Текст книги "Барды Мечей(СИ)"

Автор книги: Аноним Blackcat

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Миура с удивлением разглядывал странного типа, и еще более изумился, когда тот вдруг повалился на колени перед Ниро, истошно завопив:

– Учитель!!! Учитель, ты пришел, ты пришел меня освободить! Прости дурака, помоги мне!!

– Заморыш Юм? – нахмурился Ниро.

– Я, учитель, – закивал человек. Миура невольно тоже кивнул – лучшего прозвища придумать было невозможно, заморыш он и есть заморыш.

– Встань, – Ниро поднял всхлипывающего и хлюпающего носом Юма на ноги, – Встань и расскажи, что ты здесь делаешь.

– Да-да, учитель. Конечно, – быстро отозвался тот, – Иди сюда вместе со своим спутником, достойным юношей, тут можно сесть и поговорить.

В углу действительно оказалась каменная скамья с набросанным непонятным тряпьем. Все трое сели, и Ниро выжидательно повернулся к продолжавшему хлюпать Юму:

– Ну?

В ответ тот тяжко, глубоко вздохнул и начал свое повествование:

– Заморышем меня дразнили с детства. Почти что второе имя, – он задумчиво почесал затылок, вспоминая, – А что, дети они и есть дети, им в удовольствие подразнить кого-нибудь... да и побить, ежели ответить не может. А я как раз и не мог. Приковыляю домой, синяки да ссадины промою, одежку вытряхну – одна была, а в пыли ведь так вываляют – мама родная не узнает, и давай мечтать. Как вырасту, значит, стану сильным и всем им покажу... Только рос долго, а силы все не прибавлялось. А когда однажды от моего детского заклинания молодая яблонька усохла, повели меня волшебству учиться. Вот она, думаю, сила. Выучусь – всех в бараний рог скручу, кто меня лупил, вот они где у меня будут, – Юм зло оскалился, поднеся к носу крепко, до белых костяшек, сжатый кулак, – Разные маги меня учили, и в конце концов попал я к тебе, учитель. Только ведь ты силе не учил. Читайте, мол, думайте, смотрите вокруг... А бить-то на улице продолжают! А сдачи так хочется дать, аж душа горит! Вот и полез я в твои книги, учитель, туда, где заклинания тайные, для истинных магов – силы искал, глупый. Несколько раз читал, когда тебя в замке не было, только мало что понял, видно и вправду рано мне было тогда такие книги в руках держать. А тут и ты раз не вовремя вернулся, а я с книгой сижу, и ведь не поставишь быстро назад-то – тяжеленная! Вот и уронил. Кабы не это, может, ты бы и не заметил, а тут влетел чернее тучи, замахнулся – ну, думаю, все, смерть мне пришла. Однако бить, спасибо, не стал, только от занятий на три месяца отстранил да с глаз своих прогнал...

– И ты уже не вернулся, – тихо сказал Ниро.

– И я не вернулся, – эхом повторил Юм, – Пошел по свету силы искать. Долго искал. Понял, что те, у кого сила есть, делиться-то ею не особенно спешат, кому ж охота самому себе яму рыть. Много где побывал – и рабом, и лакеем, и вором-бандитом. Только как был для всех заморышем, так им и остался.

И вот завелся у меня однажды приятель. Странный человечек, только я на то не глядел, мне тогда за счастье было, что кто-то человека во мне признал, по душам говорить начал. И рассказал я ему о мечте своей – силу найти. Подумал он, помолчал, а потом и говорит – пойдем со мной, будет тебе сила, только верь и ни о чем не спрашивай. Да такая сила – весь мир в кулаке держать будешь! Так я здесь и оказался... Весь-то мир, может, и в кулаке, да только сам я опять в чьем-то кулаке, вот тебе и сила. Сижу тут, как в тюрьме... – тоскливо закончил он.

– Что же ты тут делаешь? – спросил Ниро, – Мир-то просто так в кулаке не удержишь, даже если очень хочется.

– Не веришь, – внимательно глянув ему в глаза, проговорил Юм, – Ну да, чего он может, заморыш... Пойдем, покажу.

Встав со скамьи, Юм прошаркал в другой конец комнаты. Избранники, озадаченные, двинулись за ним. Юм с трудом открыл невысокую полукруглую дверь, приглашающим жестом подзывая Ниро с юношей.

