Текст книги "Пьяная Паучиха (СИ)"
Автор книги: Аноним Эйта
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)
А в Орехене почти не было зверозыков, люди часто реагировали даже острее, чем в Тьене, и Хако уже привык к такой реакции и преисполнился бесконечного терпения, пахнущего почему-то храмовыми благовониями.
Варт поморщился: когда Хако начинал вонять благовониями, это напрочь забивало большую часть запахов, оставляя его дару только образы и звуки. Звуки в свою очередь тонули в шумовой завесе вечернего бара, так что Варту было трудновато определить, с чем именно связана легкая сиреневатость Фарна.
– Пришел, – сказал Хако, не поворачивая головы, – это мой напарник, Варт. Он, собственно, и будет вытаскивать твоего товарища.
По крайней мере, они уже были на ты. Хако старался сократить дистанцию, как мог.
Фарн сиреневел. Варт поморгал, присматриваясь обычным зрением.
Бывший одноклассник Шелеки казался моложе своих лет. В отличие от Леки многих других знакомых Варта с храмовым воспитанием, за худощавостью которых крылась развитая танцами и ритуалами мускулатура, этот парень был просто хлипкий. Не спортивно подтянутый, а именно что вечно голодный, с характерными мешками под яркими, блестящими зелеными глазами. Он будто специально подчеркивал трогательную тонкость и хрупкость шеи гроздью цепочек, а запястий – многочисленными браслетами, которые постоянно стукались друг о друга с едва слышным звоном: руки у Фарна никак не могли лечь спокойно, сейчас, например, он складывал из салфетки самолетик.
На секунду один из браслетов соскользнул не очень удачно, позволив Варту заметить сеточку тонких шрамов. Что же, стало чуть понятнее.
Варт улыбнулся.
– Привет. Мы созванивались, помнишь? Варт рода Хин.
Он протянул руку.
Фарн неловко мотнул головой, отчего звякнул уже колокольчик, вплетенный в толстую зеленую косу. Парень рассматривал Варта так, как будто размышляет, готов ли он выдать ему кредит. Руку не пожал. Варт сделал вид, что все нормально, и он просто хотел поправить рукав подсмотренным у Юлги жестом: она часто так делала с перчатками.
– Вы о-остановились у некромантов? – зачем-то спросил Фарн, вперившись взглядом Варту в середину лба.
– У кого же еще, – хмыкнул Варт, в свою очередь уставившись Фарну в переносицу. – Хины – некроманты.
Бледное лицо Фарна блестело. Особенно нос.
– Не знаю, к-как в Тьене, а у нас про некров ходит анекдот.
– В Тьене про нас тоже ходят анекдоты, – Варт улыбнулся пошире, – уточнишь?
Парнишка набрал в грудь побольше воздуха и выпалил.
– П-подходит к некромантке соседка: «Слушай, а твой сыночка там целуется, я только не разглядела, с кем»...
Варт чуть приподнял брови и кивнул, мол, продолжай. Рассказчик, конечно, из Фарна был никакой. Он будто боялся своего же анекдота. Похабные анекдоты нужно рассказывать нагло и резко, а этот явно не верил, что выйдет смешно, и не мог этого скрыть.
– Н-некромантка срывается и несется смотреть. Возвращается. Радостная... «Ну чо, мальчик, девочка?», – спрашивает... «Это я не разглядела, но спасибо, что живое!»
Варт вежливо хмыкнул.
– Я опоздал, потому что заглянул поддержать ребят на пикете против «Спящей принцессы», – соврал он, – некрофилия и правда возмутительна.
Тетка про этот пикет болтала все утро, кто же мог подумать, что окажется так кстати. Варт возмущение поддерживал, и не то чтобы совсем уж врал. Когда он бежал сюда по легкому морозцу, мысленно пообещал себе на обратном пути занести инициативной группе горячего кофе, а то ночью явно будет лютый дубак.
– А что такого в «Спящей принцессе»? – включился в разговор Хако.
– Отсутствие осознанного согласия. – пояснил Варт, повернувшись к Хако, – Не стоит ставить для детей пьесу, в которой мужик заделал спящей женщине двоих детей и смылся.
Варт чуть скосил глаза: Фарн теперь переводил свои огромные перепуганные гляделки с одного на другого, будто ждал, кто ж из них нападет и вгрызется ему в глотку. Нет, Хако тут определенно лишний...
