерил своим ополченцам только три выстрела. Потому что четвертый многие из них сделать не смогли.

Едва приблизившись к укреплениям на расстояние броска, викинги этим тут же с готовностью воспользовались.

Один из охотников, с которым Кутьке выпало стоять за возом плечом к плечу, с луком обращаться умел примерно так же паршиво, что и Кутька. Потому в стрельбе по набегающим норманнам участия не принимал тоже. Все это время он нетерпеливо, или, может, сотрясаясь от страха, сжимал побелевшим от напряжения кулаком сулицу. И когда вопящая толпа подобралась на расстояние трех шагов от защищавшего котлово воинство притока, рыжий с криком, ничуть не уступавшим в своей безумности нордскому кличу, выметнулся из-за укрытия, молодецки размахнулся для броска… и свалился вниз, будто его сзади за веревку лошадь дернула. Очумело вращающимися глазищами он неверяще смотрел на короткое топорище, торчащее у него из левой ключицы. Рот кривился от боли и ужаса, но не мог проронить ни звука, кроме хриплых булькающих завываний. Черная кровь толчками вырывалась из-под разворотившего кости метательного топора. Левая рука тщетно пыталась выдернуть из тела прочно засевшее в нем железо, а правая по-прежнему судорожно цеплялась за древко копья.

Именно на нее безжалостным сапогом наступил невесть как вновь оказавшийся здесь Котел, вырвал из немеющих пальцев сулицу и, прикрывшись щитом, метнул в сторону наступающих.

– Хватай остальные! – проорал он Кутьке прямо в лицо. И это уже не был знакомый ему добродушный здоровяк. – Норд ждать, пока ты просрешься со страху, не станет! Рядом хочешь лечь?!

– Сдохните, гниды! – бешено орал Ива, практически в упор всаживая стрелу за стрелой в наваливающихся нордов. Те уже сыпались в зеленую тину застоявшейся речушки, брели в ней по пояс, замедляя атакующий напор, но вовсе не становясь при этом легкой добычей. Они с готовностью отвечали, забрасывая защитников топорами и копьями. Одно из таких со хряском вошло в лубяной ларь с землей, стоявший в основании укрепления прямо перед Кутькой. Но не всем везло так же, как ему. С этой стороны укрепления все чаще воздух полнили крики боли и хрипы умирающих, тонущие в кровавых брызгах.

– Щиты! – перекрывая гвалт схватки орал не хуже лося в гон Котел. – Щиты у вас на руках для какого хрена?! Прикрывайтесь!

Он же первым вступил в схватку. Чуть не на четвереньках выбравшийся на крутой берег с их стороны хирдман был встречен ударом рогатины, вскользь прошедшимся по щиту и с мокрым хряском врубившимся широким острием прямо в горло. Когда норд свалился ничком обратно в воду, заливая свою кожаную броню кровищей и мешая ее с зеленью тины, Котел всучил оружие обратно в руки его владельцу.

– И чтобы ни одна рожа тут мне не пролезла! – рявкнул он так свирепо вращая глазами, чтобы охотник понял – в случае чего он будет убит этим здоровенным дружинником ничуть не хуже, чем викингами.

Котел тут же метнулся на другой фланг обороны, а Кутька с ужасом понял, что прущие на берег из речушки норманны вот-вот достанутся и на его долю. Лихорадочно выдернув из земли одну из торчащих там сулиц, он, не забывая судорожно прижимать к себе щит, выбрал из наступающей орды одного норда, неожиданно для самого себя вдруг оглушительно заорал – и метнул копье прямо в его бородатую рожу.

Брошенная неумелой рукой и пролетевшая почти плашмя сулица оцарапала нордский шлем и булькнула в воду.

Ошалевший от своей воинской удачи викинг выбросился из воды, как сом не берег, размахиваясь что есть мочи двуручным топором. Нацелился он на Кутьку, а тот с похолодевшим сердцем вдруг понял, что в руках у него только щит, который вряд ли выдержит прямой удар такого мощного оружия. Топор так и остался торчать за поясом. И в тот миг, когда он обреченно поднял щит, готовясь принимать на него чудовищной силы выпад, прямо в лицо викинга врезался обух топора, с хрустом скосив набок челюсть и вмяв в голову чудесно спасший его мгновением раньше кожаный шлем. Так и не успев опустить в сокрушающем ударе секиру, норманн с окровавленной кашей вместо головы рухнул на воз с внешней стороны.