Текст книги "Приключения в Красном море. Книга 3 (Погоня за «Кайпаном». Злополучный груз)"

Автор книги: Анри Монфрейд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)

V
Тайна острова Сода

Мы неохотно удаляемся от проклятого берега, где оставили кровоточащие частицы своей души. Я не предполагал, что так любил этого юношу, только его гибель открыла мне, насколько я был к нему привязан.

Насущные заботы отвлекают меня от скорбных дум: нужно пополнить запасы воды, ибо железной бочкой с четырьмястами литрами воды пришлось пожертвовать. В лоциях отмечено несколько источников, но мне не хочется вновь приближаться к суровому берегу, хранящему память о постигшем нас несчастье. Вскоре мы доберемся до островов Куриа-Муриа, где как будто тоже есть вода.

В шесть часов утра мы проходим мимо первого из островов архипелага – острова Сода[10]10
  Сода, или Суда, означает черный; отсюда – название Судан. (Примеч. авт.)


[Закрыть], большой вулканической скалы рыжеватого цвета, напоминающей по форме стог сена, изрытый бесчисленными впадинами, точно пористая губка. Высота острова – около четырехсот метров; здесь нет ни малейшей растительности, даже по склонам оврагов. Тучи птиц, кружащихся над островом подобно пчелиному рою, гнездятся во впадинах скалы, которая является вершиной подводной горы.

Из-за сильного зюйд-веста на море сгущается туман, и видимость ограничивается двумя милями. Мы мчимся под серым парусом, подхваченные попутным ветром, и грозное море словно гонится за нами по пятам. Мы устанавливаем сломавшийся накануне топсель.

Передо мной расстилается Оманский залив; зыбь все время нарастает, и нам придется идти до конца при любой погоде, ибо всякая попытка повернуть назад слишком затруднительна и может плохо кончиться для столь небольшого судна.

Архипелаг Куриа-Муриа – последняя суша на нашем пути; затем придется преодолевать девятьсот миль пустынного моря до самого Малабарского берега. Я с тревогой думаю о низком неприметном индийском береге, вечно окутанном в эту пору туманом, береге, к которому мы должны будем причалить вслепую. Это возможно днем, но не ночью.

Я боюсь, что у нас кончится вода во время столь долгого перехода. Мы должны непременно подойти к самому большому из островов, где, как я слышал, живут несколько бедных рыбаков.

Я оставляю остров Сода с подветренной стороны, чтобы не слишком отклоняться от курса и в то же время избежать возможных шквалов. Впрочем, ровные очертания острова не предвещают воздушных вихрей. Но моряк никогда не должен терять бдительности, ибо море не прощает тех, кто хочет его «обмануть», как говорят туземцы.

Шквал налетает столь внезапно, что фок-мачта тотчас же теряет ликтрос. Нам повезло, ибо в противном случае мы бы снова сломали топсель.

Осторожно лавируя, можно подойти к обрывистому острову со спущенными парусами и стать на малый якорь, который отдают на конце очень длинного троса. Я хочу исправить неполадки до захода на самый большой из островов, где надеюсь набрать воды. При таком тумане, да еще с поврежденной оснасткой, мы рискуем до него не добраться. Что же ожидает нас тогда в Индийском океане?

Пока матросы производят ремонт, я высаживаюсь из любопытства на крохотный клочок земли, зажатый между скалами. Тотчас же мое внимание привлекает одна из впадин, видимо, образовавшаяся от напора воды. Ее защищает от волн гора различных обломков – старые ящики, жестяные бидоны и прочий хлам с камбузов, изрыгаемые морем. Абди с наслаждением роется в этом мусоре, надеясь отыскать таинственные трофеи, как на острове Сейл-Джин[11]11
  См. «Тайны Красного моря». (Примеч. авт.)


[Закрыть].

Он проникает в расщелину скалы и вытаскивает оттуда кость, уверяя меня, что «это осталось от человека». Я не настолько знаю сравнительную анатомию, чтобы понять, кому принадлежат останки – верблюду, быку или человеку. Мы снова осматриваем впадину и находим там груду костей и человеческий череп, не оставляющий сомнений в происхождении останков. Весь экипаж сбегается поглядеть на наши находки, и каждый строит догадки, как они попали в эти края, удаленные от морских путей. Видимо, останки заброшены в глубины расщелины приливом, судя по всему, несколько лет назад, и они принадлежат потерпевшим кораблекрушение, которые нашли приют на островке и погибли от голода и жажды, ибо море в этих краях никогда не выбрасывает трупы на берег.

