Текст книги "Пьяная Паучиха (СИ)"
Автор книги: Аноним Эйта
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)
Огромные голубые глаза Велы расширились еще больше, она чуть привстала из-за стола, глядя Маре куда-то за плечо.
– Кхм.
Мара положил стаканчик на стол осторожно, как бомбу.
– Здравствуйте, мудрый Рео, – вежливо сказал он, обернувшись. – Простите, что не поздоровался раньше, мы были... не одни.
Рео не менее вежливо улыбнулся и достал из какой-то из многочисленных складок своей жреческой хламиды красного карамельного петушка на палочке. Протянул руку и положил его рядом со стаканчиком, довольно... интимный вышел жест, если учесть, что Мара чуть не оказался зажат между Рео и столом.
– Угощайтесь, Мара рода Токк. Захотите повторить... Просто наберите.
Он приложил два пальца к виску и отсалютовал, самодовольная его рожа.
Из прострации Мару вывел мелодичный голосок Велы.
– Мара... Мара?
Он понял, что уже минут пять как пялится в стену.
– Мара, я совершенно ничего не поняла, – сказала Вела осторожно, – но номерок-то он тебе хоть оставил?
Мара закашлялся.
– Знаешь, Велочка, – выдавил он, – если да, то я этому уже не удивлюсь.
31.
Хороший все-таки парень – Ярек. Не промах. Ему красивая девушка, некрасивая, – ни одной юбки не пропустит, пока жив. Да и штаны жалует – прилагались бы к ним ножки стройные да какая-никакая грудь... А так ему неважно, как девушка одета, чья там дочь, древний ли род... Он даже не всегда спрашивает, как девушку зовут, настолько.
И Майя с ним гуляла-целовалась, было дело.
И за Саю недоглядела.
Правда, есть в Яреке некая... бестолковость. То ли случайно так выходит, то ли неслучайно, но всегда он девушке на память что-нибудь оставляет.
Подруге Майиной оставил когда-то такой букет – месяц лечилась.
А Саю вот всю шею изукрасил и в пояс замотал, как в шарфик. А на поясе вышито заботливой рукой Ярековой мамаши: ЯРЕК РОДА ДЖИСОК.
Красиво так.
Вязью.
Старательно.
Майя как увидела Лелле с этим поясом в руках, вот прямо надписью к самому аристократическому в мире носу, поближе к глазам, сощуренным то ли презрительно, то ли близоруко, так и поняла: Ярекова мамаша опять испортила все, что только могла.
Впрочем, этой необъятной женщине оно было свойственно: Майя-то я Яреком на поцелуях рассталась именно из-за того, что надоело вопли мудрой Фаяны слушать.
Врать, что Ярек это Леке дарил, смысла особого не было – так можно было только все еще хуже испортить. На кой ляд парень будет другому парню пояса дарить?
Так что Майя даже пытаться не стала, пошла по пути, который Жан предлагала.
Даже подумала, может, оно и к лучшему, может, хорошо, что Фаяна все портит. А то достался бы ей букетик, как у подруги, или пришлось бы сейчас придумывать, с чего это Шелеку на огневичьи пояса потянуло. А так все просто – облажалась, да. Вместе облажались. И Саю, и Майя – коллективная ответственность.
Но юные девы всегда стремятся попасть на крутую вечеринку. Майя просто помогла и все.
– Вы просили прийти, мудрая Лелле рода Ялы-Олы... – сказала она, уткнувшись взглядом в ковер.
Этим вечером она очень старалась казаться примерной девочкой из хорошей семьи, поэтому выбрала единственный свой приличный костюм, в котором ходила на выпускной. Салатовые брючки, салатовый пиджачок: батя ее как увидел в нем впервые, так морковкой и обозвал.
Майя очень надеялась, что выглядит, как смиренная морковка. Смиренная морковка, которая искренне раскаивается в содеянном.
– Здравствуй, милая, – пропела Лелле так сладко, что у Майи заныли зубы. – Я очень хотела, чтобы ты помогла мне в одном деле, если тебя это не затруднит. Знакома ли ты с Яреком рода Джисок? Может ли быть, что вы живете по соседству?
– Ага, – буркнула Майя, все так же не поднимая головы, – знакома.
