Текст книги "Последние ратники. Бросок волка (СИ)"

Автор книги: Антон Скрипец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

– Учи ученого, – проворчали в ответ.

Кутька очень удивился, когда случайно столкнулся среди охотников со своим сводным братцем. Правда, тот, завидев не особо любимого родственничка, и вовсе едва не отбил челюстью колени.

И тот, и другой сделали вид, будто знать один другого не знают.

Критически осмотревшись вокруг, Котёл вырвал плотницкий топор из-за пояса веснушчатого паренька, который свои густые вихры стянул тесемкой, а в руках держал сулицу. Еще две торчали у ног из земли.

– Ежели у кого-то топор по топорищу елозит, что баба на сеновале, лучше прямо сейчас сами себе ноги оттяпайте, – для наглядности он бухнул отобранным орудием в борт телеги. Когда вырвал обратно, железяка неохотно повисла на древке. – Ежели у тебя, парень, и щит сработан так же лихо, лично я лучше к нордам перейду.

Рыжий насупился, подобрал разобранный топор и поспешил к одному из возов, у которого раздавался стук и лязг приводимого в порядок оружия.

Котел, конечно, назначению в воеводы лапотной рати не особенно возрадовался. Но его цветастым мнением мало кто интересовался. Тем более, и сам он понимал: от раны оправиться еще не успел, и для своих в строю будет только обузой. Под его начало угодило пять десятков ополченцев да примерно двадцать способных держать оружие дружинников Клина Ратиборыча.

Котел еще раз проверил, как ладно выходит их ножен его меч, начупал накрепко примотанные сзади к ремню ножны с широким кинжалом, взял с повозки полукруглый шлем с прорезями для глаз и закрывавшей шею, часть плеч и даже лицо бармицей, потряс его, словно ожидал, что проволочные сочленения лопнут, и вся эта кольчужная сеть брякнется на землю. Напоследок примерился к щиту. Тяжелому, овальному, со здоровенным железным умбоном посредине.

Лишь после этого недовольно зыркнул на Кутьку. Тот, опомнившись, принялся проверять свои пожитки. От той, что только что проверил на готовность Котел, его сброя мало чем отличалась. Разве что куда более скромными размерами да меньшим весом. Ну, и меч ему не дали. Только секиру. И у нее топор по топорищу вроде как не елозил.

Порыв ветра принес запах реки и обрвыки незнакомой речи. Драккары подплыли к берегу так близко, что те, кто сейчас находился там, на волоке, должно быть, уже могли отличить отдельные лица викингов и отчетливо их слышать. Ополченческая же рать находилась чуть в стороне, за небольшим притоком, который впадал в Мегру чуть ниже по течению. Эта речушка по весне разливалась так широко, что подбиралась почти до самого селища, но сейчас, когда вода спала, она ничем не напоминала проточный ручей. Ее покрывала густая зелень тины, над ней постоянно звенело комарье, а где-то по берегам занудно брекекекали лягушки. Еще вчера тот берег притока, где стояли ополченцы, с тем, где находилась деревушка, связывал шаткий рассохшийся мосток. Сегодня поутру Котел приказал его убрать, а перед редкими рядами лаптной рати повелел выкатить обозные подводы, доверху набитые коробами да мешками с землей.

Но больше всего ополченцев, само собой, радовала близость леса, куда в случае чего можно было запросто улепетнуть.

– Если повезет, постоим тут чуток, да разойдемся по домам, – тихо, чтобы не услышал кто из тех, кого он перед схваткой должен был напутствовать бравыми речами, шепнул Котел Кутьке. – Они ж не знают точно, сколько нас здесь. Поймут, что опоздали, да и развернутся подобру-поздорову.

– А если не повезет? – сглотнул Кутька тугой комок в пересохшем горле.

– Ну, тоже неплохо. Считай, самое интересное начнется. Знай только крепче держись за свой топор. Надеюсь, ты его как след наточил? В любой заварухе главное – чтобы оружие не было тупым. Потому что если и вояка тупой, и оружие его – в тризне ему только роль покойника светит.