Заглянув в арку дверного проема, Ниро увидел достаточно большой пустой круглый зал. Здесь, как почти везде в крепости, потолок поддерживали стоящие вдоль стен стройные черные колонны, от которых зал казался еще выше.

А посередине зала, прямо в воздухе, ни на что не опираясь, вертикально клинком вверх висел меч. Невозможно было не узнать в нем родственника Клинков, ждавших своего часа в ножнах на поясах Бардов. По Клинку стекал розово-багровый огонь, освещавший весь зал, как факел. Вот только бежала по нему вязь черных трещин, да и освещавший зал свет то и дело пронизывали черные молнии, придававшие свечению цвет запекшейся крови. Вибрирующий низкий гул разносился по залу, словно от струн великанской арфы. Кто-то тронул Ниро за плечо, настойчиво предлагая отодвинуться в сторону. Миура, достав из ножен меч, держал его перед собой и медленно подходил к дверям. Лицо мальчика было напряженным, как будто перед ним находилась готовая к броску змея. Вот его фигура четким черным силуэтом встала в дверях, и голубые искры, срываясь со Звездного Клинка, переплелись с красным факельным светом, а гудению басов арфы прибавились быстрые переливы более тонких струн, словно радостное приветствие. Ниро лишь наполовину успел вытащить свой меч из ножен, когда гул вдруг мгновенно вырос до рева, а в дверях полыхнула алая вспышка, и отлетевший вглубь комнаты юноша чуть не сбил Ниро с ног. Друзья переглянулись – каждому вспомнились тревожно-болезненные нотки в голосе дракона-хранителя.

– Ты понял? – тихо спросил бывший маг.

– Да. То, о чем предупреждал дракон, сбывается... или стремится сбыться. Но я просто не могу поверить, что здесь, в этом месте, заправляет один из Поющих Клинков!

– Похоже, это все-таки правда... Не забывай, в Клинках таится великая сила. Не знаю, как его удалось обратить к Тьме, но именно он, Меч Зари, несущий свет, стал здесь главным ее слугой. Проводником сил Петли. Помнишь огненную корону над Цитаделью?

– Но зачем тогда понадобился Юм? – поднял глаза Миура.

– Мечи не умеют двигаться самостоятельно. Юм – просто орудие меча. Глупый мальчишка, попавшийся на мечте о силе. Но этот мальчишка – довольно сильный маг, и его силу использует сейчас меч.

Оба обернулись к Юму, который, широко раскрыв глаза, шел вперед, к багровому сиянию дверей. Заметив взгляд Ниро, он проговорил одними губами:

– Прости, учитель. Меня зовут. Я ничего не могу сделать... – и, не повернув головы, той же деревянной походкой скрылся в сиянии зала.

Хмурый Ниро взвесил меч в руке:

– Ну, парень, вот и пора нашему с тобой бою... Готов?

Миура не успел ответить – новая алая вспышка осветила комнату, сопровождаемая взрывом грозных и ужасающе-прекрасных звуков. Даже служа Тьме, Меч Зари пел.

Избранники бегом вылетели в зал. Юм стоял там, держа в руках Меч Зари, от которого расходились во все стороны волны багрового света, словно круги в озере крови. То ли этот свет, то ли магия Клинка были тому причиной, но недавний Заморыш Юм неузнаваемо изменился. Глубокие глазницы залила тень, и красными огоньками поблескивали оттуда глаза, рот оскалился, насквозь просвеченная магическим светом одежда обрисовывала худую костлявую фигуру, и Юм напоминал Черного Жнеца, приходящего со своей жуткой косой хоть и единожды, но к каждому. Только вместо косы в руках был меч. Клинок, казалось, нетерпеливо вибрировал от наполнявшей его энергии, и волны света вспучивались красными пузырями, под пленкой которых угадывалась непроглядная чернота.

Юм с криком кинулся вперед. Схватка началась.

