Текст книги "Ее крестовый поход"

Автор книги: Аннетт Мотли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 30 страниц)

Иден провела принцессу по подрагивающим доскам к раскрытым дверям, и они вступили в горячую мглу внутренней части дома.

– Здесь тепло и темно, словно в гробнице! – объявила она, протянув руку, чтобы поддержать оступившуюся подругу.

– А шум! А вонь! – Беренгария наморщила носик. – Ты уверена, что нам не лучше было послать сюда кого-нибудь из мужчин?

– Конечно, нет! – Иден была полна решимости. – Мы не для того лезли через грязь, чтобы уйти ни с чем. Скоро твои глаза и нос привыкнут.

Мастерская оружейника Хью представляла собой глубокую пещеру, освещенную двумя маленькими раскаленными горнами, в которой звучала музыка лязгавших и звеневших молотков. Границы пещеры были трудно различимы, но отблески латуни там и тут позволяли предположить, что стены увешаны амуницией для людей и животных. Внутри стоял резкий запах недавно выдубленной кожи, раскаленного угля и еще более раскаленного металла, а смесь человеческого и конского пота – неизменный запах кузницы.

– Однако, – пробормотала Иден, плотнее сжимая руку Беренгарии, – это похоже на маленький веселый ад!

Беренгария выразила согласие более горячо, чем ей хотелось бы.

Иден откинула капюшон и осмотрелась. У горнов несколько коричневых мужчин и мальчишек, одетых только в кожаные передники, вытворяли непостижимые вещи с листами и полосками металла при помощи длинных клещей. На наковальне двое мужчин ковали кольца из тонко расплющенного стального листа. Еще один выправлял прутки проволоки до предельной ровности и передавал их другому, который наматывал их на стержень диаметром в звено кольчуги. Затем в получившихся спиралях с одной стороны прорезалась щель, чтобы кольца могли быть собраны в кольчугу.

За столом, сделанным в виде козел и заваленным конской упряжью и деталями доспехов, сидел мускулистый гигант, находящийся на грани между зрелостью и старостью, в чистой черной рубахе под фартуком. Наморщив лоб, он сосредоточенно работал над кольчугой. Используя маленький, но тяжелый молоток, он приклепывал цепочку проволочных колец к предыдущему ряду, одновременно соединяя их между собой. Движения его были ритмичными и точными, и было ясно, что ему не доставит удовольствия прервать свою работу. Наконец, закончив очередной ряд, он поднял глаза и встретил восхищенный взгляд Иден.

– Миледи! – Человек быстро встал и вытер рукавом пот со лба. – Простите меня! Я и не подозревал, что здесь у меня такая неожиданная компания! Я Хью Оружейник, чем могу служить вашим светлостям? Может быть, вам нужны плетеные кошельки? У меня есть немного очень хорошего серебра, полученного из...

– Я не стала бы принижать вашу отменную репутацию требованием простого кошелька, мастер Хью, – солидно проговорила Иден. – Я пришла вот зачем – эта леди хочет испытать ваше мастерство в изготовлении доспехов.

Она отступила назад, так что Беренгария поневоле оказалась впереди, несмотря на ее заметное желание поскорее вновь увидеть холодный дневной свет. Она неохотно откинула капюшон и заговорила с оружейником; звон молотков почти заглушал ее тихий нежный голос.

– Действительно так, – согласилась она, – и это должно быть лучшее ваше изделие, потому что я очень ценю жизнь человека, который будет носить их!

Иден импульсивно сжала ее руку.

– Выкованные мной доспехи ни разу не подвели человека, оказавшегося на пути смертоносной стрелы! – гордо объявил оружейник. – Ваш муж может положиться на мою сталь.

Беренгария улыбнулась, она уже начала получать удовольствие от происходящего. Этот большой и прямодушный человек вселял в нее уверенность.

– У меня пока еще нет мужа, мистер Хью, – отчетливо произнесла она. – Доспехи необходимы вот этой леди.