– Но ты ведь меня учил, что в бою главное – не растерять зря силы. А для этого лучше иметь под рукой какую-нибудь пляжку с водой…

– Молодец, запомнил. Так и есть. Но знаешь, для чего всё это: крепкий кулак, ровная одышка, чистая вода, острое лезвие? Всё это для одного – выжить. Ежели у тебя будет выбор, с головой нырнуть в дерьмо или остаться чистеньким пригожим мертвяком, я бы на твоем месте набрал в грудь побольше воздуху.

ХХХ

– Ну что, пойдем, – выдохнул в бороду боярин Молчан, спустившись с пригорка вместе с Хромом и Перстнем. – А то дождемся тут, что они всем скопом хлынут.

Он, не особо церемонясь, схватил за шиворот уже по привычке валявшегося у всех в ногах Фрола Силыча, и гордо потопал к берегу, волоча скулящего предателя по земле, как непослушную упирающуюся собаку. Хром с Перстнем двинулись за ним.

Берег перед селищем волочной артели был сплошь завален бревнами. Непресенным атрибутом волока. Именно на них ставили суда и перекатывали по суху. Через это «валежник» приходилось перешагивать, обходить или просто идти по лесинам. Все они были мокрыми, скользкими, и то и дело выворачивались под ногами.

Навстречу шли дружинники, полночи и все утро грудившие здесь все это безобразие. Роль свою они сыграли, и викинги, похоже, клюнули на вид мирно работающих на берегу артельщиков.

Впрочем, увидев, что работники вдруг прыснули с берега, а вместо них вперед выдвинулись люди, которых быть здесь не должно, норды все же призадумались. Понять это можно было по отрывистым командам, посыпавшимся по цепочке с корабля на корабль. Весла взметнулись вверх. Паруса тоже медленно начали подниматься. Лишь три драккара продолжили путь к берегу.

Пока их носы уткнуться в прибрежный ил, ждали напряженно. Молча. Даже Перстень на сей раз остался стоять на ногах. Хотя бревен, на которые можно было присесть, было более, чем достаточно.

Поднимая тучи брызг, гости начали спрыгивать в воду. Не все надели шлемы. Зато абсолютно все рожи были искажены звериной злостью. Десяток человек остались на берегу. Топоры и мечи вынули из ножен, щиты подняли на сгибах локтей. Остальные пятеро двинулись навстречу парламентерам. Впереди вышагивала целая гора. Холодные серые глаза под угрумо сдвинутыми косматыми бровями, светлые волосы, давным-давно перебитый нос и недобро брякаящая о кольчугу чем-то вплетенным в нее коса, которой заканчивалась борода.

Подойдя к ним на расстояние в десяток шагов, глыба поставила одну ногу, обутую в очень недешевые сапоги, на бревно.

– Тормунд Волчий След, – рыкнул он, и викинги, сошедшие вслед за ним на берег, как по команде вдруг взвыли и застучали оружием о щиты.

– И что же такой известный воин со столь многочисленной дружиной забыл в краях, которые находятся под рукой киевского князя? – никогда еще Хром не видывал Молчана Ратиборыча таким спокойным и рассудительным.

– Я привык знать имена людей, с кем разговариваю.

– Твое право. Я – ближник Светлого князя, боярин Молчан Ратиборович. Двое воинов со мной – киевский тысяцкий Хром и воевода белозерской рати Перстень. Ну, бывшего, – это слово Молчан подчеркнул особо, – наместника града Белоозеро ты, должно быть, знаешь.

При последних словах боярин, будто представлял собачонку, дернул стоящего на коленях Фрола Силыча за шиворот. Тот жалостливо заскулил и поднял на Тормунда расквашеное лицо, которое, если честно, узнать можно было, разве что сильно приглядевшись.

– Прости, конечно, за такое соромное зрелище, – продолжил ближник. – Но этот человек и так не жилец, так что колу, который для него уже заточили, до его красоты дела нет.

По глазам норда можно было угадать совершенно точно – из всех представленных ему сейчас людей он ожидал увидеть разве что Фрола, да и то не в таком, конечно, собачьем виде.

