Текст книги "Безжалостный Орфей"

Автор книги: Антон Чижъ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Том IV

– Ну наконец-то! – воскликнул Оскар Игнатьевич, распахивая отеческие объятия.

Сейчас в мире не было человека счастливее его. Долгие три дня ожидания, томления, постоянных телефонирований в участок, посылания записок и нарочных подошли к концу. За эти часы полковник перетерпел такую муку, что одно явление усатого юнца всколыхнуло в его солдатской душе бурю чувств, кое-где переходящих в непозволительную нежность. Он был уверен, что теперь все благополучно разрешится. Полицейское чутье шептало, что прибыли добрые вести, которыми нужно не только насладиться, но и преподнести во всем блеске. Кому следует.

Ванзаров вытерпел бурю начальственных восторгов, пожимание за плечи и прочий вздор. Он не сопротивлялся, когда его подвели к удобному креслу, что стояли в интимном уголке кабинета, не возражал против коньяка, который по русскому обычаю был налит в водочные рюмки, и выразил полное удобство своего расположения.

Вендорф, как суетливая матушка, встречающая жениха, побегал вокруг кресла, гаркнул адъютанту, что его нет ни для кого, и плюхнулся в кресло напротив.

– Жду с томленьем упования! – игриво высказался полковник.

– Дело о смерти господина Юнусова раскрыто.

– Слава богу! Я в вас не сомневался. Кто убийца?

– Позвольте начать не с личности преступника, а деталей.

– Как вам будет угодно! – счастливо согласился Вендорф. Попроси у него сейчас Аляску обратно, он бы и это разрешил. – Только давайте, Родион Георгиевич, не сухо, как в протоколе, а как вы умеете, с огоньком, с искоркой!

– Есть с огоньком, с искоркой, – ответил Ванзаров. – Тогда начну с описания места преступления. Хотя вы его видели.

– Как приятно это слышать! Будто криминальный роман разворачивается.

– Когда я осмотрел номер, – начал Родион, – мне показались странными некоторые детали. Во-первых, листок, исписанный автографами Юнусова. Для чего ему руку тренировать? Логичный вывод – отрабатывал подпись для важных документов. Но его служба в дипломатическом корпусе только начиналась. Никаких документов подписывать ему пока по чину не полагалось. Тогда зачем такое мальчишество? Логичный ответ – для банка. Юнусов накануне открыл чековую книжку. Именно для визирования чеков ему было необходимо отработать подпись. Что он и сделал.

– Бедный мальчик! – воскликнул полковник, как слезливая старуха. – Ну, продолжайте, не буду мешать.

– Чековой книжки в номере не обнаружилось. Вместо нее на полу лежал корешок с обрывками голубого цвета. Остатки той самой чековой книжки. С оборванной обложкой и вырванными листами. Для чего? Очевидно, кому-то было нужно затруднить насколько возможно розыск банка, выдавшего чековую. А раз так, то это подтверждает, что Юнусов открыл совершенно новый счет, о котором его родные не знали. Для чего? Чтобы этим счетом мог пользоваться кто-то другой. Кто же? Тот, кто получил его подпись на всех чеках. Или на одном, а остальные прихватил, чтобы надежнее замести следы.

– Замечательно! – не выдержал полковник. Восторг его равно относился и к силе логики, и к выдумке преступника. Все эти качества Вендорф оценил. – Молчу-молчу, продолжайте.

– Стала понятна цель преступника, – сказал Родион. – Не убийство князя по каким-то личным мотивам, а получение его денег. И мелкая кража золотого портсигара с перстнем. Забегая вперед, должен сказать, что план сорвался. Счет князь открыл, но денег на нем не было. Причина мне неизвестна.

– Это проще простого! Отец его, князь Юнусов, по секрету мне сообщил, что придержал перевод средств на счет сына. Все-таки молодой человек легкомысленно относился к деньгам…

– Это целиком подтверждает поведение преступника. Вернее – преступницы, – поправился Родион. – На следующее утро она пришла в банк, предъявила чек и обнаружила, что денег на нем нет. Для нее это стало большой неожиданностью. Настолько большой, что она решилась на дерзкий поступок в тот же вечер.

– Какой?

– К расследованию это не относится.