Мудрая Лелле царственно восседала в роскошнейшем кожаном кресле, а вот Майя все никак не могла заикнуться, нельзя ли ей присесть, и все это напоминало ей ее многочисленные походы в директорский кабинет.
Разве что тут не было письменного стола, и кучи бумаг не было, и не заглядывал время от времени беспокойный завуч, который спал и видел, чтобы Майю отчислили наконец, и можно было перестать беспокоиться за стекла, что так легко бьются, и парты, которые так и норовят таинственно самовоспламениться...
Было кресло, был книжный шкаф. И еще один. Был ковер. Был стол – чайный, скорее. И стулья рядом. Большое окно, широкий подоконник, зеленые занавески... И Лелле была, и взгляд у нее был... пронизывающий.
А вот на деканат похоже не было. Там всем было плевать, отчислится Майя или нет, там таких, как она, принимали пачками, секретарь ее и вниманием не удостаивала, сразу носом в бумаги утыкалась. В школе-то хоть завуч беспокоился...
Но тут Лелле смотрела внимательно – с недоумением, с интересом, как на неведому зверюшку.
– Объясни тогда, если, опять же, тебе не трудно. Откуда в комнате моей дочери взялся пояс этого несомненно одаренного многими достоинствами молодого человека?
Майя едва удержалась от того, чтобы фыркнуть.
Достоинства, да. Ну, одно она даже щупала в свое время. А так...
– Ну, это... – протянула она, – вроде как... В общем, я взяла Саю на праздник. Наш, в квартале. Вот. И там она немножко подзамерзла – ну, вечер уже был, зябковато, я ей платок не дала взять... – она возвела глаза к потолку, стараясь всем своим видом показать, как же ей стыдно, – ну и Ярик, как настоящий юноша многих достоинств, поделился поясом, подзакутаться.
– Обычно в таких случаях куртку дают, если я не ошибаюсь...
– Мы ж огневики, – пожала плечами Майя, с неудовольствием ощущая, как натягивается тесная ткань пиджака, – ну и это... не мерзнем. Без куртки Ярек был.
Раскачалась она, что ли, с выпускного? Вот говорили девочки, нечего на физрука залипать, ничем хорошим не кончится, и вот, одежда на плечах трещит... Но тот был слишком горяч, чтобы мудрых советов слушаться. А какой персональный комплекс упражнений ей подобрал! Без дураков, гонял до седьмого пота и в хвост, и в гриву.
Вот и Ярек на гулянках не курткой грелся. И грел. Майя вспомнила, в каком состоянии застала свою невероятно скромную и воспитанную протеже и с интересом посмотрела на ее мать. Интересно, а за этой ледяной маской дремлет столько же огня?
Майя ведь, когда впервые увидела Саю, чуть что бледнеющую и заикающуюся, тоже готова была поклясться, что в ее жилах течет холодная, слабая лягушачья кровь. Такую так просто не зажечь, как бы ни были горячи у Ярека поцелуи... Вот и отвлеклась немножко, на секунду отвернулась...
И ошиблась. Ох, ошиблась...
Но некоторые ошибки – они к лучшему.
– А она, значит, замерзла, – скептически заметила Лелле, – в квартале, полном огневиков, на празднике огневиков. Помнится, у вас ни один праздник без костров не обходится?
– Ага. Замерзла, – кивнула Майя, – костры – штука такая. Груди тепло, спине холодно, а боком к огню повернешься, так один бок печет, другой леденит... А как продуло бы ее? А так я ее в целости вернула. И с новым шарфиком. Вы не беспокойтесь, я за ними в оба глаза следила. Ни-ни.
Майя себе самой уже напоминала деревенскую дурочку, такое глупое и недоумевающее она сделала лицо.
– Ладно-ладно, предположим, – чуть улыбнулась Лелле, – что же ты стоишь, кстати? Вот же отличный мягкий стульчик, ты присаживайся, присаживайся. Приказать подать чаю? Хочешь чаю, Майя?
Майя послушно села на стул, по спинке которого извивалась искусно вырезанная змея. Покачала головой. Нет, только чаю не хватало... Да и вообще, принимать от Лелле даже комплименты и улыбки было страшно.
