Текст книги "Приключения в Красном море. Книга 3 (Погоня за «Кайпаном». Злополучный груз)"

Автор книги: Анри Монфрейд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

XVI
Залог

На следующее утро я встречаюсь с Мэриллом. Узнав о моем намерении отправить шаррас в Аден, он называет меня сумасшедшим. Я обосновываю свое решение, и он соглашается со мной, хотя риск, которому я себя подвергаю, очень его пугает.

Я немедленно заполняю таможенную декларацию, и посыльный относит ее в таможню. Полчаса спустя звонит начальник таможни господин Брюне и просит меня срочно явиться к нему в контору. Я предвидел такую реакцию, полагая, что выбор «Альтаира» в качестве судна для перевозки груза вызовет у Брюне возражения.

Начальник таможни озадачен оптовым количеством моего странного товара. Он встречает меня с иронией, свойственной некоторым людям, находящимся в замешательстве и боящимся показаться смешными. Глядя на меня в упор сквозь стекла огромных очков, он начинает с заученной фразы:

– Я пригласил вас к себе, прежде чем заверить вашу декларацию, согласно которой отгрузка будет производиться на вашем же судне…

– Разве это запрещено?

– Я думаю, вам известно о том, что говорят в городе, и английский консул держит вас под своим контролем. Мне кажется по меньшей мере странным, что вы выбираете наиболее дорогостоящее средство передвижения, в то время как пароход компании «Коваджи» возьмет за перевозку груза совсем немного…

– Это касается меня одного, ведь я не собираюсь одалживать деньги у вас или у господина консула. Мое судно сейчас свободно, и весь экипаж в сборе. Какая разница, будет ли оно стоять в порту или выйдет в море?

– Возможно, вы правы, но, учитывая кривотолки, вызванные возвратом вашего товара, таможня Джибути не может смотреть на это сквозь пальцы, дабы не уронить свою репутацию. Я, конечно, не вправе запретить вам пользоваться своим судном, но считаю своим долгом попросить у вас залог в размере пятидесяти тысяч франков.

Брюне, несомненно, полагает, что эта сумма окажется для меня непосильной. Не желая его разочаровывать, я сначала разыгрываю изумление и после долгих колебаний как бы принимаю героическое решение:

– Хорошо, господин начальник, я согласен на ваши условия, несмотря на явно завышенную сумму. Но я уже столько натерпелся от своих тайных врагов, что боюсь разлучаться со своим товаром хотя бы на день. Погрузить его на пароход компании «Коваджи», как вы мне советуете, значило бы вновь подвергнуть себя риску ограбления. Вы можете заверить мою декларацию, я сейчас же принесу вам пятьдесят тысяч франков.

Брюне кисло улыбается и кусает губы, жалея, что не запросил больше. Перед уходом я спрашиваю:

– Какие документы мне нужно будет представить по возвращении из Адена, чтобы вернуть залог?

– Письменное заявление губернатора Адена и свидетельство, что товар был предъявлен английской таможне.

Мэрилл любезно одалживает мне недостающие деньги, и в тот же вечер я получаю разрешение на вывоз груза. Теперь начинается последний, самый трудный и ответственный этап. Я еще не принял окончательного решения и продолжаю обдумывать различные варианты плана. Можно спрятать товар в надежном месте, а затем потопить судно, но в таком случае я лишусь пятидесяти тысяч франков – суммы залога и потеряю парусник. Кроме того, подобный план никого не обманет и только еще сильнее разозлит Троханиса. Нет, нужно убедить всех, что шаррас прибыл в Аден и был отправлен в Гамбург под надзором англичан, в то время как он останется в моих руках!

Я до сих пор не понимаю, почему эта задача казалась мне тогда такой легкой и я был настолько уверен в удаче. В самом деле, в то время я слепо верил в свою счастливую звезду и шел вперед с уверенностью лунатика, бестрепетно ступающего по краю бездны.