– Как скажете! – мирно согласился Вендорф. – Как же она заставила его подписать?

– Юнусов вместе с дамой вернулся из театра «Неметти» в прекрасном расположении духа. Рядом с ним обворожительная женщина, в которую он без памяти влюбился. Каждое ее слово было для него законом. Она просто попросила подписать чеки. Не вполне владея собой, князь подмахнул бумажки. А дальше случилось неожиданное…

– Ну что же вы, не останавливайтесь!

– Вы же пожелали с искрой?

– Хорошо-хорошо, умолкаю.

– Так вот… Дама вместо утех дала ему понюхать платок с хлороформом. В таком состоянии Юнусов мог бы его и выпить. Но ей надо было, чтобы князь отключился. Она рисковала: хлороформ в смеси с шампанским может стать убийственным. Но ей повезло. Князь отключился. Она забрала ценную мелочь. Путь был свободен. В номер она вошла в плаще, не особо скрываясь, главное, чтобы лица не видели. А из номера вышла в своем привычном наряде. Шутка, которую разыграл Юнусов, наверняка была предложена ею.

– Но князь все-таки умер от хлороформа и шампанского. Бедный мальчик! Семья три века служила трону! И такая незавидная смерть! Бедные родители.

– Юнусов умер от цианида калия, которого в его желудке обнаружено сверх всякой меры, – сказал Родион.

– Позвольте, но в номере не было никакой аптечной емкости! – удивился Вендорф.

– Конечно, не было. Юнусов очнулся под утро, голова раскалывалась от боли, он вспомнил, что совершил. Особенно подписание чеков. Следов Искры…

– Кого?

– Барышню зовут Искра Завадская, – пояснил Ванзаров. – Следов Искры не было. Как и чековой книжки и перстня. Юнусов понял, что опозорен. У него остался один выход. Он скинул пиджак, сел за столик, написал прощальное письмо, открыл пузырек с цианидом калия, высыпал его содержимое в рот, выбросил в форточку, захлопнул ее, что подтвердили прибывшие чиновники, успел дойти до дивана, но сесть в достойную позу не успел, рухнул на ковер.

Вендорф сидел, словно проглотил перечницу.

– Как узнали про форточку? – наконец проговорил он.

– Окна в отеле высокие, сами видели. Чтобы достать до форточки, надо встать на подоконник коленями. На брюках Юнусова был мел, как и на подоконнике. Зачем ему вставать на подоконник коленками? Чтобы открыть форточку. Но форточка была закрыта. Значит, он что-то выбросил на Михайловскую улицу и закрыл ее, чтобы не оставить следа. В номере не нашли пузырька из-под яда. Почему? Потому что тем же утром дворники на Михайловской смели осколки в мусор. Юнусов совершил благородный поступок. Он счел невозможным после такой ошибки жить. Но и оставить позорные следы самоубийства для него было немыслимо. Это в честном и гордом характере юного князя. Главное, чтобы честь семьи не пострадала.

Родион открыто и честно смотрел на полковника. Он ждал, когда простая и удобная версия дойдет до его сознания. Вендорф не подвел. Вскочил и заходил по кабинету, словно принимая важнейшее решение. Наконец остановился и сказал:

– Какой молодец! Своей смертью смыл позор с семьи. Это героический поступок. Бедный мальчик! Но какова сила воли! Сила духа!

– Три века служения трону, – напомнил Ванзаров.

– Именно так! Это снимает с семьи позорное пятно. Честь князей Юнусовых не пострадала. Это главное!

– Только я не знаю, где Юнусов достал цианид калия.

– Это ерунда, – отмахнулся полковник. – Матушка его рассказала мне, что просила достать что-нибудь от грызунов. Старый особняк, крысы совсем одолели. Мальчик должен был принести на следующий день этот яд. Но не успел… Истинный герой.

– Что делать с Завадской? – спросил Родион.

– Выгнать из камеры, и чтоб духу ее в столице не было.

– Кражу портсигара с перстнем оформлять?

– Изъять, чтобы я вернул родителям, и гнать в шею! Незачем такую фамилию кражей марать!

– Слушаюсь. Передам ваше распоряжение приставу.

Вендорф снова поймал роскошное настроение.

– Ну, Родион Георгиевич, выручили! Знаю, что вас в скором времени ожидает первый орден за службу… Там. Кстати, не намекнете, чем занимались?