Такая улыбнется – и руку откусит...
– Говорили ли тебе когда-нибудь, как идет тебе салатовый цвет? Знаешь, милая, ты кажешься мне такой хорошей девочкой... А я так тоскую по дочери. Я так люблю свою дочь... Ей тоже шел салатовый... – Лелле на мгновение приложила ладонь ко лбу, прикрывая глаза, чуть дрогнула голосом, – где же она сейчас... Я так беспокоюсь! За ниточку хватаюсь, за пояс, который совершенно ничего не значит! Я ведь знаю, что он совершенно ничего не значит; не так я дочь воспитывала, чтобы она подарки от юношей принимала так просто. Я верю, что ни-ни, верю тебе, милая Майя! Но теплится надежда... Может ли быть, что на твоем теплом празднике она нашла любовь?
Майя закашлялась. Это же за какую дурищу Лелле ее держит? Не то чтобы она сегодня успела сказать что-то сильно умное, но все-таки?
Но Лелле на Майино смятение не обратила внимания. Поднялась вдруг с кресла легко, как танцовщица, подошла к Майе, протянула руку, коснулась ее волос, щеки, потрепала – этак по-матерински, ласково. Моргнула – скатились по щекам две крупные слезы, оставляя следы на идеально нарисованном лице.
– Я ведь желаю своей девочке только счастья, милая Майя. Я пойму, если она нашла любовь – с Яреком рода Джисок ли, с кем другим. Любая невеста острее чувствует соблазн, и не мне винить ее, если она впала в грех. Я помогу ей. Просто скажи, где же она?
Майя сглотнула.
Она не знала, дело ли в мягких руках Лелле, или в ее голосе, полном тоски и отчаяния, или в том, что у самой Майи никогда не было матери, которая бы так о ней заботилась... Вот так трепала по щеке, вот так проводила по волосам... Но на глаза навернулись слезы. Она утерла их рукавом, шмыгнула носом и сказала твердо.
– Я не знаю, где она. Погулять водила, тут виновата. Но побег ее... Ничего не знаю. Я очень вам сочувствую, мудрая Лелле. Но... Ничем не могу помочь.
Лелле перехватила ее руку, сжала чуть сильнее, чем ласково, и сказала – все так же мягко.
– Эта ткань воды не любит. Не стоит тебе утираться рукавом. Ты ведь девушка, симпатичная девушка...
Достала платок – большой мягкий клетчатый платок, и вложила Майе в руку. Вздохнула горько. Отпустила, отступила к окну. Повернулась спиной, будто пытаясь скрыть слезы.
– Мне жаль. Это была моя последняя надежда...
– На что? – спросила Майя, теребя платок, – Ну нашли б вы ее. И дальше что? Я вот видела Рео, индюк тот еще. Просто так Саю ничего не простит. От мужа вы такого не скроете вот никак. Рео самолично на крыло поднимется, чтобы все что было вот прям в уши вашему муженьку накудахтать. Может, оно и к лучшему? Что вы не можете ее найти?
Лелле обернулась. Холодные голубые глаза смотрели на Майю изучающе – будто сканировали. Будто она могла найти карту на задней стенке ее черепа: только мозг Майе просвети, и вот она, Саю, на карте Тьена, там, где крестик...
– Я бы придумала, как будет лучше. Я ее мать. – сказала она очень-очень грустно и строго.
– Но, когда она узнала, что выйдет за старого Мерна, она была безутешна. Это было материнское решение, от которого Саю, я помню, было плохо. А не лучше. Очень плохо, – Майе теперь и правда стыдно было это говорить, и потому она не позволяла себе отвести глаз от красивого, печального лица Лелле, – я не знаю, где она. Но думаю, она сама решила, что ей самой так будет лучше.
– Вот как, – сказала Лелле, – вот как ты думаешь, милая Майя?
– Да. Если бы материнское сердце всегда решало, как лучше, – Майя сглотнула, – я не росла бы без матери.
Она встала, чуть поклонилась – коротко, по-военному.
– Мне жаль, что я не могу вам помочь. Правда жаль.