Это зрелище оставляет меня почти безучастным, поскольку крошечный островок посреди неистовой стихии воплощает величие вечной борьбы и такую силу духа, что человеческие останки даже не вызывают жалости.

Я спешу покинуть мрачное место до наступления вечера. Закончив ремонт, мы отправляемся в путь, и остров скрывается в тумане. Внезапно большой остров Куриа-Муриа возникает перед нами из тумана словно враг, преграждающий дорогу.

Я справляюсь с лоциями – замечательной книгой, где собраны наблюдения древних мореплавателей, зачастую терявших свои корабли на рифах, которым они давали свои имена. Если верить справочнику, здесь должен находиться источник с горько-соленой водой, но я согласен и на такую за неимением лучшей. Нужно попытаться причалить к берегу, защищенному с севера.

Высокий остров снижается к югу. На этом плоскогорье виднеются несколько скал, их вершины теряются среди низких облаков, согнанных ветром.

Этот самый большой из трех островов архипелага, видимо, из красноватого песчаника, и его напластования снижаются параллельно поверхности плоскогорья, образуя цепь карнизов, нависающих над морем на головокружительной высоте.

Самая высокая группа скал обращена к северо-востоку таким образом, что верхнее плато острова образует наклон, точно покатая крыша, открытая всем летним зюйд-вестам. Это приводит к страшным шквалам, налетающим с подветренной стороны.

Судя по размерам мелких животных, чаек и других морских птиц, сидящих на карнизе самой высокой скалы, до острова остается примерно полмили. Я подношу к глазам бинокль и с изумлением обнаруживаю, что точки, которые я принял за птиц, оказываются людьми. Я стал жертвой оптического обмана, и теперь горы предстают передо мной в своих истинных размерах.

Следовательно, нас отделяет от острова не полмили, как я полагал, а более двух миль. Волны становятся меньше, но на подходе к острову образуется тяжелая косая зыбь. Ветер вновь обретает силу, и, спустив все паруса и включив двигатель, я держу курс на остров. Несмотря на относительное спокойствие моря, шквалы затрудняют наше продвижение, сбавляя скорость менее чем до одного узла. И все же какая радость идти наперекор ветру, обрушивающемуся с яростным свистом на маленький корабль, дерзнувший бросить ему вызов! Только что он швырял парусник, как соломинку, играл с ним, как кошка с мышью, и вдруг строптивый малыш подбирает паруса, словно крылья, и упорно преодолевает сопротивление ветра.

* * *

По мере приближения к берегу шквалы становятся сокрушительными, ветер проносится над вспенившимся морем и обрушивается на рангоут с воем, в котором слышатся пронзительные крики, хрипы контрабаса и треск. Мачта содрогается, и вместе с ней сотрясается все судно. Только безучастная ко всему машина по-прежнему работает под звуки песни Мухаммеда; парусник продвигается с трудом, но продолжает свой упорный ход, преследуемый шквалом, к которому добавляется муссон.

Через час мы достигаем подножия гор, и берег уже виден во всех подробностях. Скалы образуют полукруг, протянувшийся вдоль всего острова примерно на шесть километров; их острые шпили напоминают развалины древней монастырской ограды. В центральной части раскинулись обширные долины, покрытые блеклой травой и кустарником с синеватой листвой.

Скалы, вырастающие из прибрежного песка, служат предупреждением о подводных рифах, и, несмотря на прозрачность моря, я не решаюсь приближаться к берегу.

Мы становимся на якорь на довольно большой глубине на надежном каменистом дне, и, несмотря на два брошенных якоря, вполне возможно, что нас отнесет в море.

Черные точки, видневшиеся на вершине плато, превращаются в людей, которые подают нам непонятные знаки с берега.

Мы спускаем шлюпку, и я посылаю двух матросов за разъяснениями. У самого берега на них обрушивается огромный вал и накрывает с головой; все исчезает под слоем пены, но тотчас же море выбрасывает их на берег. Подбежавшие люди хватают лодку и вытаскивают ее на землю.

Все обмениваются традиционными приветствиями и затем усаживаются на корточки. Переговоры продолжаются несколько минут. Вернувшись на судно, матросы докладывают, что это место, как я и предполагал, непригодно для стоянки, и нам придется причалить к острову с другой стороны, где можно найти воду, и стоянка гораздо лучше укрыта от ветров.

