Текст книги "Пьяная Паучиха (СИ)"
Автор книги: Аноним Эйта
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)
– А потом что? – вдруг спросила Саю, неожиданно для самой себя.
– Не знаю. Может, поспишь?
– Я не об этом...
– Поешь?
– Я же не смогу только есть и спать вечно?
– Да уж, – хмыкнул Ланерье, – звучит скучно. Но ты уже большая девочка, уверен, найдешь себе занятие. Нельзя же прожить на свете столько лет, и ничего не полюбить, и ничему не научиться? Я уверен, на самом деле ты отлично знаешь, чего хочешь. – он щелкнул ее по лбу, – очисти свое сердце от шелухи – и посмотрим, чего оно стоит. О! А еще лучше приберись в квартире, а?
Саю кивнула.
Ей, похоже, несказанно повезло, и Лаллей сплела для нее даже не сеть – уютный гамак, в котором можно вволю подумать: а чего же она хочет? И чего стоит?
А правда – чего?
10.
Квартал некромантов всегда считался мрачным местом, холодным и неуютным. Когда-то их выселили за окраину города, отгородились густым лесом, но потом город разросся, и некроманты обнаружили, что они вместе с полюбившимся им лесом торчат уже достаточно близко к центру Тьена, чтобы можно было бы спекулировать недвижимостью по столичным ценам. А потом телекинетики объединились с водниками и пропихнули в городской совет идею об оптимизации расходования городских земель, которая привела бы к тому, что у некромантов под боком вместо леса оказался бы парк развлечений с кучей водных аттракционов.
Естественно, местным это не понравилось. Шум, уйма чужих детей, которые обязательно будут теряться и забредать не иначе, как прямо на некроактивные кладбища (где их, возможно, кто-нибудь съест, а это суды, обезумевшие от крови зомби и прочие досадные неприятности), никаких больше обрядов на поляне под луной и костров на самую длинную ночь, испорченный воздух... Ужасные перспективы.
Кто другой вышел бы на митинг. Но некроманты всегда были ленивы.
Они разрешили детишкам нарисовать таблички и отправили своих мертвых стоять с ними на границе леса.
«Мы стоим здесь, пока стоит лес» было написано на половине табличек.
«Мы пойдем гулять, когда леса не станет» – это написали на второй половине.
Это случилось больше тридцати лет назад. Мертвые до сих пор стояли. Они стали чем-то вроде местной достопримечательности.
Некроманты всегда были хороши в бальзамировании.
Наступившая зима делала это место еще унылее и неприветливее. Холодное серое небо, серые деревья, серая земля, серый забор, серый мертвец у шлагбаума. К вечеру обещали снег, но пока зрелище было безрадостное.
Рео вышел из машины и подошел к мертвецу. Буквы на табличке выцвели от времени и дождя. Какой-то шутник накалякал поверх старой надписи: «рад новым гостям и их костям».
Дорогой через лес мало кто пользовался. Но именно по этой дороге отец Рео ездил ругаться со мудрым Кеххеном. Иногда он брал маленького Рео с собой, чтобы тот учился не бояться мертвых и спорить с некромантами. Некроманты с водниками не были соседями, но их интересы частенько пересекались...
Впрочем, сегодня Рео приехал не ругаться. Хотя, может, на обратном пути и стоит завернуть к старику Кеххену и перемолвиться с ним парой слов. Хотя без приглашения кто его пустит? С годами характер у старика испортился, как оставленный на солнце виноград. Даже лицо его стало похоже на сморщенную изюмину.
Рео тщательно осмотрел въезд: не поднят ли предупредительный черный флаг? Но на флагштоке ничего не было.
Когда-то считалось, что некроманты разносят болезни, как крысы. Поэтому и выселяли их подальше, на окраины, старались отгородиться лесом...
...голые деревья стояли, унылые, по земле стелилась поземка, мертвец, кажется, помахал Рео рукой на прощание – и какой дурак его этому научил?..
И рыли вокруг квартала и вокруг каждого дома специальные канавки для соли, перемешанной с мелко истолченной зеркальной крошкой.
Правда, предпосылка была неверная.
Некроманты не разносили болезни.