– Они ж поженились потом, вроде бы по любви?
– Только чудом сценарным. К тому же... Незамужняя женщина с двумя детьми в век Серебра, – куда ей было деваться? Представь: просыпаешься от того, что рожаешь. Врагу не пожелаешь, где же тут романтика? Впрочем, мы ушли от темы.
– Некров это и правда так волнует? – брякнул Фарн, – Даже больше пола?
Варт повернулся уже к нему, с живейшим участием, которое только мог на лице изобразить.
– Согласись, есть разница, целуется сыночка к обоюдному удовольствию с сыночкой соседки, который, если что, просто скажет «нет», или поднял труп дочери соседки, который полностью покорен его воле? – Варт вздохнул, – К сожалению, второе у нас случается достаточно часто, чтобы до первого никому не было дела. Не стоит хвастаться при некромантах «подростковыми экспериментами», могут реально набить рожу за некрофилию.
От Хако потянуло неприятием: тоже резкий запах, но не настолько забивающий все остальные, как храмовые благовония бесконечного терпения.
– Знаешь, Хако, – сказал Варт, принюхиваясь к Фарну, – иди-ка ты погулять, я договорю.
Тот спорить не стал, хоть и выдал порцию легкого раздражения: низкий, неприятный гул в левом ухе. Варт потер мочку, глядя, как Фарн провожает Хако взглядом.
– Красивый?
– Ага... То есть, в смысле, ну чисто эстетически... – Фарн замялся и неуклюже перевел тему, – так что именно ты хотел узнать? Я по телефону вообще ничего не понял. Ну, кроме того, что Шель морознулся.
– Я вроде как спец по размораживанию, – пояснил Варт, – но мне хорошо бы понять, с чего вдруг.
Лучше бы Фарну сказать хоть что-то. Он был уже, наверное, десятым из тех, кого допрашивал лично Варт, а Хако успел куда больше, но пока все, что они узнали – это что Шелека был на диво замкнутым парнем.
После Фарна пришлось бы прорабатывать совсем тухлые варианты.
Фарн задумался.
– Он волновался из-за... сестры. – сказал-таки он, и Варт мысленно возликовал.
– Вон там пара подружек, – сказал он тихо, не показывая, впрочем, пальцем, но Фарн вздрогнул: понял, – вон та парочка, а вон те вообще не зря пришли втроем. Я эмпат, я буквально чую похоть и вижу ее направление. Не люблю, признаю, запах так себе, как запах пота. Как и запах пота, это можно замаскировать... но мало кто умеет. Хоть обшифруйтесь, но я способен узнать тематический бар, если уж в него пришел.
– Я думал, ты некромант...
– Паршивая овца в семье. Так что если проблемы были по этой части...
– Но он правда волновался за сестру! – Фарн даже чуть привстал, глаза его лихорадочно блестели, – Пунктик у него был! А так... он всегда относился спокойно, это да. То есть меня в школе не трогал. Но он с девушками встречался. И пунктик его...
– Ты сядь, сядь.
Фарн сел, перевел дух.
– Он же чего забурлил ехать на жениха смотреть и в Тьен переводиться? – уже спокойней сказал он, – У нас же учительница погибла.
– То есть? Как погибла? – Варт словил отголосок чужой горечи, и проглотил вставший в голе ком.
– Преподавала у нас пение и искусство девушка, молодая совсем, только из педа. Мудрая Иланни... Родители сговорили замуж, ей уволиться пришлось. Шель в нее по уши влюблен был, сколько нам тогда было? Лет по тринадцать? Муж заставил уволиться. А потом слух пошел, что она повесилась. Ну слухи штука такая, чем дальше, тем круче, да? Говорили, что это из-за измен, что беременная была, что избитая...
– А официально что?
Фарн отвел глаза. Руки его продолжали жить совершенно отдельной и очень бурной жизнью: он, разминал пальцы, поправлял длинноватые рукава рубашки, дергал перебирал и дергал цепочки у самой шеи, будто они его душили...