– Не могу, это не моя тайна.

– Понимаю и целиком одобряю! Не зря вас рекомендовали… Но от моей благодарности не откажетесь?

Родион не отказался. С него потребовали просить все, что в силах выполнить полицеймейстер, как будто он служил золотой рыбкой. И немедленно.

– Чтобы поймать Завадскую, один чиновник проявил исключительное мужество и рисковал собственной жизнью, – сказал Родион скромно и тактично.

– Кто таков? Почему не знаю героя?

– Коллежский регистратор Гривцов, совсем мальчик. Служит во 2-м Литейном участке. У него не сложились отношения с приставом, так нельзя ли перевести его под крыло более мудрого наставника.

– Кого желаете! – широким жестом предложил Вендорф.

– Ему бы подошел 1-й Литейный участок.

– Прекрасно! Бублик… пардон, Роберт Онуфриевич милейший человек. Считайте, что ваш протеже уже там. Да и я про него не забуду. Люблю толковых юношей… Ну, а вам-то что надо, загадочный вы наш?

Ванзаров встал, чтобы просьба выглядела солидно:

– В часы, свободные от расследования дела князя, я установил убийцу барышень-содержанок. Вам о них Лебедев докладывал. Когда возьмем преступника, прошу дать указания приставам 1-го, 2-го и 3-го Литейных участков открыть дела, которые были ошибочно закрыты по квалификации «самоубийство».

Оскар Игнатьевич только вздохнул, лелея отеческую гордость: какие все-таки орлы служат под его крылом. Какие подвиги совершают. Ничего для таких не жалко. Лишь бы обедать не мешали.

* * *

В этот раз Терлецкий не стал дожидаться беды, а побежал открывать сам. Он кланялся и называл Ванзарова «ваше высокоблагородие», [12]12
  Чину коллежского секретаря полагается обращение «ваше благородие».


[Закрыть]вознеся мальчишку на пару служебных ступенек. Но и это не помогло. Его строго спросили:

– Опять вчера наврали?

Такой грех за приказчиком не числился. Он стал клясться, что чист перед полицией, как слеза младенца.

– Покажите книгу заказов.

Многострадальная тетрадь легла на прилавок. Родион лично прошелся по каждой строчке. Этого показалось мало, он спросил:

– Бывает, что заказ не попадает в запись?

– Это невозможно! – заверил Терлецкий. – Мы солидная фирма, строгость и порядок.

– Не было вчера устного заказа на Офицерскую улицу?

– Никак нет. Подобного заказа ни от кого не поступало.

– В этот раз вам поверю. Но учтите…

Продолжать не имело смысла. Приказчик и так проникся до глубокого озноба. Вместо ненужных угроз Родион сказал:

– Мне потребуется ваша помощь…

– Все, что пожелаете!

Он кратко рассказал, что пожелает. Приказчик тщательно записывал, уточняя мельчайшие детали. Проверив каждое слово, Терлецкий расплылся улыбкой:

– И разумеется, за счет заведения!

Родион вынул потертый кошелек.

– Сколько с меня? – строго спросил он, вернее, приказал.

Терлецкий потупился, как барышня, и чуть слышно пробормотал: «Двадцать пять-с». На прилавок легли два червонца, последние, больше в кошельке не было.

– Пятерку завтра занесу, – сказал Родион.

– Не стоит беспокоиться. При первом заказе новому клиенту полагается скидка! – заторопился Терлецкий. Так утомился он общением с полицией, что решил выложить кровных пять рублей. Чтоб не иметь счастья встречаться вновь – цена приемлемая. – Все выполним исключительно точно. Лично прослежу-с… И если вдруг записка от господина того придет, сразу дам знать.

На языке вертелось предупредить приказчика, что грядет скандал с клиентами, но Родион решил не портить вдруг вспыхнувшую дружбу. Беды Терлецкого – цветочки. А ягодки предстоит собирать сыскной полиции.

* * *

Они сидели за разными столиками и принципиально смотрели в разные стороны. Ванзарову потребовался весь природный дипломатизм до последней капли, чтобы согнать всех за один. Женщины подчинились молча, но всем видом показывали, что подчиняются грубой, беспардонной, отвратительной мужской воле. И тому подобное. Когда все расселись, а чашки с шоколадом оказались в правильных частях столика, Родион сказал:

– Я пригласил вас, дамы, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие…

На него уставились три пары глаз. Испуганные, злые и очень ядовитые. Никто не оценил иронию.

