Текст книги "Барды Мечей(СИ)"

Автор книги: Аноним Blackcat

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

К реке вышли после полудня. В конце своего пути Авина разбивалась на множество рукавов, образуя широкую дельту. Несколько срединных рукавов были достаточно широкими и глубокими для прохода судов, большинство же боковых представляли собой узкие, почти заросшие камышом протоки, приют множества птиц. Кроме того, река на всем своем протяжении славилась обилием рыбы.

К одной из таких проток и вышли путешественники. Осторожно пробравшись прямо в одежде сквозь прибрежные камыши на середину, где уже холодная по-осеннему вода была очень чистой, от души напились, потом с таким же удовольствием выкупались, и, дрожа всем телом и с посиневшими губами, выбрались на берег разводить костер. К счастью, сухого камыша было вокруг предостаточно.

Когда обсохли и согрелись, сам собой встал следующий вопрос – еда. Для единорога с этим проблем не было – рядом с рекой скудная прежде трава стала высокой и сочной – а вот людям надо было что-то придумать. И маг, и Миура были достаточно искусными охотниками, но не с мечом же на охоту идти, и не руками ловить рыбу. После недолгих колебаний Ниро решил пустить в дело магию.

– Но ведь этого делать нельзя! – Миура, как и все в Королевстве, прекрасно знал закон магов, запрещавший использовать их искусство в торговле, в любви и на охоте. Нарушители закона считались совсем уж бесчестными.

Ниро усмехнулся:

– Ах, друг мой, если бы это было первое "нельзя" в моей жизни! Похоже, я родился именно для этого – делать то, что нельзя. К тому же, нам предстоит несколько дней пути по дикой степи, ты же не собираешься голодать все это время, лишь бы не нарушить закон?

Возразить было трудно, но юноша все-таки сделал это:

– Но ведь нарушители закона всегда наказывались! Что с тобой будет?

– Всегда считалось, что нарушителей наказывает Чаша Магии, – покачал головой Ниро, – так что нынче наказание мне не грозит. Да и я стал другим, и теперь начинаю понимать, что сила Чаши всегда жила в основном в наших головах, основательно вбитая туда Советом. И наказывали мы себя тоже сами. И больше делать этого я не намерен, – жестко закончил он.

Юн только тихо хмыкнул. На ужин была большая рыбина.

***

Норлан, ворота Авины, лежал выше по течению, у начала дельты. Туда-то друзьям и нужно было теперь попасть. Дорога была, в общем, не тяжелой, даже холод на сытый желудок не так сильно ощущался. По ночам отходили от реки в степь – там было теплее – и дежурили по очереди, поддерживая костер и внимательно глядя по сторонам, как-никак, широкая Авина служила границей Королевства, и уже не так далека была Петля, занимавшая треть неба на западе.

На четвертую ночь дежуривший Миура разбудил мага. Юноша был встревожен.

– Ниро, я не понимаю, что происходит! Посмотри, что это?

Недомерка будить не потребовалось – спал он чутко. Все трое уставились на странное зрелище. Ночь стояла безлунная, и Норлан был все еще в нескольких днях пути на севере, но там, на северном горизонте, словно зарево пожара окрашивало небо.

– Может быть, битва? – Миура невольно поежился от своих слов. Они были далеко от большой войны достаточно долго, чтобы от нее отвыкнуть.

– И костры, чтобы лучше друг друга видеть? – прищурился Ниро, – Да нет, вряд ли. Зарево над Норланом, если бы он горел, мы бы не увидели, еще слишком далеко, а ближе к нам только дикая степь...Степной пожар? Но откуда ему взяться?

– Оно приближается, – заметил зоркий Юн.

Скоро и остальным стало ясно, что зарево довольно быстро движется к ним. Теперь оно уже не охватывало весь северный горизонт. Постепенно стала вырисовываться громадная пылающая фигура. Люди потянулись к мечам, хотя вряд ли мечи здесь могли помочь. При всем при том ничто е нарушало ночную тишину. Друзья тоже молча ждали – ничего другого пока все равно нельзя было сделать.