– Я ходил с Шелем на похороны. Он в то время невыносим был, но, знаешь, со всеми одинаково невыносим, поэтому я к нему вроде как прибился. Пока он рядом был, меня не трогали. Сын Верховного же... Ну я увидел, что он на грани просто, и с ним пошел на всякий, мало ли, когда накроет... лавиной... – Фарн вытеребил наконец из косы прядку, и начал машинально заплетать косичку, – в общем, на похоронах говорили, что сердце. Ну... Типа... Сердце слабое было, а тут беременность... и все. Эта, как ее... Э... Ну, когда судороги и тромбы. Плохо помню. Ну вот когда над водой начали пепел развеивать, Шеля и сорвало.
– В кризис?
– Нет, до кризиса он еще часов пять держался. В откровения. Типа... Она когда уходила, он ее встретил с документами, и она сказала, что не хочет? И с работы уходить, и замуж... Мутная какая-то история, и рассказывал он ее сквозь сопли. Я понимал, что его в кризис несет... чутьем каким-то, ну и никогда его таким не видел... ну и мне было его важнее до дома дотащить, чтоб он не посреди улицы сорвался, чем реально как-то слушать... Ну а потом он об этом не говорил. Постригся только в ноль, типа никогда не женится, но тогда много кто стригся вообще... В общем, до барабанов своих был тихий, а после стал бить в барабаны, и все. Пошло-поехало. Когда узнал, что Саю сговорили... Знаешь, напился, да. Вот здесь и напился, при мне, выморозил мне стойку, видишь, вон там плитка потрескалась? Вон, вон, на полу. А потом доки на перевод подал. Решил, получается...
Фарн вздохнул.
– Кто этот Мерн вообще? Мудак какой-то? – спросил он, – Я с Саю не общался, кто б меня подпустил, но по рассказам Шеля она была славная. Мерн ее обидел как-то или что? Девушки из таких семей же так просто не сбегают...
– Она и есть славная, – кивнул Варт, – Мерн не мудак, просто слишком старый. Перепугалась... Шель встречался с кем-нибудь? До переезда.
– Нет, нет. Блюл свой постриг, типа того. Ну то есть как, была пара девчонок, но дольше недели не выходило. Зациклился он на идеальной деве, бывает.
– То есть постоянной девушки у него не случилось? Парня? – Фарн вскинулся, и Варт примирительно поднял руки, – Я верю тебе, верю, но прорабатываю варианты. Мне нужно найти его близкого человека, чтобы позвал. Ты?..
– Вряд ли, – с сожалением ответил Фарн, – я пытался сблизиться, но Шель ото всех держал дистанцию. Я был у него приятель, при котором не стыдно пить, но это все. У него и с группой не очень сложилось, потому что барабанщик-то он хороший, но в коллективы не очень-то вписывается. Всегда будто за стенкой ледяной. Разве что Анген? От Ангена он всегда был в восторге. Тот его за барабаны посадил, да.
Пахнуло застарелой дружеской ревностью, внезапно без вездесущих цветочных ноток, немного обидой. Фарн и правда верил, что Шелеке не особо сдался.
Варт задумался.
В дистанцию ему по определенным причинам вполне себе верилось.
Вообще это все, конечно, было интересно. Особенно удобно было бы согласиться, что Анген – ключ. В конце концов, и в компании их Лека оказался по приглашению Ангена. И история про учительницу хорошо ложилась... даже слишком хорошо.
В кармане звякнул телефон. Писал Хако: «зашел Гаян, спутал меня с тобой, пытался на что-то навести, я его к тебе послал».
Ну спасибо.
Гаяна ему не хватало.
Оставаться дольше не было смысла: Окос его знает, как Гаян отреагирует на тематику бара. Девчонки в углу увлеченно целовались, да и вообще народ проводил отличный, расслабленный вечер: не хотелось навести сюда беду, приманив ее на воду из Акки, коварно и очень палевно бегущую в Вартовых венах. Гаян же так в мире ориентируется?
Варт поспешно встал.
– Спасибо, помог... но служба зовет. А ты все-таки подумай насчет поездки в Тьен, – сказал он, натягивая куртку, – Лелле оплатит.
Фарн вздохнул.
– Напиши, если без меня реально не справитесь, – сказал он грустно, – но это вряд ли.
«А вот была бы тут Юлга», – думал Варт, уже позже, стоя в очереди за кофе, – «Мы бы нырнули и посмотрели бы, вряд ли или не вряд ли».