Мастеру Хью в юности самому приходилось участвовать в Крестовом походе, и его удивлению не было предела. Он подверг своих посетительниц более тщательному осмотру – их высокое положение было заметно по одежде и манерам. Неожиданно он улыбнулся, и словно двадцать лет слетело с его морщинистого и запачканного лица.

– Я делал однажды доспехи для королевы Элеоноры, – мягко сказал он. – Жалоб не поступало. Так что если вам будет угодно снять плащ, миледи, я сниму с вас мерку.

Иден сделала так, как он предложил, в то время как Беренгария покраснела. Мастер Хью сам снимал мерку, используя кусок проволоки для кольчужных колец. Он отметил, что его клиентка великолепно сложена: тело ее было стройным и гибким, плечи достаточно широки для того, чтобы кольчуга хорошо сидела, талия самая тонкая из всех, какие ему доводилось видеть, ноги такие же длинные, как у мужчины, а грудь, хоть и достаточно полная, не испортит очертаний его работы. Он мог бы заинтересоваться, зачем созданию, которое столь явно слеплено по подобию Венеры, атрибуты Марса, но такие вопросы были не для него, скромного Гефеста, он только надеялся, что его доспехи не войдут в моду среди придворных дам с легкой руки королевы Элеоноры. В последнее время у него хватало работы по заказам готовившихся к сражениям мужчин и не было дела до маскирующихся в доспехи дам.

Иден узнала, что вдобавок к длинной, доходившей ей почти до колен кольчуге она должна будет носить ножные латы, называемые шассе, нарукавники для защиты предплечий и специальные латные рукавицы.

– А как насчет шлема, миледи? С золотым ободком или, может быть, даже с плюмажем? Год назад я сделал отличный шлем для самого короля Ричарда с плюмажем и фигурой льва.

Иден поспешно мотнула головой. Она заметила, как вздрогнули губы Беренгарии, и сама не могла удержаться от улыбки.

– Да сохранит Господь короля и приведет его к победе! – негромко сказала она.

– А теперь, – проговорила Беренгария деловым тоном, решив, что переговоры между Иден и оружейником закончены, – сколько вы запросите за свою работу? Мы хотим, чтобы все было сделано за пять дней, – невинно добавила она.

Мастер Хью на минуту задумался, а потом спокойно назвал сумму, которой хватило бы свободному горожанину с семьей в пять человек на год относительно приличного существования. Принцесса спокойно заплатила названную сумму, отсчитав на своем французском языке с наваррским акцентом золотые монеты в протянутую ладонь.

Оружейник, который за время своих странствий не раз слышал такой акцент, но очень редко получал плату вперед за любую работу, начал испытывать подозрение: королевский жест или просто женская глупость? Впрочем, это не имело значения – если будущая королева Англии хочет, не поднимая шума, купить доспехи для дамы своей свиты, то он не такой человек, чтобы распространяться об этом. Он просто низко поклонился, провожая своих посетительниц через задымленную прихожую, и твердо решил самым усердным образом выполнить работу для золотоволосого "странствующего рыцаря". Холодный февральский воздух улицы был так же приятен, как глоток прохладного эля. Осторожно продвигаясь по неустойчивым доскам, две дамы повернулись друг к другу, вполне довольные своей вылазкой, и весело рассмеялись, словно малые дети.

– В самом деле, маленький веселый ад, – хихикнула Беренгария, хватаясь за плащ Иден, чтобы сохранить равновесие. – Но у мастера Хью совсем не дьявольский вид, когда он перестает хмуриться. Я почти выдала нас, когда он заговорил о Ричарде, – так я была горда.

Захваченная волной собственного счастья, принцесса не сразу заметила, что ее подруга неожиданно остановилась и замерла как вкопанная посреди доски, неподвижно глядя перед собой, будто человек, обратившийся в камень.

– Что такое, Иден? – вопросительно прошептала она, поворачивая голову в направлении этого застывшего взгляда. И затем без малейшей тени сомнения она определила, что было не так: после проведенных вместе бессонных ночей, полных слез и откровений, сожалений и обвинений, она сразу поняла, что человек, стоявший перед ними на улице с насупленными бровями и искаженным от ярости лицом, не кто иной, как сэр Хьюго де Малфорс.