Постепенно стало возможным рассмотреть приближающуюся фигуру. Прямо на них скакал огромный пылающий конь, развевающаяся огненными языками грива, казалось, выжигала звезды, и они гасли, не в силах выдержать жара. Зрелище было и страшным, и величественным. Там, где в степную землю ударяли призрачные копыта, долго еще оставался пылающий след.

Конь несся прямо на небольшую площадку, словно выровненную человеческими руками, на которой замерли путешественники. Вот уже пылающие передние копыта взвились в воздух почти над их головами, а они все стояли не шевелясь, завороженные и словно околдованные. Конь прыгнул. Огненный смерч, кажется, накрыл весь мир, все вокруг превратилось в трепещущее пламя, в котором невозможно остаться живым, и на несколько мгновений они выпали из мира, забыв дышать, и маленький костерок погас, устыдившись соседства с этим огнем.

Затем гигант понесся дальше, а по окружности площадки взметнулась стена огня, и ржание удаляющегося жеребца совсем уж нелогично перешло в рычание впереди, где на фоне вновь зажегшихся звезд вырисовывался призрачно-лунный силуэт старого знакомого – Крылатого Кота, покровителя румского племени.

Только когда оба животных растаяли в степной дали, и окончательно погасло колдовское пламя вокруг площадки, друзья пришли в себя.

– Что это было? – еще глядя в даль широко открытыми глазами, с трудом проговорил юноша.

– Похоже, нас занесло в какое-то священное место румов. Здесь, в этой степи, кочуют их племена. И похоже, боги румов заинтересованы в нашем успехе, – задумчиво ответил Ниро, – Степь горела под копытами коня... Нам надо спешить, только так я могу истолковать это предупреждение!

– Спешить-то спешить, – хмыкнул Юн, – а куда? Ну хорошо, доберемся мы до Норлана, а дальше? Куда дальше, Ниро?

– На север, Юн, в Древний Лес, туда, где живет твой народ. Никто толком не знает, сколько Врат существует в нашем мире. Точно известно лишь о трех. Одни, я думаю, навсегда погребены в Затерянном Городе. Для того, чтобы достичь вторых, надо переплыть Туманное море и преодолеть почти неприступные горы, этот поход занял бы не меньше года, у нас нет этого времени. Третьи из известных Врат-меж-Мирами там, на северо-западе Древнего Леса.

– Но ведь там Тень! – разом ахнули спутники мага.

– Да, – кивнул он, и голос стал резким, – Но у нас нет другого пути. Нам не придется далеко заходить в границы Тени... я думаю. По крайней мере, когда мы уходили, эти места еще лежали на окраине темной полосы.

Миура сжал слезу дракона на груди в вороте рубашки:

– Значит, мы пройдем. Мы должны.

– Восток светлеет. Пора собираться в путь, – Ниро положил руку на напряженное плечо мальчика.

– Значит, пройдем, раз должны, – не слишком весело кивнул Недомерок.

***

Последний день пути до Норлана оказался сущим мучением. С утра зарядил мелкий холодный дождь, от которого не спасли бы и самые плотные теплые плащи, не говоря уже о той одежде, что осталась у путешественников. Ниро почти насильно застегнул плащ на плечах Миуры, сам же шел в одной рубашке, упрямо нахмурившись и сжав посиневшие губы. Недомерок, понуро склонив голову, топал по скользкой грязи, где трудно было бы и гораздо более рослой лошади, забрызганный по самые длинные уши.

Недовольный тем, что пришлось покинуть сухую и теплую сторожку, стражник в воротах вряд ли пропустил бы их в город, если бы они предъявили что-то менее весомое, чем знаки Мага высшего Посвящения и Наместника золотой Степи. Внушенного уважения хватило даже на то, чтобы он, вновь закрывая городские ворота, объяснил, как найти ближайший постоялый двор.

Ниро приходилось бывать в Норлане, восхищаться нарядной набережной, наблюдать не утихающую суету порта и бесконечные торговые ряды, где можно было встретить товары не только со всего Королевства, но и из многих дальних земель, любоваться кораблями на глади широкой – другой берег не всегда разглядишь – реки. Сейчас город был повернут к друзьям изнанкой – хмурой, грязной, уныло-серой от дождя.