Они были их источником.
Только для этого некромант должен был скорбеть, или ненавидеть, или испытывать какую-нибудь дурную эмоцию. Даже в таком состоянии он не был опасен для других некромантов, но вот людям с иным даром мог и навредить. Поэтому некроманты до сих пор не отказались от канавок, держали в своих домах мешки с солью и зеркальной крошкой, и всегда вывешивали черные флаги у въездов, когда кто-то в их квартале умирал.
У Рео был слабенький дар целителя, обычное дело для водника. И вот сейчас этот дар молчал. И черного флага он на въезде не видел. Но что-то беспокоило его, что-то...
...Он подъехал к маленькому белому коттеджу, припарковался и вышел...
...Что-то не так...
Сосед.
Когда он проезжал мимо, он видел, как их сосед из того огромного черного дома спешно закидывает вещи в кузов своего огромного черного автомобиля.
Но он ведь тоже некромант? Может, просто собрался в путешествие?
Он толкнул калитку и вошел.
– Здравствуйте, – сказала хрупкая девушка в широченных штанах.
Они держались на тонкой талии только за счет пояса, свободный конец которого можно было бы обернуть вокруг девушки еще раз. Голые лодыжки покраснели на осеннем холоде. Мокасины ей тоже, похоже, достались с чужой ноги.
И куртка явно покупалась на плечи пошире.
В руках у нее был мешок с дыркой: она как раз заканчивала очерчивать круг. Белая блестящая линия на серой земле...
– Здравствуйте, я вам звонил...
– Простите, но вам лучше уехать. Мы не успели вам позвонить, так что...
– Но в этом доме нет некромантов. – сказал Рео, не сводя глаз с линии.
– Вы правы. Сейчас тут нет некромантов. – девушка пожала плечами, – тут только эмпат, чья мать в агонии. Мы еще можем поговорить, но я бы не советовала пересекать защитный круг.
– Я звонил вам, чтобы спросить, способны ли вы отследить для меня человека... невесту.
Лицо девушки не выражало ровным счетом никаких эмоций. Рео и не рассчитывал, что она бросится ему в ноги с воплем «это я спрятала невесту твоего деда, великий господин», но было бы замечательно, если бы она хотя бы вздрогнула.
Впрочем, его подозрения могли оказаться беспочвенными. Да, выяснилось, что Саю несколько раз видели в компании Нии и ее сокружниц, но это могла быть просто такая забота противной мелкой девчонки о гостье. Скорее всего, это она и была, но у Рео было не так много ниточек, за которые он мог бы ухватиться, поэтому он все-таки не стал отметать теорию тлетворного влияния подружек из ВГТУ на неокрепшие умы юных водяниц. Но как это подтвердить?
Шелека вморозил себя в ледяной куб, а посмей он спрашивать саму Нию, Вио бы мигом напомнил ему его, Рео, место в мире и пищевой цепочке. Плавать с рыбами Рео не хотелось. К счастью, у одной сокружницы Нии был дар наблюдателя, и это был неплохой предлог с этой самой Жаннэй пообщаться.
А если учесть, что она жила в одном доме со второй из них, Юлгой...
– Да, помню. А еще помню, что отказала вам.
– Я решил, что если попрошу лично...
– От того, что вы явились сюда лично, правила моего вуза не изменились. Чтобы нанять меня, вам все еще требуется разрешение деканата. У вас оно есть?
– Я думал, что мы сможем договориться...
– Я не нуждаюсь в деньгах. К тому же, вам все равно еще выковыривать Леку изо льда, а значит, вы вернетесь... через месяц-другой.
– Вы были с ним знакомы?
– Он пил с Вартом, – туманно пояснила девушка, – а мы пили с его сестрой.
Хлопнули двери и из дома вышла вторая девушка. Она была ниже Жаннэй на голову, но куда шире в бедрах: одного взгляда на нее хватило, чтобы понять, у кого Жаннэй одолжила теплую одежду. Второй куртки у девушки, похоже, не было, раз она вышла на холодную улицу в безрукавке и в кружевных перчатках, явно не слишком-то согревающих покрасневшие руки.
– Жан, это...