– Это очень хорошо, что мы сразу выяснили, кто есть кто, – не затыкался Молчан. – Теперь, думается мне, ты, Волчий След, понял, насколько Светлый киевский князь осведомлен о цели твоего похода. И не стоит, наверное, сотрясать воздух словами о том, насколько он остался недоволен этой вашей затеей. Поэтому послал меня во главе киевской и белозерской ратей, – он мотнул головой поочередно в сторону Хрома и Перстня, – дабы честным путем встретить тебя да выспросить о том, что ты теперь собираешься делать.

Четверо дикарей, двое в кольчужных рубахах ниже колен, один в кожаной броне с железными бляхами, а последний – в замызганной холщовой безрукавке, не скрывавшей ни широкую волосатую грудь, ни толстенные, увитые стальными и серебряными браслетами ручищи, проклокотали что-то не очень дружелюбное. Под бородой Тормунда после этого замечания угрюмо забегали желваки, а рот скривился так зло, что разве только слюна не потекла из уголка.

– Попробуй. Нас. Останови, – хрипло и отрывисто пролаял он.

Перстень и представить себе не мог, что лицо боярина может скривиться так удачно, что гримасу эту можно даже принять за улыбку.

– Именно за этим мы сюда и прибыли, – сквозь оскал холодно просипел боярин. Но я ведь не о том спрашиваю. Что вы теперь будете делать – вот что мне интересно.

Молчан Ратиборыч выдержал паузу.

– Выбор у вас не так чтобы богатый, – он принялся загибать пальцы. – Вы – высаживаетесь, мы – встречаем. Сразу скажу, пленные нам ни к чему. Или вот еще – отплываете отсюда и пробуете высадится ниже или выше. Но – куда? Волок только здесь. А там придется бросить корабли да идти пехом по лесам. Далеко уйдёте, как думаешь? И много ли выставишь охороны у драккаров? Нам они тоже могут сгодиться.

20. Тормунд Волчий След (окончание)

Молчан помолчал еще. Больше никто из гостей не пробовал рычать, плеваться и воинственно греметь железом.

– Можете, конечно, развернуться…

– Этого не будет, – тут же оборвал его мысль Тормунд.

Повисшую тишину нарушал только шелест камышей, плеск волн да постукивание бортов причаливших к берегу драккаров.

– Что ж, пусть будет так, – померявшись какое-то время с нордом взглядами, уступил в конце концов боярин. Он повернулся к викингам в полоборота и пролаял, обращаясь к застывшим сзади вымышленным полкам:

– Луки к бою! Без моего слова не стрелять!

И повернулся обратно лицом к Тормунду. Тот стоял все так же неподвижно, но опять-таки его выдали глаза. Не сказать, что они растеряно забегали, но по тому, как норд зыркал ими по сторонам, косясь то в одну, то в другую стороны, угадывалась растерянность.

– Мое последнее слово, – холодно бросил Молчан. – Вы можете без опаски возвратится на свои лодьи, в спину вам никто гостинец не пошлет. А там – дело за вами.

– Викинг не уходит с поля боя без добычи, – гордо прогремел Тормунд. Его слова поддержали нестройными голосами стоящие за спиной воины. Но все остальные уловили в них не гордый клич, а что-то вроде намека. Норд стал торговаться.

– Понимаю, – выдержав очередную неловкую паузу, кивнул боярин. – Но у меня под началом не воз с серебром, а воинская рать. Правда, Светлый киевский князь ценит добрых воинов. И не любит без нужды проливать кровь. Ни свою, ни чужую. А потому вот тебе его слово – бери своих людей, иди на Новый град и возьми с тамошних толстосумов дань такую, какую посчитаешь нужной, – Молчан Ратиборыч снова полмолчал, будто давая возможность нордам переварить услышанное. – Князь не привечает предателей и отступников. А ладожане с новгородцами, пропустив вас сюда, иначе как предателями быть не могут. Обери их хоть до нитки, – тут он понизил голос и добавил заговорщически, – тем, более, что большую часть тамошней дружины Светлый призвал под свои знамена.