Она вышла, закрыла дверь – и лишь тогда почувствовала, как стремительно падает температура, увидела, как дверь покрывается изморозью, как растут на ручке сосульки. Изо рта Майи вырвалось облачко пара. Лелле наконец позволила себе показать свое недовольство, которое так тщательно сдерживала всю беседу.
Майя не хотела этого, но ничего не могла с собой поделать – она невольно восхищалась и этой женщиной, и ее выдержкой, и тем, как легко Лелле нашла ее болевую точку.
Как безжалостно надавила.
Она почти завидовала Саю: у нее такая мать!
Была, поправила себя Майя. Была. А потом Саю от нее отказалась. И от имени отказалась.
И все-таки...
Отказалась она, а не от нее.
Вот, чему Майя по-настоящему завидовала.
32.
Подозрение настигло Рео не сразу. Оно зрело медленно, долго, и раскрылось во мгновение, как коробочка-спорангий диковинного гриба. Как в сказке он просто наткнулся на правильный ответ, потому что так уж распорядилась судьба.
Так уж вышло, у Рео была наиотвратительнейшая память на лица. Да и Саю в их единственную встречу волновала его столь мало, что он едва ли мог вспомнить, какого цвета ее глаза. Она еще заикалась, и отводила постоянно взгляд, и отвечала нечленораздельно, мямлила, и казалось, вот-вот расплачется – на нее было неприятно смотреть в день их знакомства. И Рео не смотрел.
Куда интереснее было наблюдать за ее матерью. Тогда, в оранжерее Олле, Лелле держала себя степенно и спокойно, цветок зрелой, царственной красоты. И глядя на эту женщину, Рео думал, что, быть может, и из Саю выйдет толк.
Когда дедушка уплывет к Богине по сияющей звездной реке, девчонка будет еще молода, и даже если и не научится держать себя так, как полагается молодой вдове, ищущей следующего мужа во благо и процветание своим семьям, матушка, мудрая Олле, все равно сможет использовать хотя бы красоту, которая девчонке досталась от матери.
Довольству матушкиным приобретением не суждено было продлиться долго. Но кто мог знать, что Саю сбежит?
А после Лелле не давала про себя забыть, хотя и матушка, и он сам старались свести к минимуму все контакты. Она постоянно возникала у Рео на пути, и никуда с этого пути не отступала, будто и не подозревая о своей наглости. Приходилось ее замечать. И смотрела Лелле всегда прямо, глаза в глаза, хотя позор ее дочери по разумению Рео должен был бы склонить эту гордую голову и тяжелым грузом лечь на точеные плечи.
Нет, в лицо он бы Саю не узнал, даже если б на кону стоял пост Верховного Жреца Многогранной Богини всего Кетта. Есть вещи, которые просто выше скромных человеческих сил, и это была как раз такая.
Он просто внезапно уловил... сходство.
В первый визит к Ланерье рода Ферре это было просто... ощущение. Где-то на грани сознательного, зудящий комарик: чем-то эта встрепанная девица из лифта ему кого-то напоминала. Тем, как пряталась за спиной Мары рода Токк? Тем, как вздрагивала? Тем, как отворачивалась, как смотрела искоса, стараясь сделать вид, что ей нет дела?
И кого же?
Он прихлопнул этого комарика, как несущественного, на всякий случай послав девице букет, который его водителю всучила ушлая продавщица в цветочном магазине. Он тогда слишком устал, чтобы думать о цене, и просто попросил Фоу что-нибудь подобрать от его имени, даже не переспросив потом, что именно юный Фоу послал. Да и цветы эти были... на всякий случай. Мало ли, на что сгодится эта девица. Может, повлияет на своего «братца», и тот перестанет пускать туману в духе своего Храма, и начнет наконец работать.
А вот во вторую... В третью? Рео не был уверен, не ошибся ли он.
Пусть будет вторая. Пока – вторая. Пока не подтвердилась догадка.
Во вторую их встречу сначала он просто отметил, как изящно эта нелепая девчонка в старом пальто начала отвечать на поклон. Профессиональное восхищение: такая плавность движений не приходит случайно, не приходит с талантом, это не обычная девичья грация; чтобы так вот взмахнуть рукой, как махнула девица перед несведущим ребенком, нужно пролить реки пота. Чтобы так поклониться мужчине, нужно с головой окунуться к кипящий котел храмового обучения и вынырнуть перерожденной.