– Рео рода Улы. Помнишь, мне звонили по поводу Саю?
– А. Тот, из-за кого Лека во льдах?
– Не думаю, что это из-за него.
Рео кашлянул. Он стоял посреди дорожки на холодном ветру и начинал чувствовать себя донельзя глупо. Но в дом его приглашать не собирались.
– А, да, я Юлга рода Наль, и вам правда не стоит здесь находиться. Простите. Мы ничем не можем помочь, извините.
– Откуда вы знаете Шелеку?
– Мы пили с его сестрой, – пояснила Юлга, – а, еще Варт с ним тоже пил, да. Парень был в расстроенных чувствах, как-то так, у Варта есть дурная привычка таскать таких людей домой... Честно говоря, Ния – та еще сплетница, и мы очень быстро узнаем ваши свежие новости. Быстрее, чем некромантские, ха-ха. Лека вморозил себя в лед прямо в кабинете ее отца... Звучит ужасно, да. – она говорила очень быстро и все время оглядывалась на дом, – слушайте, вам правда лучше уйти.
Юлга развернулась, но Рео ухватил ее за локоть: она явно нервничала и могла сказать что-нибудь полезное.
– Подождите! Мне нужна помощь.
Юлга на мгновение замерла.
– Вы об этом пожалеете, – прокомментировала Жаннэй, неодобрительно поджав губы.
Юлга опомнилась и выдернула руку.
– Не пожалеет, – вздохнула она, отступая на шаг и еще на шаг – туда, куда Рео не смог бы к ней дотянуться из-за соляной линии, – удивительное дело, но ни одного постыдного воспоминания. Даже детство счастливое. Он как... Как... Мальчик с коробки хлопьев. Такой... правильный.
У нее было такое удивленное лицо. Как будто она встретила мамонта.
– О чем вы? – удивился Рео.
– Слышали о Селии Костяной руке? Я ее дочь.
Рео не слышал и не стал скрывать недоумения. Жаннэй вмешалась.
– Юлга, он не из Ведомства.
– Точно! – Юлга хлопнула себя по лбу, подняв облачко пудры. – Редко встречаю... цивилов. Вам не стоило касаться моей голой кожи. Я видела ваше прошлое. Частично. Обычно я вижу самое... негативное в первый раз, но у вас ничего интересного. Поездка с отцом сюда. И все.
– Мой отец умер, когда мне было четырнадцать, – зачем-то пояснил Рео.
– А, вот в чем дело. Соболезную. – Юлга склонилась в легком поклоне, – это безусловно грустная история. Не то чтобы я хотела ее знать.
– Юлга, я напоминаю, ты просила меня останавливать тебя в таких случаях.
– Я ненавижу, когда ко мне лезут, Жан. И я уж точно не хочу знать лишнего. – девушка нахмурила аккуратно нарисованные брови. – Уходите. Здесь вам не рады. Здесь скорбят.
– Поэтому ваш сосед уезжает?
– Он уезжает? – девушка запаниковала, – Живица пресветлая! Просила же мне позвонить, Окосовы выродки!
Она как на соревнованиях метнулась к забору и четко преодолела препятствие, несмотря на то, что забор был выше ее самой.
Видимо, полетела разговаривать с соседом.
Рео проводил ее заинтересованным взглядом: в ВГТУ всех так готовят? По ней и не скажешь, что она в хорошей физической форме – или это юбка пышная, а не бедра?
– Вам лучше уехать. И не думаю, что вам стоит и дальше просить нас об услуге. Найдите специалистов, окончивших учебу, – спокойно сказала Жаннэй, поднимая мешок на плечо.
Она вышла за границу и пошла мимо Рео к калитке.
– А вот и канавка, – сказала она деловито.
– Почему?
Рео последовал за ней.
– Вы правда хотите отвлекать людей от похорон? Вы, кажется, жрец? Я не уверена, но разве это прилично?
– Похорон?
– Вы из тех людей, которые слушают, но не слышат, верно? – Жаннэй подняла строгое лицо и вцепилась в Рео холодным изучающим взглядом. – Я же говорила: мать эмпата, живущего в этом доме, умирала. А раз соседи уезжают, то она уже умерла. Так тут заведено, соседям звонят первыми. А я трачу на вас время вместо того, чтобы очерчивать второй круг. И вы тратите время на меня вместо того, чтобы уезжать в спешке.