– Вот так встреча, миледи! Я искал тебя повсюду. Но, признаюсь, не думал, что тебя следует искать так высоко.

Иден все еще стояла замерев на полдороге: путь ей преграждала угрожающая туша барона. Она не издала ни звука: от внезапности этой встречи у нее сковало горло. На некоторое время она забыла, что находится под защитой правосудия королевы, перед ее мысленным взором вновь возникли эти обжигающие, переполненные сознанием своего торжества глаза, находившиеся так близко от нее и диктовавшие ей свою волю. Доска слегка подрагивала под ее трепещущим телом. Затем она ощутила рядом с собой легчайшее движение и услышала тихий, вежливый голос Беренгарии, обращавшийся к сэру Хьюго.

– Барон, не позволите ли нам пройти? Королева ждет нас, и мы не хотели бы давать повод заподозрить нас в неучтивости.

Сэр Хьюго глумливо смерил взглядом маленькую фигурку.

– Значит, слава обо мне уже достигла двора, леди, – едко сказал он, задетый ее вежливым напоминанием о покровительнице Иден. Затем, позабыв о присутствии принцессы, так, словно она была простым сервом, он повернулся к Иден, и во взгляде его загорелась злоба.

– И это по твоей милости, не правда ли, моя леди из Хоукхеста, я неожиданно оказался лишенным почти всего того, чем владел, отогнанным от ворот по праву принадлежащего мне поместья и выставленным бесчестным негодяем в глазах людей моего круга?

Он шагнул на доску, грубо схватил ее за запястье, выкручивая руку, и злобно шипел ей в лицо:

– Они забрали у меня то, что принадлежит мне, длинноволосый канцлер и старая волчица. Но подумай, миледи, о том времени, когда волчонок станет править, а его мать будет устранена. Тогда наступит мое время, Иден. Ричард обязан мне – и он будет знать, как отплатить за услугу.

Его взгляд побуждал ответить, закричать на него, но слова доходили до нее словно из сновидения, издалека, и сил для ответа уже не было, даже если бы она захотела. Она ощущала где-то внутри боль, когда Хьюго безжалостно заламывал ей руку за спиной, но это было все – слова не доходили до нее.

– Я слышал, ты собираешься в путешествие, леди, на поиски своего муженька-импотента, как любая сука во время течки. Ну что ж, попробуй найти и употребить его, но когда ты вернешься, одна или с ним, знай, я буду ждать, и я по-своему поступлю с тобой и с твоим добром, как я это уже сделал однажды.

– Нет, – отстраненно ответила Иден, в голосе ее по-прежнему не было эмоций. – Этому не бывать.

– Это уж точно! – Негодование превратило Беренгарию в маленькую фурию. Она налетела на громадную фигуру барона, как ласточка на высокую башню. – Отпустите леди! Клянусь Богом, вы заходите слишком далеко! Вы еще недостаточно ощутили королевский гнев? Если вы будете продолжать в том же духе, вы почувствуете его на собственной спине, когда вас отхлещут плетьми!

Яростная сила, с которой ее подруга обрушила на врага свой гнев, вывела Иден из состояния транса. Она тряхнула головой и попыталась выдернуть руку. Наконец, полностью осознав факт ненавистной близости барона, она откинула голову и, набрав полный ротслюны, плюнула в мстительное, злорадное лицо.

Она могла предположить, что произойдет дальше, когда была отброшена назад, к дверям мастерской Хью, но ни она, ни разгневанная принцесса, ни тем более сэр Хьюго не могли ожидать, что в следующее мгновение, когда вихрь в человеческом облике, состоявший из молотящих рук, пинавших его из развевавшегося кожаного плаща, с яростным ревом закрутился вокруг барона, обрушив на него шквал ударов.

