Текст книги "Ее крестовый поход"

Автор книги: Аннетт Мотли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц)

– Но Конрад... ваша жена... – осмелилась напомнить она.

– А, тиран Тира! – хихикнул он, вино уже слегка ударило ему в голову. – Конрад добился успеха, и этот успех явно избаловал его. Он показал себя достойным командиром, я не могу этого отрицать. А людей, которые думают, что в Иерусалиме не хватает достойного предводителя, – их очень много. Ги... он... ну, вам стоит только посмотреть на него. Он даже не хотел становиться королем. Трон он получил через свою жену, Сибиллу. И когда он не захотел править, нашлось немало людей, которые также не хотели этого. Все они – первые лица христианских королевств; некоторые даже упрашивали меня занять трон!

– Вас? – В настоящий момент Хамфри казался Иден не более подходящим правителем, чем Ги, которого она уже успела оценить как человека слабовольного и лишенного наружного блеска.

– Ги женился на Сибилле. Я – на Изабелле, – просто сказал он. – Сестры! Притязания Изабеллы и недостаточная дееспособность Ги делали его свержение и передачу трона в мои руки практически беспроигрышным предприятием, однако я тоже не хотел становиться королем. – Он снова выпил.

– Но я пока... не представляю себе, как... – Его горе все еще было сокрыто от ее понимания.

Он жестом остановил ее:

– Подождите. Это очень просто. Сибилла умерла и с ней две ее дочери. Эпидемия.

– Мне очень жаль. Как это ужасно... для Ги.

Хамфри торжественно кивнул. Сейчас он так близко к своему горю, что был способен на дружеское сочувствие своему королю, к которому никогда не испытывал ни привязанности, ни уважения.

– Итак, – продолжал он, раздельно и отчетливо выговаривая слова, – единственной реальной претенденткой на трон Иерусалима осталась Изабелла, моя жена.

– И они опять попросили вас стать королем, когда смерть Сибиллы унесла с собой притязания Ги?

Он рассмеялся с горькой иронией:

– Нет. "Они" стали уже сводниками Конрада Монферратского. Как он, так и они считали его единственно возможным королем. Они все еще хотят низложить Ги. И, клянусь преисподней, Конрад сможет добиться своего. Особенно теперь, когда он женился на Изабелле.

– Раны Христовы! – Иден наконец все поняла. – Но это же бесчеловечно. Отобрать ее у вас и выдать за него – только для того, чтобы дать ему законное право претендовать на чужой трон!

Он пожал плечами. Его движения, уже не очень уверенные, все еще сохраняли изящество, хотя теперь он больше не напоминал ей Стефана.

– Они и не собирались быть добрыми. Они все обсудили, решили и распустили слухи, что я не способен удовлетворить женщину, а интересуюсь удовольствиями иного рода. И мне, естественно, отнюдь не помог тот факт, что у нас с Изабеллой не было детей.

Он вздохнул и перевел невидящий взгляд печальных глаз куда-то поверх голов веселившихся гуляк. Иден слегка сжала его руку.

– Те, кто знаком с вами, никогда не поверят этому, – твердо сказала она, подумав о Стефане.

Он улыбнулся и пожал в ответ ее руку:

– Вы очень добры.

Иден покачала головой.

– Это не просто обычная доброта. Я чувствую к вам большое расположение еще и потому, что я тоже знаю, что значит потерять любимого человека. Хотя, может быть, в моем случае это еще не окончательно...

– В самом деле? – Устав от собственных забот, он готов был помочь ей в ее проблемах.

Иден в двух словах объяснила причину своего пребывания среди крестоносцев, заключив свой рассказ последним полученным известием о Стефане, который, как ей сообщали, участвовал в осаде Акры в отряде сэра Уолтера Лангфорда.

Реакция Хамфри была мгновенной и действенной. Щелкнув пальцами, он подозвал проходившего слугу и отправил его на другой конец стола, где тот должен был найти некоего Пьера де Сент Омера и попросить его об одолжении составить им компанию, когда появится такая возможность.