XVII
Встреча в открытом море

Через два дня после приезда я покидаю Джибути. В трюме «Альтаира» лежат сто двадцать мешков, сшитых из шкур тибетских коз. Я выхожу в море только во второй половине дня и беру курс на западную часть острова Маскали, который необходимо обогнуть, прежде чем повернуть на восток, в сторону Адена.

Солнце клонится к закату. Мы спокойно пересекаем залив Таджуры, как вдруг вдали появляется катер, идущий по нашему следу. Я узнаю «Кюрьез», самое быстроходное таможенное судно. Вскоре оно догоняет нас и отклоняется в сторону, разворачиваясь по ветру. Я замечаю на катере малыша Брюне, наставляющего на меня бинокль. Я дружески машу ему рукой, он отвечает на мое приветствие, и катер подходит ближе. Решив, что он собирается причалить, мы ложимся в дрейф. Покружив вокруг парусника, катер поворачивает обратно в Джибути…

Видимо, господин Брюне пустился за мной в погоню, чтобы продемонстрировать неустрашимость таможни. Он покинул порт в конце дня – в то время, когда жители Джибути приходят на набережную подышать свежим воздухом. Все видели, как он вышел в море, но никто не узнает часа его возвращения, поскольку уже совсем стемнело. Таким образом Брюне сможет рассказать, как шел за мной по пятам до самых территориальных вод. Впрочем, каждый новый начальник, появлявшийся в Джибути, мечтал преподать мне урок, но это уже другая история.

В темноте никто не увидит, в какую сторону мы направляемся. Я приказываю спустить паруса и, запустив двигатель, веду судно против ветра к острову Маскали.

Этот небольшой островок длиной около километра и шириной не более ста метров покрыт зарослями манглий.

Мы огибаем западную обрывистую часть острова и следуем вдоль северного побережья, защищенного от восточных волн рифом, расположенным за несколько миль в море, который со временем, возможно, станет островом. Днем его можно опознать по цвету воды, а ночью ничто не выдает присутствия этого рифа, который арабы величают «сукути» (молчаливый). Долгое время здесь находился бакен с колоколом, наводивший по ночам ужас на моряков своим мрачным звоном. Местные моряки старались обходить это место стороной, будучи уверенными, что в железном конусе обитают духи. Когда решили убрать зловещий бакен, ибо от него больше вреда, чем пользы, то миссию возложили на меня, и туземцы смотрели на меня, как на своего спасителя.

Мы становимся на якорь в небольшой бухте и перетаскиваем мешки с шаррасом из трюма на палубу. Затем я отправляюсь на разведку. На ослепительно белом песке не видно никаких следов, лишь птицы, гнездящиеся в расселинах скал, встречают меня пронзительными криками. Полчища крабов при моем приближении скатываются с дюн и устремляются в море. Стрекот кузнечиков и ванильный аромат манглий – голос и душа этих безмятежных островов – на миг заставляют меня позабыть о цели своего визита. Однако пора приниматься за дело.

Я выбираю ложбину посреди дюн, и мои люди переносят в нее мешки с шаррасом. Мы засыпаем тайник песком и бросаем сверху тростник для маскировки. Тем временем часть матросов перевозят в пироге на борт судна мешки с черноземом, которым я собираюсь наполнить козьи шкуры, снятые с верхнего слоя зарытых на берегу тюков.

Южный ветер, который местные жители называют «зейли», позволяет нам подняться к востоку и пройти между островом и рифом Сукути. Это значительно сокращает путь и дает нам возможность миновать до рассвета большой остров Муша, где нас могут заметить смотрители маяка. Бриз крепчает по мере того, как мы удаляемся в открытое море.

XVIII
Пограничный корабль

Я встаю к штурвалу, чтобы матросы, измученные ночной работой, могли немного отдохнуть. Итак, жребий брошен! Что ждет меня в Адене? С какими трудностями мне предстоит столкнуться? Во всяком деле нужно всегда быть готовым к худшему, чтобы узнать, хватит ли у тебя мужества выдержать испытание.