Незадачливый влюбленный и утонченный поэт, мастер Жиль продемонстрировал все, чему научился, упражняясь в рукопашном бою на дворцовом ристалище, хотя он не слишком там преуспевал. Но его атака не могла длиться долго. Сэр Хьюго был крупным, могучим мужчиной, ветераном не одной кампании, и нападение зеленого юнца не могло причинить ему серьезного вреда. Однако на стороне Жиля был элемент неожиданности, и он сумел хорошо им воспользоваться, пока могучий удар не отбросил его в грязь. Через секунду Иден уже была рядом с ним, обхватила рукой его голову и вытирала кровь с разбитых, но улыбавшихся губ.

– Наверное, именно так ощущаешь себя на небесах. Вы прекрасны, как сама Святая Дева! – сумел восхищенно произнести он, прежде чем потерял сознание, и счастливая улыбка медленно угасла на окровавленных губах.

Происшедшее окончательно привело Иден в чувство. Она свирепо взглянула на запыхавшегося барона.

– Мальчишки и женщины – вот кто ваши излюбленные противники! – насмешливо выкрикнула она. Она была очень рада увидеть, что кулаки Жиля сделали свое дело – на щеке сэра Хьюго багровела длинная кровоточащая ссадина. Он шагнул вперед, и его рука метнулась к мечу.

– Я намерен наконец воздать тебе по заслугам, леди, – начал он, вытаскивая меч из ножен.

Уверенный голос раздался позади маленькой группы:

– Кажется, что-то неладно? Я слышал шум драки, а этого никогда не случается в вавилонском столпотворении, где мне приходится трудиться!

Хью Оружейник возвышался в дверях, бронзовые руки блестели, в кулаке он все еще сжимал молоток. Сэр Хьюго встретил его спокойный взгляд. Возникла пауза.

– Этому мальчику нужна помощь! – воскликнула Беренгария, указывая на поверженного чемпиона.

Мастер Хью кивнул.

– Он ее получит. Ну а вы, барон, могу я что-нибудь сделать для вас? – Тон его был достаточно любезным, однако некоторые нотки ясно дали де Малфорсу понять, что оружейник – царь и бог в своем маленьком владении и он не допустит дальнейшего нарушения мира.

Меч нырнул обратно в ножны.

– Разумеется. Я шел к тебе отдать в починку разорвавшуюся упряжь, когда на меня набросился этот безумный.

Мастер Хью покачал головой, сочувственно цокая:

– Сейчас на молодежь нет никакой управы. Ему нужно отправиться в Крестовый поход. Это поохладит его пыл. Тем не менее, сэр, вы, похоже, преподали ему урок.

Поскольку ссадина на щеке барона бросалась в глаза не меньше, чем синяки Жиля, последнее замечание было спорным, однако ожидать от юноши заказа в ближайшие несколько лет не приходилось, в то время как барон был отменным покупателем. Улыбаясь, мастер Хью увлек его в глубины своей мастерской.

– Теперь меня мучает вопрос, – заметила Беренгария, с удовлетворением наблюдая, как двое дюжих работников укладывают поверженного Жиля на носилки, – в какой переделке этот громадный, грубый зверь имел неосторожность порвать свою упряжь?

Обе подумали о воинственном управляющем королевы и улыбнулись.

– Жиль совсем мальчик. Кто бы мог подумать, что в нем проснется такой лев? Он хочет отправиться с нами за море. Возьмем его? – Иден чувствовала себя обязанной юноше, который с таким рвением кинулся получать и наносить удары ради нее.

– Наверное, придется, – согласилась Беренгария. – Иначе в один прекрасный день мы наткнемся на него, прячущегося где-нибудь среди припасов, и их может уже не хватить на обратную дорогу.