Тормунд какое-то время побуравил их холодным решительным взглядом, медленно, словно стараясь, чтобы все запомнили каждое его движение, убрал ногу с бревна, неспешно развернулся к своим, взвизгнул выдернутым из ножен мечом и воздел оружие над головой.

– Идем на Альдейгьюборг! – проревел Тормунд.

Ответом ему послужили не особенно дружные, стройные и воодушевленные крики его рати. Но это – пока. Когда Волчий След поведает им, как ему удалось избавить их от встречи с более могучей ратью, да так, что теперь им и на волоке корячится не нужно, и с Новгорода содрать столько, сколько влезет в драккары, настоение его соратников наверняка поправится.

Пока Тормунд шел обратно к берегу, Хром угрюмо улыбался вслед уходящим викингам. Перстень вовсе развернулся и пошагал по куче наваленных по берегу бревен обратно. И только Мочан продолжал играть отведенную ему роль, гордо выпятив вперед пузо и сурово держа руку на рукояти меча.

Только один человек отбытию нордов рад не оказался. Сквозь струпья засохшей крови он неверяще смотрел, как вдвое более сильное воинство, поджав хвост, разворачивается перед горсткой отчаянных самоубийц. Фрол Силыч прекрасно понимал, что с каждым взмахом весел отчаливающих драккаров жизнь его стремительно приближается к концу, и конец этот будет скорее всего ужасен. На него, как уже на что-то несуществующее, даже перестали обращать внимание.

– Их всего три сотни! – разнесся над берегом полный отчаяния вопль белозерского посадника.

Для пущей наглядности он даже воздел вверх руку, оттопырив на ней три пальца.

– Три сотни! Нет никакой рати!

Его голос несся над речным простором как похоронный плач над пустым капищем.

Слышали его все.

В следующий миг Молчан Ратиборыч, рванув из ножен меч, за рукоять которого гордо держался все это время, коротко взмахнул им – и отточенная сталь оборвала жизнь посадника.

Но нордские корабли уже правили к берегу. Теперь – все.

21. Битва у Мегры (начало)

– Проклятый выродок, – сплюнул под ноги Котел. – Надо было раньше срубить ему башку, да одну ее и притащить.

Молчан отступал спиной вперед, не отрывая взгляда от возвращающихся драккаров, а Хром своим червонным щитом закрывал их обоих от начавших сыпать с реки стрел. Отступать по наваленным по берегу бревнам им, конечно, было не особо удобно. Ну, да, с другой стороны, и нордам придется идти в атаку по этим же навалам. А эта заминка сделает их неплохими мишенями.

– Возы, – перекрывая растерянный гомон ополченцев, проревел Котел. – Возы – на бок. Поклажей – наружу. Быстро!

Его рев если и не привел пестрое охотничье воинство в боевое состояние, то хотя бы сорвал с него оцепенение. Мужички бросились к телегам. Поклажа натужно вываливалась наружу, едва не скатываясь в приток реки.

– Чего застыл?! – привычно гаркнул на Кутьку пробегавший мимо Ива. – Давай, хватайся, тоже мне дружинник нашелся! Шлем он нацепил, тоже мне.

Кутька сбросил оцепенение, покосился на Котла, который теперь не обращал на него ровным счетом никакого внимания, и кинулся на помощь кряхтевшим под весом особо тяжело воза охотникам. Щит он перевесил, как и учил его белозерец, за спину, а топор заткнул за пояс – чтобы не мешались под руками, но и не потерялись в общей суматохе. Затылок с непривычки то и дело бился при каждом неосторожном движении о железную оковку щита. Свисавшая с шелома длинная бармица очень быстро утомила тем, что постоянно сбивала равновесие.

Перевернув четвертый воз, Кутька почувствовал, что силы его не так безграничны, как ему представлялось в детстве, когда слышал от стариков байки про великие битвы и далеких героев. Остановившись, он перевел дух, снял шлем, провел рукой по вспотевшему лбу и глянул туда, где в берег утыкались страховидными носами новые и новые драккары.