Пока невозможно выработать план действий, поскольку мне неизвестно, какую тактику изберет противник. Главное – чтобы мой товар не попал в руки англичан, которые, сами того не подозревая, играют на руку бандитам. Я решил обезопасить себя, заменив шаррас землей, и, к каким бы последствиям это ни привело, мои недруги не смогут отпраздновать победу.

Солнце выплывает из воды, заливая небо розовым светом. Море пустынно до самого горизонта. Я бужу матросов. Нам предстоит заполнить козьи шкуры землей, собранной на острове Маскали. Эта тяжелая работа продолжается до полудня. Глядя на заново сделанные мешки, я говорю себе, что по их виду никто в Адене не усомнится в содержимом. Однако вес груза, записанный в манифесте, сократился с шести тонн до четырех, и если кому-то придет в голову взвесить товар, моя затея рухнет. Впрочем, мне удается себя убедить, что ничего страшного не произойдет. Я чувствую, что успех дела зависит от моей уверенности и спокойствия.

В то время как матросы отмывают палубу от черной грязи, оставшейся после работы, я замечаю пароход, направляющийся к нам со стороны Адена. Вскоре я узнаю английский пограничный корабль. Наверное, консул Джибути или кто-то из индийцев, связанных с английской разведкой, сообщили по телеграфу о времени отправления «Альтаира»…

Несмотря на то что на борту у меня все в порядке, встреча производит на меня неприятное впечатление. Что нужно от меня англичанам? Вероятно, они хотят убедиться, что я иду правильным курсом. Когда между нами остается всего полмили, корабль медленно поворачивает, и я вижу устремленные в мою сторону бинокли и подзорные трубы. Мы салютуем великану флагом, и он любезно отвечает на приветствие пигмея, едва доходящего со всеми своими парусами до его юта. Затем судно уходит на юг, очевидно, для того, чтобы скрыть истинную цель своего выхода в море, а когда оно исчезает за горизонтом, я вижу по направлению дыма, что корабль возвращается в Аден.

Я рад, что отказался от захода в Обок благодаря господину Брюне, который отправил туда шпиона перед моим отъездом в Джибути, да так незаметно, что я узнал об этом уже четверть часа спустя. Если бы не он, я скорее всего повез бы шаррас домой, и моя задержка вызвала бы в Адене новые подозрения. Это обстоятельство еще больше укрепляет мою веру в удачу.

XIX
Атака

На следующее утро перед нами предстает аденская гора. Глядя на эти берега, я вспоминаю свое первое путешествие 1912 года[57]57
  См. «Морские приключения». (Примеч. авт.)


[Закрыть], когда я чуть было не потерял свой маленький парусник, и постепенно прихожу к решению волнующей меня проблемы. Если наше судно налетит на скалу и заполнится водой, то тюки намокнут, и это компенсирует разницу в весе. Но нужно сделать так, чтобы парусник не пошел ко дну. Поэтому кораблекрушение следует разыграть в темноте.

После захода солнца «Альтаир» становится на рейд. Течение, устремившееся в открытое море, держит его на месте, несмотря на бриз, раздувающий паруса. Я мог бы запустить двигатель, но не делаю этого, поскольку собираюсь сослаться на его неисправность после задуманной аварии.

Сумерки быстро сгущаются. Зеленый и красный свет невидимых буев, указывающих проходы большим судам, отражаются в черной воде. В то время, как я стараюсь сориентироваться среди сигнальных огней, к нам приближается английское судно санитарной службы. Видимо, нас заметили еще в море, до наступления темноты. Обычно парусники не удостаиваются такой чести на рейде.

