Текст книги "Пьяная Паучиха (СИ)"
Автор книги: Аноним Эйта
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)
– Но ты справляешься?
Мальчишка расцепил руки, вытянул правую, красуясь намозоленными костяшками. Почему-то вспомнилось совершенно некстати, как Ния показывала подаренное Ангеном колечко.
– Были трудности. Но потом Селия попросила друзей со мной позаниматься. Стало лучше. Но с другими занимаются отцы...
– Пожалуйся Юлге. – пожала плечами Жаннэй. – Я тут ничего не могу сделать.
– Да уж, наделала достаточно.
Жаннэй пожала плечами.
– Возможно. Хоть ты и не докажешь. Но если хочешь чего-то другого, можешь сам стать главой Есса. Ты знаешь способ. – она открыла пачку и сунула в рот пригоршню чипсин сразу, – Очень фкуфно.
Атан вздоргнул.
– Ты разрешишь мне завести голубей? – серьезно спросил он.
– Спроси у Селии, это ее дом. А зачем тебе?
– Они всегда возвращаются домой. Если они начнут возвращаться сюда, я... смогу поверить в это место. Мне не хватает голубятни. Ты не могла бы спросить у Селии? Как глава Есса?
Жаннэй кивнула.
– Спрошу.
Атан влез рукой в пачку и тоже захрустел чипсами.
Жаннэй выдохнула. Ну, по крайней мере, они точно не отравлены.
28.
Был у Мары один изъян, который иногда сильно мешал ему жить.
Мара не верил в богов.
Для окружающих они были реальны, они были их добрыми знакомыми и злыми недоброжелателями; когда давным-давно бабушка говорила, что Живица присматривает за маленьким Марой, она будто поручала его своей давней помощнице и подруге. Когда она просила не ходить поздно ночью мимо кладбища, она искренне верила, что внука могут утащить Окосовы сиротки. Когда Ланерье говорил о Лаллей, Мара порой воспринимал эту маленькую брошенную девочку как... племянницу друга? Которую никогда не видел, но друг ее любит и постоянно о ней говорит, и кажется, что ты с ней и сам знаком.
Но для Мары все эти могущественные воображаемые существа никогда не были частью мира, даже в детстве. Он никогда сам не чувствовал, что за ним присматривают, или его направляют. Окосовы сиротки так и не соизволили его утащить, когда умерла бабушка, и он в последний раз навещал ее опустевший дом вместе с родителями.
Он все делал сам. В том числе и выливал тем вечером на землю прокисшее молоко для домашнего духа, оставленное еще бабушкой. Жуткое кощунство, но дух почему-то не возразил, хотя Мара тогда искал доказательства, и был бы только рад получить сковородкой по башке за свою дерзость.
Однажды Мара даже молился: к тому времени он несколько суток не спал и был в совершеннейшем отчаянии, так что на него впервые в жизни снизошло что-то вроде религиозного катарсиса, но... Это ничем не кончилось. И Мара не был склонен винить во всем богов: это ему следовало приложить больше усилий, а боги... Они бы, конечно, могли бы и помочь. Если б существовали.
Да, когда Ланерье завязывал ленты, Маре начинало везти – но ведь это Ланерье, вполне себе реальный и настоящий, завязывал эти ленты. Мара верил в могущество Ланерье, потому что сам его видел; но считал, что единственная причина этого могущества – сам Ланерье. Просто молитва помогает ему сосредоточиться и настроиться на использование дара, вот и все.
А вот Ланерье так не думал.
И это было корнем многих его проблем.
Например, сейчас он был уверен, что Лаллей его ненавидит и вообще бросила. Или что-то вроде того. Потому что привела к нему в дом Рео.
Если Мара правильно понимал суть, то любящая Ланерье Лаллей просто не дала бы Рео даже узнать о его существовании и существовании его квартиры. Правда, он не очень представлял, как именно Лаллей должна была это провернуть, но она же богиня, должна была что-нибудь придумать.
– Ты уверен, что его можно оставлять одного? – в который раз переспросила Мару Саю.