Глава 3

КОРАБЛЬ НА СИЦИЛИЮ

Март 1191 года

Большая раскрашенная галера разрезала носом серые, негостеприимные воды, напоминая плывущую по волнам празднично расцвеченную шумящую площадь. Моряки и солдаты выстроились в яркие голубые бастионы на носу и корме, шумные мальчишки-оруженосцы устроились рядом с мачтой, под знаменами с леопардами и лилиями и белыми парусами с огромным красным крестом. По всей палубе, словно разноцветные колосья, развевались вымпелы, прикрепленные к древкам копий. Лошади выражали недовольство ситуацией, в которой они оказались, издавая в стойлах жалобное ржание, а когда стихал ветер, жилистые гребцы подбадривали себя гимнами и военными песнями. Гребцы не были сервами, это были свободные люди, добровольно отправившиеся в Крестовый поход и теперь весело выполнявшие свою каторжную работу.

Королева и ее дамы устроили на палубе маленький двор, наполненный трепетом развевавшихся вуалей, смехом и беспрестанной болтовней. Мир медленно качался вверх и вниз, наклонялся то вправо, то влево. Покачивание нравилось Иден – оно расслабляло и успокаивало. Это было похоже на качели, которые сделал ей отец, привязав веревку к толстому суку старой яблони; галера, в которой они плыли, тоже представлялась ей огромными качелями. Иден сделала себе постель из ковров и шкур сбоку от лестницы на носовую палубу, и там, убаюкиваемая равномерным движением, она часто грезила о тех далеких временах, о мягких руках и ласковом смехе своей матери, об отце – гордом, нетерпеливом, подвижном, передвигавшемся в основном верхом, и о Стефане, каким он пришел к ним в первый раз – высокий, стройный, нервный, словно жеребенок. Ночью, в темноте, крепко прижавшись к принцессе, на широкой деревянной кровати, скрипевшей всеми сочленениями, она не предавалась мечтаниям, а засыпала сразу, как ребенок, и просыпалась каждое утро со все возраставшим ощущением неотвратимости судьбы. Она была счастливой и уверенной, надежда окрыляла ее. Беренгария, увы, не могла так же наслаждаться путешествием. Почти сразу после того, как любимые белые утесы стали отдаляться и корабль отправился в плавание, морок и дурнота морской болезни навалились на нее и держали в цепком плену на протяжении всего путешествия. Иден была полна сочувствия; когда она ухаживала за принцессой, осторожно убирая слипшиеся от пота черные волосы с горячего лба, она думала про себя, что хуже тошноты может быть разве что зубная боль.

Только после трех кошмарных недель галера медленно вошла в воды Средиземного моря. Трюм, полностью загруженный королевским скарбом: мешками с провизией, бочками с вином и водой, сундуками с одеждой, казной и оружием, – приобрел кислый запах, уничтожить который было невозможно даже самым тщательным отдраиванием скрипучих просмоленных досок. Королева, как и Иден и большинство других дам, приспособилась ночевать на палубе, хорошенько завернувшись в шкуры и шерстяные ковры. В конце концов даже измученная Беренгария была вынуждена к ним присоединиться. При этом она, к собственному изумлению, не умерла от дискомфорта, но, наоборот, час от часу чувствовала себя все лучше, румянец начал постепенно возвращаться на ее щеки. Тошнота совсем исчезла, и она уже могла съедать небольшие порции свежеприготовленной птицы, захваченной в плавание с этой целью, и запивать их крепким, терпким красным вином, которое было доставлено на борт в большом порту Лиссабона.

И теперь, лежа под черным пологом небес, под незаметно плывущими звездами, две девушки вели между собой тихие беседы; их капюшоны были надвинуты на глаза, дышали они отрывисто и неглубоко, пытаясь перебороть холод. Неподалеку беспокойно ворочалась леди Алис, что-то бормоча и тихонько вскрикивая во сне. Уже, наверное, в сотый раз Беренгария проговорила:

– Если бы я понравилась ему хоть капельку! Я не говорю о любви. Любви ждать не приходится. Но моя жизнь была бы гораздо отраднее, если бы он относился ко мне с симпатией и считал бы меня своим другом.