Так не кланяются девицы с улицы.
Так кланяются водяницы древнего рода.
Что же делает водяница древнего рода рядом с жрецом Храма Лаллей?
Рео стало интересно.
Если бы ее обучали воздушники, она бы двигалась совсем иначе.
Размышляя об этом, он даже забыл удивиться отчаянному нежеланию Ланерье рода Ферре и его, Рео, маленького взъерошенного открытия, принимать его помощь.
Он возмутился, когда нагло вмешался этот, мелкий, безродный... Мара рода Токк, да. Но не сильно. Как влез, так и огребет, это не суть важно. Он запомнил, но не рассердился.
В тот момент его куда больше заботил пристальный взгляд девицы.
То, как девица давала отпор. Когда она перестала сутулиться, смотреть мимо него, когда перестала трястись и заикаться, когда подняла голову и расправила плечи, Рео узнал – нет, не девицу.
Ее глаза. Карие, не голубые. Карие глаза на неухоженном, не особо-то симпатичном лице, кажущемся ассиметричным из-за странной прически.
Иной цвет, чуть иной разрез. Но все-таки... совсем как у Лелле.
Он не мог быть уверен.
Конечно, он не мог быть уверен. В конце концов, сложно было поверить, что можно вот так вот просто наткнуться на беглянку, случайно зайдя за услугой к жрецу чужого Храма. Лаллей ведь даже не Живица. Это к жрицам Живицы частенько бегают обесчещенные девушки, чтобы спрятаться от гнева строгого отца, а вот жрецы Лаллей, да и воздушники вообще, особым альтруизмом никогда не страдали. Зачем Ланерье рода Ферре так рисковать?
Зачем укрывать сбежавшую от брака девчонку?
И все-таки Рео не мог отбросить эту мысль. Чем дольше он думал, чем больше вспоминал, тем больше встреченная у Ланерье рода Ферре девчонка напоминала ему Лелле. Очертаниями рук. Формой подбородка. Узкими, хрупкими плечами. Тем, как выпрямлялась, как вспыхивали ее глаза в бешенстве.
И на всякий случай обезопасил себя. Если это действительно Саю, то она явно как-то поладила с Ведомством. Мара рода Токк назывался представителем Ведомства, Ланерье рода Ферре ссылался на внутренние правила Ведомственного вуза...
Но за Саю отроду не числилось каких-либо особых даров и талантов. Это давало надежду: чем бы она с Ведомством не расплатилась, Рео мог перебить ставку.
И заодно... маленький, постыдный грешок, но Рео мог и его себе позволить... Мара ему очень уж не понравился.
Зио семьи Яро еще у отца Рео пытался себе род выслужить, так что Рео и не собирался скромничать в запросах. Этого – отстранить и лишить полномочий, чтобы не мешался больше под ногами в неудобные моменты; шутка у Мары была смешная, а он пошутит смешнее. Материалы по Саю в архивах, буде такие окажутся, отыскать и предоставить.
Нет, Рео вовсе не собирался тягаться с Ведомством и отбирать у них девчонку, если она вдруг и правда окажется Саю, и правда окажется им нужна. Никакой прямой конфронтации. Текущая политика Вио, Верховного Жреца, не предполагает ссоры с Ведомством, и кто Рео такой, чтобы ослушаться его воли.
Он просто хотел знать.
Он хотел информации.
Когда-то отец учил его, что информация правит миром.
Ему достаточно было точно узнать, что «сестрица» Ланерье рода Ферре действительно Саю рода Ялы, чтобы заполучить в свое распоряжение и Ланерье, и Саю, и мелкого наглеца Мару на сдачу, и даже Лелле, если повезет, прихватить за мягкое материнское сердце. Даже твердых доказательств не надо – хватит и внутренней убежденности, лишь бы увериться, что не останешься в дураках. А доказательства... Уж родные-то старшие братья сестру всегда узнают, а у Саю их, помнится, двое...
А что уж он со всем этим богатством потом будет делать...
Потом и придумает.
Долг крови взять никогда не поздно.