– Я знаю, что он друг вашего сэра Уолтера, – объяснил Хамфри, заметно протрезвев. – Их земли в Бретани граничат между собой. Может быть, он сможет сообщить вам что-либо полезное.

Иден чувствовала, как все сильнее сжимается ее сердце за те секунды ожидания, пока слуга передавал послание, а рыцарь пробирался к ним через тесную толпу пирующих.

Это был грузный мужчина лет пятидесяти, с нависшими бровями и невыразимо медлительными движениями и речью.

– Миледи Хоукхест. Милорд Торон. Чем могу служить вам? – учтиво спросил он, сделав безуспешную попытку поклониться.

– Нам очень хотелось бы узнать новости об Уолтере Лангфорде. Муж этой леди находится в числе его рыцарей.

– Увы, бедный Уолтер, – мужчина вздохнул и покачал головой. – Похоже, он скоро уйдет из этой жизни. Он провел разведывательную вылазку в горы – безрассудное предприятие, но теперь вряд ли кто решится порицать его. Отряд попал в засаду и был безжалостно истреблен. Из тридцати человек вернулись только трое, – они и рассказали о случившемся.

Иден коротко вскрикнула:

– Стефан де ля Фалез – он был вместе с ним? Он вернулся?

Дородный рыцарь вновь покачал головой:

– По этому поводу я ничего не могу сказать, миледи. Я помню этого юношу – у него такие светлые волосы, – но я не знаю имен тех рыцарей, что отправились туда, равно как и тех, что вернулись. Кроме самого Уолтера, которого я нашел на попечении госпитальеров. Он был очень серьезно ранен и не мог говорить. Боюсь... – мне очень жаль, миледи.

Лицо Иден смертельно побледнело, в глазах застыла мука. Рыцарь сочувственно склонил голову и удалился.

– Мне тоже чрезвычайно жаль, – мягко проговорил Торон, осторожно поддерживая ее. – Но вы не должны терять надежды. Еще могут открыться тысячи всевозможных обстоятельств. Только надежда может дать вам силы. – Он притронулся к ее подбородку, заставляя взглянуть в его грустные карие глаза. – То, как много дает надежда, можно оценить, только когда наверняка знаешь, что она безвозвратно потеряна для тебя.

Она коротко кивнула. Затем с теплотой и благодарностью дотронулась до его волос и, поднявшись с места, молча вышла из зала.

Почти не осознавая, куда она направляется, Иден пробежала через переднюю, где довольные стражники вкушали свою долю пиршественных яств, и оказалась в коридоре, ведущем к винтовой лестнице. Она быстро закружилась по ней, не чувствуя под собой ступенек, и только потом, упав на подоконник пробитой в стене амбразуры, задыхаясь и плача, она поняла, что прибежала в свою бывшую тюрьму, теперь любимую светлицу придворных дам.

Поначалу она дала волю слезам, рыдания сотрясали ее тело почти так же немилосердно, как однажды ночью это делал бушевавший океан. Но довольно быстро она взяла себя в руки. Плач был поблажкой, которая не могла принести никакой пользы ни ей, ни Стефану, если он еще жив. Она знала, что печальный и обесчещенный лорд Торон был прав: в ее сердце должно быть место только для надежды, но не для жалости к себе.

Она посмотрела наружу сквозь знакомые створки. Королевские галеры все еще покачивались на волнах, укрывшись в гавани, где теперь к ним прибавилось еще не менее сотни судов. Другие корабли пришли днем. Военный флот Ричарда быстро рос. Если бы можно было поднять якоря и отплыть тотчас же, сегодня! Нетерпение, которое она привыкла постоянно сдерживать, как натренированная гончая, так натягивало ее нервы, что вскоре их разрыв стал почти реальной угрозой для ее рассудка и будущего. Она вонзила ногти в каменный подоконник, как будто пытаясь пробить себе дорогу сквозь бесчувственную скалу. Несколько ногтей сломалось, и боль привела ее в чувство. Она глубоко вздохнула и постаралась расслабиться, презирая себя за потерю самообладания.