Когда судно подходит вплотную, я зажигаю сигнальный огонь. В рубке виднеются люди в полицейской форме. Форштевень парохода угрожающе приближается, и я забываю о своем недавнем намерении попасть в аварию. Повинуясь инстинктивному стремлению спасти судно, я переношу фонарь с кормы на середину парусника. Этот маневр, видимо, обманул рулевого и уберег нас от лобового столкновения. Удар приходится по левому борту; релинги несколько смягчают его силу и ломаются со страшным треском. Матросы разражаются криками и проклятиями. Всем кажется, что смертельно раненный парусник сейчас пойдет ко дну, но я знаю, что ничего страшного не произошло: форштевень прошелся по обшивке парусника и не задел его жизненно важных частей. Это столкновение позволит мне осуществить свой план. Я спускаюсь в машинное отделение и открываю сливной кран, чтобы создать видимость течи и затопить трюм.

Англичане, атакующие суда в море с завидным хладнокровием, спокойно ждут, когда «Альтаир» пойдет ко дну. Я осыпаю их проклятиями, изображая ярость обреченного, но мои оскорбления трогают англичан не больше, чем исторические слова, которыми им ответили при Ватерлоо.

Видя, что парусник еще держится на плаву, несколько чернокожих матросов перепрыгивают на борт «Альтаира», чтобы пришвартовать его к пароходу. Англичане берут нас на буксир и отводят в ту часть порта, где стоят пограничные корабли, канонерские лодки и другие суда, принадлежащие адмиралтейству.

Между тем мои люди налегают на насосы и вычерпывают воду ведрами, а Мола наблюдает в трюме за уровнем воды, чтобы вовремя закрыть кран.

Наконец капитан английского парохода осведомляется о размерах бедствия и предлагает перенести груз из моего трюма на борт его судна. Он не знает французского и изъясняется по-арабски с таким чудовищным акцентом, что я не сразу понимаю, на каком языке он говорит. Я поспешно отвечаю, что временно заделал пробоину и могу подождать до завтра.

Англичанин и не думает извиняться за то, что его стальное чудище едва не раздавило наше деревянное суденышко, как скорлупку. Он лишь замечает, что мой парусник был плохо освещен, и хвалит его прочность: он, дескать, думал, что рассек мое судно пополам!

Полицейские отваживаются взойти на борт «Альтаира» и тотчас же принимаются разглядывать с любопытством оснастку и оборудование парусника. Затем они вспоминают о своих служебных обязанностях и, взяв у меня документы, изучают их со странными улыбками и многозначительными взглядами, от которых мне становится не по себе.

Я почти не говорю по-английски, но знаю некоторые судоходные термины и могу поддержать примитивный разговор.

– Где ваш шаррас?

– В воде…

– Как? Выброшен в море?

– Нет, в воде трюма.

– Ол райт…

Я открываю люк, ведущий в трюм, и освещаю темноту, откуда слышится урчание насосов и доносится резкий запах козьих шкур. Луч света падает на мокрые мешки, и полицейский отходит от люка с удовлетворением. Я спрашиваю:

– Могу ли я сойти на берег сегодня вечером? Мне нужен плотник.

– Я не возражаю, но не трогайте здесь ничего, пока завтра утром не придет таможня…

Полицейские покидают судно. Мы закрываем кран и останавливаем насосы. Кораблекрушение окончено! Теперь можно и поужинать.

XX
Весовщик

Итак, первый акт спектакля сыгран. Я надеюсь, что завтрашняя встреча с таможней пройдет не менее успешно.

Еще не поздно, и я отправляюсь к моему шипчандлеру Дельбурго, чтобы спросить у него совета.

Причалив к берегу в пироге, я встречаю часового-сомалийца, который узнает меня и окликает моим арабским именем Абд-эль-Хаи. Меня знают во многих сомалийских племенах и особенно в тех, откуда родом мои матросы. Этот человек – брат Мухаммеда Мусы, плававшего со мной, когда я начинал заниматься ловлей жемчуга. Часовой пропускает меня на берег, пообещав, что предупредит своего сменщика, чтобы тот позволил мне вернуться обратно.