– Он сильный, он справится. Слушай, у меня последний отгул, давай просто заберем твое новое свидетельство о рождении и... – Мара вздохнул, – и у меня еще останется немного времени посмотреть Зена и Сама и надраться.
Она резко остановилась и посмотрела на Мару. Вроде бы снизу-вверх, с ее-то ростом, но при этом как-то очень даже сверху вниз.
– Надраться?
– А еще я курил в старших классах, – буркнул Мара, не ведясь на ее попытку затормозить перед самым центром делопроизводства и устроить разнос вместо переделки документов. – и спал сегодня часов пять. Имею право. Идем.
Как быстро растут девочки! Еще неделю назад Мара бы и представить не мог, что будет перед Саю оправдываться за низменную мечту о паре банок пива под ситком перед тяжелой рабочей неделей.
Она легко его догнала, и заявила:
– Как хочешь. Но я вообще хотела позвать тебя на бифштекс.
Самую чуточку запыхалась. Мара сбавил шаг.
– А ты сможешь изолировать Ланерье вместе с его богиней в каком-нибудь месте без острых углов и горящих свечей? – Мара придержал ей дверь и присвистнул, оценив очередь, – вряд ли. Значит так, план действий: делаем умное лицо и идем мимо очереди к моему знакомому.
– Это как-то... нечестно. – возразила Саю. – Так ты придешь?
Мара подхватил Саю под локоток и повел по коридору мимо ждущих женщин, мужчин и почему-то младенцев. И зачем люди берут младенцев? Уже года два как официально можно просто послать счастливого папашу или другого кровного родственника со справкой от лицензированной акушерки, пойдет и справка об имянаречении, никто не требует предъявлять ребенка – но люди как будто простейших инструкций прочитать не могут. От их бабушек еще вот требовалось сначала проводить имянаречение, а потом идти записываться в храмовую книгу прямо с мокрым младенцем... Видимо, память предков сильнее гласа разума.
– Мара!..
Младенцы ждали очень громко. Можно и не расслышать. Мара вот не расслышал. Он об очень важных вещах думал. И вообще Илу не заметил.
Саю дернула его за рукав.
– Мара, тебя там женщина звала какая-то, знакомая? Ну да, вот она.
– Я слышал. – процедил Мара, которому теперь приходилось теперь тащить тормозящую обоими ногами Саю.
Не ожидал он от такой миниатюрной девушки такого сопротивления.
– А чего не оборачиваешься?
– Это моя бывшая, она вспоминает, что мы расстались друзьями, исключительно тогда, когда ей надо помочь с делопроизводством. Ну вот как в этой очереди.
– О. – Саю тут же перестала вертеть головой и наконец-то смиренно пошла рядом. – Мог бы и сразу сказать.
– В следующий раз принесу вам фотографии, чтобы ты познакомилась со всеми моими бывшими поименно, – кивнул Мара. – Это была Ила.
– Извини. Кстати, она без корзинки. Может, просто с кем-то...
– Саю.
– Прости... То есть ты пьешь, курил и бросал женщин?
Последнее было так лестно, так что он поправлять не стал.
– А сейчас я еще и непотизмом займусь. – он решительно постучался в тяжелую дверь, оглянулся на очередь, виновато улыбнувшись, – мне просто спросить, простите, – подтолкнул Саю в кабинет, на котором как раз красовалась табличка «обед» и закрыл дверь прямо перед носом чьей-то очень разгневанной тещи. – Привет, дядь Кирым, я тебе тут ребенка привел, как договаривались.
– Бумаги от Ведомства?
Дядь Кирым, здоровущий зверозык из Быков, на самом деле не был Маре дядей. Просто до того, как родители Мары накопили на свою квартиру, они снимали комнату у его брата. Так сложилось, что пару раз Кирыму приходилось сидеть с мелким Марой, что, как известно, сближает даже посильнее кровных уз.
С тех самых пор Кирым всегда пытался от Мары побыстрее отделаться, а значит – давал ему все, что тот ни попросит, в разумных, конечно, пределах.
Без разрешения Ведомства он бы тут же Мару развернул.
– Чаю, ребенок? – доброжелательно спросил Кирым у Саю.
И та тут же сжалась в комочек.