Неожиданно она почувствовала, что смертельно устала, что все ее душевные силы на исходе. Огромная кровать Исаака все еще находилась в комнате и была придвинута к стене вместо дивана для дневного отдыха дам из свиты королевы. Она была завалена длинными полотнищами и небольшими лоскутами шелка и бархата, остатками разграбленной обстановки замка. Зевая, она благодарно улеглась посередине, и вскоре яркие цвета разложенных вокруг тканей смешались в ее тревожных и неуловимых сновидениях.

Дородный рыцарь, державший в руках остатки мяса, указывал в туманную даль, где спиной к ней стоял более молодой рыцарь высокого роста. Она знала, что это Стефан. Она двигалась к нему, словно плывя через грязное болото, которое стремилось ее засосать, – так жутко движешься только во сне. Наконец рыцарь обернулся. У него было лицо Хамфри Торонского. Она в бешенстве проснулась. Или, может быть, ее разбудил звук шагов на лестнице? Но кто бы это мог быть? Может быть, Матильда, чьи завидущие глаза могли переоценить объем собственного желудка?

Но занавес на двери был отдернут рукой, отнюдь не принадлежавшей какой-либо леди. Это был сэр де Жарнак, празднично разодетый в черное с серебром, его лицо выражало вежливую озабоченность. У Иден вырвался звук, похожий на рычание.

Не смущенный таким приемом, де Жарнак внимательно ее рассматривал. Во время этого приятного процесса он убедился, что, хотя она и плакала, теперь все осталось позади, сон освежил ее и вернул ей прежнюю решимость.

– Я видел, как вы ушли. Вы, кажется, были чем-то потрясены. – Его язык чуть-чуть заплетался. Де Жарнак, которого так превозносил его лейтенант за способность перепить кого угодно, сегодня сам недооценил крепость вина. Иден, чьи заспанные и опухшие от слез глаза еще не очень хорошо видели, не сразу поняла это. Она смотрела на него, смущенная и безмолвная.

Приняв элегантную позу, он облокотился на боковину двери. Еще совсем недавно что-то побудило его прийти сюда, но теперь он не мог понять, почему он так поступил.

– Я волновался за вас, – медленно проговорил он. Глаза его сверкали, как у кота. – Я боялся, как бы вы не вылетели в окошко и не подкупили кого-нибудь из морских волков короля, предложив ему отплыть вместе с вами в Акру. Ведь вы получили весточку о муже, не так ли? – Непринужденность его тона была невыносимой. Она пожирала его глазами. Сейчас она ненавидела его всей душой. И он должен был чувствовать это.

– Я однажды предложил вам помощь, – вновь заговорил он, добродушная улыбка слетела с его лица. – Предлагаю ее еще раз. В самом деле, ваше счастье весьма заботит меня.

– Идите к дьяволу с вашей заботой, – процедила она сквозь зубы. – Мне не нужно ваше участие. Если вы знаете, что я получила новости, то, верно, вам известно, какие именно. Будьте же милосердны и оставьте меня в покое.

Ее последняя реплика прозвучала так, будто она сдалась. Ей нельзя сдаваться, нельзя думать об этом. Ему не удастся увидеть ее слезы.

Он криво улыбнулся:

– Боюсь, я не смогу этого сделать. Видите ли, Ричард, наш король, будучи сам примерным супругом... так вот, Ричард полагает, что я должен присмотреть за вами. Он особенно просил меня предупредить любые... эксцентричные действия с вашей стороны. Да и королева тоже думает, что о вас следует позаботиться.

Она ответила на его мягкую улыбку взглядом, полным неприкрытой ненависти. Он заметил швейные ножницы, лежавшие недалеко от ее руки, и прикинул ее шансы попасть в движущуюся цель. Иден глубоко вздохнула и поднесла кулаки к заплаканному лицу. Она почувствовала, что покраснела и что ее волосы, празднично завитые в колечки, распустились, придавая ей неопрятный вид. Де Жарнак, со своей стороны, выглядел так, как будто он никогда не сталкивался с жизненной неразберихой и не выходил за пределы королевской приемной в Винчестере.