Постоялый двор, имевший не слишком пышное название "Приют путника", оказался добротным крепким заведением. Внизу, в общей зале, ярко горел очаг, вкусно пахло хорошей едой, и за простыми деревянными столами почти не было свободного места. Комнаты для постояльцев располагались на втором этаже.

Лето вместе с бойкой торговлей закончилось, и далеко не все они были заняты, но хозяин, окинув друзей не слишком уважительным оценивающим взглядом, отвел им почти самую дальнюю и, похоже, худшую комнату. Стоила она, однако, не мало, так что путешественники не возражали. Уцелевший кошелек был не бездонным, а завтра предстояло многое купить. Впрочем, после холодной степи любая сухая постель под теплой крышей казалась роскошью. Лучше всех устроился Юн – конюшня здесь была просто образцовой, благоухающей свежим сеном. Убедившись, что у ушастого друга все хорошо, маг с Миурой направились в общий зал ужинать.

Место нашлось за столом недалеко от очага, и какое-то время друзья просто наслаждались его живым теплом и доброй едой, лениво глядя по сторонам. Публика в зале была разнообразной. Кроме нескольких явных постояльцев, горожане и довольно много матросов, не смотря на то, что порт находился в другом конце города. Пили пиво и вино, и, хоть откровенно пьяных не наблюдалось, в зале стоял многоголосый шум и хохот. Далеко не сразу ухо Ниро уловило бренчание лея. Заинтересованный, маг поискал глазами источник звука. Инструмент мучил сидящий на табурете в дальнем конце зала мальчишка примерно одного возраста в Миурой, щуплый, смуглый, с шапкой нечесаных черных кудрей, из-под которых настороженно блестели глаза-угольки. Смуглось и чернявость, да и черты лица парнишки явно выдавали румскую кровь, и это еще больше заинтересовало Ниро. Он прислушался к голосу мальчика, терявшемуся среди трактирного шума. Играл паренек не слишком умело, голос же был чистым и красивым, но боязливо-тихим. Мальчик тянул какую-то грустную румскую песню с долгими гортанными переливами. У ног певца валялась старая шляпа, в которую не спешили лететь монеты – похоже, парня никто и не слушал. Хотя нет, в этом Ниро ошибся.

– Эй, щенок, долго ты еще будешь выть там, в углу? – из-за стола по другую сторону очага поднялся широкоплечий детина и направился к юному певцу, – Добрые люди повеселиться пришли, а не твой скулеж слушать! Замолчи, иначе не так у меня заскулишь! – здоровенная лапа дернула-было к себе застонавший лей, – А ты еще... – детина осекся, встретившись глазами с неожиданно возникшим рядом магом. Худощавый Ниро был чуть ли не вдвое меньше желавшего повеселиться "доброго человека", но яростный взгляд мага тут же лишил того желания продолжать, и Ниро спокойно вынул лей из его ставшими вдруг послушными железных пальцев. Странный такой лей: струны сквозь витую гарду пропущены, а наверху грифа – рукоять меча, удобная, и кожа обтяжки лоснится от частого использования, а не взяться – колки торчат...

Ниро Певчий Дрозд, Серебряный голос Королевства замер с леем в руках. Как только его тонкие нервные пальцы сомкнулись на грифе, куда-то в ничего не значащую и почти нереальную даль отодвинулся трактир с галдящей публикой, остались только две пары глаз: испуганные угольки румского мальчишки, и тоже испуганные, но с затаенным восторгом глаза Миуры – сын Доринана хорошо знал, под чьими пальцами сейчас дрожали струны лея.

Первом Магу не пристало петь, и Ниро давно забыл, когда последний раз касался инструмента. А сейчас, как запойный пьяница, долго обходивший десятой дорогой питейные заведения и вдруг очутившийся в винном погребе, просто не в силах был оторваться. Лей, как живой, сам подставил струны под пальцы.

Как же давно он не пел! Почти успел забыть, какое это болезненное и острое удовольствие, и сбивал в кровь пальцы и сердце о стуны, рвал душу в клочья и снова собирал по частям.