Мара хмыкнул. Больно забавно было видеть, как большое косматое черное чудовище в вытертом вельветовом костюме пытается предложить юной красавице чаю и не сшибить рогами лампочку.
– Дядь Кирым, медленно поставь чайник и возьми уже проклятые бумаги, – попросил он, когда наблюдать за этой суетой ему наскучило, – это законная процедура, и вся ответственность лежит на мне. Мы это обсуждали.
Кирым все-таки плюхнул в чашку пакетик и придвинул ее Саю, которая присела на самый краешек стула для посетителей и замерла там испуганной птичкой.
– Да-да, – сказал он, садясь за стол, который был ему откровенно тесноват, и когда уже он решится просить повышения? Ему и кабинет тесноват давно, и должность... – Ну, как ты теперь хочешь зваться, ребенок?
– А м-можно старое оставить? Ну, просто избавиться от имени рода или вроде того?
Кирым подышал на печать, скосил на Саю один огромный карий глаз, не отрывая второго от бумаг.
– Попробуй что-нибудь придумать. Иначе – какой смысл?
Шлеп! Квадратный синий след поперек строчки.
Саю замерла, выпрямившись и уставившись невидящим взглядом куда-то на Кирымово волосатое ухо. Отпила чаю. Шевельнула губами...
– Шесаю?
Кирым бросил взгляд на Мару, тот пожал плечами. Ну да, звучит странновато, но если ей нравится, то с чего бы ему возражать? Все равно она будет пользоваться старым, судя по всему.
– Почему именно это имя?
Саю замялась.
– Хочу, чтобы было похоже... Как у брата. У него будто два имени. И у меня будет два. И как у брата, – чуть сбивчиво пояснила она.
Кирым кивнул и размашисто вписал новое имя в бумаги. Привычно расставил галочки.
– Вот здесь, здесь и здесь распишитесь, пожалуйста?
– Так вот... просто?
Не слишком-то просто. Это ведь Мара последние четверо суток как бешеный носился, выбивал разрешения и собирал бумаги. Но для нее... пусть будет просто.
Решиться – вот, что сложно. Она до сих пор колеблется.
– Распишешься – и имя твое. – сказал Мара. – Но можешь отказаться. У тебя не будет ни имени рода, ни имени семьи. Так... может быть довольно сложно жить.
– Мне послезавтра идти на встречу с мудрой Хиши, она меня возьмет... И Мир Вязания согласен принять мои вещи... На продажу, как авторские... Вот... – она оглянулась на Мару и сказала, как могла решительно, – и мне нужны будут документы. И... Имя автора... Даже если по этим документам у меня останусь только я. Я... – она сомкнула пальца на ручке, как на рукоятке меча, – не могу отказаться.
И расписалась там, где стояли галочки.
– Завтра в обед можете подойти, Мару брать не обязательно, – сказал Кирым, захлопывая папки, – это Ведомственное дело, так что все будет готово.
– Спасибо.
В коридоре Саю... Шесаю? Надо бы спросить, как ее теперь лучше называть... Она остановилась.
– Так ты зайдешь на бифштекс?
Ему было почти совестно оставлять ее одну с Ланерье в раздрае, особенно когда она почти неприкрыто просила о помощи и даже предлагала еду, особенно такую вкусную еду, но он так устал и так хотел спать... А Ланерье в таком состоянии был опасен разве что для себя – с этим-то Саю справится.
– Сойдемся на том, что я провожу тебя до дома. Ланерье, который думает, что его кинула богиня... Я как-то раз у него в кости выиграл, было что-то похожее, и для меня это слишком. Его лучше лишний раз сейчас не беспокоить...
В кости он выиграл исключительно потому, что соврал о том, что ему выпало. Мара этим не гордился, но после сорокового проигрыша любой может совершить ужасную ошибку. И он почти сразу извинился – когда понял, насколько для Ланерье это важно. Ну... Через неделю. Когда дошло до танцев.
– Ладно, – как-то очень легко согласилась Саю, – это тебе. Спасибо. Провожать не стоит, мне еще в музыкалку забежать надо.