– Пожалуйста, уходите, – произнесла она, сдерживая ярость.

Он небрежно шагнул вперед и остановился, глядя на нее сверху вниз. Иден начала чувствовать себя неуютно. Почему он так пялится на нее? Решив, что ей лучше постараться продолжить беседу, Иден спросила насколько могла безразлично:

– Раз уж вы не делаете то, о чем я вас прошу, может быть, соблаговолите рассказать мне что-нибудь о вчерашнем совете королей? Разговор с сэром Хамфри не касался этой темы, а мне хотелось бы узнать, что привело всех этих благородных принцев в наш лагерь. – Ей показалось, что он порядком ошеломлен этим вопросом. – И, – добавила она, пытаясь выяснить главное, – не означает ли их прибытие, что мы скоро покинем Кипр?

Он кивнул, ее любопытство действовало отрезвляюще.

– Ги Иерусалимский приехал просить Ричарда о помощи против Конрада Монферрата. Филипп Август объединился с маркизом, и это значительно усиливало позицию Конрада в борьбе за трон. Если Ричард возьмет сторону Ги, он получит помощь в завоевании Кипра, которое в таком случае будет весьма быстрым. Неплохая сделка. Ричард принял ее. Ему нужен Кипр. Кроме того, он не меньше вас хочет увидеть стены Акры. Так что вы можете благосклонно смотреть на Ги де Лузиньяна. Если не на меня, – закончил он, ухмыляясь.

– Могу ли? – Взгляд ее выразил презрение. – Даже лорд Торон высказал мнение, что Конрад, возможно, более подходящий человек. А ведь тот забрал у него жену.

Тристан вздохнул. Как же сильно нуждался злополучный Ги в помощи Ричарда! Львиное Сердце мог существенно посодействовать его слабеющему делу.

– Может быть, и так. Возможно, в этом даже есть смысл. Но пока время не пришло, мы будем на стороне Ги, поскольку мы люди Ричарда. И спаси нас Господь, в конечном счете все мы – Монферрат, Лузиньян, Плантагенет и Капет – присягали одному и тому же Кресту и конец у всех будет один. – В его голосе послышалась горячность, которая была ему раньше несвойственна.

– Как это должно радовать сарацин, – пробормотала она, заметив, что несколько растрепанных прядей явно портят его безупречную внешность, а лоб под ними значительно краснее, чем всегда, и, уж конечно, не по вине лихорадки.

– Саладин? – удивленно пробурчал он, заметив, что лицо ее смягчилось. – Конечно, он обращает это себе во благо, как же иначе? Человек столь топкого ума испытывает боль, безучастно наблюдая за постыдными играми недостойных врагов.

Проклятый Саладин! Ее глаза снова воспламенились презрением.

– Вы, похоже, испытываете очень сильное восхищение перед бичом всего христианского мира, – сказала она с вызовом. Сейчас он подошел совсем близко, и она уже не знала, что произойдет дальше.

– Нет. Но перед Саладином – да, испытываю, – мягко ответил он, предоставляя ей самой делать выводы. Весь мир для него сосредоточился в ее ясноглазом, недоверчивом маленьком лице, и теперь он не хотел больше ни говорить, ни слушать. На самом же деле он хотел... Тристан рассмеялся, поняв, чего он хочет. Он нагнулся и притянул ее к себе. Это вышло само собой, и, целуя ее, он ощущал какое-то бесовское наслаждение. Это походило одновременно на жажду и на ее утоление. Мгновение ее губы были мягкими, приоткрытыми, он чувствовал также упругую мягкость ее груди, тесно прижатой к нему. Затем в голове у него зазвенело от полученной звонкой пощечины.

– Господи Боже, сэр Тристан! Вы что, с ума сошли?

Она стала бледной как смерть – оставалось надеяться, что она не лишится чувств. Он потер щеку, ни сколько не огорченный.

– Нет, не сошел, миледи. Возможно, я выпил немного лишнего. – Он чарующе улыбнулся. – По крайней мере, вы можете так думать, если вам нужно подходящее оправдание...