С грохотом вздымались громадные красные валы с кровавой пеной на гребнях, подернутые легкой зелено-голубой рябью, слегка пробивавшейся мелодией весенней капели. Огненные зарницы ослепляли, но не могли затмить ровного звездного сияния и изумрудного света. Световые смерчи метались, разбиваясь в ярости о стены зала, дрожащие от могучих созвучий. Бардам пришлось туго даже вдвоем – здесь, в Черной Цитадели, напоенный ее энергией Клинок, казалось, раздвоился, растроился, оказываясь одновременно во всех местах, молниеносно жаля с шипением клубка рассерженных змей. Друзья начали уже уставать и замедлять темп, когда зеленые и голубые сполохи вдруг на короткое время почти погасили алое сияние, и они, воодушевленные, с новой энергией кинулись в бой – отступать все равно было некуда. Зачастила капель, зажурчали ручьи, шорох молодой листвы на миг перекрыл рев кровавого шторма, и верхушки багровых валов вдруг засияли чистой бирюзой, над которой взвилась радостная песня вольного ветра. И – все погасло, не стало музыки. Лишь слабо светились в непроглядной темноте ежесекундно сшибавшиеся со звоном Клинки, и стало слышно хриплое людское дыхание.

Миура от растерянности чуть не получил смертельные удар в бок, когда Звездный Клинок, который неминуемо должен был рассечь, сломать алое лезвие, лишь скользнул вдоль него. Чуть задержавшись у рукояти. Но Меч Зари, казалось, был удивлен не меньше – раздавшийся почти человеческий вскрик можно было принять за испуганное восклицание.

– Кажется. Мечи. Тоже. Теряют. Дорогу, – в такт ударам проговорил Ниро. Он начал понимать, слышать неистовое желание двух Клинков в их руках не убивать третий, но вернуть его назад из Тьмы казалось бывшему магу невозможным, и он снова кинулся в бой, стремясь удачным ударом сломать Меч Зари. Пусть меч – тоже только орудие, но именно на нем здесь все держится.

Снова зародилась тихая мелодия, в которой все меньше было диссонанса, все слаженнее звучали два звонких голоса с третьим, низким и глубоким. Трехцветные, из намертво переплетенных, но все же не сливающихся лучей жгуты света опутывали зал.

Наконец, они сошлись все трое. Три звенящих от напряжения лезвия сплелись, споря, стараясь пригнуть друг друга вниз, чтобы последним ударом сломать. Три пары упрямых глаз словно уплотнили сам воздух над ними, три пары рук, дрожа, напрягали все мускулы в этом безмолвном и неподвижном поединке. И наконец, два меча плавными дугами покорно опустились вниз, к полу, соединив острия лезвий, как ни сопротивлялись этому держащие их люди. И третий, алый, грозной молнией взлетел ввысь, чтобы, упав ястребом, разбить их на звенящие хрусталем осколки. Взлетел – и плавно опустился рядом, острием к двум другим. Мелькнули сумасшедшие, перепуганные глаза Юма, но всего лишь на миг, потому что потом три луча ударили вверх. Переплелись, высекая друг из друга желтые искры, закрутились волчком, сливаясь, и наконец, белый яркий свет неудержимым потоком хлынул вверх, словно фантастический водопад, и осветились все углы Цитадели. В уши ударил стройный величественный хор слитных аккордов, и Барды, с трудом удерживающие в руках трепещущие, рвущиеся, яростные Клинки, едва смогли не упасть на колени – так прекрасна была эта музыка.

Свет все бил и бил, и потоки его словно растворяли казавшийся таким грозным и нерушимым камень Цитадели, стачивали его, как могучие неутомимые волны точат береговые утесы. Постепенно все несчетные черные этажи обнажили свои внутренности, и наконец, пробив крышу, столб света ударил в небо, прямо в клубящийся мрак Петли, осветив на долю мгновения все его мерзкие тайны. Истошный, жуткий, разрывающий перепонки вопль заставил дрогнуть стены Цитадели. Несколько больших камней покатилось вниз с самой верхушки башен. Мрак корчился, сжимался, обугливался бумагой на огне, огромными воронками, смерчами втягиваясь куда-то вверх, исчезая в океане света.

"Тьмы не существует, Тьма – это просто отсутствие Света," – пронеслась в голове Ниро строка полузабытого старинного пергамента, и, запрокинув голову, он расхохотался, переполненный внезапно свалившимся Знанием. Тьма – это просто отсутствие света! И жгучее чувство обиды и несправедливости исчезло, истаяло в лучах Поющих Клинков – стоит ли обижаться на заблудившихся во тьме? Осталась лишь жалость и желание помочь. Тьма – это отсутствие света. И значит, единственно достойно – нести Свет, ведь с ним нет Тьмы.