И, вспоминая, как грациозно девица изогнулась в поклоне, Рео даже иногда подумывал – может, он возьмет его и кровью на брачных простынях. Или – просто простынях. Почему нет?
Это куда интереснее, чем привести в дом жену после свиданий в слепую, устроенных матерью. Это куда интереснее, чем переспать с девушкой, снятой в баре.
Это похоже на охоту.
Горячит кровь.
33.
Селия Майе очень нравилась. Она даже чуть не сделала стрижку, как у нее, но вовремя опомнилась. Не хотелось, чтобы Юлга знала, или чтобы Ния заметила, что Селия на самом деле Майе очень нравится. Они бы не стали смеяться, но начали бы поддразнивать, и было б неприятно.
Хватало того, что они о мужиках ее узнали – надо ж было так глупо спалиться! В самом начале Майя врала, что у нее вообще никого нет и никогда и не было, лишь бы не обсуждать. И даже рада была, что ей так легко верили. Все эти девичьи смешки и намеки... Она будто пропустила какой-то очень важный класс в таинственной школе только для девочек, в которую ее так и не пригласили, и всегда чувствовала себя не в своей тарелке, когда речь заходила об отношениях, или о платьях, вообще обо всем, что можно было бы назвать «женскими штучками». Прошло немного времени в Кругу и она немного привыкла к подругам и их привычке нет-нет да заглядывать в чужую личную жизнь, но все равно старалась лишний раз во все это не вляпываться.
А Селия была такая... уверенная, что ли. Майя была готова на что угодно поспорить, что Селию совершенно не смутило бы, если б ей пришлось в форме явиться на какой-нибудь бал с вечерними платьями и прочими блестючками. А если бы Селии сказали явиться в штатском, то она бы правильно подобрала блестючки, и платье бы на ней сидело, как надо, а не как на корове седло.
Селия даже бабушке понравилась. Вот Майя бабушке не нравилась, потому что плохо говорила на яленском и почти не оставалась у нее ночевать, и вообще лет с семнадцати довольно редко ночевала дома, а вот Селия на яленском вообще не говорила, и бабушка ее видела один-единственный раз, на каком-то мероприятии для военных чинов, и все равно с тех пор прикипела сердцем и частенько пыталась у Майи выведать, как оно там, у сынули Зенока, ладится с его новой девушкой?
«Будут ли у меня новые внуки, поудачнее», – продолжала за нее Майя, когда на нее накатывало совсем уж дурное настроение. Слишком уж давила мудрая Шейя, да и напомнить, как ее, Майина, мать бросила любимого сыночку, никогда не стеснялась. А то, что она сама и настояла на этом поспешном браке, так она-то как лучше хотела, не разглядела невестину гнусную натуру сразу, а потом было уж поздно.
И вообще боялась, что Зенок однажды не вернется с очередной зачистки, а так... Хоть что-то от него останется, родная кровиночка. Даже Майя лучше, чем ничего, хотя та стерва могла бы и поднапрячься, и родить сына.
Вот такие речи батя пресекал сразу. Майя никогда не чувствовала, что Зенок больше хотел бы сына, что сын был бы лучше и что дочь его чем-то не устраивает – хотя, конечно, случались неловкие ситуации, вроде той попытки рассказать пятнадцатилетней девушке, чем девочки отличаются от мальчиков и что с ними случается раз в месяц. Но Майя никогда не чувствовала рядом с папой, что она какая-то неправильная, недостойная и не такая – а вот его женщины частенько пытались наладить с ней контакт, начиная с пожалейки.
Но не Селия.
Селия вообще не пыталась общаться с ней, как с дочерью любовника, которой надо понравиться. Майя не была уверена, вышло ли так потому, что она с Юлгой оказалось в одном стихийном Кругу, или потому, что Селии, по словам Юлги, в жизни в голову не приходило, что семье любовника тоже надо нравиться, ей вполне хватало самого любовника; но результатом было то, что Селия относилась к Майе... Нормально.
Как к будущей коллеге? Как к подруге дочери?
Короче, как к просто Майе.
Вот и сейчас, по идее, могло бы быть неловко. Но было нормально.