Она сунула ему в руки вязаные перчатки, чмокнула в щеку и испарилась, как ледяная дева весной на рассвете.
Мара не был уверен, но, похоже, она каким-то непостижимым образом отпугнула Илу – потому что он понял, что не заметил ее на обратном пути, уже когда открывал дома первую банку пива. А Ила бы так просто не упустила шанса попасть куда-то в обеденный перерыв – или просто испортить ему настроение.
В общем, вечер обещал быть просто великолепным.
Пока Саю не позвонила.
«Мара, Ланерье танцует босым на морозе, что с ним делать»?
Мара бы дал человеку спокойно поболтать со своей богиней, для чего и требуются обычно танцы на свежем воздухе. Если бы он верил, что богиня ему ответит, он бы так Саю и сказал.
Но он верил только в то, что Ланерье вполне способен подхватить воспаление легких и распугать всех соседей дикими танцами во дворе многоквартирного дома.
Никакого пива, Мара. Никакого пива.
Но, быть может, все-таки бифштекс?
29.
Танцующий Ланерье был прекрасен. Таких юношей рисовали на старинных яленских картинах, тех, на рисовой бумаге. Утонченных, возвышенных, тянущихся вверх – и одновременно грозных. От них веяло спокойной силой и природным безумием. Картины выставляли в Орехене всего на три дня, они вызвали настоящий фурор и было бы неприлично не сходить; мудрая Лелле, которую пора бы уже отвыкать звать матерью, тогда очень беспокоилась, что Саю пойдет к эротической части экспозиции, но ту совершенно зачаровала серия картин под названием «танцующие журавли».
И хоть на тех картинах юноши были как один огненноволосы и узкоглазы, а фоном для них были языки пламени, иногда почему-то синие, Ланерье все равно бы мог встать с ними рядом.
Хотя он был такой... акварельный. Прозрачный.
Не человек из плоти и крови.
Дух.
Белая безрукавка оставляла голыми краснеющие от холода руки, широкие белые штаны у щиколоток были перехвачены черными лентами. Покрасневшие босые ноги оставляли на утоптанном снегу алые следы...
– Ты с ума сошел!
Ланерье не услышал. Он поднял лицо к небу, и разноцветные ленты роем взметнулись вокруг него, обвивая руки, как влюбленные змеи.
– Лаллей! – рявкнул он, – За что мне все это? Что я сделал не так?
И замер, изящный, как иероглиф на белом листе.
Саю вежливо подождала ответа вместе с Ланерье, потом достала телефон, пока этот вдохновленный жрец Лаллей совсем не замерз.
– Мара, Ланерье танцует босым на морозе. Что мне делать?
Правая стопа Ланерье описала на снегу полукруг, он всплеснул руками и вдруг сделал сальто вперед, громко приземлившись на пятки. Ленты попадали пестрым ворохом, косички начали расплетаться, на лице выступили капли пота.
Каждый новый прыжок давался ему все труднее и труднее. Исчезло изящество и невесомость, он даже раз провалился под наст, оказавшись в сугробе по самые голые щиколотки.
– Мара, пожалуйста, я его не уведу его отсюда сама, поторопись.
Саю не знала, что ей делать.
А вот Мара всегда знал, что делать и куда идти. Она и сама не заметила, как начала во всем полагаться на этого неприметного парня, который всегда вовремя открывал двери, придерживал за локоть и знал, что сказать, чтобы Ланерье успокоился.
Она ведь потому и звала его сегодня, что чувствовала: Ланерье что-то такое обязательно выкинет. Правда, она надеялась, что выкидывать он будет дома и в тепле, а не вечером посреди двора и чуть справа от качелей, как раз в то самое время, когда мамочки ведут детишек из садиков, и останавливаются, чтобы посмотреть на дядю. Даже редкие лысые деревья будто тянули ветки поближе, привлеченные волшебным ветром, и этим нагло пользовались любопытные вороны, слетевшиеся сюда со всей округи.
Еще бы его не замечали дети.
Какой-то малыш, одетый не в пример теплее, даже начал Ланерье копировать, вскидывая руки и неуклюже подпрыгивая на утоптанном снеге. Мать его одернула.