– Я? – От негодования она резко возвысила голос, глаза вновь метнули искры. – Зачем мне искать оправдание?

Он перехватил ее взгляд, прежде чем брань успела слететь с ее губ, и она медленно, дюйм за дюймом, опустила глаза. Он знал, что, хотелось ей этого или нет, она тоже будет помнить это сладкое соприкосновение их приоткрытых уст... Он подарил ей улыбку, от которой леди Алис впала бы в полуобморочное состояние, и резко повернулся, чтобы уйти. Серебристый плащ, сверкнув, взвился за его плечами.

Она бросила на него убийственный взгляд, запоздало схватившись за ножницы. Наконец она обрела голос.

– Почему? – выкрикнула она.

– Почему бы и нет? – донесся беспечный ответ через бархатные занавеси, и он, смеясь, застучал каблуками по ступенькам винтовой лестницы.

Свадьба получилась веселой. Тристан пожелал королю побольше радостей с его маленькой темнокрылой пташкой. Он совсем не был уверен, что хочет пожелать того же Стефану де ля Фалез и этой свободолюбивой соколице с яростными очами.

В башне Иден поднялась с измятой постели и запустила пальцы в паутину спутанных волос. Она никак не могла привести в порядок переполнявшие ее горестные мысли и чувства. Одно воспоминание свербило в ее мозгу и не давало покоя... В прошлый раз на пиру, когда сэр Джон де Валфран был сражен вином, а она через некоторое время очутилась в своей постели... Потом, когда она проснулась, в ее комнате ощущался аромат сандалового дерева. Такой же, как и сейчас.

Запах был легким, сладким, волнующим... таким же, как его губы. С проклятием, которое смутило бы даже самого пьяного рыцаря из сидевших в зале, она схватила ни в чем не повинные ножницы и метнула их в сводчатый проход. Тристан в это время достиг подножия лестницы, его голова продолжала кружиться, Хотя ноги уже остановились. Он тряхнул головой и сразу почувствовал облегчение. Его состояние вызывало недоумение – никогда прежде вино не оказывало на него такого действия. В своей жизни он выиграл не одно состязание с теми, кто считал себя непревзойденными выпивохами, так что их уносили в постель прямо из-за стола. Иногда эта его способность приходилась очень кстати с чересчур жеманными леди, правда, в таких случаях он и сам покидал застолье. Конечно, все они были охочи до удовольствий, хотя многие из них спрыгивали с ветвей весьма древних фамильных древ. Но восхитительная леди Хоукхест, которую он, кажется, только что целовал, была, увы, не из таких. Она имела цель и посвятила себя поиску. Для него это было слишком утомительно. Однако он был рад, что поцеловал ее. Это было весьма приятно.

Он осторожно дотронулся до щеки – она горела. Улыбка тронула его губы. Она отпустила ему затрещину не хуже, чем разгневанная жена. Неожиданно его посетило воспоминание о сэре Хьюго де Малфорсе, и все его самодовольство слетело, как сорванный ветром плащ. О Боже! Неудивительно, что она так мгновенно ударила его! Но все же он не хотел сожалеть о том, что произошло, – он просто не мог раскаяться в содеянном.

– Как, сэр Тристан! Что вы здесь делаете? Надеюсь, с вами все благополучно?

Он моргнул и сосредоточенно прищурился.

– Леди Алис! Все благополучно, благодарю вас. Возможно, вино понравилось мне больше, – чем ему понравился мой желудок: оно немилосердно ударило мне в голову. – Он улыбнулся обезоруживающей улыбкой, которая не раз пробуждала столько надежд в дамских сердцах. Впрочем, эти надежды быстро угасали, когда огорченные леди понимали, что, кроме улыбки, им ждать нечего.

Как и все остальные – от короля до кухонной прислуги – Алис выпила сегодня больше обычного. Ее бледное лицо пылало; спокойные, как море в штиль, глаза были необычайно взволнованными; розовый ротик приоткрыт. Она направилась в светлицу, чтобы лечь, устав от попыток Уилла Баррета завести с ней разговор, который она была не в состоянии поддерживать.