И это была дурацкая мысль. Потому что нельзя же вечно эксплуатировать Юлгу. Раньше как-то же справлялся всегда? И сейчас сам разберется.
И бегать от Гаяна тоже идея дурная. Встреча с Энтаном завтра...
В конце концов, Гаян же не предупредил, что ему надо. Да и скрыться от него в этом городе невозможно. Гостевой дом он вон без проблем нашел.
И Варт малодушно решил, что завтра встретится с обоими. Что-то немного нудело, может, и совесть, или чутье какое-нибудь, или вообще так сказывалось атмосферное давление, и чтобы подуспокоить это нудящее Варт постоял с картонкой у Театра Моря, пока предыдущий протестующий отбежал в туалет и чуть погреться в ближайшей кафешке.
Завтра будет завтра.
Но Юлги очень не хватало. Варт сначала удивлялся, насколько, откуда такая неуверенность, ведь расследование и без нее вроде шло очень даже неплохо... а потом до него дошло, что он просто соскучился.
Очень соскучился.
46.
На детской площадке Саю увидела три фигуры разных цветов, как карандаши в наборе. Белая – Ланерье, по рукавам подчеркнутый красной нитью, широкие штаны перевязаны красным поясом с кисточкой на конце, волосы убраны в высокий хвост; сине-зеленая – сложная прическа, знакомый разворот плеч, тоже хвост, только косичек от висков не по четыре, как у Ланерье, а по три, как и положено жрецу Многогранной. Саю не считала, она знала. Сколько она себя помнила, Гаян всегда носил такую прическу, и слоев одежды у него было как у лука.
И зеленые перья только вписываются в образ.
Саю чуть не рассмеялась. Такая неуместная мысль! Кто же сравнивает наследника Верховного с луком?
Она обмерла вдруг: а если и отец здесь? Но нет, нет! Он не может покидать Храм, не ради такой мелочи, как Саю!
Третья фигура – черная: Варт сидел между ними на корточках, как какая-то шутка, несуразица. Он тоже собрал отросшие с их последней с Саю встречи в короткий хвостик, и постоянно тянулся руками к шнурку, то ослабляя его, то затягивая. Он казался совершенно неуместным в своей выдавшей виды черной куртке и потертых спортивных штанах, и Саю могла побиться об заклад, что Ланерье выдернул его откуда-то одним звонком и совершенно точно не объяснил, что тут происходит.
Саю, кстати, тоже понятия не имела, но догадывалась.
Она ждала этого: прошло уже три дня с тех пор, как Лелле застала ее в магазине.
«Здравствуй», – сказала она тогда.
«Вы кто?» – спросила Саю, вложив в этот вопрос все свое спокойствие, – «Хотите купить шарфик?»
Лелле посмотрела на нее какими-то очень поблекшими, тревожными глазами, и от этого взгляда что-то в Саю перевернулось и затрепетало, толкнуло вперед, рыдать и каяться в материнские объятия. Но злая сука Шес... Злая сука Шес не сделала ни шага.
«Нет», – наконец сказала Лелле, – «Я пришла не покупать, а заявлять свое право».
И от этого холодного, колкого тона кидаться в объятья как-то сразу расхотелось...
– Шес! – крикнул Варт, и вскочил на ноги, энергично замахав ей обоими руками, – тебя-то мы и ждем!
Саю вздрогнула. Чтобы подойти ближе, ей пришлось переступить через низкий заборчик. Она обогнула сначала карусель, а потом и брата по широкой дуге, быстрее, быстрее, за спину Ланерье, поближе к дому.
Хорошо, что в такое время детей тут еще нет, все в садиках и школах.
– Что... – начала было она и закашлялась.
– Жреческие терки, – пояснил Варт без особого энтузиазма.
– Ты привез его в Тьен, – бесстрастно сказал Ланерье.
– Он сам себя привез в Тьен, – окрысился Варт, и Саю вдруг стало тревожно: впервые она видела, чтобы этот вечный оптимист так терял контроль над собой, – Он взрослый, состоявшийся и почти что женатый мужчина, он в состоянии сам привезти себя в Тьен!
– Ма... Лелле сказала, что видела меня? – тихо спросила Саю у Гаяна, который на эту перепалку взирал несколько отрешенно.