Глава д венадцатая

Поток света от Клинков иссяк, и Ниро пришел в себя. Миура, держа оба Клинка, свой и Меч Зари, продолжал смотреть вверх, туда, где по-прежнему боролись водовороты света и мрака. Потерявший сознание Юм лежал рядом. Сверху все чаще летели крупные и не очень камни, осколки разваливающейся на глазах Черной Цитадели. Друзья едва успели отскочить из-под небольшого обвала, присыпавшего ноги лежащего Юма. Огромная глыба рухнула по другую сторону стены, и по всей крепости прошла дрожь.

– Пора выбираться отсюда, – осмотревшись, заметил Ниро.

Возражений, конечно же, не возникло, и оба, не говоря ни слова, принялись освобождать Юма, снова ставшего Заморышем. О том, чтобы оставить его здесь, даже мысли не возникло. Бывший маг взвалил бывшего ученика на спину, придерживая за руки, и маленький отряд начал пробираться вон из крепости.

Это оказалось даже труднее, чем недавно идти в ее недра. В запутанных залах и переходах то и дело друзей встречали завалы, да и само расположение комнат Цитадели, кажется, постоянно менялось. Ниро со своей ношей шел теперь позади, юноша же, держа в каждой руке по Клинку и налегке, немного опередил друга.

Отшатнувшись от очередного обвала в ближайшие двери, Миура понял, что опять попал в комнату, которой раньше не было. Свет, разлившийся по всей крепости, почти не проникал в такие места, они старались сохранить свои тайны. Но все-таки его оказалось достаточно, чтобы юноша увидел вещь, которой обрадовался, как старому другу. На каменной подставке лежал видавший виды лей с увенчанным рукоятью меча грифом, тот самый! А подойдя ближе, Миура понял, почему проникавший в комнату свет словно гас. Напротив входа посверкивал изумрудными гранями край Зеркала Гарона. Что ж, значит, Тень успела проникнуть и в сердце Изумрудных гор...

С трудом пристроив лей за спину, юноша все-таки поднял взгляд к Зеркалу. На него глянули внимательные серьезные серо-голубые глаза открытого лица, обрамленного светлыми волосами. Над верхней губой упрямо сжатого рта пробивались мягонькие усики, такой же светлый пух покрывал подбородок. Миура даже сразу не узнал себя – это была первая борода в его жизни.

Вдруг под его внимательным взглядом поверхность зеркала помутнела, словно запотела. Когда снова стало видно, перед глазами юноши развернулась панорама недавней битвы. Горели факелы и светлые зарницы в ночном небе, земля была усеяна телами своих и врагов. Из многотысячной армии, ополчения целого мира, остались в живых немногие. Кто-то немного растерянно озирался вокруг, пытаясь понять, куда пропали вражьи полчища и какой новой ловушки ждать, кто-то собирал оставшихся в живых друзей, кто-то медленно бродил между мертвыми, пытаясь отыскать сына, брата, отца.

Миура поднял глаза к покрытому тучами небу, и неожиданно почувствовал, что летит сквозь тучи вверх, к простору над ними. Там сияла полная луна, в лучах которой серебряным пухом волшебных птиц клубились внизу такие белые облака, и звезды скромно моргали удивленными глазами, не способные спорить яркостью с царицей ночи.

Восхищенный Миура мчался над облаками, и луна подмигивала слева, пытаясь обогнать, и бархат неба, закрепленный серебряными гвоздиками звезд, был глубоко-синим, совсем без черноты, и отливал благородным блеском в лунном свете.

Вдруг в этот звонкий серебряный мир ворвалось что-то чуждое, что безобразными черными крыльями затмило испуганно пригасшие звезды. Миура неосознанно вскинул мечи, защищаясь. И тут же снова оказался в потаенном зале Черной Цитадели. Плеть голубого и розового света хлестнула по зеркалу, и оно взорвалось, обдав Миуру градом осколков. Паренек закричал. Вбежавший Ниро успел опустить ношу на пол и подхватить шатающегося друга. Миура стонал, зажмурившись. По щеке стекала струйка крови из рассеченного лба.

– Глаза...

– Что, мальчик, что с ними?

– Там была вспышка...Она до сих пор горит в глазах... И осколки, мелкие и острые, как иглы палача...