Юлга перемахнула через забор обратно.
– Пятиминутная готовность, Жан! Я скажу, пока не догадался!
– Лады, – буркнула Жаннэй куда-то в захлопнувшуюся за Юлгой дверь, – мне-то что.
– Умерла? – повторил Рео рассеянно.
Он все еще думал, подозрительно ли их поведение, и никак не мог решить. Как уехать без результата? Может, это какой-то розыгрыш? Представление, чтобы от него отделаться.
– Да, Талина Хин-Элу умерла. Отмучилась. – Жаннэй чуть склонила голову в знак уважения, -Послушайте мой совет. Услышьте. – она мягко вытолкала его за ворота, закрыла калитку и накинула крючок, – когда вас захлестнет чужая скорбь, просто примите ее. Не пытайтесь защищаться. Варт будет в таком состоянии, что снесет любую... ну, – Жаннэй на секунду задумалась, – почти любую психологическую защиту. И вам потом жить голеньким, пока она обратно не нарастет.
– Разве это нормально? Эмпат, который... внушает другим свои эмоции, это же... – попытался возразить Рео.
Это была богатая почва для того, чтобы договариваться. Возможно, удастся получить консультацию эмпата по поводу куска льда на чердаке бесплатно, если еще немного надавить.
Но Жаннэй, похоже, было плевать на любую замаскированную угрозу – или она ее просто не заметила.
– А разве, когда ваш отец умер, вам не казалось, что мир скорбит вместе с вами? Я бы уже бежала к машине, Рео рода Улы. Бегите. Бегите быстрее, пока Варт не взорвался.
Она была крайне убедительна. Было что-то в этих черных глазах, что-то темное, злое; что-то, что говорило прямо: шутки кончились. Беги, пока тебя не сожрало то, что шутить не умеет.
И Рео побежал.
Рео не помнил, что он чувствовал, когда умер отец. Это было давно, да и мало кто помнит свой подростковый кризис отчетливо.
Это и есть психологическая защита?
Наверное.
Чужое горе настигло его на выезде, и, казалось, вскрыло собственное, давно похороненное, мертвое.
Он вышел из машины, долгим, тупым взглядом посмотрел на шлагбаум – всего лишь пара шагов, и он избавится от чужого воздействия, вон она, свежая соль в канавке...
А потом на флагшток.
Он и не знал, как тяжело поднимать этот окосов черный флаг...
В честь Талины Хин-Элу? В честь отца?
Этого он тоже не знал.
11.
За этот месяц Саю получила столько новых впечатлений, сколько не набралось бы и за весь прошедший год.
Она никогда еще не чувствовала себя такой... несуразной. Было ли дело только в кошмарной стрижке или же еще и в новом цвете волос, который ей совершенно не шел, в одежде ли с чужого плеча, сидящей на Саю, как на пугале, в бровях ли, которые из-за черной краски казались слишком толстыми и густыми...
Когда наутро после их с Ланерье маленького эксперимента с ножницами и краской Саю увидела себя в зеркало, она так и застыла чуть ли не на полчаса. Ее взгляд метался по отражению туда-сюда, выхватывая все новые и новые детали нового имиджа, а ее мозг никак не мог воспринять картину полностью. Может, для нее это было чутка слишком. Перегруз.
И вообще, не стоило позволять Ланерье выбривать правый висок. Но кто знал, что на второй висок ему вдохновения уже не хватит!
«Ты уверена, что готова сходить за продуктами?» – спросил тогда Ланерье, – «Это может быть опасно, вдруг кто-то тебя увидит и узнает».
Саю тогда захихикала. Она очень долго хихикала. Было в этом хихиканье что-то истерическое. Ладно, это и была истерика.
«В таком виде? Да меня мама родная не узнает, не волнуйся».
Еще бы. Мудрая Лелле глазам бы своим не поверила. Не так она дочь воспитывала. Саю чувствовала себя какой-то ну очень обновленной версией себя.