– Всего лишь побеседуем, – смял он неудачную шутку. – Вам интересно знать, что же случилось за последние две недели. Не так ли, госпожа Основина, Милягина и, конечно же, госпожа Пигварская?

Юнца обдали презрением. Как из бочки окатили. Впрочем, Родион не заметил.

– Пейте шоколад, такие истории надо слушать, попивая ароматный напиток…

Никто не притронулся к чашкам. Дамы выражали полный бойкот мужскому деспотизму.

– Тогда не будем тратить время, – сказал Родион, отставляя свою чашку. – Как-то раз, зимним деньком, в этом кафе собрались три барышни. Хотя это неверное слово: уважаемые замужние дамы, матери и хозяйки своего дома. Их объединял не только шоколад, но и общие напасти. Мужья отбились от рук и завели любовниц. Не каких-то мелких, для интрижки, а основательных, с арендованными квартирами и номерами. Хоть мужья никогда бы не рискнули семьей и карьерой, но женам от этого было не легче. Тогда одна из них, самая умная, предложила план мщения. Надо выследить мерзких разлучниц, узнать, где они живут, их распорядок дня, а затем прийти, когда никто не ожидает, и плеснуть в лицо… ну, скажем, серной кислотой.

– Соляной, – поправила Основина и тут же испугалась выскочившего слова.

– Крайне признателен. – Ванзаров принял поправку. – Соляной тоже неплохо. Главное – молодость и красота будут уничтожены. Останутся ужасные шрамы и уродства. Чтобы совершить месть и при этом не попасть под подозрения, был разработан простой и хитроумный план. Каждая будет следить за любовницей чужого мужа. И над ней исполнят женский приговор. На день чужого преступления будет незыблемое алиби. Что касается чужих любовниц – кто найдет здесь связь? План казался исключительно простым. Следить за выбранными жертвами было несложно. Но вмешался случай…

– Какой случай? – опять не выдержала Основина и была наказана взглядами подруг. Ох уж эти женские переглядки.

– Случай, какой предвидеть было невозможно. Любовница господина Пигварского была найдена мертвой. Да так удачно, что сам Леонид Самойлович вляпался в это по самые уши. Ему не повезло прийти в неурочный день. Такой случай нельзя было упускать. И вы, госпожа Пигварская, его не упустили. Потому что вы заварили всю эту кашу. Для начала решили опробовать на любовницах чужих мужей, как все пройдет. А потом уже заняться своей барышней…

– Вы не сможете ничего доказать, – сказала Елена Михайловна.

– Я рассказываю историю под шоколад, – сказал Родион. – Обладая волей и характером в хрупком теле, вы сразу переиграли комбинации. Пусть подруги охотятся. А вы сохраните смерть Ольги Кербель от них в тайне. Муж, покаявшись вам, оказался в западне. Но события стали отклоняться от вашего плана все дальше. Госпожа Милягина обнаружила, что любовница Ивана Васильевича Основина мертва. На следующий день уже госпожа Основина обнаружила в гостинице «Центральная», что сердечный друг полковника Милягина тоже мертва. Что подумали уважаемые дамы? Что кто-то из них начал действовать. Что им оставалось? Только спросить совета у госпожи Пигварской как самой умной из них. И они спросили. Елена Михайловна обещала помочь каждой, но сама думала, что теперь родного муженька можно подсунуть под эти убийства. Тут я помог, придя с расспросами. Госпожа Пигварская решила действовать, не откладывая. Она пришла к супругу прямо на службу и застращала возможным арестом. От долгого страха Леонид Самойлович совсем потерял голову, что ему сделать несложно, и решил удариться в бега. Но по счастливой случайности был остановлен сыскной полицией. Какова была цель госпожи Пигварской? Проста и неприхотлива: отправить мужа на каторгу, а самой законно получить и свободу, и все его состояние.

– Елена, как ты могла! – в изумлении проговорила Основина.

– Я все объясню потом… Без этого господина, – огрызнулась Елена Михайловна. – Лучше держите рот на замке.