Придя к Дельбурго, я нахожу его лавку закрытой, но замечаю в окне второго этажа движущиеся тени. Я несколько раз окликаю своего приятеля по имени, и наконец он впускает меня, удивляясь моему появлению в столь поздний час. Я рассказываю Дельбурго о своих приключениях.

– Знаете ли вы, – спрашивает он, – что приехал Мондурос? Я видел его позавчера.

– Что же он делает в Адене?

– В агентстве по морским перевозкам мне сообщили, что он собирается плыть в Гамбург.

Это известие было бы чрезвычайно важным, если бы я действительно привез сюда шаррас. Тем не менее оно свидетельствует, что Троханис или Зафиро по-прежнему не теряют меня из вида.

– Вы не знаете, на каком пароходе он поедет?

– Думаю, что знаю. «Блюфуннель» отплывает на этой неделе, и я отправляю с ним в Гамбург множество товаров.

Появление Мондуроса не очень-то меня тревожит, поскольку он идет по ложному следу. Однако грек может представлять некоторую опасность, поскольку он видел в Эфиопии настоящие мешки с шаррасом и заметит подмену. Дельбурго уверен, что Мондурос приехал, чтобы сопровождать мой товар, и находится в сговоре с капитаном парохода. Подумав, он предлагает:

– Если вы обратите внимание властей на человека, замешанного во многих делах, связанных с контрабандой, я думаю, что ему не разрешат сесть на судно, где будет находиться ваш шаррас.

Тотчас же шипчандлер сочиняет письмо на английском языке, которое я переписываю и вручаю ему по его просьбе.

– Будет лучше, если я сам отнесу его завтра утром, – говорит Дельбурго, – нужно, чтобы оно своевременно дошло до наместника.

Кроме того, меня волнует разница в весе моих тюков, и я делюсь с Дельбурго своими опасениями.

– Это меня особенно тревожит, – добавляю я, – так как залог в пятьдесят тысяч франков, оставленный в Джибути, будет возвращен мне лишь по предъявлении свидетельства о том, что я привез сюда шесть тонн. Если в документе будет проставлен меньший вес, могут последовать осложнения. Таможня обвинит меня в том, что я утаил часть шарраса, и не отдаст мне деньги. Нельзя ли договориться с человеком, который будет взвешивать товар? Лучше заплатить подороже, чем входить в конфликт с французской таможней…

Дельбурго соглашается. Он привык к сделкам подобного сорта, и мое предложение подкупить чиновника ничуть его не удивляет. Немного подумав, Дельбурго отвечает:

– Если, как я полагаю, ваш шаррас будет помещен на акцизный склад, дело можно уладить через моего знакомого индийца – секретаря начальника таможни. Ключи от склада хранятся у него, и я могу завтра же с ним переговорить…

– Пообещайте ему все, что сочтете нужным. Помните, что мне нужно спасти пятьдесят тысяч франков, и я не могу утверждать, что мой товар весит ровно шесть тонн.

– Да-да, я понял. Шесть тонн, – отвечает Дельбурго с улыбкой.

– Когда мне зайти к вам за новостями?

– Завтра утром. Не беспокойтесь, занимайтесь своими делами, я сам вас найду.

Я вздыхаю с облегчением: кажется, моя главная проблема разрешается…

Вернувшись в порт, я пробираюсь впотьмах к причалу, где стоит моя шхуна. Хотя она оказалась в запретной для обычных судов зоне в результате аварии, я не могу избавиться от ощущения, что ее взяли в плен. Я понимаю, что английские власти относятся ко мне враждебно и принимают в отношении меня чрезвычайные меры в соответствии с полученными инструкциями. Это избавляет меня от моральных обязательств, поскольку мне было бы стыдно обманывать чье-либо доверие.