Саю до того никогда не носила одежды, которая ничего не подчеркивала, не шла к глазам, не позволяла визуально удлинить шею или увеличить грудь. Даже школьную форму в свое время мама заботливо ушивала и стратегически укорачивала, хотя Саю ходила в школу для девочек. Она всегда должна была быть при полном параде и в лучшей форме. На всякий случай. Мало ли что.
И подготовка к этому «мало ли» всегда занимала уйму сил и времени.
И тут внезапно оказалось, что можно просто... ну... надевать одежду. Какую-нибудь. Ланерье все равно, он вообще слепой. И всем остальным тоже. Они не слепые, но им все равно.
Саю никогда раньше не умывалась водой из-под крана (до этого она придерживалась сайманской системы ухода за кожей, которая занимала где-то час с утра и полтора вечером, и включала в себя столько бутылочек и притираний, что Саю и сама точно не помнила их количества, хотя и во сне бы не перепутала порядок нанесения всего этого богатства) и не мыла волос каким-то там шампунем – она даже не была уверена, что это вообще шампунь, на найденной в ванной Ланерье бутылке не было этикетки. Но вещество пенилось.
Она с удовольствием готовила для хозяина дома здоровые блюда по рецептам прабабушки, но и это было развлечением, а не обязанностью, и блюда потихоньку упрощались – сначала они были красивыми, здоровыми и сложными, а потом потихоньку Саю перешла на простые и вкусные. Лунные дни Саю они вообще провели на растворимой лапше и сосисках – и это было замечательно, потому что в отличие от матери, которая всегда считала такое глупостью и слабостью духа, Ланерье был совершенно уверен, что если уж девушке хочется целый день валяться с книжкой вместо того, чтобы готовить ему завтрак, обед и ужин, то, наверное, на то есть причина. Даже если этот день в итоге затягивается на три дня.
Его вообще раньше, кажется, не кормили особо, никто не заплетал ему косичек и не стирал халаты (которые оказались особенным типом жреческого одеяния). Он кое-как справлялся, и никому в голову не приходило, что ему может быть нужно что-то еще. Он ведь и не просил, а предложение могло его обидеть. А забота Саю была благодарностью, а не попыткой пожалеть. Так что Ланерье был рад, что когда-то не смог отказать Жаннэй в ее странной просьбе, а Саю впервые за много-много лет с тех пор, как мама доверила ей пересадить молочай, чувствовала себя по-настоящему нужной и полезной.
Ведь если она отсюда исчезнет, пыль снова заполонит квартиру, за годы спрессуется в грязь и грязь-под-грязью; Ланерье исхудает до состояния скелета, а проклятая лапша снова захватит холодильник.
Кроме того, никогда раньше Саю не было так просто ходить по улицам одной. Ее... не замечали. Она была... неприметной. Даже мелкая шпана не видела в ней девушки, и не нужен был брат или подруга, чтобы отгонять навязчивых ухажеров. Ну, почти, пара неадекватов все-таки привязались однажды, но она вовремя шмыгнула в магазин.
С мамой она, к счастью, так ни разу и не столкнулась. Зато она освоила дорогу в местный супермаркет, научилась покупать крупу и туалетную бумагу по скидке, что вообще-то не так уж и сложно, если последний год тебя только и учили, что экономить деньги мужа, и... нашла себе школу.
Не просто школу.
Музыкальную школу.
Однажды она немного заблудилась, хотела срезать, и вошла через чуть приоткрытые ворота. Прошла по заасфальтированной дорожке мимо трехэтажного дома. Тут было полно детей, они бегали, дурачились, орали и швырялись камнями, так что она подумала, что это просто школа. Что сейчас она сможет обогнуть здание и выйти через калитку с другой стороны. Но ее привлекла золотая табличка над крыльцом.
«Музыкальная школа под покровительством Храма Живицы»
Как зачарованная, она зашла внутрь.
Она бы прошла мимо, если бы знала, что в таких местах вообще-то платят за обучение. Проблемы оплаты уроков никогда ее не касались, это ее мать, а не она, протягивала купюры домашним учителям фортепьяно.
А так она зашла, осмотрелась и спросила у первой проходившей мимо пожилой женщины: «Простите, а можно... поиграть?»