Из складок Милягиной вылетел утробный звук, который сошел бы за смех.

– Ох, Ленка, ох, шельма, всех провела, и я, как дура, поверила, – добавила она.

– Так что же дальше? – опять спросила супруга инспектора народного просвещения. До чего любопытная дама.

Ванзаров изобразил глубокую невинность:

– Что дальше?

– Кто же их… всех… – Екатерина Семеновна никак не могла произнести страшное слово.

– Кто убил всех барышень? – переспросил Родион, глотком опустошил чашечку и добавил: – Шоколад у Сокольской действительно отменный.

Он поклонился и быстро вышел. За ним увязался какой-то мальчишка в хлипком пальто. Парочка быстро исчезла из виду изумленных и растерянных дам.

– Ну узнали все что хотели? – спросил Коля с тяжким вздохом. Возвращение из шкуры наследника миллионов давалось нелегко. Под глазами красовались отличные синяки.

– Только благодаря вашим стараниям, – сказал Родион, протягивая руку. – Спасибо, что обегали и собрали этих обманутых женщин.

Коля долго тряс ладонь и не отпускал, так ему было хорошо и приятно.

– И второго дня, в «Неметти», вели себя как настоящий герой. – Ванзаров мягко освободился от крепких пальцев мальчишки. – Это настоящий подвиг. Я горжусь вами, коллега.

– Сплоховал я, – сказал Николя с интонацией прожженного ветерана. – Сплоховал и опростоволосился.

– Шампанское на грудь и порушенный столик – мелкие издержки. Только ваша глу… Глубокая находчивость позволила достоверно сыграть роль. Искра попала в капкан.

– Сгубила меня шальная женская красота, прямо мозги вон вынесла, – сказал мальчик неподражаемо мрачно. – Ума и рассудка лишился начисто.

Усы спрятали улыбку. Ванзаров не стал утешать. Если б Гривцов знал! Порой красота и не такие натуры сгибает в бараний рог. Не все истории годятся для неокрепшего сознания. Кое о чем лучше промолчать.

Коля заметно расхорохорился. Возрожденная энергия разлеталась брызгами.

– Что теперь? Куда прикажете?

– А теперь, Николя, начинается самое важное, – сказал Родион. – Ошибиться нельзя. Второго шанса не будет. На вас вся надежда.

Гривцов принял наставления и поклялся умереть, но выполнить. Теперь его опыту можно доверять. Ничего другого все равно не осталось.

* * *

Это было чудовищно. Неслыханно. Оскорбительно. И невероятно. Но выбора не оставили. Скрестив руки на груди, по примеру великого императора его деда, Огюст позволил вытворять все, что этим господам вздумается. Он демонстрировал полное равнодушие к беспорядку и хозяйничанью непрошеных гостей. Пусть пока порезвятся. Пусть потешатся. Монфлери никогда не забывали нанесенных оскорблений. Дед его дрался на дуэлях. Отец – дрался на кулаках и чем придется. А он… Он не посрамит фамильную честь. Так отомстит этим господам, что горько пожалеют о своем поступке. Но будет поздно. Монфлери непреклонен. На коленях стоять будут, умолять будут, но Монфлери не удостоит их и плевка.

Мрачные мысли куафера бродили улыбкой тонкого сарказма. Замечать тонкие движения души было некому. Лебедев распоряжался в салоне, как в участке. Указывал, как и куда встать, перестраивал и покрикивал. Господа выражали тихую покорность произволу. И по первому требованию меняли диспозицию.

Наконец картина была закончена. У края зеркала стояли два Анри. Один живой, другой в отражении. Оба они с брезгливым равнодушием взирали на происходящее, но вели себя с достоинством, то есть замерли и старались не дышать. Рядом с ним в кресле разместился самый высокий из присутствующих – полковник Милягин. Он улыбался, но получалось криво. В кресло перед ним засунули господина Основина, как самого низенького. Около полковника встал банкир Дудников. Монфлери оставили в покое. Он так и замер, прислонившись спиной к зеркалу.

Аполлон Григорьевич остался доволен разгромом.

– Ну как? – спросил он.

– Лучше не придумать, – сказал Родион, который не вмешивался и как будто нарочно встал спиной ко входу. – Будьте добры спрятаться в подсобку.