– Это не наш танец, – сказала она резко, – этот дядя воздушник.
– Но красиво же!
– Но у тебя так не получится.
Лицо мелкого скривилось – ему только что скормили весьма горькую правду жизни. Саю коснулась уголка рта. Она тоже так кривила лицо когда-то...
Ланерье повернул в ту сторону голову.
– Почему бы не попробовать? – спросил он совершенно спокойно, как будто не орал только что вопросы прямо в жестокое синее небо.
Саю, как завороженная, подошла к Ланерье поближе, сняла шапку, позволяя рассмотреть зеленые корни во всей красе.
– Если не получается, как дядя-воздушник, – сказала она резко, – можно станцевать как тетя-водяница.
Она отступила чуть назад, и склонилась в поклоне. Довольно непривычно было повторять элементы без широких рукавов, в пальто, но она протянула руки вперед и соединила ладони вместе.
– Это просто, – сказала она, с удовольствием отметив, как малыш протянул руки вперед и попытался повторить показанную волну. Получилось не очень, но у кого получается с первого раза?
Она не могла угадать пол ребенка, и не была уверена, стоит ли ей начинать женский танец, но надеялась, что никто не возмутится.
Она повернулась, чуть привстав на цыпочки. В сапогах это смотрелось не так уж внушительно, но хотя бы плавность движения никуда не делась.
Мать смутилась, и даже не стала одергивать мелкого, когда тот тоже потянулся вверх. Похоже, подумала, что это хорошо спланированный и согласованный ритуал: на безмятежном лице Ланерье и следа не осталось от недавней истерики.
– А тетя-водяница может станцевать, как дядя-воздушник, потому что много тренировалась. Базовые элементы одинаковы для храмовых танцев всех основных стихий. – заметили откуда-то со спины, – если хотите научиться основам, то я могу порекомендовать курсы при храме Многогранной.
Саю замерла, пошатнулась.
Оглянулась.
– Л-ланерье, т-ты замерзнешь. П-пойдем, п-пожалуйста.
– Она меня ненавидит, сестрица, она же меня ненавидит! – вздохнул Ланерье горестно, опускаясь на снег. – Лаллей, бессердечная ты... Паучиха!
Вороны с карканьем поднялись с ветвей, и взлетели, черным облаком заслоняя небо. Тень их крыльев наступила и исчезла, как не бывало. Округа опустела. Белый снег, синеватый заборчик, серая асфальтовая дорожка в рыжем песке, зеленые качели в чешуйках облупившейся краски.
Малыш был забыт. Его моментально увела мать, чутко отреагировав на смену настроения странного жреца. Ланерье больше не собирался ничему учить. Ланерье был разбит. Повержен. Сидел в снегу и горевал.
Рео, черный и синий, широкие рукава и изящество, сила и снисхождение, склонился перед Саю в церемониальном поклоне.
– Я бы с удовольствием с вами потанцевал, милая...
– Ш... Шес... – тело отреагировало само, она слишком долго учила эти движения. Она склонилась перед ним.
И едва не протянула ему руку, чтобы он мог помочь ей встать.
Остановилась. Замерла.
Встала сама, отряхнула от снега колени, отвернулась.
– Милая Шес. Вы похитили мое сердце еще в первую нашу встречу, и я устал ждать ответа, поэтому пришел сюда... С удовольствием бы станцевал с вами. Но, мне кажется, у вашего... братца кризис веры? Мне помочь довести его до дома?
– М-мне помогут, спасибо.
– Вы не принимаете моей помощи потому, что мы не знакомы? Что же. Я – Рео рода Улы, жрец Многогранной Богини.
Нет, подумала Саю. Нет. Просто она ждала кого-то, кто поможет поднять плачущего Ланерье из снега, а не будет пытаться начать брачный танец, раз уж вышла такая оказия.
Она ждала Мару.
Но сказать это было сложнее, чем сдвинуть с места порядком отъевшегося за недели совместной жизни Ланерье. Ланерье она смогла подхватить подмышки и даже немного протащить волоком, а вот слова из нее все никак не выталкивались. Очень сложно было найти время между кряхтением и пыхтением.