– Может быть, немного свежего воздуха? – предложила она. За лестницей находилась дверь. – Мы могли бы прогуляться. Сейчас довольно прохладно... – Она так искала его компании. Теперь она поражалась, как могла осмелиться на такое, – очевидно, этому способствовало выпитое вино.

Тристан развеселился. Ледяная леди Алис предлагает прогуляться. Он догадывался о ее интересе, скрытом за холодным, отчужденным выражением лица во время их встреч за обеденным столом. Он уже привык к тому, что в таких случаях приходилось быть ее кавалером. Возможно, его хотят женить на ней. Она была богатой наследницей, ее земли были почти столь же обширны, как его, род был весьма знатным. Конечно, она была подходящей парой. А он должен жениться, рано или поздно. Если ему дадут время, он сам придет к этому, как и любой разумный человек. Но сейчас он все еще не мог забыть Клейр и то, как она умерла... и не мог пока думать о другой женщине. Даже для блага Жарнака.

Так что он улыбнулся леди Алис с уничтожающей любезностью и покачал головой.

– Благодарю вас, миледи, – нет. У меня есть еще дела с моими людьми... – Он чрезвычайно галантно поклонился и углубился в суету смеха и музыки, все еще заполняющую зал.

Алис закусила губу, чтобы сдержать слезы, и прислонилась горячим челом к холодной каменной стене. Никогда раньше она не хотела мужчину. Но все остальное, что она хотела, она всегда получала. Она была богатой и прекрасной, и ее отец пользовался большим влиянием среди равных ему. Она резко выпрямилась. Времени еще вполне достаточно. Крестовый поход пока что не начался. Она подобрала волочившиеся по полу юбки и стала подниматься по лестнице. И тут ей пришло в голову, что Тристан, скорее всего, спустился тем же путем. Она застала его у подножья лестницы. Она ускорила шаг, сердце неожиданно упало. Прямо на пороге светлицы лежали швейные ножницы. Она машинально подняла их.

В полутемной комнате на краю постели сидела окруженная шелками Иден из Хоукхеста. На ее лице застыло выражение, которое Алис не смогла бы объяснить. Правда, оно немедленно исчезло, и они поговорили, как всегда, мягко и учтиво. Они обсудили качество вина, удачно прошедшую свадьбу и счастливую долю Беренгарии. Никаких разногласий не возникло. Для этого не было причин. Но за разговором обе ощущали легкий запах каких-то неизвестных духов.

Глава 7

ОТКРЫТОЕ МОРЕ

Покорение Кипра заняло так мало времени, что лучшего Иден и желать не могла. Остров представлял собой гористую, окруженную морем крепость. Сухопутной армии помогали горы, а флоту – сарацины. Завоевать его было нелегко, но Ричард и Ги де Лузиньян управились всего за три недели. Император, окруженный в своей северной крепости Кантара, оказался в безвыходном положении, и его люди признали Львиное Сердце суверенным владыкой. Громадная волна счастья и надежды прокатилась по всей армии крестоносцев. Кипр перешел к ним. Теперь можно было свободно отправляться дальше.

Единственным человеком, не желавшим садиться на корабль, оказалась королева. Король уже отплыл из Фамагусты, где он провел смотр своих войск, а Беренгария и ее свита должны были отплыть из Лимассола. Один раз им уже довелось разлучиться. Она не могла без страха восстановить в памяти ужасную цепь событий, последовавших за этой разлукой. Тщетно уверяли ее, что море так же спокойно, как вода в детском тазу, а Кипр располагается так близко к Палестине, что человек, стоящий на самой высокой горе в районе Ставровуни, может разглядеть на горизонте поросшее кедрами побережье Ливана.

Наконец, по велению долга, она решилась подняться на борт, крепко держа Иден за руку, чтобы придать себе храбрости, и молясь в душе, чтобы следующая встреча с мужем состоялась не на небесах.