Этот маневр продолжается почти до самого заката. Наконец я высаживаюсь на берег, чтобы осмотреть остров и познакомиться с местными жителями довольно странного вида. У этих арабов такая же темная кожа, как и у сомалийцев. Лишь вьющиеся, а не курчавые волосы отличают их от африканцев. Население острова состоит из трех семей, насчитывающих в общей сложности двадцать пять – тридцать человек, которые принадлежат к одному роду. Они не поддерживают никаких связей с материком.

Рассказывают, что некогда из Персидского залива прибыл корабль с могущественным кади[12]12
  Кади – мусульманский судья. (Примеч. пер.)


[Закрыть] и его прекрасной дочерью. Она должна была выйти замуж за султана Мукаллы, сурового, но очень богатого старика. Девушка, смирившаяся со своей участью, подобной судьбе всех дочерей ислама, печально вздыхала при мысли об унылых развлечениях гаремных женщин.

Капитаном парусника был тридцатилетний араб с острова Джерба, обладавший представительной внешностью. На второй день перехода проказник-ветер унес паранджу, и при виде восхитительного лица пассажирки капитан влюбился с первого взгляда. Глаза юной невесты, блестевшие, возможно, сильнее, чем следовало, помутили его разум. Ночью он повел корабль прямо на рифы к востоку от острова. Сделал ли он это по собственной воле или Аллах внял мольбам девушки? Так или иначе, но с помощью двух матросов – суданских рабов ему удалось спасти одну из шлюпок. Он перенес в нее потерявшую сознание девушку и, даже не думая спасать ее отца, повез свою добычу к острову.

Кади, как это ни странно, утонул, несмотря на поразительную живучесть людей подобного сорта, которых, как говорит народ, надо забивать палками, как и старух, поскольку они отравляют всем жизнь. Уцелевшие поселились на острове, чтобы избежать возможных осложнений на материке. Прекрасная дева вскоре стала яблоком раздора, и ревнивый капитан, не желавший ни с кем делить свою добычу, в одно прекрасное утро был найден с перерезанным горлом. Матросы, менее щепетильные и более практичные, чем их капитан, поделили женщину между собой, стали жить в согласии и произвели многочисленное потомство.

В результате многолетнего смешения кровей получилась превосходная темнокожая раса, представители которой унаследовали тонкие арабские черты своей прародительницы и крепкое телосложение, мускулы и шелковистую кожу африканцев.

Стройные женщины с высокой грудью и широкими бедрами беззастенчиво показывают свое обнаженное тело и сильные ноги. Мне не забыть девушку, которая глядела на меня изумленными влажными глазами серны, в то же время рассеянно поглаживая свои твердые полные груди, чтобы смахнуть прилипший к ним песок.

Жители острова ловят рыбу накидной сетью; они питаются дарами моря, а излишки высушивают и четыре-пять раз в год отвозят рыбу на рынок, где меняют ее на рис, ткани и разные мелочи, необходимые в хозяйстве.

В то время как матросы наполняют бочки водой, я осматриваю остров, представляющий из себя нагромождения гранитных скал, испещренных глубокими трещинами и впадинами вулканического происхождения. Мы следуем по песчаному дну оврага, где не видно ни травинки, только высохшие чахлые кусты, которые месяцами ждут дождя под палящим солнцем. Мне кажется, что я оказался на мертвой планете.

После долгих блужданий между скалами, напоминающими своими причудливыми очертаниями доисторических чудовищ, мы приближаемся к подножию высокого скалистого плато, образующего естественный навес. Под его укрытием живут семьи тех, кого мы только что видели.

Прежде всего мне бросаются в глаза огромные белые кучи рыбьих костей, словно на подступах к гнезду хищной птицы, которая кормит рыбой своих птенцов. За этой свалкой в тени скалы сидят несколько полураздетых женщин, окруженных стайкой голых ребятишек. Они глядят на нас с изумлением. Рядом девушки сушат на солнце рыбу, разрезанную на две части. Эта сцена под палящим солнцем кажется мне видением из первобытной жизни.

Присутствие одного из моих темнокожих матросов немного ослабляет их испуг при виде белого пришельца. Я дивлюсь гостеприимству местных женщин, несравнимому с отношением к чужакам со стороны прибрежных племен. Убедившись, что я не представляю опасности, меня усаживают под сенью скалы, где вместе с запахом тухлой рыбы веет свежестью с моря.