К стенке бедою припёрло -

Оскалился рок...

Рвётся душа через горло,

А в горле комок.

В этом безвыходном горе

Кузнец! Ты б помог!

Кузница вновь на запоре -

Амбарный замок.

Сделай мне глотку, как зверю -

Облегчи беду.

Я под закрытою дверью

Тебя подожду.

Ты помоги мне в несчастье -

Воздам по трудам.

Ценности все, не скупясь, я

Тебе передам.

Слово своё не нарушу,

Поверь же ты мне!..

Волком завыть... Вырвать душу

И бросить к Луне!..

Сил нет терпеть это молча.

Приди ж, наконец!

Скуй мне, кузнец, голос волчий,

Да скуй же, кузнец!!!

И звенел лей, жалуясь и признаваясь в любви, шепча и вскрикивая, и голос певца взлетал ввысь и рассыпался серебряными монетками, накрывая зал, заставляя забыть обо всем и с головой уйти в его мир.

я хочу разучить тебя плакать, хотя бы на вечер,

я хочу разорвать километры отчаянной боли,

чтобы было тепло, безвозвратно, безумно и вечно,

чтобы за руки взявшись пройти по прохладному полю...

я хочу разучить твою грусть, её тексты, аккорды,

чтоб разбить её в прах, чтоб поставить её на колени,

и улыбка твоя станет птицей, горячей и гордой,

и глаза отразятся на небе дождливо-осеннем

я хочу овладеть твоим телом, лизать твои губы,

чтобы нежности пламя сжигало тоску и тревогу.

твоя кожа под пальцами стонет легко и упруго.

я с тобой, мое солнце. Смотри: нам завидуют Боги.

километры исчезнут, провалятся в зыбком тумане,

наши лица так близко, теперь мы забудем о боли.

пусть ласкает закат тихой нежностью шелковой ткани,

мы пройдем – две фигуры по желтому-желтому полю...

Обессиленный Ниро замолк, чувствуя, как затихает в душе эхо последних строк. Там, в душе, было пусто и чисто, до головокружения легко, как от слез, о существовании которых Первый маг давно успел забыть.

Он давно молчал, но в зале все еще стояла тишина. Наконец, удивленно-испуганно переговариваясь, народ стал расходиться.

***

Похоже, после вчерашнего происшествия хозяин проникся к неизвестному певцу и его спутнику большим уважением, даром что выглядели они сущими оборванцами. Но выгоды своей упускать отнюдь не собирался – за двух лошадей, теплую одежду и кое-какой запас еды друзьям было предложено заплатить гораздо больше, чем у них имелось. Что поделаешь, благородные господа, война!

Озадаченные, вышли на крыльцо обсудить ситуацию. Миура покрутил необычный перстень на левой руке. Грубо вправленный в белый металл большой желтый камень пересекала черная полоса, словно зрачок не слишком доброжелательного глаза.

– -Ниро, ты видел, как он смотрел на перстень? Может, предложить его вместо недостающих денег?

Маг взял руку мальчика, внимательно посмотрел на необычный камень:

– Нет, Ми. Такие вещи не продают. Твой отец рассказывал, как перстень к нему попал, и уже тогда я не сомневался, что это особенная вещь. В нем большая сила. Не знаю, для чего она служит, но подобные перстеньки просто так не валяются. И если он у тебя, значит, так нужно. Даже не думай продать его. Что-нибудь придумаем.

Неожиданно задумавшегося Ниро кто-то дернул за рукав. Оказалось, вчерашний парнишка-рум. Звали его, правда, вполне по-норлански Гольдаром, то есть сыном реки.

– Не слушайте хозяина, – начал он, не отпуская рукав Ниро, – Он за все втридорога берет, а с вас еще за вчерашний убыток – обычно-то посетители гораздо позже расходятся. Да и в других местах вы сейчас дешево ничего не купите, особенно лошадей. Пойдемте, я могу помочь.