Первая сотня, а то и две, норманнов с диким воем бежали по пологому берегу. Если бы не навал из бревен, этот участок они бы миновали в два прыжка. Или выстроились прямо у воды плечом к плечу, щиты вперед – и попробуй тогда сделай против них что-нибудь. А так им пришлось передвигаться нестройным порядком, и каждый из них старался не только не подставиться под засвистевшие стрелы, но и удержать при этом равновесие. И первые погибшие падали именно там, где и намечали их уложить русичи. Падали со стонами, хрипами и криками. Один, за которым Сявка принялся было наблюдать из-за того, что у того был какой-то особо здоровый щит, раскрашенный красными и белыми полосами, от пары стрел за этим своим щитом укрылся. Они так и остались торчать в нем. Еще одна чиркнула по краю щита, выбив из него крупную щепу, цвиркнула по шлему и упала куда-то в реку. А четвертая угодила прямо в глаз. Норд кулем свалился на спину, засучив ногами и сдвинув при этом бревна перед собой. Именно в этот момент по ним пробегала пара других викингов. Упали, не удержав равновесия, оба. Но один как-то ловко перекатился в сторону, взвился на ноги и, пригнувшись и выставив перед собой щит, побежал дальше, а другой – нет. Стрела угодила ему прямо в кожаный шлем, пробив и его, и голову.

Часть лучников стояла на крутом склоне, откуда не так давно за приближением нордских стругов наблюдали Молчан с Хромом и Перстнем, прячась от летящих с берега ответных подарков за высоким плетнем. Еще с вечера его угрепили с внутренней стороны толстыми бревнами, и пробить такой заслон стрелки Тормунда не могли. Зато русичи сверху могли гвоздить напирающего врага с пугающей точностью.

Вторая, и бόльшая, часть дружинников заняла позицию ниже. Именно в ее сторону устремилась вражья ватага. Киевляне с белозерцами значительно уступали численностью. А потому храбро встречать нордов, озверевших от работы проредивших их ряды лучников, в открытом поле, понятно, не собирались. На бревна, навалы и рогатины они разобрали почти все дома в хуторе. Кроме двух. Крепкую хату старосты, стоящую на взгорке, и вторую, которая нахохлилась у подножия этого же холма. Именно из них воеводы решили устроить на скорую руку крепостицы. Оградили их высоким тыном из бревен разобранных хаток, да обнесли рвом так, чтобы обойти эти переходящие одну в другую укрепленные позиции было нельзя. И если бы норды все же взяли нижний домишко, то его защитники могли отойти в тот, что на круче. Оттуда, правда, пути к отступлению уже не было. Да еще крыши с этих двух хаток Молчан повелел поснимать – чтобы горящие балки не рухнули на головы защитников, когда викинги начнут засыпать их подоженными стрелами.

Пока же стрелами засыпаны были атакующие. Сначала дружинники, те, что находились внизу, били по дуге. Спустя совсем небольшое время им пришлось садить прямо, почти что в упор. Из темной наступающей массы отваливались и отскакивали как щепки под топором отдельные воины, раненные или убитые, но остановить ее лучники, не каждый из которых был отменным стрелком, все же не могли. Особенно когда норды, числом около сотни, миновали заваленный лесинами берег и вышли на открытое место. Несколько десятков остались лежать. Еще примерно столько же отползали, поодиночке или помогая друг другу, обратно к берегу. На них внимания никто уже не обращал.

Все происходило гораздо, гораздо быстрее, чем Кутька мог себе представить.

– Ждать! – орал на замерших от невиданного доселе зрелища охотников Котел. – Стоим, смотрим. Нас никто не трогает, и мы внимания к себе не привлекаем! Рано! Бить только по моему слову!

– Этак они сначала дружину перережут, а потом за наши телеги возьмутся, – неразборчиво проворчал Ива. Свой лук он держал наготове, со стрелой на тетиве, вторую зажал в зубах, но глаза его бегали растерянно по рядам нордской рати, словно боясь выцелить неверную мишень.

– Что, Ива, струхнул мальца? – больше для остальных, чем для братца Кутьки прорычал Котел. – Не родилась еще такая рать, чтобы нас, русов, могла спокойно перерезать. Если им сказали – стоять и держаться, стало быть, они и будут стоять и держаться. Главное, чтобы вы не забыли – от вас то же самое требуется! А пока – ждем!