Ко мне приближается девушка, прижимая к обнаженной груди панцирь черепахи, на котором, как на подносе, лежат желтые, прозрачные, как янтарь, шарики. Она ставит странное блюдо у моих ног и, покачивая бедрами, возвращается к своим подругам, занятым сушкой рыбы. Это не что иное, как яйца черепахи или, точнее, только желтки; белок лишенных скорлупы, обтянутых пергаментной пленкой яиц не свертывается при высокой температуре, и только желток становится твердым при варке. Поэтому яйца напоминают янтарные шарики и после однократной просушки на солнце могут сохраняться бесконечно долго.

Я проглатываю несколько яиц с большим удовольствием, ибо давно не ел пищу, богатую азотом. Тонкий вкус этого блюда напоминает вкус греческой путарги (сушеных яиц рыбы). Разумеется, мне приходится опорожнить содержимое панциря, чтобы не обидеть хозяев.

Мне с трудом верится, что все это происходит в 1923 году от рождества Христова.

Вернувшись на берег, я вижу, что мои матросы откапывают заброшенный колодец. Это наводит меня на мысль, что местным жителям известны другие источники с водой лучшего качества. Они оставляют колодцы для проходящих кораблей, которые не брезгуют и этой горько-соленой водой.

Мои матросы, вычерпав воду, скопившуюся на дне ямы, выливают ее на песок. Меня удивляет подобная расточительность в местах, где вода ценится на вес золота, но я не решаюсь задавать вопросы, чтобы не обнаруживать своего невежества.

В конце концов я понял из обрывков фраз, что местные жители, охраняя свои владения от непрошеных гостей, нарочно портят воду в колодцах, делая ее не смертельной, но способной вызвать тяжелые расстройства.

Пока матросы наполняют бочки из другого источника, я нахожу рядом с пляжем у подножия невысокого плато довольно объемистые тюки с бурым веществом – крепом[13]13
  Креп – разновидность натурального каучука. (Примеч. пер.)


[Закрыть], возможно, вынесенные на берег волнами. Однако, судя по количеству тюков, они оказались здесь не случайно.

Я расспрашиваю местных жителей о происхождении этого товара и слышу очень странную историю. Я приглашаю на судно вождя маленького племени – сухопарого старика неопределенного возраста, сморщенного, как печеное яблоко, но еще сохранившего силу и здоровье. Когда старик смеется, обнажаются его ослепительно белые зубы, а глубоко запавшие глаза поражают своим блеском. Вот о чем он мне поведал.

VI
Корабль-призрак

– Однажды ночью меня разбудил непонятный шум, исходящий от моря. Казалось, что он доносится из бухты, где мы сейчас находимся. Воздух огласился долгим далеким гулом, словно где-то там, за облаками над аравийским побережьем, грохотала летняя гроза. Но это был не гром.

Никто из нас не отважился выйти на берег из страха перед разбушевавшимися джиннами или демонами.

Когда шум прекратился, я обратился к Богу с молитвой, ибо утренняя звезда уже выплывала из моря. Затем, как всегда, мы отправились с сетями ловить рыбу до восхода солнца.

И тут мы заметили на земле каких-то людей. На некотором расстоянии от берега виднелась огромная лодка такой странной формы, что поначалу мы перепугались; нам почудилось, что это гигантская черная рыба, ничуть не меньше, чем самый старый Султан-эль-Бахр[14]14
  Султан-эль-Бахр – кашалот. (Примеч. авт.)


[Закрыть]. По ее спине расхаживали белые люди, которые то появлялись, то исчезали в чреве сказочного животного. В Адене мне уже доводилось видеть подобные диковинки. Завидев меня, чужеземцы стали подзывать меня жестами, и я приблизился к ним без опаски. Все они были европейцами, и молодой эфиоп служил им переводчиком.

Вскоре все в деревне успокоились, поверив, что пришельцы не причиняют им зла. Они искали воду и взамен дали нам сахару, риса и великолепные подарки для наших женщин.

Чужеземцы провели на острове несколько недель. Один из них все время сидел на вершине горы и наблюдал за морем в большие очки. Когда он замечал на горизонте дымок какого-нибудь корабля, направляющегося в Индию, он оповещал своих товарищей, и тотчас же огромная железная рыба уходила под воду, оставляя на поверхности моря масляную пелену наподобие той, что оставляют после себя кашалоты или косяки сардин, из которых делают сифу[15]15
  Сифа – рыбий жир, используемый для смазки и ремонта судов. (Примеч. авт.)


[Закрыть].