Терять было нечего, и Ниро, пожав плечами, двинулся за ним вместе с Миурой. Шли вчерашней дорогой обратно к городским воротам. Это не удивляло, непонятно было другое – как сын степных кочевников попал в город, да еще и получил местное имя? После вопроса мага парнишка принялся рассказывать.

Однажды молодой матрос купил в подарок матери на ярмарке бисерное украшение у юной румской красавицы. Отец ее продавал здесь нескольких высоко ценившихся румских лошадей, она же – собственное рукоделие. Купил и купил, чего на ярмарке не бывает, да и безделушка-то грошовая. Только через полгода приехал тот матрос сватать рукодельницу. И она – дело совсем уж неслыханное – согласилась. Не в обычаях румов запирать девиц от желанных им женихов, отдали красавицу за чужака. Однако, замужняя дочь что отрезанный ломоть, а здесь и вовсе – отказалась, ушла от своих, не удивляйся, если и они от тебя откажутся.

Но поначалу жили хорошо – матрос в жене души не чаял, да и свекровь полюбила невестку. Родился сын.

Только морская удача капризна, и однажды именно это судно не вернулось домой. Мать-старуха ненадолго пережила сына, и осталась жена матроса с ребенком одна среди чужаков. Рукодельничала, чем-то друзья мужа помогали, к своим же вернуться гордость не позволила, да и они, все зная о ее жизни, назад не звали – ушла так ушла. Только брат, дядя Гольдара, помогал сестре. К нему-то мальчик и вел сейчас друзей.

Дядя Римал оказался крепким мужчиной лет сорока пяти с такой же, как у племянника, шапкой кудрей, лишь чуть тронутой сединой у висков. Он поджидал мальчика у ворот, оживленно переговариваясь со стражником как со старым знакомым. Неподалеку были привязаны две лошади – одна верховая, другая же везла притороченные к седлу пару мешков. Римал приехал не с пустыми руками.

Спутники племянника явно очень заинтересовали его, но друзья предпочли подождать в сторонке, пока родичи что-то обсуждали по-румски. И из вежливости, да и все равно ничего не поймешь. Мальчик что-то оживленно рассказывал дяде, и оба то и дело стреляли глазами в сторону мага со спутником. Наконец, Римал решительно направился к ним:

– Малыш рассказал мне о том, что было вчера в трактире. Спасибо за то, что помогли ему, – он явно искренне, но сохраняя достоинство поклонился Ниро и сделал сдерживающий жест в ответ на попытку того что-то сказать, – Рассказал и о вашем разговоре с хозяином трактира утром. Друзьям мальчика я готов помочь всем, чем могу, хоть я и не богат. Но не только это обязывает меня помочь вам. Покровитель нашего племени – Огненный Жеребец, и над головой каждого из вас я вижу золотую подкову, знак его благосклонности, – Римал невольно улыбнулся, глядя, как друзья быстро посмотрели друг на друга, ища указанный знак, – Не старайтесь, его сможет увидеть только тот, в чьих жилах течет кровь детей Огненногривого. Не питайте жадность городских торговцев, вы получите все, что вам понадобится. Приходите сюда завтра утром.

Рум еще раз поклонился, на этот раз не возразив против ответных поклонов, и пошел к лошадям – разговор был окончен. Гольдар получил привезенные дядей мешки, и всадник, ведя в поводу вторую лошадь, скрылся в степи.

– Может быть, вы согласитесь быть нашими гостями? – смущенно спросил юный Гольдар, – Мама будет рада...

Ниро согласился.

Нея, мать Гольдара, была красива именно той диковато-гордой, западающей в душу красотой, которой славятся румские женщины, но которая дается лишь одной счастливице из великого множества. А впрочем, счастливице ли? – с сомнением покачал головой Ниро, глядя на точеный профиль, уверенные спокойные движения тонких рук, бездонные черные омуты глаз под гордым разлетом бровей.

Домик был бедным, но чистеньким и уютным, ярко пылал огонь в очаге, неприхотливая, но от души предложенная еда казалась особенно вкусной, и руки Ниро снова приросли к лею, который теперь не кромсал душу в клочья – тихо говорил о своем, иногда лишь всхлипывая под вдруг сорвавшимися пальцами.