И так как она больше не выглядела, как дочь богатого рода – а скорее, как девочка-подросток из неблагополучной семьи, то добрая женщина решила, что сама Живица привела к ней дитя, дабы уберечь эту невинную душу от пути наркоты, разврата и окос-музыки. Не выгонять же? Она разрешила девочке потыкать пальчиком в расстроенное фортепьяно в дальней комнате.
И тут Ашида из рода Эн довольно быстро поняла, что немного поспешила с оценкой благополучия девочки – для уличной оборванки у Саю была слишком хорошая школа. А потом узнала, что и с возрастом немного промахнулась... Что не помешало ей обговорить с Саю перспективы.
Ашида Эн могла распознать талант, который сам явился к ней под нос.
Она пообещала Саю если не блистательную музыкальную карьеру, то хотя бы поступление в консерваторию. Главное, заниматься почаще.
В общем и целом, теперь у Саю была музыкальная школа и цель в жизни, а у Ланерье – чуть больше расходов и насущная необходимость раздобыть где-нибудь рояль. Или хотя бы фортепьяно.
С последним обещала помочь Майя.
Ну, чтобы хоть как-то скрасить поганые новости, с которыми пришла.
– Лека вморозил себя в кусок льда, – сказала она тогда, бесцеремонно плюхаясь на подушки в ритуальной комнате Ланерье.
Ланерье смиренно отложил в сторону разноцветные ленты, которые до того рассортировывал по специальным сундучкам по какому-то только Лаллей и ему понятному принципу.
Как-то хитро переплел ноги: он так всегда сидел, когда знал, что ему предстоит долгий разговор с клиентом или клиенткой.
– У него раньше была такая привычка? – спросил он у Саю светским тоном.
– Нет, – буркнула та, и ей вдруг захотелось спрятаться куда-нибудь и поплакать, – не помню такого.
Хотя она, кажется, это почувствовала. Однажды у нее кольнуло сердце... или скрутило живот. Она должна была это почувствовать.
А на деле так увлеклась своей новой жизнью, что совсем позабыла, а какие неприятности втянула брата. И ничегошеньки она не знала. И не узнала бы, если бы не Майя. Гадюка неблагодарная...
Хотя... Она, да втянула? Смешно. Кто она вообще такая, чтобы кого-то втягивать? Он сам втянулся.
Какой ужас. Что же теперь будет...
– А. – сказала Майя, – Наверное, это из-за того, что его пытался допрашивать этот твой... внук-в-законе. Или кем бы он тебе пришелся? Как его там...
– Рео рода Улы, – у Саю дрогнул голос, и она присела рядом с Майей, – да?
– Угу, – Майя сморщила нос, – не самые удачные ароматические палочки, Ланерье.
– Саю купила коробку, не выбрасывать же, – он пожал плечами, – ты вообще умеешь вести себя почтительно, женщина-огонь? Саюшка, не вини себя...
– С чего мне винить себя? – удивилась она. – Я-то тут причем?
– Разве ты не думаешь, что Лека это сделал из-за Рео? – спросил Ланерье. – Что тот мог передавить, или что это ради твоей защиты...
Он осекся, отвернул голову.
– И не надо так думать. – добавил он.
– Все в порядке, – Саю пожала плечами, – на самом деле я думала, почему Шель вообще начал меня защищать? Мы не особо общались до Тьена. И... То есть... ну все же знали, чем все кончится. Я только родилась, а все уже знали. Что в этом такого? Но он... столько всего для меня сделал... За это время, – она вздохнула, это были не самые приятные выводы в ее жизни, но, как ни крути, иначе картинка не складывалась, – в общем, я поняла, что он просто отвлекся так от чего-то. Мое спасение – это такая прокрастинация. Он перевелся в Тьен не потому, что хотел в Тьен со мной, а потому что его чем-то сильно разочаровал Орехен. И семья – он ведь знал, что не сможет так просто остаться в роду, если я уйду... То есть, может, он думал, что спасает меня. Но на самом деле... Он во льду... – она замялась, – он во льду по той же причине, по которой спасал меня, вот. Ему было недостаточно сбежать в Тьен. Он сбежал в лед.