Галера низко сидела в зелено-голубой воде. Покорение Кипра принесло богатый урожай военной добычи, и судно было нагружено трофеями до предела своей вместимости. Опустошение Мессины было детской забавой по сравнению с тем, что они получили теперь. Исаак Комнин был куда более умелым и энергичным грабителем, чем Танкред Сицилийский или Джоанна Плантагенет в соответствующем настроении. Так что королева и каждая из сопровождавших ее леди получили солидную часть добычи, которая многократно превышала то, что забрал перед этим океан или солдатня Исаака.

Теперь, если потребуется, можно было заплатить за Стефана достаточно большой выкуп. В дополнение к тому, что Ричард мог забрать с собой, он обложил все население Кипра налогом в размере пятидесяти процентов их имущества. И уж совсем добил их, потребовав, чтобы мужчины сбрили свои длинные бороды как нечто совершенно не соответствующее их приверженности свободолюбивым идеалам. Что касается прежнего императора, то его местом пребывания отныне стала мрачная крепость Маркуаб, недалеко от Тира, принадлежавшая храмовникам. Его маленькая дочь, которая, в силу возраста, еще не была испорчена растленным влиянием своего отца, оказалась в свите Джоанны, где она училась вести себя как настоящая анжуйка, дабы оказать честь своему завоевателю. "Не Львиное Сердце, а Львиная Доля!" – не раз говаривал король Англии, оглядываясь на удалявшуюся береговую линию. Он не забыл ничего, даже Фовеля.

Вопреки ожиданиям Беренгарии путешествие прошло спокойно, без каких-либо происшествий. Отплывшие из Лимассола галеры, идя при попутном ветре, быстро догнали корабли, вышедшие из Фамагусты, и весь могучий флот появился у берегов Сирии вечером шестого июля.

Первая высадка на берег состоялась у города Тир – твердыни доблестного маркиза Монферрата. Отряд вооруженных людей был послан вместе с высокопоставленным пленником в крепость Маркуаб, располагавшуюся в горах на расстоянии двадцати миль, а сам Ричард подступил к воротам города, странно безмолвного за неприступными стенами.

К великому неудовольствию королевы, ее галера не была вытащена на берег, а бросила якорь на расстоянии птичьего полета от побережья, так что первое впечатление от долгожданной Святой Земли и развернувшихся там военных действий ограничивалось зрелищем сотен огней, которые свидетельствовали о том, что королевская армия движется к воротам Тира. Еще одна маленькая цепочка огней, из-за расстояния казавшаяся не больше пламени свечки, двигалась по равнине в сторону гор, очертания которых зловеще чернели на фоне более – светлого неба. Воздух был теплым и душным даже в открытом море, и женщины заполнили палубу, жалуясь на бессонницу, которая была следствием нетерпения и внутреннего напряжения. Тревожное ожидание под бархатным пологом ночи заставляло трепетать каждый нерв.

Королева не отрывала глаз от огней на берегу, определив тот факел, который, по ее мнению, должен был нести Ричард в авангарде своего войска.

– Смотри, он возвышается над другими. Это может быть только факел короля!

Где-то поблизости от короля должен был находиться и Тристан де Жарнак. Мысль пришла незваной, и Иден немедленно отослала ее обратно во тьму. Она улыбнулась.

– Он делает тебя счастливой, твой король? – Это было единственное, что она позволила себе спросить о том, как им понравилось быть вместе.

Беренгария ухватилась за руку, которой Иден опиралась о поручни:

– Очень счастливой. Я и понятия не имела, то есть, я имею в виду, что никто не говорил мне, что это будет так...

Иден одобрительно кивнула и ответила легким пожатием.

– Хорошо, когда столь приятные впечатления от брачной ночи удается сохранить в памяти. – Она сильнее стиснула поручни. – Это как талисман на будущее. – Талисман против беззаботных поцелуев и избытка вина... и незваных тяжких дум одинокими вечерами.

Беренгария была неприятно удивлена легким холодком, которым повеяло от слов Иден.

– Что ты подразумеваешь? Уж не предчувствуешь ли ты какое-то зло, ожидающее нас с Ричардом?