Ниро потряс мальчика за плечи:

– Ну-ка, попробуй открыть глаза, я посмотрю...

Миура открыл и поперхнулся безмолвным криком:

– Ниро!!! Ниро, я ничего не вижу!

Взяв его лицо в ладони, Ниро изо всех сил вглядывался в широко открытые, страшно-неподвижные глаза с огромными зрачками, которые закрыли всю радужку, сделав глаза Миуры беспросветно-черными. Потом обнял паренька, прижал к себе. Говорил – и сам не верил своим словам:

– Ничего, ничего... Это все вспышка. После неожиданного яркого света так бывает... пройдет пара дней, и все вернется на свои места...

Очередной обвал превратил в руины полкомнаты, скрыв под собой осколки коварного зеркала. Крепость ходила ходуном, грозя оставить навеки под своими обрушившимися стенами маленьких дерзких людишек. Надо было срочно выбираться наружу.

Ниро снова взвалил на спину Юма, Миура ухватился сзади за его одежду, так они и пошли дальше сквозь рушащиеся остатки Черной Цитадели.

Отойдя всего несколько шагов от так и стоящих приоткрытыми дверей, Ниро, подчиняясь какому-то неожиданному порыву, упал на землю, потащив с собой и мальчишку, прикрыв его голову собой. В следующий миг за спиной раздался такой грохот, что казалось, вместе с барабанными перепонками лопается и сам череп, и душа. Скала закачалась, как маленькая лодчонка на штормовых волнах, раздававшиеся вокруг взрывы слились в сплошную канонаду, и даже за плотно закрытыми веками нельзя было укрыться от пламени рушащегося, пылающего мира. "Неужели все-таки не успели," – подумал Ниро, прежде чем потерять сознание.

***

– Ниро! Ниро, ты слышишь? – донесся до сознания чей-то голос, и Ниро мучительно-медленно всплыл на поверхность из бездонных глубин, в которых путешествовала его душа, и открыл глаза.

Медленно огляделся. Скала, на которой раньше стояла Черная Цитадель, исчезла, наоборот, друзья находились на дне большой, вогнутой, как блюдце, равнины. Вокруг возносились неведомо откуда взявшиеся, еще дышавшие жаром горы, на крутых молодых боках которых застывали и чернели потоки лавы.

Бывший маг обнаружил, что и без сознания все это время сжимал побелевшими пальцами рукоять Клинка, и с трудом ослабил хватку. Так и не пришедший до сих пор в себя Юм лежал рядом, а с другой стороны положив с каждого бока по Клинку, обняв худые мальчишеские колени и пристроив на них голову, сидел Миура. Глаза его оставались черными и незрячими, зато волосы успели побелеть, и легкий ветер шевелил седые пряди. Удивительно, лей за его спиной уцелел, только струны были порваны, и одна из них, пропоров рубашку, вонзилась в спину, но парень этого даже не чувствовал, похоже.

– Как ты, мальчик? – тихо спросил Ниро.

– Ну наконец-то! – радостно улыбнулся Миура, вдруг переставший быть подростком. Ниро заметил пробивающуюся на его щеках молодую бородку и усики над полудетской еще верхней губой.

– Я зову, зову, а никто не отзывается, – продолжал между тем Миура, – Уже испугался, не остался ли я один в целом мире.

– Нет, – чуть улыбнулся Ниро, – Мир сильно изменился, но нас в нем по крайней мере двое.

– А в это мире светит солнце?

Ниро поднял голову и заставил себя не вздрогнуть. Мрачные серые тучи низко нависали над головой, тучи, так сильно успевшие надоесть за время путешествий в пределах Тени. Неужели же все было напрасно, и они действительно опоздали?! Ниро хмуро вглядывался в темно-серую пелену над головой, словно пытаясь прожечь ее взглядом. И, кажется, все-таки поджег – прямо над ними полыхнула молния, а чуть погодя с треском разорвал замерший в ожидании воздух раскат грома. Неистовый порыв ветра закружил смерчики пыли, растрепал волосы и остатки одежды на плечах. А потом хлынул дождь, настоящий ливень, и враз вымокший Ниро закричал, стараясь перекрыть его шум и грохот грома:

– Это дождь!!! Понимаешь, парень?! Дождь! Значит, это обыкновенные тучи, а за ними голубое небо! В мире! Все! В порядке! – раздельно выкрикнул он, подняв мокрое лицо прямо к небу, и в ответ согласно прогремел гром.