ХХХ

– Чего замерли, хряки обделанные?! – орал, метался и проклинал всех подряд вернувшийся, наконец, из неудачной дипломатической вылазки настоящий Молчан Ратиборыч. – Не давайте им спокойно высаживаться на берег! Бейте, бейте! Стрелы неча жалеть! Лучше пусть она торчит из колена норда, чем останется в колчане на твоем трупе! Давай! Давай!

Для обстрела берега Молчан, надо было отдать ему должное, отобрал лучших лучников из своей дружины. Было их не более трех десятков, но дело свое они знали. Яков хоть и не стремился приближаться к плетню, из-за которого били молчановы стрелки, но все же пару раз ему пришлось увидеть всю монотонность их труда. Очередной дружинник пригибался за плетнем, накладывал стрелу на тетиву, резким движением натягивал лук, одним махом разгибался и, спустя краткий миг, отведенный на выцеливание очередной жертвы, посылал тонкое оперенное древко вниз. После чего пригибался снова. И не зря. Шальные норманнские ответы не заставляли долго ждать. Отовсюду – из верхних венцов халупы, которую русы переодорудовали под жалкую крепостицу своей не менее жалкой последней надежды, из бочек и корыт, что стояли по углам дома, загодя наполненные водой, из плетня да, собственно, и из земли торчали вражьи стрелы. От их свиста и зловещего шелеста волосы у «монашка» каждый раз начинали шевелиться со страху, а хребет обдавало холодком. В отличие от киевских лучников. Никогда еще Яков не видел, чтобы одни люди убивали других так легко, деловито и буднично. При этом не менее деловито реагируя на смертельную угрозу в свой адрес. Никак, то есть, не реагируя. Пару раз на глазах монашка стрела чуть ли не оцарапывала лицо дружинника, а тот спокойно продолжал слать вниз свои аргументы с железными наконечниками. Куда, в кого они попадали, да и попадали ли вообще, в общем вое, гвалте, стуке и звоне разобрать было сложно.

Не все норды дожидались, когда корабль их не то что пристанет, а хотя бы подойдет к берегу. Те, что вооружены были полегче, срывали с бортов щиты и кидались в реку, словно только для этого они сюда и приехали – умереть. Увидел эту картину Яков в тот миг, когда один их дружинников без особых церемоний перетащил его к плетню, не сильно приветливо бросив при этом:

– Бушь стрелы подавать.

Словно поставив точку в его словах, в толстую балку, которой был изнутри укреплен плетень, с глухим стуком воткнулась стрела. Еще одна лихо свистнула чуть выше. Яков инстинктивно зажмурился и опустил голову вниз, по своему обыкновению при этом хорошенько втянув ее в плечи. И лишь когда в спустя пару мгновений снова открыл глаза, увидел, с чего это вдруг молчанов гридень притащил его себе на помощь. Из бедра дружинника торчала стрела. Навылет она не вышла, увязнув в мышцах и сухожилиях. Большую часть древка дружинник обломал, чтобы не мешался, и теперь возникало ощущение, будто в ногу ему впился идеально ровный сучок, заляпанный отпечатками окровавленных пальцев. По штанине на землю и в сапог стекала кровь.

– Все-таки, Птаха, хорошего маху наши дали, оставив на берегу столько дерева! – крикнул один из лучников тому, что притащил сюда Якова. Собственно, между ними монашек сейчас и находился. – Они сейчас смекнут, что к чему, возьмут эти бревна, да и вынесут ими все наши заборы, что от кур только годятся защищать.

Ни слова о ране. Будто у этого Птахи не стрела сейчас из ноги топорщилась расщепленным обломком, а заноза.

– А ты не давай им эти бревна взять, – вдруг раздался почти над самым ухом надсадный сип боярина Молчана. Видать, наоравшись, снова надсадил себе горло. А в творящемся здесь гвалте и не удивительно было, что этакий кабан подобрался к ним столь незаметно. – Один хрен до вечера никто из нас не доживет, – при этих словах Яшка чуть не взвыл. – Так что чем больше заберем с собой поганых, тем больше богов порадуем.