– Но, может, я… – Лебедев попытался протестовать. Ему быстро объяснили, где сейчас место криминалистики. В кладовке прекрасно слышно, но появление его персоны нежелательно. Всему свое время. Курить запрещается. Подхватив чемоданчик, Аполлон Григорьевич протолкнулся сквозь знакомых и скрылся с глаз.

В салоне было тесно и душно, но такая атмосфера была на руку. Ванзаров терпеливо ожидал, когда напряжение дойдет до нужного градуса. Господа не знали, как себя вести, осторожно переглядывались. Но рта не раскрывали. Тишина стояла такая, что было слышно, как Лебедев фырчит в кладовке. Напряжение, страх, непонимание и презрение, у каждого свое, нарастали мыльной пеной. И вот-вот готовы взорваться скандалом.

– Я пригласил вас, господа, – неожиданно резко сказал Родион, – чтобы сообщить пренеприятнейшее известие: убийца совсем рядом.

Вторая попытка потерпела фиаско. Господа не смогли оценить тонкость шутки. Слишком волновались. Только подозрительно косились на соседа. Придется оставить классику в покое. Своими словами…

– Всех нас интересует вопрос: кто перебил ваших любовниц, как кур в курятнике, – сказал Родион и пожалел. Заготовленная фраза прозвучала не к месту. Вызывающей и оскорбительной. Он справился со смущением и продолжил: – Самый простой вариант: вы так устали от двойной жизни и капризов барышень, что решили от них избавиться. Что мешает так думать? Во-первых, способ убийства. Он слишком изощренный. У него нет очевидного логического объяснения. А это значит, что искать надо где-то в другом месте.

– Так мы можем идти? – робко спросил Основин.

– Разве вам не интересно узнать, кто убийца? Начнем с вас, Иван Васильевич.

– Ой, не надо… – прошептал Основин.

– У госпожи Саблиной какие волосы?

– Вьющиеся… Кудряшки такие милые, черненькие, – ответил инспектор.

– Признателен… Что у вас, Петр Афонович?

Милягин растерянно оглянулся:

– Так ведь эти… локоны, завивались от природы… – ответил он.

– А у Юлички они большими кольцами падали, – вставил банкир Дудников.

– Это важное замечание, – согласился Родион. – Теперь вопрос к вам, господин Монфлери…

– Ко мне не может быть вопросов, после того, что вы устроили у… известной вам дамы! – Огюст жег язвительностью.

Родион не задымился и даже не извинился.

– Вопрос к вам, – повторил он. – Для чего вон те щипцы с длинными концами?

– О мой бог! Завивать локоны, для чего же еще!

– Нагреваете их на спиртовке, не так ли?

– Будет этому конец или нет! – Огюст возвел очи к небу, словно ища поддержки у Наполеона, который взирал на потомка своего солдата с небес. Император помалкивал. Как видно, не хотел в другой раз связываться с русским медведем. Ну пусть не медведем, но медвежонком – точно.

– Этими щипцами можно не только завивать, но и распрямлять волосы?

– Это варварский способ! Искусство Монфлери никогда не будет опозорено им! – воскликнул Огюст. – Это жалкий удел господ от дамских причесок!

– Благодарю за урок. Теперь главный вопрос. Господин полковник, в утро вашего отъезда присылали Зинаиде Лукиной букет цветов?

– Конечно… Иногда… Зиночка любила, чтоб… – Милягин никак не мог поймать слова. – Ей ни в чем не отказывал. Но зачем же цветы перед дорогой?

– Вполне логично, – согласился Родион. – Букет с собой не возьмешь, а оставить такую красоту жалко. С вами, господин Дудников, этот вопрос мы прояснили. Осталось, Иван Васильевич, у вас узнать. Вечером пятого февраля, насколько помню, собирались с Марией Саблиной в загородный ресторан. А утром – букет?

– Не было такого, – твердо ответил Основин. – В другие дни довольно часто, но в тот не было особого повода. И так вся в подарках. Девать некуда. Простите…

– Что и следовало ожидать. – Ванзаров заметно оживился. – Осталось совсем немного, выяснить, кто убийца.