Глава последняя

Что-то заставило его мгновенно проснуться и резко сесть, а вслед за тем грохот сотряс мир.

– Да ладно тебе, Ми, это всего лишь гром. Спи, – и теплый влажный нос ткнулся в щеку.

По крыше зашуршал дождь. Он немного поворочался на душистом свежем сене, устраиваясь поудобнее, и снова заснул.

По ночам он видел сны. Видел то, что наяву приходилось только слушать.

Видел обугленный, возрождающийся из пепла, изменившийся после ухода Петли мир, с трудом привыкающий к самому себе.

Видел совершенно седого Ниро, с недоверием косящегося на Вратную Завесу, когда они, спасенные единорогами во главе с Линь Мэем, снова оказались перед ней, чтобы вернуть домой налитые светом Поющие Клинки. Как от одного легчайшего прикосновения Меча Зари завеса с треском разорвалась пополам, словно обыкновенная тряпка, как радужные волны разошлись во все стороны, достигнув высоких облаков, разлившись по ним заревом, и в открывшейся огненной арке возник дракон-хранитель во всей восхитительно-ужасной красе драконьего облика, почтительно склонивший голову при виде всех трех Клинков-братьев в руках Избранников.

Видел, как после их исчезновения ярчайшая, ни с чем не сравнимая вспышка ослепила всех, кроме него, на несколько минут даже среди белого дня и рассеялась, оставив на месте исчезнувших Врат десятка два мужчин и женщин разнообразной внешности, совершенно разношерстно одетых и сходных только в одном – все они изумленно и растерянно оглядывались по сторонам. Видел, как, осторожно обходя их, к стоящим в сторонке Избранникам с Линь Мэем кинулся самый прекрасный в мире единорог со светящимся витым рогом и кудрявой гривой, в котором только по хитринке глаз можно было узнать Юна, бывшего Недомерка.

Видел глаза Ниро, когда тот, прощаясь, отдавал ему лей – усталые, больные глаза, и горькую складку у губ, так сильно спорящие со словами бывшего мага, словами о Свете, уничтожающем Тьму, свете, который он хочет нести в мир.

Видел белый от осыпавшихся весенних лепестков и искрящегося зимнего снега, пестреющий осенними листьями и летним разнотравьем ковер оставшихся позади восьми лет, пройденных пыльными дорогами, спетых в замках аристократов и на деревенских улочках, в придорожных трактирах и посреди шумных ярмарок, передуманных и переговоренных с Юном, неизменным спутником и верным другом, видел почти такие же слепые, как его собственные, глаза людей, неспособные разглядеть ни рога, ни львиного хвоста и принимавшие благоразумно молчащего рядом с ними единорога за красивую белую лошадь необычной породы.

***

Рано утром хозяйка принесла ночевавшим в овине за неимением места в доме путникам хлеба и молока, не взяв предложенные за ночлег деньги, и они снова двинулись в путь, а уже после полудня вошли в город.

Высоко над головой разыгрывалась всегда доступная взгляду и почти никем не замечаемая великая мистерия неба, белоснежные облака пушистыми невесомыми башнями высились в синеве, двигаясь в разные стороны на разной высоте, сливаясь и перетекая друг в друга, а по обеим сторонам грязных улочек так же перетекали друг в друга серые угрюмые стены домов с небольшими, почти везде плотно закрытыми ставнями, окнами. Редкие прохожие с любопытством разглядывали невысокого хрупкого молодого человека с тонким нервным лицом, в запыленной одежде странника и с леем, закинутым вместе с дорожным мешком за спину, и спокойно цокающую копытами без всякой упряжи рядом с ним небольшую, такую же изящную, белоснежную лошадь. Порывы ветра смешивали пряди роскошной лошадиной гривы и густые длинные волосы юноши, и тогда их невозможно было различить – и те, и другие были одинаково белы. Очень похожими были и две пары больших удлиненных темных глаз, опушенных светлыми ресницами, только в одних светился мягкий огонек, другие же были бездонным и мертвым черным омутом, и только блики пробегали по поверхности. Рука юноши легко лежала на колышущемся в такт шагам белом лошадином боку.