– Варт что-то похожее сказал, кстати, – Майя деловито подвинула к себе один из сундучков Ланерье и начала перебирать ленты, – типа, видал он уже людей в метафорических кусках льда, так что совершенно не удивлен, что парень с внекатегориальным даром Олы вморозил себя буквально.
– Тебе стоит сказать, что это проходит, Майя, – мягко посоветовал Ланерье, – и верни мои ленты.
– Я рассталась с парнем, так что свяжи мне кого-нибудь, жалко тебе, что ли? – заканючила Майя, а потом обернулась к Саю и покровительственно потрепала ее по голове, – не беспокойся, Варт сказал, они всегда оттаивают. Немного тепла и всего делов.
Она ведь была старше всего на год! Саю скрипнула зубами. Откуда-то появилось совершенно иррациональное желание вцепиться Майе в руку и повиснуть на ней, не разжимая челюстей, как маленькая злобная собачка.
Шель страдает, а она тут приперлась мужика искать!
Хотя... Майя тут не при чем. И если бы речь была о ком-то другом, не о Шеле, Саю бы тоже не особо волновалась. Такое ведь вечно случается – люди срываются в кризис. Грустно, но бывает, чего уж.
Страшно, когда это родные люди.
– Опять? – Ланерье скривился, – нет. Это который уже раз? Я тебе не сводня.
А еще Ланерье терпеть не мог эту часть своих жреческих обязанностей. Но люди все равно узнавали. Все равно приходили. Все равно просили.
В отместку он драл с них большие деньги.
– Сваха. – поправила Майя. – Не думаю, что ты можешь отказать. Ну тебе, Ланерье, – она протянула руку, перегнулась через гору подушек и погладила его по плечу, – мне одиноко. Жаннэй уставилась в свое кофе, никуда ее не вытащишь, у Юлги трудный ребенок... То есть страдающий Варт, у Нии муж свежеиспеченный, и даже папа уехал усмирять некроактивную деревню вместе с Селией, предатель! Мне ску-у-учно.
Но с Майи он даже денег взять не мог.
Саю вдруг показалась, что она в этой комнате совершенно лишняя.
Уговорит.
Точно уговорит.
Хотя больше всего на свете хочет, чтобы он отказался.
Саю сделала потрясающее открытие, пока рассматривала в зеркале свою неровную челку: люди настолько хотят быть правильными, что отрицают ту часть себя, которая против. Делают все наоборот, себе назло, лишь бы скрыть от самих себя себя самого. Спрятать свою неуместную ревность; девчачью влюбленность – ведь настоящие воины не влюбляются, они берут свое и идут дальше.
Или искреннее безразличие к тому, насколько ты нравишься потенциальному жениху. Усталость от необходимости строго дозировать улыбки, дружелюбие и яркость помады.
Вот и Шель... Вот и Шель.
Или все-таки нет?
– Учебой займись, – Ланерье сбросил руку, – у тебя скоро сессия. Саю, забери у Майи сундук. Я ее не вижу.
– Я найду, у кого раздобыть фортепьяно! Вам же надо было?
– Саюшка, – устало сказал Ланерье, – забери у нее сундук, отдай его мне и выйди на кухню.
Саю вышла и закрыла дверь.
Ланерье всегда завязывал клиентам узелочки наедине.
Уговорила. Уговорила...
Саю вообще не могла припомнить такого, чтобы Майя своего от Ланерье не добилась.
Впрочем, она не была уверена, что та сама до конца свою власть осознает. Она вечно пробовала его на прочность, нащупывала границы... Саю смотрела со стороны и поэтому отлично все это видела.
Но не вмешивалась.
Да, это ее друзья. Но не ее дело. Не ее игры. Не ее жизнь.
Ее о помощи не просили.
12.
Когда приехала мама, у Юлги с плеч будто гора свалилась. Она отчаянно не справлялась с навалившимися на нее обязанностями хозяйки дома. Дома, в котором умер человек.