Хотя откуда бы Лелле знать ее адрес? Просто от Гаяна невозможно скрыться. Он как акула, способная уловить капельку своей крови в многомиллионной толще воды. Нет, он куда сильнее акулы, которая в этой толще просто плавает, а не руководит ей; единственный шанс, что ее не найдут, был в том, что Гаяна не отпустят дела.
Что же? Ее поиски оказались важнее храмовых дел? Саю никак не могла в это поверить. Никак не могла осознать. Часть ее не верила, что Гаян и правда здесь. Часть ее будто смотрела какой-то дурацкий сон про переговоры на детской площадке.
– Я и правда в состоянии принимать самостоятельные решения, сестра, – ответил Гаян... ей же почудилась эта нотка обиды?
Он никогда на нее не обижался, потому что никогда не обращал на нее внимания, что вообще здесь происходит?
Ощущение нереальности происходящего только усилилось, и Саю уцепилась за широкий рукав Ланерье, как за спасательный круг. От него пахло немного лавандовой отдушкой, которую Саю использовала при стирке. Это как-то возвращало в чувства. Сны не пахнут химозной лавандовой отдушкой.
– Теперь, когда все в сборе, – сказал Ланерье, – мы можем начать обсуждение.
– Может, все-таки куда-нибудь зайдем? – тоскливо протянул Варт, грея дыханием замерзшие руки, – холодно же.
– Хватит того, что я тебя в свой Храм пускаю, – Ланерье даже глаза открыл, чтобы попытаться испепелить Варта взглядом, но тот даже не дрогнул. Может, потому что Ланерье повернул голову немного слишком вправо.
– Понял-понял, детская площадка – самая нейтральная из всех территорий, – буркнул Варт, – идеально для переговоров. И на качельках можно покачаться.
Саю нервно хихикнула.
Ага. И убивать ее тут Гаяну будет неловко. Не при детях же.
– Я-то здесь причем? – продолжал ныть Варт, – Я ж вас никак не растащу, если что.
– Третий жрец, – процедил Ланерье, – ты – третий жрец. Нейтральная сторона. Твоя Богиня старше, иначе я б тебя тут не терпел.
– Да не жрец я!
– Ты благословлен Живицей, – заметил Гаян как бы между прочим.
– А я Живицу не благословлял!
– Боги не спрашивают, – сказали Гаян с Ланерье хором, и одинаково поморщились от своего нежданного единодушия.
Саю не поручилась бы, но вроде бы на лице Варта промелькнуло довольное выражение – будто он того и добивался. Это и правда как-то... разрядило обстановку. Замерзшие статуей жрецы даже позволили себе переступить с ноги на ногу, отмерев из своих одинаково неудобно выпрямленных поз.
– Иди сюда, – поманил он Саю, – они сейчас начнут торговаться, а я тут белый флаг.
Ей было очень страшно отпускать рукав Ланерье, и Варт подошел и мягко расцепил ее пальцы.
– Я бы придал тебе храбрости, – шепнул он заговорщицки, – но, боюсь, это против правил. Но я обещаю, что все будет хорошо.
– Ты оптимист, – возразила Саю, хотя ей очень-очень хотелось ему верить.
Все-таки Гаян с ней разговаривал, а не сразу достал нож.
– Я трезво взвешиваю вероятности, – хмыкнул Варт.
Когда они встали между Ланерье и Гаяном, – Саю у Варта за спиной, – жрецы снова замерли изваяниями. Даже рот старались открывать как можно меньше, из-за чего слова звучали глухо и угрожающе.
– Как брат, – сказал Гаян, чуть кашлянув, – я прошу вернуть сестру в семью.
И слегка поклонился Ланерье.
– Если, конечно, вы не сочетались законным браком, – добавил он, – что позволило бы нашей семье избежать позора.
– Мне жаль отказывать брату-во-служении... Но я не могу выполнить твоей просьбы. Здесь нет твоей сестры, – притворно расстроился Ланерье.
– А кто эта девушка?
– Новорожденная Шес. У нее нет семьи, нет рода. Варт?
– Мы можем предоставить документы, – откликнулся тот и тут же возмутился, – а почему я это говорю? Для вас недостаточно духовно?