Большинство, поглазев, шли дальше по своим делам, и лишь несколько зевак на достаточном отдалении шли вслед странной паре к городской площади, предчувствуя развлечение.

Не успел Миура расчехлить лей, как над плечом раздался голос, судя по громкости и отсутствию каких бы то ни было сомнений, принадлежащий дюжему стражу порядка:

– Эй ты, белоголовый! Ты чего тут расселся? Еще недоставало Их светлости герцогу глядеть в окно на таких грязных оборванцев! Паспорт есть?

– Паспорт? – переспросил юноша.

– Ага, он самый, паспорт, нечего мне тут глухим прикидываться! Ну, чего уставился? Глаз-то у тебя ровно у лешака, недобрый, еще сглазишь. Ну? Паспорт, говорю, давай! Известно – по указу герцога у каждого жителя города паспорта должны быть!

– Я не житель города, я путешественник, странствующий менестрель, – пожал плечами Миура, – У меня нет паспорта.

– Ишь ты, менестрель, значит, странствующий.... – на минуту заколебался голос, но тут же снова окреп, – Бродяга, значит? Беспаспортный? Мало мы вас, видать, переловили! Да и еще и безработный тунеядец, песенки петь – это тебе не работа. Придется тебе, голубчик, со мной в городскую тюрьму пожаловать, – и что-то острое, скорее всего, копье, ощутимо толкнуло в правый бок.

– В тюрьму меня сажать не за что, – не стал подниматься на ноги Миура, – Я туда не пойду.

– Поговори мне! – прикрикнул стражник, – А за что в тюрьму, так это мы найдем, за этим дело не станет. Лошадка вот, гляжу, больно хороша у тебя. Где бродяге-оборванцу взять такую? Вот и расскажешь, у кого украл. А покуда не расскажешь, ну или забудешь вдруг – лошадка в конюшнях герцога постоит.

– Лошадь эта моя по праву, и я ее не воровал, – в который раз повторил Миура надоевшую уже за годы странствий фразу, – И слушается она только меня, никого другого не подпустит.

– Ничего, аркан-то на шею накинут да стреножат – небось, подпустит, – гоготнул стражник, – А ежели твоя она, документ покажи, на такую лошадь документ обязательно быть должен. А нету документа, вставай, в тюрьму пошли, – и сильная рука бесцеремонно ухватила юношу за шиворот.

– Что здесь происходит? – раздался рядом глубокий властный баритон. Воротник Миуры немедленно был отпущен.

– Дык, господин Годериус, бродяг вот ловим, – кажется, стражник даже вытянулся перед неожиданно вмешавшимся "господином", – Говорит, мол, певец бродячий, а документов никаких нет, и лошадка вон краденая, видать.

Последовала недолгая пауза – видимо, "господин" рассматривал странников – затем снова раздался его голос:

– Ваше рвение, сержант, весьма похвально, и я сообщу о нем вашему офицеру, но теперь можете оставить юношу в покое. И он, и его лошадь прибыли сюда для завтрашнего праздника по моему личному приглашению. Вы свободны, сержант, можете идти.

– Благодарю Вас, господин Годериус, – и тяжелые сапоги стражника затопали прочь.

– Ну, мой юный друг, – гораздо менее жестким и властным голосом произнес неожиданный помощник, – Теперь нам неплохо бы поскорее исчезнуть, пока обязанность потребовать то самое приглашение не возобладала над привычкой подчиняться. Тем более, что Вы явно не знакомы с местными порядками. Ваша лошадь...

– Это не лошадь! – вдруг, совершенно неожиданно для самого себя, выпалил Миура.

– Я это вижу, – улыбнулся собеседник, – И тем более чувствую себя обязанным помочь тому, кого бок о бок сопровождает единорог.

Миура невольно повернулся к нему, почти забыв на миг, что слеп – очень уж хотелось посмотреть на третьего встреченного за восемь лет человека, способного узнать единорога.

– Так вот, – невозмутимо продолжал тот, – Ваш изумительный спутник вряд ли согласится возить ездока, поэтому хочу спросить – Вы умеете ездить верхом?

– Приходилось, – кивнул юноша.

– Тогда садитесь на моего коня, а я найду себе скакуна... Что Вы делаете? – воскликнул он, увидев, как пошедший на звон сбруи Миура ткнулся в луку седла. Конь всхрапнул и попытался отступить в сторону, но юноша уже нащупал все детали седла и через секунду сидел верхом.