Если бы к убитому горем Варту сейчас присоединился бы еще и Пекх, свежеиспеченный вдовец... Да даже Ярта, каким бы рассудительным и сильным старшим братом для Варта он не был, было бы слишком много. Слишком уж хорошо Юлга знала Ярта: он и в нормальном-то настроении был довольно ядовит, а в скорби мог стать чуть ли не смертельно опасен. К счастью, пока из Хаша приехала только Селия.
И то – не совсем из Хаша.
Звонок дочери застал Селию в Нижних Лихобурях, маленьком городке в горах недалеко от Хаша. Из-за неудачного сочетания нескольких военных захоронений и находящегося где-то под горой источника некроактивности, там раз в три-четыре года начиналась миграция оживших мертвецов. Они выкапывались из-под очередного городские-власти-и-не-подозревали-что-это-не-просто-холм кургана и отправлялись в свой последний путь, поближе к живым людям.
Некоторые были кровожадны, некоторые просто хотели тепла и понимания, но в итоге всем без разбору предоставляли огненное захоронение.
Зенок, слишком уж подзадержавшийся у Селии в любовниках для того, чтобы продолжать называть его просто «господином Тьеном», тоже пока остался там вместе со своими молодчиками, они-то и обеспечивали кремацию. Юлга не очень хотела задумываться, что за странное свидание обломала Майиному отцу и ее матери Талинина смерть. От таких мыслей она сразу чувствовала себя очень циничной и виноватой одновременно перед мамой, Вартом и Майей – причем именно в таком порядке.
Правда, Селия не сильно облегчила дочери жизнь: в плане организации поминальной церемонии она была точно так же несведуща, как и Юлга, а похороны взял на себя Варт, которому нужно было куда-то выплеснуть лишнюю энергию.
Но уже то, что она рядом, придавало сил. К тому же в отличие от Юлги Селия была... представительна. В другие дни ей бы никто не дал и сорока. Но когда дело дошло до того, чтобы помогать Юлге справляться с гостями, Селия сбросила свою ведомственную форму и облачилась в длинные платья ручной вязки, как подобает пожилой женщине и главе рода. Юлга смело могла препоручить ее заботам очередную матрону, которой вдруг приспичило поплакаться о том, как они с Талиной лет тридцать назад сажали вместе цветочки: матрона воспринимала Селию, как равную, и выражала надлежащие соболезнования.
Благодаря матери Юлге не приходилось больше выслушивать тот поток сюсюкающе-сочувственных снисходительных утешений, в котором она чуть не утонула до ее спасительного приезда.
Пекх с Яртом обещали быть через три дня, и без помощи Селии эти три дня обернулись бы для Юлги кошмаром. А так... было почти терпимо.
Пока Селии не позвонил Рео из рода Улы.
Юлга бы лично и с удовольствием удавила бы того, кто рассказал этому самодовольному придурку, что Селия Костяная Рука в Тьене. Как будто мало ей было его внезапного визита в день смерти Талины! Юлге с лихвой хватало похорон, и о бедах сбежавшей девчонки она совсем было забыла – этим занималась Жаннэй, и, кажется, вполне успешно.
И тут на очередном скорбном чаепитии у мамы зазвонил телефон. Она подняла трубку, выслушала... извинилась перед собравшимися женщинами и вышла из комнаты. Вернулась она довольно быстро, и Юлга не придала этому эпизоду особого значения – маме вечно кто-то звонил.
Но вечером Селия довольно грубо впихнула Жаннэй в Юлгину комнату и захлопнула дверь.
– Жаннэй рода Есса, – прошипела она, – сделай так, чтобы нас никто не услышал.
Жаннэй неловко перебрала пальцами воздух, будто сплетая невидимые нити.
– Я плохо это умею. Как-то так? Нас все равно никто не слушает.
– А кто умеет хорошо? – ядовито спросила Селия.
– А почему вы этим заинтересовались?
– Хочется знать, у кого можно забрать Саю рода Ялы Орехенского истока. – Селия скрестила руки на груди, – пока это не зашло слишком далеко.
– Я ничего об этом не знаю. – пожала плечами Жаннэй.
– Вот как? – Селия обернулась к Юлге, замершей на кровати в тщетной надежде, что эти двое не будут ввязывать в это дело ее, – Дай-ка мне руку, Юли.