Некрасивое лицо Рео казалось озабоченным, сквозь надменность даже пробились первые легкие намеки на недоумение. Он машинальным жестом откинул назад синеватую косу, и шагнул ближе.
– Может, мне все-таки...
Мара появился совершенно неожиданно, но невероятно вовремя, зыркнул на Рео, и вдруг отвесил Ланерье несколько сильных пощечин. Взъерошенный, как воробей, тревожный и злой. Коричневая куртка и яркие оранжевые перчатки, торчащие из кармана: Саю в последнее время полюбила этот цвет и решила, что Маре подойдет.
– Вставай, – сказал он со сталью в голосе, – именем Лаллей, вставай, пока тебе карету до Учреждения не вызвали.
Ланерье замер, а потом все-таки восстал из снега, неловкий, как будто у него и правда все заледенело.
– А ты чего стоишь, как сыч? – резко сказал Мара, – Мне девушка должна помогать это тело тащить, или все-таки почешешься?
Рео дернул щекой, гордо вскинул голову, но подчинился, стоило Саю сделать шаг к Ланерье. Они вдвоем втащили вяло перебиравшего ногами Ланерье в лифт, потом в квартиру. Саю восхитилась бы этой командной работой, если бы не одно «но»: она никак не могла решить, чего ей бояться больше, что Рео ее все-таки узнал, или что Ланерье после таких выходок придется звать целителя.
В итоге мыслей стало так много, что она почти инстинктивно бросила в прихожей рюкзак с нотами и понеслась набирать ванну, решив не думать ни одну из них и разбираться с проблемами по мере поступления.
– Спасибо за помощь. Вы тут больше не нужны, – сухо сказал Мара, когда Саю выглянула из ванной, размышляя, не сделать ли марш-бросок на кухню за спиртным.
Ланерье что-то странное бормотал из спальни, кажется, даже не по кеттски, и к заботам о физическом его здоровье на плечи Саю вдруг рухнуло еще и беспокойство о психическом. На боязнь перед Рео в ней просто не осталось места, но она все равно старалась держаться так, чтобы если что спрятаться за Мару.
– Я немного смыслю в целительстве, а у Ланерье рода Ферре явно обморожены пальцы ног. – возразил Рео, бросив короткий взгляд в сторону спальни.
– Думаю, я лучше доверюсь человеку, который многое смыслит в целительстве. – Мара был Рео едва ли по плечо, но это не мешало ему угрожающе надвигаться. – Не лезьте в личные дела семьи.
– Это дела семьи?
– С... Ше-е-е... – протянул Мара, в последнюю секунду спохватившись.
– Это внутренние дела семьи, – поспешно подтвердила Саю, – не вмешивайтесь... пожалуйста.
– Что мне за это будет? – Рео посмотрел на нее поверх головы Мары, и это явно не прибавило тому терпения.
Мара потер шрам на ладони, хрустнул пальцами и сделал шаг вперед, заставив Рео еще чуть отступить.
– Это внутренние дела семьи и чужой Храм, – незнакомым голосом решительно сказала Саю, выпрямляясь, – вы не имеете права вмешиваться.
– Но вы приняли помощь.
– Я принял. – вмешался Мара, – она вам ничего не должна, тогда как семья Токк, уговорили, будет благодарна.
– Я надеялся, что получу хотя бы свидание, – грустно сказал Рео, старательно вылепливая из суровых внешних данных обиженную мордашку. Мышцы подчинялись неохотно, их хозяин явно не до конца понимал, что именно должно выйти, и итоговое выражение лица толковать было сложно, но порыв Саю оценила.
– Я согласен. Но вы платите за еду, – хмыкнул Мара и выпихнул все-таки Рео за порог, захлопнув дверь у него перед носом.
Саю хихикнула. Скорее нервно, чем из-за того, что было смешно... Но это было смешно.
– Как там ванна?
– Набирается...
– Ты знаешь, какие бутылки у него в шкафу без змей? – опасливо спросил Мара, – А то...
– Тебя он тоже лечил адреналином? Там стоит Майино соджу, наверное, подойдет для растирки?
– Надо будет немного оставить. – вздохнул Мара.