– Выполняю Ваши рекомендации, – спокойно ответил он.

– Хм... Ну что ж, тогда немного подождите меня здесь. Вас никто не тронет – моего коня узнают и не захотят связываться.

Послышались быстрые удаляющиеся шаги.

– Скажи, Юн, его коня действительно невозможно не узнать? – повернулся Миура туда, откуда доносилось дыхание молчавшего до сих пор единорога.

– Похоже, да., – ответил тот, – По крайней мере, я очень мало видел лошадей такой ярко-рыжей масти, да еще и с вплетенными в гриву лентами.

– Знаешь, Юн, – задумчиво протянул юноша, – Я понимаю, что он спас нас от неприятностей, но ведь мы рискуем оказаться в полной его власти... что ты хоть о нем сказать можешь?

– Ну... Он высокий, темноволосый, лицо красивое, но жесткое, видно, привык принимать решения и отдавать приказы, Взгляд открытый и смелый... И – он ведь узнал меня, Ми! Не думаю, что его следует опасаться.

– Ну что ж, – вздохнул Миура, – По крайней мере, он точно приятнее стражника.

–Угу, – отозвался единорог, – А вот и он.

Зацокали подковы по мостовой, и таинственный господин Годериус оказался рядом с ними.

– Нам пора, – сказал он, – А для того, чтобы у вас не возникало сомнений, хочу представиться, Я – Арр Годериус, начальник стражи Эа, и я предлагаю вам свою защиту и ее покровительство. С вами я познакомлюсь по дороге.

Миура смутился – уж не слышал ли Арр Годериус что-нибудь из их разговора. Нехорошо оскорблять человека недоверием – торопливо поклонился и тронул поводья. Некоторое опасение, что он, слепой, не сможет справиться с чужим конем, оказалось напрасным – хорошо выученное животное и без всякого управления следовало за хозяином.

Что вдруг толк нуло его выглянуть на площадь сквозь щель неплотно закрытых штор, он не знал, но тянущее, мучительно-беспокойное чувство не отпускало. Ах, Арр, дерзкий свободолюбец Арр, кого же ты теперь взял под свое крыло? Ну ничего, уже завтра он получит то, чего давно хотел, а там можно будет заняться и Годериусом, и его подопечным.

Пахнущий сеном и далекими соснами ветер ударил в лицо – они выехали из города.

– Куда мы направляемся? – повернулся к спутнику Миура.

– Во Владения Эа. Это очень красивое и хорошо защищенное место в нескольких милях от города.

– Значит, пока мы едем, вы успеете рассказать мне кое-что о порядках, царящих в этом городе?

– Успею, – усмехнулся Годериус, но, похоже, не весело, – Знаете, я ведь тоже не так давно был странником. Сколько таких искателей удачи бродило после войны по дорогам вдруг изменившегося мира! Негоже дворянину хвалиться, но думаю, мало у кого из них были столь наивно-благодушные устремления, как у меня. Но везде я встречался совсем с другим: одни – несчастные и запуганные, неспособные сделать хоть что-нибудь для помощи самим себе, другие – на все согласные ловкачи, готовые нагреть руки на чем угодно, и уж конечно не желающие упускать такую возможность наловить побольше рыбы в мутной воде перемен. Знаете, трудно в одиночку пытаться что-то сделать с этим... и когда я попал сюда, мне показалось, что я нашел рай. Недавно пришедший к власти герцог, в честном поединке убивший правившего до него жестокого разбойника, замучившего людей насилием и поборами. Стражники, которые охраняют город, а не грабят горожан хуже бандитов. Торговцы, которые не дерут втридорога, потому что люди герцога следят за ценами и охраняют торговые обозы... да много еще разного, герцог навел здесь порядок, город и местность процветали. Но, видимо, так хорошо не может быть долго. Постепенно порядок становился все более жестким. Те, кто пытался протестовать, исчезали, для тех, кто пытался сбежать, придумали паспорта... Эта злосчастная бумажка стоит больших денег, и без нее не выедешь за границы герцогства, разве что какими-нибудь заброшенными тропами. И почему-то на границе всегда выясняется, что, даже если она есть, она написана неверно... словом, защищенность постепенно стала тюрьмой.