Жрецы почти синхронно цыкнули, а Гаян смерил его таким уничижительным взглядом, что Саю даже захотелось ободряюще похлопать Варта по плечу.
Впрочем, аргумент про документы оказался достаточно весомым.
– Мы вспоены одной рекой, – для порядка возразил Гаян, недовольно дернув плечом.
Ланерье щелкнул пальцами.
– Не доказательство, – протянул Варт.
– Кровь-река вспоила целый Орехен и множество окрестных деревень, городков и пригородов. Все те люди – твои братья и сестры? – вкрадчиво спросил Ланерье.
– Вода меньше, чем кровь, – неохотно сказал Гаян, – а мы одной крови.
– Она отказалась от крови. – Ланерье закрыл глаза и скрестил руки на груди, повторил нараспев: – От крови, неспособной принять ее, она отказалась.
– Новорожденная Шес, вы отреклись от братьев?
Саю сглотнула. Теперь Гаян уставился прямо на нее, и взгляд у него был совершенно... как у Лелле, когда она только вошла в магазин и увидела Саю у стойки. Внимательный. Огорченный. Чуть разочарованный.
Когда она резала ладонь, отрекаясь от рода, родственники не смотрели ей в лицо.
– Я... Я о... – ей стало душно, она попыталась чуть распустить шарф, – Я...
– Я вынужден вступиться за девушку, которая попросила приюта в моем Храме, – вмешался Ланерье. – Это неуместное этическое давление.
– Пусть ответит, – возразил Гаян.
– Это не суть важно. Она обратилась к моему Храму.
– Она отреклась от матери, от Богини. Что же ей мешает отречься от брата? – спокойно спросил Гаян.
– Это не имеет отношения к делу. – вокруг Ланерье завихрилась поземка. – И она не отрекалась от Многогранной, Лаллей все равно, кому давать приют.
– Это резонный вопрос, – снежинки задерживались вокруг Гаяна серебристым коконом, – я имею на него право!
– Хватит! – рявкнул Варт, выступив вперед и вставая между ними. – Дайте. Ей. Ответить.
Саю благодарно ему кивнула. Она так боялась, что они сейчас набросятся друг на друга, что никак не могла собраться с мыслями. Сердце громко колотилось где-то в горле.
Все очень просто, да? Отречься – и Гаян отстанет?
Она посмотрела в его широкое, бесстрастное лицо. Гаян был похож на Онрена фигурой, но лицом скорее на Лелле, и Саю не была уверена, говорит она это Гаяну или матери.
– Я... не хотела бы отрекаться. Я и не хотела... Я ведь вас люблю. Но... – она замялась, но сжала кулаки и выпрямила спину так прямо, как учили когда-то на уроках этикета, – себя я люблю больше, чем вас. Если ты... Если ты, брат мой... Если тебе, – дурацкие глаза наполнились идиотскими слезами, и ей ничего не оставалось, как их сморгнуть, – если ты готов отречься от меня ради чести рода... То и я... И я готова отречься от тебя, Гаян. Если тебе важнее... Если тебе кажется, что правильней – так.
Гаян склонил голову на бок, шелестнул широкими рукавами, как большая грустная птица, сцепив руки в замок у груди.
– Ты имеешь право на этот вопрос, – сказал он ровно, – а я имею право над ним подумать. Я беру три дня размышлений; я обещаю эти три дня не выдвигать притязаний. Брат-мой-во-служении?
Ланерье чуть склонил голову, соглашаясь.
– Третий?
– Без проблем, – кивнул Варт, – думайте, решайте. Нельзя такое сгоряча, согласен. Теперь-то можно в тепло? Три дня, кстати, трое суток? Хотелось бы пригласить Саю на разморозку, но мне нужно слово Старшего, что никто ее там не тронет.
Саю подумала, что для человека, который так старательно показывает, что ничегошеньки не понимает в жреческих ритуалах, Варт слишком легко вспоминает ключевые детали.
Гаян пожал плечами.
– Да, никто из рода не будет заявлять на нее право ни в доме Вио рода Улы, ни где-либо еще в ближайшие три дня. Слово Ялы Орехенского истока.
– Ты еще не Верховный, – бросил Ланерье. – Тебе достаточно позвонить отцу, чтобы освободиться от Слова.
– Сестра вольна не верить, – развел руками Гаян, – это ее выбор. Я не буду клясться, что не буду звонить. Это унизительно.