Очередная посланная снизу стрела выгадала именно тот момент, когда один из киевских лучников выпростался из-за укрытия. Выстрелить он не успел. Она угодила ему меж шеей и плечом.

– А! Твою мать! – вскрикнул дружинник, опрокидываясь на спину.

Почти тут же рухнул еще один. Ему повезло гораздо меньше. Пущенная снизу стрела воткнулась в горло, прошила навылет шею, позвонки, череп и, звякнув изнутри о железо шлема, сбила его на землю. Надежный, казалось бы, шишак, теперь бесполезно покатился полукругом у ног. Бывший его хозяин захрипел, упал на бок, судорожно хватаясь за горло, но внимания на его тщетные потуги ухватится за утекающую сквозь пальцы жизнь, кроме одного ошалевшего от ужаса Якова, никто уже не обращал.

– Ядрена вошь! – тут же вскинулся боярин. – Какого рожна расселись на одних и тех же местах?! Они, вон, уже выцеливать вас начали! Двигайтесь, перемещайтесь! Вы мне сегодня дольше нужны, чем на один бздох! Не всех еще гнид перебили! Сейчас, поди, на штурм, раздави их жопа, попрут!

Там, куда он тыкал пальцем, и вправду, как черная грозовая туча, наливалась силой из ручейков стекавшихся к ней отрядов и начинала выстраиваться в плотные ряды большая нордская рать. И было викингов там так много, что Яшка чуть не со слезами на глазах уставился на импровизированные укрепления хаты под холмом, где удара ожидала даже на вид очень хлипкая цепь дружинников. Хотя именно там был выставлен самый многочисленный их отряд. То, что вал норманнов сметет их с первой же попытки, даже не прибегая к помощи раскиданных тут и там под ногами бревен, было очевидно любому человеку без знания аналитики. А следом норды устремятся сюда, наверх. И три десятка оставшихся лучников их, конечно, не остановят тем более.

21. Битва у Мегры (продолжение)

Очнулся от полных отчаяния мыслей после того, как что-то тяжело ударило по голове. В первый ужасный миг подумал, что и его достала нордская стрела, но в следующий понял: умирать он пока не собирается.

Его новый знакомец Птаха, морщась от боли, кивнул куда-то в сторону яшкиной макушки:

– Целее будешь. А Мере все едино боле не пригодится.

Проследив за взглядом киевского воина, Яков снова похолодел. Птаха напялил на него шелом только что убитого соратника. Кровь с внутренней стороны шлема, которая теперь бодро катилась у Яшки между лопаток, приндлежала бывшему его владельцу.

Но Плаха, не дав толком осознать тонкокожему царьградцу всю вопиющую ужасность ситуации,

– Я пустой, – сквозь сжатые от боли зубы пришипел Птаха. – Стрелы – в хате. Тащи пару-тройку колчанов. Лучче – шесть. У остальных, вона, тож сумы скоро дно покажут.

Яков неверяще посмотрел на раненого воина, который, стараясь не тревожить простреленную ногу, пытался отползти в сторону, меняя, видать, позицию. Потом перевел глаза на истыканный стрелами норманнов домишко. Тот больше походил сейчас на гигантскую подушку для иголок. И именно туда посылал его дружинник. Ноги это распоряжение не желали выполнять ни в коем случае, мгновенно превратившись в безжизненные колоды.

– Слышь, паря, – вдруг раздался у него за спиной сдавленный шепот. Испуганно развернувшись, Яков увидел того самого лучника, который совсем недавно негативно высказывался на предмет опасности бревен на берегу в свете намечающегося штурма. – Ты бы шел побыстрее, куда тебя просят. Говорят же тебе – вежливо! – стрелы на исходе. Кончатся, потом разве что ссать с обрыва на их головы останется. Ну, или тебя кинуть, авось придавишь кого. Давай мухой! Быстрее побежишь, стрела не догонит. Ну!