Они сидели на вокзале, на скамейке, Селия положила левую руку на чемодан. Правая рука, сухая и мумифицированная, безжизненно лежала на коленях, но Майя знала – это вполне рабочая рука. Производственная травма, некропротез... Юлга как-то объясняла, но без особых подробностей, как именно все случилось, но Майя помнила только это, а еще как-то раз наблюдала за их с папой спаррингом.
– Мне просто занести в деканат? Ты уверена, что все будет нормально? – Майя с трудом удержалась от того, чтобы заглянуть в конверт прежде, чем убрать его в рюкзак.
– Наль я или не Наль? – отмахнулась Селия левой рукой, – Разберутся они с задолженностями.
Чемодан пошатнулся на одном целом колесике, и Селии снова пришлось ухватить его за ручку.
– Жаннэй все никак не найдет контакт с птенцами? – сочувственно спросила Майя.
– Жаннэй... Контакт... Ей было бы проще найти контакт с инопланетным разумом, – досадливо поморщилась Селия, – если там, на звездах, и правда кто-то водится. А тут, слава всем богам, нормальные дети. Если б я этого ждала, я б ее в Хаш и перевела давно. Нет, там Яльса попросила Юлгу помочь со свадьбами, и та что-то увлеклась. Когда таким развлекаться, как не на первом курсе? Что там у вас на сессии? Три зачета? Подработает заодно.
– В Хаше свадьбы играют зимой?
– А что? И такое бывает. Все равно в Хаше зимой заняться особо нечем, – пожала плечами Селия, – но у меня поезд до Аяксы через час, так что давай-ка закругляться со светскими беседами. Спрашивай, что хочешь.
Майя ждала этого разрешения. Рядом с Селией она очень старалась казаться умной и серьезной, и поэтому все равно немножко помедлила, подбирая слова посолиднее.
– Это ты сказала отцу, что меня вызывала Лелле?
Селия хмыкнула.
– Если б для того, чтобы знать, что происходит с его дочерью, твоему отцу была бы нужна я, я бы с ним не встречалась. Не люблю некомпетентных идиотов. Особенно в таких вещах. Если человек не в состоянии уследить за собственным ребенком, за чем вообще он может уследить? О чем болтали, кстати?
Майя не стала напоминать Селии о той невероятно давней истории, в которой ее дочь Юлга свистнула немного денег у тетки, особо не скрываясь, взяла аттестат и уехала поступать в Тьен, пока мать была в командировке. Это было бы невежливо.
И вообще, иногда Майе хотелось верить, что ее отец тоже способен на подобное раздолбайское отношение к дочери. Она старалась не думать, сколько на самом деле тот о ней знает. Такой себе семейный договор: пока все молчат, можно избегать неудобных тем.
– Она спрашивала, где Саю, я сказала, что понятия не имею, – Майя уклонилась от руки Селии, которой та попыталась снять с ее плеча пылинку, – я знаю, что у тебя обе руки рабочие, Селия. Пожалуйста, не надо меня трогать.
– Вот как? Есть, что скрывать? – чуть улыбнулась Селия.
– Ты ж встречаешься с моим отцом, как-никак. Мало ли, увидишь в моих воспоминаниях что-нибудь, меня это... оставят без сладкого. Или тип того.
– Сойдет, – кивнула Селия, – еще что-нибудь, или я успею перехватить кофе?
– Я предлагала куда-нибудь зайти... Папа собирался сделать тебе предложение.
– Очень печальная история, о которой я совершенно не подозревала, – посерьезнела Селия, – он не успел, мне срочно понадобилось в Аяксу. Там поймали...
– Не сойдет, – мотнула головой Майя. – Ты же компетентная и все такое. Ты всегда всех подозреваешь. А я была бы плохой дочерью, если бы не знала деталей. Ты даже не попрощалась...
– Мы не так давно знакомы, – Селия отвела взгляд, – поэтому, пожалуйста...
– Слушай, ты мне реально нравишься. – Майя сглотнула, чуть покашляла, прочищая пересохшее вдруг горло, – В том плане, что ты вообще лучшее, что было за все это время. Если ты вдруг боишься, что я начну козлить и строить коварные планы... Если я мешаю...