Когда пришло время уходить, маг нехотя поставил инструмент на скамью, и тот в ответ звякнул с явным сожалением.

– Возьми его, вы ведь не хотите расставаться, – спокойно предложила хозяйка, – Твои руки созданы для его струн.

– К сожалению, мои руки созданы не только для этого, – грустно усмехнулся маг, – да и с Гольдаром ему будет спокойнее.

Слушавшие разговор мальчишки почему-то даже не удивлялись тому, что о лее говорят как о живом существе. Гольдар набрал было воздуху, чтобы что-то сказать, но мать его опередила:

– Сыну я куплю новый лей, Римал поможет, – и юный певец согласно кивнул, – А этот, видно, ждал здесь тебя...

Ниро начал снова возражать, но тут к разговору присоединился Миура, вдруг тоже взявшийся убеждать его принять подарок, даже пообещавший везти его, как верный оруженосец. Пришлось уступить уговорам и собственному желанию и согласиться.

Хозяин постоялого двора проводил их на следующее утро с явным разочарованием – торговля не пошла, да и перстень Миуры продолжал притягивать его взгляд. Не смотря на то, что выехали рано, у городских ворот их уже ждали. На этот раз Римал приехал не один. Рядом с ним на высоком тонконогом рыжем жеребце – никак, дань уважения огненному покровителю – восседал пожилой рум, в котором явно угадывался вождь. Державшийся немного позади молодой парень вел двух груженых лошадей.

– Я не стану спрашивать, как и почему Огненногривый даровал вам свою благосклонность. Если он выбрал вас, значит, вы того достойны, – начал вождь.

– Нам нечего скрывать, – пожал плечами Ниро и рассказал о необычной встрече в степи.

Вождь тонко улыбнулся:

– Ты рассказал, как это было, но не о том, почему.

– Для нас самих это загадка, – чуть поклонившись, ответил маг, – Но думаю, причина – дело, к которому мы призваны.

– Если в вашем деле помогают даже румские духи-покровители, значит, и для нас честь вам помочь, – также слегка склонил голову вождь. По его знаку молодой рум подъехал ближе, подведя к друзьям лошадей. – Это хорошие кони, а в седельных сумках вы найдете все, что нужно для дальней дороги. И пусть ваш поход завершится удачно.

– Спасибо, вождь. Мы не забудем помощи румов, – от души поклонился маг, и Миура последовал его примеру.

– Что ж, помяните нас добром, – уже открыто улыбнулся седой вождь, – Прощайте, и пусть боги будут милостивы к вам.

Всадники развернулись и поскакали обратно в степь. Похоже, в племени Огненногривого не любили долгих церемоний. Ни Римал, ни юноша так и не проронили ни слова в присутствии вождя.

***

Чем ближе к северу, тем зеленее становилась степь по берегам Авины, и в конце концов появились небольшие перелески и заросшие овраги, что было очень даже кстати – в этих краях осень давно вступила в свои права, и в непогожие ночи под защитой деревьев было гораздо приятнее. А непогода словно испытывала терпение, пронизывающий холодный ветер и дождь стали постоянными спутниками путешественников.

Уже на второй день пути от Норлана выяснилось, почему Миура так просил мага взять лей.

Сидя вечером у костра и глядя в огонь, мальчик задумчиво поглаживал зачехленный инструмент. Поймав взгляд мага, тих сказал:

– Я хочу научиться играть. Научи меня, Ниро! Пожалуйста...

– Твой отец тоже просил его об этом, – не дав магу ответить, неожиданно подал голос Юн Чи, – Только терпения у него хватило не надолго.

Миура подался вперед:

– Отец? Он всегда любил слушать песни, но я не представляю его с леем в руках...

– Он очень хотел спеть для твоей матери, – улыбнулся Недомерок.

– Я терпеливый, – немного помолчав, снова начал Миура, – Научи!

Ниро глянул на руку мальчика, сжавшую гриф.

– Расчехли лей.

Струны удивленно дрогнули, поймав случайный вихрик. Ниро взял инструмент.

– Держат его так, – показал и передал назад, – Попробуй... Так. А теперь скажи, что ты больше всего любишь держать в руках?