На следующее утро я убеждаюсь, что сделал правильные выводы. Офицеры-таможенники поднимаются на борт моего судна в сопровождении местных солдат. Мы повторяем вчерашний спектакль: матросы усиленно откачивают воду, поступающую в трюм из заново открытого сливного крана. Я показываю таможенникам испорченный груз с горестными причитаниями, но мои жалобы не производят на них никакого впечатления.

Один из офицеров, который немного говорит по-французски, заявляет:

– Вы должны сдать ваш груз на акцизный склад.

– Но это потребует дополнительных затрат. Нельзя ли мне подождать здесь отплытия парохода в Гамбург и самому перенести товар на борт?

– No!..

Увидев мое недоумение, англичанин поясняет:

– Сейчас нет никаких пароходов на Гамбург, и нужно еще проверить ваш товар. Во-вторых, учитывая характер груза и предшествующие обстоятельства, транзитные операции будут проводиться усилиями властей.

– Значит, мне ничего не придется делать?

– Вы будете только оплачивать расходы, – усмехается англичанин.

– Отлично, я не возражаю.

– Тем лучше, ибо ваши возражения ничего бы не изменили. Вы можете отвести ваше судно к причалу, – безапелляционно заявляет офицер.

Я не соглашаюсь:

– Мне очень жаль, но это невозможно. Ваше судно вчера протаранило мой парусник, и двигатель вышел из строя.

– Ничего страшного, вас возьмут на буксир.

И, не попрощавшись, офицер удаляется, бросив двум часовым короткую фразу. Вероятно, он приказал им не спускать с меня глаз, и мне кажется, что они даже держат ружья на взводе.

Вскоре появляется буксирное судно и отводит «Альтаир» к соседнему причалу напротив склада – таинственного строения с дверью, окантованной проржавевшим железом и опутанной паутиной – как видно, ее давно не открывали. Здесь сложены запрещенные товары, привезенные издалека, как, например, опиум, которым легально торгуют в Индокитае и за который во Франции сажают в тюрьму. Англичане ежегодно продают в Индии сотни тонн опиума из Бенареса и продукты конопли: ганжу и шаррас, то бишь гашиш.

Высадившись на берег, я встречаю у двери склада моего приятеля Дельбурго, болтающего с худым верзилой-индийцем с зеленоватым цветом лица, одетым в изысканный костюм – белые фланелевые брюки и элегантный пиджак оксфордского студента.

Дельбурго идет мне навстречу и бросает на ходу:

– Пятьсот рупий…

Я ожидал, что мне назовут более внушительную сумму.

Видя, что я собираюсь достать деньги, Дельбурго останавливает меня:

– Все уже сделано, мы рассчитаемся позже.

Он уходит по своим делам, а я остаюсь наедине с индийцем. Я замечаю с некоторым волнением огромные весы с деревянными чашечками. Вскоре вдали появляются кули с мешками на плечах, направляющиеся к складу. До чего же жидкими стали мешки после вынужденного купания! Нет, мне не удастся никого провести…

Я отворачиваюсь, чтобы не видеть жалкого зрелища, и принимаюсь рассказывать индийцу о ночном бедствии. Он слушает меня с таким безучастным лицом, что я начинаю сомневаться, отдал ли ему Дельбурго положенное вознаграждение. Поделившись с чиновником своими опасениями по поводу изменившегося веса товара, я говорю в заключение:

– Думаю, что все-таки здесь ровно шесть тонн. Впрочем, я всецело полагаюсь на вас и пока займусь ремонтом на судне…

Индиец кивает с улыбкой, то ли соглашаясь, то ли думая о чем-то своем…

Переходя улицу, ведущую к причалу, я замечаю вдали толстого, одетого в белое человека, похожего на Мондуроса. Я устремляюсь навстречу греку, чтобы помешать ему встретиться с вереницей грузчиков. Когда я приближаюсь к прохожему, мне кажется, что я обознался. Тем не менее я преграждаю ему дорогу и восклицаю, воздев руки к небу:

– О! Мой дорогой Мондурос! Как я счастлив вас видеть! Подумать только, я вас сначала не узнал…

– Ах, это вы, господин де Монфрейд! Я не ожидал вас встретить.