– Мне тоже... – вмешалась Саю, – мне тоже надо об этом подумать. Варт... Спасибо. Ланерье... Если все закончилось, мы можем вернуться домо... в Храм?
Ланерье накрыл ее широким рукавом, как крылом, ладонью сжал плечо.
– Конечно, Шес. Ты под моей защитой. И сейчас, и через три дня, и всегда. Мы можем вернуться.
Саю было сложно... Но на брата она больше ни разу не оглянулась.
Как будто это было такое заклинание. Оглянешься – и беда...
...И на месте брата останется только жрец...
47.
Саю старалась держаться по другую сторону от Гаяна и Лелле, за большим ледяным кубом где спал Шель. У него было такое безмятежное, спокойное лицо: Саю даже подумала – а стоит ли его будить? Может, он сам проснется, когда отдохнет достаточно?
– Подвинься немного. – попросила Юлга, которая вычерчивала вокруг глыбы символ за символом, двигаясь на корточках боком, как краб.
– Да... – Саю шагнула вперед, к Шелю, и поежилась: лед дышал холодом.
– Селия звонит, – тихо сказал Варт, которому Юлга поручила свою сумку.
– Сбрось.
Саю навострила уши.
– Я два раза сбросил.
Юлга протянула испачканную мелом ладонь, Варт отдал мобильник.
– Дай мел, я пока доделаю.
– Накосячишь. Я быстро. – она прижала телефон щекой к плечу и вернулась к растушевыванию меловой линии, – Алло? Нет, мам, я не в Хаше. Не знаю. Нет. Что? Учусь, работаю. Я занята. Документы в папке. Ну посмотри на холодильнике. Нет, я не знаю, почему Яльса вечно их туда кладет, у нее спроси. Мам, я работаю. Нет, мам, я не могу отвлечься. Меня тоже ждут люди. Все. Пока. – она захлопнула раскладушку и передала телефон Варту.
– Ты ей не сказала, что уезжаешь? – спросил он тихо, осторожно, стараясь не смазать рисунок, присаживаясь рядом.
Саю вдруг показалась, что она подслушивает что-то очень личное. Но ей было так любопытно, что она и не подумала отступить подальше или тактично намекнуть, что она здесь.
К тому же это значило выйти из-под защиты Шеля под осуждающие взгляды Лелле – ну нет!
– Я бы не смогла. – буркнула Юлга, – не мешай.
– Пойдешь за меня замуж?
– Нет.
Короткий клевок в щеку.
– Я надеялся, на меня тебе уже сил не хватит.
– К тебе я уже натренировалась, – хмуро сказала Юлга, но уши у нее горели, – перестань, мы тут не развлекаться пришли.
– Угу. – Варт встал, отряхнул штаны от меловой крошки, поймал взгляд Саю и подмигнул.
– Извините. Шалею от чужого адреналина. Слишком много, – развел руками.
– Вас за глыбой другим не видно, – успокоила Саю, – ничего страшного.
– Волнуешься из-за Шелеки?
Саю прислушалась к себе.
– Не... совсем, – сказала она, – мне почему-то кажется, что все получится.
– Может не с первого раза, – наверное, уже десятый раз за утро предупредил Варт.
– Главное – пробить трещину, – поддакнула с пола Юлга.
– Да-да, я поняла.
– Тут целая связка разных ключей. А не получится, попробуем Фарна, – сказал Варт. – Выпишем в конверте.
Саю кивнула, как будто знала, кто такой Фарн.
– Ангена точно звать не будешь? – тихо спросила Юлга.
– Не, это лишнее. Может, позже.
Саю отвернулась к Шелю. Провела по льду пальцами, повинуясь порыву, раскинула руки, прижалась грудью – обняла. Будто бывает так, что никаких ритуалов, ключей и меловых рисунков не нужно, и достаточно объятий. Или волшебных слов.
Может, и было достаточно. Но она опоздала, и он совсем замерз.
– Спасибо. – шепнула Саю.
Нет, это не сказка.
– Так, – сказала Юлга, вставая и отряхивая от мела юбку, – Всем отойти от глыбы... Варт?
Он в два широких шага оказался у глыбы, прижал ладонь ко льду.
– Угу.