Звякнул колокольчик. Холод занес в душный салон свежего гостя. Господин невысокого роста в тонком пальто и лакированных ботинках держал на весу куль белой бумаги. Родион даже не обернулся.

– Добрый день, господа. Букет от «Ремпен и сыновья», кому вручить?

Мужчины переглядывались в некотором смущении. Огюст заволновался. Ему показалось, что кто-то из почитателей решил просто так, от чистого сердца, порадовать мастера. Как бы это было сейчас кстати! Чтобы показать этому наглецу, как ценят и обожают Монфлери. Гордость куафера не позволяла принять безымянный подарок.

– Господин Казаров… – громко сказал Родион.

Иван вздрогнул и оглянулся. Лицо его просвечивало землистым оттенком, словно не спал которые сутки. Глаза ввалились. В них мерцал нездоровый блеск.

– Ах, это вы… – сказал он растерянно и переложил букет, словно щит. – Что вам угодно?

– Взгляните на этих господ. – Ванзаров предложил на выбор всех, кто был в салоне. – Кого знаете лично? Кто ваш приятель или знакомый?

Света было достаточно. Казаров осмотрел каждого, от Монфлери до Милягина, и легонько пожал плечами.

– Никого не знаю, – сказал он.

– Внимательно посмотрели? Не стесняйтесь, здесь все свои…

– Нечего мне стесняться, не знаю их…

– Признателен, – сказал Родион и отступил от двери, которую ненароком прикрывал.

– А что с букетом делать? – спросил Иван, мучаясь с неудобной посылкой.

– Приказчик ошибся адресом. Вернитесь в салон, вам укажут правильный… – И Родион вежливо распахнул дверь.

Казаров помедлил, но спорить не стал. Вернуться в салон труда не составит. Сегодня случилось настоящее чудо. Терлецкий предоставил ему пролетку. Иван даже поверить не мог. После стольких страданий, после того, как возненавидел себя, прошел через такие мучения, и вдруг – такое приятное событие. Как награда за то, что, наделав ошибок, удержался. Пусть у него в душе все выгорело, ни сил, ни слез не осталось, но этот маленький сюрприз дарил надежду. Даже мелкое недоразумение с адресом не испортило настроения.

Иван с приятным чувством забрался на диванчик. Молчаливый извозчик с широкой спиной тронул вожжи. Как будто знал, куда ехать. Пролетка плелась медленно, колеса еле-еле крутились в снежной каше, но Ивану было все равно. Впервые Терлецкий ошибся, и теперь виноват он. Это так приятно.

Проследив, что Казаров уселся в пролетку, Родион обратился к публике.

– На этом нашу приятную встречу можно считать оконченной.

– Как это? – испугался Милягин.

– Позвольте… – сказал Основин.

– Что такое? – не понял банкир Дудников.

Монфлери промолчал, иронически улыбаясь. Его черед придет позже. Только Анри равнодушно переглянулся с отражением и оправил сбившийся волосок.

– В чем дело? – спросил Родион, невинно поводя усами.

– Но кто же… – начал Милягин.

Основин только крякнул, а Дудников четко сказал:

– Кто убийца, в самом деле?

– Ах, это, – словно от скучнейшей истории, отмахнулся Ванзаров. – Это так просто, что и говорить нечего. Аполлон Григорьевич, выходите из засады.

Лебедев, красный от духоты и обиды, выбрался с чемоданчиком и без лишних слов отправился на улицу, где первым делом раскурил сигарку и вдохнул отравленный воздух полной грудью. Так было хорошо после тесной кладовки.

Родион попрощался со всеми разом и плотно затворил дверь.

– Нашли? – спросил он.

– Вы не только жулик, но и мучитель стариков-криминалистов, – ответил Лебедев, жадно попыхивая сигаркой. – На месте ваша склянка, почти полная. Если хлороформ из нее брали, то не больше пипетки. У меня для вас маленький сюрприз.

– Узнали, что случилось в семействе Монфлери двадцать один год назад?

Аполлон Григорьевич затянулся от души.

– Уж не знаю как…

– Полезно иногда заглянуть в Публичную библиотеку, полистать «Всеподданнейший отчет градоначальства», – сказал Родион. – Занимательное чтение. Не хуже криминального романа. Нам пора. Надо заканчивать историю.

* * *

– Кто из них?