Европейцы возвращались через несколько часов или даже на следующий день. Мы ничуть не удивлялись тому, что они способны жить под водой, ибо Аллах всемогущ и пророк его – Мухаммед.

Однажды железная рыба исчезла еще утром. В середине дня мы увидели, как большой корабль, весь объятый пламенем, направляется к острову. Стояла такая же погода, как и сейчас, дул попутный ветер, и вся передняя часть корабля была окутана огромным облаком дыма. Только его корма, на которой находились люди, оставалась на виду.

Подойдя к южному берегу, где в это время море с ревом билось о скалы, накуда понял, что если он посадит корабль на мель, то все будут обречены на гибель. Тогда он обогнул восточную оконечность острова и подошел вплотную к берегу, намереваясь причалить в хорошо защищенной части бухты. Однако в таком случае ему пришлось бы развернуться носом к ветру, и несчастные люди, сбившиеся на корме, сгорели бы заживо. Но накуда был опытным моряком и, поворачивая корабль, включил двигатель, чтобы подойти к острову задним ходом.

И тут мы заметили железную рыбу, следовавшую за судном на некотором расстоянии под водой. Сначала мы не обратили на нее внимания, так как были поглощены зрелищем объятого пламенем корабля, которому оставалось до берега не более полумили. Было видно, что все его спасательные шлюпки сгорели; он накренился, видимо из-за пробоин, и с минуты на минуту должен был сесть на мель.

Вода в бухте была чистой и прозрачной, и с вершины скалы, откуда мы наблюдали за происходящим, хорошо просматривалось дно. Мы увидели, как железная рыба замерла неподалеку от корабля; внезапно от ее живота отделилась серая акула и устремилась под водой к горевшему пароходу. В тот же миг все исчезло за черной завесой, поглотившей небо и море, и через несколько секунд остров содрогнулся от страшного удара грома.

Послышались крики, и, когда облако рассеялось, мы увидели корму судна с еще работающим винтом, уходившую под воду. Вокруг образовавшейся воронки забурлила вода, и все было кончено. Только туча дыма неслась в открытое море, гонимая муссоном.

И тогда на поверхности показалась железная рыба. Люди, находившиеся в ее чреве, теперь разгуливали по ее спине. Потерпевшие кораблекрушение пытались вплавь добраться до берега, но сильный ветер и течение вскоре унесли их в море.

Бухта опустела, и в море не осталось никаких следов. Железная рыба вернулась на свою привычную стоянку.

Когда спустилась ночь, мы снова услышали, как белые матросы поют песни о своей стране, подыгрывая себе на инструменте, напоминающем гармошку.

– И никому из потерпевших не удалось выплыть? – спрашиваю я.

– Нет… гм… не знаю. Во всяком случае, ни один из них не смог добраться до берега, ведь ветер и течение достигают здесь такой силы, что порой уносят даже пирогу, если в ней недостаточно гребцов.

Я чувствую, что рассказчик смущен и что-то от меня скрывает. Кажется, он даже жалеет о том, что разжег наше любопытство.

Я вспоминаю о кладбище на острове Сода, кости, найденные там, вполне могут относиться к тому времени, но умалчиваю об этом.

– Но как же оказались здесь каучуковые тюки, – допытываюсь я, – если, как ты говоришь, ветер и течение все уносят в море?

Поколебавшись, он отвечает:

– Затонувшее судно долго пролежало на небольшой глубине. Оно наскочило на подводную скалу, но не разбилось. Море распотрошило его уже во время зимнего муссона, когда здесь бывают сильные приливы. Тогда-то тюки и выбросило на берег. Когда море прозрачно и солнце в зените, под водой виднеются две трубы.

– А подводная лодка?

– Ее и след простыл. Как-то раз она вышла в море как обычно. Мы думали, что она скоро вернется, так как матросы не взяли с собой сухую рыбу, которую у нас купили, но железная штука исчезла… Немало лун минуло с тех пор…

– Сколько же времени прошло?

– Это случилось в год рождения моего младшего сына, того, что сидит рядом с тобой.

Я смотрю на мальчика десяти-двенадцати лет, который отличается от других детей светлой кожей и типом лица…

Узнаем ли мы когда-нибудь разгадку этой тайны? Кто ответит, чьи останки покоятся на пустынном острове – жертв или палачей? Перед смертью все равны, и у всякой борьбы человеческих страстей один и тот же итог: и победители, и побежденные в один прекрасный день обратятся в прах.

Возможно, и на сей раз случай раскроет мне то, что утаил араб… Но всему свое время: пора отправляться в путь.