– Ты слишком скромна и набита глупыми сомнениями, – шепотом ответила Иден, опасаясь разбудить кого-нибудь из дам или, Боже упаси, королеву Элеонору. – Я думаю, он привяжется к тебе, ты так непохожа на него, а ведь, как говорят, противоположные характеры легче сходятся: твоя кротость смягчит его неприступность, его энергия будет черпаться из твоей безмятежности. Вы отлично подойдете друг другу. Я в этом уверена.

Принцессу вполне устраивала такая перспектива.

– А у вас со Стефаном тоже было так? – спросила она нерешительно. – Я убедилась в твоей силе и не могу представить, что он может быть еще более сильным. Но при этом, я знаю, ты не только любишь, но и уважаешь его.

Иден вздохнула. Ее лицо было скрыто капюшоном, но принцесса почувствовала ее улыбку, когда она ответила:

– До некоторой степени – да, мы подходили друг другу, хотя и не так, как, по-моему, подходите друг другу вы с королем. Стефан был умнее меня. Он был замечательным мечтателем, он всегда знал, каким должен быть мир и каким должен быть он сам, или я, или что угодно. Он воспринимал мир так, как учил Христос, и работал на благо мира – не щадя себя. Это нелегкий путь. И этот путь привел его в Иерусалим.

Послышалась ли в ее тихом шепоте легкая горечь? Беренгария не была уверена. Но когда Иден заговорила вновь, от горечи не осталось и следа:

– Я знаю, что он не принял бы Крест, если бы не был абсолютно уверен в правильности своего выбора и не познал бы истинного значения и красоты Креста. Случилось то, что должно было случиться, – закончила она, но на этот раз принцесса отчетливо расслышала сомнение в ее голосе. Стефан желал уйти, захочет ли он вернуться?

– Если Господь хотел, чтобы Стефан отправился в Иерусалим, наверное, он хотел и этой твоей поездки! Ты рассказала мне о случае в часовне Хоукхеста, и я уверена, что все у тебя будет хорошо: ты найдешь Стефана, и он поймет, что ему пора возвращаться.

– Надеюсь! – шепот прозвучал натянуто. – Но что мне делать, если он откажется?

До этой минуты она не позволяла себе усомниться – это могло бы помешать ее поискам. Но теперь, плывя между небом и землей, далеко в Средиземном море, она в первый раз с дрожью ощутила, на что она осмелилась.

– Он не откажется, как же он посмеет? – успокаивающе проговорила Беренгария. – А если он все-таки откажется, я прикажу ему отправиться домой, ведь я его королева!

– Святой Луи! – раздался позади них полный страдания вопль. – Вы хотя бы немного представляете себе, как сейчас поздно! Вы не можете подождать со своими разговорами до утра?

Леди Алис была разбужена их приглушенными голосами. Ее тон недвусмысленно давал понять, что ее терпению пришел конец.

– Извините, – прошептала Беренгария. – Мы были уверены, что разговариваем очень тихо.

– Тихо! Я бы не удивилась, если бы шевалье де ля Фалез собственной персоной уже ожидал бы нас на причале в Мессине – так далеко разносится голос его леди! – Это было непростительно, но к этому привела их неумолчная болтовня.

Иден приподнялась на локте, глядя в темноту.

– Если наши беседы так тревожат вас, леди, представляю, какой мукой было для вас слушать их столь внимательно!

Тяжелый вздох Алис был почти осязаемым:

– Я прислушивалась к ним, леди Иден, не больше, чем к шуму волн или скрипу этой отвратительной лохани. К сожалению, ваши голоса заглушают все эти звуки.

– Мне очень жаль, что мы разбудили вас, леди Алис. Теперь мы будем вести себя тихо, – примирительно сказала Беренгария. – Не правда ли, Иден?

Было ясно, что Иден тоже следует извиниться. Но ей этого не хотелось.

– Разумеется. Что же еще остается. – Это было все, что она сумела из себя выдавить. Ей пришло в голову, что Алис может страдать от задетого самолюбия не меньше, чем от бессонницы. Если бы Иден не удалось найти дорогу к самому сердцу маленького окружения Беренгарии, не лежала бы на ее месте сейчас другая девушка? Не заняла ли она место Алис? Это было маловероятно. Беренгария находилась в Англии еще очень недолго, а леди Алис служила прежде всего королеве. Наконец, Иден с трудом могла себе представить эту гордую голову склонившейся к другой во взаимном обмене сокровенными радостями и печалями.