Она не хотела этого говорить, но ее несло. Из-за неумения вовремя промолчать ей частенько доставалось, но ей проще было высказаться сейчас, чем мучиться потом. Хотя это было бы... политически правильнее? Или типа того.
Ей вообще часто советовали заткнуться. Она бы и сама себе сейчас это посоветовала. Майя прямо физически ощущала, как все портит. Вот сейчас Селия рассердится и...
– Первый мужчина, в которого я влюбилась без памяти, оказался женат, – перебила Селия, но, кажется, вроде не рассердилась, голос ее был спокоен, – второй – оказался мальчишкой. Все портится, когда становится серьезно. Вот и все. Дело не в тебе, просто я не хочу, чтобы становилось серьезно. Я неудачница, знаешь ли. Я бы хотела еще немного времени, чтобы во все это поверить. К тому же, это вообще было большой ошибкой: расстанемся мы или нет, наши дочери в одном Кругу, поэтому покончить вообще со всем так просто не получится. Знаешь... я не могла бы сказать такое Юлге так просто, – Селия вздохнула, – но ты, мне кажется, меня должна понять.
Впервые Майе не нравилось то, что Селия говорила с ней, как с равной. Она понимать не хотела. Это вообще сложно было как-то.
Очень жалелось, что она в это встряла.
– Я должна понять? Кому должна, прощаю, а водить за нос...
– Я никого никуда ни за что не вожу, – пожала плечами Селия, – я просто не хочу усугублять. Мне и так неплохо. Нам обоим неплохо. Это не то, во что стоит вмешиваться третьим лицам... А если ты продолжишь смотреть на меня глазами оскорбленной дочери, то вопрос будет такой, и будь добра, ответь уж хотя бы себе. Если ты такая сторонница серьезных отношений, то где твои серьезные отношения?
На это Майе нечего было ответить. Она засопела обиженно, надулась, как ребенок. Сама понимала, в какую глупость влезла и сколько лишнего наговорила, но ничего не могла с собой поделать.
Селия встала, привычно отряхнула форменные брюки от крошек съеденной недавно булочки, заложила правую руку за спину: этот жест однажды помог Майе осознать, что и этой женщине бывает неловко. Стоило ей потерять в чем-то уверенность, и она сразу начинала стесняться искалеченной руки, прятать ее от глаз собеседника.
– Видишь, – сказала Селия, не дождавшись от Майи ответа, – мы с тобой обе трусихи. Хочешь мне что-то высказать, сама так попробуй.
– Мне нечего... Только это... – Майя подняла голову, – если что: папа не оскорбится, если ты заговоришь о том, что он Наль-Хаок, а не ты Хаок-Наль. В Ялене это обычная практика, когда все мужчины рода... Выбиты. Всякое бывает – Грызня, война, так что... Мужчина тоже может войти в род, это нормально... Если это может помочь.
– Я услышала. На самом деле, Майя, ты делаешь успехи. Это сейчас был почти приличный разговор, – мягко улыбнулась Селия, – я ждала, что ты выскажешься грубее. И я этого заслуживала.
– Я трусиха. – пожала плечами Майя, – А ты мне нравишься. Не хочу ссориться.
– Я тоже не хочу. Как бы все не обернулось с... другим делом, но сокружница моей дочери всегда останется моим добрым другом. – кивнула Селия. – Обязательно звони, если Лелле не отстанет. У меня поезд, так что...
– Да, – согласилась Майя куда-то в удаляющуюся спину.
Немного посидела, глядя на всех прохожих сразу и ни на кого конкретно. Кто-то кого-то встречал, кто-то куда-то спешил. Люди, люди, люди, связанные тонкими нитями сложных отношений, в которых Майя всегда умела только путаться.
Вот бы кто распутал за нее этот клубок.
Обычно она шла к Ланерье. Не потому, что он давал какие-то мудрые советы, а скорее... беседовал, долго и обстоятельно, и в голове все будто само раскладывалось по своим местам, и становилось спокойнее, и Майя иногда своим умом доходила до того, до чего в другом бы месте в жизни не додумалась. Было в нем что-то такое... Жреческое. Он просто был рядом, и на душе становилось светлее, что ли. По крайней мере, Майя в этом призрачном, спокойном свете начинала понимать, что вообще в потемках чужих душ творится.