– О нет! – Иден быстро повернулась, чтобы развеять ее тревогу. – Я подумала совсем не о вас. Прости меня. Не знаю, почему я так заговорила. Просто какое-то временное помрачение рассудка. Умоляю тебя, не думай об этом.

– Наверное, ты хотела сказать, что память о счастливых часах поможет нам не падать духом, когда наступят более мрачные времена, – мягко заметила королева. – Именно так должно быть. Нельзя сожалеть о минувшем, следует радоваться тому, что счастье не прошло мимо нас.

Что же это было? Она не могла объяснить. Какое-то инстинктивное предчувствие беды, которая подстерегала ее в теплом мраке сирийской ночи. Предвидение несчастья, но для кого? Для нее самой, для королевы или для всей Англии? Она не знала. Теперь это прошло, замершее на мгновение сердце вернулось к своему ритму. Однако тяжелое чувство осталось, и она отвернулась от темного берега с двигавшимися по нему живыми свечами. Сейчас они пели, как часто бывало на марше. Это была столь любимая ими баллада Гайо де Дижона об одиночестве женщины, чей возлюбленный отправляется в Крестовый поход и оставляет свою рубашку, чтобы она могла прижать ее к себе ночью, когда плачет об ушедшем, ждать которого придется очень долго.

Приглушенные расстоянием слова песни проникали в, самое сердце Иден, и ей пришлось напрячь слух, чтобы получше разобрать их.

"De ce sui molt decüe

Quant ne fui du convoir" ("Что печалит меня больше всего, так это то, что я не ухожу вместе с ним".)

Она задумчиво глядела на море, чуть запрокинув голову. Тогда она не ушла вместе с ним, но потом отправилась на его поиски и теперь, слава Богу, была близко к цели своего путешествия.

Утром леди были разбужены знакомыми уже звуками, сопровождавшими подготовку галеры к отплытию. Им предстояло отправиться к Акре, и дойти туда они должны были к полудню. Когда они уже были готовы пуститься в плавание, совсем рядом с их судном прошел флагман королевской флотилии. После обмена восторженными приветствиями дамы узнали, что войску Ричарда вчера пришлось расположиться на ночлег перед воротами Тира, завернувшись в собственные плащи. Преданный Конраду Монферрату гарнизон города получил приказ не впускать никого, даже короля Англии.

Если сын вспыльчивого Генриха Плантагенета до последнего времени еще колебался, кого выбрать в союзники в предстоящей борьбе за Иерусалим – Конрада Монферрата или Ги де Лузиньяна, – то теперь последние сомнения рассеялись.

Мрачный настрой Ричарда повлиял на характер его приветствия жене. Та чуть было не удостоилась присутствовать при проявлении присущей Плантагенетам ярости, известной как анжуйский недуг, если бы одно необычайное событие не отвлекло всех на время от героя Тира.

Флагманский корабль, плывя ближе к берегу, защищал галеру королевы с одной стороны, а с другой охрану осуществляла реквизированная на Кипре быстроходная бирема, где находился Тристан де Жарнак. Три корабля легко опередили тяжело нагруженные транспортные суда, шедшие под конвоем боевых галер и английских галеасов старой постройки, на борту которых находились лошади и военное снаряжение. Сильный порывистый ветер нес корабли вперед, так что гребцы пока не принимались за работу, и вдруг ветер прекратился, когда до цели осталось совсем немного. Была уже видна Акра, стоявшая на высоком холме гордой, неприступной твердыней, поднимающейся над лазурными водами и ярко-желтой линией берега.

Иден смотрела на город и думала об Элеоноре. "Синее и золотое – тебе это очень понравится". Вдруг прямо по курсу они заметили большой корабль, идущий под французским флагом. Судно явно торопилось укрыться в порту, и, несмотря на существующее мирное соглашение между Францией и Англией, не заметно было попыток приветствовать королевские галеры.

На палубе "Sainte Cecile" Тристан де Жарнак прищурился от бившего в глаза солнца. С каждым часом становилось все жарче, и ему пришлось снять плащ и закатать рукава камзола. Неожиданно нахмурившись, он потребовал кольчугу и меч.