– Не знаю... – задумался мальчишка. – Меч. Старые книги. Цветы.

– Хорошо. Пусть в левой руке у тебя – рукоять меча. Держи его крепко, но мягко. Под правым локтем – стопка очень старых книг, ты бережно несешь их. А под пальцами лепестки, упругие и нежные. Погладь их.

Тонкие пальцы Миуры прошлись по струнам, и Недомерок удивленно насторожил уши, прислушиваясь к сильному и чистому звуку. Даже ветер удивленно стих на минуту.

– Вот так! – улыбнулся Ниро, – А дальше – потом. Нам пора в путь.

Миура оказался способным и действительно терпеливым учеником. Уроки продолжались на каждом привале, а по ночам, сидя у костра на часах в свой черед, парнишка тихо перебирал струны. Чуткие уши Недомерка, не меньше двух спутников любившего музыку, поначалу страдали, и он старался расположиться подальше, но постепенно придвигался все ближе – разговор Миуры со струнами стало приятно слушать.

Наконец, когда земля стала настолько сырой, что конские копыта оставляли в ней глубокие следы, постепенно заполнявшиеся водой, между полосами ивняка и камышей, дорога окончательно исчезла. В обе стороны тянулся низкий болотистый берег, а впереди раскинулась широкая гладь озера.

– И что дальше? – поинтересовался Недомерок, – Как будем перебираться через Озерный край?

Озерным краем звалась обширная равнина по правому берегу Авины, заполненная бессчетными большими и маленькими озерами, соединенными запутанным лабиринтом проток. Все это вместе было кое-как проходимым лишь в небогатые дождями годы, да и то всегда существовала опасность заблудиться среди камышей и угодить в болото.

Ниро улыбнулся:

– Здесь живут друзья. Я думаю, нам помогут.

Поехали вдоль берега на запад. Через некоторое время Миура убедился, что озеро не было пустынным – за очередным поворотом в просвете между камышами открылось довольно большое селение. Правда, дома стояли на сваях прямо в воде, причем далеко от берега.

Ниро спешился. Юноша тоже спрыгнул с лошади, но тут же шарахнулся подальше – прямо из-под его ноги в близкую воду плюхнулось что-то довольно увесистое.

– Что это было?

Маг отошел на несколько шагов, высматривая что-то на берегу.

– Иди-ка сюда, только тихо. Вот оно, – указал осторожно подошедшему мальчику. В траве сидела здоровенная уродливая жаба. Раздутое, покрытое слизью тело в зелено-желто-коричневых разводах было покрыто бородавками. Не сразу увидавший спрятавшуюся в траве озерную хозяйку Миура едва не наступил на нее. С горловым возмущенным ворчанием жаба поспешила скрыться в воде с тем же, уже слышанным, звуком. Миура брезгливо передернулся, и чтобы сменить тему спросил:

– Как стоят дома? Ведь дерево, наверное, быстро сгнивает в воде? Или там каменные сваи?

– Нет, хотя мысль неплохая, – ответил маг, – Сваи из железного дерева. Конечно, оно очень дорого, зато может находиться в воде долгие годы. Ну и магия немного помогает.

– А почему они так живут – на воде? Можно ведь было построить деревню на берегу?

– Можно, – кивнул маг, – И когда-то так оно и было. Предки озерного народа жили на земле, как все. Но в степи, той самой, откуда мы сейчас пришли, обитали кочевники, чей огненный бог требовал жертв. Все окрестные народы страдали от их набегов, после себя эта дикая орда сжигала все и вся. Где-то строили высокие стены, здесь же на помощь пришла вода, и люди переселились под ее защиту. Кстати, Огненногривый покровитель здешних румов, так вовремя пришедший нам на помощь, мне кажется, мирный потомок того жестокого божества.