ХХХ

Со стороны нордского строя неслись крики и проклятия. Не нужно было считаться особо премудрым ромеем, чтобы догадаться – в плен викингам лучше бы не сдаваться. Пока добирались сюда, норманны потеряли несколько десятков, коли не сотню, если считать вместе с ранеными. Неопрятные горки тряпья вперемешку с железом и неживой плотью в изрядном числе валялись то там, то здесь. Хотя еще совсем недавно они, как и все атакующие, орали, неслись вперед и подумывали о дележе будущей добычи. Надо думать, их соратники теперь очень сильно желали обратить тех, кто так прилежно прорежал ряды, в не менее безжизненные кучи окровавленных переломанных костей. Но лучники, будто издеваясь, и не думали униматься. Норды, спустя пару-тройку подстреленных соратников, всё ж таки выставили заслон из щитов в три ряда. Остальная ватага скапливалась уже за ним.

– Сейчас поднакопятся и полезут, – выдохнул Перстень.

Стоящий возле него Хром, оставив болтаться щит на шейной перевязи, угрюмо кивнул. Степняк, который находился тут же, на земляном валу за гребнем частокола, и вовсе, казалось, слова воеводы оставил без внимания. Молча вскинул короткий степной лук, прищурился, втянул носом воздух – и выпустил стрелу. По дуге, поверх щитов. Кровожадно пропев в воздухе, она вгрызлась в ряды нордов. Тут же оттуда донесся короткий вскрик.

– Видали? – крикнул Перстень. – По дуге садите, в задние ряды. Там их густо уже набежало. Неча передним щиты портить. Они и без вас красиво размалёваны.

Повторять не пришлось. Несколько десятков стрел с частокола сорвались в воздух, хищным роем взвились над головами пришлого воинства – и обрушились вниз. На сей раз окончание их полета сопровождалось не только выкриками, хрипами и проклятьями, но и частым дробным перестуком – многие успели вскинуть щиты над головами.

– Ничего, – громко, так, чтобы услышали как можно больше соратников, хмыкнул Перстень. – Пусть еще немного постоят, а мы, глядишь, так всех и положим.

Будто в подтверждение его слов, дружинники разлиновали небо короткими росчерками следующего роя стрел. Только на сей раз звонкого клацанья железных клювов о дерево щитов было побольше. По всему выходило – просто так все пришлое воинство положить не получалось.

– Не могут решить, куда ударить, – понял Хром. – Заметили, должно быть, наших охотников за притоком.

– Да их попробуй не заметь – навалили там… мусора.

– Что да, то да. Зато волки эти не видят, кто там засел. И в какой силе.

– Лучники, – обрубил их рассуждения голос Ромея.

Разноцветье щитов, прикрывавших головы нордов в середине их строя, поникло, не хуже поля ярких полевых цветов по вечерней поре, и из образовавшейся обширной бреши вверх хлынул поток стрел.

– Ох ты ж, мать моя телега, – успел выдохнуть Перстень, без особого стеснения бросаясь под укрытие хоть и низкого да несуразного, но все же частокола. По дереву частым градом застучали железные жала. Многие стрелы, пущенные второпях и без особого прицела, с особо протяжным свистом обогнули по дуге их укрытие, впившись в землю далеко за спинами. Но хватило и тех, что посланы были как надо. Один из дружинников, белозерских или киевских, разбирать было особо недосуг, кубарем скатился с земляного рва вниз. От опасности он укрылся щитом, но тот не спас. Рухнув с высоты вниз, стрела прошила и щит, и руку, которую неосторожный гридень держал слишком близко к голове. Стальной, по всему видать, наконечник, продырявив кисть, глубоко вбуравился в голову. Еще один вой и вовсе не успел прикрыться ничем, кроме руки. И рука-то как раз осталась нетронутой. Зато в плечо, в бок и под дых вбуравились сразу три стрелы. Одна, та, что в боку, прошла навылет, вспухнув сзади красным бугром под кольчугой. Этот бедолага рухнул навзничь, как стоял. На другом конце частокола послышались чьи-то исполненные боли завывания. Вглядевшись туда, Перстень увидел, что одного из его лучников, который, как и он сам только что, схоронился за хлипким пряслом, стрела достала и там, прошив дерево и пришпилив к нему дружинника. Благо, рана серьезной не была – только надвое разрезало щеку, да ухо разорвало.