– Все еще собираешься... надраться?
– Перед свиданием с таким роскошным мужчиной? Спрашиваешь. – он полуприкрыл было глаза, на секунду замер, покачиваясь на месте, потом встряхнулся, – Ладно. Пошли отпаивать нашего брошенку. По моему опыту – должно пронести, но на всякий случай, ты же не против, если я приглашу знакомого целителя?
Саю кивнула.
– Главное, чтобы не рода Улы.
– Ради тебя выберу из некромантов. – хмыкнул Мара.
– Извини, что... не получилось с пивом.
– Не ты ж тут отплясывала полуголой на морозе. Хотя я б на это посмотрел... Извини, чушь несу. Ничего. Ты не виновата.
Саю неловко улыбнулась.
– Может, я катализатор. И все такое.
– Этому парню не нужен катализатор, чтобы слететь с катушек. Я бы сказал, ты его на этих катушках довольно долго удерживала. Но я жду бифштекс. И соджу!
Саю кивнула.
Мара всегда знал, что делать. Он отлично справлялся. Он ничего не боялся. И даже Рео выгнал.
Он был ей нужен.
30.
– Явился наконец? – хмуро спросил Мару начальник.
Тот поспешно встал из-за стола, всячески изображая бравый вид и стараясь не покачиваться – недельный недосып как раз начал отыгрываться давящей болью в затылке и легким головокружением.
– С утра пришлось на труп заехать, – попытка оправдания вышла жалкая, хоть Мара и не врал.
Утро Мары действительно началось с мумифицированной старухи в пропахшей кошками квартире, но вряд ли это волновало Гарока рода Шимок, нависавшего над Марой всей своей внушительной громадой мускулов, шрамов от ожогов и непоколебимой уверенности, что подчиненные – идиоты.
– Тебе сказали явиться в главное управление. – сказал Гарок.
– Зачем? – удивился Мара, которому сроду не приходилось держать ответ перед начальством из чужих отделений.
Немногие его громкие дела успевали распилить на достижения другие, пока он валялся в очередной больничке и заново учился дышать без трубочек. Вполне обычная практика, Мару изначально взяли мальчиком для битья и на посылки, и карьерный рост до постоянного сотрудника с его неоконченным высшим и без того был головокружителен. Маленькая зарплата и маленькая ответственность. Таких, как Мара, не вызывали в Управление.
Спасибо, хоть лечение оплачивали.
– Наградят за домик у озера. – взгляд Гарока смягчился. – Ланерье твоего малахольного... Ну и тебе вроде что-то перепадет.
Он почти по-отечески потрепал Мару по плечу.
– Давно пора. Сказали быть часам к двум, так что сходи домой, приоденься. Можешь потом отоспаться, с документами на мумию и Аса разберется.
Стажерка вздохнула, но под строгим взглядом начальства забрала у Мары со стола папку.
– Везет же некоторым...
Некоторым, может, и везет. Мара в свое везение верил не больше, чем в богов, так что к Управлению подходил с опаской. На входе у него затребовали удостоверение и долго сличали две невыспавшиеся и угрюмые физиономии – день, когда Мару фотографировали на документы, у него тоже не слишком-то задался. Пропустили неохотно, а Мара не менее неохотно последовал по указанной лестнице к назначенному кабинету.
К кабинету прилагалась приемная, в приемной за столом сидела секретарша. Увидев ее, Мара чуть оживился.
Кажется, она когда-то встречалась с другом его троюродного брата, и они пересекались на чьем-то дне имянаречения. Знакомые лица – всегда хорошо.
– Вела? – порывшись в памяти, он все-таки смог вытащить ее имя откуда-то из смутных воспоминаний о дискуссии про преимущества темного Тьмаверстского пива перед светлым Альнежским и чью-то тетушку.
Девушка, чуть поколебавшись, тоже улыбнулась.
– Марик?
– Почти. – хмыкнул Мара, – Мара.
– Прости-прости, просто так давно встречались... А ты по какому... – она зарылась в записи, и на миловидном личике вежливая радость сменилась притворным огорчением, – ой.