Тем временем их заметили – от селения к берегу направились две лодки. Одна, большая, из выбеленного дорогого дерева и с резной фигурой, украшенной золотыми накладками, могла принадлежать только старейшине, так что их встречали действительно как дорогих гостей, с почетом. Миура решил при случае выяснить историю этой дружбы. Вышедший из белой лодки высокий крепкий старик, действительно оказавшийся старейшиной, обнялся с Ниро, что еще больше разожгло любопытство мальчика, но спросить пока было не у кого – Недомерок вместе с лошадьми отправился в конюшню большого постоялого двора на берегу, где останавливались приезжающие торговцы. Мага же вместе с Миурой повезли в селение на сваях, где готовился праздник. Самое большое строение, опирающееся на целую рощицу свай, звалось общинным домом. Именно в нем скоро начался пир. Правда, как оказалось, пир был не в их честь – здесь праздновали свадьбу. Но Ниро со спутником оказались на самых почетных местах. Миура никогда не думал, что существует столько разных способов приготовления рыбы. Это разнообразие дополняли блюда из маринованных, соленых и еще кто знает как приготовленных водяных растений. И странно среди всего этого выглядело блюдо с, как показалось, ножками куропаток, тоже очень вкусно приготовленными.

– Как они умудряются выращивать здесь куропаток? – спросил он, догрызая третью или четвертую ножку.

Ниро хмыкнул:

– Помнишь жаб на берегу? Это и есть местные куропатки.

Миура замер с недоеденной ножкой, слегка побледнев, потом тихо положил ее и больше не притронулся к блюду. Это было уж слишком.

***

После праздника старейшина остался поговорить с Ниро, сын же его, крепкий парень несколькими годами старше Миуры, взялся отвести клюющего носом мальчишку к гостевому дому.

Ежась от ночного холода, Миура спустился в лодку, парень сел на весла.

– А почему Ниро у вас так любят? – спросил юный наместник.

– Он очень помог нам однажды, – спокойно ответил провожатый, – Я расскажу, если тебе интересно. Только не засни.

Но сон тут же слетел, и Миура приготовился слушать. Однако, парень довольно долго молчал, и тишину озера нарушал только осторожный плеск весел. Звезды и костер на берегу, и горящие в селении огоньки отражались в дрожащей черной воде. Наконец, привязав лодку к причальному кольцу гостевого дома у лестницы наверх, парень заговорил:

– Это давно уже было... То есть для меня давно, потому что тогда я пацаном совсем был, а теперь вот жениться уж собрался. Так-то несколько лет прошло всего. Отец Зилы, невеста она моя нынче, Уно, ушел к болотам на охоту. Ушел и не вернулся. Прождали его десять дней, как положено – нет Уно. Не повезло, значит, охотнику, и больше не вернется. Зила с матерью уж отплакали по нему, уже две луны сменились... и тут Уно вернулся. Странный, правда, стал, молчаливый, ну да столько времени в болотах просиди – небось, станешь молчаливым. Отпраздновали мы его спасение и стали дальше жить. Только после него другие возвращаться начали, те, кого давным-давно уж отплакали, кого не все в деревне и помнят. А вместе с ними к нам пришел страх. Тихо стало в деревне, тихо на озерах, ни одной птицы не осталось, жабы, и те исчезли. Хорошо хоть рыба не испугалась Вернувшихся, а то бы с голоду пропали. А так – стали жить, как будто все по-старому. Только Сиф, отец мой, думать стал, как быть, остальные от страха и думать не могли. Да и отцу долго думать не пришлось. Галеф самый горячий у нас был, вечно поругаться норовил. Вот и напустился как-то на тестя своего, Вернувшегося. Тот только посмотрел ему в глаза, ни слова не сказал. И Галеф замолчал. А на следующий день ушел. А потом тоже... вернулся.

И отец решил идти за помощью к Государю, зря что ли он защищать нас обещал, когда на верность Королевству присягали. Это время, пока он в столицу ездил, самым тяжелым для меня осталось. И страшным. Но, слава Единому, не долгим – скоро вернулся отец, и Ниро с ним. Походил, посмотрел, да и собрался куда-то. Отец хотел ему в помощь отряд собрать, да колдун отказался, мол, людей только погубим. Тогда отец сам с ним идти вызвался. А я – с отцом. Не потому, что храбрый такой, просто оставаться и ждать гораздо страшнее было.