Она улыбнулась, устраиваясь поудобнее. Она была рада, что пережила момент сомнений относительно Стефана. Это все равно случилось бы. Лучше раньше, чем позже. Она поплотнее закуталась в малахитового цвета плащ и закрыла большие зеленые глаза. Беренгария, поняв, что ее подруга отдыхает, позволила себе погрузиться в собственные, особо интимные мечты – о Ричарде, золотом Львином Сердце, который будет скоро лежать рядом так же близко, а может быть, еще ближе.

И вот наконец путешествие было закончено. Они достигли Мессины. Пространство, ограниченное только синей поверхностью воды, обнаружило на горизонте успокоительные признаки цивилизованной земли. Скалистая береговая линия понижалась к городу, на крышах и башнях которого развевались флаги. Перед ними открылась огромная гавань, которая являла собой зрелище поистине великолепное и в то же время пугающее. Заморские страны не видели ничего подобного: двести военных галер Англии, с Львом и Крестом на раздутых парусах, выплыли встречать старую и молодую королев. Сотни раз сотни ярких вымпелов взмывали вверх, развеваясь на легком ветерке, стены и башни были переполнены народом. Лес приветственно машущих рук, звуки труб, гром литавр, рев и пение десяти тысяч голосов. Королевский корабль медленно и величаво двигался в центре флотилии, так что все могли видеть две стоявшие на носу фигуры в роскошных одеждах: более высокую, в темно-малиновом платье, с вуалью из золотой ткани, увенчанную золотым обручем с огромным рубином, и меньшую, стоявшую рядом, в серебристом одеянии, с черными, как ночь, волосами, покрытыми голубой накидкой, с серебряными украшениями, сверкавшими на плечах и тонкой соблазнительной талии.

Раздался такой крик, какого Беренгарии еще не приходилось слышать. Для армии английского короля, утомленной долгим зимним ожиданием на Сицилии, прибытие королевской невесты оказалось добрым знамением – ведь после того, как Львиное Сердце наконец женится, они должны будут отправиться на континент к Иерусалиму. Для принцессы, тихо покачивавшейся на высоко вознесенном над волнами помосте, общий клич тоже был хорошим знамением – она была рада, что их появление доставило столько искреннего удовольствия людям Ричарда. Она начала улыбаться и махать им рукой, от души наслаждаясь, ведь отвратительное путешествие наконец подошло к концу. Стоявшая неподалеку Иден, в новом платье из янтарно-желтой дамасской парчи, таинственным образом оказавшемся в ее сундуке вместе с украшениями работы мастера Хью и прочими великолепными аксессуарами, с большим трудом сохраняла приличествующую ситуации грациозную и сдержанную осанку. Она знала, что вертеть головой и восхищенно вопить при каждом новом зрелище подобало только простолюдинам, но все вокруг было так необычно и интересно для девушки, которая до сей поры ни разу не путешествовала дальше Винчестера или Кентербери. А теперь она оказалась на Сицилии в компании настоящей и будущей английских королев и в скором времени сможет преклонить колено перед самим королем Ричардом.