«Ой» – мрачно подумал Мара, глядя, как Вела хмурит аккуратные синие бровки, – «Награждение, как же».
– Начальник сказал, меня тут награждать хотят. – без особой надежды протянул он.
– Извини, – сказала Вела, – но вряд ли.
– А Ланерье?
– Ланерье? – она снова зарылась в бумаги, зачем-то заглянула в ящик стола, – М-м-м, могу поспрашивать, но вроде ничего такого не было – по крайней мере, я не знаю. Но, может, этим просто занимается другой человек?
Мара глянул на часы, висящие у Велы над столом.
– Мне назначено на два.
И он пришел вовремя.
– Там посетитель, но... – Вела качнула головой и нажала на кнопку селектора, – Мудрый Зио семьи Яро, к вам Мара семьи Токк, ему назначено на два...
Шапочное знакомство с секретаршей по крайней мере позволило Маре потратить чуть меньше времени на ожидание выволочки. Он даже задумался, можно ли это считать везением.
А потом увидел в кабинете высокого начальника не только начальника, но еще и Рео, с тоскующим видом стоящего у окна и перебирающего синие бусины на четках, и понял, что вляпался.
Он ведь так уже вляпывался.
Надо было понять еще когда Гарок ему только новость передал.
Ничему жизнь не учит.
Сам высокий начальник, Зио семьи Яро, курил, сидя вполоборота к Маре, лицом к Рео. При всем идиотизме ситуации – неужели Рео лично снизошел до безродного Зио лишь бы тот как-то напакостил какому-то Маре? Смеяться совершенно не хотелось.
Ведомство собирало отверженных, но некоторые отверженные отчаянно стремились вернуться к истокам. И, глядя на синие с проседью волосы Зио, на характерную горбинку его носа, чуть испорченного некой картофельноватостью крыльев, намекающих еще и на примесь крови корня земли, на то, как отстраненно держался Рео – как главный, как высший, – нетрудно было понять, что этот высокий чин как раз из таких.
В горле встал знакомый горький ком.
Не награждать Мару собрались. Ой, не награждать. Ой...
– В деле «домика у озера» пострадало двое мирных граждан? – сухо спросил Зио, так и не бросив на Мару и взгляда.
– Мара семьи Токк прибыл! – отрапортовал Мара, который отлично знал, что худшее, что он может сделать – это не соблюсти сейчас все формальности, – По версии следствия это были соучастники. Результаты экспертизы на императивное вмешательство еще не готовы, поэтому нельзя точно утверждать, что...
– Отстранен на месяц. Без выплат. С выговором в личное дело.
– Вас понял.
– Не будьте так суровы, мудрый Зио рода Яро, – скучающе протянул Рео, – Юноше надо на что-то жить.
Надо же. Ну да, Рео достаточно родовит и как жрец наверняка имеет доступ к книге родов водников – такая возможность бывает не у всякого. Неудивительно, что Зио только кивнул на такое вмешательство в его общение с подчиненным. Он Рео теперь по гроб жизни обязан. И дети его. И внуки... Такая честь.
А уж Мару-то как облагодетельствовали. Снизошли, можно сказать. Раздавили лично. Кто ж знал, что этот индюк настолько обидится.
– Треть зарплаты. Свободен, Мара.
Мара вышел и очень аккуратно закрыл за собой дверь. Только сочувственный взгляд Велы не дал ему сползти на пол: ноги будто набили ватой, и на этих культяпках удалось кое-как добраться до ее стола и уцепиться за него обоими руками, как за спасательный круг.
– Водички? – спросила она. – Что случилось?
Мара с благодарностью принял бумажный стаканчик. Вода исчезла в один глоток, и стало самую чуточку легче.
– Тебе сегодня приказ об отстранении в канцелярию передавать.
Вела кивнула.
– Но почему?
– Да так... Мой тебе дружеский совет, Вела, – Мара шевельнул челюстью, смял опустошенный стаканчик в кулаке: не время для истерик, но и сдержаться он просто не мог, поэтому брякнул, – не соглашайся на свидания со слишком уж статусными мужчинами. Они его устроят в какой-то дыре, трахнут в мозг насухую, и даже не покормят.