Юлга встала на аккуратно вычерченную линию, протянула руку, переплела с Вартом пальцы.
– Я буду подзывать того, кто нужен, – строго сказала она, – если попрошу двоих, цепляетесь как мы с Вартом, запомните хват. Трое – так же.
Лелле оказалась к Саю слишком близко, а с другой стороны был Гаян, и Саю шагнула чуть ближе к Юлге.
– За линию не заходить... Саю.
Поправлять на «Шес» не было времени: Саю просто взялась за протянутую ладонь, от волнения позабыв о правильном хвате. Но это оказалось не суть важно.
Саю... провалилась.
Исчезла.
Стала чужими глазами.
...Чужими глазами она видела Гаяна. Подростка-Гаяна, высокого, какого-то угловатого, еще не до конца потерявшего детской пухлости щек. Он закрыл уши обоими руками и мычал на одной ноте, громко, отчаянно.
Чужие руки были прижаты к чужой горящей щеке; Лелле пыталась успокоить Гаяна, совершенно не обращая внимания на то, что другой – плачет. Вода из разбитого кувшина шипела, кипела на полу, но и не думала превращаться в пар, грозя в любой момент разлететься во все стороны горячими брызгами.
Несколько льдинок на полу: он же просто защищался!
Откуда-то из коридора вынырнул Эни, увидел встревоженную маму и добавил еще подзатыльник. Потому что он – не прав. А Гаян важнее.
Гаян всегда важнее.
А когда кажется, что нет, то он всегда может замычать.
...Сестренка высунула носик из-за угла, прокралась поближе, тихо, как мышка, сунула ему в карман засохшее печенье и сбежала обратно в глубину дома, откуда ее уже звала нянька. Челюсть немного ныла, когда он жевал это замусоленное печенье. Но уже почти прошла.
Он вернулся к построению солдатиковой иерархии. Эн – мамин солдатик, Гаян – мамин генерал.
А вот этот солдатик – он.
У него есть мышка-сестренка.
У мудрой Иланни очень красивые руки. Ногти коротко подстрижены, чтобы удобно было аккомпанировать на пианино, пальцы тонкие, изящные. Когда она поет вместе с хором, ему стыдно за свой голос, но при этом хочется показать, что он тоже может. Он вечно поет слишком громко, и мудрая Иланни однажды оставляет его после урока, и долго-долго просит петь ноту за нотой, то выше, то ниже, то заткнув одно ухо, то нет. В конце она просит петь вместе с хором. В конце года будет концерт, он сможет солировать, если захочет, но пока ребята должны петь все вместе, он же понимает?
Он не очень хочет солировать, но ему нравится, когда мудрая Иланни с ним возится, поэтому он кивает, и спрашивает, можно ли ему в кружок. Она смеется: конечно, приходи!
...через полгода она уходит, еще через три месяца ее пепел развеивают над Кровь-рекой, и тупо глядя в ржавые буруны, он внезапно понимает, что все, больше в мире нет человека, который обращал бы на него внимание.
...Он очень смутно помнит, как Фарн тащил его до дома, но с тех пор никому не позволяет даже глянуть косо в его сторону. Фарн рядом, потому что так удобнее прятаться за его статус сына Верховного, но ничего. Фарн не от хорошей жизни рядом, и не от хорошей жизни за него прячется. Таким, как Фарн, жить очень страшно: парня Фарна как-то раз отец избил так, что до сих пор половина лица не двигается, сам Фарн ушел из школы в шестнадцать, чтобы работать – его просто выгнали из дома, кто-то не постеснялся, донес благую весть, рассказал. Впрочем, Фарн и не скрывал особо, ждал этого – и был готов. С тех пор Фарн работает в баре.
Сестра однажды подходит к нему дома, подозрительно нюхает куртку, вредная девчонка.
«Ты что, курил?» – спрашивает она, поджимая губы совсем как Лелле, – «Это же вредно!»
Она кривит точеный носик, на кончике носика неуклюже замазанный прыщик. Он не удерживается, нажимает на носик пальцем.
«Прости, не буду больше».
Он не то чтобы он часто, иногда, за компанию, просто в баре Фарна вечно курят старшие. Но с того дня он больше не стреляет сигарет и за компанию. Не хочется, чтобы сестра помнила о нем только это.