– Вы опять угадали, – ответил Коля, словно смущаясь.

– Угадывание тут ни при чем, – поправил Ванзаров. – Все видели?

– Вот как вас вижу. – Николя для чего-то выставил руку. – Только чуть подальше.

– Не тяните, Гривцов. Времени в обрез…

– Все как сказали. Посыльный подходит, букет вручает. Тот говорит: «Это что такое? Зачем принес?» Посыльный ему: «Тебе приказано доставить». Этот стал букет вертеть, записку искать. Говорит посыльному: «Иди отсюда, чтобы больше тебя здесь не видел». Но букет оставил.

– Что посыльный?

– Сел в пролетку, такой довольный, поехал сами знаете куда…

– Узнали его?

– Тот самый. Когда к «Неметти» ходил, толкнул меня. Хотел ему ответить как полагается, но на службе нельзя. – Коля решительно вытер нос.

– Гривцов, вы справились отлично, – сказал Родион и обратился к Лебедеву, за которым держались городовые: – Ждите здесь. Если что… Сами знаете.

Он быстро поднялся по лестнице.

Коля направился следом, но его дернули за шкирку.

– Сказано здесь, значит, здесь, – пояснил Лебедев, встряхивая юного чиновника, как котенка. – Терпение, коллега – добродетель сыщика.

Николя не ответил, только надулся ужасно. И пальто одернул.

– Нам приказано ждать развязки этой драмы. Вот и ждите.

* * *

Чиновник занят важными бумагами. Не сразу замечает посетителя.

Посетитель садится перед ним.

Ванзаров. Ничего, что без приглашения?

Чиновник. Какие могут быть приглашения! Всегда вам рады…

Ванзаров. Какой роскошный букет у вас. От Ремпена! Кто же так балует?

Чиновник. Да так, друзья.

Ванзаров. Не догадываетесь, кто прислал?

Чиновник. Есть несколько предположений.

Ванзаров. Позвольте, угадаю.

Чиновник. Неужели? Очень интересно.

Ванзаров. Букет от четырех барышень – Ольги Кербель, Марии Саблиной, Зинаиды Лукиной и Юлии Прокофьевой. Сами они не смогли, так я от их имени прислал. Вам понравилось?

Чиновник. Не понимаю, о чем вы.

Ванзаров. Могли бы поиграть в «кошки-мышки», но я предлагаю пари. Если скажу, что лежит у вас в левом кармане сюртука, не станете запираться. Ваша пьеса и так подошла к финалу.

Чиновник молчит. Молчит Ванзаров. Пауза затягивается.

* * *

У Сокольской было привольно. Столики тосковали по гостям. Обслуживал один официант. Перед Колей громоздилась вазочка пирожных и чашка шоколада. Родион взял и себе обжигающий напиток, который веселит душу слякотным февралем. За неимением водки Лебедев согласился на ликер.

– Все равно не понимаю, как вы его раскусили, – сказал он, поигрывая опасной сигаркой.

– Начнем с простого, – ответил Родион. – Как их заставляли нюхать хлороформ.

– Ничего себе, простенький вопросик!

– Да уж, – согласился Коля, расправляясь с пирожным.

– Восстановим ход событий, – продолжил Ванзаров. – Рано утром раздается звонок, барышня получает роскошный букет. Не спрашивает от кого – и так ясно. Она, безусловно, счастлива. Какая женщина откажется от букета от Ремпена.

– От любого они не откажутся, – вставил Аполлон Григорьевич. – Я их натуру знаю. Пардон…

– Она в прекрасном настроении. Не проходит и десяти минут, как новый звонок. На пороге приятный господин, который представляется куафером. Он говорит, что его специально заказал господин или Основин, или Милягин, или Дудников. Барышня, конечно, польщена. Ее любимый сегодня в ударе. Мало цветов, так еще такой подарок – личный парикмахер. Барышня приглашает гостя войти. Садится на стул или диванчик, на нее накидывают простыню, что закрывает до самых пят, завязывают вокруг шеи. Господин предлагает ароматический компресс для лица. Монфлери после бритья предлагал горячее полотенце. Это так приятно. Барышни знают, что не каждый парикмахер проник в тонкости обхождения с женской кожей, и с радостью соглашаются. Им дают толстое полотенце, пропитанное…