Королева Элеонора, не будучи избалованной публичным выражением признательности своих подданных за долгие годы вынужденного затворничества, грациозно склонила голову и отдала четкий полусалют, которому она научилась давным-давно, перед ее первым Крестовым походом с Людовиком-монахом. Она улыбнулась Иден более тепло, чем обычно. Она надеялась, что эта храбрая и стремившаяся к счастью девушка не встретит горя и разочарования в землях, названных Святыми. Хотя несчастья посетили здесь многих, в том числе и саму королеву. Она въехала на коне в эти выжженные земли, гордое и воинственное дитя в серебряных доспехах. Она вернулась домой взрослой женщиной, израненной стрелами судьбы, достаточно сильной, чтобы свергнуть короля Франции и искать супруга по своему выбору, неся в сердце память о многих смертях, в том числе и ее молодого галантного дяди, друга и любовника – князя Антиохийского, который был убит, поскольку не смог прийти к соглашению с неверными. В этих землях на каждом шагу встречались храбрость и трусость, интриги и ложь, усталость и множество болезней – вплоть до душевного изнеможения. Не многим приходилось видеть то, что видели они, большинство их людей были жестоко захвачены в плен. Элеонора, несмотря на быстрый как ртуть ум и бравую наружность, рассталась со своими девичьими грезами под ярким сирийским солнцем, которое она так любила; она не хотела, чтобы с молодой леди Хоукхеста случилось то же самое.

По отношению к Беренгарии она не испытывала подобных опасений. Если эта девушка сумеет перебороть свою чрезмерную застенчивость, – а Ричард вполне мог ей в этом помочь, – она вступит в зрелость с хорошими задатками и сможет должным образом повлиять на ее непокорного сына. Кроме того, что более важно, она даст Англии следующего короля. Это произойдет не скоро, но она, королева, должна будет позаботиться о том, чтобы их венчание состоялось сразу же после того, как закончится Великий пост. Она должна получить соответствующее обещание Ричарда. Он никогда не спешил жениться, желающих разделить с ним постель было предостаточно, об этом ходило много самых непристойных слухов: разве не болтали о его "родственных" отношениях с одним из молодых оруженосцев? Королева не желала ничего знать о подобных вещах, но в силу привычки держала уши открытыми, и ей доводилось слышать такое, о чем она предпочла бы не иметь представления. Но она не беспокоилась о женитьбе – она получит обязательство, а Ричард, при всех его пороках, всегда держал свое слово.

Неожиданный восторженный крик Иден прервал ее размышления.

– Мадам! Наверняка это он! Король! О, он весь в золоте и сверкает, как солнце! Его голова словно искрится в ореоле лучей! И такой высокий – я не думала, что человек может быть таким высоким! Только подумай, Беренгария, вот он, твой будущий муж!

В ответ на эти вопли принцесса сделалась тихой, как мышка. Ее спокойное лицо слегка побледнело, но она высоко держала голову и неотрывно смотрела туда, куда указывала Иден.

Ричард Львиное Сердце стоял на краю пристани, приветствуя свою возлюбленную мать и свою невесту. Он действительно был высок ростом, его голова возвышалась над окружающими, широкие плечи облегал золотой плащ с вышитыми пурпурными звездами и лазурными рычащими леопардами. Он стоял совершенно неподвижно, а людская толпа вокруг волновалась и рукоплескала. Но когда крепкий корабль ударился о пристань и их долгое путешествие было наконец окончено, они увидели, что лицо его мокро от слез. Слезы струились по бронзовым скулам, когда король, не в силах дождаться их высадки на берег, взбежал по поспешно брошенным сходням и заключил королеву Элеонору в объятия.

– Ma belle mere![2] Сколько времени прошло! – Он держал ее на вытянутых руках, вглядываясь в знакомые черты. – Ты прекрасно выглядишь. Тебе меньше лет, чем мне.

Королева критически оглядывала его – сыну шел тридцать третий год, он был в расцвете своих сил. Он жил без оглядки и не сожалел об этом.

– Я, – мягко заметила мать, – провела последние шестнадцать лет очень спокойно, и годы не оставили на мне следов. Жизнь проходила словно в долгом сне, в некотором смысле это походило на смерть – если представить небеса как место, где читаешь много книг, немного музицируешь и обращаешь особое внимание на список вещей, полученных из прачечной.

Ричард посмотрел так, словно через секунду он опять расплачется, потом неожиданно расхохотался, обхватил элегантную фигуру и закружил ее в объятиях.

– Это ты так говоришь! Но весь мир знает, как ты манипулировала за спиной моего отца. Клянусь, именно ты уложила в могилу старого дьявола! Иначе это сделал бы я!