Я беру грека за руку и быстро увлекаю его в сторону Стимер-Пойнта, чтобы отметить нашу встречу в каком-нибудь баре. Он следует за мной неохотно, но, видя мою решимость и опасаясь насилия с моей стороны, смиряется. Я сообщаю Мондуросу, что шаррас прибыл в Аден, и он разыгрывает изумление; услышав о моем столкновении с таможней, он возмущается произволом англичан и выражает мне сочувствие. Мондурос даже не упоминает о Троханисе, и его молчание свидетельствует о многом. Возможно, я бы не удержался от расспросов, если бы не появление посыльного из гостиницы, сообщившего Мондуросу, что звонил комиссар полиции, который просит его срочно зайти в паспортный отдел. Лицо грека бледнеет; внезапный вызов нарушает его планы. Я уверен, что теперь он освободится нескоро и попадет на склад, когда все будет кончено.

Я возвращаюсь на причал, где стоит «Альтаир». Проходя мимо склада, я вижу индийца, записывающего результаты взвешивания вместе с двумя таможенниками. От этого зрелища у меня пересыхает во рту и пропадает аппетит, так что даже восхитительная похлебка, приготовленная Юсуфом, не лезет мне в рот.

Теперь, когда мой парусник освободился от груза, ему разрешается покинуть адмиралтейский причал и перебраться на обычную стоянку. Завершив этот маневр, я отправляюсь к Дельбурго, которому я поручил все формальности, связанные с транзитом груза. Я прихожу к нему в подавленном настроении, ожидая услышать самое худшее. Да, я заплатил пятьсот рупий, но это еще ничего не значит. Возможно, индиец уже забыл о полученных деньгах.

Войдя в лавку шипчандлера, я вижу в сумраке сияющую лысину моего приятеля, склонившегося над столом. Услышав мое покашливание, он поднимает голову.

– А я как раз работаю на вас. Мне только что прислали со склада квитанцию, и я заполняю вашу декларацию.

Он протягивает мне бумагу, и я тщетно пытаюсь найти в ней общий вес.

Дельбурго видит мое затруднение и говорит мне будничным тоном:

– В квитанции значится шесть тонн…

От волнения у меня подкашиваются ноги. Проходит еще несколько минут, прежде чем мне удается осознать услышанное. Я спасен! Теперь я могу вдоволь посмеяться над спесивыми англичанами.

Забыв о моем присутствии, Дельбурго заполняет также другие декларации, которыми завален его письменный стол. Наконец он откладывает бумаги, тщательно закрывает огромную чернильницу и оборачивается ко мне с улыбкой.

Я рассказываю ему о своей встрече с Мондуросом и о его вызове в паспортный отдел.

– Я знаю, – отвечает он, – его сначала искали здесь. Я думаю, что ваше письмо сыграло свою роль. Можете не волноваться: он не попадет на судно, везущее ваш товар. Но я боюсь, как бы не было каких-либо препон в Гамбурге…

– Англичане не смогут там ничего сделать, это вольный город, и мне не запрещено отправлять туда товар…

– Ну что ж, я надеюсь, что вы приняли надлежащие меры предосторожности. Но я должен вам сообщить, что власти собираются приставить к вашему грузу конвой для сопровождения. Вспомните также о подозрительной атаке вашего парусника в море; если прибавить к этому попытки уничтожить товар в Аддис-Абебе, то можно предположить продолжение в том же духе…

Только теперь до меня доходит то, что давно всем ясно: английское судно пыталось потопить мой парусник, чтобы разом покончить с затянувшейся историей…